Текст книги "Ульгычан, или хроника турпохода (СИ)"

Автор книги: Татьяна Чоргорр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Да уж. Кажется, у Сенхары хватило ума не распространяться на эту тему.

Соседи-земляне снова смотрели на эдэлсэрэнцев как на пустое место. "Суки! Сучьи прихвостни!" – звучал шепоток за спиной. Бывало и кое-что похуже слов, но друзья умели постоять за себя, и после нескольких неудачных попыток наезжать на них перестали.

Как ни странно, забота Сенхары о друзьях была искренней. Он устроил их на непыльную работу в диспетчерской и всячески ограждал от контактов со своим пиратским начальством. Прошел долгий марсианский год – Саша и Лэлса были живы, и при этом не запятнали себя ничем. Но сколь веревочке не виться...

Дорассказать Лэлса не успел. Серега приподнялся со своего места, вглядываясь в даль:

– Кажется, к нам опять гости.

Секунду спустя и я разглядела: по долине ручья шли, рассыпавшись цепью, двенадцать человек в форме лагерной охраны. Собак с ними на сей раз не было. ИФ схватил ружье, скомандовал:

– Лада, Ольга, вы со мной – вниз! Серега, Лэлса – наверх! Андрей и Галка, сидите здесь и смотрите в оба!

Мы сбежали по осыпи к палатке, дальше – вдоль ручья. Ну, где здесь наши вешки?

Я постепенно приходила в себя. Ладка на бегу комментировала Лэлсин рассказ и сопровождавшее его странное "кино", но я не прислушивалась. Вообще, чтобы уложить такое в голове, нужно время и более-менее спокойная обстановка.

Обстановка не была спокойной: она требовала немедленной, полной концентрации здесь и сейчас...

Заряд крупной дроби из двустволки ИФ взбил фонтанчики пыли под ногами у наступавших – они на редкость шустро попрятались за камни. Стрельба из бластера – в Ладкином исполнении – произвела на вохру еще более неизгладимое впечатление.

ИФ отдал приказ не стрелять по людям. Да мы и сами не хотели никого убивать. Только хорошенько пугнуть, чтоб не лезли. Вряд ли наши чувства разделял Андрей Зорин, но приказу он подчинился.

Попытка отползти назад тоже была пресечена. Чтобы уйти, вохровцам нужно было миновать совершенно открытый участок. Первый, кто туда сунулся, схлопотал парализующий заряд. Двое бросились к нему – легли рядом.

ИФ вышел за вешку:

– Всем встать! Оружие – на тропу, руки вверх! Кто будет рыпаться.., – не ожидала я услышать такой металл в тенорке шефа – Девчонки, проконтролируйте!

– Быстро! Быстро! – Ладка тоже выскакивает в совмещенное время с бластером наперевес. – Автоматы не бросать! Ну я же сказала, аккуратненько... Вот так!

Я стараюсь занять такую позицию, чтобы если что, Ладка не оказалась на линии огня.

Оружие (наверняка не все) сложено на тропе аккуратной кучкой. Девятеро из двенадцати стоят, руки за голову, трое еще не очухались. Ладка подбирает их автоматы, извлекает у кого-то, вероятно, начальника, наган из кобуры.

Всматриваюсь в лица наших пленников. Нормальные лица, некоторые были бы даже вполне симпатичными, если бы их не мял и не коверкал суеверный ужас. От Ладки шарахаются, как от привидения.

Из воздуха материализуется Приблудный с пистолетом, который ему, наконец, вернули:

– Я их обыщу?

– Валяй! – отвечает Ладка.

Меняю позицию: спускаюсь чуть ниже, встаю на большой плоский камень над ручьем. "Где здесь граница-то проходит? Я еще здесь, или уже там?" Андрей оглядывается, машет мне рукой: "Сдай назад, не высовывайся, мы справимся."

– Андрюш, погоди. Вон на том типе хорошие сапоги, по-моему они тебе подойдут.

Вижу, что он услышал, хочу сделать еще шаг назад, уйти из совмещенного времени, но вместо этого лечу в воду. Как будто кочергой заехали под колени. Сижу в ручье: пятой точке мокро и холодно, а ногам почему-то горячо, в глазах – разноцветные круги. Попробовала встать – дыхание перехватило от адской боли: я даже заорать не смогла как следует.

