Текст книги "Авантюристка (ЛП)"

Автор книги: Таррин Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 17

Тернер решил переехать во Флориду после того, как я выиграла дело. Он продал свой дом в Грэйпвайн, купил новый гардероб пастельных тонов и поменял свой «Лексус» на блестящий, желтый «Корвет». Я почувствовала вторжение, когда однажды пришла домой и обнаружила, что моя гостиная заполнена его аккуратно промаркированными коробками. «Шкаф на первом этаже», «Игровая», «Офис»… они были написаны почерком, который я знала, принадлежал его матери. Я бродила в лабиринте вещей Тернера и надеялась, что он не планирует распаковывать их здесь. У меня нет комнаты для дартса[53]

[Закрыть] и картинок с подписями Диего Марадоны. Мы неделю спорили об этом, и, в конечном итоге, он согласился оставить свои вещи в камере хранения. Когда коробки исчезли, я начала работать над тем, чтобы приспособиться к моей новой жизни, проходящей под лозунгом «живу с…», который патрулирует коридоры моей квартиры в белых плавках и поет песни с техасским акцентом.

Мой холодильник забит пивом и сальсой[54], и по какой-то странной причине, это раздражает меня куда больше, чем кучи грязного белья, которые я нахожу по всему дому. Однажды утром я проснулась и обнаружила слова «Ты невероятно горяча», написанные губной помадой на зеркале в ванной комнате. Я сжала зубы, выбрасывая испорченную помаду «Wine Gum» за пятьдесят долларов, и провела десять минут, оттирая остатки уксусом. Когда это случилось во второй раз, я спрятала свою помаду. В промежутке между мартом и маем я насчитала семнадцать любопытных пятен на своем диване цвета слоновой кости, двенадцать царапин от обуви на стене и 37 бутылок пива оставленных случайно по всей квартире.

На нашу годовщину он водил меня на ужин, нарядившись в бирюзовую рубашку на пуговицах, белые штаны и белые мокасины из крокодила. Я вспоминаю, какой вкус в одежде был у Калеба, и чувствую стыд за яркость Тернера.

Это не игра в сравнение, напоминаю я себе. Он часто говорит, что любит меня, и каждый раз я внутренне съеживаюсь.

«Ох, да что ты знаешь о любви?» – молча жалуюсь я. – «Кого ты обманываешь? Ты же никогда никого не любил».

Привлекательный Тернер, который обожает меня и относится ко мне как к дорогому аксессуару, а я ведь даже ненавижу, как пахнет его подушка.

Калеб сделал это, черт побери. Я была счастлива с ним, немного бредово, но, тем не менее, счастлива. И теперь… теперь все, о чем я только могу думать, так это о его изогнутой улыбке и о том, как он пахнет, о том, как он закатывает глаза, развлекаясь и стебаясь.

Я провожу психоанализ своих отношений с Тернером, и когда не могу прийти ни к одному заключению, то встречаюсь с Кэмми, чтобы докопаться до причины.

Мы выбрали маленькое французское кафе вниз по «Las Olas Avenue», чтобы попить кофе французского помола.

– Он словно наполнитель, – говорит Кэмми с гораздо большей уверенностью, чем у террориста-смертника.

– В смысле? – я изучаю меню, рассматривая круассан[55]

[Закрыть] с миндалём.

– Ну, знаешь он из тех, которые с легкостью проникают в твое сердце, чтобы спасти его от разрыва.. от кровотечения…

– То есть, ты хочешь сказать, что я встречаюсь с Тернером, чтобы перестать думать о Калебе? – Кэмми кивает.

– Так почему ты просто не можешь сказать этого?

– Потому что, когда говоришь фигурально, то начинаешь звучать гораздо умнее.

Я моргнула на нее несколько раз, прежде чем отложить меню.

– Так что ты предлагаешь мне сделать, умные штанишки? Я уже оправдала его жену во всех ее преступлениях.

– Подожди, – произносит Кэмми, – я говорю сейчас не о Калебе. Я говорю о том, что Тернер не для тебя.

Я вздыхаю. Почему все продолжают это говорить?

