Текст книги "Прятки в облаках (СИ)"

Автор книги: Тата Алатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 05

Глава 05

Удивительно, но устрашающая ректорша в ожидании Вечного Стража невольно выпрямила плечи, смахнула несуществующие пылинки со своего пустого стола и приняла вид примерной отличницы. Маша и сама нервничала, но неожиданная человечность Аллы Дмитриевны поразила ее. Может, напрасно злоязычные девчонки записали Циркуля в подкаблучники и тряпки, может, ректорша умеет быть и нормальной, когда снимает с себя должность и ответственность.

В кабинете царила напряженная тишина, даже беззаботный Власов притих.

Братья, конечно, рассказывали Маше про Вечного Стража – ну, всякие байки. Мол, он видит, что у тебя в карманах, умеет ходить сквозь стены, чувствует ложь за версту, может подкинуть тебя в воздухе и вообще надавать тумаков. Но при этом путались в показаниях: мифический защитник университета то носил длинный алый плащ, то был похож на призрака, то на отвратительного мертвяка. Правда была в том, что никто из студентов Рябовых его никогда не видел. А вот отец, похоже, был лично знаком с Вечным Стражем, но не спешил об этом рассказывать. Только ухмылялся, слушая всякую ересь.

Наконец, в дверь деликатно постучали, отчего Алла Дмитриевна вздрогнула и побледнела, а Маша ощутила ледяные иголки, вонзившиеся в позвоночник.

– Войдите, – громко и спокойно проговорила ректорша.

Циркуль с неожиданной фамильярностью подмигнул ей – не переживай, прорвемся. И Маша тут же прониклась к нему симпатией, хоть подмигивали вовсе не ей. От чужого спокойствия ей тоже стало спокойнее.

В кабинет вступил мужчина, явно спросонья. Длинные светло-седые волосы были всклокоченными, поношенный халат спадал с одного плеча, открывая длинную ночную сорочку, мягкие шлепанцы слетали с пяток.

– Ой, – воскликнул Вечный Страж с потешным изумлением, округлил глаза, увидев всю их честную компанию, обернулся вокруг себя и явился в новом облике. Теперь на его голове красовался напудренный парик, красный кафтан пересекала синяя лента, а на груди пылал рубиново-золотой орден в форме креста.

Маша моргнула, обомлев от такой куртуазности.

– Прошу меня простить, – Вечный Страж изящно поклонился, – признаться, я был уверен, что старик Петрович просто заскучал да и позвал меня на партию в картишки, вот и приперся запросто, без параду.

– А Геннадий Петрович уже семь лет как на пенсии, – ответила Алла Дмитриевна и вскочила, не зная, куда девать руки. Маша ее понимала: в таком-то парике да с такими орденами Вечный Страж явно не был расположен к демократичным рукопожатиям. – Теперь я ректор университета.

– Ишь ты, – подивился он и почесал за ухом. – Дела-а-а! Проспал я, значится, такой пируэт. Ну, будем знакомы, зовите меня Иваном Ивановичем.

– Алла Дмитриевна.

– Так что же у нас стряслось, Алла Дмитриевна, коли вы меня потревожили? – зевая и пытаясь прикрыть это увешанной перстнями пухлой рукой, спросил Вечный Страж.

– Студентка Рябова стряслась, – ректорша опустилась на место, явно успокаиваясь и переходя в свой обычный строгий режим.

Маша даже загордилась собой: ведь это именно из-за нее призвали Вечного Стража, чего, очевидно, не происходило уже много лет. До этого Алла Дмитриевна справлялась со студентами собственными силами.

Иван Иванович покосился на нее с интересом.

– Маша, – пискнула Маша. – Только я ничего не делала. Это со мной собираются сотворить непотребное!

Она и сама не поняла, откуда взялось это самое «непотребное», но как общаться с существом явно из другой эпохи? И заголосила жалобно:

– Угробить меня собирается неизвестная душегубка! А я безвинна аки голубка.

Все, включая Вечного Стража, уставились на нее с явным недоумением. Маша проявила силу воли и замолчала, оскорбленная. Что она, шут гороховый?

