Текст книги "Арабская жена"

Автор книги: Таня Валько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Свадьба по-польски

В пятницу я сбега́ю с двух последних уроков – не могу дождаться встречи. Я не знаю, как отреагирует Ахмед на известие о моей беременности, мне страшновато говорить об этом, и я хочу одного: управиться с этим делом как можно скорее.

– Ты дома? – звоню я ему с вокзала.

– Ты что, уже едешь? – удивляется он.

– Я на месте!

– Но я заканчиваю в пять. Почему ты не предупредила, что будешь так рано? – В его голосе слышна озабоченность.

– Ничего страшного. Я приеду к твоему университету, отыщу какую-нибудь приятную кафешку и там подожду тебя. Я еще позвоню и скажу, где я, ладно?

– Договорились. Может быть, мне удастся вырваться пораньше. Я соскучился… – Последние слова он произносит страстным шепотом.

– Я тоже.

…Как же прекрасна студенческая жизнь! Я сижу за чашечкой кофе, вокруг меня – говорливая молодежь, и мне становится грустно при мысли о том, что я потеряла свой шанс продолжить образование и достигнуть чего-то в жизни. Мне осталось молиться о том, чтобы сдать выпускной экзамен. Ох, как же я усложнила себе жизнь! Обхватив голову руками, я предаюсь невеселым раздумьям.

– О чем думаем? – слышу я голос неожиданно появившегося Ахмеда. Он обнимает меня и целует в голову.

– О жизни… – Я печально вздыхаю.

Пристально смотрю на его осунувшееся лицо, силясь что-то прочитать на нем. Вроде бы тот самый взгляд, та самая мимика, но чувствуется какое-то отчуждение, будто между нами возникла невидимая стена. И этот шарф на шее, который плохо скрывает длинный свежий шрам…

– Эй, что с тобой? – в свою очередь беспокоится Ахмед. – Всего чуток не виделись, а ты изменилась. – Наклонившись, он смотрит мне в глаза – внимательно и напряженно.

– Ничего себе чуток! – с упреком говорю я. – Месяц – это ведь куча времени.

– Хорошо, что мы снова вместе. – Он берет меня за руку. – Пойдем ко мне домой. Вместе приготовим торжественный ужин.

– Нет, это даже к лучшему, что мы сначала встретились здесь, – холодно отвечаю я, отодвигаясь от него. – Нам нужно серьезно поговорить.

– Как хочешь. И о чем же пойдет речь? – обиженно спрашивает он.

– Вообще-то, я понятия не имею, как ты ко мне относишься и есть ли у тебя какие-то планы на будущее, связанные со мной, – начинаю я.

– Да, вижу, разговор действительно серьезный, – пытается шутить он.

– Не смейся надо мной! – не выдерживаю я и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

– Доротка, что случилось? Не ходи вокруг да около, а скажи напрямик, что у тебя на душе. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Я не раз говорил тебе о своих чувствах, и они не изменились.

– Да?! Но почему тогда ты дал мне ногой под зад? Подумать только, я вынуждена была умолять тебя об одной-единственной встрече! – тихо всхлипываю я.

Чувствую я себя по-идиотски, поскольку молодежь вокруг начинает обращать на нас внимание.

– Ты же знаешь причину, – рассерженно шепчет он. – Я хотел уберечь тебя. Я думал о тебе, а не о своем разбитом сердце.

– Но ты сделал мне больно! Что за дурацкое оправдание! – гневаюсь я. – Ради твоего блага я рублю тебе голову, продырявливаю живот, вырываю сердце! Все это – с мыслью о тебе! – передразниваю его.

– Не ори, на нас все смотрят. Неужели обязательно устраивать скандал? – нервничает он. – Если ты намерена говорить со мной в таком тоне, то я не хочу продолжать наш разговор.

– Ну да, это удобнее всего – самоустраниться. Использовать невинную девушку, а потом бросить ее. – У меня колотится сердце – от страха, что сейчас он встанет и уйдет и я больше его не увижу.

– Что-что? – холодно переспрашивает Ахмед, действительно собираясь уходить.

– Я беременна, – выпаливаю я. – И делать аборт не буду. – Прячу лицо в ладонях. – А теперь можешь идти.

За соседними столиками все резко замолкают. Значит, все-таки подслушивают!

