Текст книги "Прятки в облаках (СИ)"

Автор книги: Тата Алатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Ой, – брат вытаращил глаза, – а орлы на моих простынях?

– По крайней мере, твоему сну ничего не мешает, – пожала плечами мама. – Дрыхнешь как сурок, даже во время сессий. А вот Маруся и правда в последние ночи вертится-вертится, как будто спит на гвоздях.

– Это вмешательство в частную жизнь, – надулся брат. – Я немедленно куплю новое постельное белье.

– И мне тоже, – попросила Маша, ластясь к нему.

Он показал ей язык:

– Вот еще! Знала про птиц-шпионов и молчала!

– Не знала, а подозревала! Тебе денег на единственную сестру жалко?

– За деньгами стучитесь к Михаилу Валерьевичу, – перенаправил ее Костик, – он у нас самый богатый.

– Мишенька людей спасает, а вы его доходы считаете, – вдруг обиделась за сына мама. – И вообще! Маруся, немедленно отвечай, что с тобой не так? Влюбилась?

– Вот еще! Я к конфе по лингве готовлюсь, волнуюсь и все такое, – выпалила Маша первое, что ей в голову пришло.

– Кстати, о лингве, – оживилась мама, – и давно Сергей Сергеевич носит платье и грудь?

Ох ты же ничего себе! Вот это проницательность профессиональной свахи!

Оторопев, Маша не сразу нашлась с ответом.

– Что Циркуль делает? – изумился Костик.

– Испытывает один артефакт, – пробормотала Маша, – и вообще, не лезьте в чужие дела. А ты, – и она дернула брата за ухо, – не вздумай языком трепать! А то мне тоже известна парочка твоих секретов!

– Каких секретов? – быстро спросила мама.

– Никаких, – поскучнел Костя. – А я что? Мне вообще неинтересно про то, что там делает Циркуль. У меня своих забот полон рот.

– Вот то-то же, – одобрила Маша.

– Пожалуй, я буду пирожные и кофе, – решила мама.

***

Когда она ушла, уже пора было бежать на пары, и Костик только успел спросить, что, собственно, происходит. Почему весь универ гудит о том, что его сестру собираются убить.

Маша торопливо заверила его, что находится под надежной круглосуточной охраной, что за ней по пятам ходят Вечный Страж, два менталиста и один Циркуль, а дело находится под личным контролем Аллы Дмитриевны. Впрочем, Костика это мало успокоило.

Он бы и на пару с ней поплелся, но Маша яростно воспротивилась.

В аудиторию к Глебову в итоге она влетела последней и замерла, не решаясь сесть на свое обычное место на первой парте. Вспомнилось, как однокурсники шарахались от нее. Тихо вздохнув, Маша забилась в угол на последнем ряду, открыла тетрадь и принялась рисовать в ней огуречков-человечков.

Ну вот зачем она записалась на семейно-любовный курс? Какая ей семья, какая ей любовь, если Андрюша, которого новости не могли миновать, даже не спросил за весь день, как она тут?

Тут она вспомнила про Федю Сахарова и задумалась о том, как бы он отреагировал, заяви она ему, что маменька-сваха считает их идеальной парой. Упал бы в обморок? Бросился бы наутек? Принялся бы старательно ухаживать за Машей, как хороший мальчик, играющий по правилам?

– Рябова, – мягко позвал ее Глебов, – позвольте узнать, чем заняты ваши мысли. Кажется, вы далеки от темы нашего занятия.

– Очень даже близка, – возразила Маша. – Артем Викторович, на большой перемене мама сказала, что рассчитала мою идеальную пару. А этот парень мне ну совсем-совсем не нравится. И что важнее?

Аудитория оживилась, кто-то засмеялся, кто-то зашептался.

– Лариса Алексеевна заходила в университет и не навестила меня? – запечалился Глебов. – Да, старики никому не интересны… Очень любопытный вопрос, Мария. И к какому ответу вы склоняетесь?

– К дьяволу этих свах! – выкрикнул Саша Бойко.

– Отвергаете науку? – уточнил Глебов, по обыкновению уселся на стол и заболтал ногами. Это означало, что он готов к диалогу.

– К дьяволу эту науку, – подтвердил Бойко.

