Текст книги "Право на счастье (СИ)"

Автор книги: Таша Таирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Таня! – воскликнул Павел. – Где ты набралась такого? Чую, что с тобой скучно не будет. Кстати, ночью звонил генеральный, передавал тебе привет и пожелания скорейшего выздоровления.

– А почему он звонил? – серьёзно спросила девушка. – Павел Сергеевич, что вы скрываете? И как долго я ещё буду тут находиться? Боже, скоро же праздник, а я ещё подарки не купила!

– Таня, какие праздники, какие подарки?

– Как какие? Новогодние! А ещё надо Инге подарок… Инга… её не было на работе… Вы сказали… а потом крыльцо. – Таня замолчала, будто вернувшиеся воспоминания усилили головную боль. – Что с ней? И что было ночью?

Павел потёр пальцами уставшие глаза и тихо ответил:

– Таня, Танечка, я всё тебе расскажу, только ты не нервничай, хорошо? Отдыхай.

– Что с Ингой, Паша? – вдруг серьёзно спросила Таня, неожиданно переходя на «‎ты», и внимательно уставилась ему в лицо.

– Таня, я боюсь, что мой ответ может тебя расстроить. Но Инга сейчас с Никитой Юрьевичем у него дома.

Таня облегчённо выдохнула и прикрыла глаза:

– Слава Богу! Я думала, что что-то случилось. А почему ты решил, что меня эта новость расстроит?

Павел пожал плечами, опустил глаза и выпалил:

– Ну, ты с ним в ресторан ходила, мало ли…

– Не в ресторан, а в бар. Это во-первых. А во-вторых, дурак ты, Паша. Всё, я устала, спать хочу. – Она отвернулась к стене и замолчала.

Земляной вспомнил про её угрозу надеть короткую юбку, проглотил «‎дурака» и широко улыбнулся, наклоняясь вперёд и мягко касаясь губами девичьего затылка.

– Отдыхай, девочка моя. Я чуть позже заеду.

– Ананасов хочу… и рябчиков.

И тут Павел громко расхохотался, стараясь сдержать выступившие слёзы, аккуратно повернул девушку на спину и открыто посмотрел ей в лицо:

– Будут тебе и ананасы, и рябчики. И какава с чаем!

Таня облегчённо улыбнулась и тихо пробормотала:

– Иди, я действительно устала, но ты приходи скорее, ладно?

Павел кивнул и покинул больничную палату.

Прошла очередная рабочая неделя, Таня с тоской смотрела в окно, любуясь снегом и ярким солнцем. Ей было скучно, ужасно скучно. Учитывая то, что она не привыкла сидеть на одном месте больше нескольких минут, столь долгое пребывание в больничной палате да ещё и в одиночестве приводило её в ярость. Ещё эта нога! Она бы уже давно вышла на улицу, попробовала бы слепить снежок и запустить его куда подальше, а так приходилось сидеть в палате, ковылять в туалет и обратно, даже в коридор нельзя было выйти, потому что ей не могли пока подобрать костыли. А всё потому, что родилась мелкой!

Таня вздохнула и отвернулась. Она понимала, что у Паши дел и без неё выше крыши, но ей было скучно и одиноко. А ещё она хотела домой… Хотя зачем себя обманывать? Она хотела уйти из больницы, но вовсе не домой. За эту неделю она так привыкла к присутствию в своей жизни Земляного и его нежной заботе, что с трудом переносила тишину и своё унылое вынужденное сиротство. Конечно, и мама, и дядя приходили к ней, привнося в её больничный быт какое-то разнообразие, но больше всех она ждала Пашу.