Ахмед тяжело опускается на стул и смотрит на меня со снисходительной улыбкой.

– Этого я и ждал, – доброжелательно произносит он. – К этому я был готов. Правда, не был уверен, готова ли ты.

– Но почему же тогда ты оставил меня? – Я уже ничего не понимаю.

– Я дал тебе возможность выбора. После столь драматического происшествия именно ты вполне могла захотеть самоуст… самоустра…

– Самоустраниться, – подсказываю я ему и слышу смешки за своей спиной.

– Что ж, ты не дала мне шанса торжественно попросить твоей руки. Но теперь, – он повышает голос так, что его слышит все кафе, – я беру в свидетели всю студенческую братию и заявляю, что хотел на тебе жениться… с первого взгляда!

Все кафе, включая меня, заливается смехом.

– Совет да любовь! – кричит молодежь, поднимая бокалы с дешевым вином. – Так держать, старик! – слышны голоса парней, а кто-то басит: – Заварил, мужик, кашу – расхлебывай!

– Охотно, – покраснев, отвечает им Ахмед. – Увиливать не собираюсь.

Держась за руки, мы выбегаем из кафе прочь, на дождливую улицу.

– Вот видишь, – говорю я, – не все плохо относятся к арабам.

– Попробовал бы я выкрутиться или сказал бы тебе что-то грубое – уверяю, их реакция была бы совсем другой!

– Но ты…

– Но я люблю тебя и жить без тебя не могу. – Он заключает меня в объятия и целует до головокружения – прямо посреди улицы.

В тот же вечер мы едем ко мне домой. В руках у Ахмеда такой огромный букет алых роз, что самого его не видно. Впрочем, мама и так отлично знает, кто прячется за букетом.

– Доротка, ты могла бы и предупредить! – кричит она и бежит в одной лишь комбинации в ванную. – Я хотя бы подготовилась, – говорит уже из-за дверей.

– Да все в порядке, – уверяет Ахмед.

– Порядка как раз нет, уборку мы планировали на завтра, – оправдывается мама, уже одевшись и выйдя к нам. Ахмед протягивает ей цветы, она берет их, и ее глаза довольно светятся. – Вы садитесь здесь и включайте телевизор, а мы с Дороткой приготовим что-нибудь поесть.

Держа друг друга под руку, мы с мамой выходим в кухню. Как сближает людей горе! Я-то думала, что мы с ней настолько отдалились друг от друга, что наши отношения никогда не станут лучше. Знаю, маме хотелось бы, чтобы вся моя любовь и внимание принадлежали исключительно ей; но вот сейчас наконец она начала заботиться о моем будущем, моем счастье. Преисполнившись чувством безмерной благодарности, я целую ее в щеку.

– Ты довольна? – спрашивает она, едва мы переступаем порог кухни. – Что там? Рассказывай.

– Как видишь, довольна, – со смехом отвечаю я. – Он утверждает, что уже давно собирался попросить моей руки, но тот злополучный инцидент несколько охладил его пыл. Представь себе, он чуть было не умер от потери крови. Чудом выжил.

– Не стоило тебе так афишировать ваши отношения. Не стоило брать его с собой в школу. – Мать пожимает плечами. – Видишь ли, у здешних людей не слишком современные взгляды.

– Это я уже поняла.

Пожалуй, не стану напоминать о ее собственной первой реакции на Ахмеда. Сейчас мы с ней должны держаться вместе и быть заодно, а не начинать грызню между собой.

– Чем богаты, тем и рады, – говорит мать, приглашая Ахмеда к столу. – К сожалению, сегодня я не готовилась принимать гостей.

– Но я уже не гость, – заметил Ахмед, улыбнувшись до ушей. – Отныне я свой.

Он достает красивый маленький футляр, встает и отвешивает легкий поклон в мою сторону.

– Дорота, я уже говорил тебе, что собирался попросить твоей руки раньше, но некоторые… гм… неприятные происшествия привели меня в замешательство и… смешали мои карты… то есть планы… – Раскрасневшись, он путается в словах и отчаянно машет руками. – Если ты, несмотря ни на что, все еще хочешь быть моей женой, то я… буду польщен и очень счастлив.

Он раскрывает футляр и вынимает красивое блестящее колечко.

