Текст книги "Врата тьмы"

Автор книги: Таня Хафф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Роланд покачал головой.

– Слушай, я, кажется, понял. Ты не просил помощи у копов, потому что никто из них не способен ВИДЕТЬ?

– Правильно. А те, кто может, слепнут или выплевываются системой в два счета, потому что система интересуется Правосудием, но не Истиной.

«Крутая философия для человека, только что научившегося делать тосты», – подумал Роланд, опираясь на газетный стенд и тщательно оберегая голую кожу от контакта с раскаленным металлом.

– И что теперь?

– Будем ждать. Полиция уйдет – Тьма отлично сможет от них загородиться, а тогда мы…

И тут он замолчал, устремив взгляд на газету.

– Пойдем и поговорим с другими клерками?

– Нет. Это уже не нужно.

Роланд повернулся и стал изучать газету, пытаясь понять, откуда появилась эта новая нота в голосе Эвана. «Полиция усиливает поиск подозреваемого в убийстве» – гласил самый большой заголовок. «Но это мы и так знаем». Он подумал, как миссис Рут могла дать полицейским описание Адепта Тьмы, и тут заметил заголовок поменьше, почти скрытый отблеском солнца на стекле стенда: «Самоубийство горничной в отеле «Кинг Джордж»» – и забыл о своем вопросе.

– Он здесь, – произнес Эван теперь уже суровым и холодным голосом. – Пойдем. Должна быть другая дверь, где полиция нас не заметит.

– Отель большой, Эван. Как мы узнаем, на каком он этаже? В каком номере?

– Теперь, когда я знаю, что он здесь, – губы Эвана растянулись, обнажив зубы, – номер его я найду.

Они разыскали боковую дверь, совсем маленькую по сравнению с шикарным стеклянным и бронзовым главным входом, и проскользнули внутрь, стараясь незамеченными добраться до лестницы.

– В вестибюле он себя экранирует, – объяснил Эван, когда они поднимались по лестнице, – но у себя на этаже он вряд ли об этом побеспокоится. И останется след.

Роланд за каждой дверью ожидал увидеть на кремовых коврах липкие смоляные следы Тьмы, но когда Эван втащил его на шестой этаж и сказал «здесь», ничего подобного там не было: ни на ковре, ни на стенах цвета розовой лососины не было ни пятнышка. Тогда Эван протянул руку и провел по глазам Роланда, и тут Роланд чуть не исторгнул свой завтрак.

Адепт без раздумий двинулся по коридору, Роланд за ним, стараясь не отрывать глаз от его спины. И без того мелькавшее в боковом зрении было ужасно. Эван остановился, и Роланд поднял глаза. Медная табличка на двери гласила: «666».

– Ну что ж, по крайней мере у Тьмы есть чувство историзма, – шепнул Роланд себе под нос, гадая, что это: случайность, шутка или предупреждение. Если бы все это было в кино, сейчас ему полагалось бы завопить: «Нет! Не открывай!» Сквозь дерево и краску двери сочилась аура – скажем так, зла. Роланд проглотил слюну и облизал губы – от возбуждения, не от страха. Слишком нереальным все это казалось, чтобы бояться.

Эван приложил ладонь над замком, и дверь бесшумно распахнулась.

Повсюду в номере лежала Тьма. Она свисала с потолка эбеновой паутиной, растекалась лужами по полу. На стенах цвели огромные пятна плесени, в некоторых Роланду мерещились лица. Кондиционер исправно шумел, но в номере воняло стоячей водой и чем-то еще более противным.

– Ушел, – проворчал сквозь зубы Эван, медленно поворачиваясь в середине номера.

Роланд прикрыл рукой глаза, когда Эван полыхнул светом, и Свет выжег все следы Тьмы в комнате. И как ни хотел он, чтобы все поскорее закончилось, от сознания, что Армагеддон откладывается, он испытал такое облегчение, что колени задрожали. И тут раздался звук открывающегося лифта, и послышались голоса:

– Ради Бога, Джек, нам не нужно подкрепление для допроса подозреваемого. И к тому же, если он будет дергаться, я его пристрелю с удовольствием.

Копы, понял Роланд. И теперь испугался по-настоящему.