Он приходил немного смущённый, улыбчивый, но через несколько минут они уже шутили, смеялись, иногда ругались, но тут же мирились. Павел рассказывал ей новости, делился своими мыслями, смеясь, показывал ей фотографии с базы, где девчонки серьёзно взялись за украшение помещений и гаражей, вовсю эксплуатируя водителей и службу охраны. Таня невольно расстраивалась, жалея о том, что она не может принять в этом активное участие, а ещё она очень переживала за Ингу. Земляной как-то в разговоре оговорился о причине отмены рейсов, и Таня постепенно выпытала у него практически всё о ночной операции. Она порадовалась за Ингу, со злорадством потёрла ладошки, предвкушая наказание для Горелова и его дружков, и расстроилась из-за того, что не может встретиться с подругой и пошептаться. А пошептаться, Таня надеялась, у них было о чём. Ведь недаром Никита Юрьевич забрал Ингу и Эрику в свой дом?

Таня в очередной раз вздохнула и огляделась. Нет, ну это просто издевательство какое-то! Через неделю Новый год, а она вынуждена тосковать в четырёх стенах. Вот придёт сегодня Павел и она скажет ему, что пора бы выписываться. Капельницы ей не ставят, голову ей уже просветили два раза, а таблетки она сможет и дома принимать. Или не дома? От перспективы попасть «‎в лапы» мужчине, в которого влюбилась до икоты и тех самых пресловутых бабочек, Татьяна зажмурилась и закрыла ладошками уши, а когда открыла глаза, увидела перед собой женские сапожки на каблучке, за которыми монументально замерла пара мужских грубых ботинок. Таня медленно подняла голову и с удивлением уставилась на улыбающуюся Ингу, за спиной которой стоял никто иной, как генеральный директор Прозоров.

– Ой, – поздоровалась Таня и опешила, когда всегда сдержанная Инга бросилась к ней с объятиями. – Как я рада видеть тебя! Мне тут Павел Сергеевич такого всякого понарассказывал, что я уже чего только не придумала. Никита Юрьевич, спасибо вам за эту встречу.

Прозоров кивнул и тихо удалился, прислушиваясь к женской трескотне. Пусть поговорят, а то Инга каждый день спрашивала, можно ли ей увидеть Осипову. Может, эта совместная поездка и встреча Инги с подругой поможет ему хоть немного растопить тот лёд, что сохранялся между ними, и немного сблизит их. А потом можно будет отвезти Ингу в детский сад и поликлинику, пусть забирает документы, потому что он больше никуда не отпустит Эрику, а тем более её маму. ‎

Часть 9

Таня угрюмо посмотрела на Павла, что скалой стоял перед ней:

– Но объясни мне почему? Я здесь скоро плесенью от скуки покроюсь! Паш, ну пойми меня! – Она широко раскрыла глаза и захлопала ресницами, зная, что он сразу тает от этого нехитрого приёма. – Я же занимаю чьё-то место! Сестрички только время теряют, измеряя мне давление и температуру, ни капельниц, ни процедур. А таблетки я и дома могу принимать, чесслово.

– Таня, дядя твой постоянно на работе, мама тоже, а врачи говорили, что за тобой необходимо понаблюдать.

– Знаю, я всё расспросила! Но это крайне необходимо только в первую неделю, а я тут уже больше недели! Ну, Паш, ну пожалуйста, а ты не можешь наблюдать за мной вместо врачей? Я обещаю, что буду соблюдать режим, я не буду нервничать, я тебе клянусь, что буду очень-очень послушной.

Последний аргумент вызвал у Земляного ироничное фырканье – послушной, как же! Эта девочка вообще незнакома с таким понятием, как послушание. Но она в чём-то права. Как говорится, дома и стены лечат.

– Ладно, я поговорю с врачом. Но учти, – повысил он голос, увидев на послушном несколько секунд назад личике плутовскую улыбку, – если врач скажет «нет», я не берусь его переубеждать!

– А ты попробуй, – тихо сказала Таня и опять замерла, невинно глядя ему в лицо.

– Я когда-нибудь тебя выпорю!

– Согласна, – тут же выпалила его непослушная подопечная, – но только если буду шкодить рядом с тобой!