Где-то наверху трещат автоматные очереди, бухают разрывы от бластеров: кажется, на нас напали с двух сторон. Вохра лежит плашмя и не подает признаков жизни. Ладка – на штанине расплылось темное пятно, лицо искажено почти до неузнаваемости – за шиворот тащит Андрея из этой кучи тел. Парализовала она всех оптом, что ли? Выше по ручью еще раз очень сильно грохнуло – и тишина.

– Слушайте, сволочи, внимательно! Очухаетесь – и быстро, очень быстро пойдете туда, откуда пришли. Кто сунется к оружию – пеняйте на себя.

Ладкин голос доносится как сквозь вату. Из застилающего глаза тумана выныривает лицо ИФ. Тщетно силюсь сфокусировать взгляд, сообразить, что он там толкует. Кто-то берет меня под руки, разжимает пальцы, сведенные судорогой на рукояти пистолета, осторожно поднимает из воды. Пытаюсь наступить на ноги – зря, ох как зря. Кто сказал такую глупость, что попытка не пытка. Обморок – единственное спасение от невыносимой боли.

Первым, что я увидела, придя в себя, была физиономия Лэлсы. Моя голова лежала у него на коленях, от маленьких ладоней, прижатых к моим вискам, шло приятное тепло. Заметил, что я открыла глаза:

– Ты как?

– Не знаю, – пока я лежала тихо, ничего у меня не болело. А шевелиться не было ни сил, ни желания...

– Ладно, отдыхай, – пристроил мне под голову что-то мягкое, улыбнулся и ушел.

Где-то далеко – знакомые голоса, лица, а я лежу и смотрю, как по ярко-голубому небу бегут пушистые белые облака. Мое тело сейчас такое же невесомое и бесформенное, и также неторопливо проплывают в голове редкие мысли. Вот, новый куплет придумался к дурацкой песенке без начала и конца, которую любит напевать Серега:

"Турист,

Зачем ты лез на Колыму?

А там такая заваруха,

А жить-то хочется ему..."

Интересно все-таки, что там с моими ногами? Приподнимаю голову. Успеваю разглядеть свежие бинты – на правой ноге проступила кровь. А еще – вижу Лэлсу над лежащей ничком Ладкой, Серегу, который перезаряжает бластер... Снова все куда-то проваливается. Ненадолго правда.

Очнулась. На фоне неба вместо Лэлсы – дылда в черном комбинезоне, с бластером в руках. Пихает меня носком ботинка в бок, переключает бластер из режима парализатора на боевой. У меня под ложечкой что-то обрывается. "Не смотри на оружие, в глаза смотри," – тщетно силюсь отвести взгляд от черного рыльца, готового извергнуть смерть. Кровь бешено стучит в висках, я в том состоянии, когда бросаются бежать, не помня себя, не разбирая дороги, но даже пальцем не могу пошевельнуть. Какая же подлость эти парализующие заряды!

Пират говорит несколько слов на непонятном языке, поворачивается и уходит. Его соратник за шиворот, как кутенка, тащит куда-то Лэлсу. Третий, видимо старший, шарит глазами по склонам окрестных сопок и дает ценные указания.

От сердца немного отлегло. Лихорадочно соображаю, где кто из наших. Ладка, Лэлса и Серега точно здесь. И Галка где-то неподалеку – я слышала, как они с Серегой переругивались. Остаются ИФ и Приблудный. "Сосчитали" их пираты или нет?..

Действие заряда скоро должно кончиться. Один из этих гадов подошел, присел на корточки – на морде брезгливая гримаса – и принялся обшаривать мои карманы. Перевернул лицом вниз, свел вместе руки – холодный металл на запястьях, щелчок – вот как оно бывает... Взял за шиворот, поднял: ноги не достают до земли. Может оно и к лучшему.

Наконец-то могу оглядеться. Остальной народ уже закован, а Лэлсу оттащили в сторону и бьют. Ногами в высоких, подкованных металлом ботинках, страшно, смертельно бьют. Вернее, один бьет, а другой стоит рядом, смотрит и приговаривает. Повторяет одну и ту же фразу на разные лады, а сам ухмыляется довольно: рот до ушей, будто нарочно демонстрирует свои роскошные, ровные и белые зубы:

– Айра! Дарра сарн! Айра!..

