Текст книги "Вор (ЛП)"
Автор книги: Таррин Фишер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
– Калеб, милый... ничего хорошего из этого не выйдет. Ты и Оливия…
– Не произноси этого.
– Между вами все кончено, – продолжила она. – Это мой нестервозный вариант.
Я поморщился.
– Для меня ничего не закончено.
– Но, очевидно, что для неё – да. Она выходит замуж.
Она взяла моё лицо в свои ладони.
– Мне очень жаль, что тебе больно.
Я ничего не ответил. Она вздохнула и усадила меня на диван рядом с собой.
– Я собираюсь на время забыть о своей глубокой неприязни к этой девушке и сказать кое-что, что, возможно, окажется для тебя полезным.
Я слушал. Если она согласилась забыть о своей неприязни, должно быть, меня ждешь мозговыносящий совет.
– Три вещи, – начала она, поглаживая мою руку. – Во-первых, хорошо, что ты её любишь. Не прекращай. Если ты убьешь свои чувства к ней, то убьешь и всё остальное. А в этом нет ничего хорошего. Во-вторых, не жди её. У тебя есть своя жизнь, и скоро родится ребенок, – она грустно улыбнулась мне, пока я ожидал грандиозного финала. – И, наконец... дождись её.
Она рассмеялась, увидев растерянное выражение на моем лице.
– Жизнь не приспосабливается под нас – она нас разрушает. Любовь зла, но в этом есть и хорошее. Она держит нас в тонусе, дает почувствовать себя живыми. Если она нужна тебе, тогда жди. Но прямо сейчас она выходит замуж. Это её день, и не смей его портить.
Любовь зла.
Я любил мою мать, особенно, когда она не была стервой.
Я сбежал по ступеням к машине. Она смотрела на меня, теребя свой кулон. Возможно, она права. Я хотел, чтобы Оливия была счастлива. Чтобы у нее было то, чего она лишилась, будучи ребенком. Я не мог дать ей этого, потому что дарил это кое-кому другому.
Некоторое время я бесцельно катался по городу, пока не свернул на дорогу, ведущую к торговому центру. Флорида вся усеяна моллами и магазинами. В каждом есть кафе из сети фастфуда. Больше всего людей обычно собиралось в «МакДональдсе» или «Бургер Кинге». Я остановился у маникюрного салона. Там не было никого, кроме сотрудников. И они были разочарованы, когда внутрь вошел я, а не какая-нибудь женщина. Прислонившись к двери, я достал телефон. Снаружи было прохладно, недостаточно, чтобы надеть пиджак, но прохладно для Флориды. Мои пальцы зависли над клавиатурой.
Я люблю тебя
Удалить
Если ты бросишь его, я уйду от неё.
Удалить
Мы можем поговорить?
Удалить
Питер Пэн
Удалить
Я убрал телефон в карман. Ударил по дереву. И поехал домой с окровавленными костяшками. Любовь была чертовски зла.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Настоящее
На следующий день после того, как я ворвался в дом Лии, она получила судебный запрет. Если я приближусь к дочери, меня арестуют. В ту ночь меня уже почти заключили под стражу. Копы надели на меня наручники, но появился мой брат. Он несколько минут разговаривал с Лией, а потом вышел и снял наручники.
– Она не станет выдвигать обвинения, братишка, но заявление все равно напишет, и завтра попытается получить судебный запрет.
– Это была твоя идея?
Он ухмыльнулся. И больше мы не сказали друг другу ни слова. Я просто сел в свою машину и уехал. А Лия написала заявление. Она пожаловалась, что я выбил дверь, угрожал её жизни, разбудил Эстеллу посреди ночи и, к тому же, был пьян. При этом она продолжала утверждать, что я не отец Эстеллы. Интересно, она солгала Оливии, чтобы помучить меня? Не знаю, что творится в голове у этой женщины. Или что взбрело в голову мне много лет назад. В любом случае, Лия разбудила чудовище. Оливия посоветовала мне адвоката, который специализируется на запутанных семейных делах. Она лучшая в своем деле. Ее зовут Мойра Линда. Арйом – мне нравится. После того, как Мойра в течение десяти минут слушает мой рассказ, она поднимает руку, чтобы меня остановить. У нее есть татуировка на руке, между большим и указательным пальцами. Выглядит как четырехлистный клевер.
