Текст книги "Три дня на расплату"
Автор книги: Татьяна Исмайлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
ВЕЧЕР
Похоже, Анна оттяпала кусок роли, предназначенной на сегодня Люсьен: уже дважды Ращинский якобы случайно провел рукой по ее бедру. «Якобы случайно» – для Клавдии, Сержа и Мезенцева, если бы они вдруг заметили это, но от Анны он не собирался скрывать, что интимный жест – преднамеренный, и она, понимая это и принимая игру, задержала рукой его горячую ладонь и протянула ее до колена. Теперь он, получив ее молчаливое разрешение, облапил, чуть придавливая кожу, и другое колено, рука его проскользнула на внутреннюю часть бедра. Анна, сдвинув крепко ноги, задержала ее там, пару раз подтянулась животом вверх-вниз и расслабила хватку. Ращинский не смотрел на Анну, но рука его становилась все настойчивее.
– Николай Семенович, подайте, пожалуйста, яблоко. – Клавдия сидела по другую сторону стола.
Анна почувствовала мягкое похлопывание по ноге, прощай, мол, дорогая. Он заглянул ей в глаза, улыбнулся:
– Вам, мадам, тоже яблоко?
– Нет, благодарю, – равнодушно протянула она. Глянула вправо на Сержа: тот оживленно беседовал с директором фабрики.
Ужин удался. Чуть-чуть перебрала Клавдия, пьет много.
Клавдия выглядела совсем неплохо – гораздо лучше, чем на последних кадрах той видеопленки, которую Анна посмотрела вчера. На ней было длинное платье из мягкого струящегося шелка, подчеркивающее стройную фигуру. Тонкие бретели свободно лежали на смуглых плечах. Из украшений только длинная нитка жемчуга. В том, что он настоящий, Анна не сомневалась, в драгоценностях Клавдия знала толк. У нее странно блестели глаза – темные, огромные, они притягивали и одновременно отталкивали: огонь, пылающий в них, не грел, он словно выжигал, взгляд ее блуждал и не нуждался в соприкосновении ни с чьим другим. Она курила одну сигарету за другой и. постоянно прикладывалась к бокалу, официант, обслуживающий стол, едва успевал наполнять его.
Губернаторша почти не участвовала в общем разговоре, пару раз только улыбнулась, когда Мезенцев рассказывал анекдоты. Делал он это мастерски, знал анекдотов великое множество, благодаря «мсье Жоржу» атмосфера за столом с первых минут сложилась теплой и дружеской.
О делах почти не говорили. Перед началом ужина Анна подписала протокол, первый тост был за успешное сотрудничество, а дальше разговор касался самых разных тем – рассуждали об особенностях русской и французской кухонь, говорили о политической ситуации в России, как всегда, посетовали на ее нестабильность. И при всем этом Анна постоянно ощущала близкое дыхание Ращинского.
Теперь его горячая рука, едва коснувшись шеи, скользнула на ее спину, не остался ни один позвонок, по которому не прошлись бы его пальцы. Вот он уже ощупал пояс брюк, чуть оттянул резинку, рука скользнула вниз и, трепетно подрагивая, медленно прошлась по ягодицам.
– Вы обещали сувенир, – улыбаясь, он заглянул в ее глаза. – Есть надежда получить его, мадам?
Анна глянула на часы. Пора.
– Вы проводите меня в номер, мсье Ращинский? Подарочные наборы для вас и мадам Клавдии приготовлены. Нет, Серж, оставайтесь с гостями, полагаю, переводчик нам не потребуется.
Они вышли из небольшого банкетного зала. Оглянувшись, Анна заметила на себе тяжелый взгляд Клавдии.
Она направилась к лестнице, но Ращинский, крепко стиснув ее руку, устремился к лифту. Едва двери сомкнулись, он впился в Анну губами, постанывая и придавливая нетерпеливой рукой ее грудь.
Как все быстро закрутилось, думала она, невольно отвечая на его поцелуй. Недооценила она Коленьку, просто знала его не так близко. Плевать ему, что рядом люди, что должны быть соблюдены элементарные правила приличия, – ударило в голову, и тормозов никаких. Он тяжело дышал, и Анна вдруг подумала: еще минуты две-три, и первому заместителю губернатора будет на все наплевать – он возьмет ее прямо тут, в лифте.