Наставил на Лэлсу бластер. Второй, любитель помахать ногами, что-то недовольно буркнул. Улыбчивый пират перекинул оружие за спину, выпрямился, озирая небо и горы. Это было последнее, что он видел в своей жизни. За ветром и шумом ручья не было слышно выстрела. Пират упал ничком поперек Лэлсы, и тут же рядом свалился второй. Но больше ИФ не мог стрелять.

– Бросай оружие и идти сюда! – мне в бок уперся ствол.

Как только ИФ встал из-за камней, выяснилось, что и второй пират, который колошматил Лэлсу, тоже жив. Они опасались сюрпризов: положили ИФ парализующим и только потом подошли ближе. Дылда наконец выпустил воротник моей куртки. Я уже чуть-чуть могла двигаться: я прислонилась спиной к обломку скалы, чтобы хоть как-то сохранять вертикальное положение.

Они стояли над ИФ и переругивались. Потом Дылда сковал ИФ руки, сказал что-то и пошел вниз. Заметно было, что он боится открытого пространства.

Глупо надеяться, что они не умеют считать до шести. Но так же, как Андрей Зорин и вохровцы не видели нашу палатку, так и пираты не могли увидеть Андрея за границей совмещенного времени. Если бы только он догадался затаиться у ручья!

Они ждали, и мы ждали, и ждал Приблудный – если он был там, если не ушел куда-нибудь, пока я валялась без сознания. Только в этот момент я вспомнила про свои ноги, и они ответили тупой ноющей болью.

К нам всем, кроме ИФ, уже вернулась способность двигаться. Тихонько завозился Сережка, Ладка повернула голову: в кровь искусанные губы, глаза из одних зрачков. Спрашиваю шепотом:

– Где Андрей?

– Пошел автоматы собирать...

– Молчать! Разговаривать – нет! – тот пират, который остался наверху, сидел на корточках над убитым товарищем и тихо бормотал то ли молитвы, то ли проклятия. Когда оглянулся на нас, глаза были бешеные, бластер плясал у него в руках.

Вернулся Дылда. Они снова лаялись между собой, потом, уже безбоязненно, подошли к краю площадки. Наверное, они не знали про разрыв. Наверное, они решили, что Андрей просто сбежал, спасая свою шкуру. Очередь из ППШ оборвала их спор – только ветер играл сухой хвоей на месте, где они стояли.

Андрей вылез на площадку. На мгновение замер, щуря на солнце лучистые серые глаза, улыбаясь во весь рот – цинга или чужие кулаки поубавили зубов.

– Живы?

И тут же бросился к Лэлсе, улыбка погасла. Неудивительно! Глядя на Лэлсу, можно было подумать, что в его теле не осталось ни единой целой косточки. Он был весь залит своей и пиратской кровью, избит, измочален. Бледное лицо с закрытыми глазами казалось мертвым. С заметной натугой Андрей отвалил в сторону тяжеленное тело мертвого пирата, позвал:

– Лэлса! Лэлса!

Маленькая рука сжалась в кулак, сгребая хвою. Эдэлсэрэнец тяжело, с хрипом вздохнул, темная струйка побежала из угла рта вниз по щеке. Андрей выпрямился, сдирая с себя куртку, попытался пристроить ее Лэлсе под голову.

– Не надо, не трогай, – жалко исказилось лицо.

Андрей взял его руку в свои, забормотал что-то утешительное.

– Оставьте меня, ребята, – и то ли умер, то ли окончательно потерял сознание.

– Бога ради, кто-нибудь, снимите с меня эту гадость! – откуда-то снизу подала голос Галка.

Андрей бережно опустил на землю безвольную Лэлсину руку, встал и пошел искать в пиратских карманах ключ от наручников. Когда с меня, наконец, сняли "браслеты", я уткнулась носом в первый попавшийся объект – в век не стиранный, драный, одни дыры, Андрюхин свитер – и позорно разревелась. Приблудный гладил меня по головке, утешал как маленькую, а я все ревела и никак не могла остановиться. Снова навалилась слабость, мир посерел и утратил ясность очертаний, невыносимо ныли ноги.

Морщась и скрипя зубами, прихромала Лада. Пришлось отцепляться от Андрея – она послала его за водой. Серегу отправила наверх наблюдателем. Галка взялась наводить порядок в палатке, где успел похозяйничать один из пиратов.

– Лад, что у меня с ногами?

– Ничего хорошего. Было. А сейчас – Лэлса сказал, в порядке. Болеть будут, но он велел не обращать на это внимания.

