Текст книги "Шикарная женщина бьет тревогу"
Автор книги: Татьяна Крузе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– Ни один! – накинулась на меня Алекс. – Ни один не знает о нем!
Я замахала руками:
– Ну, ладно, ладно. Не так фортиссимо, пожалуйста.
– К счастью, снимок потрафил как раз ко дню рождения шефа, – Алекс перешла на шепот. – И он посчитал это удачной шуткой. На вечеринке после рабочего дня устроили даже викторину: отгадай, кто на фото! Больше всего очков набрала наша неисправимая неряха Хельга. Ноздря к ноздре с ней шла главная бухгалтерша. На меня не подумал никто.
Алекс хотела махнуть кельнеру, чтобы он принес еще бутылку пива, но тот все еще торчал на Кальверштрассе, мертвой хваткой держа Драную кошку, которая отбивалась от двух призванных на помощь патрульных полицейских женского пола, пинаясь своими пятнистыми лодочками от «Маноло-Бланик» и размахивая пакетом от «Хатров». Наконец появились и японцы, но не в «Фай суши», а перед ним, в экстазе наставив камеры на уличную битву. Что значат Нойшванштайн, Лорелея и Старый город в Хайдельберге по сравнению с дамскими боями в Штутгарте?! Ничего!
Алекс просто подхватила еще на три четверти не опустошенную бутылку, которую оставила после себя Драная киска. На этот раз тратить время на стакан она не стала.
Я взяла с транспортера две тарелочки с зеленым ободком, если верить меню, фирменное блюдо заведения. Моллюски на рисе? Пресноводный угорь на рисе? Грозящая летальным исходом рыба фугу на рисе? А, какая разница!
– Я больше этого не выдержу! – с трудом перевела дыхание Алекс.
– А тебе и не придется, – успокоила я ее. – Свеженький «С-Трип» со среды в продаже. Думаю, к концу недели я получу первые послания.
– Правда?
Алекс посмотрела на меня так, словно я пообещала ей быстрорастворимое просветление и одновременно легкодоступный вход в нирвану.
– Правда.
Послания посыплются «эн массе»[50]50
en masse (франц.) – во множестве.
[Закрыть], и мне останется только выискать среди них пошлого мошенника. С тех пор как я пару лет назад раскрыла первое преступление, глубоко в душе я знала, что у меня к этому способностей больше, чем у всех вместе взятых зануд, которых производил мой род с тысяча шестьсот восемнадцатого года. И этот талант нельзя зарывать в землю – это дар природы, которая возводит меня в ранг орудия кармической справедливости.
Раскрытие преступлений – это мое богиней данное призвание! И меня от него не удержат никакие ничтожные препятствия вроде категорического запрета моего жениха совать сюда свой нос!
7
Купить собаку в мешке. Древняя, позже искаженная поговорка
Как я воспитываю лучшего друга женщины
Урок 7. Перевозка собаки
У многих собак перевозка в автомобиле вызывает тошноту. Но ваш маленький любимец непременно освоится с таким видом передвижения.
Вначале берите его с собой лишь на короткие расстояния, чтобы он привык и к машине, и к дорожному шуму. Перед поездкой не кормите его, иначе, чего доброго, от морской болезни его стошнит. Для подстраховки подложите под него старые газеты или полотенца. Никогда не оставляйте малыша одного надолго в машине, иначе он прогрызет вам все сиденья или получит тепловой удар. А если перед началом путешествия вы будете приманивать его в салон авто лакомством, вскоре он уже сам будет радоваться таким выездам!
Но осторожно: некоторые собаки так влюбляются в поездки на автомобиле, что потом их оттуда и калачом не выманишь…
Мы с Урсом заключили нечто вроде перемирия. Повод был: Урс отбывал со своим шефом и другом Саймоном на продленные выходные – то есть с пятницы по понедельник – в горы, где уже выпал довольно обильный снег, а я оставалась дома в уже промокшем, но все еще теплом Штутгарте, чтобы скучать по нему. Страшно скучать. Не только по лакомым готовым пиццам, которыми он, несмотря на нашу размолвку, продолжал баловать меня, – нет, и по нему самому.
