Текст книги "Ульгычан, или хроника турпохода (СИ)"

Автор книги: Татьяна Чоргорр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Игорь Федорович, а вы что молчите? Ваше слово руководителя группы: будем мы все-таки ловить этого начальника? – молодец Галка, вспомнила основное туристское правило.

Правило очень простое и мудрое, проверенное жизнью: серьезную проблему обычно обсуждают всей группой, но принимает решение и несет за него ответственность руководитель. Решение обязательно для всех членов группы, и больше не обсуждается. Потом, по окончании похода, можно ругаться, плеваться, набить морду негодному руководителю, подать на него в суд, не ходить с ним больше никуда и никогда. Но в походе, раз уж ты добровольно признал право этого человека руководить собой, изволь слушаться.

В нашем случае есть два щекотливых момента. Во-первых, сама ситуация слишком далеко вышла за рамки обычного похода, даже самого опасного и трудного. Во-вторых, к группе примкнули две неизвестные величины: Приблудный и Чужой, Зорин и Лэлса. Кем их считать: полноправными членами группы, случайными попутчиками? Как они сами это воспринимают?

ИФ растерян. Это видно невооруженным глазом, и началось, кстати, не сегодня. Он тяжело вздохнул, пригладил ладонью вихры на голове:

– Как руководитель группы туристов я несу ответственность за пятерых человек, включая себя самого, Сергея, Галю, Ладу и Ольгу. Теперь Андрей: я сам пригласил его к нашему костру и поставил на довольствие – значит он тоже полноправный член группы. Дважды Андрей выручал нас в очень хреновых ситуациях, возможно, спас жизнь. К сожалению, он не может уйти вместе с нами из совмещенного времени, а мы не можем остаться здесь навечно. Тем более, это все равно ничего не даст: рано или поздно пиратская установка будет выключена. После того, как мы расстанемся, наша группа и Андрей уже не отвечают за судьбу друг друга. Каждый выбирается как может.

ИФ сделал паузу, закурил, потом как бы нехотя продолжил:

– Лэлсу я готов принять в группу на тех же основаниях, что и Андрея. Для тебя, Лэлса, это означает, что ты будешь меня слушаться. Обещаю не отдавать совсем уж глупых приказов, – ИФ невесело усмехнулся. – Если не согласен – говори сразу, и иди на все четыре стороны. Мы не будем на тебя в обиде.

– Я остаюсь с вами и вашей группой, Игорь Федорович.

– Хорошо. Тебя я берусь довести до "цивилизации", то есть до Магадана, если тебе туда надо... А теперь самое главное. Я не военный: ни в коей мере. Геолог по образованию, охотник и туристический гид по нынешнему роду занятий. Как охотник я неплохо стреляю и могу выследить человека в тайге. В молодости мне пару раз доводилось участвовать в серьезных драках с поножовщиной и выходить из них живым. Но планировать операции по захвату кого-то, да еще кого-то с нечеловеческими способностями... Тут я пас. И вообще, раз речь идет об ответственности за судьбу всей Земли... Тьфу, говорить неудобно, как в американской кинушке... Решения о действиях против пиратов мы будем принимать все вместе, голосованием. На крайний случай, как самый старший и опытный человек в нашей компании, оставляю за собой право вето. Итак, кто за захват начальника лагеря?

– Я! – Ладка, Андрей, дружным хором.

– Я, – Лэлса: спокойно, твердо, но без радости..

– Мы, – Серега с Галкой, тихо, после некоторой паузы.

– Я тоже за, – конечно, я голосую как Ладка, хотя очень боюсь. Одно дело сидеть на стоянке, в нашей маленькой крепости со стенами из времени, и отстреливаться поочередно то от вохры, то от пиратов. Мы можем безнаказанно "выносить" первых, Андрей – вторых, и так – до бесконечности. Дело не слишком приятное, но уже как будто даже и привычное. Совсем другое – самим куда-то переться...

– Я воздерживаюсь. Все-таки до сих пор чувствую себя должником Максима Николаевича, кем бы он на самом деле не был. Но препятствовать вам не буду, – завершает голосование ИФ. – Прошу только воздержаться от насилия – сверх необходимого.

– Все. Решили. У кого есть хоть какой-то военный опыт?..