Павел усмехнулся и провёл ладонью по бледной девичьей щеке – бодрится и старается показать, что она сильная и почти здорова. А сама иногда проводит пальцами по виску, потому что ещё болит голова, кривится от боли в спине и ноге при резких движениях. Но он согласен на всё, только бы видеть эти глубокие глаза и эту шальную улыбку. Он вышел из палаты и резко остановился, прислонившись плечом к стене и закрывая себе рот ладонью, сдерживая смех, потому как за закрытой дверью раздался победный клич индейцев. Неисправима. Но так нежна и так любима…

Через час Татьяна Осипова была вынесена из здания больничного корпуса на руках, отчего была тиха и немного удивлена. Как было ей легко и удобно, как приятно щекотал нос аромат сандалового дерева, и как уверенно обнимали её мужские руки, будто имели на это право. Хотя Таня готова была эти права вручить лично, но мама всегда говорила, что негоже девушке делать первый шаг и бежать впереди паровоза. Но если этот «паровоз» будет ещё думать о чём-то и что-то себе придумывать, ей всё-таки придётся брать власть в свои руки. Шутки шутками, а ей уже двадцать два! Так хочется чего-то своего, личного, родного… любимого…

А Павел обнимал желанную женщину и тоже строил планы. Пока только на окончание этого года и праздничные дни. А там уж он её никуда не отпустит! За ней глаз да глаз нужен, а зима долгая, гололедица опять же. И с Борисом Николаевичем надо это дело перетереть, с будущей тёщей познакомиться… С тёщей? Павел хмыкнул, обогнул машину и сел за руль.

– Таня, начинай слушаться прямо сейчас! Шею шарфом укутай, а ногу вот сюда. Я кресло назад отодвину, а ты ногу чуть вверх подними, чтобы отёков не было. И прекрати бурчать! Я всё прекрасно слышу.

Он завёл мотор и повернул голову к своей прекрасной пассажирке. Попалась! Теперь она от него никуда не денется!

***

Никита закрыл крышку ноутбука и потёр уставшие глаза. Слишком много навалилось на него к концу года. И дела компании, и личные дела. Хотя назвать то, что происходило в его жизни, делами как-то и не получалось. С одной стороны, это какие-то тихие радости, но с другой…

…Сегодня Инга ездила в детсад, куда ходила Эрика, чтобы решить вопрос о переводе. Недалеко от его дома, каких-то минут двадцать на машине, в посёлке был свой детский сад. Прозоров сам ездил туда, переговорил с заведующей, и его заверили, что Эрика Горелова, пока Горелова, как он надеялся, может быть записана в среднюю группу. Но для этого нужны её медицинская карта и заявление матери. И он решил, что сама Инга сможет поехать с водителем и всё забрать. Но к обеду, когда Григорий отзвонился и ждал её, Никита вдруг неожиданно для себя сорвался и вскоре въехал в старый двор. Дурак! Надо было сразу выяснить, что детский сад находился в соседнем дворе от бывшего места её проживания.

Когда он появился из-за угла, его слуха коснулся скрипучий женский голос:

– Видала, ЗинаидАлексевна, какая стала? Мужа в застенки, а сама на крутых машинах разъезжает. Тьфу, негодница!

Никита подошёл ближе и через невысокий металлический заборчик посмотрел на пустынную территорию с качелями, деревянными домиками и горками. Сегодня было довольно морозно, вряд ли детей выведут гулять.

– Ну а что ей делать? Только и остаётся, МарьВасильна, что искать мужиков. Сама-то ноль без Димитрия.

Прозоров повернулся и внимательно посмотрел на сидящих на лавочке женщин. Он покачал головой – сколько ж таких «камер наблюдения»‎ в каждом дворе? И оделись по-зимнему, видимо надолго засели в засаде.

– Извините, не подскажете – нельзя ли здесь квартиру снять? – Никита подошёл ближе и с улыбкой посмотрел на сплетниц. – Мне, наверное, по ошибке указали на этот дом. Я звоню, звоню, а там пусто.