А меня саму на горнолыжные трассы и калачом не заманишь. Даже несмотря на то, что от моего первого учителя у меня остались самые приятные воспоминания. Его звали Сьёрен, выглядел он как Виго Мортенсен[51]51
Американский актер, ставший знаменитым после мировой премьеры кинотрилогии «Властелин колец» по книге Дж. Р. Р. Толк иена, где он сыграл одну из главных ролей. – Прим. перев.
[Закрыть], а по-немецки говорил как Виви Бах. Вообще-то я тогда никак не рассчитывала на датчанина, ожидала скорее какого-нибудь Тони, Зеппа или Густля – коренного обитателя Альп. Но все они были владельцами ресторанов быстрого питания, где подавали «Оригинальную альпийскую пасту» из микроволновки, которая раньше называлась просто: клецки по-швабски, их лепили вручную. А кроме того, подрабатывали менеджерами в местном объединении индустрии туризма и больше не испытывали нужды обучать неуклюжих горожан азам искусства держаться на двух дощечках.
В наши дни уже никто не катается на простых лыжах, нет, народ нынче стоит на «карвингах», «фриракдерах» или сноубордах, и в сжатые сорок восемь часов уик-энда ищет крутых развлечений. А потеха заключается уже не в обычном горнолыжном катании, а по большей части в полуночных спусках с горы, в хорошем подпитии, среди сотни других набравшихся, причем самый кайф – когда пропашешь на животе в долину по узкой, едва освещенной тропе, по которой, как правило, спускается скот.
Ну, да ладно. Я, кроме всего прочего, на радость местным жителям, при попытках удержаться на двух дощечках при спуске с пологого холмика, проводила опасные и болезненные для моей задницы часы, в то время как пятилетние аборигены, ловко виляя, толпами обгоняли меня.
Нет уж, благодарю покорно!
Итак, я осталась дома. Но не без дела. Этим пятничным утром мне пришел громадный пакет из «С-Трип».
Почтальон, который – спасибо Аполлону с Зевсом! – никогда не отваживался доставить почту в дом или хотя бы до почтового ящика, просто перебрасывал всю корреспонденцию через невысокую электроизгородь в садик. Там ее, как правило, драли на мелкие кусочки Зевс и Аполлон. Или превращал в мокрое месиво осенний ливень. На выбор.
Пакет из «С-Трип» вымок насквозь. И это было огромной удачей, потому что в таком виде его было легко свернуть в трубочку и засунуть за декольте – за миллисекунду до того, как Урс, отправляясь в продленное путешествие, вышел вслед за мной из дому.
– Есть что-нибудь для меня? – на ходу спросил он.
Я покачала головой и на прощание благопристойно поцеловала его в щеку. Мелочь, из-за которой я всегда завидовала старым супружеским парам. До этой недели, которую всю напролет Урс дулся. Его прежние поцелуи, преисполненные любви, уступили место подчеркнуто неприступной мужской щеке, которая отвергала мои скромные поцелуи.
Мы были два упрямых барана.
Но я ни за что не сдамся! Скорее ад замерзнет, чем я уступлю типу, который устраивает женщине психическую пытку ради собственного удовлетворения.
БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ:
Собака, перевозимая на автомобиле, одновременно и проклятье, и благословение.
Едва старенький «сааб-комби» Урса скатился по Шоттштрассе, как я разодрала пакет. На диван высыпалась толстая стопка писем. Тропическая рыбка прижалась носом к стеклу аквариума, а попугайчики, которым по утрам полагался час свободного полета, с воодушевлением и от души накакали на спинку дивана.
Первое письмо было из посреднической конторы по заключению браков Альфонса Пикля, специализирующейся на «особо трудных случаях».
«Вам повезло. Тот, по кому вы тоскуете, тоже тоскует по вам – невзирая на ваши физические недостатки или скромное происхождение», – стояло на ярко-розовом флаерсе[52]52
От англ. flyer – входной билет в клуб на концерт какой-либо группы.
[Закрыть].
Ничего себе с каких это пор, позвольте спросить, я стала «особо трудным случаем»? И смутно припомнила свою формулировку: «не красавица, но единственная в своем роде», однако тут же отбросила эту мысль.
Во второй конверт с шифром была вложена скромная открытка с красной розой и надписью «Всего наилучшего ко дню рождения!». На оборотной стороне зеленым фломастером было выведено: «Fluctuat nee mergitur» Зашифрованный код розенкрейцеров [53]53
Розенкрейцеры – члены тайных (преимущ. религиозно-мистич.) обществ в xvii – xviii вв. в Германии, России, Нидерландах и некоторых других странах. – Прим. перев.