– Надеюсь, вы позволите? – обращается он к моей матери.

– А как же, как же иначе, – отвечает она, затаив дыхание.

В ее глазах слезы. Она отдает свою принцессу чужому мужчине, иностранцу, и наверняка тысячи ужасных сценариев будущего не дают ей сейчас покоя. Но мне в этот миг ничто не может испортить настроения; я – самая счастливая женщина на этой земле.

Вечер проходит в доброжелательной домашней обстановке. Мы не строим подробных планов, отложив это на потом. Ведь и свадьба не может состояться немедленно, хотя это было бы неплохо. Нам придется потерпеть, пока я не сдам выпускной экзамен, иначе меня вообще к нему не допустят. Что ж, два месяца подождем, да и у Ахмеда будет достаточно времени, чтобы оформить все необходимые бумаги. Мы пока не имеем представления, какие именно документы будут нужны, но уже представляем эту кипу бумаг.

Впервые Ахмед получает у моей мамы официальное разрешение остаться у нас на ночь. Предполагается, что он будет спать на полу в моей маленькой комнатке, но кто же в это поверит?.. Все просто замечательно.

– О свадьбе ты сейчас вообще не думай, – дружно убеждают меня мама и Ахмед. – Перед тобой – самый важный в жизни экзамен. Постарайся его сдать. На пересдачу времени не будет.

Но разве я могу зубрить школьные предметы, когда уже вскоре сбудется моя мечта? Свадьба! Как же мне не интересоваться ею? Это ведь мой праздник, самый счастливый день в моей жизни.

– О чем вы тут спорите? – Вечером я не выдерживаю и после целого дня зубрежки выхожу к ним в маленькую гостиную.

– Все выучила? – осведомляется Ахмед.

– Что, хочешь меня поспрашивать? – дразню я его.

– Договорились, в воскресенье с утра повторяем материал. Времени у тебя осталось немного.

– Да, а живот мой все растет. Я замечаю изумленные взгляды, и широкие свитера не спасают. Мне кажется, все уже знают, – признаюсь в своих опасениях я.

– Даже если и так, в ученическом кодексе нет параграфа, который бы гласил, что беременная ученица не имеет права сдавать выпускной экзамен. Я все узнала, – успокаивает меня мама.

– Все будет хорошо. – Ахмед сажает меня к себе на колени. – Хуже обстоят дела с документами, которые я должен предоставить. В этих ваших ведомствах все посходили с ума. От всех других иностранцев требуют лишь свидетельство о рождении и справку о том, что лицо не состоит в другом браке, а людей из моих краев проверяют по всем статьям, включая размер ботинок, шляпы и пениса.

Мы все заливаемся смехом.

– Значит, ты думаешь, что не успеешь все это уладить? – Я снова начинаю нервничать и чувствую, как к горлу подкатывает ком. Как легко сейчас вывести меня из равновесия! – Может быть, твое посольство чем-нибудь поможет?

– Ты шутишь? Господа из посольства только и делают, что отращивают животы на жирной польской еде, заколачивают сумасшедшие деньги и хлещут водяру на дипломатических приемах, – с отвращением произносит Ахмед. – Говорят, наш посол – законченный алкоголик! – возмущается он. – Мы ведь мусульмане, мы не должны пить спиртного… по крайней мере, не крепкие напитки и не каждый день. В нашей стране алкоголь запрещен!

– Ясно, потому они и расслабляются в чужих краях, – вставляет мама.

– Так и есть. Запретный плод сладок, – вздыхает Ахмед.

– Так что же будет? Что же будет?! – впадаю в панику я.

– Только спокойствие может спасти нас. – Ахмед крепко придерживает меня. – У нас ведь еще целый месяц.

– И что, тебе придется ехать туда и самому бегать по инстанциям, оформляя документы? – Мне становится страшно: вдруг он уедет и больше не вернется! – Я никуда тебя теперь не отпущу! – восклицаю плаксивым голосом.

– А для чего же, по-твоему, существуют родственники? – Он гладит меня по голове и хитро улыбается.

