Текст книги "Прятки в облаках (СИ)"

Автор книги: Тата Алатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Давайте спать, Рябова, – вздохнул Дымов, собирая тетрадки.

– Да, – согласилась она и встала. – Спокойной ночи.

И пообещала самой себе: она ни за что не станет такой же неудачницей, как Дымов.

Проснулась Маша, как всегда, очень рано, но Лиза-Дымов, полностью одетый, уже сидел на своей кровати и с хмурым видом переписывался с кем-то в телефоне. Колени он со всем усердием сводил вместе.

– Да ну, – сказала Маша, – вы непременно разобьете себе нос, вот увидите. Юбка слишком длинная и широкая, воланы еще эти. Забудете ведь, наступите на подол и споткнетесь.

– Доброе утро, Рябова, – рассеянно отозвался он, кажется, совсем не слушая. Ну и пожалуйста. Она – предупредила.

Маша категорически не выспалась и, стоя в душе, долго бессмысленно таращилась на кафель, пытаясь настроиться на новый день. Сегодня всего три пары, первой идет механика. Уж у Лаврова она мигом проснется, у него даже ленивые и разгильдяистые всегда в тонусе.

Натянув футболку и джинсы, она вернулась в комнату, спохватилась, посмотрела в окно. Там было пасмурно, тучно, тоскливо. Утро явно не задалось и у Зиночки.

– Рябова, тут такое дело, – негромко шепнул Лиза-Дымов, подходя ближе. – У нас рабочая десятиминутка перед парами, опять, поди, какие-то изменения от Минобраза пришли. Я убегу пораньше, но Плугов и Власов вас проводят до аудитории, я написал им.

– Это так уж обязательно?

– Да ведь им не трудно, а всем спокойнее.

Послышался шорох: Аня Степанова, зевая, выбралась из-за своего полога и потянулась.

– О, душ свободен, – обрадовалась она и потянулась за полотенцем.

– Пойдем, Машка, – воскликнул Лиза-Дымов, переходя на приятельские интонации, – тяпнем чаю, пока есть время.

Он первым рванул к двери, конечно, тут же наступил себе на подол и негромко чертыхнулся. Маша только головой покачала: если наряды ему действительно выбирала ректорша, то у нее странное чувство юмора.

На кухне красавица Дина грызла чипсы, пила кофе и читала книжку, небрежно покачивая туфлей на длиннющем каблуке.

– Доброе утро, – бодро воскликнула она. Любопытная Маша торопливо взглянула на обложку и вздрогнула: Мурат Мартынов, «За что убили Аламнею». Именно об этом детективе ей накануне рассказала Катя Тартышева.

– Какой любопытный выбор литературы, – заметил глазастый Лиза-Дымов и по-хозяйски включил чайник. Кажется, он уже неплохо освоился на общажной кухне.

Дина хмыкнула.

– Между прочим, – напомнила она ехидно, – именно я делю комнату с предполагаемой убийцей. Конечно, Катька нашептала мне свои умозаключения. Мол, Ленка собирается прирезать тебя, Машка, чтобы доказать что-то отцу… Чушь собачья, – заключила она равнодушно. – Но книга ничего такая, бодрая.

– Где ты успела ее раздобыть? – подозрительно спросила Маша, которой теперь повсюду мерещились опасности и враги.

– Так у Катьки и одолжила. Наша ворона такая ворона: пудрит нам головы всякой словесной эквилибристикой, а сама пошлые романчики почитывает. Сплошная показуха все эти черные одеяния, пафосные завихрения, а в голове пусто.

Хмыкнув, Лиза-Дымов засыпал чай в заварочник и достал из объемного цветастого рюкзака, с которым нынче не расставался (ведь там был драгоценный артефакт-зеркало) две булочки. Одну протянул Маше.

– А мне булочку? – тут же спросила Дина, с интересом его разглядывая.

– Ехиднам булочки не полагаются, – несколько нервно отгрызнулся он. Как бы Циркуль ни прикидывался битым жизнью преподом, Дина его все-таки выводила из душевного равновесия – и своей проницательностью, и своим нахальством, и своей фривольностью.

– Ах-ах, какая жалость, – нисколько не расстроившись, протянула она.