– Блин! Легко сказать! – взвыла я, проковыляв десяток шагов от одного валуна до другого.

– Прекрасно понимаю вас, леди, сама в таком же положении.

– Посмотри, как там Лэлса? Живой?

– Дышит. Надеюсь, оклемается.

– Уж очень сильно его били! Даже Андрей испугался.

Ладка укрыла Лэлсу спальниками, уже не боясь перепачкать их в крови, злобно пнула валяющийся рядом труп пирата, зашипела от боли.

На этот раз я решилась разглядеть незваного гостя повнимательнее. При жизни в нем было не меньше двух метров росту. Мощные мускулы, грубое лицо с тяжелой челюстью и крупными неправильными чертами. Кожа странного асфальтово-серого цвета, иссиня-черные волосы подстрижены ежиком. Глаза закрыты, но я помню, какие они были – темные, с яркими голубоватыми белками.

Вернулся Андрей. Мы передвинули место для костра подальше от натекшей с убитого кровавой лужи. Надо бы оттащить жмуриков куда-нибудь в сторонку...

Галка закончила уборку и присоединилась к Сереге на его наблюдательном пункте.

ИФ слоняется вокруг палатки как потерянный: ветер треплет седые вихры на низко склоненной голове. Его состояние тревожит меня все сильнее. Мы много слышали о нем от Сереги, и только хорошее. Он знает эти места как свою ладонь. Лет десять водит здесь группы туристов, даже иностранцы с ним ходили. За все эти годы рядом с ним не произошло ни одного несчастного случая, не было ни одного скандала, никто не болел, и все всегда оставались очень довольны. За ИФ укрепилась прочная репутация этакого ходячего талисмана. А теперь удача дала сбой. К тому же, шефа до безумия угнетает встреча с собственным прошлым. Два или три раза он тайком ходил в поселок, хотя Ладка умоляла его этого не делать. О том, что видел там – мертво молчит. Сколько он еще продержится? Не знаю.

Потом на нас опять полезла вохра. Непонятно, на что они рассчитывали, раз за разом атакуя нашу стоянку. Если не делать глупостей, как в прошлый раз, именно здесь, в разрыве «совмещенного времени», мы были абсолютно неуязвимы. И мы уже вполне дозрели, доозверели того, чтобы сразу стрелять на поражение. Сорвало какие-то ограничители, и все стало предельно просто: «закон – тайга, медведь – прокурор».

Вохровцы не дошли до границы совмещенного времени метров сто. И те, кто после первого же залпа не бросился назад, вообще уже никуда не дошли. Огненный вал смел их за считанные секунды. Остались обугленные кости на покрытых копотью камнях – кошмар, который будет преследовать меня долгие годы. Но в тот миг я не почувствовала ничего, кроме досады: "Массаракш, стоянку загадили окончательно"...

Стоянку загадили! Да сами-то мы на кого похожи! Я думаю, почему мне так холодно? А штаны-то мои сняли, когда ноги перевязывали. Меня разбирает неудержимый смех. Я вскакиваю, одергиваю подол энцефалитки:

– Сойдет за мини-платье?

– Вполне сойдет!

– Галка! Жива ли ты, моя старушка?

– Какая я тебе старушка, негодник!

– Жив и я, твой пакостный старик.

Серега сбегал за фотоаппаратом, и начались безумные дикарские пляски, вакханалия без вина. Мы фотографировались все вместе и по отдельности, корчили в объектив немыслимые рожи. В конце концов Серега влез на пень – лиственницу пустили на дрова еще утром – все дамы повисли на нем:

– Я дерево! Мое место в саду! – чуть не уронил Галку, та с визгом вцепилась ему в бороду. – Ой, мама, больно!

Андрей поначалу стоял в сторонке, смотрел и улыбался смущенно.

– Эй, Андрюха, иди сюда! Ты что как бедный родственник? Ну не смотри ты так на мои ноги, дай я тебя поцелую, – висну у Приблудного на шее.

– Не смущай человека, бесстыдная женщина, поди оденься.

– Вот еще!

Нахожу свои штаны – похоже на шляпу почтальона Печкина. Серега делает еще один кадр.

– Ладно, хватит пленку переводить, давайте все в кучу. Скажите "cheese"...

