Текст книги "Прятки в облаках (СИ)"

Автор книги: Тата Алатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Не, мы с Марусей не из-за какой-то там учебы, – заявил Власов, – мы с ней по любви!

Она только глаза закатила. Ну что за балабол.

– Кстати, о любви, – оживился Власов, пока Андрюша непонимающе хлопал глазами, – что за опера у вас там развернулась на первой паре?

– Опера? – переспросила Маша.

– «Кармен» Бизе, – пояснил Власов, гримасничая. – Говорят, какой-то тихоня так потерял из-за тебя голову, что едва не спалил всю аудиторию, а Циркуль его выгнал со своего курса на целый год.

– Господи! – воскликнула она. – Всего пара часов прошла, как вы пронюхали про это?

– Имеющий уши да услышит! – заважничал Власов, выглядя невероятно потешным с розовым бантом на макушке.

– Это все ваши менталистские штучки, да? Вы умеете читать мысли?

– Это запрещено без добровольного согласия человека. А Плугов чтит Уголовный кодекс!

– Между прочим, все случилось из-за вашей утечки правды, – Маша наконец нашла виноватых и очень обрадовалась этому. – Если бы не это, никакой оперы вообще бы не случилось.

– Протестую! Правда не может причинить вреда.

– Такие дураки, – пожаловалась Маша Андрюше. Тот ничего не ответил, насупленно жевал салат и переводил мрачный взгляд с одного участника разговора на другого. Хм. Прежде он был более разговорчивым и обаятельным.

– Ты, Маруся, живешь свою лучшую жизнь, – вдруг брякнул Власов. – Что ни день – то новые приключения.

– Эй, у меня, между прочим, сегодня было восемь ног вместо двух!

– Ну а я о чем?

Она опять засмеялась. Это было похоже на перепалку с братьями, легкую и ненавязчивую. Безо всякого там смущения или слишком бурного сердцебиения. Рядом с Андрюшей она всегда чувствовала себя неловкой, неуклюжей и никогда не призналась бы ему в том, что случилось на первой паре. Что бы он тогда о ней подумал?

А Власову и Плугову можно признаться в чем угодно – они сами то и дело косячили, гляньте только на эти банты.

– И если уж говорить про утечку правды, – впервые за обед подал голос Плугов, – мы пересмотрели все свои протоколы. Тот, кто изменил наши записи, знал, что делал. Это не просто подправить несколько цифр или удалить несколько формул. Мы имеем дело с хорошо образованным диверсантом.

– Злодей-препод, – она кивнула. – Как вы думаете, на чем он мог бы специализироваться?

– Не словесник, не историк и не боевик. Высший уровень матана и сопромата.

– Чем вы вообще, ребята, там занимаетесь? Разве менталисты – это не бла-бла-бла про эмоции, подсознание и всякое такое? Нам Пахомов именно это втолковывал на сегодняшней вводной. Тонкие материи, неуловимые струны человеческих душ…

– И все эти тонкие материи нуждаются в надежной коробке, куда их требуется запихать, – кивнул Плугов.

У Маши распахнулся рот:

– Артефактика?

– В том числе, дорогуша, в том числе. Мы с Вовкой универсальные солдаты, – подмигнул ей Власов.

– Ага. То-то усы у вашего декана поседели.

– А вот и нет.

– А вот и да.

– Я, пожалуй, пойду, – Андрюша вдруг вскочил с таким оскорбленным видом, будто его тут без устали обзывали.

– Пока, – расстроенно сказала Маша. – Увидимся послезавтра, да?

– Может быть, – пробормотал он.

Что? Он же сам сказал: пойдем вместе. Уже передумал?

***

– Все еще расстроены, Рябова? Мне показалось, вас обрадовал автомат, – Дымов задумчиво покачал туда-сюда дверь. – Будет подозрительно, если я запрусь средь бела дня в кабинете с собственной студенткой?

– Среди ночи было бы еще хуже, – заметила Маша, проскальзывая внутрь.

– С другой стороны, – он аккуратно прикрыл дверь и не стал поворачивать ключ, – вряд ли у нас выгорит что-то действительно стоящее с этим артефактом.