– Но ведь вы пользуетесь достижениями научно-технического прогресса. Лампочками, а не факелами, автомобилями, а не гужевым транспортом. Так почему же вы предлагаете игнорировать расчеты свахи? Она свои данные не с потолка берет, а основывается на огромном опыте всего человечества, нумерологии, астрологии, психологии, генетике. Что же вы противопоставляете всему этому? Эмоции неопытной юности?

– Именно! – азартно воскликнул Бойко.

– А вы, Рябова?

Маша помолчала, придавленная столь весомыми аргументами. Кто она такая, чтобы идти против целой науки?

– Но ведь сердцу не прикажешь, – сказала девочка из параллельного курса.

– Увы, – развел руками Глебов. – А жаль, правда? Как было бы удобно, если мы могли контролировать свои влюбленности и симпатии. Выпил отвар – и полюбил соседку по лестничной площадке. Прочитал наговор – и воспылал к умненькой коллеге.

– Да ну, – опроверг такие простые решения Бойко. – Разве смысл любви не в преодолении всякого-разного?

– Вы так думаете, Александр? – Глебов улыбнулся ему. – Что ж, мне есть чем аргументировать противоположную точку зрения.

Он спрыгнул со стола и принялся что-то стремительно писать мелом на доске:

– Дамы и господа, ее величество статистика к вашим услугам! По данным исследований за последние пятьдесят лет, браки, заключенные по расчетам свах, распадаются в два раза реже произвольных…

Маша уныло таращилась на столбики цифр на доске и ничего не записывала. Бросит она курс Глебова, все равно он факультативный, точно бросит!

Циркуль все-таки подловил Машу по дороге в библиотеку и затащил в свой кабинет, чтобы обсудить тему ее выступления на конференции.

Она согласилась со всеми его предложениями с пассивностью человека, которому было все равно. Ей никак не удавалось совместить образ Лизы и Дымова в одного человека, и если на Лизу она могла цыкнуть или шикнуть, то Дымов снова становился преподавателем с привычной иерархией между ними. Поэтому Маша в основном помалкивала и вела себя скованно, неловко. Будто этот человек не делил с ней комнату и не спал по ночам на соседней кровати.

– И вот еще что, – сказал Дымов, доставая из стола стопку папок, – Алла Дмитриевна попросила вас ознакомиться.

Это были личные дела соседок Маши.

Никаких особых секретов в них, разумеется, не содержалось. Не было пометок «Внимание! Эта студентка способна на убийство» и всего такого. Просто сухие сведения о школьной успеваемости и родителях.

Вечная злюка Лена Мартынова, которая так ненавидела свою внешность, что слишком часто меняла ее, и которая прокляла Дину из-за ее красоты, оказалась из довольно обеспеченной семьи. Ее мама была директором фармацевтической компании, а папа – известным писателем.

– Успешные родители часто становятся причиной детских комплексов, – прокомментировал Дымов, нависая над Машей. Она посмотрела на его руку, которая опиралась о стол рядом с ее локтем, – красивая, с длинными пальцами – и потянулась за следующей папкой.

Родители экзальтированной Кати Тартышевой оказались в разводе.

– Девочка осталась с папой, а мама ушла к парикмахеру, – сообщил Дымов. – Она написала об этом целый цикл стихотворений, пропитанных обидой и ненавистью к предателям.

– Угу, – пробормотала Маша и вдруг сообщила: – Глебов сегодня сказал, что хорошо бы уметь управлять своими влюбленностями. А Бойко сказал, что так будет неинтересно.

– Некоторые отвороты весьма эффективны, правда, обладают побочкой в виде депрессии, плаксивости, бессонницы. Человек снова и снова задает себе вопрос, а чтобы было, если бы он последовал зову сердца, а не разума.

– Ну и какой смысл от таких отворотов? – Маша задрала голову, глядя на Дымова. Он задумчиво разглядывал черно-белую фотографию Кати в личном деле.

– Вопрос приоритетов, Рябова, – ответил он медленно. – Чье счастье первично? Собственное или, скажем, – он постучал пальцем по фото, – ребенка.

Маша со вздохом открыла другую папку.

Дина Лерина смеялась на своем изображении. Ее школьный аттестат пестрел тройками, но результаты вступительных экзаменов был куда приличнее.