Две недели спустя я дохожу до предела и прекращаю «притворяться». Тернер повсюду. Я устала отталкивать его и находить ему оправдания. Я решила посвятить день себе. Я рассталась со своим хмурым женихом прямо у входной двери, поспешно поцеловав его в губы. Он кричит мне в след, спрашивая, когда я снова буду дома, но я продолжаю идти, игнорируя его слова. Когда дверь лифта закрывается, я соскальзываю на пол и опускаю голову между колен. Я чувствую, что снова могу дышать. Шоппинг – звучит сейчас очень здорово, а может провести немного времени в СПА? Я знаю девушку, которая сможет принять меня в последнюю минуту. Но затем мои мысли ухмыляются и уносятся к мужчине, в которого я все еще влюблена, и я осознаю, что любой мой день – это в любом случае день, проведенный вдали от него. Поэтому, я соглашаюсь на следующую лучшую мысль, пришедшую мне в голову, которая предлагает мне сделать то, что я не делала уже очень давно. Я вытаскиваю телефон из моей ну очень дорогой сумочки и нажимаю цифру «1» на быстром наборе.

– Кэмми, это я, – шепчу я в телефон, хотя прекрасно понимаю, что я одна, и никто меня не слышит. Я испытываю чувство вины за то, что собираюсь сказать. – Помнишь старые добрые деньки детектива Гаджета[56]

[Закрыть]? – Наступила долгая пауза, и я проверила экран телефона, чтобы убедиться, что мы все еще на связи.

– Ты сошла с ума…., – наконец, произнесла она. Затем, после долгой паузы,  – … за кем мы шпионим?

– А ты как думаешь? – спросила я, играя с ремешком на своей сумочке.

Еще одна пауза.

–НЕТ! Однозначно…НЕТ! Не могу в это поверить…где ты, черт возьми?

– Давай же, Кэм. Если бы у меня был еще один друг, которого я бы могла попросить, то…

– Ты точно не станешь просить никого другого сделать нечто столь психопатическое. И, если ты все-таки попросишь, то я сильно обижусь.

– Я уже на пути к твоему дому, – сказала я, трогаясь на машине задним ходом со своего места в стиле «дива».

– Отлично. Я собираюсь и жду. Убедись, что ты прихватила кофе.

Тридцать минут спустя я подъезжаю к опрятному дому Кэмми, расположенному в тупике улицы, и небрежно паркую машину на ее подъездной дорожке. На окнах ее дома расположились ящики с цветами. Садовые гномы сидят в пионах. Слишком милый домик для такой ведьмы. Она открывает дверь прежде, чем я успеваю позвонить в звонок, и втягивает меня внутрь за пояс моих штанов.

– Какую машину возьмем? – по-деловому спрашивает она.

– Я думала, ты не хочешь….

Она выхватывает кофе из моих рук и смотрит на меня через край.

– Конечно же, я хочу, но я была бы очень плохим человеком, если бы даже не попыталась возразить.

Я пожала плечами. Лично я перестала пытаться успокаивать свою совесть еще несколько лет назад, но каждому свое.

– Возьмем твою. Он ее никогда не видел, так что меньше шансов, что нас заметят.

Она кивает, поднимая сумку с дивана.

– Ты знаешь, где живет этот придурок?

– Я все знаю, – я передразниваю ее тон и следую за ней в гараж. – Я же его адвокат, хех!

– Да? Тогда скажи, в какой позе они е… – На данный момент Кэмми говорит нечто очень, очень грубое. Я вздрагиваю.

Я выросла с нелюбовью к слову на букву «е». Милая и деликатная Кэмми начала ругаться после Стивена, который дважды ей изменил, а затем еще и украл 17 тысяч долларов из ее комода. С того рокового дня, когда Кэм застукала Стивена совокупляющимся со своей секретаршей, она развила в себе навязчивое желание говорить слово на букву «е» и называть девушек «дрянными суками».

– Вероятно, в той же позе, в которой были Стивен и Тина, когда ты нашла их занимающимися кое-чем противным, – произнесла я.

– Тише, тише, – отвечает она. – Так мы следим и за дрянной сучкой, или же лишь за Мистером Совершенство?

– За Калебом, – произношу я решительно. – Я хочу шпионить за Калебом. – Кэмми кивает головой и выводит свой черный SUV на шоссе.

– Позвони в его офис.