– Должно быть, вы разыгрываете меня, – говорит она. – Женщина узнает, что вы хотите развода и заявляет, что ребенок, которого вы воспитываете шесть месяцев, не ваш. И вы верите ей? Просто так?
– У меня не было причин сомневаться. Она не хотела разводиться. Тогда ей было бы выгоднее позволить мне верить, будто Эстелла моя.
– О, Калеб, – она прикладывает руку ко лбу. – Разве вы не видите, что произошло? Вы пришли и сбросили на неё пару бомб, и на каком-то этапе разговора она решила, что вы ей не нужны, и она просто хочет мести. Именно это и произошло.
Я уставился на движение за окном, понимая, что это правда. Но почему я раньше этого не заметил? Если бы кто-то другой рассказал мне эту историю, я бы рассмеялся над его глупостью. Почему людям так сложно объективно оценить то дерьмо, которое происходит в их жизни?
– Таким образом, она ударила вас по больному месту, Калеб. Нет никаких доказательств произошедшего той ночью. Но есть свидетельства того, что последние три года вы не видели ребенка, не платили алименты и не боролись за опеку. Лия обвинит вас в этом. И сейчас, прекрасно это понимая, она вернулась, чтобы рассказать, что Эстелла ваша, но вся власть у неё.
Боже.
– Что я должен делать?
– По предписанию суда вы сделаете тест на отцовство. Это займет некоторое время. А затем мы будем ходатайствовать о посещениях. Сначала они будут проходить под наблюдением, но чем дольше вы будете соблюдать правила и хорошо относиться к Эстелле, тем быстрее мы сможем начать добиваться совместной опеки.
– Я хочу полную опеку.
– Ага, конечно, а я хочу быть моделью купальников. Но это не изменит того, что я пухленькая и вчера съела чизбургер на ужин.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Делайте то, что считаете нужным. Что бы это ни было. Но есть ли хоть какой-то способ увидеть Эстеллу?
Это глупый вопрос, но я должен был задать его. Нет ни единого шанса, что Лия позволит приблизиться к дочери. У меня нет доказательств, но я снова считаю её своей. А было ли когда-нибудь по-другому?
Мойра смеется.
– Нет. Просто наберитесь терпения и позвольте мне делать мою работу. Скоро мы вернем вас в её жизнь, но прежде придется немного побороться.
Я киваю.
Выхожу из её кабинета и иду прямо к Оливии. Когда я захожу туда, она, одетая в шорты и майку, с раздраженным видом моет полы. Прислонившись к стене, рассказываю ей о разговоре с Мойрой. Она усердно натирает полы, а я знаю, что так она пытается отвлечься. На столе стоит миска с чипсами, и она постоянно подходит к ней, забрасывая снэки в рот. Что-то случилось, но даже если я спрошу, она не расскажет.
– Делай то, что она говорит, – вот и весь ответ Оливии. Несколько минут мы молчим. В комнате слышен только хруст.
– Она не выглядела раскаявшейся, – наконец, произносит Оливия. – Это самое странное. Она просто появилась в моем кабинете, чтобы все рассказать, прекрасно зная, что я передам её слова тебе. Мне это кажется таким зловещим.
– Она что-то задумала, – соглашаюсь я.
– Может, у неё нет денег, и она решила, что нуждается в алиментах.
Я качаю головой.
– Её отец воздвиг империю. Эта компания – лишь малая часть того, на что распространяются его интересы. Лия не нуждается в деньгах.
– Тогда Мойра права – она хочет отомстить. Что ты собираешься делать?
Я пожимаю плечами.
– Бороться за Эстеллу. Даже если она не моя, я хочу бороться за неё.
Она перестает мыть полы. Прядка волос выбилась из неряшливого пучка на её голове, и она заправляет её за ухо.
– Не заставляй меня любить тебя ещё сильнее, – произносит она. – Мои часы тикают, а ты тут говоришь о ребенке.
Я стискиваю зубы, чтобы не улыбнуться.
– Давай заведем своего, – говорю я, делая шаг в её сторону.