Маша, вздыхая над собственной простоватостью, разломила свою булочку пополам и протянула половинку Дине. Та, кажется, удивилась, но отказываться не стала, с удовольствием надкусила сладкое тесто со сгущенкой, а потом закусила острыми чипсами. Вот, мелькнула у Маши в голове недобрая мысль, и в личной жизни Дина такая же всеядная. Немедленно устыдившись такому злопыхательству, она торопливо метнулась к сушилке за кружками.

– Что у вас такое в бауле? Кирпичи при себе таскаете? Это ваше секретное оружие, господин охранник? – Дина все никак не отставала от Дымова. Не давал он ей покоя, и все тут.

– Ты же потомственная гадалка, – улыбнулся он, – вот и ответь сама на свой вопрос.

Ее глаза недобро сузились: эти слова явно пришлись Дине не по нутру.

– Много бы ты понимал, – буркнула она, – настоящее гадание – это не какая-то там кофейная гуща и прочая ересь, а аналитика, помноженная на серьезный объем данных.

– Говорят, – продолжал Дымов, который, кажется, твердо был намерен узнать девочек как можно лучше, – что у твоей легендарной бабки, Антонины Лериной, была целая тетрадь с формулами и расчетами… Да только она сожгла ее перед самой своей смертью, ничегошеньки потомкам не оставила.

– Говорят? – переспросила Дина язвительно. – Да об этом даже в школьных учебниках написано. А что, господин охранничек, у тебя нет великих предков, чужими интересуешься?

Маша поставила перед Лизой-Дымовым, вальяжно развалившимся на стуле, кружку с дымящимся чаем. Он улыбнулся ей, а потом поменял их булочки: взял себе половинку, а Маше подвинул целую.

Она отчего-то смутилась – наверное, потому, что Дина не спускала с них глаз.

– Нету, – легко согласился Дымов, – с предками мне повезло куда меньше, чем вам, девочки.

– Ну, может с потомками получше выйдет, – безо всякой доброжелательности пожелала ему Дина. – Сколько тебе лет? У тебя есть дети? Как жена относится к тому, что ты отираешься в женской общаге?

– Детей трое, – с дурашливой улыбкой отрапортовал он, – жена не ревнивая. Ты спрашивай, не стесняйся, расскажу все без утайки.

Дина раздраженно закатила глаза и снова уткнулась в книжку, а Дымов торопливо допил чай, проскороговорил «еще увидимся, Машка» и умчался на преподскую десятиминутку, доедая булочку на ходу.

***

Так и получилось, что Маша вышла из общаги вместе с Диной. На улице уже маячили Плугов и Власов, светлые длинные волосы последнего романтично развевались на ветру.

– Батюшки, – процедила Дина, – и эти, что ли, по твою душу?

– Привет-привет, – Власов замахал руками с энтузиазмом Робинзона Крузо, завидевшего корабль в открытом море. – Лерина, ты чего такая кислая с утра? День-то сегодня какой прекрасный, четверг!

– И что в нем прекрасного? – сухо уточнила она.

– А у нас сегодня испытания… Такая сложная штука… – начал было объяснять он, но Дина не стала слушать, только пробурчала что-то невразумительное и ускорила шаг.

Власов тут же погрустнел, посмотрел ей вслед и громко застонал.

– Красивая она все-таки, да, Вовк? Аж сердце сразу: курлык-курлык!

Молчаливый Плугов только плечом дернул.

– Какие еще испытания? – настороженно спросила Маша, но у Власова не было желания ей что-то рассказывать. Она же не красотка Дина, перед ней же неинтересно хвост распускать.

– Да так, всякое-разное, – неопределенно отозвался он. – Пошли быстрее, ветрено.

Она немедленно приуныла, ощутив себя обузой. Плугов неожиданно подмигнул ей.

– Не обращай внимания, – сказал он. – Тоха просто волнуется. Он всегда сам не свой, когда мы проект финалим.

– Да все нормально будет, – громко заверил сам себя Власов. – Первый раз, что ли… Главное, чтобы Пахомыч нас не накрыл, а то у него от злости усы аж дыбом встают, будто в них двести двадцать зарядили.

– Как это – чтобы Пахомыч не накрыл? – еще больше перепугалась Маша. – Ваш декан не знает, чем вы занимаетесь, что ли?