Одной рукой он держал кнопку лифта, чтобы двери не распахнулись, а второй задрал короткую кофточку Анны почти до горла, освободил грудь и жарко припал к розовому соску.
– Черт с ними, с Клавдией и остальными! – Голос его прерывался. – Давай не возвращаться.
Анна непонимающе улыбалась. Она поправила кофточку, провела рукой по волосам, показала глазами на дверь.
– А черт, забыл, что ни словечка ты по-русски не понимаешь! Ладно, пошли.
В лифте они пробыли не так уж и мало: Клавдия успела подняться по лестнице и теперь нервно расхаживала по длинному холлу. Увидев Ращинского с Анной, она бросилась к нему.
– Я так и знала, что ты прилипнешь к этой мадам. Но только не вздумай исчезнуть, не поговорив со мной. Ты знаешь, как это важно!
Ращинский, поцеловав руку Анны, довел ее до дверей номера, сказал галантно: «Мадам, мы подождем вас здесь». Анна кивнула: поняла, мол. Улыбнулась лучезарно и скрылась за дверью.
Господи! Как кстати объявилась Клавдия. Анна прижалась к двери. Неужели Клавдия ревнует своего бывшего любовника?
Голоса звучали в отдалении, Ращинского было почти не слышно, он больше молчал, но то, что говорила Клавдия, доносилось отчетливо. Она жалуется Коленьке на мужа? Да нет, не жалуется. Она до ужаса боится его! Чем она так напугана, что жизнь ей не в радость и она готова руки на себя наложить, только чтобы не ждать, когда кто-то затянет петлю на ее шее? Ну, затянуть петлю – это, конечно, образное выражение, Клавочка всегда любила использовать лексику мексиканских мыльных опер.
Голос Клавдии звучал теперь совсем близко, видимо, они подошли к самой двери, за которой, затаив дыхание, стояла Анна. Ращинский вполголоса успокаивал, обещал поговорить с Минеевым, убедить, что у Клавдии нет никаких негативов. Слышно было, как щелкнул замочек сумочки, Клавдия, видимо, слушая Ращинского, приводила себя в порядок, потому что горестно вздохнула: «Смотри, что со мной стало за это время, постарела лет на пять». Ращинский рассыпался в комплиментах, но Клава грубо оборвала его. Снова щелкнул замок сумки. «Тебе не кажется, – голос губернаторши звучал уже спокойнее, – что эта мадам… – она замялась, – знаешь, мне в какой-то момент показалось, что лапаешь ты не заезжую француженку, а Аньку Терехину». «Что?! – изумился Ращинский. – Ну, Клавдия Андреевна, совсем у тебя мозги поехали. Кончай пить. И вообще, возьми себя в руки. Показалось ей! С ума сойти!»
Люсьен неслышно выпорхнула из комнаты. Анна, приложив палец к губам, приказала ей молчать. Потом, повернув ключ в двери, чтобы любвеобильный Ращинский не ворвался неожиданно в номер, увлекла Люсьен в дальнюю комнату.
– Ну? Все идет по плану? – Люсьен в нетерпении уставилась на Анну.
Сегодня их трудно было различить: все одинаково до мелочей – одежда, прическа, тщательный макияж. В ожидании Анны Люсьен выпила два стакана вина, глаза у нее были шальные, на порозовевшем лице ярко горели губы.
– Я в полной готовности, дорогая. Не волнуйся, он будет наш!
– Да он уже чересчур наш, и я уверена, Люсьен, что тебя ждет увлекательное приключение. Ты точно не против?
– Мне было бы обидно пропустить любовное приключение в России! Так он готовенький? Жаль, я люблю предварительную игру.
– О, он тоже это дело любит, можешь не сомневаться. Но ты должна помнить, Люсьен, что свидание с ним завтра в восемь вечера и обязательно в его доме. Ты поняла меня?
– Но ведь сегодня свидание не отменяется, раз он готовенький?
– Это уж сама решай, дорогая. Отвязаться от него будет непросто.
– Это было бы чересчур обидным. – Люсьен рассмеялась.