Её глаза расширяются. Она прячется за шваброй.
– Не надо, – предупреждает она. Потом тянется к миске с чипсами, не отрывая от меня взгляда, но обнаруживает, что та пуста.
– Как думаешь, у нас был бы мальчик или девочка?
– Калеб...
Я делаю ещё два шага, прежде чем она опускает швабру в ведро и брызгает водой мне прямо в живот.
Я с открытым ртом смотрю на мокрые вещи. Она знает, что произойдет дальше, поэтому бросает швабру и бежит в гостиную. Наблюдаю, как она хватается за мебель, скользя по мокрому полу. Я бегу за ней, но она так помешана на чистоте, что практически превратила пол в ледовый каток. Восхитительно. Я падаю на задницу.
Так и сижу там, а она выходит из кухни, неся две бутылки с колой.
– Предлагаю мир, – она протягивает мне одну.
Я беру бутылку и хватаю её за руку, притягивая к себе на пол.
Мы садимся спина к спине, прислонившись друг к другу и вытянув ноги. А потом болтаем о всяких пустяках. И нам так хорошо.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Прошлое
Моя дочь появилась на свет третьего марта в 15:33. Она родилась с поразительно рыжими волосами, которые стояли торчком, как у игрушечных троллей из 90-х. Я провел пальцами по её волосикам, улыбаясь как дурак. Она была прекрасна. Лия убедила меня, что у нас родится мальчик. Она погладила меня по лицу и смотрела так, словно я был для неё богом, и промурлыкала:
– Твой отец зачал двоих сыновей, а твой дед – троих сыновей. Мужчины в твоей семье давали жизнь мальчикам.
Я тайно хотел дочь. Она открыто говорила, что хочет сына. Было что-то фрейдистское в наших предпочтениях, но свои я не выражал, а жена «на всякий случай» обставила детскую в зеленых и желтых тонах. Несмотря на это, среди детских вещей я заметил прорезыватель для зубов в форме грузовичка и комбинезончик в виде бейсбольной формы. Поскольку в колледже я играл в баскетбол, выбор бейсбольной формы мог быть обусловлен только тем, что её отец не пропускал ни одной игры «Янкиз» по телевизору. Она обманывала меня, прикрывая свою задницу. Поэтому я тоже решил играть не по правилам. Я покупал вещи для девочки и втайне от неё прятал их в своем шкафу.
В тот день, когда она поехала в больницу, мы планировали прогуляться по пляжу. Роды должны были начаться только через несколько недель, и я читал, что женщины, беременные в первый раз, часто перехаживают. Лия садилась в машину, когда из её горла вырвался жуткий звук. Я смотрел, как её загорелые руки сжимают живот, а белое платье сминается между её пальцами.
– Я думала, это всего лишь схватки Брэкстона-Хикса, но они происходят всё чаще. Нам придется поехать в больницу и отложить прогулку на другой день, – выдохнула она, закрыв глаза.
Потом прислонилась к приборной панели, завела машину и направила всё три кондиционера себе в лицо. С минуту я наблюдал за ней, неспособный понять, что происходит. Затем выбежал из машины и схватил в спальне сумку, собранную для больницы.
Я был шокирован, когда доктор громко объявил: «Девочка!», прежде чем положил её на грудь матери. Но не настолько, чтобы сдержать глупую ухмылку на лице. Я назвал её в честь Эстеллы из «Больших надежд» (Прим.: «Большие надежды» (англ.
Great Expectations) – роман Чарльза Диккенса, который был впервые издан в 1860 году.). В ту ночь, поехав домой, чтобы принять душ, я достал коробку с верхней полки шкафа. Месяцем раньше она появилась в почтовом ящике, без записки или обратного адреса. Я был сбит с толку, пока не открыл её.
Я разрезал оберточную ленту ножницами и достал из коробки одеяльце лавандового цвета. Оно было таким мягким на ощупь как вата.
– Оливия? – мягко произнес я. Но зачем ей отправлять подарок для моего ребенка? Я положил его обратно в коробку, а потом начал размышлять.
Я уставился на него с ухмылкой на лице. Она знала, что Лия отчаянно хотела мальчика, и отправила подарок для девочки, чтобы позлить её? Или она запомнила, как сильно я хотел дочь? Невозможно понять настоящие мотивы поступков Оливии, пока не спросишь. Но тогда она просто соврет.