– А давайте я вам все расскажу, – вмешался Циркуль, единственный, кто и глазом не моргнул. И пришлось Маше снова слушать эту историю, да еще и на видение с собственным убийством в который раз любоваться.

– Тьфу ты, пакость какая, – выслушав до конца, выразил общее мнение Иван Иванович, а потом подошел к Маше, ухватил ее за подбородок и заглянул прямо в глаза, а показалось – до печенок пробрался. Пестрым ворохом воспоминаний пролетела вся жизнь в голове, а потом пахнущие ладаном пальцы оставили Машу в покое. Она измученно вжалась в спинку кресла. У них, нелюдей, что, про личные границы вообще не слышали? Это же наигрубейшее вмешательство в ее частную жизнь! Да еще и без разрешения.

– И правда аки голубка, – удивился Иван Иванович. – А то знавал я всяких! Одна вон прикидывалась девицей, а сама младенчиков по погребам прятала. Или, скажем, была у нас лет пятьдесят назад кухарка, ну до чего славная бабенка! А сама яду то одному насыпет, то другому…

– Да вы что! – вспыхнула Маша.

– А то, – с неожиданной резкостью прикрикнул на нее Страж, – что всякая тварь себя обелить норовит. Но ты у нас девка разумная, добрая, непорченая даже…

Мамочки.

Закончится ли когда-нибудь этот день?

Маша сцепила пальцы в замок, ни на кого не глядя.

Ну давайте еще плакат повесим.

Девственница Рябова. Зубрилка.

Ох, давно пора было с этой нелепостью покончить как-нибудь. Мало ли ловеласов кругом, кому можно подарить свой бутончик. Да только ловеласы смотрели на кого угодно, только не на Машу.

– Переезд отменяется, жертва наша остается на месте предполагаемого зверства. Будем брать на живца, – прервал ее размышления Иван Иванович.

– На какого живца? – испугалась Маша.

Иван Иванович ответил ей добрейшим взглядом, в котором даже не прятал азарта. Выспался, упырь проклятый, решил теперь поохотиться. С непорченой Машей в качестве приманки.

– Прошу прощения, – решительно вмешался Циркуль. – Но студентками мы рисковать никак не можем. Верно, Алла Дмитриевна?

И никакой он не Циркуль, подкаблучник и тряпка. А прекрасный Сергей Сергеевич Дымов, защитник и молодец.

Маша признательно ему заулыбалась, радуясь, что нашла союзника.

– А голем? – расстроился Власов. – Который бы вопрошал: «Это ты хочешь ухлопать Рябову?» Не нужен, что ли?

Алла Дмитриевна откашлялась, метнув сердитый взгляд в Дымова. Не понравилось ей, что он ее именем попытался прикрыться.

– Иван Иванович, разумеется, в состоянии просчитать все риски, – ядовито проговорила она, – с его-то внушительным опытом.

И Маша тут же мысленно обозвала ее подхалимкой и бюрократкой. Вот, значит, милочка, как вы карьеру строите? Поддакиваете и льстите?

– Вы как хотите, – не сдавался прекрасный Дымов, – но у меня на Марию большие планы! Она мне еще сто олимпиад выиграет! Так что я решительно против, чтобы на нее ловили душегубиц.

– Сергей Сергеевич, – начала было Алла Дмитриевна раздраженно, но Иван Иванович благосклонным и в то же время неуловимо властным движением руки остановил ее.

– Так и охраняйте, голубчик, свою Рябову, сколько вам угодно, – доброжелательно предложил он Дымову.

– В женском общежитии-то? – вскинул тот брови.

– А хоть и в женском. Косы и перси я вам наколдую.

У Дымова стало такое оторопелое лицо, что Маша сразу догадалась: перси его совершенно не вдохновляли. Ах да, тут же сообразила она. Это же грудь. Женская.

Дымов тоже прикинул, поди, себя в косах и персях, каблучки на себя примерил, юбчонку на тощие бедра натянул. И не проникся.