– Да так, частная подработка.

– Мудро с твоей стороны было кричать об этом при Лериной, – отстраненно заметил Плугов, – она же любимица Бесполезняк.

– Да она же бесполезная, недаром Бесполезняк. Старушке на все плевать, кроме своей драгоценной теории времени. Взорви мы универ, она и не заметит.

– Не надо взрывать универ, – попросила Маша, – мне тут еще красный диплом получать.

– Не переживай, Маруся, – Власов по-свойски обнял ее за плечи, – все как-нибудь обойдется. У тебя же сегодня всего три пары? Костян встретит тебя после.

– Какой Костян? Мой брат Костян?

– Ну да, у нас-то дела, а у Циркуля еще лабораторка потом.

– Стоп, – Маша даже притормозила, не веря своим ушам, – вы что, составили по мне график?

– Ну не то чтобы прямо график, у нас просто чатик.

– А меня там почему нет?

– Уж больно ты трепыхательная, Маруся, – доверительно признался Власов. – Трепыхательная, – удрученно повторила она.

Вообще-то ее убить хотят, есть из-за чего трепыхаться!

***

На механике, как всегда, все лишние мысли вылетели из Машиной головы. Сегодня зверюга Лавров был настроен философски, он мечтательно рассказывал о теориях зеркальной Вселенной, о кварках и антикварках, о межгалактической темной материи.

– До шестидесятых годов ученые сходились во мнении, что физические законы одинаковы при движении во времени вперед или назад. Но позже появилась и другая точка зрения: когда время течет вперед, Вселенная расширяется, а если бы время пошло назад, то Вселенная начала бы сжиматься. Это как в математике, друзья мои, координаты со знаком минус, координаты со знаком плюс… Вселенная, состоящая из античастиц, будет вести себя иначе, чем наша Вселенная. Впрочем, все это вы можете подробнее узнать у Бесполе… у Веры Викторовны, очень рекомендую вам ее углубленный курс, потому что квантовая механика неразрывно связана с теорией времени. Ах уж этот квант, начало начал… – и он улыбнулся с нежностью, с какой пылкие влюбленные говорят о своих избранницах.

И Маша тут же пообещала себе записаться на углубленный курс в следующем семестре.

Зато второй парой шла история, на которой было не так увлекательно. Маша лишь прислушивалась к монотонной лекции по Серебряному веку, кардинально изменившему подход словесников к принципам наговоров, про переход от народного творчества к более концептуальному, от простого к сложному. Машинально она время от времени поднимала руку вверх, чтобы рассказать про плюсы или минусы разных подходов.

Все это они уже проходили с Циркулем в прошлом году, и Маша тогда даже получила «отлично» за сравнительный анализ эффективности наговоров Золотого и Серебряного века. Да вот только эта пятерка была отравлена дымовской иронией – он высказался в том духе, что Рябова использует логику там, где нужна душа. Ох, как она обиделась на него, даже звонила Сеньке и жаловалась на дурацкого Циркуля. Маше нравилось все усложнять, ей нужны были четкие формулы, она любила прописывать алгоритмы, а потом наполнять их смыслами. Дымов же предпочитал хаотичные наговоры, как слово ляжет, полностью игнорируя стопы и размеры.

Круглая ушастая голова Феди Сахарова – вот что отвлекало Машу от истории. Мальчик, с которым у Маши могли быть идеальные дети… Имеет ли она право лишать их даже крохотного шанса появиться на свет?

Мама была опытной, сильной, талантливой свахой, и в ее выводах сомневаться не приходилось. Андрюша Греков встречался с другой девочкой и на Машу смотрел только как на друга… Что, собственно, она теряет? Да, Федя не красавец, но ведь и Маша тоже. Да, он зануда и заучка, но ведь и Маша тоже. А вдруг стерпится-слюбится? А вдруг стоит переступить через себя ради славных потомков?

– Что ты задумала, Рябова? – едва дождавшись окончания пары, Федя осторожно подсел поближе. – У меня скоро дыра на затылке появится. Чего ты на меня так таращишься?

– Ничего, – поспешно ответила она, – тебе показалось.