Анна приготовила два нарядных свертка. Сейчас Люсьен выйдет с ними из номера, вручит подарки Клавдии и Ращинскому, пококетничает с Коленькой. Планировалось, что милое кокетство обернется совсем не милым для Коленьки свиданием завтра. Но если оба они, Ращинский и Люсьен, не смогут обойтись друг без друга сегодня – это их личное дело. Главное, чтобы новоявленная Анна Морель не забыла договориться о свидании на завтра.
Анна взяла визитку, написала на ней крупно «21.06. 20.00. Анна» и вручила Люсьен.
– Отдашь это ему. Наверняка поймет, что ты назначаешь ему новое свидание. Люсьен, будь осторожна, он опасный мужчина.
– Самое главное, чтобы он оказался мужчиной. А там я разберусь. За меня не волнуйся.
В немалой любовной коллекции Люсьен не было ни одного русского. Собираясь в Россию, она решила, что не пропустит случая и обязательно пополнит свой списочек. Случай, как говорится, шел прямо в руки: в дверь настойчиво стучал Ращинский.
Анна подтолкнула Люсьен к двери.
– Сразу выходи и ни в коем случае не задерживайся с ним в холле. Спускайся в ресторан. И помни, Люсьен, не забудь, ради бога, что в два часа ночи ты должна быть в гостинице одна.
– Все помню, все помню, радость моя!
В голосе Люсьен появились особые нотки, и Анна подумала: «Ох, Коленька, держись!»
Она еще минуты две постояла у двери, прислушиваясь и сдерживая внутреннюю дрожь: а вдруг Ращинский напористо развернет Люсьен в номер? Нет, слышно было, как Люсьен, громко смеясь, вручает подарки. Голоса стали удаляться. Анна хмыкнула: как тот телок, поплелся Коленька за Люсьен.
Анна крепко зажмурилась, тряхнула головой: нет, совсем не безучастной была на ужине губернаторская жена, не спуская глаз и наблюдая за Анной! И ведь почти узнала…
Господи, уже девять часов! Киря ждет ее.
* * *
Уже битый час Ксения сидела у зеркала, так и не решив, каким образом и где убить сегодняшний вечер. В пустом доме оставаться было невмоготу. Лева наверняка в казино, но она туда не пойдет, азарт игры не увлекал ее, а Леве лучше не мешать.
В молодежный бар? Там весело, но Леве не нравится, когда она бывает там. Он никогда не спрашивает, с кем она общается, потому что знает: ни с кем Ксения общаться не будет. Пару раз потусовалась она там с едва знакомым Ленечкой, которого помнила по институту, поболтали в баре, потанцевали пару раз – больше Ленчик в баре не показывался, а когда спросила ребят, где он, те как-то странно поглядели и отошли в сторону. Ксюшка не дурочка: все поняла сама.
Она решила, что пойдет в ресторан на Горького. Сегодня там новая программа, в кордебалете много девчонок, бывших участниц конкурса красоты. Может, удастся с кем-нибудь из них поболтать.
Она натянула колготки – душно, жарко, но помнила: настоящие леди с голыми ногами бывают только в постели или на пляже. Примерила переливающееся блестками платье. Красиво, но не хотелось быть сегодня в длинном вечернем одеянии. Раз она идет одна, то и не надо строить из себя мужнюю жену. Вот наденет короткую юбчонку из зеленой лайки, желтенькую маечку на узких бретельках, из-под которой соблазнительно выглядывает нежная полоска живота.
Ксюша «нарисовала» личико легкомысленной капризули – такой ей сегодня хотелось быть, вытащила из волос заколку – блестящие пряди рассыпались по спине. Усмехнулась: волосы оказались длиннее конца юбочки, едва прикрывающей попку. В небольшую желтую сумку она засунула косметичку и кошелек, хотя последний, знала, ей наверняка не понадобится: в барах и ресторанах, принадлежащих другу ее мужа Кириллу Маслову, денег с Ксении Бессарабовой не брали.
Через час, когда Ксюша залпом выпила подряд два коктейля, она уже жалела, что пришла в этот ресторан. В баре Кирилл даже не подошел к ней, помахал только ручкой приветственно. Любезничает с какой-то незнакомой девицей, из кожи вон лезет, чтоб понравиться.