– А она вас, кстати, раскусила, – проговорила Маша, – ну, в том смысле, что вы не Лиза из Питера, а мой тайных охранник. Правда, не поняла, кто именно скрывается под фальшивой личиной – полиция, частное агентство или олень Васенька.

Дымов засмеялся:

– Очень хорошо. Злоумышленница должна знать, что вы под защитой. А проницательностью Лериной я не удивлен – она из очень интересной семьи потомственных гадалок. Ее бабушка, Антонина Лерина, была легендой, в матери дар проявился куда слабее, а в Лере, насколько мне известно, еще не проснулся вовсе. Мужчины же этой семьи ничем не примечательны.

– То-то Дина решила перебрать всех мальчиков в университете, – пробормотала Маша. – Ищет выдающегося, чтобы сломать традицию?

– Ну или просто наслаждается молодостью, – пожал плечами Дымов. – А вот это куда интереснее, посмотрите.

Он открыл перед ней папку с делом Арины Глуховой: мать – водитель троллейбуса, отец – начальник троллейбусного управления, у дочери блестящие оценки по точным наукам и плавающие по гуманитарным.

– Здесь пометка школьного психолога, – подсказал Дымов.

Маша вчиталась в мелкий, запутанный почерк.

– Как это «приступы агрессии на почве гениальности»? – не поняла она.

– Если говорить образно, то время от времени мозг Арины вскипает от перезагрузки, и ей необходимо выпустить пар. В средней школе произошло два инцидента: один раз она накричала на одноклассницу, во второй раз поколотила старшеклассника. В обоих случаях ничего не помнила после. С тех пор Арина обязана носить специальные амулеты, приглушающие ярость.

– В универе она нашла еще один способ расслабиться – выпивку, – произнесла Маша. – Вот же горе от ума.

У добродушной Ани Степановой в графе «отец» стоял пропуск, а мама работала директором детского сада.

– Ни братьев, ни сестер, единственный родитель вечно занят чужими детьми, – вставил Дымов. – Наверное, было одиноко так расти.

– Намекаете, что Аня решила меня прирезать из-за того, что у меня пятеро братьев? – недоверчиво спросила Маша, которой нравилась ее хозяйственная соседка по комнате больше других девочек в общаге.

– Ни на что не намекаю, просто заметки на полях.

– А похоже, что намекаете.

Папку Вики Воробьевой (мама домохозяйка, отец врач) Маша проглядела по диагонали, а потом отодвинула от себя всю стопку.

– Какой от этого толк, кроме того, что я зачем-то сую нос в чужие дела? – спросила она.

– Алла Дмитриевна решила, что…

– Алла Дмитриевна! – перебила его Маша, мгновенно разволновавшись. – Все, что ее волнует, – это возможный скандал в университете.

– Ну разумеется, – согласился Дымов и отошел от стола. – Вы, Рябова, сама по себе волнуете только собственную семью.

– Вам надоело со мной возиться, да? – догадалась она. – Вы уже достаточно изучили артефакт и теперь вам стало утомительно жить двумя жизнями? Хотите вернуться к нормальному распорядку?

– Не совсем, – спокойно ответил Дымов. – Я полагаю, что вся эта шумиха должна была насторожить злоумышленницу, и, скорее всего, она отложила свои планы, если не отменила их вовсе. Поэтому, с одной стороны, уровень вашей безопасности стал выше, а с другой – найти эту девушку будет сложнее. В нормальном расследовании есть хотя бы улики, а нам совершенно не за что зацепиться. Мы с Иваном Ивановичем надеялись, что он сможет уловить ненависть, гнев, обиду, но, кажется, никто из девушек не испытывает по отношению к вам сильных чувств. Значит, это трезвый расчет.

– То есть Арину Глухову мы вычеркиваем.

– Если только она не хочет убить вас в здравом уме, а не в порыве неконтролируемой агрессии.

Маша поморщилась: никакой сладкой лжи, одна суровая правда.