Часа за полтора, в ходе ожесточенных споров, мы разработали план операции. Решили стеречь гражданина начальника не "где-то в сопках", а за поселком, по дороге на рудник, куда по воспоминанию ИФ он ходил каждое утро, ровно к девяти. Тоже один, тоже пешком...

Нет! Серега точно набивается, чтобы ему выщипали бороду: нельзя так людей пугать!

Он весь поход таскал в рюкзаке новенький японский магнитофон, и вот теперь врубил его на полную железку.

Виктор Цой. Люблю. Хотя и не так громко. Или это тишина такая стояла над притихшим от холода миром, что теперь разбуженное эхо в дикой панике мечется между сопок?

"Они говорят, им нельзя рисковать,

Потому что у них есть дом,

В доме горит свет..."

"Группа крови на рукаве,

Мой порядковый номер на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою..."

Приблудный, которому явно понравилась музыка, а еще больше – сам магнитофон – поднял ППШ дулом в зенит и выпустил длинную очередь. Пули трассирующие, красиво. «Вот и светомузыка!» – это напоминает мне уже какой-то дурацкий анекдот. Додумать мысль до конца не успеваю, потому что следующая песня...

Самодельная запись стала слабее, глуше: все, кто хотел разобрать слова, невольно притихли:

"Среди связок в горле комом теснится крик

Но настала пора, и тут уж кричи, не кричи.

Лишь потом кто-то долго не сможет забыть,

Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи,

И как хлопало крыльями черное племя ворон,

Как смеялось небо, а потом прикусило язык

И дрожала рука у того, кто остался жив,

И как в вечность вдруг обратился миг...

И горел погребальным костром закат

И волками смотрели звезды из облаков

Как, раскинув руки, лежали ушедшие в ночь,

И как спали вповалку живые, не видя снов..."

От этой вещи у меня всегда мороз по коже, а уж теперь, когда камни вокруг стоянки покрыты пятнами копоти от сожженных дотла трупов, когда где-то рядом, невидимые и неощутимые, бродят тени убитых нами... Я встречаюсь взглядом с волчьими глазами ледяных колымских звезд. Никогда мне уже не стать прежней. А ведь это еще не конец. Что-то будет завтра?..

Ладка тем временем пристает к Лэлсе:

– Как ты нас с Ольгой и Андрея лечил? Научи!

Лэлса вздыхает устало:

– Этому нельзя научить. С этим нужно родиться – на Эдэлсэрэне или хотя бы на Дениззаре. Я видел людей с Земли, которые пытались проделывать нечто подобное. Руки отшибать, как у вас говорят: вреда больше, чем пользы.

– А как же...

– Не спорь и не расстраивайся, я сейчас покажу тебе кое-что из наследства пиратов. Видишь вот эти перчатки? Универсальные биостимуляторы. Они даже более эффективны, чем моя терапия. Их обычно надевает тот, кто лечит, но можно и на самом себе заживить не очень серьезную рану. Только лучше без крайней нужды не злоупотреблять таким лечением. После него вообще-то нужен долгий сон, тепло, усиленное питание. Организм тратит слишком много сил на ненормально быструю регенерацию клеток. Если у человека есть какие-то скрытые, вялотекущие болезни, они потом, через некоторое время, резко обостряются, и это может быть гораздо хуже, чем последствия от раны.

– А когда ты лечишь?

– То же самое. Просто сейчас всем нужно быть на ногах. Вопрос выживания. Поэтому я и рискнул – с тобой и Ольгой. Вы обе молодые, здоровые. А у Андрея болячки были совсем несерьезные, их залечить – нечего делать. Должен был, конечно, предупредить о возможных последствиях...

– Ладно, я поняла.

– Биостимуляторы быстро разряжаются. Видишь индикатор? Заряжают их так же, как аккумуляторы к оружию: на ярком свету. Жалко, что их у нас всего две штуки...

– Лэлса, а тебе трудно лечить руками?

– Трудно? Нет. Неправильное слово. Если это дано человеку, и много раз практиковался, все получается само собой. Только силы очень быстро уходят. Приходится отдавать тому, кого лечишь, часть своей жизни. Ну да ничего, я крепкий. На пару смертельных ран меня еще хватит.