Можно пойти в малый зал, перекусить что-нибудь, пообедать она опять забыла, а теперь уже и ужин наступил, да в малом зале свадьбу гуляют. «Поем внизу, позже», – решила Ксения. Она заказала еще коктейль, на этот раз с ромом, не спеша выцедила его. В большой зал спускаться рано, девочки начнут свои пляски не раньше десяти. Ну чем же ей заняться одной? И никто ведь, кроме Кирилла, не посмеет подойти. А тот занят – девица, правда, та, что с ним сидит за столиком у окошка, смотрится ничего. Но и ничего особенного, чтобы так увиваться!
Ксюша вытянула ножки, легко спрыгнула с высокого табурета. Пойти, что ли, к девчонкам в раздевалку? И что она им скажет – здрасьте вам? Нет уж, посмотрит она на них из зала, сядет поближе к сцене, чтобы все девчонки заметили Ксению Бессарабову, на которой одна маечка стоит больше, чем получают эти танцорки за целый месяц.
Скучно было ей. Она взяла еще один стакан с ромовым коктейлем, пошла, покачивая бедрами, в зал, оттуда гремела музыка – на невест Ксюша любила смотреть с малых лет. Рядом со столиком, где сидели Кирилл и его знакомая, чуть задержалась:
– Привет! Я хочу посмотреть твою новую программу.
Кирилл, поднявшись, окинул ее оценивающим взглядом:
– Все хорошеешь, Ксюша. Конечно, посмотри. Мне твое мнение важно. Только стриптиз начнется не раньше полуночи, может, Леве позвонишь?
Она не ответила, приподняла свой стакан – «За тебя, дорогой!» – сдунула тонкую прядь волос с щеки. Шагала твердо, уверенная, что с ножек ее не сводят глаз и Кирилл, и все, кто находится в баре.
– Оторва! – восхищенно покачал головой Маслов.
Анна поняла, что адресовалась эта оценка молодой супруге Льва Павловича Бессарабова.
– Если не ошибаюсь, это прошлогодняя мисс города?
Кирилл залпом осушил стакан с ледяной водой.
– Ну и жарища! Ты о Ксюше? Да. Она у нас, можно сказать, самая свежая «мисска». Если бы не приглянулась моему дружку, то сегодня бы плясала у меня в кордебалете. Ты, надеюсь, посмотришь наш провинциальный стриптиз? Ровно в полночь начнем. Слушай, я все хочу спросить тебя, где ты взяла такой классный парик, ни в жизнь бы не догадался, что вчера ты была в парике. Может, и сейчас?
Он перегнулся через стол, запустил руку в волосы Анны.
– Нет, сегодня вроде свои. Я думал, что только лысые бабы парики носят, а у тебя и свои волосы – класс.
Анна двумя руками сняла большую ладонь Маслова со своей головы, но руку Кири не выпустила, соединила свои и его пальцы.
– Ну и ручища у тебя, Кирилл! Настоящая, мужская. Хочешь, я тебе погадаю?
– Да ну?
– Без всяких «ну». Я это умею.
Она открыла его ладонь, нежно провела по ней большим пальцем.
– О, ты сильный мужчина, Кирилл. Очень удачлив в делах, и эта удача тебя не оставит. Здоровьем бог тоже не обидел, а вот линия сердца… Сердце тебя не беспокоит?
Кирилл засмеялся, игра в гадание ему понравилась, от прохладных пальцев Анны словно передавались сексуальные толчки, были они нежными и так мягко скользили по ладони.
– Очень беспокоит. Особенно когда рядом такая красотка, как ты. Не поверишь – дышать невмоготу. Ой-ой, – дурашливо запричитал он, – заболело-пропало мое сердечко! Так что ты мне скажешь насчет парика?
– Господи, да зачем тебе это?
Кирилл высвободил ладонь, закурил.
– Ну как зачем? У меня кордебалет – там десять девчоночек классных. Представь – все как одна брюнеточки. А в следующем танце – уже блондинки, потом рыжие. А стриптиз какой с париком можно сыгрануть – с головки его да на это самое местечко, а?
– Не думаю, что у вас здесь парики не продаются.