– Вот почему мы должны найти мотив, – продолжил Дымов. – Личные дела – это только общая информация, но скоро мы узнаем об этих шести студентках все. У Аллы Дмитриевны свои методы, а у нас с вами – свои. Мы, – он едва улыбнулся ей, – мы с вами будем изучать врага изнутри. Может, кто-то из девочек что-то слышал, что-то видел, что-то знает. Правда, если Дина Лерина всем доложит, что Лиза липовая, это может оттолкнуть их… а может, наоборот, они решатся на откровенность.

– Не думаю, что Дина кому-то что-то скажет, – ответила Маша. – Мне кажется, ей вообще плевать на все, что не касается лично ее.

– Ну, значит, цель ясна, методология понятна, – теперь Дымов улыбался куда увереннее. – Ищем мотив, Мария. Суем носы в чужие дела.

– Ладно, – безо всякой уверенности кивнула она, не чувствуя в себе никаких талантов в области вынюхивания.

***

Однако не успела она вернуться в общагу, как на нее налетела Катя Тартышева, как обычно облаченная во все черное.

– Я знаю, – таинственно прошептала она, щедро подбавив в свои интонации высокопарности, – точно знаю, кто хочет тебя убить!

Глава 11

Глава 11

Маша стояла на лестнице, глядя на торжественную Катю, и точно знала: пролетом ниже Лиза-Дымов тоже слушал. Он задержался, запутавшись в шнурках, а она не стала его дожидаться, подумав, что это немного странно – топтаться рядом, подобно преданному пажу. Было у Лизы такое свойство: то и дело хотелось то ли поклон ей отвесить, то ли несуществующий шлейф подхватить. Это настолько смущало, что Маша рванула вперед, спасаясь от неловкости.

И теперь этому радовалась: вряд ли Катя решилась бы на откровения в присутствии непонятной питерской новенькой.

Дымов тоже это понял и подслушивал в прилежной тишине.

– Кто собирается меня убить? – спросила Маша, внутренне трепеща.

– Ленка Мартынова, – прошептала Катя.

Поверилось как-то сразу, безо всякого удивления или сомнения. Ну конечно, Лена Мартынова, с ее скошенным набок носом, попыткой проклясть красотку Дину Лерину, с вечной злостью на всех и вся, с внешностью, которую она то и дело пыталась поменять. Разумеется, из всех девочек-соседок только эта грымза была способна на убийство.

– А, – слабым голосом произнесла Маша, – вот оно что.

– Да ты послушай, – Катя схватила ее за руку, густо подведенные черным глаза блестели, – это же лингвистическое преступление.

Несмотря на легкое головокружение, стало смешно.

– У тебя все лингвистическое, – ответила Маша. – Ты, наверное, и в борще видишь черты своего прекрасного Циркуля.

– Ну при чем тут Циркуль! Циркуль тут вообще ни при чем. Все дело в Ленкином отце.

– А?

Маша вспомнила папки с делами. Мама – директор чего-то там, а папа – писатель.

– Рябова, ну что же ты такая тупенькая-то, – скорбно простонала Катя. – Ну Мурат Мартынов, детективщик, не читала, что ли?

– Не-а.

Катя вдруг застеснялась.

– Конечно-конечно, – забормотала она, – низкий жанр литературы, все понятно…

Маша представила себе, как по лестнице поднимается Лиза-Дымов и, одергивая юбку, строго поправляет: «К низким жанрам литературы традиционно относятся потешки, частушки, но никак не детективные истории…»

Закусив губу, она отогнала от себя это видение.

– Да нет, я просто не читала. Не из принципа, – заверила она Катю торопливо. – Так что там с папой-писателем?

– Ну, я не то чтобы фанат, просто для общего развития, – продолжала оправдываться та, – но у Мартынова есть такой роман, называется «За что убили Аламнею», я его еще в прошлом году читала… Так, пролистала просто... И вот, сюжет там – один в один как у тебя. Меня сегодня на парах как током шарахнуло. Ба, думаю, а ведь и точно… Короче, в книге героиня зарезала ножом свою соседку по общежитию прямо в кровати, потому что мечтала написать самый достоверный триллер в мире. Ей, ну то есть героине, хотелось досконально понять все чувства убийцы, пройти, так сказать, весь путь.

– Ого, – пробормотала Маша, не зная, что тут еще сказать.

– Ага, – Катя почесала нос. – Ленка-то, она закомплексованная вся, нормальный человек разве будет столько себя улучшать. Вдруг это связано с фигурой отца? Ну типа борьбы за его внимание, потребности в одобрении, что-то такое.