Зашевелилась груда спальников, в которые укутали Лэлсу. Он сел, сплюнул в сторону, отер губы тыльной стороной ладони. Вполголоса выругался: длинно, сложно, мешая слова нескольких языков. Совсем не вязалось это с его обликом – сама привычность такого жеста и слов.

– Живой?

– Да... Кажется, – попробовал улыбнуться – получилось, хотя в разбитом лице по прежнему наблюдалась немалая асимметрия. – Я еще... ветошью прикинусь, если можно. К вечеру постараюсь быть в норме.

– В чем вопрос? Прикидывайся хоть ветошью, хоть шлангом. Где русскому учился, чудик?

Встать с камня – сверхзадача. Возбуждение схлынуло, и сил совсем не осталось. Голова кружится даже в сидячем положении, ноги вспомнили, что им положено болеть. Ладка тоже еле жива. Пусть сегодня Галина занимается обедом, а мы последуем примеру Лэлсы.

Кое-как дотащилась до ручья, нашла место поудобнее. Пристроила под струю воды брюки и носки, прижала камнями – пускай полощутся. Помыла ботинки. Вот теперь точно можно ложиться спать. Надо только выбраться наверх. Или прямиком к палатке? Появляется Андрей. Плохо: вылезла за вешки и даже не заметила этого.

– Помочь?

– Да нет, я, собственно, уже закончила.

Смотрит. Какое все-таки у парня хорошее лицо! Конечно, не тогда, когда он пребывает в озверелом состоянии. В спокойную минуту – как сейчас. В который раз ловлю себя на том, что тоже разглядываю его – с интересом. Совершенно неуместным: по многим причинам. Игорь, зараза, где ты? Я изо всех сил стараюсь хранить тебе верность, но... Впрочем, обстоятельства все равно за тебя, мой незадачливый жених. Вот сейчас, сию минуту, кто-нибудь щелкнет переключателем на пульте, и твой возможный соперник растает, будто его не было вовсе. Будто он мне просто приснился...

После долгой паузы:

– Ольга, ты где живешь?

– В Москве, на Филях. А что?

– Просто интересно. Фили – это ведь не Москва, это Подмосковье. Мы там на даче жили – еще до войны.

– То до войны. А теперь это Москва, давно уже. Большие дома. Первые построили как раз в конце сороковых – начале пятидесятых.

Мне тяжело стоять, и я облокачиваюсь о камень. Андрей присаживается на корточки.

– А Мой дом – на Сретенке...

Рассказывает, как жил там в коммуналке на пятерых хозяев вместе с мамой. Как в 1942-ом убили под Ленинградом его отца, и они с двоюродным братом совсем уже собрались бежать на фронт...

– Как мама там – одна? Сволочи!.. Ольга, ну неужели и у вас все так же?

– Как "так же"? – хотя я прекрасно понимаю, о чем он говорит. Пару лет назад начала бы с горящими глазами рассказывать про перестройку, а сейчас... Ладно, замнем для ясности.

– Андрюш, ты извини, но мне, если честно, не до разговоров о несправедливости жизни. Мне бы лучше лечь. Пошли наверх. Дай руку, пожалуйста.

Пристраиваюсь рядом с Лэлсой и Ладкой. Они крепко спят, а я не могу заснуть. Ветер свистит, холодный осенний ветер, небо затянуто какой-то белесой мутью. Беспросветно, тоскливо, пусто. Вот ты какая на самом деле, чудная планета Колыма. Проклятый край!

Я все-таки уснула, но и во сне сердце не отпускала тоска. Может быть поэтому я так цеплялась за прикорнувшего рядом Андрея. Наплевать на живность, которая может наползти с его одежды: граница совмещенного времени – лучшая в мире дезинфекция.

К вечеру, когда Галка разбудила нас ужинать, немного разъяснилось, но стало еще холоднее. Усилившийся ветер тянул с востока тяжелые снеговые тучи.

Мужчины долго колдовали над системой противопехотных заграждений вокруг стоянки. В ход пошли отобранные у вохры автоматы и содержимое пиратских сумок. Теперь без шума к нам не подберешься. Главное – самим по дури не налететь на растяжку.

Мы обнаглели до того, что опять развели костер. Жмемся к огню в надежде хоть немного согреться. Дров мало и прогорают они до обидного быстро.