– А ты в какую квартиру звонил?

– В сороковую, что на четвёртом этаже.

Женщины поджали губы и быстро переглянулись.

– Не живёт там пока никто, хозяев нет.

– Да? Жаль, мне двор ваш очень понравился. А когда они появятся, хозяева-то?

– Ах, кабы знать. Хозяйка-то вон, в садике сейчас, только, видать, не до квартиры ей. На такой машине приехала!

Никита обернулся и увидел Григория, что стоял рядом с автомобилем и крутил ключи на пальце.

– Да, хорошая машина. Сразу видно, что хозяйка хорошо зарабатывает.

Женщины опять переглянулись и одновременно хмыкнули.

– Зарабатывает, как же! Всю дорогу её Димочка на себе тянул, а она, неблагодарная, хоть словом бы с кем обмолвилась! Проскочит по двору, что та кошка, и молчит. И девчонку свою приучила «драсти» и всё.

– Так работает, наверное, устаёт.

– Да прям, устаёт! Как сыр в масле каталась, Димочка вон на ночную работу устроился, всё ей мало, всё мало! Сама целыми днями где-то свой зад просиживала, а он и ребёнка к соседке устраивал, и в магазины, и на работу. А сейчас его арестовали, а она ходит тут, хвостом крутит. Самой уже неделю как не видно, дома не появляется, значит, у любовника! И давно она Димитрия обманывает, потому как сразу исчезла, сразу! Видать, только и ждала, а может, сама и навела, и обвинила!

– В чём? – Никита нахмурил брови и уставился на говорливую даму.

– Да кто его знает? Говорят, что она что-то на своей работе проворачивала, а на мужа всё свалила. А ведь она ему по гроб жизни благодарна должна быть. Без рода, без племени, приезжая, ребёночка нагуляла, а он не посмотрел – в жёны взял! Ну, понятно, сердился иногда, ну так у всех бывает – заслужила если, получи. Он на многое жаловался, совета спрашивал.

В это время распахнулась дверь и на крыльцо корпуса, украшенного яркими портретами мультяшных героев, вышла Инга и, видимо, заведующая в накинутом на плечи пальто. Они тепло попрощались, о чём-то ещё переговорили, и Инга быстро спустилась по ступеням.

Никита повернулся к сплетницам, что уже в предвкушении новой порции грязи стянули губы в ехидных улыбках, и уверенно сказал:

– А фамилия Димитрия не Горелов случайно? – и увидев кивок в ответ, продолжил: – Димитрий ваш скотина и сволочь последняя был. Он наркотиками торговал, людей убивал! И жену свою заставлял, но она отказывалась, за что её и наказывали. И ребёнка он со своими дружками у матери отобрал и грозился убить, если она не согласится наркотики по городу возить.

Он говорил и видел, как открылись рты, а в глазах уже плескались новые порции сплетен и выдумок.

– А Инга Артуровна помогла следствию, смогла банду душегубов на чистую воду вывести, чуть не погибла, но спасла и себя, и дочь. Ей скоро орден вручат за героический поступок! Потому и машину выделили.

Инга вышла из калитки и оглянулась по сторонам. Вдруг её лицо украсила искренняя улыбка и она радостно кивнула Никите, затем повернула голову, скупо произнеся:

– Добрый день, – и чуть склонила голову, здороваясь с сидящими женщинами.

– Ингочка, как давно тебя видно не было, что же ты не появляешься дома?

Инга глубоко вздохнула и, глядя в глаза Никите, тихо ответила:

– Я тут больше не живу. Прощайте. – Она шагнула в сторону от лавочки, будто не желала иметь ничего общего с лицемерками, что были для неё олицетворением прошлого.

Никита развернулся и протянул ей руку, она чуть помедлила и вложила свои пальчики в его ладонь.