– Типун тебе на язык! Сплюнь и постучи по деревяшке!

– Ты хочешь сказать, это помогает? А говорила, мы суеверные...

Интересно, ляжем мы сегодня спать, или как?

ИФ и Андрюха уходят на разведку, Серега остается дежурить, а мы наконец-то забираемся в спальники. Лэлсу запихиваем в середку между мной и Ладкой: он очень сильно мерзнет, несмотря на надетые поверх комбинезона свитер и теплые штаны. Галка ложится с краю. Находиться с ней в одном спальнике – сущее наказание. Ей всегда жарко, поэтому она пихается и вылезает по пояс наружу. Меня саму колотит озноб, имеющий весьма косвенное отношение к холоду вокруг. Нервы натянуты до предела: в таком состоянии не уснуть.

Если думать о завтрашней операции – тогда точно до утра не сомкнешь глаз. Поэтому начинаю размышлять о Лэлсе: вот он, спит рядом, сопит в две дырочки, уткнувшись носом в Ладкину спину. Странное существо. В моем представлении инопланетянин – нечто предельно чуждое, непонятное, возможно, вообще не поддающееся нормальному восприятию. А Лэлса – просто человек, хотя и со странноватыми способностями. Слишком похожий на нас, чтобы воспринимать его как чужака... Больше всего напрягает вопиющий контраст облика и биографии. Я нахваталась от Ладки кое-каких психологических знаний. Кажется, это называется "детские сигналы": черты внешности, напоминающие ребенка, которые будят в каждом из нас – независимо от пола и возраста – родительские инстинкты, подсознательную нежность, желание защитить. Так вот: я понимаю, что в Лэлсе таких черт хоть отбавляй. Большая круглая голова, огромные глаза, даже мимика его по большей части вполне детская... И вдруг – эта жуткая история, как он доходил на пиратском руднике: в лучших традициях "Колымских рассказов". Не вяжется! Или все-таки вяжется? Маленькая собачка весь век щенок. А может, он действительно очень молод – на Эдэлсэрэнский счет? Интересно, сколько лет живут на его планете?

Другая наша приблуда, Андрей Зорин, тоже вляпался в неприятности почти ребенком. Сейчас ему двадцать один, из них три с половиной года он провел в заключении. Андрей тоже кажется одновременно и старше, и моложе своих лет. Только в нем этот контраст не так разителен... И вызывает Андрей у меня отнюдь не материнские чувства. Массаракш! Влюбиться только не хватало! Ольга, тебя в Москве Игорь ждет!

Игорь, жених... Я с момента прощания в аэропорту всего второй или третий раз о нем вспомнила. С глаз долой – из сердца вон: в походе вообще полностью отрешаешься от всего, что осталось дома. От всего и от всех. Значит, женишок сам виноват. Не смог он с работы отпроситься, блин! Хотя, в свете последних событий, я рада, что его нет здесь. По крайней мере, жив останется. И очень здорово, что он не видел меня в некоторые моменты... Чудно: раздеваться перед ним не стесняюсь, а вот душу обнажать... Ладно. Вернусь – если вернусь – увижу друга сердечного и окончательно решу: надо нам быть вместе или нет. Хотя, одна моя родственница говорила: "Коль уж до свадьбы начинаешь сомневаться в избраннике, драпать надо без оглядки". Но он-то меня – любит. Для него это будет удар. Жалко человека. Себя, впрочем, тоже почему-то жалко...

Андрей Зорин... Мне нравится самый звук его имени. Я никогда не забуду худое, резкое, бронзовое от загара лицо – и глаза, как пасмурное небо осенью. Этот парень во всем – полная противоположность мирному, домашнему Игорю. Иногда я его попросту боюсь. Но притягивает он меня будто магнитом. Если бы только между нами не лежала пропасть времени! Допустим даже, мы оба выживем и встретимся после. Андрей – двадцать восьмого года рождения: он будет старше моего отца. Но я все-таки поцелую его на прощание и дам свой адрес. На прощание, не раньше...

Думая об этом, я заснула. Как ни странно, видела во сне что-то мирное и очень хорошее.

Тринадцатый день

Проснулась чуть свет, замерзшая как собака. Лэлсы рядом нет. Я прижалась покрепче к Ладке, натянула на голову сырой спальник... Как всегда! Только начала согреваться, пришел ИФ:

– Подъем!