– Зачем? – спрашиваю я, роясь в сумке, чтобы проверить приспособления.

– Так мы узнаем, где он и что сегодня делает, гений.

– Не могу, – мой палец задерживается над кнопкой вызова. Кэмми забирает телефон из моей руки и нажимает на неё сама.

– Слабачка, – бормочет она, а затем…., – Здравствуйте, эм, я из «Sunrise Dental» и пытаюсь связаться с мистером Калебом Дрэйком. Он пропустил свой прием, который был назначен на сегодняшнее утро… Ох, да? Правда? Ну, тогда все понятно… хорошо… я перезвоню позднее, чтобы перенести его прием. Спасибо вам. – Она вешает трубку и триумфально улыбается.

– Их нет в городе!

– Отлично, – говорю я, в замешательстве качая головой. – Почему ты так счастлива?

– Потому что теперь мы можем вломиться в дом! – заявляет она, делая по-настоящему демоническое лицо.

– Ты просто сумасшедшая, – говорю я, отворачиваясь от нее и смотря в окно. – Зачем мне это вдруг понадобилось?

– Тебе это понравится, поверь мне. Я вломилась в дом Стивена после того, как узнала, что он ебется с той дрянной сучкой, и нашла там кучу всяких интересных вещей… Оказывается, у него были пристрастия к азиатским…мужчинам.

– Ты вломилась в квартиру бывшего? – Сейчас моя голова кружилась. – Почему я до сих пор не знаю об этих махинациях? И когда ты собиралась просветить меня?

– Ты была занята. Люси и Этель не собирались шпионить. Этель вообще вломилась лишь для того, чтобы найти сережки своей бабушки, которые она там оставила.

– Отлично, но, во-первых, перестань относиться к себе в третьем лице, Этель, а во-вторых, я не стану вламываться в их дом!

– С каких это пор ты стала полицией нравов? – она сделала вынужденный глоток кофе.

– С тех пор, как стала адвокатом...

Она нахмурилась.

– … и повзрослела.

Она фыркнула.

– И я итак уже взвалила кучу жизненных неприятностей на этого человека. – Последнее заявление, казалось, бесит ее, потому что она начинает плеваться. Она отыгралась на мне в чисто техасской манере!

– И он на тебя! – она указывает на меня пальцем, после чего ударяет по рулю. – Он продолжает возвращаться! Черт побери, Оливия, он продолжает находить тебя снова и снова,  и у тебя, черт побери, есть право знать, зачем он это делает. Он испортил твою жизнь четыре раза. Я НЕНАВИЖУ, КОГДА ЛЮДИ НЕ ИСПОЛЬЗУЮТ ПОВОРОТНИКИ! – Она показывает средний палец «Мерседесу», когда мы проезжаем мимо. – Кроме того, не будем забывать, что Лия уже проникала к тебе в дом,  совершив подобие «Рокового Влечения»[57] в твоей квартире.

И это была правда.

– Я знаю их код домашней сигнализации, – говорю я слабо.

– Откуда? – ее глаза распахнуты в восхищении.

– Сигнализацию устанавливали, пока Калеб, Лиа и я были на очередном брифинге, и компания, специализирующаяся на сигнализации позвонила ему на телефон, чтобы подтвердить код, прежде чем они его деактивируют.

– Теперь все что нам нужно – это ключ, – она улыбается мне и заворачивает в «Parkland».

– Они хранят его в кормушке для птиц во дворе.

– Это-то ты откуда знаешь?

– Я слышала, как он говорил это горничной по телефону, когда она захлопнула дверь, находясь снаружи.

Она ругается на меня, используя слово на букву «е», и называет меня жуткой.

– Да, и еще ты дрянная сучка.

Мы стоим в фойе огромного дома Лии и Калеба. Я стою, виновато покусывая ногти, а Кэмми без капли беспокойства прогуливается кругом, трогая их вещи. Я наблюдаю за ней и гадаю, кто выиграет, если она и Лия будут драться.

– Посмотри-ка на это, – произносит она, поднимая филигранное яйцо с богато украшенного золотого стола. – Оно стоит, наверное, как тысяча сумочек «Картьер».