Схватив Эвана за футболку на спине, он притянул его к себе и в нескольких тщательно подобранных словах описал ситуацию. Эван не обратил внимания, и Роланд подумал о других не менее тщательно подобранных словах, которые ему хотелось произнести, хотя времени уже не было.

Эван явно не врубался, а голоса были все ближе. Коридор, вспомнил Роланд, тянется прямо и широко от номера до лифта. Выскочить незаметно просто невозможно. В отчаянии он оглядел номер. Спальня или ванная? Нет, это будет ловушка. За мебелью? Ничего такого большого, что не стояло бы вплотную к стене.

Может быть, действовать в наглую?

– Дверь открыта!

В наступившей тишине звук расстегиваемых кобур прозвучал слишком громко и абсолютно определенно.

Наверное, не стоит.

Роланд втолкнул безмятежного Эвана в единственное убежище, до которого мог добраться: встроенный гардероб возле двери. Следующие несколько секунд шума и замешательства он с закрытыми глазами молился.

– Удрал, кажется, – тихо сказал констебль Брукс, склонив голову и прислушиваясь к малейшему шуму.

Роланд старался заставить сердце биться не так громко. В любую минуту, в любую секунду эти спины в голубой броне могут повернуться – и все. Их задержат как пособников убийцы, и Тьма будет действовать без помех. Голосок у него в голове, вякнул «позор!» за то, что первое его интересует больше, чем второе, но Роланд велел ему заткнуться. Пнул локтем Эвана в ребра, но ответа снова не получил.

– Ты прав, наверное, – согласилась констебль Паттон. – Но давай все-таки проверим. Пошли.

«В спальню. Поверить не могу, они пошли в спальню!» – Роланд сильнее стиснул руку Эвана и положил другую ладонь на дверь шкафа. Через оставленную им тоненькую щелку немного увидишь, и он не знал, вошли ли уже полицейские в комнату. Он заставил себя ждать, пока часы у него на руке отсчитают пятнадцать секунд – самые длинные пятнадцать секунд в его жизни, – и потом рванулся, вытаскивая Эвана из шкафа, из номера, из коридора, и не останавливался, пока они оба не оказались на лестнице в сравнительной безопасности.

Ни выстрелов. Ни криков. Ни шума погони.

Напряжение отпустило, но осталась такая слабость, что ноги подкосились. Роланд прислонился к перилам, закрыв глаза и ожидая, когда пройдет вызванная адреналином дрожь.

– Роланд! Что с тобой?

– Со мной? – Роланд широко раскрыл глаза и впечатал Адепта в стенку, вцепившись ему в плечи двумя руками. – Ты где витал, мать твою! Отрубился в самый ответственный момент!

– Я искал нашего врага, – спокойно объяснил Эван, принимая злость Роланда, но не реагируя. – Мне казалось, я поймал след, но я ошибся. А зачем я был тебе нужен?

– Пока ты там странствовал, появились копы! Ты ведь говорил, что Адепт Тьмы должен был себя от них экранировать?

Эван не обращал внимания на впившиеся в его плечи пальцы Роланда.

– Он, видно, уходя, снял экраны.

Тут его лицо смягчилось.

– Так зачем я был тебе нужен? – переспросил он.

Голос Роланда поднялся до крика и загудел на лестничной клетке, как рой разъяренных пчел:

– Да чтобы вытащить нас оттуда на фиг!

– Так это ты нас вытащил? – Эван накрыл руки Роланда своими. – Спасибо тебе.

Роланд хотел выдернуть руки, но мышцы отказались повиноваться. Сквозь тонкую хлопковую футболку он ощущал тепло Эвана, и это тепло растекалось по его телу, во рту пересохло, дыхание пресеклось, а тепло пошло ниже, зажигая в нем ответный огонь.

– Эван, я… – Он не знал, что сказать, он мог только смотреть на пульсирующую на золотистой шее жилку, не решаясь поднять глаза на Эвана.

– Нет ничего постыдного в любви или в желании любви, – мягко заметил Эван, освобождая руки Роланда. – И нет вреда в желании без обладания, если тебе так хочется. – Эван приподнял бровь. – Хотя твое тело может попытаться убедить тебя в обратном.

Роланд почувствовал, как у него горят уши. Реакция его тела была слишком очевидной. «Дух немощен, но плоть сильна».