Первое желание – послать его по матери. Но надо вставать. Мы вылезаем из-под пленки злые, невыспавшиеся, промерзшие до озноба, до ломоты в костях. Снова туман. Галка уже что-то варит. А, ясно: голубично-брусничный компот!

– Куда Лэлса пропал?

– Ягоды жрет. Он чудной: "Их правда можно есть, ты не шутишь?" Я ему дала попробовать. Думала, от котелка не оторву. Показала, как растут, велела: "Собирай, раз нравится!"

– Эй, Лэлса!

Он вынырнул из тумана: физиономия довольная, губы и пальцы – синие от сока. Галка достала из кармана зеркальце:

– На, полюбуйся на себя.

Рассмеялся, вприпрыжку побежал отмываться к ручью.

Неужели только так? Нужно потерять в жизни все, чтобы научиться чисто и безоглядно, будто великому дару, радоваться любой мелочи? Солнечному лучу, глотку воды, ржаному сухарику, разделенному напополам с другом, горсти кислых ягод...

После двадцати приседаний я немного согрелась, но голод и многодневная усталость дают о себе знать: кружится голова. Ноги тоже активно возражают против занятий физкультурой. Весь завтрак – компот с сухарями, причем в компот вместо сахара пошли Галкины "таблетки от жадности" – подсластитель.

Вчера вечером мы высыпали в котелок последние остатки сухих супов, туда же ИФ запихнул тушку подстреленной в кедраче птицы. Жалко, что на Ульгычане совсем нет грибов, а наш ручей слишком маленький, чтобы в нем водилась рыба: ничего кроме подножного корма нам теперь не светит.

Ладка, стоя босыми ногами на подушке ягеля, делает хитрую айкидошную зарядку. Лэлса ходит вокруг нее кругами:

– Как ты можешь без обуви: здесь за последние дни все стало совсем холодное и колючее!

– Дома – стены помогают, – смеется Ладка.

Галка горестно вздыхает:

– А я вот начинаю понимать, что бархатный сезон на Колыме – совсем не то, что нужно для счастья. Ведь могли бы в Крым рвануть, или на Кавказ...

Надо идти стеречь начальника, но нас с Галкой это не касается: решили, что мы останемся на стоянке. Вчера я протестовала, а сегодня так развезло, что уже прикидываю, как провожу народ и пойду досыпать. Вон солнышко вылезло, через час будет тепло: согреюсь...

– Ребята! – Серега со своего наблюдательного пункта машет нам рукой с зажатым в ней биноклем. – Сюда, скорей!

По дороге кто-то идет. Мне передают бинокль: кто-то во френче, невысокого росточка, кругленький, с портфелем под мышкой. На удивление легким и размашистым шагом, почти бегом, он чешет прочь от поселка. Отдаю бинокль Ладке:

– Гражданин начальник, собственной персоной! Смотри, Лэлса.

– Некогда смотреть, идем, – глаза Лэлсы широко раскрыты, зубы стиснуты, голос звучит зло и резко.

– Это он?

– Не знаю пока. Пошли быстрее!

Мы бежали вниз по склону, обращенному к дороге, наперерез гражданину начальнику. Вчерашний план оставался в силе, менялось только место. Ну что же, если объекту охоты угодно самому идти к нам в руки, милости просим.

Автомобильная дорога здесь здорово петляла, обходя скалы, это давало нам приличную фору по времени. ИФ, Лэлса, Андрей и Ладка укрылись за большими валунами ближе к поселку. Серега и мы с Галкой (пришлось-таки принять участие в операции) затаились в зарослях стланика чуть выше по склону и метров на пятьдесят дальше.

Дальнейшие события излагаю со слов Ладки.

Человек в форме выскочил из-за поворота. Он был точно таким, каким Ладка его запомнила. За соседним валуном бледный как мел Лэлса тискал бластер, потом, когда начальник оказался от него метрах в пяти, крикнул не своим голосом:

– Сэнха н'вендэ! Авети ини дамаэ! – и вскочил на ноги.