– Ты хочешь сказать, что Лена решила убить меня, чтобы порадовать папу? – уточнила Маша. Тонкий голосок здравого смысла скептически нашептывал, что конструкция умозрений уж больно шаткая. Но он терялся на фоне мощной волны облегчения: ура! Определенность! Наконец-то убийца обрела имя и фамилию, а значит, теперь все закончится.

– Не прям порадовать, – задумалась Катя. – Просто доказать, что она не хуже его литературных героинь.

– Хм.

– Да ты почитай сама «Аламнею», а потом уже хмыкай! И вообще… неблагодарная ты, Рябова, личность, я тут за тебя радею, а ты сомнениями объята… нет, не так. Сомнения затмили разум твой, и узкий коридор предубеждений…

Ну все, Катька снова утонула в словах, забыв обо всем остальном. Громко декламируя строчки про сомнения, она покинула лестницу, скрывшись за дверью их этажа.

– Ну, не знаю, – сказал Лиза-Дымов, поднимаясь по лестнице. – Как-то вилами на воде.

– Много вы понимаете, – вспыхнула Маша. – Если бы меня отец не любил, я бы на что угодно пошла, лишь бы это исправить.

– А Мурат Мартынов прям-таки не любит Лену? Мы в этом уверены?

Раздраженная, она отвернулась от него.

– Впрочем, теория любопытная, – смягчился этот зануда. – Надо бы прочитать этот роман, что думаете, Мария?

– Обязательно надо, – снова воодушевилась она, – но сначала рассказать все Вечному Стражу. Пусть он проследит за Леной, задаст ей правильные вопросы.

– Конечно-конечно, – согласился Дымов рассеянно. – Мы немедленно доложим, но, Рябова, не теряйте своего критического мышления, ладно? Нельзя же просто так взять и обвинить человека…

Маша сцепила пальцы, чтобы не разреветься. Ну почему он такой спокойный!

– Убивают из-за денег, власти или страха. Но из-за книги? – неуверенно пробормотал Дымов.

– Ну не из-за книги, конечно, а из-за нехватки любви… И вообще, Сергей Сергеевич, вы меня поражаете. Не вы ли говорили на лекциях, что книги вмещают в себя весь мир?

– Нет, не вмещают, – моментально опроверг сам себя Дымов. – Буквы, слова, строчки сами по себе мало стоят. Кто-то должен вдохнуть в них жизнь.

Она промолчала, не желая вдаваться в лингвистические дискуссии. Все внутри Маши буквально дрожало от нетерпения. Ей хотелось куда-то бежать, сыпать разоблачениями, обвинениями, подозрениями.

Пусть все скорее закончится, пусть Лена Мартынова ненавязчиво исчезнет, чтобы никогда больше не напоминать о себе.

А Лиза-Дымов вдруг приблизился, в его голубых глазах плескалось что-то, похожее на одержимость. От неожиданности Маша даже не успела толком испугаться, замерла, глядя на эти причудливые переливы.

– Слово – жизнь, – прошептал он, – ритм, темп. Математический подход к словесности, формулы вместо рифмы. Вы ведь готовитесь к конференции, Рябова?

Да он сумасшедший! Очередной повернутый на своем предмете препод, их тут пол-универа таких.

Крупно вздрогнув, Маша изо всех сил замотала головой. Какими бы ни были причины, из-за которых Циркуль так вцепился в нее с этой конфой по лингве, пусть знает: она ни за что не выберет его факультет. Ее будущее связано с механикой или черчением.

– Безнадежно, – пробормотал Лиза-Дымов себе под нос, отвел глаза, уселся на ступеньки, широко разведя колени и опустив руки на натянувшийся подол между ними. Повесил голову. – Наверное, я бездарный преподаватель, – произнес он уныло. – Ничего-то, Рябова, у меня не выходит.

Маша невольно поежилась – нытиков в ее семье не любили. Да и сейчас ей было вовсе не до дымовских переживаний, хотелось как можно скорее разыскать Вечного Стража.

– Раз не выходит одно, – преувеличенно бодро воскликнула она, досадуя, что приходится тратить время на такое пустопорожье, – значит, надо попробовать другое. Всего-то делов.