– Родственники? Ты мало мне рассказываешь о них, – говорю я, изумленная тем фактом, что у него есть родственники. – Если подумать, я ничего не знаю о твоей маме, о твоем отце, о братьях, сестрах…

– Они замечательные, но совсем не такие, как люди вашей страны, – задумчиво произносит Ахмед. – Они более непосредственны, искренни, доброжелательны. В моей стране никому не приходится просить о помощи: для нас, арабов, помочь в чем-то другому человеку – большая честь. Мы делаем это во имя Аллаха.

– А у нас все друг другу только завидуют и ставят подножки, – с грустью констатирует мама.

– Может быть, не всегда, но по большей части именно так все и происходит, – соглашается Ахмед. – Это печально, но в утешение вам я скажу, что таким образом дела обстоят не только в Польше – так во всех странах, где властвует коммерция. В погоне за карьерой, деньгами и общественным положением люди забывают о старых добрых обычаях.

– Хотелось бы мне увидеть эту твою отчизну! Молочные реки, кисельные берега… – говорю я.

– Мы туда поедем, не беспокойся.

– Не так скоро. Сперва нам предстоит пройти все брачные формальности, а это, как видишь, не очень-то просто. – Я охлаждаю его пыл: арабские страны вызывают у меня одновременно интерес и страх. О них ведь столько всего говорят…

– Моя сестра Малика работает в министерстве, причем не уборщицей, – заявляет Ахмед. Сейчас он пребывает в отличном настроении.

– О-о! – Мы с мамой приятно удивлены.

– Я уже говорил с ней. Все необходимые документы будут готовы в течение недели. Так что можно уже определять дату свадьбы и покупать платье.

Мы, словно малые дети, кричим и хлопаем в ладоши.

– Зачем же тогда было так пугать нас?! – Я бросаюсь на Ахмеда и прижимаюсь к нему округлившимся животом.

– Пойду-ка я в кухню готовить ужин. – Мама дипломатично оставляет нас, и в ее голосе я слышу удовлетворение.

Я касаюсь языком полных губ Ахмеда, затем впиваюсь в них страстным поцелуем, слегка покусывая. Не знаю почему, но сейчас меня переполняют мысли не о материнстве, а о сексе. Я стала невообразимо пылкой, даже развратной. Бедный Ахмед сперва боялся, что мы навредим ребенку, но однажды я взяла его с собой к гинекологу.

– Любовь, в частности физическая, – лучшее лекарство от стресса. Если только нет противопоказаний, а у вас я их не вижу. Итак, можете заниматься любовью сколь угодно часто. – Таковы были рекомендации врача, и с тех пор мы с Ахмедом весьма усердно их придерживаемся.

– Не стоит покупать или шить свадебное платье в нашем городке, – решительно говорит мама. – Тебе ведь придется раздеваться, и тогда ты уже ничего не скроешь. Люди станут трепать языками, сплетни дойдут до школы, и кто знает, что выдумает школьное начальство, чтобы усложнить тебе жизнь!

– И как же нам поступить? – спрашиваю я, отрываясь от учебников.

– Надо поехать в Познань и выбрать что-нибудь там. В Познани можно купить и готовые приглашения.

– Блестящая идея, – соглашаюсь я. – Когда мы едем?

– В ближайшие выходные.

– Позвоню Ахмеду и расскажу ему. – Я вновь поворачиваюсь к письменному столу.

– Да, и пусть он составит список своих гостей, чтобы я одним махом написала все приглашения.

– Спасибо, мама, ты у меня замечательная. О свадебном обеде я вообще пока не думала. Да и кого тут приглашать?

– С нашей стороны соберется человек двадцать, – говорит мать. Она выглядит счастливой и воодушевленной. – И отцу твоему следовало бы сообщить.

– Это твое дело. Для меня он не существует.

– Однако формальности необходимо соблюсти. Лишь бы только вместе с ним не явилась эта его молоденькая потаскушка! – Мама грустно вздыхает. – Ну, думаю, у него достаточно ума и совести, чтобы не брать ее с собой. Хотя от такого человека всего можно ожидать…

Суббота – идеальный день для совершения покупок. По-видимому, так считаем не только мы: город осаждают толпы народа. Я как раз нуждаюсь в небольшом отдыхе, да и в зубрежке пора сделать перерыв. Я уже не в состоянии усваивать даже простейшие правила, а о решении математических задач и говорить нечего. Хорошо, что у Ахмеда есть склонность к точным наукам и он помогает мне.