Пиратский прихвостень затормозил, словно налетел на стеклянную стенку. А из-за камней на другой стороне дороги уже выходил, ухмыляясь и поигрывая автоматом, Андрей Зорин:

– Гражданин начальник, какая встреча!

Тут Ладка подала голос:

– Привет! Нам не дали закончить ту приятную беседу. Продолжим?

– Здравствуйте, Максим Николаевич! Помните маленького Игоря Головина? Хотелось бы еще разок потолковать по душам. Сопротивляться не советую, иначе получите жакан в пузо. Честное слово, мне будет жаль. А так, может, разойдемся мирно.

Чинхар заметался. Вернее он-то остался стоять, где стоял, опустив руки: тяжелый портфель заметно оттягивал вниз левое плечо. Заметалась в поисках выхода его черная душа. Продолжать маскарад больше не имело смысла. И вот уже совсем другой человек стоял на дороге: высокий, стройный, приторно, по-бабски красивый, чертами лица отдаленно похожий на Лэлсу. Ладку обуяло яростное торжество: ей казалось, что она сама, своими силами порвала злые чары.

– Портфель на дорогу, руки вверх!

Она обыскала пленника: тот не думал сопротивляться. Ощущение было такое, будто дрожащая тварь вот-вот бухнется на колени и начнет молить о пощаде.

Ладка достала наручники (какую гадость приходится таскать в карманах!).

– Руки за спину! – застегнула у него на запястьях.

– Ну кто так делает! Смотри как надо! – Андрей подошел к Чинхару. – Повернись, падла. Во-от!

Приблудный забил наручники так, что из-под браслетов брызнула кровь, потом еще подпрыгнул, держа Чинхара сзади за плечи, и ударил коленом по цепочке. Все это с улыбочкой, которая сделала бы честь его заклятым друзьям уголовникам.

Лэлсу передернуло, а Ладке стало противно, и шевельнулась где-то в душе непрошенная жалость. Чинхар, странное дело, даже не изменился в лице.

– Прекрати беспредел, Зорин! Пошли, – сердито скомандовал ИФ.

– Шаг в лево, шаг в право – считается побег! Конвой стреляет без предупреждения!

Сергею давно уже надоело сидеть в кустах: он вылез оттуда и подтянулся к месту основных событий. Они с ИФ взяли Чинхара под локти и повели по дороге: до поворота на тропинку к нашей стоянке. Следом шли Ладка и Лэлса, Андрей поотстал.

Пленник вдруг что-то быстро затараторил на своем языке, обращаясь к Лэлсе.

– Я буду говорить с тобой только по-русски, Сенхара!

– Хорошо, – тот повернул голову, чтобы видеть собеседника, недобро сверкнул глазами на Ладку, и произнес, чеканя каждое слово. – Твоя машинка не достанется никому: ни Ардара, ни этим злобным, грязным, невежественным дикарям – землянам. Я очень надеюсь, что ты, Лэлса, если останешься жив, не построишь новую. И прошу тебя: не суйся больше в аппаратную, все решится без тебя.

Ладке жутко не понравился его звенящий от напряжения голос и опасный блеск в глазах, которого минуту назад там даже в помине не было. Она взяла бластер наизготовку, открыла рот, чтобы предупредить ИФ и Серегу...

Дальше все произошло очень быстро, гораздо быстрее, чем она успела что-либо предпринять. Горе-конвоиры выпустили пленника, разлетелись в разные стороны и остались лежать, а он побежал, петляя и пригибаясь, прочь от дороги.

Мы с Галкой в тот момент еще сидели в кустах. Я сразу поняла, что пойманный пират пошел в бега, и что у него есть шанс: уж больно ловко улепетывал он вверх по осыпи, несмотря на скованные за спиной руки. Двое наших лежали неподвижно: Ладка и Лэлса сразу бросились к ним. Туда же уже летела с криком Галка. Андрей болтался где-то позади, его с моего места вообще не было видно. Я пристроила бластер в развилку ветвей, поймала удирающую фигурку в перекрестие прицела... Зорин опередил меня: только клочья полетели от защитного френча на спине пирата. Мой выстрел вдребезги разнес камень, за который он свалился, мгновение спустя туда влепил заряд еще кто-то из наших...

Эх, Андрей! Какого лешего тебя понесло обратно? Ты крикнул:

– Подождите, я сейчас вернусь, – и скрылся за изгибом дороги.