Он засмеялся с хрипловатой очаровательностью. Внизу хлопнула дверь, зацокали по камню каблуки, и на лестнице появилась Дина Лерина.

– О, – проговорила она, притормозив, – у вас тут что, стратегическое совещание? Уже вычислили таинственную убийцу?

– Почти, – гордо кивнула Маша, но никого не впечатлила этим заявлением.

– Молодой человек, – Дина с небрежной самоуверенностью свела руками колени Дымова, – ну что же вы никак не запомните. Порядочные девушки так ноги не раздвигают.

Он покорно замер в том положении, в которое его привели. Так и сидел, сгорбившись.

– Дин, а Лена тебе про отца ничего не рассказывала? – спросила Маша.

– Он, кажется, известный писатель, – равнодушно пожала плечами Дина, не удивившись вопросу. – Вечно витает в своих мыслях, не обращая внимания на семью, быт и прочее. Боже, какие глупости мне приходится выслушивать, – она скорчила милую рожицу, – как будто одна спальня на двоих – это что-то вроде исповедальни… Ах да, вспомнила, в детстве Мартынова подожгла письменный стол со всеми бумагами, чтобы отец перестал все время писать и поиграл с ней.

– Помогло? – отстраненно уточнил Лиза-Дымов, игнорируя торжество на Машином лице.

– Конечно. Ленку поставили в угол, и больше она спичками не баловалась, чему я, признаться, очень рада. Не хватало еще, чтобы она подожгла мой гардероб, которому я уделяю куда больше внимания, чем этой истеричке. А теперь прошу прощения, Вера Викторовна задала нам такую домашку о нарушенной причинности в пространстве-времени…

– О, – Лиза-Дымов поднялся на ноги, уступая ей дорогу, – Вера Викторовна все же против путешествий во времени?

Дина одарила его благосклонной улыбкой.

– Полагаю, гражданин охранничек тоже учился в нашем универе? – мурлыкнула она. – У вас на боевке и классические теории Эйнштейна преподавали?

– У нас на боевке?

– Ну не на лингвистике же учат барышень от душегубов защищать.

– Конечно-конечно, – опомнился он.

Ох, не выходил из Циркуля тайный агент, хоть что делай.

Улыбнувшись своим мыслям, Дина поправила лямку сарафана на плече Дымова.

– Лизонька, – ее голос стал совсем вкрадчивым, – удивительная у вас все-таки маскировка. Очень натуралистичная. А вот подготовка хромает. Чтобы достоверно изображать женщину, нас надо понимать… любить… нами надо обладать.

Ее голос опустился до шепота.

Машу как будто кипятком окатили: так порочно, грязно, откровенно все это выглядело. Пошлейшая сцена соблазнения, свидетелем которой ей вовсе не хотелось быть.

Лиза-Дымов, едва побледнев, осторожно отвел от себя руку Дины.

– Я учту, – сухо проговорил он, – спасибо за совет.

Легко и весело рассмеявшись, Дина подмигнула ему и пошла наверх, покачивая бедрами.

– Ух, – выдохнула Маша, стоило двери за ней мягко прикрыться.

Лиза-Дымов нервно дернул плечом.

– За годы моей преподавательской деятельности, – отрывисто бросил он, – случались и куда более неприятные казусы. Мария, я бы не отказался покинуть наконец эту лестницу, как вы на это смотрите?

– Отправимся к Вечному Стражу?

– Конечно, – он устало потер лоб. – Да, полагаю, так мы и сделаем.

Олень Васенька ждал их на улице перед входом в общежитие. Быстро перебирая тонкими прозрачными ногами, он повел их в глубину парка, где уже сгущалась ночь. Зиночка расщедрилась на крупные звезды и потрясающий розовый закат, однако красоты пейзажа Машу сейчас занимали меньше всего.

Лена Мартынова училась на ментально-когнитивном, именно она отправила Машу к Власову и Плугову, но это ничего не значило. Ведь Лена точно знала, что видения невозможно отследить, и чувствовала себя в безопасности. А в том, что она способна напасть на человека, Маша не сомневалась: запустила же Лена в Вечного Стража табуретом.

Все, все сходилось!