– Слушайте, – говорит Ахмед и предлагает нам с мамой блестящий план на сегодняшний день: – Поговорил я со своими однокурсницами, порылся в местных газетах и нашел несколько неплохих свадебных салонов. Там мы непременно подберем что-нибудь стоящее, а затем, дорогие дамы, я приглашаю вас пообедать в ресторане.

Мы оказываемся перед просторным салоном эксклюзивных моделей. Я смотрю на маму, на ее стоптанные туфли, затасканный свитерок и потертую юбку. Да и на мне вся одежда выглядит куцей и слишком тесной, будто с плеча младшей сестренки. Я неуверенно поглядываю на Ахмеда: кто-кто, а он выглядит прекрасно, и заметно, что одеваться он привык в магазинах высшего класса. На нем легкий весенний костюм в неброскую полоску, отглаженная рубашка, удачно подобранный галстук и блестящие кожаные туфли. Единственное, что немного не вписывается в образ, – это шелковый шарф на шее, с которым Ахмед с некоторого времени неразлучен.

– Кажется, этот магазин не для нас. – Я испуганно хватаю его под руку.

– Ну что ты выдумываешь?! – сердится он и упрямо стоит на месте.

– Здесь дорого, ужасно дорого! – лепечу я, не переводя дыхания.

– В конце концов, женятся люди раз в жизни. Не так ли, мама? – Он пытается найти поддержку у будущей тещи, но та молчит, рассматривая выставленные в витрине туалеты.

– Что-что? – наконец произносит мама.

– Милые дамы, заходим. – И Ахмед настежь открывает перед нами большие стеклянные двери.

Все, теперь назад пути нет. Я уже чувствую: выйдем мы отсюда не с пустыми руками.

Продавщицы сначала воспринимают нас с прохладцей, безжалостно оценивая взглядом. По их мнению, мы только морочим им головы. Все равно такие бедняки, как мы, купить ничего не смогут – лишь посмотрят, потрогают, помечтают… Такое отношение к клиенту всегда выводит меня из себя. Я принимаюсь выбирать вещи, не обращая внимания на цену.

– Рекомендую вот этот небольшой щадящий корсет. – Молодая девушка, единственная любезная продавщица в этом магазине, приносит мне резиновые трусики с высоким поясом. – Ты почувствуешь себя увереннее, если наряд будет скрадывать живот. Полчаса вполне можно выдержать.

– Вот, поглядите-ка! – восхищенно кричу я Ахмеду и маме. – Такой корсетик не только на свадьбу, но и на выпускной экзамен подойдет! То, что нужно!

Я прикусываю язык, но, как всегда, слишком поздно. Продавщицы посмеиваются в кулак, а мама заливается густым румянцем.

– Ох, Доротка, Доротка, – стыдясь, причитает она.

Нам удается купить абсолютно все в одном месте – начиная с платья невесты и костюма жениха и заканчивая приглашениями и декором для свадебного стола. Через два часа мы выходим, нагруженные покупками. Оставляем пакеты в машине Ахмеда и в отличном настроении отправляемся гулять по городу. Какой же замечательный все-таки у меня жених! Зная, что у мамы нет денег на элегантный туалет, он тащит нас в бутик и покупает ей шикарный костюм, а к нему, разумеется, туфли и сумочку.

– Не надо было, Ахмед, правда, не надо. – Маме неловко, но я вижу, что она довольна.

Я так счастлива!..

– Ахмед, Ахмед! – вдруг кто-то кричит прямо за нашей спиной.

Ахмед вздрагивает, но идет дальше, не замедляя шага.

– Ахмед, чтоб тебе пусто было, ты что, приятелей не узнаешь?! – Смуглокожий франт преграждает нам путь. – Как же так? Сколько лет, сколько зим! Куда ты подевался? – Похлопав Ахмеда по спине, он бросается ему в объятия.

– Ахлян, ахлян уа сахлян. – Обменявшись любезными приветствиями, они начинают забрасывать друг друга вопросами.

– А кто эта красивая блондинка, твоя спутница? – Незнакомый мне субъект в конце концов обращает на меня внимание.

– Это моя невеста, – поясняет Ахмед, почему-то потупив взгляд в землю.