Я взял одеяльце с собой в больницу. Увидев его, Лия закатила глаза. Её реакция была бы сильнее, если бы она знала, от кого оно. Я завернул свою дочь в одеяльце Оливии и почувствовал эйфорию. Я отец. Маленькой девочки. Лия выглядела менее взволнованной. Я списал это на разочарование от того, что родился не мальчик. Или, может, у неё началась депрессия. Или она просто ревновала. Было бы ложью сказать, что мысль о том, что жена ревнует меня к дочери, не закрадывалась мне в голову.
Я чуть сильнее прижал Эстеллу к себе. И уже думал о том, как буду защищать её от всего ужасного, что происходит в мире. Хотя никогда не думал, что буду размышлять о том, как защитить её от собственной матери. «Но так уж сложилось», – с грустью подумал я. Большую часть её детства родители Лии были эмоциональными черными дырами. Ей стало лучше. Я помог ей. Любовь исцеляет.
Когда мы ехали домой из больницы, её настроение заметно улучшилось. Она смеялась и флиртовала со мной. Но когда мы вошли в дом, и я передал ей дочь для кормления, её спина так напряглась, словно она получила удар между лопаток. В тот момент мое сердце сжалось так сильно, что пришлось отвернуться, чтобы она не видела выражения моего лица. Совсем не на это я надеялся. Оливия бы так не поступила. За всей её искусственно созданной жесткостью пряталась доброта и умение воспитывать. В случае с Лией мне всегда казалось, что доброта в ней... пряталась за тем, что сделали с ней родители. Может, я просто думал, что она способна на большее? Но, как уже было сказано, если у тебя есть вера размером с горчичное зерно, она может сдвинуть горы... или смягчить жестокость... или исцелить кого-то любовью. Боже. Что я натворил?
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Настоящее
Позже ночью я выбираюсь на пробежку. Но заходя в вестибюль своего дома, замедляю шаг. Сначала я его не узнаю. Он выглядит не так хорошо, как в последнюю нашу встречу. Что происходит с мужчинами, когда они отказываются бороться, и их сердце разбито? Черт. Как это происходит? Я провожу рукой по шее, прежде чем подойти к нему.
– Ной.
Когда он оборачивается, то выглядит немного удивленным. Он бросает взгляд на лифт, потом на меня.
Боже, парень выглядит потрепанным. Пару раз в жизни у меня тоже был такой видок. Мне практически его жалко.
– Мы можем поговорить? – спрашивает он.
Я оглядываюсь и киваю.
– На углу есть бар. Если, конечно, ты не хочешь посидеть у меня дома.
Он качает головой.
– Бар подойдет.
– Дай мне десять минут. Встретимся там.
Он кивает и уходит, не говоря ни слова. А я поднимаюсь к себе и звоню Оливии.
– Ной в городе, – говорю я, как только она берет трубку. – Ты знала?
Следует долгая пауза, прежде чем она произносит:
– Ага.
– Он приходил к тебе?
Чувствую, как в плечах нарастает напряжение и переходит на руки. И сильнее сжимаю телефон, пока жду ответа.
– Да, – снова говорит она.
– Это все? Все, что ты скажешь?
Я слышу, как она передвигает вещи рядом с собой. Интересно, она сегодня в суде.
– Он приходил встретиться с тобой? – шепчет она. Я слышу стук её каблуков.
Черт. Она в суде, а я вываливаю все это на неё.
– Все хорошо. Я позвоню тебе позже, хорошо?
– Калеб… – начинает она.
Я перебиваю её.
– Сосредоточься на том, чем сейчас занимаешься. Мы поговорим вечером.
– Хорошо.
Я первым кладу трубку и опускаю голову. Иду по заполненному тротуару, едва различая что-то перед собой. Мой разум ухватился за её голос, или, может, её голос уцепился за мой разум. Я все ещё слышу его. И знаю – что-то случилось. Я не уверен, что смогу справиться со всем этим. Эстелла стоит на первом месте, но не думаю, что смогу сделать это без Оливии. Она нужна мне.