[Закрыть]? Письмо не по адресу?
Розыгрыш, который позволила себе Алекс? Нет, эта открытка тоже пойдет в шредер, который стоит в моем кабинете.
А вот следующий конверт наконец-то дал первый обнадеживающий результат:
«Привет, Незнакомка!
Мне понравилось ваше объявление.
Мне 62, бывший учитель истории (переквалифицировавшийся в чиновника), в отставке ранее положенного срока.
Мои предпочтения: путешествия, классическая музыка, сочинение стихов.
Проживаю у своей сорокалетней незамужней дочери.
Если Вы ищете опытного, с закаленной волей мужчину, позвоните мне».
На первый взгляд почерк напоминал о трясущемся склеротике, но на второй – был вполне удобочитаем. Фотографии, которую я непременно требовала в объявлении, не было, только обязательный номер мобильного.
Не то чтобы пожилые синьоры не имели права претендовать на позднее счастье, но неужели он в свои шестьдесят два считал себя – для женщины, моложе его больше чем на двадцать лет, – «сильным медведем», способным на длительные эксперименты в горизонтальном положении? Да, мужское самомнение с годами не скрючивается, а наоборот, укрепляется!
Неужели Алекс действительно договорилась с трясущимся старцем? А если ее это не отпугнуло, захотела бы она встречаться с тем, кто садомазохистским играм предпочитает стихоплетство? Но что я в этом понимаю? Может, он с удовольствием сочиняет, зашнуровывая и завязывая узлы…
По крайней мере письмо он написал от руки.
Все остальные отклики были сплошь отпечатаны, от руки проставлен только номер шифра. Я пошла по следу.
– Да, да, да!
Вакханальное воодушевление Алекс.
Это происходило перед нашей обычной йогой по пятницам. Мы сидели, оставшись последними, в дамской раздевалке «Дворца йоги Алмаз Аотоса». Где-то там Свэми Детлеф звонил к началу занятий тибетским храмовым колокольчиком.
– Вот они! Те, с которыми я встречалась! Эти семь субчиков были у меня дома.
Боже, как я обожаю, когда снова и снова оказываюсь права! Из десяти писем, которые я оставила, семь были от серийных охотников: Фродо, Ларе, Лауренцио, Отто, Рональд, Зиги и Торбен.
Три прочих письма оказались безрезультатны. Одно было от женщины, которая жаждала «захватывающих вечеров с вязанием и обменом рецептами от главы семейства» – по всей вероятности она просто перепутала номера шифров. Два других исходили от клубов «Тем, кому за…», которые «собирают самых веселых холостяков со всего Штутгарта» и в которые я могу вступить за взнос в 50 евро и в кругу единомышленников вскоре найду партнера моей мечты [54]54
Моя подруга Марианна как-то клюнула попробовать и потратила свои денежки на скудных пять вечеров, представленных как «культурные и лукулловы». На эти вечера явились исключительно женщины со страхом «закрытия городских ворот» (см. выше) в острой форме. – Прим. автора.
[Закрыть].
– А тот пенсионер в обойму не входил?
– За кого ты меня держишь? – возмутилась Алекс.
– За женщину, предпочитающую нестандартную сексуальную практику. Возможно, в такой связи тоже можно получить что-то необычное.
– Ты совершенная дура! – Алекс сунула мне письма обратно. – Но, может, это восьмой? – продолжила она.
– Что? Какой еще восьмой?
– Ну, тот субъект, которого нет среди этих писем. Его звали Аззо. Он из Южного Тироля. Мы встретились у «фуд-стейшн» его брата, до того как пошли ко мне.
– Привет! А чего же ты вешала мне лапшу на уши, что, кроме номера мобильников, ничего о парнях не знаешь?
Вопрос о том, как тиролец с юга смог завести в Штутгарте закусочную, я оставила при себе.
– Ах, нет. Если подумать… тот Аззо не мог быть шантажистом. Точно не он. Такой симпатичный парень. Бородач. Может, чуток скучный. И скромный. Совсем не мой тип. Но милый. И он не стал бы меня представлять своему брату, если бы собирался шантажировать.