– Тания? Везет же тебе, Ахмед! – Мужчина восторженно хлопает себя по бедрам.

– Нет, не Таня, а Дорота, – вмешиваюсь я, чувствуя какое-то беспокойство.

В эту минуту они оба разражаются безудержным смехом, хотя я не вижу в ситуации ничего забавного.

– Это такое арабское словечко, а вовсе не женское имя, – объясняет мне Ахмед. – Познакомься, это Махди. Когда мы с ним только-только приехали в Польшу, старались держаться вместе. Давно это было.

– Ну, не так уж и давно, – возражает тот и целует мне руку.

– Но что означает это словечко? – не могу успокоиться я.

– Что? Какое именно? – Похоже, сегодня Ахмеду не хочется быть переводчиком. – Это зависит от сочетания с другими словами… Знаешь, арабский – довольно сложный язык.

– Надо бы пообщаться, вспомнить старые дела. – Махди вновь хлопает его по спине. – А может, прямо сейчас куда-нибудь зайдем, посидим?

– Прости, у нас другие планы, – уклоняется Ахмед и добавляет напоследок: – Марра тания.

Мы в молчании движемся дальше. Идем обедать в модный ресторан в центре города. Но мое хорошее настроение почему-то испарилось, и в голове начинают роиться какие-то дурные мысли.

– А что означает по-арабски марра? – спрашиваю я, когда подают изысканное второе блюдо, которое, впрочем, застревает у меня в горле.

– У этого слова много значений, но в основном оно переводится как «раз».

– Тогда что означает марра тания? – продолжаю выпытывать, стараясь усыпить его бдительность.

– Ах ты хитрюга, хочешь изучать арабский? – довольно говорит он. – Марра тания – это значит «в следующий раз».

– Итак, тания – это «следующий» или «следующая»? – Я презрительно гляжу на него, а он только сейчас осознает, к чему я учинила этот допрос. Ловко же я его провела!

– Доротка… – Он кротко склоняется ко мне.

Мама поджимает губы и под столом больно наступает мне на ногу, и это, без сомнения, означает: «Молчи, идиотка!»

– Ну что ж… – Я взмахиваю рукой, довольная собственной сметливостью. – Мы ведь не будем жить прошлым, что было, то сплыло, не так ли?

– Мама, я вас прошу, – весьма серьезно и решительно говорит Ахмед. – На это я не соглашусь, даже не уговаривайте.

– Но… – не сдается мама.

– Это дискуссии не подлежит. В этом вопросе на уступки не рассчитывайте.

– Всего несколько бутылочек… это ведь не грех!

– Мама! – вмешиваюсь я, видя, что они друг друга не поймут. – Это наша свадьба. Очень тебя прошу, откажись от этой мысли. Ахмед этого не хочет, я его полностью поддерживаю – значит, решено.

– Но ведь это польская свадьба! – восклицает мать. – Перед людьми-то стыдно! Таковы традиции, а ведь ты, Ахмед, говорил, что для вас традиции святы, – напоминает она, хватаясь за последнюю надежду.

– Уважаемая мама, – Ахмед приподнимает брови, дивясь ее хитрости, – если ваши обычаи велят вам на свадьбах надираться в стельку, то я, с вашего позволения, терпеть этого не стану.

– Но…

– Ладно, я куплю хорошее белое и красное вино. Будет и шампанское. Но никакой водки! Здесь я стою на своем и не отступлюсь.

Мать уходит в кухню и там гремит кастрюлями. Ей хочется продемонстрировать нам свое неудовольствие, но прежде всего – выплеснуть злость. Что-то идет не так, как она хотела, с чем-то мы не соглашаемся, и осознание этого для нее нестерпимо. Я знаю, что не стоит верить этой уступчивости, кротости и великодушию, которые она проявляет в последнее время. Я хорошо изучила ее характер. Ей всегда нужно настоять на своем, поэтому спорить с ней и доказывать свою правоту бесполезно: только и делай, что выполняй ее распоряжения. Сейчас она поставила перед собой цель – выдать меня замуж хоть за кого-нибудь – и ради этой цели на время спрятала свои коготки. Осталось только проглотить последние наши капризы, наше своеволие – но зато потом… Что-то мне уже страшновато.