– А вот и нет, – заупрямился он. – Если ты домашку по арифметике не сделала, так и скажи, я дам тебе списать. Плакса смотрит на такое сквозь пальцы, ему вообще плевать, учимся мы или нет. А мне не жалко, Рябова, я готов со всяким поделиться своими бесценными знаниями…

Что-то изменилось вокруг. Будто рябь пронеслась в воздухе, мир моргнул, а Маша совершенно неожиданно выпалила:

– Ох, Феденька, да при чем тут арифметика! Арифметика тут совершенно не при чем. Это все маменька моя с ее новостями. Говорит, ты моя идеальная пара. Говорит, у нас будут идеальные дети.

– У кого у нас? – мигом расставшись со своими хвалеными мозгами, часто заморгал Федя. – У нас с тобой? Это такой розыгрыш? Я вообще-то люблю дерзких и ярких девушек.

– Я, между прочим, тоже не отказалась бы от рокового красавца…

– Вот ужас-то! – и Федя схватился за свою круглую голову, жалобно и скорбно. – И чего теперь делать-то, Рябова?

– А я откуда…

– Внимание, внимание! – раздался громкий и хорошо поставленный голос ректорши. – Чрезвычайная ситуация! Все занятия на сегодня отменяются, студентам настоятельно рекомендуется вернуться в свои общежития и ни с кем не разговаривать. Эти черто… На ментально-когнитивной кафедре, – тут отчетливо прозвучало отвращение, – опять что-то бахнуло… Выгоню к чертовой матери! – куда-то в сторону рявкнула Алла Дмитриевна, а потом вернулась к официальному тону: – Произошла утечка правды. Никто не может врать до тех пор, пока ситуация не нормализуется, о чем я сообщу дополнительно… Кирилл Борисович, если вы не приструните своих щенков, я вас лично!.. – снова рявкнула она в сторону, микрофон затрещал, и все стихло. Маша ошарашенно подумала, что у Пахомова, наверное, усы сейчас торчат, будто в них не двести двадцать, а прямое подключение к высоковольтной линии электропередач.

В потрясенной аудитории послышались возмущенные возгласы.

– Да мы должны устроить темную этим менталистам! – выкрикнул Саша Бойко. – Отмутузить их как следует! Утечка правды, ха! Кто бы еще знал, что это такое!

– Спорим, это опять те два придурка с пятого курса, – зачастила Олеся Кротова, которая знала всё и про всех. – Они еще вокруг Рябовой в последнее время ошиваются все время. Рябова, это они, да, опять бахнули?

Маша захлопнула рот и для верности закрыла его обеими руками, а потом стремительно, ни на кого не глядя, бросилась вон из аудитории.

Слова «а кто еще, не зря же они с утра талдычили о каких-то подпольных испытаниях» буквально царапали ей горло.

В коридорах было многолюдно, студенты спешили покинуть универ. С невероятной для себя наглостью орудуя локтями, Маша пробилась вниз по лестнице и с облегчением выбралась под сизое небо.

Откуда ни возьмись рядом с ней возник Лиза-Дымов и схватил ее за руку.

– Пойдем быстрее, Машка, – велел он и потащил за собой вглубь сада, подальше от корпусов общежитий.

Послушно перебирая ногами, она сначала подумала: ха! переоделся! Говорила же ему, что длинные широкие юбки с воланами – это одежда для продвинутых женщин. Потом слабо удивилась: с чего это ты Дымов перешел с ней на «ты», а вместо «Марии» или «Рябовой» бесцеремонно обошелся «Машкой». Прежде он ей тыкал только при посторонних, когда прикидывался Лизой. Сейчас, кажется, у них не было зрителей.

– И куда мы? – спросила она. – Нам, наоборот, надо в общагу, Сергей Сергеевич, воспользоваться тем, что девчонки временно не могут врать…

– Ничего подобного, – отрывисто бросил он, продолжая тянуть ее за руку – очень неприятно, надо сказать.

Они неслись прямиком к той части парка, которая переходила в заросший сад. Зиночка окружила его чертополохом и разными неприятными колючими кустарниками. Костик рассказывал, что туда шлендали студенты, из тех, кто не боится разодрать колени и локти, – на свиданки или распить чего-нибудь горячительного подальше от преподских глаз. Сама Маша там никогда не была, да и теперь не горела желанием.