Ной сидит за маленьким столиком в задней части бара. Это первоклассное заведение, как и все в этом районе, и за его услуги приходится дорого платить. В этот час в баре кроме него лишь два посетителя: старик и молодой парень. Я прохожу мимо них. Мои глаза приспосабливаются с тусклому освещению. Когда я отодвигаю стул и сажусь, бармен направляется ко мне. Но я отмахиваюсь от него, прежде чем он успевает к нам подойти. Ной пьет нечто похожее на скотч, но моим единственным интересом остается полный контроль над разумом.
Я жду, когда он начнет говорить. Мне, на самом деле, нечего ему сказать.
– Я говорил тебе держаться от неё подальше, – произносит он.
Я облизываю губы, наблюдая за этим бедным сукиным сыном. Он напуган. Это видно во всем.
– Это было до того, как ты оставил свою жену в одиночку разбираться с преследователем.
Он разминает шею, прежде чем поднять взгляд.
– Сейчас я здесь.
Мне хочется рассмеяться. Сейчас он здесь. Словно это нормально – быть женатым и появляться, когда самому захочется.
– Но не для неё. Этого ты об Оливии не знаешь. Ей не нужно, чтобы кто-то о ней заботился. Она сильная. Но если ты этого не делаешь, она двигается дальше. Она двинулась дальше. Ты облажался.
Глаза Ноя вспыхивают.
– Не говори со мной о моей жене.
– Почему нет? Потому что знаю её лучше? Потому что, когда ты уехал в свою чертову поездку, а ей нужна была помощь, она позвонила мне?
Мы одновременно встаем. Бармен видит переполох и ударяет кулаком о стойку. Бутылки вокруг него гремят.
– Эй! Сядьте или выметайтесь отсюда, – говорит он. Этот парень просто огромный, поэтому мы садимся.
Мы успокаиваемся, или думаем, что успокаиваемся, или что там мужчины делают, когда готовы выбить всё дерьмо друг из друга. Я уже собираюсь уходить, когда Ной наконец-то произносит.
– Однажды я был влюблен в девушку так же, как и ты в Оливию, – признается он.
– Запомни, где остановился, – перебиваю я его. – Если ты был влюблен так же, как и я, тогда ты бы не был с Оливией. Ты был бы с этой девушкой.
Ной улыбается, но улыбка не касается глаз.
– Она умерла.
Чувствую себя мудаком.
– Почему ты рассказываешь мне это?
– Подумай о том, что ты делаешь, Калеб. Она больше не твоя. У нас обязательства друг перед другом, и, как ты сказал, я облажался. Мы должны работать над тем, что у нас есть, но без тебя, появляющегося каждые пять минут и вызывающего у нее ностальгию.
Ностальгию? Если бы он только знал. Нас с Оливией нельзя описать как ностальгию. В тот день, встретив её под деревом, я словно вдохнул её споры в свои легкие. Мы продолжаем возвращаться друг к другу. Расстояние между нашими телами с каждым годом увеличивается. Но эти споры дали корни и проросли. И плевать на расстояния и обстоятельства, Оливия – это что-то, растущее во мне.
Его высказывание о ностальгии сильно меня разозлило, я решаю играть низко.
– Итак, вы собираетесь завести ребенка...
Шок, отразившийся в его глазах, говорит о том, что я задел его за живое.
Я сжимаю телефон между пальцами, пока смотрю на него в ожидании ответа.
– Это не твое дело.
– Она мое дело. Нравится тебе это или нет. И я хочу ребенка от неё.
Не знаю, почему он не ударил меня. Я бы себя ударил. Ной – классный парень. Он проводит рукой по щетине, в которой много седых волосков, и допивает виски. На его лице нет никаких эмоций, поэтому не могу сказать, о чём он думает.
– У моей сестры был кистозный фиброз, – говорит он. – Я ходил с ней в группы поддержки. Там я встретил Мелису. У нее тоже была эта болезнь. Я влюбился в неё, а потом наблюдал, как она угасает. Она не дожила до 24 лет. Сестра ушла через 2 года. На моих глазах умерли две женщины, которых я любил. Не хочу приводить в мир ребенка, которому, возможно, передастся этот ген. Это не справедливо.