Перед церемонией бракосочетания я волнуюсь сильнее, чем перед экзаменом на аттестат зрелости. Экзамен прошел гладко, без стресса. Мне не важны были оценки – я ведь не собираюсь поступать в вуз и продолжать учебу; мне нужно было просто сдать этот экзамен, что мне и удалось. Проскочила побыстрее – и ладно. А вот свадебное торжество мне бы хотелось запомнить надолго. Оно должно быть безупречным.

Погода в день свадьбы ясная и солнечная – лето в этом году пришло в мае. Уже с утра на дворе двадцать пять градусов, и с каждым часом становится все теплее. Небо чистое и голубое, не дует даже легчайший ветерок. Но мама с самого утра ходит насупленная. Она надеется, что Ахмед, увидев ее недовольство, наконец смягчится. Но он не обращает на ее поведение никакого внимания – он занят мной и нашими друзьями, которые заранее пришли к нам домой, чтобы помочь с последними приготовлениями. Не знаю, как так вышло, но приглашенных оказалось больше двадцати; это самый пышный прием, который мы с мамой когда-либо устраивали.

Вдруг раздается звонок в дверь. Мы удивленно осматриваемся: вроде никого уже не ждем. Маленькая квартирка и так трещит по швам от количества гостей; трудно разминуться, проходя из гостиной в мою комнату, кухню или ванную.

Ахмед открывает дверь.

– Я не помешаю?

Высокий мужчина средних лет в темном костюме с белой гвоздикой на лацкане неуверенно переминается с ноги на ногу.

– Вы к кому? – удивленно спрашивает Ахмед и оглядывается, желая услышать от кого-нибудь подсказку; но все заняты и не замечают его замешательства.

– К Дороте, – робко отвечает гость.

– Жених, что ли? – шутит Ахмед, но заметно, что он обеспокоен.

– Нет, думаю, жених – это ты. А я всего лишь ее отец, – грустно улыбается пришедший.

– Прошу прощения, заходите, пожалуйста. – Ахмед делает приглашающий жест. – Мне ваше лицо показалось знакомым, но я не мог понять, кого вы мне напоминаете. Теперь понимаю. Дорота на вас похожа.

– Похожа? Не знаю. Мы с ней давно не виделись.

– Ты что здесь делаешь? – Я метнула разъяренный взгляд на человека, который оставил мою мать и бросил меня, будто маленького бедного щенка.

– Доротка! – с упреком шепчет Ахмед.

– Надо же, ты приперся именно сегодня, чтобы испортить самый главный день в моей жизни! – Я стою в белом платье из тюля и ору, словно цветочница на базаре.

– Это я его пригласила. – Мать проталкивается сквозь толпу гостей и становится между нами. – Ты говорила, что согласна.

– Нет, это ты говорила, что всего лишь известишь его! О приглашении речь не шла… Ну ладно… – Я машу рукой, поймав ее укоризненный взгляд. – Не помню. Может быть, я в тот момент готовилась к экзамену… или думала о чем-то другом.

– Лучше придержи свой язык, – отпускает колкость мама, оборачивается к моему отцу и говорит ему уже совсем другим, теплым голосом: – Входи. Я посчитала, что правильно будет, если ты приедешь на ее свадьбу.

– Спасибо. Большое тебе спасибо, но, наверное, лучше я подожду у бюро регистрации. Здесь я, кажется, лишний. – Он растерянно пятится к двери и почти убегает.

– Вот и отлично, – говорю я, крутнувшись на пятках.

– Нечего сказать, отличные манеры у твоей невесты! – с претензией в голосе говорит моя мать ни в чем не повинному Ахмеду, затем хватает сумочку и бросается вслед за бывшим мужем.

Да она же законченная идиотка! Стоит ему поманить ее пальчиком – и она упадет к нему в объятия. Ни капли собственного достоинства! Я возмущена и разгневана.

К ратуше мы подъезжаем на белом «мерседесе», украшенном воздушными шарами и бантами. В бюро регистрации браков людей тьма-тьмущая – как в центре Варшавы. Будущие молодожены нервничают и выстраиваются в очередь, гости теряются и смешиваются с толпой. Слышны какие-то возгласы, уговоры, цокот каблучков по мраморному полу и детский плач.