– Ну, знаете ли, – холодно сказал он, – в наше время студенток иллюзиями не пронять.

– А я вам предлагаю морок, – вкрадчиво заметил Иван Иванович. – Есть у меня одна прелюбопытная вещица… Еще Михайло-основателем склепанная. Всяк, кто взглянет в то зеркальце, хоть старик, хоть ребенок, хоть кикимора болотная, – тот сразу Лизонькой моей и становится. Почти настоящей, без всяких там новомодных иллюзий, прости господи. А взглянет снова – и в себя обыкновенного превращается.

– В самом деле? – у Дымова глаза вспыхнули нездоровым блеском. – Вы предлагаете мне изучить на себе воздействие старинного артефакта? Получить новый опыт эмпирическим путем? Да еще и прикрыть студентку своей пышной грудью?

Да он аферист, осенило Машу, чье мнение об окружающих металось в этот день будто флюгер. Или же настоящий ученый, что, впрочем, все одно.

– Разрешите мне, – взмолился вдруг Власов, – всю жизнь мечтал о персях! О женской общаге! О, только пустите меня в огород!

– Цыц, – рявкнул Вечный Страж, щелкая пальцами. В кабинет тут же просунул голову олень Васенька. – Подай мне, милейший, кофию. Что за времена! Ни хлеба, ни соли, одни сплошные хлопоты.

Алла Дмитриевна встревожилась.

– Может… обед заказать? – быстро предложила она.

– А еще не озаботились? – скривился Иван Иванович. – Да уж что теперь… Все равно обеды нынче не те: первое, второе и компот… Где стерлядь, где дичь, где карлы?

– Сегодня на обед прекрасный гороховой суп, – сварливо пробухтел секретарь Наум Абдуллович, появляясь с кофием. Судя по скорости, с которой он его наварил, требование Ивана Ивановича не стало для него сюрпризом. – И рыбные котлеты… с морковкой! Крутишься целыми днями весь в трудах, не то, что некоторые… дрыхнут-дрыхнут, а потом графины бьют. Казенные!

– Наум, – величественно ответил Вечный Страж, – я грохнул ту пошлейшую стекляшку тридцать семь лет назад. Тридцать семь!

– Вот-вот, – скорбно поджал губы старичок, – мало мне Зинки, вредительницы, так еще и этого пробудили. Графинов не напасешься!

– Наум Абдуллович, – твердо велела Алла Дмитриевна, – вы распорядитесь все же насчет стерляди… А студентам пора вернуться к занятиям.

Ну вот, грустно подумала Маша, им-то даже горохового супа теперь не успеть слопать.

***

Андрюша перехватил ее после последней пары, когда Маша, бдительно оглядываясь по сторонам в поисках неведомой врагини, неслась в библиотеку.

– Да стой ты, – он придержал ее за локоть. – Какая-то ты занятая второй день, ужас просто. А у меня к тебе важный разговор. Наиважнейший!

Голодная Маша даже смутиться не смогла. Слышал Андрюша про себя на коленях и с ирисами или нет, а буфет в библиотеке закрывался ровно в семнадцать ноль-ноль.

– Какой такой разговор? – резко спросила она, продолжая рваться вперед. Андрюша вынужденно тоже ускорил шаг.

– Так ведь оказалось, что меня хотят сразу три барышни! Словесница с третьего курса, такая, ну знаешь… Длинная. И первогодка с кудрями.

– А третья? – насторожилась Маша.

– Да кто ее знает… какая-то совершенно невзрачная девица, ее даже описать никто толком не смог… Мария, ты должна мне помочь.

– С чем? – изумилась она.

– Ну… – он очаровательно улыбнулся. Сверкнули ямочки. – У тебя же аналитический склад ума, и ты мой друг. Вот и скажи, с кем из них мне встречаться.

– А Циркуль считает, что я словесник, – ляпнула Маша, растерявшись от неожиданности. Ее великая любовь собралась встречаться с кем-то другим. Что ж, ладно, это вполне ожидаемо. Маша всю жизнь просидела на скамейке запасных, и ничто не предвещало, что она скоро ее покинет.