– Положи на место, – зашипела я, выплевывая кусочек акрила из уголка рта. Их дом был музеем, а Лия была его главной достопримечательностью. Куда бы я не посмотрела, везде были изображения и фотографии этой рыжей бестии. Некоторые из них достаточно любезные и включают в себя еще и Калеба. Я задрожала под ее взглядом, который она бросала с одной из фотографий, и встала в нише.

– Мы уже вломились, так что можем же мы хотя бы использовать это на полную, – прощебетала она.

Я следую за ней на кухню, где мы заглядываем в холодильник. Он забит всем, чем душа пожелает, начиная от икры «Bulga» и заканчивая шоколадным пудингом «Jell-O». Кэмми оторвала виноградинку от ветки и закинула ее в рот.

– Косточки, – бормочет она. Сок течет струей с ее губ и на дверь холодильника. Я вытираю пятно бумажным полотенцем и бросаю его в корзину.

Мы идем по извилистой лестнице. Наши каблуки стучат по мрамору цвета сливочного масла. Кэмми останавливается перед тем, что казалось, должно было бы быть дверью, ведущей в главную спальню.

– Эм, я не собираюсь заходить туда, – говорю я, делая несколько шагов назад. Я лучше руку отрежу, чем увижу их спальню.

– Ну, а я посмотрю…, – и с этим она толкает дверь и исчезает внутри. Я прогуливаюсь в обратном направлении. Иду по длинному коридору, который заполнен черно-белыми фотографиями 8x10. Калеб и Лия разрезают свадебный торт, Калеб и Лия стоят в обнимку на пляже, Лия курит сигарету перед Эйфелевой башней…. Я с отвращением отворачиваюсь. Я больше не хочу находиться здесь, это их место; место, где они смеются, едят и занимаются сексом. Не могу поверить, как все изменилось.

Я чувствую себя оставленной позади; словно я вышла из комы и обнаружила, что мир двигается дальше без меня. И почему же я испытываю прежние чувства, когда все вокруг изменилось?

Я направляюсь обратно к лестнице, чтобы ждать там возвращения Кэмми. И затем я увидела ее – дверь, огромную овальную дверь. Калеб всегда говорил мне, что хочет, чтобы в построенном им доме дверь, ведущая в его кабинет, напоминала бы одну из этих тяжелых средневековых дверей, которые вы частенько  видите в фильмах. Я подошла к ней и потянулась, чтобы коснуться круглой ручки, которая размером чуть ли не с мою голову. Она распахивается, и запах нового дома ударяет меня прямо в лицо. Даже в кабинете не пахнет Калебом. За последние четыре года он сменил свой парфюм. У меня снова возникает это ощущение комы.

Полки из грецкого ореха, заполненные романами, учебными пособиями и случайными предметами весят на каждой стене. Я направилась к столу и села в его огромное вращающееся кресло. Оттолкнувшись, я покрутилась несколько раз. Это его любимая комната в доме. Могу с уверенностью утверждать об этом. Все что он любит, все, что ему нравится, и все, что он ненавидит, собрано здесь.

Бейсбольные мячи с автографами расположились на стойке в стене. Я могу представить, как он извлекает один и подбрасывает в воздух несколько раз, прежде чем с любовью поставить его на место. Музыкальные диски на любой вкус и цвет разбросаны в куче рядом с монитором компьютера. С невероятной радостью я замечаю тот самый диск, который посоветовала ему в музыкальном магазине. Рядом стоит модель троянского коня, которую его отец дал ему, когда был вынужден пропустить вечеринку по поводу празднования его двадцатиоднолетия. Она сделана из твердой бронзы, и, надо сказать, что она очень тяжелая. Калеб ненавидел ее, но всегда держал на виду, потому что, как сам он  говорил, она напоминает ему о том, что нужно быть человеком своего собственного мира. Я подняла ее и перевернула животом вверх. Там есть небольшое отверстие, о котором почти никто не знает. Однажды Калеб сказал мне, что хранит в этой статуэтке свои воспоминания, и он не хочет, чтобы их кто-либо видел. Я прикусила губу, прежде чем решилась ее открыть. На одно преступление больше, ну и что? Моя таблица грехов уже итак вышла за пределы шкалы «зашла слишком далеко».