– Да полный рынок. Но я за десять метров скажу, что это парик. А мне надо, чтобы брюнеточки и блондиночки мои смотрелись как настоящие.
– Придется тебе помочь. Мне брат привез из Франции, там парики, как ты знаешь, уже несколько веков мастерят – наловчились.
Кирилл расцвел:
– Точно сделаешь? Класс!
…В половине десятого Маслов обнаружил Анну в баре.
– Ну ты даешь! – сразу переходя на «ты», сказал он. – Я там у входа пацана поставил, чтобы красивую девушку с черными волосами сразу ко мне доставил, а ты не черненькая нынче, вот он тебя и проглядел.
Киря сразу заявил, что никаких интервью давать не будет, не любит этого дела, да и нечего «светиться», его и так все знают, уважают, ценят и любят. Ни к чему лишний раз завистников дразнить. Но если Анна не против, он с удовольствием покажет ей свой лучший ресторан, если голодна – накормит, если не очень – поужинают вместе при свечах, которые будут зажжены в большом зале на каждом столике ровно в полночь, заодно и стриптиз посмотрят – это для провинции еще не совсем обычное явление.
Они обошли владения Кири. Как ему удалось заполучить здание губернаторского дома – не нынешнего, конечно, губернатора, а тех, кто правил здесь еще при царе-батюшке, – уму непостижимо. Сколько Анна помнила, в этом красивом двухэтажном особняке с прекрасной мраморной лестницей, высокими лепными потолками и необычно высокими окнами всегда находилась городская детская библиотека. Бывший читальный зал на первом этаже Киря превратил в большой зал ресторана, еще один читальный зал был когда-то внизу – сейчас там разместились кухонные цеха. Белая мраморная лестница стала еще прекрасней – мрамор отчистили до белизны первого снега, она полукругом соединяла этажи. В детстве Анна часто представляла, как по этим высоким ступеням в старые времена поднимались прекрасные дамы в бальных платьях, сопровождаемые элегантными спутниками, а наверху их встречал губернатор с губернаторшей.
На белом мраморе лежала темно-красная ковровая дорожка, такого же цвета были и гардины на высоких окнах. Наверху был еще один ресторанный зал, его называли малым – не потому что был невелик, но все же уступал нижнему. Было там еще несколько отдельных банкетных кабинетов – на двенадцать и меньше гостей и вот этот уютный небольшой бар, где они сидели теперь с Кирей.
Маслов продолжал трепаться ни о чем – с париков перескочил снова на непривычно душный июнь, рассказал, что вот-вот купит гостиницу и вот там-то у него будет настоящий стриптиз-клуб. Не только с девочками, но и с мальчиками – он в Москве видел, класс!
Анна не сводила с него глаз, томно вытянув губы, выпускала сигаретный дым, пару раз намеренно в глаза Кири. Она заставила его заметить, что легкий пиджак-накидка уже не стесняет ее оголенных плеч, а под короткой кофточкой ничего больше не надето, и вовсе не маленькая грудь, натянувшая блестящий шелк, совершенно не нуждается в подпорках – два тугих мячика так и просятся в руку. Кирилл, не отводя глаз, представил, как утонут эти мячики-груди в его ладонях, нежно-горячие, с набухшим маленьким соском – вон как торчат! Эта баба точно хочет его, совершенно точно!
Вокруг Маслова всегда было много красивых женщин. Их можно было взять деньгами, подарком, просто жратвой и выпивкой в ресторане – без проблем! Он не сомневался, что и Анна не откажется провести с ним ночь. Вот только надо потянуть время до двенадцати, не отпустить ее раньше – а там стриптиз, это тоже возбуждает, и не только мужиков, опять же «выпить-закусить», горящие свечи, полумрак, музыка… Грудку он пощупает во время танца – нырк под кофточку, и все дела. Класс! К тому же девчонка не скучная, не молчит, как корова, ишь, глазками сверкает, губки пухленькие, так бы и укусил их.
Киря откинулся в кресле с довольной улыбкой: «Все путем идет. Класс!»