Я разозлилась. И выпустила пар на Алекс:
– А может, это был вовсе и не брат, а его сообщник!
– Думаешь?
Нет, эта глупая баба клевала буквально на все. Как с такими мозгами было возможно устроиться в фирму с филиалом в Токио да еще с шестизначным годовым окладом?
– Да нет, не думаю. Определенно этот Аззо вполне безобиден. Гении преступного мира не бывают родом из Южного Тироля, это подтверждено статистикой. Так что это кто-то из моих семерых. – Я разложила письма на своих пышных ляжках.
– Ты все еще хочешь мне помочь или уже нет? – жалобно, как-то по-детски спросила Алекс.
– Ну конечно! – с энтузиазмом воскликнула я и подняла согнутую в локте и со сжатым кулаком правую руку. – Сигнал к охоте дан. Ату-ату-ату!
– Тишина в раздевалке! – выдал Свэми.
8
РОНАЛЬД
«Дорогая соискательница, Ваше объявление под шифром номер … возбудило мой интерес.
Меня зовут Рональд, мне 33 года, проживаю в Штутгарте, у меня карие глаза и каштановые волосы.
Обладаю душевной и духовной деликатностью, чувствителен, толерантен и эстетически одарен.
По профессии строитель мостов.
Для меня было бы большим удовольствием услышать Ваш голос по телефону».
Ранним утром в субботу, проглотив мюсли, я принялась за дело. Поразмыслив, как лучше начать – по алфавиту или какой другой системе, – я в конце концов просто сунула руку в пакет и достала первое попавшееся письмо.
Рональд. Своей фотки он не приложил, зато в изобилии были представлены снимки мостов, которые, надо полагать, он строил. От Верхней Баварии до Южной Швеции, как я выяснила по наклейкам на обороте.
Стиль показался мне несколько выспренним для тридцатитрехлетнего мужчины, но речь здесь шла не о моих предпочтениях, а о торжестве справедливости и правого дела.
Так что я ему позвонила и спонтанно договорилась о встрече на сегодняшний обеденный перерыв.
Кафе «Кёнигсбау» на Шлоссплатц – вполне респектабельное заведение.
Надо вскарабкаться по крутой лестнице на второй этаж, пробиться через толпу бабушек к застекленному фасаду, а потом – если повезет – наслаждаться прекрасным видом на площадь и фланирующих там горожан.
Кухня здесь изысканна, обстановка солидна, наслаждение в известной степени запрограммировано. И никаких знакомых! Местные не посещают это кафе – так что я могла быть уверена, что меня никто не опознает и не донесет Урсу.
Я влетела в кафе около двух. Здесь было битком набито, наблюдались даже несколько мужчин. Большинство в сопровождении дам, лишь трое, тут и там разбросанные по залу, сидели в одиночестве за столиками на двоих.
Я прошествовала мимо всех троих с красной розой в руке – нашим не слишком оригинальным опознавательным знаком.
Двое из господ показались мне куда старше тридцати трех, а третий, невзрачный, без розы, в вязаной безрукавке по моде семидесятых прошлого века, скользнул по мне отсутствующим взглядом и уставился в свою чашку с кофе. За его столиком сидела одна из бесчисленных бабуль, которые облюбовали это заведение еще со дня его основания.
Рядом с ними оставался незанятый столик. За него я и упала. Стул выдержал. Слава в Вышних за маленькие радости.
Я заказала горячий шоколад и предалась размышлениям.
Мои друзья знают, что я с удовольствием изображаю крутую. Моей самоуверенностью можно было бы без труда заполнить всю стеклотару кока-колы Германии на целый год вперед, но это вовсе не значит, что во мне не проявляются типичные женские страхи. И прежде всего, перед первой встречей с потенциальным партнером. Не то чтобы я собиралась изменить Урсу – просто здесь дело принципа. Глубоко во мне ютилось абсурдное желание, чтобы все мужчины от восемнадцати до восьмидесяти восьми чахли по мне. Хотя не все – а только те, кто по внешнему виду отвечал стандарту Джорджа Клуни…
Правда, не стану оспаривать, что я не принадлежу к стандартному идеалу красоты Федеративной Республики Германии. Шевелюра у меня чересчур буйная и по всем признакам собственноручной окраски, мои пристрастия в моде скорее напоминают вкус клоуна– дальтоника, размер одежды 52/54 (56/60 по российским меркам), а вес в два центнера мало кто может и хочет выдержать.