Маша плюхнулась на стул перед его столом.

– Я расстроена вовсе не из-за Сахарова, – сообщила она. – Хотя и из-за него тоже немного. Вы не могли бы отменить это зверское наказание? Он же потеряет целый год, а я… ну отчасти я сама виновата, но Плугов и Власов виноваты больше, – тут же исправилась она, а потом исправилась снова: – Нет, виноват неведомый диверсант со знанием сопромата. Точно. Это его надо наказать, а не Сахарова.

– Зверское наказание? Вы сами виноваты? – в голосе Дымова послышалось раздражение. – Не разочаровывайте меня, пожалуйста.

Маша немедленно разволновалась. Она ужасно боялась кого-нибудь разочаровать, это был ее извечный страх.

– Что должна сделать девочка, чтобы с ней так поступил мальчик? – резко спросил Дымов и тут же перебил сам себя: – Нет, не то. Это вообще никак не связано с вашими личными отношениями.

– Но у нас вовсе не…

– Есть правила, Рябова, которые люди соблюдают, чтобы жить друг с другом, не причиняя вреда. Без них человечество давно бы скатилось в первобытный хаос, разве нет? Мы бы проклинали друг друга, превращали во что попало, взламывали бы чужие мозги и прочее, и прочее. В юности эти правила соблюдать труднее, я понимаю, но ведь именно сейчас вы и учитесь тому, о чем писал наш несравненный Федор Михайлович: преступлению и наказанию. Плохим бы я был педагогом, если бы Сахаров пропустил этот урок.

– О, – сказала она, удрученная.

Сейчас ей бы хотелось, чтобы он снова обернулся уютной Лизой, которая говорила ей «ты» и никогда не казалась настолько отстраненной, взрослой.

Но вот он, Дымов: темная водолазка под горло, бесстыдно обнимающая стройное худощавое тело, классические брюки, потрепанные кеды, короткие темные волосы, пожалуй, слишком короткие для классики, почти ежик. Узкое серьезное лицо. Ни косичек, ни веснушек.

Между ней и Дымовым лежала пропасть, и уж точно он не был тем человеком, с которым можно шушукаться ночью на кровати. Откровениям не было места в этом казенном унылом кабинете, где всей мебели – несколько шкафов с учебными материалами да заваленный бумагами стол.

Но Маша все равно спросила, растекшись по этому столу и уткнув подбородок в кулачки:

– Так что же мне делать с моим чувством вины, Сергей Сергеевич? Ведь это я спровоцировала Федю.

– Что делать, что делать, – проворчал он, – выводы, разумеется. Хотите написать мне реферат со вступлением, основной частью и заключением?

Это развеселило ее:

– Реферат о моих душевных переживаниях?

– Я почти уверен, что читал вещи и похуже, – хмыкнул он, но это было так по-доброму, что Маше очень захотелось привыкнуть к этой доброте. Она легко могла бы, не так ли?

– Да, хорошо, – согласилась она, – я точно напишу это реферат. Просто вручу вам все, что меня мучает, и делайте с этим, что хотите.

– Договорились, – Дымов мимолетно улыбнулся и достал из портфеля зеркало, предусмотрительно положив его задней стороной вверх.

Маша провела пальцем по сложной вязи узоров. Возможно, она ожидала ощутить какую-то силу, или покалывания, или еще что-то – но ничего такого. Оно казалось обычной старинной безделушкой.

– Итак, Мария, есть несколько традиционных методов работы с сильными артефактами, – сказал Дымов. – Вы помните теорию?

– Это было в списках дополнительной литературы на лето, – ответила она.

– Умница, – похвалил он. – Жаль, что все это нам не пригодится. Каждый мастер вкладывает в свой артефакт авторскую защиту от взлома. Каждый профессиональный мастер, я имею в виду. Не то что эти ломастеры Власов и Плугов, которые решили приторговывать шкатулочками правды. Открываешь такую – и честно отвечаешь на любой первый вопрос. Находка для ревнивых супругов, очень на грани действующего законодательства, но эти деятели написали на крышке предупреждение мелкими буковками.

– И почему Сахарова наказали, а Власову и Плугову все сходит с рук?