Надо было тебя остановить, но кто знал, что эта пиратская сволочь тащит за собой такой хвост. Мы же сверху видели только гражданина начальника, никого следом! Ты вылетел на энкаведешников из-за поворота, и они расстреляли тебя почти в упор. Кажется, в самый последний миг ты не остался в долгу, забрал с собой одного или двух из своих убийц...

Ладка бросилась к тебе, под пули, на бегу паля из бластера по ненавистным темным фигурам, я – следом. Оглохшие от адского грохота, почти ничего не видя в клубах дыма и пыли, мы метались по дороге и стреляли, стреляли, стреляли, пока не посадили аккумуляторы. Вокруг все горело и плавилось. Повернули назад, когда поняли, что сейчас попадем под пулеметы на зоне. На обратном пути добивали раненых: из лазерных пистолетов. Только один остался жив. Он попался мне на глаза последним: он полз за камень, зажимая подмышкой культю оторванной взрывом правой руки. Что-то щелкнуло в мозгах: знакомая сцена, на фильм какой-то похоже...

Посмотрела на свою подругу – и увидела фурию из ада. Подумала: "Нам сейчас только изгрызенных щитов недостает". А потом вдруг разом обрушилось и оглушило понимание, что мы сейчас натворили.

Нет, не хочу вспоминать! Не могу! Ничего более страшного, чем эта дорога, в моей жизни не было. И скорее всего, не будет: до самого Страшного Суда.

Мы вернулись к своим. Лэлса стоял на коленях над Андреем. Лицо эдэлсэрэнца показалось мне старым, смертельно усталым и осунувшимся, руки перепачканы в крови. Увидев нас, он сказал:

– Я ничего не могу сделать. Раны страшные, но не в них дело. Душа ушла: сразу и насовсем. Так бывает...

Он мог бы ничего не говорить. Кто-то уже закрыл Андрею глаза.

Дальнейшее вспоминается отрывочно.

Уйти с дороги...

Не забыть портфель гражданина начальника...

Серега, с трудом приходящий в себя после жестокого удара в солнечное сплетение, зареванная Галка...

Ладке пулей содрало кожу над ухом: ничего опасного, но кровь течет, нужно перевязать...

Очень хочется пить, больше ничего не хочется. Солнце страшно слепит глаза...

Очень длинная дорога до стоянки. ИФ и Лэлса несут то, что осталось от Андрея. Тянется по камням кровавый след.

Стоянка. Ладка с забинтованной головой над кучей документов из портфеля. Большую часть она просматривает и сразу бросает в костер, кое-что откладывает в сторону. Унести с собой мы это не можем, но можем сфотографировать: Серега взял в поход уйму халявной черно-белой пленки...

У моей подруги в руках тоненькая картонная папочка: лагерное дело гр. Зорина Андрея Вениаминовича, 1928 года рождения, осужденного по статье... Не буду смотреть! Не могу! Ладка молча фотографирует немногочисленные страницы. Папка летит в огонь последней.

– Блин, так вот он куда подевался! – Ладка вытаскивает из портфеля общую тетрадь в синем клеенчатом переплете – свой песенник. – Значит, он был в кармане куртки, когда я попалась...

– Оля, пошли, – Лэлса трогает меня за плечо.

Мы идем наверх, ищем место для могилы: в укромном, незаметном месте, но при этом – на солнечном склоне, в затишке от ветра, и чтобы по весне не заливало водой. Обязательно – чтобы с того места совсем не было видно лагеря: только небо и горы. Карманы Лэлсы топорщатся от брикетиков взрывчатки и запасных аккумуляторов.

– Вот здесь.

– Да. Годится. Дальше не пойдем.

Задача предельно проста: выжечь лазером дырки в скале, заложить туда взрывчатку, соединить проводами... Лэлса командует. Пусть: на Марсе он в этом деле собаку съел.

Камень раскаляется, мерзко воняет горелой землей. Аккумуляторы быстро садятся. Надо, чтобы отверстия были точно по размеру и ровные, чтобы рука с пистолетом не дрожала. А куда девать вторую? Опираюсь о скалу. Больно. Не могу понять, почему. Обожженная ладонь быстро покрывается волдырями.