Дверь из бара в малый зал приоткрылась, видно было, как в центре зала танцует молодежь. Маслов присмотрелся: черт бы взял эту Ксюшку, опять напилась, вон что выделывает в центре круга. Совсем мозгов нет – на чужой свадьбе задницей крутит, да как еще – молокососы словно прилипли к ней. Ругнулся про себя: точно скандал закрутит эта чертова «мисска»!
Он достал телефон из кармана, набрал номер. Не отвечает. Ну, конечно, Бессараб сидит в казино, телефон, как всегда в таком случае, отключил.
Хозяину казино звонить не хотелось, пути-дорожки их не всегда пересекались беспроблемно, но, видимо, придется.
– Гена, Лев Палыч у тебя? Пусть срочно мне звякнет. Скажи, срочно нужен.
Он улыбнулся Анне:
– Прости, надо один вопросик решить, а через полчасика пойдем вниз.
Мобильник издал едва слышный звук.
– Лева, это я. – Киря опять посмотрел на танцующую Ксюшу. – Знаю, знаю, но ты уж решай сам, важно или нет. Ксения здесь у меня на Горького. Я думаю, что ее надо отвезти домой. Хочешь, я это сделаю сам, хочешь, поручу кому-нибудь из своих ребят. Сам приедешь? Ну и правильно. Жду.
Анна похолодела. Встреча с Бессарабом совсем не входила в ее сегодняшние планы.
* * *
Если бы Ольгу попросили назвать несколько простых слов, характеризующих Илью Коновалова, она бы сказала: большой, добрый, умный. Потом бы добавила: талантливый. Такое впечатление он произвел на нее с первой встречи, когда два года назад, погостив у своих друзей и влюбившись в старинную красоту этого русского провинциального города, Коновалов совершил решительный шаг: взял да и купил здесь просторную квартиру. Грех было не купить, имея в тот момент деньги за пьесу, которую ставил в Москве довольно известный режиссер: трехкомнатная квартира в старинном добротном доме здесь была дешевле, чем комнатушка в столичной коммуналке.
Просторную кухню он соединил с самой большой комнатой, выломал стены и на месте их водрузил длинную стойку-бар, другие две комнаты объединились в просторный кабинет. Илья не любил маленьких пространств. В новом жилище было все под стать ему – огромные диваны, мягкие кресла, необъятный письменный стол у широченного окна, добротные массивные полки для книг.
Это жилье он любил больше своей московской квартиры, хотя и купил ее в элитном доме. Здесь ему и работалось лучше, и природа радовала глаз – окна старого дома смотрели в парк. Утром его будили птичьи голоса. Парк был небольшой, неухоженный, деревья здесь росли еще с прошлого века, в темной прохладе хорошо гулялось и, главное, думалось.
Три года назад Илья Коновалов, к тому времени известный драматург из большого сибирского города, шумно отпраздновал свое 50-летие. Юбилей собрал множество друзей, в том числе и столичных, обмывали орден и личное послание президента страны; было много телеграмм из творческих союзов, театров, поздравляли режиссеры и актеры со знаменитыми именами, губернатор края сказал пламенную речь. На празднование приехала из Чикаго дочь Маринка со своим американским мужем-физиком, он оказался всего на год моложе Ильи. Елена Владимировна, жена, тоже осчастливила: примчалась из Москвы на целых три дня. Лена весь последний год практически прожила в Москве и за границей. У нее удачно прошла выставка, много картин удалось продать, она получила интересный заказ на оформление модной серии книг для женщин.
Илья знал, что в столице Елену держат и другие дела – личные. Но, удивившись самому себе, понял, что это не терзает его душу. С Леной они в любом случае останутся друзьями, если она решит, что их 25-летнему браку пришел конец, – серебряную свадьбу они отметили в прошлом году. Маринка – давно самостоятельный человек и не нуждается в родительской опеке. Лена в свои сорок пять стала «ягодкой опять», влюбилась в директора книжного издательства, который был на восемь лет моложе ее, роман развивался бурно, вызвал много разговоров в столице и шквал сплетен, докатившихся даже до далекой Сибири.
На юбилей Елена Владимировна приехала сама, но Илье сказала, что Юрий (Илья мысленно называл его бойфрендом жены) подал на развод, проблем не будет – в прежней семье у директора издательства не было детей.