– Их тоже наказывают, Мария, но иначе. Ваш Сахаров намеренно причинил вред человеку, что существенно отличается от случайных сбоев во время научных экспериментов.

– И что мы будем делать с защитой этого артефакта?

Дымов подмигнул ей, очень довольный собой, а потом достал из верхнего ящика стола несколько книг и переплетенных научных работ:

– К счастью, есть ряд научных исследований артефактов Михайло-основателя, которые запрещены к широкому распространению, но являются собственностью университета. Мне удалось их раздобыть, однако Алла Дмитриевна строжайше запретила их выносить из этого кабинета. Зинаида Рустемовна даже наложила защитные чары, так что не стоит и пытаться.

– Я и не собиралась, – вспыхнула Маша, глубоко оскорбленная тем, что кто-то заподозрил ее в потенциальном нарушении запретов.

– Наше зеркало относится к незарегистрированным артефактам, поэтому конкретно его никто не исследовал.

– Значит, мы будем первыми? – восхитилась она и даже зажмурилась от удовольствия.

Глава 16

Глава 16

– Ну хватит на сегодня, – сказал вдруг Дымов. Маша подняла глаза от чьей-то диссертации и увидела, что за окном уже темнеет. – Ой, – удивилась она.

– И нам еще домашку делать, – вздохнул он, перевернул зеркало и заглянул в него.

Маша ощутила, как у нее челюсть поддается влиянию гравитации: вот его короткие темные волосы удлинились, посветлели, распушились, вот прямой нос подпрыгнул и стал курносым, вот Дымов уменьшился в росте и стал пышнее, водолазка натянулась на роскошной груди, а брюки едва на треснули на широких бедрах.

– Рябова? – позвал он мелодичным голосом. – Вы не могли бы отвернуться, пока я переодеваюсь?

– А вы не могли бы закрывать в такие минуты дверь? – воскликнула она, сконфуженная и потрясенная донельзя. – Я подожду вас в коридоре.

Подхватив свою сумку, Маша выскочила за дверь, прижалась к ней спиной, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось так, как будто она только что закончила интенсивную тренировку.

Мамочки, что это сейчас было? Ей казалось, что она стала невольным свидетелем чего-то очень личного, интимного. А еще, еще – нельзя же вот так, без предупреждения, взять и стереть и без того довольно шаткую границу между двумя персонажами!

Ей так удобно было притворяться, что Лиза отдельно, а Дымов отдельно, – но после таких выкрутасов придется смириться с очевидным. Нет никакой подружки Лизы, а всегда есть только препод Сергей Сергеевич Дымов с дурацким прозвищем Циркуль.

Значило ли это, что Маша слишком шагнула за пределы приличий, шепчась с ним по ночам в кровати, и такое ни за что бы не одобрила свирепая ректорша? Она бы разозлилась, наверное?

Это глупо, сказала себе Маша. Даже если обстоятельства сложились так, что норма вывернулась из самой себя и обернулась странностью, то это только временное явление. Они разберутся с парочкой злоумышленников и снова вернутся на свои места. Она за парту, а он к доске.

Если только злоумышленники не разберутся с Машей раньше. Ну почему Вечному Стражу надо быть таким неуемным, почему бы ему просто не остановиться на самом простом: вот ваш злодей, хватайте его! Почему ему надо копаться в причинах и оставлять Машу в подвешенном состоянии?

Дверь за ее спиной подалась назад, и Маша подалась назад тоже, покачнулась, обрела устойчивость и неохотно обернулась. Ей было неловко смотреть на Лизу.

– Да что ж это такое! – тут же вырвалось у нее. – Вы в зеркало совсем не смотритесь, что ли? Я имею в виду нормальное зеркало, – тут же поправилась она.

Лиза-Дымов хлопнул ресницами.

– Не думаю, что у меня в кабинете есть нормальное зеркало, – с мелодичной хрипотцой, как после долгого молчания, ответила он.

Тяжело вздохнув, Маша попыталась пальцами разгладить его волосы, поправила перекрученные лямки джинсового сарафана поверх теплой водолазки, опустила глаза вниз, разглядывая голые коленки.

– Вам нужны колготки, – сказала она. – На улице сегодня зима, помните?