Маша так старательно убеждала себя в виновности злюки Мартыновой, что даже не заметила, как вокруг сгустился густой, пронизывающий холодом туман.

Вечный Страж материализовался у них на пути вроде как из этого тумана: закутанная в грязно-белый саван фигура, пахнущая землей и плесенью. Ни тебе колец, ни орденов, ни париков – в этот раз Иван Иванович явился по-домашнему, не утруждая себя парадным видом.

От увиденного Маша остолбенела, а вот Лиза-Дымов, кажется, не удивился.

– Добрый вечер, – спокойно сказал он. – У нас новости.

Пока он коротко и четко пересказывал про «Аламнею», Маша изо всех сил старалась дышать как можно реже, сдерживая дрожь от холодного зябкого тумана.

Иван Иванович слушал молча, а потом спросил:

– Правильно ли я разумею, Сергей Сергеевич, что девице Мартыновой потребно убить абы кого, лишь бы как в книжке?

– Теория такова.

– Глупость, – отмахнулся Вечный Страж, и Маша подпрыгнула от этой категоричности. Да почему? Такая хорошая версия!

– Действительно? – с прежней невозмутимостью откликнулся Дымов.

– Ступайте, – прогнал их Вечный Страж, – а я навещу Мартынову, постращаю ее на всякий случай. Но больно уж сомнительно, так и знайте.

Фигура в саване растаяла клочками тумана. Сразу стало теплее, а воздух посвежел. Маша жадно набрала его полную грудь, закашлялась и возмутилась:

– Сомнительно? Глупость? Да чем ему Мартынова не угодила?

– Если жертва неважна, если Лена действительно хотела лишь сымитировать схему преступления из книги отца, то почему она выбрала именно вас? – проговорил Дымов, разворачиваясь обратно к общаге.

Маша поспешила за ним:

– Я жалкая заучка, на которую никто не обращает внимания!

– Примериваете на себя виктимность?

– Что?

– Если бы мне требовалось зарезать какую-нибудь студентку, любую, то при всем богатстве выбора я бы ни за что, никогда не остановился на вас, Рябова.

Она подумала.

– Из-за отца?

– Из-за всех членов вашей семьи. Они будут преследовать убийцу, как стая адских гончих, никогда не сойдут со следа, не оставят поиски и не остановятся, пока не отомстят.

Разочарование было сильным. Маша сглотнула его, как холодную и склизкую манную кашу:

– Это значит, что кому-то надо убить именно меня? Это значит, что книга про Аламнею тут ни при чем?

– Я не знаю, – мягко произнес Дымов.

***

В общагу они вернулись притихшими и усталыми.

Вика уже готовилась ко сну, валялась в пижаме на кровати с откинутым балдахином, с кем-то активно переписывалась в телефоне.

Аня корпела над домашкой.

– Где вы ходите, – проворчала она, – ночь на дворе.

Маша посмотрела на нее и похолодела от ужаса: учеба! Домашка! Она даже не бралась на нее!

– Ой-ой! – вырвалось у нее. – Завтра же механика!

И она бросилась к своим тетрадкам и чертежам, мигом позабыв и о Дымове, и о Вечном Страже, и о Лене Мартыновой, которая то ли убийца, а то ли честный человек, пусть и не слишком приятный.

– Рябова, Рябова, – Вика потрясла телефоном, – ты уже слышала, да?

– Что? – у Маши не было времени на очередные глупости, и ее голос прозвучал слишком зло.

– Значит, уже слышала, – разочаровалась Вика. – Вот уж не думала, что этот Греков предпочитает болонок.

– Андрюша? – Маше резко обернулась к ней. Лиза-Дымов копошился в своем шкафу, собираясь в душ. Аня подняла голову от учебника и теперь смотрела на Вику с осуждением и предостережением.

– Ну эта, первокурсница, Лыкова, или как ее там. Мелкая блондинка, – Вика вскочила с кровати и быстро подошла к Маше, сунула под нос телефон. На снимке Андрюша и Лыкова обнимались в ореоле розового сердечка.

«Любовь это так приятно», – писала Лыкова.

Маша отвела от себя телефон.

– А… Подумаешь, – пролепетала она.

– Ой, да не переживай ты из-за Грекова, – попыталась утешить ее Аня. – Нашел время за первогодками бегать, когда ты в опасности. А еще друг называется.