– Ты же черчение любишь, – озадачился Андрюша. – Откуда вдруг взялась лингвистика?

– Вот такая я разносторонняя, – пробормотала она, думая о Дымове и таинственном зеркале-артефакте. Неужто и вправду этот чокнутый препод сподобится на такие метаморфозы?

– Так с кем мне встречаться? – поторопил ее Андрюша, потому что впереди уже маячили величественные своды библиотеки.

– С первогодкой.

– Почему?

– Она на два года моложе, проживет дольше.

– Ну, Маша! – простонал Андрюша. – Может, тебе познакомиться с ними поближе?

– Мне? – поразилась она. Маша не могла себе представить, чтобы она просто так, без важной необходимости, вдруг заговорила с незнакомками. Да у нее язык к гортани присохнет. – Прости, Андрюша, но тут я тебе не помощница. Я же интроверт, который совершенно не разбирается в фиглях-миглях. Так что сам, все сам. А мне учиться надо.

Он посмотрел на нее с таким упреком, как будто Маша призналась, что торопится сожрать парочку младенцев перед сном.

– Ты серьезно? – спросил он с обидой.

Маша вздохнула. С учебкой шутки плохи. Не успеешь оглянуться, как схватишь четверку.

***

В общагу она прокралась уже затемно.

Возвращаться в это вдруг ставшее опасным место было страшно.

Именно здесь Машу собирались кроваво прикончить.

Почему никто не прислушался к ее здравой идее переехать? Потому что душегубица достанет тебя где угодно, было бы желание, подсказала сама себе Маша.

Поджилки все равно тряслись.

Прошмыгнув по лестнице и вздрагивая от привычных звуков, она замерла перед их комнатой, услышав из-за приоткрытой двери свое имя.

– Машка-то? – говорила Анька с хозяйственно-бытового. – Да она, считай, невидимка. Слова не скажет, только все зубрит да зубрит. Тихая, что твоя мышь…

Что плохого в мышах? Всяко лучше, чем пиявки, например, или змеи.

Маша вошла в комнату.

Первое, что ей бросилось в глаза, – это четвертая кровать, которая стояла аккурат перед ее, словно преграждая дорогу.

Второе – незнакомая девушка, уплетавшая за обе щеки конфеты. Пухлые, надо сказать, щеки. Крохотный яркий рот. Длинные рыжеватые косы. Вздернутый нос. Сарафан в ромашках.

– О, Машка, – Анька улыбнулась, но не слишком радостно. – А у нас тут пополнение. Вот, знакомься, Лиза из Питера. Перевелась внезапно.

– Здрасьте, – пролепетала Маша, глядя в лукавые круглые глаза и не зная, куда бежать.

Хотелось завопить на манер переполошенной монашки: бесстыдство! Бесстыдство! Мужчина в женской обители!

Но она изо всех сил молчала.

Жить-то хотелось больше, чем вопить.

Глава 06

Глава 06

Никогда еще Маше не было так неуютно в комнатке, которую они более-менее успешно делили с девочками. Конечно, ее порой раздражала досужая болтовня, время от времени здесь вспыхивали ссоры, иногда приходилось сглаживать углы, уворачиваться от насмешек или мириться с бардаком, который так и норовила развести безалаберная первогодка Вика Воробьева.

Но это всегда были девочки. Девочки!

А не мужчина-препод, пусть и припудренный старинным волшебством.

У Маши в горле пересохло от неловкости. Как подло с ее стороны привести его сюда втайне от своих соседок. Это же настоящее предательство.

«Кто-то из них мечтает прирезать тебя», – напомнила себе Маша, но стало только хуже.

Да еще Андрюша со своими зазнобами! Жизнь по какой-то причине решила осыпать Машу пакостями, а ведь она так старалась хорошо учиться и ничем не огорчать папу.

Растерянная, расстроенная, она напрасно пыталась утешить себя тем, что девчонки ей попались не из стеснительных. Для них пройтись в неглиже перед Циркулем скорее забавно, чем «о ужас, участь более постыдная, чем смерть!». Но все равно, все равно. Это было неправильно, и все тут.