– Сергей Сергеевич, – пискнула она умоляюще, пытаясь освободить свою руку, а потом вдруг поразилась его прическе. Дымов обычно заплетал Лизе неумелую косичку или небрежный хвостик, но сейчас светлые волосы были так аккуратно затянуты в изящный пучок, что требовалась немалая сноровка, чтобы не допустить ни одного «петуха». Ускорив шаг, чтобы догнать его, Маша разглядела и тушь на ресницах, и даже, черт их побери, стрелки на веках. Нет, Циркуль просто не способен так ровно накраситься! Да он даже колени все время забывает сдвигать.

Ужас полоснул поперек груди. Кто и зачем тащил ее в безлюдный заросший сад?

Глава 13

Глава 13

Сомнения еще не до конца оставили Машу: а вдруг это действительно Дымов, просто вот такой вот, весь аккуратненький. Может, к нему Алла Дмитриевна забегала и ресницы накрасила? Но ведь у него шла пара, на которой первогодки постигали азы лингвистики, когда ему было прихорашиваться…

Мама всегда говорила: чаще всего люди попадают в глупые ситуации, когда стараются избегать глупых ситуаций. Пусть уж Циркуль сочтет ее истеричкой, чем… ну, все остальное.

Родись Маша у другого папы, сейчас она всенепременно начала бы орать и трепыхаться. Но Маша родилась у мастера боевых искусств, офицера и зануды, поэтому не орала и не трепыхалась. Наоборот, ее рука в чужой руке стала вялой, послушной, а потом, когда Лиза-или-кто-она-там тоже автоматически расслабилась, Маша рванула прочь, молча и целеустремленно.

Она не тратила силы на всякие там вопли, сосредоточившись на дыхании. Припустила обратно, к учебному корпусу, не позволяя себе оглядываться, но все равно слышала бег за своей спиной. Лиза догоняла ее так же молча и так же упорно, а это ли не признание вины? Они были в разной форме: Маша привыкла к физическим нагрузкам, а пухленькая изнеженная девушка из зеркала – нет. Она задыхалась, тяжело топала и, кажется, все замедлялась. В какое-то мгновение у Маши даже мелькнула шальная мысль: а не развернуться ли и не зарядить девице тем самым фирменным ударом, которому папа учил едва не с детского сада. Но по натуре своей Маша не была бойцом, она всегда стремилась увильнуть от любых неприятностей, и сейчас трусость гнала ее вперед, как загнанного зайца…

– Рябова, вы в догонялки, что ли, решили поиграть с господином охранничком? – насмешливая Дина преградила ей дорогу, и Маша едва не оттолкнула ее с разбега, а потом сообразила: они уже находятся на площадке перед учебным корпусом и вокруг полно народу. Быстро оглянувшись, она увидела красную и потную Лизу, которая стояла довольно далеко, грудь ее ходила ходуном.

Надо ее изловить, почти решилась Маша, которой люди вокруг придали смелости, – но в это мгновение Лиза замысловато выругалась и… исчезла.

– Артефакт пространственного искривления, – резюмировала Дина. – Или испрямления, споры о классификации подобных устройств бесконечны… Куда это он так торопится?

Маша не в состоянии была сейчас вести беседы, она только помотала головой, как осел, увидевший перед собой неожиданное препятствие, а потом промычала что-то невразумительное и поплелась к универу.

– Эй! – крикнула ей вслед Дина. – Режим правды отключен, если вдруг ты не слышала с этими догонялками… или что такое у вас было. Третья пара по расписанию!

Третья пара? Ах да, арифметика. Ну какая сейчас арифметика?

И Маша снова пробиралась через переполненные коридоры. Панические настроения уже выветрились, и теперь все вокруг оживленно и радостно ругали менталистов, у которых вечно бардак на кафедре. Вот у механиков или словесников такого безобразия никогда не происходило, на боевке царила идеальная дисциплина, химики-биологи занимались вредительством в рамках приличий, хозяйственники еще и пользу приносили, историки и арифметики варились сами в себе, а на факультете времени царила сплошная скука.