Мои пальцы схватили что-то тонкое и бумажное. Я аккуратно вытащила и раскатала какую-то пергаментную бумагу. Это рисунок, небрежно сделанный углем. В нижней части страницы художник написал свое имя большими, плавными буквами: К. Прайс Кэррол. Рисунок – это изображение лица девушки. Она улыбается и на её щеке небольшая ямочка. Я смотрю на лицо и узнаю его, но не могу понять, кто на нем изображен – и не потому, что рисунок плохой, а потому, что прошло очень, очень много времени, с тех пор как я в последний раз видела это лицо.

– Джессика Александер, – произнесла я вслух, изучая ее лицо широко раскрытыми глазами. – Еще один человек, который доверился мне, а я все испортила. Я свернула рисунок обратно и отложила в сторону. Я гадала, как часто Калеб вспоминает и думает о ней. Представляет ли он, какой была бы его жизнь рядом с ней? Представляет ли он, какой она была бы со мной? Думает ли он обо мне? Я снова потянулась внутрь и на этот раз вытащила что-то металлическое и круглое. Кольцо Калеба на большой палец со звездой и алмазом, которое я подарила ему на день рождения. Я вздохнула, когда поднесла его к губам. Итак, он спрятал его? Он хотя бы хранит его, верно? Может ночами, когда он один и слушает этот CD, он вытаскивает его и думает обо мне. Девушка может надеяться.

Затем я вытащила миниатюрные песочные часы, крошечные песчинки в которых были серебряными, и  маленький буклет с цветными страницами: черные, красные, белые, золотые и зеленые без каких-либо слов. Не знаю, откуда эти воспоминания берут начало, но думаю, что после меня. Я ставлю статуэтку обратно на стол, и небольшой звон касается моего уха. Где я раньше слышала этот звук? Мой взгляд переходит на стол, а затем на пол вокруг, в поисках виновника. Где…где? Вот! Мои руки поднимают его, и дыхание покидает мое горло. Не знаю, удивлена ли я, или же я просто знала, что он найдет его, но мой рот стал сухим, когда я перевернула предмет, лежащий на моей ладони. Это пенни, наш пенни. Ходил ли он в мою квартиру, после того как я уехала, чтобы найти меня? Увидел ли он его, когда тот лежал на испорченном кофейном столике? Мои глаза наполняются слезами, когда я представляю, как он должно быть смутился. Знал ли он, что взял единственную вещь, которая символизировала начало нашего романа? Лия должно быть рассказала ему, с горечью поняла я. Не смотря на ее обещание, данное мне, она скорее всего вылила на него правду с больным удовлетворением. Рассказала, чтобы удержать его вдали от меня, потому что знала, что он попытается меня найти.

Я сдуваюсь, ссутуливаясь, и чувствую приступ тошноты, когда вдруг слышу свое имя. Оно отдается эхом в большом доме, словно его поет бэк-вокалист.

–  Оливия! –  Кэмми появляется в его кабинете, вырывая меня из оцепенения. Она чем-то машет в своих руках, ее светлые волосы подпрыгивают от волнения во все стороны

– Оливия, – произносит она снова, ее зрачки расширены. – Есть кое-что, что ты должна увидеть. – Она держит конверт, который затем бросает передо мной на стол.

– Где ты это нашла? – Я не хочу прикасаться к нему.

– Просто закрой рот и открой его, – она скрещивает руки на груди, и я не могу не заметить ее обеспокоенных взглядов. Я тянусь, чтобы взять его, и мягко открываю верхнюю часть, позволяя содержимому выпасть на стол Калеба. Письма, фотографии…я изучаю их с минуту, прежде чем чувствую, как волны шока проходят по моему телу.

– О Боже Мой! Кэмми? – Я смотрю на ее качающуюся голову. Я совершенно запуталась.

– Я говорила тебе, – констатирует она. – Прочти их.

На столе лежат фотографии со мной…и Тернером. Там даже есть фотография с обручения, которую мы специально сделали, наняв профессионального фотографа, после того, как Тернер сделал мне предложение. На столе лежит и наш снимок, сделанный в зоопарке, когда мы встречались уже около года.

– Я не понимаю, – говорю я тупо, и Кэмми, милая Кэмми, Кэмми детектив, указывает на кучу писем.

– Я буду расстроена? – спрашиваю я, прикусив нижнюю губу.

– Очень.