– Устремленное на меня желание не ранит мои чувства и не оскорбляет меня. – Эван улыбнулся гораздо мягче, без того ослепляющего жара. – Скорее даже наоборот.

Облизав губы, Роланд выдавил в ответ что-то вроде улыбки и медленно уронил руки вниз.

– Я только хотел приложить тебя головой о стенку. – Голос его дрожал. – Ты мне предоставил вытаскивать нас из дерьма одному.

Эван отбросил с глаз прядь волос.

– И ты оправдал мое доверие, – ответил он, уважая желание Роланда притвориться, хотя бы внешне, что ничего сейчас не случилось.

– Ну ладно, – Роланд поднял голову и расправил плечи, – давай выбираться, пока копы не стали обыскивать лестницу.

Эван кивнул, и они пошли пешком с шестого этажа. Знает ли Эван, подумал Роланд, как близок он был к тому, чтобы отбросить в сторону двадцативосьмилетний опыт социального и сексуального воспитания. Как это Эван сказал: «Нет вреда в желании без обладания». Хотелось надеяться, что Адепт прав: с желанием он еще кое-как мог смириться, но обладание – это уже выше его сил. С другой стороны, еще сутки назад он отрицал и желание. А не случится ли так, что еще через сутки…

На четвертом этаже на пожарную лестницу вышел человек в форме служащего и протопал, не глядя, мимо Роланда, мимо Эвана и лишь в некотором отдалении, но так, чтобы его наверняка услышали, буркнул:

– Опять эти пидоры на лестнице.

Если у него и было, что к этому добавить, оно потонуло в бешеном хохоте Роланда.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

– Так куда же он делся? – спросила Ребекка, подавая высокие бокалы с равным количеством бледно-зеленой жидкости и кубиков льда.

Роланд осторожно отхлебнул и скривился: травяной чай со льдом. Прекрасно. Собирался же он прихватить на обратном пути пару банок пива; вот теперь и расплачивается за провалы памяти.

– Он переехал в другой отель? – Ребекка устроилась на полу, прислонившись спиной к дивану и устремив взгляд на Эвана, сидевшего на подоконнике.

– Вряд ли. – Эван отпил длинный глоток с видимым, как отметил Роланд, удовольствием. – Наверное, поселился в частном доме.

Ребекка выкатила глаза.

– Но кто ж его пустит?

Эван вздохнул.

– Ты не представляешь, Леди, сколько людей были бы рады его принять. Он может прикидываться очень приятным.

– Предоставь мне комнату для гостей, и получишь свою долю, когда мы их сделаем! Так, что ли? – предположил Роланд.

– Что-то вроде этого, – кивнул Эван. Он повернулся к окну и тихо произнес: – «Опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если падши поклонишься мне».

Эван вздохнул, посмотрел на присутствующих, и глаза его затуманились.

– Ничего он, конечно, не даст, но смертные этого никак не поймут. А что я могу предложить взамен?

– Свою яркую личность? – предположил Роланд.

Эван удивленно глянул на Роланда, но тот лишь пожал плечами.

– Тошно смотреть, как сидит Адепт Света и сам себя жалеет, – объяснил он. На секунду подумал, не слишком ли далеко зашел, может быть, не так понял настроение Эвана. Но вряд ли – такое выражение лица он слишком часто видел в зеркале, чтобы ошибиться.

Эван скривился, хотел что-то ответить, но вдруг передумал и улыбнулся.

Роланд почувствовал, как расслабляются у него мышцы, – он и не знал, что они напряжены.

Ребекка, склонив голову, задумчиво жевала кончик своих волос – она не была уверена, что понимает разговор двух мужчин.

– Я в тебя верю, Эван. – Она протянула руку и нежно коснулась его колена.

Он накрыл ее руку ладонью.

– Это дает мне и силу, и радость, Леди.

Роланд, заворожённый переплетенными пальцами на переливающейся ткани джинсов Эвана, потянулся за гитарой. Этой музыке надо было дать голос. Зазвонил телефон.

– Чертвозьмитвоюматьнахрен!

Ребекка подскочила и удивленно замигала на Роланда. Она не любила, когда телефон разрывает на клочки мирную тишину. Но не знала, что и у других это вызывает те же чувства.