Солнце скрылось за вершинами сопок. Над миром царит фантастический по красоте закат. Небо, лимонно-желтое над горизонтом, выше становится льдисто-зеленым, прозрачным. Из разрывов антрацитовых с алым подсветом туч смотрят, не мигая, холодные яркие звезды.

Галка заворожено глядит на запад, губы ее шевелятся, шепча незнакомые стихи:

"Вечера здесь полны и богаты,

Облака как фазаны горят,

И на лагерных вышках солдаты

Обращаются тоже в закат.

Он остынет от жаркого блеска,

Станет ближе, понятней, ясней -

Этот мир молодых перелесков

Возле тихого царства теней..."

Космический холод медленно опускается на цепенеющую землю. Кажется, еще немного, и воздух тоже вымерзнет, упадет на камни белой росой – и нечем будет дышать. Но мерцают внизу живые огоньки поселка, весело трещат сучья в нашем костре. Его ласковое тепло и лица друзей, озаренные отсветами пламени, в тысячу раз прекраснее стылого великолепия небес.

Мы снова слушаем Лэлсу. Синяки с его лица уже почти сошли, но вид все равно больной. Кожа туго обтянула скулы, глаза стали совсем огромными и лихорадочно блестят, зубов теперь – примерно такой же некомплект, как у Зорина. Старается лишний раз не шевелиться и говорит глухо, вполголоса.

И опять меня накрыло наваждение – тень его памяти. Я могла бы сделать над собой усилие: перестать видеть. В иные мгновения мне очень хотелось так поступить. Как бывает – отворачиваешься от экрана телевизора, на котором мелькают слишком жуткие кадры...

Лэлса нарвался на скандал. Все данные о приходе-расходе рабочей силы шли через его руки. Диспетчеры по-прежнему жили в одном помещении с работягами, поэтому количество умерших и «отпущенных на волю» было для него не просто рядом цифр на дисплее. Население их блока за это время сменилось минимум трижды. Давно уже не было в живых человека, который советовал им не связываться с Чинхаром.

– Лаэ, придется запросить новую партию. Сколько у тебя подлежит выбраковке? – вопрос Сенхары прозвучал неожиданно, Лэлса глубоко задумался и не заметил, как тот подошел.

– Сенхара! Как ты можешь? Это же люди, в конце концов! Я не могу больше считать. Хватит! – резко развернулся вместе со стулом, чтобы посмотреть в глаза другу. Бывшему другу?

– Тут нет людей, Лэлса, включая нас с тобой. Забудь это слово. Мы все тут "лишенные родины". Из этого глайдера не выскочишь на полном ходу. Играй по правилам, и может быть доживешь до момента, когда сможешь устанавливать правила сам.

– Играй, без меня. Чинхар! – впервые Лэлса назвал приятеля этим прозвищем, как пощечину отвесил. А у самого в ушах все еще звенел истошный вопль сошедшего с ума соседа по вагонке, стояло перед глазами его перекошенное лицо. – Лучше в забой, чем так как ты...

– В забой? Тебе было мало? Глупенький Лэлса! Я ведь тебе добра хочу. Ну, иди куда хочешь.

Так Лэлса сменил две зеленые полосы диспетчера на одну красную, как у всех работяг. Правда, на общие работы не попал: Чинхар определил его в ремонтные мастерские.

На четвертый день, перед самой пересменкой, встал элеватор, подающий руду в обогатительный цех. По данным самодиагностики, заклинило цепь в нижней натяжной станции. Кроме Лэлсы, который завозился с компьютерами дольше положенного, послать было некого. И вот уже талантливый физик-теоретик с набором гаечных ключей едет на нижний ярус: чинить.

Вся нехитрая механика элеватора была упрятана под кожух из сверхпрочной пластмассы, который для начала требовалось снять. Лэлса отвинтил три болта, а на четвертом – застрял. Затянуто было на совесть. Лэлса пристраивался так и эдак, налегал на ключ всем своим небольшим весом – никакого результата. "Если к началу следующей смены элеватор не пущу, точно загремлю на общие работы. Ну и пусть. В забой, так в забой," – Лэлса сел на пол, привалился спиной к кожуху. Закрыл глаза и уснул, как отключился.

– Эй, приятель, тебя сюда отдыхать послали? – если бы спросили на Ханда, подскочил бы как ошпаренный. Но фраза прозвучала по-русски, и Лэлса даже не открыл глаза: "Зачем будят, ведь только что смена кончилась?"

– Эй, чучело, проснись! Х'ваг дарая!