Все эти разговоры текли вокруг Маши, а она шла, окутанная в кокон недавнего потрясения, и адреналин медленно покидал ее, ноги тяжелели, становились ватными, руки начинали дрожать, а слезы подступали даже не к глазам, а куда-то к горлу.

С трудом поднявшись на третий этаж, она кое-как преодолела длинный коридор и безо всякого стука ввалилась в кабинет Дымова. Тот сидел за столом, уткнувшись носом в компьютер, сосредоточенный и спокойный.

– Силлабусы, силлабусы, – напевно бормотал он себе под нос.

– Где… – выдохнула Маша, последним усилием заставила себя совершить еще несколько шагов, рухнула на шаткий стул и закончила: – Где ваше зеркало?

Дымов вскинулся на нее, нахмурился, мысленно выбираясь из своих силлабусов, потом глаза его округлились.

– Рябова? – запоздало всполошился он. – Что такое?

– Вы… То есть Лиза. Она только что пыталась затащить меня в заросший сад. Ну, где чертополох и колючки.

Дымов стремительно вскочил, дернул на себя довольно потрепанный портфель, с которым ходил на пары, и сунул туда руку – сперва вполне уверенно, потом начал рыться энергичнее, а потом и вовсе вытряхнул все на стол. Студенческие тесты, блокноты, ручки, пара книжек посыпались на лакированное дерево – всякий хлам, но зеркала не было.

– Не понимаю, – растерянно пожаловался Дымов, пробежался туда-сюда по кабинету, зачем-то снова заглянул в портфель и начал рассуждать логически: – Так. Я вышел из общежития Лизой, было еще очень рано, так что мне никто не встретился ни в парке, ни в универе. В своем кабинете я заглянул в зеркало, вернулся в самого себя. Переоделся. Переложил вещи из рюкзака в портфель и отправился с ним на десятиминутку. Там я кинул портфель на один из стульев, а дальше мы битых полчаса слушали о промежуточных итогах перехода со стандарта ЗУН на ОК, ПК и ОПК… Едва не опоздали оптом на все пары! Я схватил портфель и помчался в аудиторию, потом в другую, потом Алла Дмитриевна объявила об утечке правды, и я пришел сюда. Все.

– Все? – гневно переспросила Маша. – За это время кто-то упер у вас древний артефакт, а потом воспользовался им, чтобы… Зачем? Что меня ждало в конце прогулки с милой девушкой Лизой, которой я полностью доверяла?

– Как вы?..

– Сбежала? Опознала подделку? А может, вы сами передали кому-то артефакт, Сергей Сергеевич? Ведь о том, что он у вас, знало всего несколько человек. Может, вы поэтому с такой охотой согласились нацепить на себя юбку?

– Вам надо выпить воды, Мария, – печально сказал он.

– И только посмейте хотя бы букву шепнуть над стаканом! – крикнула она, совсем распоясавшись. – Мне еще на Плаксу идти!

– Насколько я знаю, Лев Григорьевич вовсе не мешает своим студентам мирно спать на своих лекциях, – заметил Дымов, хватаясь за графин. – Так что пара успокоительных словечек вам всяко не повредит.

Машу вдруг бахнуло мощнейшим дежавю – да она же пила из этого граненого стакана прежде! И зубы стучали по стеклу, а перед глазами стояло кошмарное видение, в котором ее кромсали ножом.

Вот тут бы и залиться слезами: да что же! Да за что же! Но она вдруг поняла, что реветь совершенно не хочется. От всех этих людей и нелюдей вокруг не было особого толка. Если кто-то захочет причинить тебе вред, то он все равно сможет до тебя добраться, хоть десять охранников заведи.

Это осознание было острым и болезненным, будто нож на самом деле вонзился ей в грудь.

Раз уж тебя решили убить – то убьют всенепременно, рано или поздно, так или иначе. Все, что ты можешь…

Тут Маша зависла: а что она может?

– Мне надо к Фее-Берсерку, – пробормотала она, залпом выпив воду.

– Записаться на экспресс-курс самообороны? – понятливо кивнул Дымов, внимательно наблюдая за ней. – Разве Валерий Андреевич не учил вас, как реагировать на внезапное нападение?

– Папа, конечно, учил, – согласилась Маша, – но прежде у меня не было особой мотивации, чтобы как губка впитывать его его науку.