Телефон зазвонил опять.

– Наверное, это Дару, – сообщила Ребекка, вытягивая телефон из-под дивана. – Она всегда звонит в понедельник вечером, и я в понедельник, когда прихожу с работы, включаю телефон. Алло? – Ребекка отодвинула от губ микрофон. – Это Дару.

Роланд опустил лицо в ладони – музыка, дразня его танталовыми муками, танцевала уже в недосягаемости.

– Конечно, – буркнул он. – Кто же еще?

– Она сегодня не придет.

– Как? – Он поднял голову. – Дай-ка мне телефон.

И почти выхватив трубку из рук Ребекки, он гаркнул:

– Что значит – не придешь? Мы собираемся, чтобы мир спасти, а не гребаную партию в бридж сыграть!

– И отлично. – Голос Дару обрабатывал слова, как отточенная сталь. – Этим и займитесь. Вы идете спасать мир. А я пытаюсь спасать в нем людей!

И Роланд едва успел отодвинуть трубку от уха, когда Дару бросила свою с такой силой, что стук разнесся по всей комнате. Даже Том поднял голову от миски.

– Она, э-э, сегодня не придет, – сообщил Роланд, вешая трубку.

– Так я же это уже сказала.

– Ага. – Он запихнул телефон обратно под диван. – Я помню.

Ребекка повернулась к Эвану.

– А что мы будем делать без Дару? – озабоченно спросила она. У них все планы были рассчитаны на четверых.

– Роланду придется пойти с нами.

– К маленькому народцу?

– Да.

– Нет! – Роланд вскинул руки, когда взгляды серых глаз Эвана и карих – Ребекки остановились на нем.

«Им как что в голову взбредет, – рассуждал он, – они уже от этого не отступят. И их пристальное внимание начинает немножко утомлять».

Пока не появился Эван, Роланд не понимал, каким образом простота Ребекки может оказаться силой. Теперь он не понимал, как мог этого не понимать.

– Я не буду таскаться на разговоры с обитателями кустов и водостоков. Буду по прежнему плану слушать на улицах.

– Не хочется мне оставлять тебя одного, – сказал Эван, совершая одно из своих незаметных превращений в Эвантарина, Адепта Света.

– Дару одна, – напомнил ему Роланд.

– Зачем же подвергать опасности вас двоих?

– А Дару в опасности? – спросила Ребекка.

– В одиночку каждый из нас легкая добыча Тьмы.

– Снова печенье с предсказанием, – решил поиздеваться Роланд.

Эван прищурил глаза.

– И тем не менее это правда.

Послушай, если я тоже буду один, то у Дару шансы вдвое лучше, потому что он может отправиться за мной!

Теперь оба стояли, наклонившись вперед и оскалив зубы.

– А если он придет за тобой?

– Сможешь сразиться с ним за мое тело.

– Роланд, это не смешно!

– А я не шучу.

– Драться друг с другом вам нельзя! – Ребекка встала между ними. – Перестаньте немедленно!

Она так посмотрела на обоих, что они не решились продолжать.

– Прости меня, – первым сказал Эван. – Я не хотел тебя огорчить.

Роланд сделал долгий, прерывистый вдох.

– Я тоже не хочу тебя огорчать. Но я с тобой провел целый день. Мне надо хоть немного побыть одному. – В его голосе звучала просьба к Эвану – понять.

Неожиданно он нашел понимание у Ребекки.

– Иногда любовь к человеку так тебя расстраивает, что с этим трудно справиться, правда?

«Любовь? Неужто? И в самом деле это больше, чем просто сексуальная тяга?»

С любовью он, может быть, и сумеет справиться. Роланд заставил себя улыбнуться и срывающимся голосом ответил:

– Да.

Эван только вздохнул, но сказал всего лишь:

– Будь осторожен.

Хотя уже наступила ночь, дневная жара исходила из бетона и асфальта, и температура все еще оставалась высокой. Сотни голов качались над тротуарами, ведущими их от одного светлого пятна к другому, и десятки радиостанций орали из окон проезжающих машин. Запах пота и духов мешался с выхлопом автомобилей, создавая специфический аромат городской летней ночи.