– Колготки, да, – согласился он, – у меня где-то были.

И он снова нырнул в свой кабинет.

Зиночка, наверное, не устает смеяться над тем, как они все с ума сходят из-за внезапных перепадов погоды. Удивительно, что ректорша позволяет ей такие сумасбродства. Или это какая-то тайная часть учебного процесса, вроде повышения стрессоустойчивости и развития внимательности?

– Ну, теперь я готов? – спросил Лиза-Дымов, появляясь уже со своим безразмерным баулом и в ярким пальтишке.

– Вполне, – одобрила Маша и первой поспешила по коридору к лестнице. Ей еще нужно было забрать свою одежду из студенческого гардероба.

Метель стихла, и на улице было красиво и снежно. Наступающие сумерки раскрасили сугробы в синий.

– А как же ваша социальная жизнь? – спросила Маша, когда они шли к общежитию. – Друзья, родственники, коллеги. Они не удивляются, куда вы пропали?

– Такое со мной бывает, – пожал он плечами. – Время от времени я ухожу со всех радаров, когда погружаюсь в научную деятельность или просто в хандру.

– Хандра – удел бездельников, – поделилась Маша сентенцией из богатейшей папиной коллекции.

– И неудачников, – безо всякого выражения отозвался Лиза-Дымов.

Они остановились, чтобы купить в киоске у фонтана нехитрый ужин – два контейнера с гречкой и гуляшом, а еще пряники.

Тут к ним подошла Аня Степанова, в руках у нее была довольно большая коробка с инструментами.

– Домашка по бытовке, – отдуваясь, пояснила она. – Мы проходим ремонтные наговоры. Эти молотки и гвозди такие тяжелые.

– Давай я помогу, – по-джентльменски предложил Лиза-Дымов.

Маша чуть не пнула его, а Аня глянула с изумлением.

– А ты у нас кто, Геракл? – уточнила она. – Ну, если у тебя есть суперсила, ты только скажи, мне давно хотелось сделать перестановку в комнате.

– Да господи, – скривился Лиза-Дымов, – это же первый курс, – и он что-то неразборчиво пробормотал над коробкой.

– Ух ты, так гораздо легче! – восхитилась Аня. – Я все время забываю, что чары можно использовать и в жизни, а не только для учебы.

– Потому что слишком много ограничений, – кивнул Лиза-Дымов, – особенно для студентов. Да и взрослым приходится все время мысленно сверяться со списком разрешенных, условно разрешенных и недопустимых чар. Чем сильнее общество развивается в этом направлении, тем больше запретов на себя накладывает.

– Ты немного ботаник, да? – засмеялась Аня. – Неудивительно, что вы с Машкой так спелись. Ну что, ты уже привыкла к Москве? Не скучаешь по Питеру?

– Можно подумать, я вижу что-то кроме общаги и универа, – пожал плечами Лиза-Дымов.

– И правда, – согласилась Аня. – Девчонки, давайте куда-нибудь сходим в воскресенье. Наша Вика уже с ума, кажется, сходит из-за того, что нас четверо в одной комнате.

– Бедная Вика, – проворчала Маша, – ей-то, разумеется, сложнее всего приходится. Это же ее пытаются убить, ах подождите, речь идет обо мне.

Они поднялись по ступенькам общаги, и Лиза-Дымов открыл перед ними дверь. На этот раз Маша даже глаз закатывать не стала – кто угодно это сделает, если за тобой идет человек, чьи руки заняты коробкой. Но что-то надо делать с его старомодными мужскими привычками, пока он не начал помогать им снять куртки.

– Пассивная агрессия не поможет тебе, Машка, – заметила Аня, – а вот что насчет выпивки? Неподалеку есть неплохой бар для одиночек. Ну знаете, из тех, куда ходят, чтобы познакомиться с кем-нибудь. Если подумать, есть что-то неправильное в том, что ни одна из нас ни с кем не встречается.

– У меня есть уже есть… кое-кто, – быстро сказал Лиза-Дымов.

– Правда? – Аня оглянулась на него с любопытством. – Красивый?

– О да, – мечтательно согласился Лиза-Дымов.