Маша тихонько шмыгнула к своей кровати, мечтая скорее спрятаться за пологом от всего происходящего, и замерла, глядя на постельное белье с горлицами. Мама выдала с собой три одинаковых комплекта, но теперь, после того, что сказал в кабинете ректорши Плугов, невозможно было ни лечь на эти простыни, ни надеть пижаму с утятами.

– Так зачем ты перевелась сюда из Питера? – спросила Аня у Лизы.

– Из-за Дымова, – ответила липовая девица. – Хочу писать у него диплом. Он самый крутой словесник современности.

– Наш Циркуль? – усомнилась Аня. – Милая, да тебя надули! За все время моей учебы ни один из его учеников не занял хоть какого-то места на Весенних показательных соревнованиях. Он неудачник, твой Дымов, и учатся у него сплошь неудачники. Вот девочка с моего факультета в позапрошлом году взяла бронзу, а в этом году хозяйственно-бытовой буду представлять я, – гордо сказала она.

Маша невольно отвлеклась от своих переживаний, наблюдая за выражением хорошенького курносого личика.

Дымов слушал о том, что он неудачник, с видом оскорбленного достоинства. Поджал губы, сцепил пухлые ладошки в замок, задергал носком туфли на плоской подошве.

– Все дело в том, – заявил он хорошо поставленным преподавательским голосом, – что лингвистика в последнее время изрядно дискредитирована. Эту специальность выбирают балбесы, которые просто не знают, куда еще им податься, что в корне неверно. В то время как талантливые в нашей области студенты, – тут он бросил выразительный взгляд на застывшую в своем углу Машу, – грезят о каком-то там черчении!

Эта тирада из уст юной девушки прозвучала более чем странно, и Аня недоуменно хлопнула ресницами.

– Ну надо же, какой пыл, – пробормотала она.

Маша уже собиралась броситься на защиту черчения, как дверь распахнулась и в комнату влетела перевозбужденная Вика. Ее пышная грудь ходила ходуном, круглые карие глаза блестели.

– Там, – выпалила она, задыхаясь от упоенного ужаса, – там! Вечный Страж!

– Где? – подпрыгнула Аня, и обе они выбежали, чтобы посмотреть на легенду университета, которая так редко являет себя людям.

Ни Дымов, ни Маша не тронулись с места.

– Удивительные чары, – сказал он светским голосом. – Да, в прежние времена умели делать артефакты, не то что нынче. Волшебное зеркало создано на стыке сразу нескольких наук – тут вам и словесность, и оптика, и черт знает что еще… Я обязательно разберусь, как работает эта вещица.

– Вам ведь нет никакого дела до расследования, – срывающимся голосом произнесла Маша. – Вам же интересен только артефакт, правда?

– Ну почему же… в вашей безопасности, Рябова, я заинтересован вполне искренне, – любезно сообщил Дымов чарующим грудным голосом.

– Даже если я все равно не поеду на конференцию? – огрызнулась она, едва не плача.

– Неблагодарная, – поразился Дымов. – А ведь я ради вас нацепил это орудие пытки – лифчик!

– И ничего не ради меня, – заупрямилась она и едва удержалась от угрозы, которая никогда не подводила: «Да я папе пожалуюсь». Это работало с братьями, работало с другими детьми и однажды сработало с воспитательницей в детсаду, которая заставляла маленькую Машу есть морковку.

Услышав такое, настырный Циркуль сразу бы отстал со своей лингвистикой и дал Маше возможность самой решать, на кого ей учиться.

Ей было немного жалко его: наверное, неприятно было услышать о собственной никчемности от Ани, обыкновенной студентки. Но это же не повод так наседать на Машу! Она-то уж точно в его неудачах нисколько не виновата.

В коридоре кто-то из девчонок оглушительно взвизгнул, что-то грохнуло, послышался топот бегущих ног. Маша вздрогнула, закрыла лицо руками и все-таки всплакнула. Не бурно разрыдалась, нет, а деликатно обронила несколько слезинок. Ну, может, больше десятка. Как их вообще считать?