Улицы стали другими! Влившись в толпу, идущую на юг к Йонг-стрит, Роланд кожей ощущал эту разницу. Прохожие, видимо, тоже, потому что в толпе почти не слышался смех и была она какая-то нервно-напряженная.

«Вы и знать не хотите, – сказал он им безмолвно. – Вы в самом деле не хотели бы знать, что это такое?»

Но он-то знал. Он знал, что где-то по городу бродит Тьма. И приди она к нему сегодня, он встретит ее в одиночку. Роланд смотрел на проносящиеся мимо лица, сменяющие друг друга как в калейдоскопе: глаза, носы, рты, щеки и подбородки, улыбки и гримасы, желтые, белые, коричневые, черные – в тысячах сочетаний.

«Мать твою! – Он опустил взгляд под ноги, желудок завязывался в узлы. – Я все равно его не узнаю, даже если увижу».

Ребекка была с Эваном. Дару – в приятной безопасности офиса. Он был один.

– С ума я съехал на фиг, – сказал он про себя.

Две молодые девчонки с опаской взглянули на него и отошли на безопасное расстояние.

Роланд подумал было остановиться и поиграть на Джерард-стрит, но запах из пиццерии так ударил по и без того натянутым нервам, что он пошел дальше на юг. На Эдвард-стрит сидел старик, с трудом извлекавший звуки из аккордеона, а на Дандес-стрит, у северного конца «Итон-центра», обосновался целый ансамбль из четырех инструментов с усилителями, и даже на углу шум был около ста децибел. Они орали тексты, в которых перемешались секс и боль, и Роланд, стараясь не слушать, пробился сквозь собравшуюся толпу. Минуя наркоманов и побирушек, бродяг и шлюх, он стремился в относительную безопасность своего постоянного места на Квин-стрит.

На той стороне улицы двое ребят никак не старше пятнадцати покупали пакетик у пожилого мужика в черном кожаном пиджаке. Все это делалось в открытую, все знали, что в чужие дела никто не полезет. Роланд скрипнул зубами и прошел мимо. «А я-то хороший. – Он так стиснул ручку футляра, что пластик врезался в ладонь. – И мы еще удивляемся, кто призвал сюда Тьму. Да каждый из нас, сволочей».

От злости, пусть даже на себя, он почувствовал себя сильнее и попытался это чувство сохранить.

На излюбленном его углу стоял человек. Распустив по спине длинные немытые патлы, переступая вылезающими из грязных джинсов босыми ногами и сверкая свежевыкрашенным красным крестом на засаленной футболке, мужик орал:

– Близок, близок, – голос оказался неожиданно глубоким и грудным, – близок конец мира!

– Только этого мне не хватало! – застонал Роланд. – Господи, только не сегодня.

Стараясь не глядеть на психа, Роланд перепрыгнул лужу блевотины – запах был заглушён сотнями других – и направился к другому излюбленному месту.

На широком открытом пространстве конца Бэй-стрит возле Симпсон-Билдинга примостились отчаявшийся с виду продавец цветов и лоточник, с горячими сосисками; медленный поток туристов направлялся к старому и новому Сити-холлу. Роланд аккуратно положил футляр на мостовую, вынул Терпеливую и оставил футляр лежать раскрытым. Подстроил гитару, перехватил взглядом проходящую молодую женщину – ее груди под тонким полотном, казалось, прошептали ему несколько слов – и вдруг меланхолично заиграл «Если».

Играя и произнося слова автоматически, он ловил обрывки разговоров.

– …до девяти сорока не начнется, я смотрел по газете.

– Ну, он говорит, что ты, просто деловой завтрак…

– Послушай, Мардж, давай договоримся. Ты мне позволишь оставить бороду, а я позволю тебе проколоть уши.

– …на первой странице про самоубийство горничной сегодня утром.

Эти двое шли медленно, и Роланд навострил уши, пытаясь разобрать остальное.

– Так это же не самоубийство. Просто какой-то нарк вмазался слишком сильно.

– Посыльный вкалывает себе в вену почти грамм героина – и это тоже случайность? По-моему, что-то там творится, в «Кинг Джордже».

– Думаешь? Да кто ж их, нарков, разберет?

«И правда, кто?» – думал Роланд, отпуская от себя песню. Этого посыльного они сегодня видели? Могли бы спасти? Отогнав навязчивые мысли, он попытался похоронить свои чувства в сарказме. «По крайней мере этот тип оставил след».