– Лэлса, подлечи!

– Как тебя угораздило? Что с тобой, Ольга?

– Ничего! Я же говорю, полный порядочек! Вот был человек: молодой, полный жизни, смелый ("Любимый?" – но это не вслух, только про себя). А вот могила для этого человека. Все в порядке, Лэлса... Скажи, мы могли вытащить его в наше время? Если бы он остался жив?

– Конечно! Это подразумевалось. Не знаю, почему никто вчера так и не спросил. Нужно было только прорваться в аппаратную: там есть специальный портал. Я обдумывал это сегодня утром, но не успел предложить. Мне-то туда в любом случае надо...

И остался невысокий, почти неразличимый со стороны бугорок из камней, и выжженная лазером надпись на большом валуне в изголовье:

"Андрей Вениаминович Зорин

Родился 5.09.1928

Погиб в бою 12.09.1949"

Нам больше нечего здесь делать. Надо прорываться! Пираты, вохра, регулярная армия – плевать. У Лэлсы есть какие-то дела в аппаратной? Хорошо. Выберемся из совмещенного времени, а там будет видно.

Да, желание одно: побыстрей бы все кончилось! При этом – для меня лично – сохранение собственной жизни уже не является граничным условием. За остальных – не поручусь. Но кажется всех уже невыносимо тошнит от зачумленной 1949 годом земли. Прочь отсюда! Уйти любой ценой!

Быстрые сборы. Берем только самое необходимое. Все, без чего можно хоть как-то обойтись, остается здесь. Ладка спорит с ИФ:

– Гитару не брошу!

– Велика ценность: Сергей вон магнитофон оставляет...

– Я сказала – не брошу, – дело пошло на принцип.

ИФ машет рукой:

– Ладно, бери, хрен с тобой.

Тщательно запаковываем вещи в пленку, закладываем камнями (кто знает, может, еще вернемся), вскидываем на плечи тощие рюкзаки и уходим. Снова по той маленькой тропинке вдоль ручья:

– Авось, два раза в том же месте ждать не будут, – сверкая глазами и зубами в дикой усмешке, баюкая в руках бластер, говорит Серега.

Ладка оглядывается на него с подозрением:

– Истерика, сударь? По морде дать? – голос спокойный, ироничный, но взгляд – не менее безумный чем у Сереги: я иду рядом и вижу.

А мне – уже все равно. Как зайцу! И Галка молчит: наглухо замкнулась в себе. И Лэлса... У эдэлсэрэнца с самых похорон Андрея такой вид, будто он делит в уме многозначные числа. К чему бы это? А, не важно. Все равно.

Солнце сегодня совсем не греет, ледяной порывистый ветер налетает со всех сторон, в воздухе отчетливо пахнет снегом.

Поднимаемся по знакомому ущелью. В нормальную погоду здесь совсем не трудно идти. Наверху никого. Зря осторожничаем: никто не стреляет и не выпрыгивает на нас из того микроразрыва. Возможно, в прошлый раз охотники за беглецами сами не поняли, какое гениальное место для засады нашли.

Если бы они попытались протащить Ладку под правым склоном и сразу остались с пустыми руками. Если бы Ладка не посидела в БУРе. Если бы лично не побеседовала с Чинхаром...

Тропа заворачивает вниз и направо. Километра через полтора она должна вывести на основную дорогу. У кого к рюкзаку привязана лиственничная ветка с вялой желтой хвоей, у кого в кармане – клок ягеля. Как только они исчезнут, значит, все: вышли. Увы, не исчезают. Ни у кого, кроме Сереги, который специально поперся через разрыв.

Тропа проложена по дну узкой глубокой промоины, до дороги метров двести. Впереди отчетливо слышится урчание работающего мотора, автомобильный гудок, ржавый железный скрип непонятного происхождения. Машина едет потихоньку, потом газует и уносится в сторону Ульгычана. Через несколько секунд звук резко и характерно обрывается: граница совмещенного времени, другой конец того разрыва, где мы впервые встретили Андрея, а Ладка вывалилась из воронка. Получается, где-то в середине этого разрыва – пресловутая аппаратная? Снова скрип закрывающихся ворот или шлагбаума. Что же это за напасть на нашу голову? Подходим ближе, осторожно выглядываем из-за края промоины.