– Только не вздумайте реветь, – запоздало перепугался Дымов. – Да что же это такое, я же вас охраняю! Да и Иван Иванович ради вас распугивает девушек по коридорам… Ну перестаньте немедленно!

Любопытство пересилило усталость – какой бесконечный день, – и Маша сквозь пальцы взглянула на него. Его паника выглядела забавно, как у Сеньки с Мишкой, когда их мелкая сестренка надумывала плакать, и улыбка сама по себе появилась сквозь слезы.

– Не реву, – сказала Маша ободряюще, – и сдвиньте колени, девочки так не сидят. И не разговаривайте больше, будто читаете лекцию. И не вздумайте смотреть, как мы переодеваемся.

– Рябова, – растерялся Дымов, – я же преподаватель! Это как доктор – специалист без пола.

– Все равно не смотрите…

Вернулись Аня с Викой – изрядно взбудораженные.

– Ужас какой, – эмоциональная Вика буквально фонтанировала восторгом, – если бы я встретила такое ночью, в темноте, то просто умерла бы!

Что ужасного в милейшем Иване Ивановиче с его рубиновым орденом, красным кафтаном и напудренными локонами? Очаровательный представитель ушедшей эпохи.

Более флегматичная Аня казалась менее впечатленной.

– Ну, запах специфический, да, – согласилась она. – Этот ладан просто преследует меня теперь.

– На нем же буквально не осталось кожи! Скелет в плаще! Да еще и пустые глазницы светят алым огнем. Боже, да мне всю жизнь будут кошмары сниться!

– Скелет? – переспросила Маша.

– Или мощи? – задумалась Аня.

– Мощи?

Ничего не понимающая Маша посмотрела на Дымова. Он крутился перед большим зеркалом Вики, с одобрением разглядывая себя. Поймав в отражении изумленный взгляд, успокаивающе улыбнулся.

Значит, Вечный Страж может выглядеть по-разному? Когда надо – учтивый кавалер, а когда не надо – мощи?

– Слышали, как визжала Ворона? – оживленно спросила Вика. – Она как раз на кухню шла со своей аромалампой… И как только Ленка с ней живет, Ворона же вечно ее окуривает!

– Кто это? – спросил Дымов.

– Такая же поклонница Циркуля, как и ты, – сообщила Аня. – Катя Тартышева, вечно ходит вся в черном и слагает отвратительные вирши. Да они с Аринкой Глуховой, пьянчужкой, за стенкой живут. Одна чокнутая ворона, вторая не просыхает, изумительная парочка. Кстати, странно, что тебя в эту комнату поселили, – нас ведь и так трое. А многие девчонки живут по двое.

– Как это – к нам поселили? – опомнилась Вика и только сейчас спросила: – А кто это вообще? И зачем тут четвертая кровать?

– Лиза из Питера, – сказал Дымов, – пятый курс лингвистического. Приехала к вам писать диплом у лучшего преподавателя…

– Да почему к нам-то? – довольно грубо перебила Вика. – Здесь что, ночлежка?

– Спокойно, – мягко попыталась ее урезонить Аня. До сегодняшнего дня она была самой старшей в комнате, к тому же самой полезной. Умела накладывать тишину на пологи кроватей, сложной вязью наговоров мыла окна, следила за тем, чтобы пыль не заводилась по углам, а воздух всегда оставался свежим. Прежде Вика редко спорила с Аней, но сейчас ее возмущение оказалось слишком велико.

– Да блин, у нас и так по утрам очередь в ванную! – взорвалась она. – Теперь еще раньше придется вставать?

Это было нечестно – раньше всех всегда просыпалась Маша, чтобы завершить гигиенические процедуры, не создавая никому неудобств. Вика пробуждалась последней и хаотично носилась по комнате в поисках разбросанных вещей, вечно опаздывая и путаясь у соседок под ногами.

– Мы прекрасно разместимся, – миролюбиво ответила Аня. – Завтра Зиночка поможет нам сделать комнату просторнее, ничего такого.