– Странно было бы, если бы Лиза сказала: ну так себе, знаете, не в моем вкусе, – вставила Маша с непривычной язвительностью.

Аня посмотрела на нее с удивлением и тут же нашла оправдание:

– Это все нервы. Выпить, Машка, срочно выпить, а то ты вот-вот на людей начнешь бросаться.

Это было несправедливо. Она ведь хорошо держалась для человека в ее обстоятельствах.

– Давайте сначала переживем субботу, – уклонилась Маша от прямого ответа. – Кто знает, может, придется откачивать Костика.

– Фея-Берсерк не покалечит твоего брата, – заверила ее Аня.

– А что будет с его самооценкой?

– Шмякнется об пол и отскочит, как резиновый мячик. У мужчин вашей семьи, Машка, есть характер.

– А у женщин нашей семьи? – тут же спросила она, возмущенная гендерным неравноправием. – И вообще, с чего вдруг такая уверенность? Может, мы через одного бесхарактерные.

– Тут ты права, лично я знакома только с героем недели Костиком и Олегом. Сделала обобщенный вывод, исходя из частностей, – засмеялась Аня, протискиваясь со своей коробкой в комнату. Дымов снова придерживал дверь.

– Ты знакома с Олегом? – насторожилась Маша. – Как? Он ведь два года назад бросил универ, а ты уже училась, да? Вы здесь познакомились?

Вика, которая вернулась в общежитие раньше, недовольно заглянула в коробку.

– Ты не будешь заколачивать эти гвозди здесь, – прошипела она.

Аня опустила свой груз на кровать.

– Ну конечно, не буду, – успокоила она ее. – Это будет делать молоток вместо меня. Мы проходим элементарные ремонты.

– У вас же есть для этого мастерские, да? – не унималась Вика. – Зачем ты тащишь шум и грязь в спальню?

– Никаких шума и пыли. Для этого есть специальные…

К счастью, у Маши зазвонил телефон, и она с облегчением нырнула за свой полог, чтобы спокойно поговорить с мамой.

– Ох детка, – сочувственно сказала она, – Артем Викторович рассказал мне, что Наум Абдуллович рассказал ему, – про твои неприятности. Этот Федя Сахаров оказался совершенно несдержанным юношей, разумеется, он нам не подходит.

Ну что за сплетники эти свахи. Само собой, Глебов не мог обойтись без звонка-доноса: ему не терпелось утереть нос коллеге-конкурентке. Посмотрите-ка, уважаемая Лариса Алексеевна, ваша дочь ничего не смыслит в отношениях. Куда только смотрит ее маменька.

– Ну, в итоге Федя пострадал больше меня, – философски ответила Маша, озадаченная этим «нам».

– Ты же не обрушила на него все это безо всякой подготовки? Сначала следовало приглядеться к мальчику, понять, есть ли между вами искра, ну, ты понимаешь, о чем я.

– Да-да-да, – уныло согласилась Маша, – безусловно, так и следовало поступить.

– Но не переживай, я найду тебе кого-нибудь не хуже.

– Мама, пожалуйста, – взмолилась Маша, – не надо кого-нибудь. Сначала – диплом, потом всякие шуры-муры.

– Но и шуры, и муры важная составляющая нашей жизни.

«Мам, отстань от мартышки», – раздался на заднем фоне голос Димки, которому вторил Сенька: «Ну ма-а-ам!», а за ним – дружным хором протяжное от племянников-повторюшек: «Ну ба-а-а-а!»

– Все против меня, – засмеялась мама. – Машенька, девочка, ты, главное, не расстраивайся из-за таких пустяков. Дело-то житейское.

– Ага.

Маше так отчаянно захотелось домой, что она часто-часто заморгала. Димка пришел из плавания, и Сенька тут же примчался с детьми, а Мишка, наверное, не смог вырваться из своей больницы в глухомани, ну а Олежка… Олежка редко теперь появлялся у родителей.

И папа, наверное, будет подкидывать внуков к потолку, а Димка травить свои моряцкие байки, а Сенька рассказывать про своих учеников, и так им всем хорошо станет вместе, так весело.

Ладно, послезавтра Димка приедет в универ, и Маша тоже получит свою долю баек.