– Надо же! А с виду и не скажешь, что бандит! Бедная девочка, каково это, с убийцей под одной крышей жить? Небось деньжищами какими ворочал? – раздалось им вслед, Никита покачал головой и усмехнулся: сейчас эти две такого напридумают, что к вечеру каждый с содроганием будет считать, что едва выжил в соседстве с бандой убийц. И это потом аукнется Горелову, когда с соседями ребята из органов говорить будут. А пока отправить Ингу домой, а ему ещё на работу. Хотя так хочется бросить всё и поехать с ней, сидеть рядом, сжимая в ладони её пальчики и вдыхать аромат розовой свечи…

…Никита поднял глаза – полночь, завтра он позволил себе взять выходной: днём прилетают Володя с Аней и маленьким Серёжкой. Если говорить честно, то Никита не представлял, как отнесётся Аня к тому, что ей придётся несколько дней находиться рядом с сестрой убийцы её матери. Да, Инга не родная дочь Бестемьянова, она тоже пострадала от рук этого наркомана и убийцы. Но одно дело понимать это, а другое – принять. Да ещё и маленькая Эрика, что вполне может быть дочерью этого ублюдка. Скрывать правду от друзей Никита не собирался, но что из этого получится, представить не мог. Хотя бороться за любимую девочку и её дочку он собирался до конца.

За окном опять шумела метель – зима в этом году была морозной и снежной. И Никита в который раз представил, как Инга и Эрика остаются без крова над головой и без денег. Он передёрнул плечами, будто увидел эту хрупкую женщину где-то в дешёвой холодной гостинице, замерзшую и голодную. Нет, никогда ни она, ни Эрика не будут нуждаться! Он потёр ладонями лицо и встал. Надо отдохнуть, хотя спать особо не хотелось.

Он сделал несколько резких рывков руками, снимая усталость и скованность в мышцах, понаклонял голову в стороны, разминая затёкшую шею, и вышел в полутьму коридора. Дверь в комнату Эрики была приоткрыта – Инга согласилась, что у дочери должна быть своя территория, где она будет хозяйкой, но всё равно старалась каждую свободную минуту проводить с дочерью. Никита заглянул в комнату и улыбнулся – тёмные волосы разбросаны по подушке, девочка крепко спала в обнимку с плюшевым медведем. Он тихо прикрыл дверь и остановился перед входом в комнату Инги.

***

Она устала, смертельно устала. И она понимала, что на этот раз ей не спастись. Инга помнила, как попрощалась с Никитой, потом попросила Григория отвезти её в торговый центр, а что было потом, она вспомнить не могла. Как она оказалась в этом тёмном переулке, в старом дворе, где гулял жуткий сквозняк, ослепляя её пригоршнями снега и склеивая намокшие ресницы? И ещё она знала, что где-то там, в темноте за ней без устали идёт какой-то мужчина.

Инга побежала вперёд, разглядев сквозь снежную пелену яркий свет празднично украшенной улицы. Надо выбраться из этих каменных джунглей, выйти на освещённые улицы, там люди, работающие магазины, там будет возможность позвонить. Она не помнила номер Никиты, но она помнила телефон Тани Осиповой. Она поможет, она сообщит Павлу. Но для этого надо выйти из этой снежной темноты.

Где-то раздался тихий щелчок. Что это? Кто-то закрыл окно или так звучит взведённый курок? Нет, надо бежать, бежать вперёд, даже если ноги уже двигаются с трудом. Инга чувствовала, что ноги промокли в замшевых сапожках. Зачем она надела их? Хотела казаться выше и женственнее, а теперь расплачивается за своё легкомыслие. Она сделала ещё шаг, но вдруг поскользнулась и упала в грязный снег, что моментально набился в сапоги, в рукава шубки, попал за воротник, обжигая ледяным холодом и заставляя сжаться от боли в замёрзших мышцах. Инга поднялась, цепляясь поломанными ногтями за шершавую стену дома. Ей показалось, что кто-то тихо кашлянул за её спиной, она рванулась вперёд, оглядываясь по сторонам. Аптека, внутри светло, но через стёкла витрин никого не видно, магазины закрыты, окна и двери затянуты ролетами. Надо найти открытую дверь в подъезд, но они все заперты, у людей теперь ключи, домофоны.