Все-таки он что-то наколдовал с ее водой, по крайней мере, Маше больше не хотелось орать на Дымова и обвинять его черт-те в чем.

– Мария, – осторожно проговорил он, присаживаясь перед ней на корточки, – вы понимаете, что артефакт могли вытащить из моего портфеля только на десятиминутке? Это был преподаватель, понимаете?

Несколько мгновений она тупо смотрела на него, а потом качнула головой.

– Нет, не понимаю, – медленно сказала Маша. – Мы же решили, что это одна из девочек в общаге.

– Или… – подсказал он.

Она обреченно прикрыла глаза.

– Или их двое, – прошептала она. – Преступный союз преподавателя и студента. Господи боже, только Дина могла соблазнить кого-то из преподов. Плаксу, например.

– Почему именно Льва Григорьевича? – изумился Дымов.

– Потому что только он готический красавец с масляным взглядом. Вы как хотите, но я не могу представить себе зверюгу Лаврова, роняющего слюни на одну из студенток.

– Мы поступим проще: проверим, у кого не было второй пары или кто отлучился из аудитории.

– А если преподаватель только украл артефакт, а воспользовался им кто-то другой?

– Вы думаете, Рябова, что против вас целая организация работает? Мы проверим и преподавателей, и студенток из вашего общежития. Алла Дмитриевна займется этим.

– Какой толк от вашей Аллы Дмитриевны, да и от Вечного Стража, если уж на то пошло, – горько усмехнулась Маша.

– Да и от меня без зеркала тоже толка нету, – вздохнул Дымов. – Наверное, пора звонить в полицию, Мария.

– Наверное, – согласилась она с тяжелым сердцем. Кто знает, как отреагируют на такое родители.

***

– И что мы предъявим полиции? – устало спросила Алла Дмитриевна.

– Запись видения и кражу артефакта, – с готовностью ответил Дымов.

– Ну, предположим, – скептически согласилась она, – только кажется мне, что все это как-то абстрактно.

– А конкретно – это как? Труп на простынях с горлицами?

– Сергей Сергеевич, не надо так нагнетать. Этого мы этого никак не допустим.

– И как это никак?

Власов и Плугов, снова герои дня, крутили головами, будто наблюдали за игрой в пинг-понг. Иван Иванович, опять при парике и с орденом, внимательно разглядывал свои ногти.

Маша не знала, куда себя деть от неловкости.

Любовники они там или нет, но сейчас в кабинете ректорши ощутимо зрел конфликт, и, казалось, он вот-вот лопнет, забрызгав всех присутствующих.

За окнами лил дождь. Близился вечер. Машу выдернул сюда олень Васенька прямо из столовки, где она безо всякого аппетита мешала ложкой суп в тарелке под пристальным взглядом брата Костика. Его в кабинет ректора не пустили, но он не очень расстроился. Студенты сюда не любили попадать, поскольку мало у кого из них получалось провернуть это добровольно.

К этому моменту Алла Дмитриевна уже сообщила, что второй пары не было у Инны Николаевны Нежной, чаще именуемой Феей-Берсерком, милейшего свахи Артема Викторовича Глебова, божьего одуванчика Веры Викторовны Толоконниковой-Бесполезняк, да и у Кирилла Борисовича Пахомова, который в очередной раз огреб за своих деятельных менталистов, стояло окно. Из девочек болтались неизвестно где Лена Мартынова с ее проклятым носом и Катя Тартышева с ее черными одеяниями и одиозностью. Тут Маша опять вспомнила, что собиралась в библиотеку за «Аламнеей», и ее подозрения в адрес Лены вновь зацвели пышным цветом.

– Иван Иванович, – резко позвала Алла Дмитриевна, – вы можете каким-то образом отследить украденный артефакт?

– Этот? – Вечный Страж неспешно вытащил зеркало из кармана камзола. – Запросто. Подобного рода вещицы всегда возвращаются к своим владельцам, стоит их только правильно позвать. Я вам больше скажу: Михайло-основатель оставил некий наговор, который позволяет прокрутить отражения обратно. Так что я точно знаю, кто им воспользовался.

В кабинете воцарилась мертвенная тишина.