– Так откуда ты знаешь Олежку? – выбравшись из-под балдахина, пристала она к Ане.

– Это секрет, – ответила та, расчищая место на своем столе.

Лиза-Дымов помахал контейнерами с едой, приглашая Машу на ужин. Она рассеянно кивнула ему.

– Какой еще секрет?

– Секретный секрет.

Ну и подумаешь. Маша сама позвонит Олежке и будет его пытать до тех пор, пока он не сдастся. Великое дело.

***

Прямо под кухонной тусклой лампочкой зловеще висел в воздухе Вечный Страж во всем мрачном великолепии своего савана.

– Иван Иваныч, вы бы хоть облачились в сюртук перед барышнями-то, – укоризненно сказала ему Маша. – Кто же так к столу является.

Арина Глухова, которая вдумчиво и серьезно созерцала парящую фигуру, немедленно наябедничала:

– Он так уже семнадцать минут болтается безо всякого движения. Я пыталась его растормошить и даже запулила в него яблоком – никакой реакции.

В этот вечер для разнообразия она была трезва и очень спокойна. Сложно представить, что в школьные годы эта девочка славилась внезапными приступами агрессии. Наверное, амулеты, которая она была вынуждена носить с тех пор, хорошо работали.

– Ты кинула в Вечного Стража яблоком? – спросил Лиза-Дымов подрагивающим голосом.

– Огрызком, если быть точнее, – невозмутимо подтвердила Арина.

Маша помахала перед серой облачностью, которая клубилась под капюшоном, с опаской подергала за истлевший рукав, старая ткань треснула, и древний клочок оказался в ее ладони.

– Ой, – Маша виновато отпрыгнула в сторону, тайком сунула клочок в карман и жалобно посмотрела на Лизу-Дымова.

– Кто знает, где сейчас блуждает его разум, – он сунул контейнеры в микроволновку и поставил чайник.

– Это так захватывающе, – мечтательно сказала Арина, – гулять невидимкой на воле, пока твое тело находится в покое. Мне часто кажется, что я вовсе не там, где есть, как будто не существует никаких преград, никаких стен, никаких запретов. Человеческое тело – это клетка для разума, вы думали об этом? Оно всегда чего-то хочет – есть, спать, секса, движения или отдыха, оно обкрадывает тебя своими потребностями, оно слишком настырное, жадное, ненасытное. О, древние монахи, которые умерщвляли плоть, были мудры.

Маша слушала ее, покрываясь мурашками. Арина будто чревовещала, спокойная, равнодушная, ее гениальность сбоила легким сумасшествием.

– Любопытно, это уже дисморфофобия или просто обычный бред? – с интересом спросила Дина Лерина, которая уже с минуту стояла в дверях, морщась то ли от вида Вечного Стража, то ли от слов Арины.

– Дисмрфрм… что? – не поняла Маша.

– Ненависть к своему телу. Как вы думаете, это можно убрать отсюда хотя бы в коридор? – и она кивнула на Вечного Стража.

– Это, – повысила голос Арина, – куда могущественнее нас всех, вместе взятых. Разве вы не ощущаете потоков силы, которые как паутина оплетают все вокруг? О, оно струится повсюду, оно подключается прямо к нашим головам, оно копошится прямо в наших мозгах, тонкие лапки щекочут наши нейроны, перебирают их один за другим.

– Не надо больше о пауках, – взмолилась Маша.

– Трезвая Глухова в сто раз хуже пьяной, – процедила Дина.

Лиза-Дымов переложил гречку из контейнеров в тарелки и разлил по кружкам чай. Казалось, его совсем не волнует все происходящее вокруг. Он был сосредоточен на простых и понятных вещах: порезать хлеб, достать вилки.

Маша поймала себя на том, что пристально наблюдает за ним, ловит Дымова в движениях Лизы, то, как он рассеянно щелкает пальцами, когда зависает: черный чай или зеленый? Небрежную расслабленность плеч, то, как он, останавливаясь даже на мгновение, сразу принимает устойчивое положение – привычка человека, который много времени проводит на ногах. Сердце вдруг пропустило удар: неужели никто не видит, что перед ними Дымов? Ведь это так очевидно.