И все-таки я считала себя обворожительной, на старинный лад, как Венера Виллендорфа, чувственная роскошная женщина, полная пыла и тонкого ума.
Но сможет ли оценить это «строитель мостов тридцати трех лет, толерантный и эстетически одаренный»?
А действительно ли для меня важно, чтобы этот тип увидел меня такой?
Я заказала еще один горячий шоколад. Дымящаяся бурда подоспела как раз в тот момент, когда невзрачный, лишенный розы обладатель вязаного жилета подошел к моему столику.
– Привет, я Рональд. – Он протянул мне до того висевшую вяленой рыбой руку. Отдаленно этот субъект напоминал молодого Фернанделя.
– А где твоя роза? – прошипела я. Карие глаза недоверчиво глянули на меня:
– Я подумал, будет достаточно, если ты придешь с розой.
– А чего же ты тогда дал мне продефилировать мимо твоего стола и, не обмолвившись ни словом, заставил торчать здесь? – негодовала я дальше.
Он все еще держал протянутой свою рыбу, то есть руку, и выглядел так, как будто вот-вот ударится в рыдания.
– Ты выглядишь немного иначе, чем я ожидал. Чуть-чуть похуже.
– Ты и сам не Адонис!
Из его левой ноздри надулся пузырь сопли. Левое веко задергалось.
– Да ладно, садись! – Я схватила его за руку и дернула на стул рядом с собой. – Так, значит, ты Рональд, – сказала я, чтобы как-то разрядить атмосферу.
Рональд судорожно ломал пальцы. Лицо его все было в пигментных пятнах, прическа лет двадцать как вышла из моды, и, неприятно, но должна сказать: он вонял.
– И ты, значит, строитель мостов? Это очень интересно, – взяла я разгон.
Рональд кивнул.
– Эстетически одаренный?
Рональд снова кивнул.
Я порционно отпускала яд:
– И в свободное время ты занимаешься… чем, музыкой?
Ну, выманила-таки улитку из ее домика!
– Да. – Рональд сиял. Но взор его был направлен не на меня, а через мое плечо в сторону витрины с пирожными.
– Может, ты хочешь кусочек торта? – осведомилась я.
– Да! – Он кивнул, но не сделал и попытки махнуть официантке или самому подойти к витрине.
Я постепенно теряла терпение. И этот слизняк способен на шантаж?
– Можно мне кусочек сырного торта, пожалуйста? – попросил Рональд, скосив взгляд к скатерти.
И это мужик?
Я встала, прошла к витрине, заказала ему кусок сырного торта, а сама решилась на кусочек лимонного.
Когда я вернулась к столику, Рональд ощипывал невидимые катышки со своей жилетки.
– Сейчас принесут, – сказала я. – Ну, так расскажи, ты поешь? Или играешь на чем-нибудь?
– Я инструменталист, но не хотел бы раскрывать, на каком инструменте играю. – Для его пропорций голос звучал чересчур энергично. – У меня уже есть горький опыт: женщины не могут понять моего пристрастия к этому классическому инструменту. А я не переношу, когда над ним измываются!
Когда он возбуждался, то начинал брызгать слюной. Плевки оросили оба кусочка тортов, которые официантка подала в тот момент.
Адье, лимонный торт…
– Я и не собираюсь издеваться над твоим выбором, – пообещала я.
На чем, ради всего святого, мог упражняться этот идиот? Треугольник? Губная гармошка? Свирель?
Рональд потряс головой, а потом склонился над столом так, что его губы оказались на уровне столешницы, вонзил свою вилку в торт наподобие вертела от шашлыка – раз, два, финито! – от торта остались одни воспоминания.
После чего Рональд снова выпрямился и от души рыгнул.
Больше всего мне хотелось сказать ему: «Хороший мальчик!», постучать по спине и заправить выбившуюся прядь за левое ухо.
– Можешь съесть и мою порцию, – вместо этого предложила я.
– Правда? – В полном восторге он снова склонился над столом и в момент сгреб и лимонный торт.
Я, как завороженная, наблюдала за ним.