Инга наступила на маленький камушек и ощутила, как ногу свело судорогой. Холодно, как же холодно… Она с трудом переставляла ноги, почти не чувствуя ступней. Перчатки она где-то уронила, и теперь пальцы, сколько на них ни дыши, не могли согреться, невольно сжимаясь в кулаки. Инга попыталась спрятать руки в рукава, но потом просто обняла себя, стараясь хоть как-то согреть ладони в мокром и застывшем на морозе меху. Она опустила голову, борясь со встречным ветром, что задувал снег за воротник, но больше всего её беспокоило другое. Человек, что шёл за ней, всё равно её догонит. А что будет с Эрикой? Ведь она осталась в доме Прозорова. И она ему никто. А если её отберут? Как она останется одна, без мамы? Ингу качнуло в сторону, и она поняла, что силы скоро закончатся. Она беспомощно оглянулась, всматриваясь в беснующуюся вьюгу, затем подняла лицо вверх и позвала того, кому в последнее время верила больше, чем себе:

– Никита! Помоги, спаси меня, Никита!

И вдруг её ноги оказались в тёплом коконе, плечи и руки укутало нежное тепло с едва уловимыми лимонными нотками. Она расслабилась и выдохнула. Теперь она знала, что с ней ничего не случится. Инга развернулась и открыла глаза. Она моргнула несколько раз, прогоняя кошмар. Рядом с ней сидел тот, кого она звала в своём страшном сне, он завернул её холодные ноги в одеяло, накрыл плечи и держал её окоченевшие пальцы в своих горячих ладонях.

– Проснись, Инга, проснись, девочка. Ты дома, тебе никто не угрожает. Тихо, тихо, всё хорошо. Ты не одна, я рядом с тобой. Слышишь?

Инга сжала кулаки и задыхаясь спросила:

– Где Эрика?

Никита улыбнулся, укрыл её одеялом и провёл ладонью по щеке:

– Она спит. Всё хорошо.

Инга прикрыла глаза и вспомнила свои страхи. Она убегала от своего прошлого, но так и не смогла убежать. Пока сама не поняла, что оттуда, из того кошмара её может вытащить только один человек. Инга высвободила руку и протянула её Никите.

– Помоги мне, Никита. Помоги мне забыть всё, что со мной было… Поцелуй меня.

Прозоров на миг замер, прищурившись глядя в испуганные глаза, медленно склонился и едва прикоснулся к приоткрытым женским губам. Он услышал тихий вздох облегчения, улыбнулся и сгрёб свою девочку в объятия вместе с одеялом. Она замерла на секунду, но потом обмякла в его руках, стараясь ответить на первый в своей жизни поцелуй.

Инга не успевала за своими ощущениями и эмоциями, она чувствовала его руки на своём теле, губы на шее и ключицах. Ей вдруг показалось, что кости стали мягче, что спина изгибается под его пальцами и становится пластичной, как пластилин, в животе её что-то щекотало и пыталось вырваться наружу, а ноги вдруг напряглись, защищая от чего-то неведомого, но желанного. Ей было жарко, захотелось освободиться от одежды, прижаться к мужчине так сильно, чтобы кожей ощутить его силу и власть. Она открыла глаза и увидела его лицо совсем рядом, Никита замер на мгновение и прошептал:

– Я люблю тебя, девочка. Ты моя, самая любимая, самая желанная.

Инга почувствовала, как немного прогнулась постель под тяжестью мужского тела, и сдавленно застонала, когда горячие губы обхватили сосок. Она зарылась пальцами в коротко стриженные волосы и тихо простонала:

– Я прошу тебя… пожалуйста…