– Я буду требовать переезда, – объявила Вика. – Четыре человека в одной комнате! Это же возмутительно!

– Это как хочешь, – пожала плечами Аня и обратилась к Лизе-Дымову: – У тебя мало вещей, тебе всего хватает?

– Я очень неприхотливая.

– И не вздумай брать мой шампунь, – сердито пригрозила Вика. – Мне пришлось неделю переписывать лекции химикам-биологам, чтобы его заполучить.

– Да я никогда, – рьяно заверил ее Дымов.

Раздраженная, Вика рывком сорвала с себя футболку, собираясь принять душ перед сном. Взгляд Маши стремительно метнулся к Дымову: тот паинькой складывал учебники в сумку, ни на кого не поднимая глаз.

Аня вздохнула и вернулась к своим делам: на этой неделе она училась сухой стирке, что-то про расщепление частиц грязи и преобразование во что-то другое. Она бережно достала из пакета ужасающе грязный носок, который, должно быть, как следует изваляла в земле, торжественно разместила его на своем столе и прищурилась.

– Ань, – позвала ее Маша, – а чего этот Вечный Страж, ну который то ли мощи, а то ли скелет, по общаге-то шарахался?

– Да кто его знает. Просто шарахался и девок разглядывал. Скучно стало, наверное, вот и решил прошвырнуться.

– И ни к кому особо не цеплялся?

– Динке Лериной с факультета времени комплимент отвесил… Что-то про сахарные уста, таящие яд.

Вика, которая энергично рылась в своем шкафу, выглянула с полотенцем в руках и расхохоталась:

– Ты же знаешь эту кокетливую корову! Клянусь, она даже со скелетом заигрывала! А Аринка, пьяница наша, прошла мимо, что-то считая вслух, и даже внимания на него не обратила. Совсем она уже чокнулась, да? Зато Ленка Мартынова в него табуретом запустила, слышали грохот? Вот уж кто в обиду себя не даст, прям даже завидно. Я-то просто лупала глазами и пыталась слиться со стеночкой.

Бац! Носок на столе Ани взорвался, и частички грязи брызнули во все стороны.

– Упс, – сказала Аня, нисколько не расстроившись. Она считала, что любой результат заслуживает внимания.

***

Улеглись в этот день поздно. Девчонки всё обсуждали Вечного Стража, Дымов притих с книжкой в руках на своей постели, но балдахин не закрывал: прислушивался. В ночнушке с кружавчиками он был прехорошенькой.

Маша с великой неохотой легла все же на своих горлиц и тоже не стала сдвигать плотные занавеси, сегодня тишина пугала ее. Взяв в руки глиняную кошку с голосом брата Олежки, она погладила ее между ушей и прошептала:

– Олежка, а что делать, когда страшно?

– Звонить папе, – строго сказала кошка.

Да, в них всех был встроен этот безусловный инстинкт. Что бы ни случилось – беги быстрее к тому, кто всегда-всегда защитит своих детей.

– Что это? – вдруг спросил Дымов.

Маша показала ему кошку:

– Какая-то приблуда от братца… Типа голосового советчика. Правда, советы очень однообразные.

– Повезло тебе, Машка, – Вика щедро мазала лицо фиолетовым кремом. – Пятеро братьев – это же как личная гвардия. В детстве, наверное, ты никого не боялась?

Маша боялась всего на свете: собак, темноты, кикимор, незнакомых взрослых, тыкв и клоунов.

Она вспомнила, как Мишка учил ее прыгать через скакалку, а она думала, что он над ней издевается, и грозила пожаловаться папе. Теперь он врач, лечит людей. А Сенька однажды специально макнул ее в лужу, потому что она все хныкала и хныкала, а ему не хотелось с ней гулять, хотелось в футбол. У Сеньки уже трое собственных детей, которым он рассказывает, что братья и сестры никогда не обижают друг друга. Олежка, который смастерил эту дурацкую кошку, мечтал служить в полиции, но на вечерних курсах с ним случилось что-то страшное, и теперь он делает нелепые игрушки и никак не может придумать, как жить дальше. Димка ходит по морям и очень расстраивает маму своим холостяцким бытьем, а Костик в этом году получит диплом.