Лэлса разлепил веки и с удивлением обнаружил, что находится отнюдь не в жилом блоке, к тому же – в неподходящей компании.

– Что вам надо?

Он знал этого человека. Наглый, развязный и злой в драке землянин больше других издевался над "сучьими прихвостнями". "Подстерег, чтобы свести счеты? Только ради этого обманул охрану и остался внизу? Зачем так сложно?" – не страх поднял Лэлсу с пола и заставил заглянуть землянину в глаза. Что-то здесь было...

Землянин молча отвинтил непослушный болт, снял кожух. Понятно, отчего элеватор заклинило: раскололась пополам одна из звездочек. "Интересно, откуда под кожухом столько песка и щебенки?" – мельком подумал Лэлса, а вслух сказал:

– Спасибо за помощь.

– "Спасибом" не отделаешься, придется отработать. Не ершись, ничего такого... личного предлагать не буду. У меня к тебе дело.

– Хорошо. Сейчас закажу деталь. Пока приедет робот, поговорим.

Набирая на щитке контрольного устройства код нужной детали, Лэлса ломал голову, что за дело может быть к нему у этого типа. Сказывалась усталость затянувшейся смены, голова совсем не соображала.

А дело заключалось в следующем: на руднике существует подполье. Нет, не какие-нибудь еще нижние ярусы, как с усмешкой пояснил землянин, а группа людей, которая ставит себе целью организацию побега. У подполья были свои люди даже на главной базе. Они предложили вариант побега: угнать транспортный корабль – их охраняли хуже, чем боевой флот – и, заблокировав на какое-то время системы слежения, прорваться к Земле.

– Корабль поведешь ты. Дружка своего возьмешь с собой: тебе, наверное, понадобится помощник. По прибытии на Землю жизнь гарантируется. Убирайтесь на все четыре стороны: хоть обратно к хозяевам. Но если настучишь...

– В смысле? Я драться не собираюсь.

– Бестолочь! Скажешь кому хоть слово, пеняй на себя. Даже костей не найдут.

– Зачем ты мне угрожаешь? Я вообще, наверное, не соглашусь. Ни я, ни мой друг никогда не водили таких кораблей. И отношения с "хозяевами", у меня не настолько хорошие, чтобы развезти вас по домам и спокойно вернуться...

– Ах ты дерьмо сучье! Подумать ему нужно! Некогда думать. Сейчас ты говоришь либо "да", либо "нет", иначе.., – землянин сжал кулаки, каждый размером с Лэлсину голову, и начал приподниматься.

– Нет. Я не поведу корабль на Землю, – Лэлса тоже уже стоял на ногах. Он перехватил негодующий взгляд собеседника, и всю свою силу вложил в безмолвный приказ: "Не смей драться. Выслушай меня!" Почти все эдэлсэрэнцы от рождения – сильные гипнотизеры. Некоторые из них считают это даром, другие – проклятием. В любом случае Лэлса здорово грешил против морали соплеменников, подчиняя себе чужую волю. Но слишком много надо было объяснить за очень короткий срок...

Сработало. Человек слушал молча, сосредоточено, а когда Лэлса "отпустил" его, только и процедил сквозь зубы:

– Твоя правда. Постараюсь втолковать нашим.

Закончив ремонт, Лэлса пошел не в жилой блок, а к Сенхаре (Ладка пробормотала: "Идиот"). Шел и перебирал в голове аргументы против того, чтобы везти беглецов на Землю.

Во-первых, транспортные корабли не имеют маскировки. Сразу засечет земная ПВО – с непредсказуемыми последствиями. Но даже если удастся сесть без лишнего шума, Земле нужно срочно избавляться от опасного соседства. Сами земляне бороться с пиратами не смогут, это очевидно. Надежда только на помощь Федерации. Как ее вызвать? У Лишенных Родины, кажется, нет на Марсе систем дальней связи. Захватывать нечего. Единственная возможность послать весточку – долететь до автоматических сигнальных буев на окраинах Федерации. Далеко. Догонят: почти наверняка. Но по другому – совсем не получается...

Во всех затруднительных ситуациях Лэлса привык советоваться со старшим в их троице, неизменно получая мудрый совет или помощь. Вот только Сенхара был уже не тот. Главный инженер пиратского рудника Чинхар находился в своей каюте один. Он был пьян. Он сидел, уставившись в стенку, и тянул-завывал знакомую Лэлсе песню:

"Нас давно позабыла родная планета,

Сколько лет мы на Марсе проклятом

Роем золото для ненасытных Ардара

В ледяных марсианских горах.