– Я и не переживаю, – Маша так сильно дернула тетрадь из стопки, что порвала несколько страниц.

Аня тут же предложила:

– Давай починю.

Лиза-Дымов тихо вышел из комнаты с полотенцем в обнимку.

Вика снова плюхнулась на кровать:

– И ведь даже не красавица эта Лыкова!

Конечно, это было неправдой, Андрюша считался эстетом и абы кого не выбрал бы.

Как и ее убийца. «Абы» – такое смешное слово, почти звук, прицепилось же от Вечного Стража.

Тихонько вздохнув, Маша протянула порванную тетрадку Ане:

– Спасибо. И это все неважно.

– Ну да, – с жалостью согласилась та.

***

С чертежами Маша закончила только после часа ночи. В комнате стемнело, девочки давно дрыхли, и только Лиза-Дымов еще бодрствовал, тоже занятый домашкой, только с обратной стороны: он ее проверял.

Наверное, нелегко ему приходилось совмещать свою преподавательскую деятельность с телохранительской.

Маша сложила учебники в сумку, подошла к его кровати с откинутым балдахином, села рядом со стопками студенческих работ.

Лиза-Дымов, погруженный в чтение, заметил ее не сразу. Потянулся за новой тетрадкой, поднял на Машу глаза.

– Что? – спросил тихонько, хотя полностью опущенные балдахины девочек служили надежной звукоизоляцией.

– Почему вы считаете себя бездарным преподавателем? – так же тихо спросила она.

Он не отвел взгляда, а ответил вопросом на вопрос:

– О чем вы мечтаете, Маша?

В тусклом интимном освещении этот вопрос был лишен неуместности, и на какое-то время она забыла, что перед ней преподаватель, а не хорошенькая ровесница, с которой можно поболтать по душам перед сном.

– Обо всем понемножку. Например, о красном дипломе, – прошептала Маша.

Конечно, мысленно она заглядывала куда дальше этого достижения, в то грандиозное будущее, которое ее несомненно ждало. Но до сих пор она так и не определилась, каким именно оно будет.

– И еще о том, что однажды все будут знать мое имя. Не из-за папы, мамы или братьев, а из-за меня самой. О том, что однажды весь мир меня заметит.

Хорошенькое личико Лизы стало будто острее, приобрело жадное, фанатичное выражение.

– А я мечтаю о том, – со страстью на грани отчаяния произнес Дымов, – чтобы создавать наговоры. Такие, с которыми справился бы даже ребенок. Простые и нужные.

– Но… – растерялась Маша, – но ведь вы сами говорили, что слова – всего лишь удобная форма, которую принимает наше намерение. Вы говорили, что волшебство таится в нашем разуме.

– Я знаю, знаю. Но ведь хочется перешагнуть пределы реальности. Сотворить нечто новое, такое, что осталось бы в учебниках истории на веки вечные. Стать кем-то похожим на Михайло-основателя.

Машино сердце болезненно ударилось о грудную клетку. Она могла понять это желание, могла прочувствовать его каждой клеточкой. Эта жажда моментально отозвалась в ней пересохшим горлом и вспыхнувшей кожей.

– Артефакты, – прошептала она. – Такие, как ваше чудо-зеркальце, например. О господи, да.

– Ну, в механике я не силен, – плечи Дымова опали, а пухлый рот искривила горькая усмешка. – Да и слова мне не подчиняются так, как хотелось бы. Я всего лишь теоретик с преподавательским дипломом.

Маша опустила голову, чтобы не видеть его безысходности. Погладила пальцами тетради четвертого курса. Поправила складки простыней.

Ужасно, наверное, быть взрослым, у которого никак не получается гордиться своими достижениями. Вот так учишься-учишься, потом становишься преподом, а в итоге – пшик, домашки и лекции, прозвища и любовница-ректорша. Разбитый лоб, шишки и разочарования.

Мама, одна из самых сильных и известных свах столицы, всегда говорила, что для счастья нужно точно знать, что ты – молодец. Чувствовать себя победителем. Но что делать тем, у кого не выходит? Искать утешение в чем-то другом? В успехах своих учеников? В том, что ты приносишь пользу обществу?