Напасть называется – КПП. Шлагбаум поперек дороги, деревянный домик, вышка – родная сестрица лагерных, пара больших военных грузовиков. И до всего этого метров сорок отлого голого склона: мышь не проскочит незаметно, не то что человек. А пути в обход нету. Весь склон с нашей стороны ущелья такой же лысый: осыпь, местами поросшая лишайником, выше – вообще скальная стенка. Как назло, вдоль другой стороны дороги течет ручей, по берегу его – симпатичного вида кустики. Не слишком густые, узкой полосой, но хоть какое-то прикрытие. Пробраться б туда – и нет проблем. Но для этого – опять же – нужно вылезти из промоины и перебежать по открытому месту перед носом у КПП. Или – вернуться к стоянке, выйти на дорогу, нырнуть в разрыв... Прокрасться под носом у пиратов мимо аппаратной, выйти из разрыва, обойти КПП по правой стороне дороги...Мне уже почти наплевать на пиратов. Но от одной мысли, что опять возвращаться...

Кто же мог подумать, что перед нами встанет еще и такое препятствие!? Когда мы шли на Ульгычан, сорок с лишним лет спустя, клятого КПП в помине не было. Смутно помню какой-то бугорок, поросший иван-чаем... И когда на второй день пытались смыться этой дорогой, ИФ о КПП словом не обмолвился: был уверен, что все кончается сразу за перевалом. Блин!

Наше убежище в промоине – тоже, кстати, ненадежное. Сидеть здесь и ждать... Нет никакой гарантии, что кто-нибудь уже не разглядывает нас в бинокль с одной из окрестных сопок. Нет больше Андрея, который мог бы заметить опасность и предупредить...

– Игорь Федорович, как вы думаете, нас здесь ждут?

ИФ молча, сосредоточено дымит папиросой. Ладка отвечает за него:

– Безопаснее считать, что да.

Старшой смотрит на нее со странным, мученическим выражением на лице, взгляд – как у пьяного или обкуренного:

– Ждут, ждут. Солдат той осенью понагнали – пропасть. Не только на этот КПП, по всем окрестным сопкам кучу постов было наставлено. Помимо наших событий, в середине лета случился большой бунт и побег заключенных на Ржавом... Точно помню, что как раз в середине сентября этот КПП кто-то разнес в дым. Камня на камне от него не осталось. Не мы ли это были? Будем? Тьфу, запутался совсем!

– Игорь Федорович, а вы не знаете, мы прорвались? То есть прорвемся? – Галка тревожно заглядывает в глаза ИФ.

– Я знаю точно, что здесь никого не поймали. Все. Мне очень не хочется прорываться куда-то с боем и разносить что-либо в пух и прах. Я уже говорил, это не мое амплуа, да и не ваше тоже. Последние события...

– А есть другая дорога?

– Дайте подумать. На всякий случай – смотрите в оба: поедет еще одна машина, нужно точно отследить, где здесь кончается совмещенное время.

Через полчаса проехал Ладкин старый знакомый – воронок из поселка. За КПП – еще метров сорок. Массаракш! Каких-то жалких пятьдесят метров. И нам их не миновать. За полчаса ИФ ничего дельного не придумал.

О чем именно он размышлял, и размышлял ли вообще – большой вопрос. То есть поначалу шеф честно разглядывал карту, что-то взвешивал и прикидывал. Но потом с ним начало твориться явное не то. Лицо резко побледнело, покрылось испариной. Несколько минут сидел, крепко зажмурив глаза, сжав кулаки и челюсти. Когда мы уже всерьез забеспокоились, не хватила ли Старшого кондрашка, откашлялся и хрипло провещал:

– Кажется, у нас нет другого выхода. Или прорываемся здесь, или мы – трупы. Принимаю решение...

– Вы хорошо подумали? Точно нет другой дороги?.. Может, вам валидол из аптечки достать?

– Нет, – шеф ответил на все Ладкины вопросы разом: на редкость лаконично.

– Может, хотя бы до темноты подождем?

– Нельзя.

Почему нельзя? Какая муха вообще его укусила? Но говорит – с железной убежденностью, и он все еще – наш руководитель.