Девять нхэн, звонок на подъем.

До свиданья, вольные сны.

Снова нас ждет холодный забой,

Проклятый забой золотой,

Меня доконает этот забой,

Проклятый забой золотой!.."

Песню сочинил кто-то из землян. Автора – или авторов – давным-давно не было в живых. Земляне, родом из России, пели ее часто, эту и еще одну старую песню, про Ванинский порт. Общее настроение объединяло эти две песни: тоскливые и безысходные, но по-своему красивые.

Чинхара заклинило где-то на середине, а Лэлса стоял, прислонившись к притолоке, и вспоминал концовку песни про золотой забой:

"Чинхар, сука, за пультом сидит,

Щурит недобрый глаз:

Нормы нет – он отдаст приказ,

И на волю выпустит нас.

Шлюза тяжелая дверь,

Прощайте вольные сны,

Прощай, золотой, проклятый забой,

Черная доля, прощай!

Прощай, золотой, проклятый забой,

Земля, дорогая, прощай!"

Не хотелось ему больше откровенничать с Сенхарой. Захотелось тихо повернуться и уйти. Но Чинхар почуял его присутствие, оборвал песню, поднял на Лэлсу мутные, полные черной звериной тоски глаза:

– Зачем пришел?

Лэлса молча присел на край койки. Глядел на Чинхара, и не знал, что сказать. Тот заговорил первым, продолжая спор четырехдневной давности:

– Тошно мне на вас с Сашей смотреть. Еще тошнее – нравоучения слушать. Если бы вы не трусили, дали мне суд совести – тогда другое дело. Мало ли, что нет третьего слушающего. Двое, трое, какая разница. Просто вы ответственности боитесь. Я могу понять тебя, Лэлса. Ты всегда был трусишкой. Прятался от жизни в свои формулы. Но чего Са жмется? Я уже думаю: может я ему нужен как есть – для его дел...

– Чушь ты несешь, Сенха! Напился, и лезет в голову всякая глупость. Просто... Ну не можем мы тебя судить. Это будет слишком пристрастный суд...

– Ладно, закончили. Нет – значит нет. Я что хотел сказать: у меня запросили двух ремонтников на Главную базу. Я могу отправить туда кого угодно. А могу – вас двоих. Могу сделать это, не спрашивая вашего согласия. Но не сделаю. Спрашиваю: хотите пойти или нет?

Это могло быть ловушкой, провокацией, хотя Лэлсе подобная мысль даже в голову не пришла. Он обрадовался. Но радость его мгновенно погасла под тяжелым взглядом Чинхара. Не так уж сильно тот, оказывается, был пьян.

– Вы что-то задумали?

– С чего ты взял?

– Иначе ты бы не засиял как алмаз, услышав мое предложение. Тебе так полюбилась Главная база?

– Да нет, в общем-то...

– Ладно, Лаэ. Можешь ничего мне не говорить. Вранье я слушать не хочу: незачем тебе позориться. А правды... Короче... Да осияет свет ваши дела и мысли, да окутает тьма ваши тайны, да ослепит она ваших врагов. Не поминай меня лихом, если выживешь. В крайнем случае я все-таки попробую реализовать тот план, о котором мы говорили. Мне уже терять нечего...

– Даже не думай!!! Нельзя такие вещи отдавать им в руки!..

– Ладно. Как знаешь, Лаэ. Отправлять вас на Главную базу?

– Завтра скажем.

– Хорошо, иди спать.

Посовещавшись, двое друзей решили согласиться на предложение Сенхары...

– Лэлса, тебе не кажется, что ты топишь нас в несущественных подробностях? – Ладкин вопрос, заданный резким, подчеркнуто официальным тоном, развеял видение. – По-моему, ты впустую тратишь свои силы и наше время. «Мне наплевать, на каком глазу у тебя тюбетейка!» – не обращай внимания, это непереводимый местный фольклор. Но мне, правда, без разницы, что именно пел твой дружок по пьяни, и почему сломался элеватор. Это ни на микрон не приближает нас к пониманию, как бороться с Ардара. В околоземном пространстве – вообще, и здесь, на Ульгычане – в частности.