– А? – первым отреагировал Власов. – Да ведь нас сегодня чуть не вышибли из-за этого гада! Он же специально подстроил диверсию с нашим испытанием, чтобы взбултыхнуть универ и под шумок утащить Марусю! Да у нас все четко было, пока кто-то не подправил расчеты!

– А вы вообще молчите! – прикрикнула на них Алла Дмитриевна. – Ваши испытания аморальны и, возможно, незаконны.

– А вот и нет! – с пылом возразил Власов, резво вытащил из кармана потрепанный томик: – Согласно ФЗ о науке и научно-технической…

– Хватит, – строго оборвал их Дымов. – Иван Иванович, не томите. Кто это был?

– Кто – не суть важно, – наставительно ответствовал Вечный страж, – а вот зачем – сие куда любопытнее. И, к стыду своему, я до сих пор не постиг ответа на столь животрепещущий вопрос.

Маша медленно встала со своего кресла и двинулась на него, твердо намереваясь вытрясти из этого философа имя. Ею будто злой дух овладел, заставив позабыть и про вежливость, и про уважение к старшим. Дымов проворно ухватил ее за талию и усадил обратно в кресло.

– Тише, Рябова, – успокаивающе сказал он, – держите себя в руках. Уверен, Иван Иванович немедленно нам все расскажет.

– Ни в коем случае, – тут же возразил Вечный Страж. – Насколько я разумею, дело тут сложное, хитрое. Важнее всего – причина, а не виновники.

– Важнее, чем жизнь человека? – вспылил Дымов, который только что призывал Машу к спокойствию.

– Кто знает, – затуманился сомнениями Вечный Страж, – какими весами будет измерено, кто знает, какими жертвами оправдано…

– Никаких жертв в моем университете, – деловито вмешалась Алла Дмитриевна. – Иван Иванович, миленький, вы уж подумайте еще раз. Может, все-таки, передадим злодея… – она скривилась, как от зубной боли, – полиции.

– А что, в нынешние времена в полиции допустимы пытки? – ехидно спросил он. – А ведь говорил я, помнится, Дмитрию Николаевичу, напрасно он затеял свой судебный устав. Старая добрая дыба никогда не подводила.

– Иван Иванович, – укорила его Алла Дмитриевна.

– Вы подумайте, голубушка, подумайте. Мало того что артефакт придется передать… как это теперь называется? В качестве вещественного доказательства? Так и злодею получится предъявить только кражу, не более. Да и откажется он разговаривать с полицией, ну что там понимают в тонких материях. Да и подельник останется в университете, будет ходить кругами вокруг девицы Рябовой, продолжит вынашивать коварные планы.

– О господи, – Алла Дмитриевна устало потерла лицо руками. – И что теперь?

– Теперь Васенька глаз с нашего злодея не спустит, – заверил всех Вечный Страж. – Куда проще следить за кем-то, когда знаешь, за кем. А я тихонечко, мягонько расплету этот клубочек. Доберусь до самой сути.

Да ведь ему нравится все это, осенило Машу. Вечный Страж соскучился по охоте и приключениям, надоело ему пребывать в спячке. И теперь он ни за что не станет ускоряться – спешить этому существу некуда, у него все время мира в кармане.

– Ну нам-то вы почему не говорите, кто он такой? – обиженно буркнул Власов. – Мы же свои! Родные почти.

– Потому что, – резко бросила Маша, вставая, – этот ваш так называемый страж еще не решил, стоит ли вообще меня спасать. А то вдруг его весы перекосит не в ту сторону.

Не глядя ни на кого, она вышла из кабинета.

Наум Абдуллович, секретарь ректора, сонно подскочил на месте, когда дверь хлопнула слишком громко.

– Зинка, зар-р-раза! – завопил он, протер глаза и тут же разворчался: – Ну что же вы, милочка, так неаккуратно. Дверь надо тянуть плавно и закрывать нежно, казенное же имущество!

– Простите, – немедленно смутилась Маша.

За ней в приемную вышел молчаливый Плугов и предложил:

– Прогуляемся?

Маша кивнула. Они спустились вниз, миновали заставленный фикусами холл и вышли на улицу. Притормозили под навесом, удрученные проливным дождем. В нескольких шагах впереди стояла завхоз Зиночка под зонтом, любуясь на непогоду.