– Мои братья, – сказала она задумчиво, – это стихийное бедствие. С ними то и дело что-то случается.

– Поэтому ты такая тихоня? Типа для баланса? – Аня уже прибрала последствия взрыво-носка и в каком-то, только ей понятном порядке, размещала по кровати пятнадцать плюшевых мартышек – ежевечерний ритуал.

– Какая уж есть.

– А говорят, что младшие самые талантливые, – заметила Вика.

– Кто говорит? – удивилась Маша. Она никогда о таком не слышала.

– Каждая желанная беременность, – у Дымова снова включилась преподская интонация, – наполняет женщину определенными эмоциями, которые, образно говоря, заряжают плод, как батарейка. А еще у этих эмоций накопительный эффект. Как результат: чем больше беременностей, тем больше в итоге достанется самому младшему.

– Ты прям как энциклопедия, – отметила Аня, подумала и поменяла двух мартышек местами.

Маша подозрительно уставилась на этого умника в трогательной кружевной ночнушке. Он читал книжку «Мама, я девочка!».

– Так поэтому Дымов в меня вцепился? – мрачно спросила она. – Думает, раз я шестой ребенок, так помогу ему сделать карьеру?

– А Циркуль в тебя вцепился? – Вика осторожно, чтобы не размазать крем, легла на спину. Она всегда так спала – как мумия в саркофаге, практически не шевелясь.

– Хочет, чтобы я выбрала словесность.

– Ну, ты же зубрилка, – философски сказала Аня, – ничего удивительного.

Она наконец улеглась и, пожелав всем спокойной ночи, плотно закрыла балдахин. Вика последовала ее примеру.

– До мая еще полно времени, Рябова, – едва слышно шепнул Дымов. – Вот увидите, я найду аргументы к той поре, когда надо будет писать заявление о специализации.

– Спокойной ночи, – кротко ответила Маша. Она так и не решилась задвинуть полог и лежала, глядя на погруженную во мрак комнату. Только небольшой светлячок двигался по странице книги Дымова, подсвечивая строки, которые тот читал. Очень медленно двигался, а потом и вовсе замер.

– Перестаньте на меня таращиться, Рябова, – прошипел он.

Их кровати стояли совсем рядом, буквально в метре друг от друга, и девчонки на других концах помещения, укутанные наговорами тишины, которая Аня умело вплела в ткань, не могли их слышать.

– Сергей Сергеевич, – тихонько спросила Маша, – а что вы станете делать, если придет душегубица?

Он отложил книгу, отчего стало совсем темно, покопошился, устраиваясь поудобнее.

– Хотите узнать, закрою ли я вас своей грудью? – раздался невесомый девичий шепот.

– Я думала сегодня, как по-разному все реагируют, когда пугаются. Катя Тартышева завизжала, увидев Вечного Стража. Динка Лерина принялась флиртовать с опасностью. Лена Мартынова швырнула в скелет табуретом, а Арина Глухова даже не заметила его. А как вы поступаете в минуты опасности?

– Не знаю, – серьезно ответил Дымов. – Прежде у меня была довольно скучная жизнь.

– Почему Иван Иванович явился скелетом?

– Это его обычная форма. Изображать из себя человека, как в кабинете Аллы Дмитриевны, ему трудно и долго не получается. Вот почему он так много спит и так редко появляется – чтобы не пугать студентов понапрасну.

– Он действительно умеет читать наши мысли? Для этого была прогулка по общаге?

– Кто знает. Спите, Мария. Если вас придут убивать, то как минимум я вас разбужу.

Она послушно закрыла глаза и, к своему удивлению, увидела перед собой не кровавые картины собственного убийства и не скелет с красным огнем в глазницах. Она увидела Андрюшу с подружками по каждую руку. Так кого он в итоге выберет? И как Маша переживет, если он действительно влюбится?