– Немного припаздываем. – Из зала высовывается голова швейцара. – Все хотят жениться именно сегодня! – хихикает он, но никому из ожидающих веселее не становится.

Мы с Ахмедом пристально смотрим друг другу в глаза, крепко держась за руки и не говоря ни слова. На его вспотевшем лбу пульсирует жилка, а шрам на шее приобретает темно-фиолетовую окраску и контрастирует с белизной воротничка. К сегодняшнему случаю уж никак не подходил шелковый шарф, под которым Ахмед обычно прячет шею. А впрочем, зачем же прятать, чего тут стыдиться?

Я едва дышу – живот мой перехвачен резиновым поясом, который я собиралась надеть «всего на полчасика». Смотрю на остальных невест: все взмокли от пота, праздничный макияж кое у кого начинает течь. Мы с ними подбадривающе улыбаемся друг другу. У одной бедняжки живот такой большой, что, кажется, из бюро регистрации она собирается ехать прямиком в роддом. Ей-то уж ни один корсет не поможет!

– Как ты себя чувствуешь? – Ахмед не сердится, он беспокоится о моем здоровье.

– Переживем, – невесело отвечаю я. Да уж, я ожидала чего-то совершенно другого! Так ведь часто получается: мы долго мечтаем о чем-то, а на деле оказывается, что мы слишком идеализировали абсолютно банальное событие. Здесь и сейчас я убеждаюсь в том, сколь обыденна вся эта брачная церемония. И мне уже хочется, чтобы все поскорее закончилось, хочется надеть кольцо, взять фамилию Салими и уединиться с Ахмедом в нашей замечательной съемной квартирке.

– Ух! Эх! – слышатся веселые выкрики.

Только что мы с Ахмедом, измученные и вспотевшие, с более чем двухчасовым опозданием входим в арендованный банкетный зал. Похоже, наши гости давненько уже начали развлекаться – выглядят они очень разгоряченными. Кажется, что мы им не слишком-то и нужны!

– Пожалуйста, не нервничай. – Я крепко сжимаю руку Ахмеда, заметив неудовольствие, даже презрение на его лице.

– Они что, не могли нас подождать? – Он неприятно удивлен. – Или это тоже здешние обычаи?

– Ты же знаешь, обычаи тут ни при чем. Просто в бюро регистрации нас с тобой продержали не полчаса, а два с половиной… – Я пытаюсь найти оправдание всем этим людям, которых сама же и пригласила… Впрочем, приглашала их не я, а моя мама.

– Они все уже надрались! – возмущенно кривится Ахмед.

– Послушай, сейчас подадут обед, а потом будут поздравления и торт. – Я держу обе его руки в своих, словно боюсь, что он сейчас развернется и убежит. – Сразу после этого мы с тобой можем уйти, и, поверь мне, наше исчезновение мало кто заметит. Мне тоже не хочется ни развлекаться, ни танцевать, – признаюсь со слезами на глазах.

– Кошечка моя, мы останемся здесь, потому что это наша свадьба, и поверь мне, я не допущу, чтобы тебе было неприятно. Это самый главный день в нашей жизни, и я никому не позволю испортить его. – Он тянет меня к столу, и мы садимся на почетные места.

– Мама даже не благословила нас хлебом и солью, – разочарованно отмечаю я очередную оплошность матери, пока она за милую душу пьет водку с моим отцом.

– Дома у нас есть и хлеб, и соль – если захочешь, я тебя угощу этими деликатесами. – Ахмед улыбается, пытаясь шутить, но я впервые замечаю в его глазах ледяной холод, особенно когда он наблюдает за моими родственниками. Я знаю, он никогда этого моей матери не забудет, и сама полностью разделяю его чувства.

С нашей стороны стола уже расхватали половину блюд, но это, кажется, никого не интересует. После длительного ожидания официантки приносят закуску – холодец из свиных ножек. А я ведь говорила матери: на столе не должно быть свинины! Ее злоба не имеет границ. Это она отомстила за водку, которая все равно льется рекой.

Мы с Ахмедом, обменявшись взглядами, понимающе усмехаемся и дружно отставляем в сторону тарелку с жирной закуской. Проголодавшись, мы хлебаем польский национальный супчик на курином бульоне, и я уже опасаюсь, что это и есть единственное «безопасное» блюдо.