Я заказываю виски.
Пытаюсь избавиться от головной боли. Всё становится гораздо сложнее, чем минуту назад, и последнее, чего бы я хотел, – сочувствовать этому парню.
– Чего хочет Оливия? – не знаю, почему спрашиваю это у него, но могу думать лишь о том, как звучал её голос по телефону. Что она собирается мне сказать?
– Она хочет спасти то, что у нас есть, – отвечает он. – Прошлой ночью мы встретились, чтобы это обсудить.
За годы, проведенные с Оливией, я испытал так много видов боли. Худшая была тогда, когда я зашёл в номер отеля и увидел упаковку от презерватива. Это была ревность, разрывающая на части. Я подвел её. Пытался защитить, а она хотела саморазрушения, и я не мог её остановить, хотя любил её очень сильно. Сравниться с такой болью могла лишь та, когда я пришел в её квартиру и обнаружил, что она снова меня бросила.
То, что я ощущаю сейчас, возможно, гораздо хуже. Она уходит от меня, и у неё есть на это полное право. Нет ничего, чем я мог бы морально оправдать её побег ко мне от своего брака. Ной прав, но это не означает, что я собираюсь это принять.
За последние несколько месяцев мы узнали друг друга как взрослые, занимались любовью как взрослые, смотрели друг на друга как взрослые. И Оливия может отрицать это, пока её высокомерное лицо не посинеет, но мы взаимодействовали как взрослые. Как она может снова уйти от меня? Мы любили. Мы любим.
– Я должен поговорить с ней.
Я встаю, и он даже не пытается остановить меня. Они планировали это вместе? Что Ной придет и расскажет о её выборе? А я должен смириться? Очевидно, она забыла, что я готов на всё, лишь бы быть с ней. Бросаю «двадцатку» на стойку и ухожу.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Прошлое
За неделю до того, как мой ребенок вошел в этот мир, я получил звонок из офиса Оливии. Но не от неё. От её секретаря. Слава Богу, это была новая секретарша. Когда Оливия только пришла в фирму Берни, с ней работала другая, которая была больной на голову. Новенькую звали Нэнси, и она профессиональным тоном сообщила мне, что мисс Каспен попросила её сделать этот звонок. Три недели назад женщина по имени Анфиса Лисова связалась с Оливией, утверждая, что видела новость на CNN на русском языке. Она сказала, что является матерью девушки на фото рядом с Оливией, Джоанны Смит. Я чуть не выронил телефон.
Она хотела связать с девушкой, которая является её дочерью. Я упал в кресло и слушал рассказ Нэнси. Никто не знал, что Лию удочерили. Мы скрывали это от прессы и были осторожны, стараясь не допустить распространения информации. Это могло поставить под угрозу показания Лии, по крайней мере, так сказали юристы. Но мне казалось, это скорее поставило бы под угрозу психическое здоровье Лии. А больше ничего бы не изменилось. Кортни была овощем. Ее мать была алкоголичкой. Лия балансировала на грани здравого смысла. И она носила моего ребенка. Кем бы ни была эта женщина, я не мог подпустить её к своей жене.
– Она говорит, что отказалась от ребенка в шестнадцать, когда начала заниматься проституцией в Киеве.
Черт , черт , черт.
– Она летит в Америку, чтобы встретиться с Джоанной, – продолжила Нэнси. – Мисс Каспен пыталась её остановить, но та была настойчива. Она хотела, чтобы я позвонила и предупредила вас.
Черт. Почему она раньше об этом не рассказала?
– Всё в порядке. Подскажите, как я могу с ней связаться?
Нэнси назвала мне отель и номер рейса и прежде, чем положить трубку, пожелала мне удачи.