Проблем с разводом не возникло. Известность обоих помогла решить все дела за два дня – в столицу Елена уезжала женщиной, свободной от семейных уз. А Илья, справив «полтинник», решил круто изменить свою жизнь.
Аристова, узнав, что известный драматург облюбовал для проживания их городок, договорилась с ним по телефону об интервью.
Как Ольга умудрилась в первую же встречу, затянувшуюся с вечера пятницы до утра понедельника, стать любовницей Ильи – оставалось для нее загадкой, до сих пор все поползновения мужиков она отбивала, как мяч ракеткой, и, кроме своих двух законных мужей, никого и никогда у нее не было.
Это не была любовь с первого взгляда. Это была встреча двух людей, истосковавшихся по ласке и сердечному теплу. Разница в двадцать лет не пугала – их потянуло друг к другу сразу же. Ольга пришла к Коновалову в шесть вечера, а в десять уже лежала в его объятиях, испытывая необычайное спокойствие и умиротворение – ей было так хорошо! Ей нравилось, что он, такой большой и сильный, легко, как пушинку, носил ее на руках, что ни он, ни она ни на секунду не испытывали неловкости от того, что три ночи и два дня, зашторив окна, ходили по квартире голышом. Нравилось, как он мастерски стряпал еду и нежно кормил ее, держа и покачивая, как маленькую, на коленях. Как откровенно смотрел на нее – и от этого замирало сердце, и снова их бросало в объятия друг друга. Нравилось разговаривать ни о чем, радоваться, что так много общего у них, смеяться над милыми глупостями, подкалывать друг друга.
– А как же интервью? – спросила она, прощаясь утром в понедельник и спеша на работу.
– Так в пятницу и поговорим о моих творческих планах.
Ей стало обидно: а до пятницы как же – не увидятся они, что ли? Нет, огорчил он ее, сегодня он едет в Питер, там в среду сдается спектакль по его пьесе. Надо обязательно быть.
Она ушла. А через два часа он появился в редакции, зашел в кабинет – и она, глянув на него, ослабела, так не хотелось отпускать!
– Я, между прочим, билет тебе взял, поезд через пять часов – успеешь собраться?
Сан Саныч, бывший главный редактор, увидел ее сумасшедшие глаза и отпустил сразу же, не сказав ни слова. В Петербург они попали на белые ночи – ночей не было для них ни одной!
В пятницу, вернувшись, прямо с поезда они поехали к Коновалову с одной целью – выспаться. И спали почти сутки! Да и то только потому, считает Ольга, что предусмотрительно разбежались в разные комнаты. А в воскресное утро она проснулась от немыслимого запаха пирогов – душка Коновалов уже стоял у плиты, а на столе горкой высились румяные булочки. Он любил возиться с тестом, выпечка получалась у него отменная. Наверное, потому он и был таким большим. Нельзя было назвать его толстым, но вот очень представительным – это да: мощные плечи, крепкие большие руки, совсем не маленький животяра, как он говорил, не мозолящий глаза только лишь по той причине, что был Коновалов двухметрового роста. Впервые у Ольги был мужчина, на которого она, вымахавшая под метр восемьдесят, смотрела снизу вверх.
Она не стремилась к уютному семейному гнезду. Жила по-прежнему в своей однокомнатной квартире, в которой Илья редко бывал, – тесно ему там было, не просторно. Но он постоянно ждал и звал ее к себе, хотя работать тоже любил в одиночестве. Да еще и ремонт-реконструкцию затеял в квартире. Пока там трудились мастера, он уезжал в Москву, и позже наведывался туда часто и надолго – пьесы его шли во многих театрах, они нравились зрителям, были о нашей сегодняшней жизни, трудной, непонятной и непутевой, в которой отношения меж людьми остались единственным островком, дающим надежду. Но когда приезжал и они встречались – словно в омут падали оба, сладкий, тягучий, из которого выбираться не было ни сил, ни желания.
А потом Коновалов вдруг запил. То ли с пьесой у него не заладилось, то ли прошлые воспоминания одолели, то ли Ольга закрутилась-замоталась в непримиримой борьбе с невесткой-пьяницей и слишком долго отсутствовала в его жизни – запил Илья, что называется, по-черному. Ольга, втайне ненавидящая пьяниц (насмотрелась в детстве на отца-алкоголика, намучилась вдоволь с невесткой, готовой за бутылку продать себя с потрохами первому встречному), испугалась: а тот ли это Илюша, к которому она привязалась душой? Словом, «а был ли мальчик?».