Я вытаскиваю первое письмо. Оно написано от руки на простом белом листе бумаги.

Привет, Джо,

Я знаю, ты ненавидишь, когда я тебя так называю, но я не могу ничего с этим поделать. Честно, у тебя довольно странная просьба, но я должен признать, что мое любопытство достигло пика. Не знаю, во что ты вляпалась сейчас, но, как и раньше в старшей школе…я в деле!

Шутки в сторону, я у тебя в долгу. Билеты на «Суперкубок» дорогого стоят, поэтому если ты хочешь, чтобы я сводил симпатичную девушку на свидание, то я не собираюсь отказываться.

В любом случае, дорогая, я буду держать тебя в курсе дел. Ей лучше курить!

Тернер

Мой вопль, начинающийся как слабый стон, постепенно возрастает, пока я не начинаю звучать как пожарная сирена. Кэмми выглядит обеспокоенной, поэтому я успокаиваюсь и беру себя в руки.

– Следующее, – я протягиваю к ней руку, и она вкладывает другое письмо между моих пальцев.

Джо – Джо,

Не могу поверить, что это происходит! Я хотел сказать, какого черта? Уверен, ты будешь счастлива услышать, что мы собираемся пожениться. Я, наконец, воспользовался твоим советом и попросил ее руки.

Вау! Думаю, я должен сказать тебе спасибо. Спасибо!

Я буду во Флориде, навещу ее в следующем месяце. Может мы все сможем пойти на ланч: ты, твой мужчина, О и Я. Тебя не убьет, если ты поговоришь с ней!

Я знаю, между вами существует какое-то грязное прошлое, но что бы это ни было, она пройдет через это. Ты сила, которая свела нас вместе. Скоро поговорим.

Обрученный.

Тернер

– Дерьмо, – произнесла я.

– И это еще слабо сказано, – Кэмми подходит туда, где я сижу, и открывает копировальный аппарат Калеба.

– Она сделала меня! Она знала, что я поехала в Техас, и заставила одного из своих друзей ухаживать за мной, чтобы удержать вдали от Калеба! – мой голос становится громче, и Кэмми сочувственно похлопывает меня по плечу.

– Тернер, друг Лии. Она использовала его, а он даже не знал.

– Ну, она дала ему билеты на «Суперкубок». Туда нелегко попасть, ты же знаешь, – Кэмми нажала на кнопку «старт» и жужжание наполнило комнату.

– Я обручена с дешевкой Лии.

Я закрываю глаза и чувствую, как сжимаются мои веки. Как я могла быть такой тупой? Нет, я не была тупой. Я никак не могла узнать, что Тернер и Лия связаны. Но, я должна была понять, что она не поверит моему исчезновению из жизни Калеба и воспользуется дополнительными мерами предосторожности. Я планировала свадьбу с ее страховкой!

– Давай сожжем ее дом, – говорю я, поднимаясь.

– Ага, как же, Люси. Не забывай, что это еще и дом Калеба. Нет нужды наказывать его за то, что сделала Лия.

Несмотря на тот факт, что она должна быть Этель, она пользуется акцентом Рикки Рикардо[58]

[Закрыть].

– Я только что спасла ее от двадцати лет тюремного заключения, – стону я. – Я защищала эту отвратительную, злобную, коварную маленькую сучку.

– Да. Чертовски плохо, что ты адвокат, который надирает задницы, да? В любом случае, есть еще плохие новости…

– Еще? Неужели плохим новостям сегодня не будет конца?

Она вытаскивает палочку из кармана и кладет мне ее на ладонь.

– Что это? – задыхаюсь я, смаргивая слезы. Кэмми закатывает глаза.

– Монитор рождаемости.

– Что?

– Это своеобразный тест, который используют, чтобы проверять уровень гормонов в моче…ну, чтобы понять, может ли появится у тебя животик.

Я дернула руку и уронила его.

– Они пытаются завести ребенка? – выдохнула я. Почему он мне этого не сказал?

– Она пытается завести ребенка. Я обнаружила, что эта мелкая сучка прячет тесты в «секретной» коробке из-под обуви вместе с остальными письмами, – она кивает на корреспонденцию Тернера и монитор рождаемости. – Если бы они вдвоем пытались завести ребенка, не думаешь, что ее тесты должны были бы лежать в ванной комнате?