Сначала Анфиса должна была прилететь в Нью-Йорк, а на следующий день сесть на самолет до Майами. Не было сомнений в том, кто она такая. Кто ещё мог знать, что родная мать Лии в шестнадцать лет была киевской проституткой? Её родители уж точно никому об этом не говорили. Когда я попытался отправить письмо на электронный адрес Анфисы, который мне дала Нэнси, оказалось, что такого адреса не существует. Телефон также был недоступен. Я погуглил имя Анфисы, и поисковик выдал мне изображение прекрасной женщины с короткими рыжими волосами. В России она написала и издала три книги. Я ввел названия в переводчик, и узнал, что они означают: «Моя жизнь проститутки», «Младенец, пропитанный кровью», «В поисках Матери-России». За четыре года она не опубликовала ни одной книги. Я сразу же забронировал билет до Нью-Йорка. Моим планом было встретиться с этой женщиной, отправить её домой и вернуться назад к моменту рождения ребенка. У меня не было ни малейшего понятия, что она планировала получить от этой встречи, но тот факт, что семья Лии богата, не выходил у меня из головы. Ей нужна была новая история. Воссоединение с дочкой либо обогатило бы её, позволив взять творческий отпуск, либо же дало бы ей историю, которую она искала. Но Лия ни за что не захочет с ней встретиться, мать она ей или нет. И мне нужно, чтобы она сосредоточилась на собственном ребенке, а не на душевных переживаниях из-за матери. Я собирался позаботиться об этом. Предложить ей денег, если придется. Но потом родилась Эстелла.
Я сказал Лие, что отправляюсь в деловую поездку. Она расстроилась, но я уговорил её мать приехать на несколько дней, пока меня не будет. Мне не хотелось покидать Эстеллу, но какие ещё были варианты? Если я не остановлю эту женщину до посадки на самолет до Майами, то через несколько дней она постучится к нам в дверь.
Я собрал небольшую сумку, поцеловал на прощание жену и дочку и улетел в Нью-Йорк на встречу с Анфисой Лисовой – биологической матерью Лии. Я едва мог усидеть в самолете. В наш медовый месяц, через несколько дней после того, как Лия призналась, что её удочерили, я спросил, хотела ли она встретиться с родной матерью. Прежде чем последнее слово слетело с моих уст, она уже качала головой.
– Ни за что. Мне это не интересно.
– Почему нет? Разве тебе не любопытно?
– Она была проституткой. Мой отец – отвратительная свинья. Что в этом интересного? Посмотреть, похожа ли я на неё? Не хочу выглядеть как проститутка.
Все ясно...
Больше мы это не обсуждали. А теперь я здесь, чтобы со всем разобраться. Возможно, я слишком много выпил в самолете. Приземлившись, заселился в отель и поехал к ней. Она остановилась в Хилтоне, рядом с аэропортом. Нэнси не знала, в каком она номере. Я попросил администратора позвонить ей и сказать, что приехал её зять. Затем устроился в кресле холле рядом с камином и стал ждать. Она спустилась через десять минут. Я узнал её по фото, которое видел в сети. В жизни она выглядела старше: больше морщин у глаз и вокруг рта. Волосы крашеные, но не в рыжий цвет, а стрижка такая же короткая. Я всматривался в её лицо, ища схожие с Лией черты. Возможно, это игра воображения, но когда она заговорила, я заметил знакомую интонацию. Я встал, чтобы поприветствовать её, а она смотрела на меня совершенно спокойно. Мое внезапное появление не выбило её из колеи.
– Вы муж Джоанны? Так?
– Да, – ответил я, ожидая, когда она присядет. – Калеб.
– Калеб, – повторила она. – Я видела вас по телевизору. Во время суда. Откуда вы узнали, что я здесь? – у неё был сильный акцент, но её английский очень даже неплох. Она сидела прямо, не касаясь спинки кресла. И выглядела скорее как русский воин, чем как обычная русская проститутка.
– Зачем вы здесь? – спросил я.
Она улыбнулась.
– Нам стоит отвечать на вопросы друг друга, если мы хотим к чему-то прийти.
– Мне позвонили из офиса её адвоката, – сказал я, откидываясь в кресле.
– А, да. Мисс Оливия Каспен.
Боже. Её имя звучало красиво даже с русским акцентом.
Я никак не отреагировал на её слова.
– Может, нам стоит пойти в бар? Закажем выпить, – предложила она.
Я кивнул, сжав губы, и последовал за ней в бар отеля, где она села за столик рядом с выходом. После того, как бармен принес её водку и мой виски, она ответила на мой вопрос.
– Я приехала встретиться с дочерью.
– Она не хочет вас видеть, – произнес я.