Он сидел на кухне какой-то неопрятный, лохматый, с чужими несчастными глазами, кривой усмешкой. Она насчитала пять пустых водочных бутылок, разбросанных по квартире. Пил один, не закусывая, в какой-то печальной угрюмости. Она пробовала его растормошить, но не могла сдержать брезгливость и волну тяжелой ненависти, накатывающей изнутри. Было противно и горько, хотелось взять что-нибудь тяжелое – и лупить-лупить по этой глупой пьяной башке, по понурым плечам, по голому, блестящему от пота животу, пока весь хмель не выветрится окончательно.
Он это заметил сразу. Молча, покачиваясь, вывел ее за руку в прихожую, подал плащ, раскрыл дверь, ухмыльнулся дурашливо: «Па-а-прошу! Аривидерчи и гудбай, ауфвидерзеен и аревуар, низко кланяюсь в ножки, сударыня». Дверь хлопнула непривычно громко.
Она не стала звонить в дверь и стучать. Сердце упало вниз – что-то сделала она не так! – и снова встало на место: «Ну и черт с тобой, Коновалов!»
Сколько Илья был в запое, она так и не знала. Впервые это с ним или старая болезнь – выяснять не было никакого желания. Если бы он позвонил, пришел, позвал – так нет же! «Ну и черт с тобой, Коновалов!» – по десять раз на день повторяла она. Потом, через месяц, случайно увидела его по телевизору, показывали репортаж в «Новостях» о премьере московского спектакля. Автора вызывали много раз, он, красивый и представительный, в отлично сшитом костюме, кланялся, улыбался, на нем висели и целовали его молоденькие актрисы. Она досмотрела минутный сюжет, выключила телевизор, пошла на кухню, закурила сигарету – и разрыдалась. Все, никаких драматургов, хватит!
Сегодня она не позвонила Илье, пару раз набирала его номер, но, не услышав и первого гудка, клала трубку на место. А, будь что будет – все покажет встреча. Отменить, отложить ее нельзя – девчонки в доме у Коновалова, все равно надо туда идти. Она с минуту постояла у порога, прислушалась – ни звука из-за двойных тяжелых дверей. Вздохнула, сдерживая волнение, – дверной звонок затренькал громко и весело.
– Какие люди в Голливуде!
Коновалов был ей рад – глаза смотрели по-доброму, хотя и таился в них невысказанный вопрос. Не обнял, не поцеловал даже в щеку, но усадил на широкий пуф, сам снял с нее туфли, помассировал ступню, удивился, как на таких каблучищах можно целый день бегать, достал из шкафчика ее тапочки.
«Дура ты, Ольга, несусветная. Права мать», – сказала она себе, глупо улыбаясь. Даже шагать старалась легко, чтобы подольше сберечь тепло его рук.
Аська и Ленка сидели на кухне, по уши вымазавшись в муке, хорошо, хоть платья догадались снять. В упоении лепили пирожки, Ольгу встретили радостным визгом: «Посмотри, какие мы тут налепили штучки!»
– Вот именно что штучки, – проворчал Илья. – Сами их и будете лопать. А уважаемому главному редактору мы сейчас особый пирог подадим. Рыбная кулебяка – не абы что. Новый рецепт осваиваю – с блинами внутри, угощали меня в одном месте – чуть язык не проглотил. Будешь?
– Буду. Целый день голодная.
– А то мы тебя не знаем. Правда, девицы красные?
Девицы важно кивнули.
Илья ловко разделывал остатки теста, промазывал яйцом девчачьи «штучки» и гору сырых еще пирожков с мясной начинкой («Это нам в дорогу завтра»), старательно очищал стол от налипшего теста и муки, мыл посуду, протирал шваброй пол, доставал готовый пирог, засовывал в печь пирожки, заваривал свежий чай – все это не мешало ему рассказывать разные смешные истории, подшучивать над степенной Леночкой и неугомонной Аськой, отвечать на вопросы Ольги, спрашивать самому.