Я тупо смотрю на нее.

– О – ли – ви – я! Она пытается забеременеть, потому что ты вернулась на экран. Она боится его потерять. Калеб не знает! Ты должна их остановить, прежде чем он попадется в ее сети навсегда.

– Почему? Я не могу, – произнесла я, несчастно скользя в кресло.

– Монитор рождаемости, – повторила я, и у меня не было ни малейших идей о том, что это такое.

– Да, она показывает ей дни, которые наиболее благоприятны для того, чтобы она зачала. Из какого ты века?

– И диаграмма рождаемости указала на эти выходные? – Я почувствовала, как дыхание покинуло меня, словно кто-то ударил меня в живот.

Кэмми кивает.

– Вот, – она протягивает мне фотокопии письма от Тернера. – И слушай, пришло время что-нибудь сделать. И я говорю не о твоей подлой и несчастной рутине. На этот раз ты должна сказать ему правду. Должна честно обо всем рассказать.

– Например? В чем еще мне осталось признаться? Он уже итак знает большую часть истории.

– Например, расскажи ему, что именно из-за Лии ты покинула Флориду, и что она пыталась подкупить тебя деньгами…как насчет этого?

– Это ничего не изменит. Он уже знает, что она такая же гнилая, как и я. Он до чертиков любит аморальных девушек.

– Как насчет того, чтобы противопоставить ему его же чувства по отношению к тебе? Он снова нашел тебя после того, как узнал, что ты сделала, когда у него была амнезия. Он все еще любит тебя, Оливия. Ты должна лишь убедить его в этом.

Я подумала о том, как он внезапно появился в моей квартире вечером перед вынесением приговора Лии. Он всегда появлялся, не так ли? Появлялся в музыкальном магазине, в магазине с продуктами, в моем офисе. Черт возьми. Кэмми была права. В этом что-то есть.

– Хорошо, – сказала я.

– Вот и отлично, – соглашается она. – Теперь включи компьютер, мы должны понять, куда они уехали.

Два часа спустя, я зашла через дверь своей квартиры. Окна открыты, и соленый воздух океана ударяет мне в лицо. Я делаю несколько больших глотков и начинаю искать своего жениха – крысу. Я напоминаю себе о том, что стоит оставаться спокойной, вести себя, как леди, но когда я вижу его, загорающего на моем большом патио, то кричу на него так громко, что он почти роняет свою воду.

– Вот, – я снимаю кольцо с пальца и бросаю его прямо в него. Оно катится по плитке и останавливается у его ног. – Я еду в путешествие. ПРОВАЛИВАЙ. Когда я вернусь, тебя уже здесь быть не должно.

Он подпрыгивает, выглядя запутанным. Он смотрит влево и вправо, словно ответ на мое неустойчивое поведение находится где-то здесь.

– Чт…?

Я осматриваю его плавки светло-оранжевого цвета, его солнечные очки от «Гуччи», наблюдаю за тем, как он двигается, словно робот, и внутренне съеживаюсь. И о чем я только думала?

Я не думала! Я заполняла чем-то свое сердце. Кэмми была права!

– Ты знаешь Лию! Но все эти месяцы, когда я защищала ее в суда, ты даже слова об этом не сказал!

Лицо Тернера стало белым, вместо его обычно смешного бронзового. Он машет руками, словно не может решить, сдаться ему или указать на меня.

– Ты водил меня на свидание на «Суперкубок»! – кричу я на него сейчас.

– Да, но….

– Заткнись! Просто заткнись!

Я упала на шезлонг, руками закрыв лицо. Я чувствовала, будто мне под девяносто лет.

– Тернер, мы не подходим друг другу. Я не хочу выходить замуж за тебя. Мне жаль.

– Ну, – пыхтит он. – Разве у меня нет здесь права голоса?

Я смотрю на него сквозь пальцы.

– Вообще-то нет, – вздыхаю я и поднимаюсь. – Мне нужно собираться.

Я направляюсь внутрь.

– Почему? – кричит он мне. – Почему у нас не может получиться?

Я останавливаюсь, смотря через плечо.

– Нечему здесь получаться. Я не могу дать тебе того, чего у меня нет.