Она сузила глаза, что снова напомнило мне Лию.
– Почему нет?
– Вы отказались от неё много лет назад. У неё есть семья.
Анфиса усмехнулась.
– Эти люди? Они не понравились мне ещё тогда, когда я отдавала её им. Уверена, мужчина даже не любит детей.
– Сложно хорошо думать о вас, когда вы отдали ребенка людям, которые даже вам не понравились.
– Мне было шестнадцать, и я спала с мужчинами, чтобы выжить. У меня не было выбора.
– Можно было отдать её более приятным людям.
Она отвернулась.
– Они предложили мне больше денег.
Я стукнул стаканом о стол сильнее, чем собирался.
– Она не хочет вас видеть, – строго сказал я.
Мое заявление немного её шокировало. Она опустила плечи, и её взгляд начал метаться по бару. Интересно, её гордая прямая спина была лишь для вида?
– Мне нужны деньги. Чтобы написать ещё одну книгу. И я хочу писать её здесь.
Так и думал. Я достал чековую книжку.
– Вы никогда не поедете во Флориду. И никогда не попытаетесь связаться с ней.
Она допила остатки водки как истинная русская.
– Мне нужно сто тысяч долларов.
– Как долго будете писать книгу? – я нацарапал её имя на чеке и взглянул на неё. Она же голодными глазами изучала листок в моих руках.
– Год, – заявила она, не глядя на меня. А я занес ручку над линией с суммой.
– Разделю сумму на 12 частей. Буду класть деньги на счет каждый месяц. Если свяжетесь с ней или уедете из Нью-Йорка, больше ничего не получите.
Она смерила меня взглядом, в котором было что-то, чего я не смог понять. Возможно, это было презрение. Ненависть из-за того, что в этой ситуации она будет зависима от меня. Досада от того, что шантаж сработал не так, как она рассчитывала.
– Что, если я откажусь?
Её вызывающее поведение было так похоже на поведение Лии.
– Она не даст вам денег. Просто хлопнет дверью перед вашим носом. Тогда вы не получите ничего.
– Ну что ж, зятек. Подписывай чек, и покончим с этим.
Вот так проблема была решена.
Я поменял билет и вернулся домой раньше. Больше от Анфисы ничего не было слышно. Я отправлял ей деньги даже после того, как мы с Лией развелись. Не хотел, чтобы её присутствие навредило Эстелле, даже если она не была моей. Через год она вернулась в Россию. Однажды я забил её имя в поисковик и узнал, что книга стала бестселлером. В конце концов, Лия, возможно, и услышит что-то о ней, но с меня хватит.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Настоящее
Я направляюсь прямо в её квартиру. Если она ещё не дома, я буду ждать её возвращения.
Но она там. А когда открывает дверь, всё выглядит так, словно она ждала меня. Её глаза и губы опухли. Когда Оливия плачет, её губы становятся больше и краснеют. Это самое красивое, хрупкое и женственное в ней.
Она отходит в сторону, впуская меня, и я прохожу мимо неё в гостиную. Она тихо закрывает дверь и следует за мной.
Потом обнимает себя руками и смотрит на океан.
– Когда ты уехала в Техас, после того, как мы... – делаю паузу, чтобы дать ей возможность понять, о чем я говорю. – Я приехал за тобой. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы преодолеть уязвленную гордость и найти тебя. Кэмми не хотела говорить, где ты, поэтому я просто оказался у неё на пороге.
Я рассказываю ей о том, как прятался за домом, когда увидел подъезжающую машину, и как услышал их с Кэмми разговор. О том, как постучал в дверь, когда она пошла наверх, чтобы принять в душ. Я рассказываю ей обо всем, но не уверен, слышит ли она меня, потому что её лицо застыло, а глаза не моргают. Даже её грудь не поднимается в такт дыханию.
– Я уже хотел подняться наверх, Герцогиня, когда Кэмми остановила меня. Она сказала, что ты забеременела после той нашей ночи. И рассказала мне про аборт.
Наконец статуя ожила. Свирепые глаза уставились на меня. Синий огонь – самый обжигающий.
– Аборт? – слово срывается с её губ. – Она сказала тебе, что я сделала аборт?