Что-то изменилось вокруг, а Маша, увлеченная своим подглядыванием, пропустила начало – опомнилась только, когда серый ползучий туман уже растекся вокруг Вечного Стража, стелясь ближе к полу. Все замерли, будто их поразило проклятие неподвижности, и в наступившем оцепенелом молчании туман обрел форму, сконцентрировался в стрелу с острым наконечником и в стремительном полете пронзил грудь Дины.

Она ахнула, пошатнулась, выгнулась дугой, а потом произнесла, невидящими стеклянными глазами уставившись на потолок как на величайшее откровение:

– Придет день, Машка, когда ее ненависть станет так сильна, что тебе некуда будет от нее бежать. Скоро. И, может, еще раньше.

После чего Дина обмякла и едва не упала, но Арина ее подхватила, усадила на стул.

– Что? – ошеломленно переспросила Маша. – Это ведь какая-то другая Маша, да? В мире миллионы разных Маш?

– Получилось? – деловитый Иван Иванович плавно опустился вниз, обретая и парик, и орден, и пышную одежду. Его туфли с богатыми пряжками стукнулись о плитку, и он самодовольно поправил перевязь. – Я медитировал, – поделился он, – чтобы помочь этому прекрасному дитя обрести единение с силой рода.

– Это было предсказание? – с лихорадочной слабостью спросила Дина. – Настоящее предсказание, как у бабушки? Во мне наконец пробудился дар?

– А ничего приличного у тебя не нашлось? – рассердилась Маша. – Что-нибудь про повышенную стипендию? Про пятерки на всех экзаменах?

– Ну не сказать, что сам собой пробудился, – величественно произнес Иван Иванович. – Я подсобил немножко. А то печально смотреть, как этакий сосуд пропадает зазря.

– Я чувствовала энергию, – сказала Арина. – Как будто батарейки подзарядили.

– И что значит – некуда бежать? – не унималась Маша. – Вроде всё, конец?

– Я – сосуд, – с торжественным восхищением прошептала Дина. – Я пробудилась. Господи, надо позвонить маме!

Маша проворно преградила ей дорогу:

– Эй, мне требуются сноски в конце абзаца! – закричала она. – Что ты, черт тебя побери, тут напредсказывала? Где имена, даты, подробности?

– Прости, Рябова, – взволнованная Дина от счастья растеряла всю свою заносчивость. Ее глаза горели золотом. – Но я даже не помню, что предсказала. Такова цена за дар. Но ты разберешься, да?

– Ну конечно, – с горечью усмехнулась Маша. – Я ведь так хорошо со всем разбираюсь. А вы, – ее гнев устремился на Вечного Стража, – разве вы не должны меня защищать? Почему вы все только усложняете?

– Ты под моей защитой, девочка, – непоколебимо подтвердил он.

– Вы говорили, что это убийство по расчету! – бушевала Маша. У нее был сложный, длинный день, который не задался с первой пары, она заслужила право спокойно слопать свою гречку безо всяких там фокусов. – Что никто из девочек не испытывает ко мне ненависти! А теперь что получается?

– Получается, что это не относится к злодеяниям, – он склонил голову с некоторым куртуазным озорством, отчего у Маши в голове взорвалось что-то алое. – Возможно, это что-то романтическое.

– Романтическое? Романтическое?! С ненавистью на сдачу?

– Любовь наносит кровавые раны, – пожал он плечами. – Всегда так было, всегда так будет.

И Маше стало все равно. К дьяволу Вечного Стража, таинственных врагов и кровавую любовь, которой не было и не предвиделось.

Она угрюмо прошла мимо них, забрала свою тарелку и села за стол, твердо намеренная просто поужинать и пойти делать домашку.

Вся эта чушь не имеет к ней ни малейшего отношения. Пусть любая другая Маша бегает от чьей-то там ненависти.

Лиза-Дымов молча сел рядом с ней и подвинул кружку с чаем.

– Сколько ты сахара кладешь? – мирно спросил он. – Две ложки, правильно? И еще у нас есть пряники.

– Правильно, – угрюмо сказала Маша, – и еще у нас есть пряники.