Чары отвращения. В качестве мужчины он, конечно, в расчет не шел. Но как объект исследования был настоящей находкой. Крафт-Эбинг[55]55
Крафт-Эбинг (Krafft-Ebing) Рихард (1840–1902), немецкий психиатр. С 1873 в Австрии. Труды по вопросам судебной психиатрии, общей психопатологии, психотерапии и др. Один из основоположников сексологии. – Прим. перев.
[Закрыть] без сомнения диагностировал бы психосексуальные нарушения, вызванные травматическими повреждениями Рональдова эго в детском периоде, отягченные длительным принудительным воздержанием на фоне перманентного подавления влечения с благоприобретенным слабоумием.
– А ты еще и поешь, когда играешь на своем инструменте? – возобновила я наше общение, после того как он забетонировал в себя и кусок лимонного торта.
– При игре на блок-флейте петь невозможно, – сообщил Рональд.
Ну что ж, в этом есть своя голая правда.
Итак, блок-флейта.
Хотя блок-флейта еще не самое худшее. Разве щедро одаренный Георг Филипп Телеманн, знаменитый ритмической четкостью своих произведений, не сочинял помимо оркестровых опусов, опер и церковной музыки также пьесы для блок-флейты?
Блок-флейта.
Я сконцентрировала свой взгляд на лечебных чулках бабульки за соседним столиком, чтобы ни один мускул не дрогнул на моем лице.
– И какую музыку ты предпочитаешь, классическую или современную?
Рональд вытащил нечто, что я поначалу не заметила и что все это время, похоже, болталось на спинке его стула, а именно: бордовую сумку.
Из нее он извлек нотную тетрадь. «Классические произведения Синатры» – гордо красовалось на обложке. Старые зонги Фрэнка Синатры, переложенные для блок-флейты?
– Извини, я на минутку, – прохрипела я и поспешила в дамскую комнату.
Раньше здесь еще сидели живые служительницы, сейчас все было пусто, так что я смогла высмеяться без помех. О боже!
Разумеется, я видела всю подноготную этой дешевой балаганной комедии. На самом деле, в случае с Рональдом речь шла о классическом импотенте-женоненавистнике, который в лицемерной невинности вываливал неудовлетворенность на свои жертвы. Он на свой лад провоцировал женщин на язвительность и, достигнув цели, находил оправдание своей несостоятельности в их порочности. Я живо представила себе, как Алекс при первой встрече расхохоталась ему в лицо.
Без сомнения, именно в его доме я найду голые фотки и дурацкие дневниковые записи! Надо только попасть в его дом и – и вуаля [56]56
voila (франц.) – вот.
[Закрыть] – преступление раскрыто!
Вернувшись, я застала Рональда за воспроизводством большой пирамиды Гизы из кусочков сахара. Как раз в этот момент он пытался вылепить модель сфинкса с помощью своей слюны из моей роскошной розы на длинном стебле.
Я подсела к нему.
– Рональд, я нахожу тебя суперсимпатичным. Пойдем к тебе!
Он чуть не подавился слюной.
– Ко мне? – Его глаза чуть не вылезли из орбит. – И что мы там будем делать?
Лишать его девственности?
Я только собралась заверить его, что с удовольствием послушаю его собственную новую версию «Нью– Йорк, Нью-Йорк», которую он сыграет мне на флейте, как из-за соседнего столика решительно поднялась дремавшая там бабуля.
– Рональд, идем! – скомандовала она.
– Сейчас, мамочка! – Рональд поднялся.
– Как? Что? – Я совершенно обалдела.
– Юная дама, – голос старушенции протрубил, как сирена в тумане, – я ни в коем случае не считаю вас достойной быть женой моего Рональда. Вы вульгарны, язвительны и дурно воспитаны.
Дурно воспитана? Я? А как, простите, насчет застольных манер вашего отпрыска?
– Моему Рональду подойдет только благовоспитанная девушка, которая сможет стать и примерной матерью. Вы на эту роль не годитесь. Рональд, идем!
Уход со сцены матери и сына.
Еще несколько мгновений я сидела с открытым ртом.
Пока официантка не принесла мне счет.
– 45 евро 90? За что?!
– Два горячих шоколада, кусок сырного торта, кусок лимонного и бутылка «Хайдзик».
Так что вот. Пришлось мне расплачиваться за талант с прямым пробором и его страдающую от жажды мать.