Не помогло. Сарказм оказался слишком хилым костылем для того груза, что давил теперь на него.

«И мы все время на один труп отстаем».

– И что ты тут делаешь, интересно знать?

Роланд повернулся и уткнулся гитарой в живот одного из самых жирных копов, которых когда-либо видел. Вид у мужика был такой, будто он только что вылез из комедии Берта Рейнолдса – весь, вплоть до свинячьих глазок, выглядывающих из складок жира.

– Я тебя спрашиваю, парень!

И даже говорил он, как в плохой комедии Берта Рейнолдса, но у Роланда не было ни малейшей охоты смеяться. Такому типу дай дубинку и право ею орудовать, так он это сделает не задумываясь.

– Я что-нибудь нарушил, офицер? – Роланд старался говорить спокойным, ровным голосом, без малейшего намека на что-нибудь похожее на оскорбление. Если этого человека прислала Тьма, ей не пришлось много трудиться.

– А если бы ты не нарушил, стал бы я тратить на тебя время? Ты тротуар перегораживаешь. Проходи давай.

А за словами ясно угадывался подтекст: «Давай, хипарь вонючий, побазарь. Я тебя с дерьмом смешаю, и ты это не хуже меня знаешь».

Много лет назад Роланд мог бы и возразить. Пешеходы его легко обходили, и никто не жаловался. И много лет назад такой спор закончился проведенной в кутузке ночью и тремя сломанными ребрами. Он присел, уложил гитару в футляр и застегнул замок.

Фараон стоял и глядел ему вслед, и Роланд мог видеть его до тех пор, пока эту тушу не скрыл поворот на Бэй-стрит.

Под грохот подземки, сотрясавший весь западный склон долины Дон-Вэлли, Эван с Ребеккой проползли сквозь дыру в изгороди и вскарабкались по массивной цементной опоре виадука Блур.

– Посмотри на растения! – крикнула Ребекка, перекрывая шум рельсов.

Вопреки постоянному грохоту и вибрации виадука сверху и облаку выхлопных газов с Бэйвью-авеню снизу свежая зелень покрывала землю роскошным ковром. И даже палящая жара последних дней не смогла с ним совладать.

– Это тролль за ними ухаживает. Работа у него такая. – Поезд уже проехал, и последнее слово упало в относительную тишину. Ребекка хихикнула и добавила: – И за мостом тоже он смотрит.

Эван проследил взглядом по всей длине массивной колонны до верха, где под углом уходили в ночь стальные опоры, и снова глянул на землю. Тролль был их последней надеждой. Никто из серого народа, с которым они сегодня говорили и кого предупреждали, ничего не знал. Некоторые просто не хотели разговаривать и молча пожимали плечами. Серый народец в городе был в основном молод и мало чем интересовался, кроме своих собственных дел. А более взрослых, более серьезных созданий было мало и становилось все меньше.

Внимание Эвана привлекло дерево, стоящее там, где, казалось, дереву расти не следовало. Он прояснил свой ум, и тролль грациозно наклонил голову.

Тролль умел держаться так, что создавалось впечатление высоты, хотя он не был особенно высоким и массивности, хотя и массивным он тоже не был.

Улыбнувшись, Ребекка шагнула вперед.

– Лан, – она положила ладонь на руку тролля выше локтя, и мох, который тот носил вместо шерсти, мягко поддался, – это Эвантарин. Он мой друг.

Тролль это не спеша обдумал, пока над ними проносился очередной поезд подземки. Глаза его, лишенные белков, внимательно изучали Адепта. Потом он снова кивнул.

– Тьма пришла на эту землю, – начал Эван, но тролль остановил его жестом узловатой руки. – Если ты знаешь, – спросил Эван, – почему ты не ушел спасаться? Тролли несут в себе достаточно Света, и если посланец Тьмы тебя уничтожит, сила его возрастет.

– Я тут вне опасности, – улыбнулся тролль; голос его звучал медленно и уверенно, как река, впадающая в море. – Эта небольшая Тьма меня не тронет. Она знает, что для нее я слишком силен. Она не будет тратить силы, нужные ей для борьбы с тобой. Даже если падут барьеры и придет большая Тьма, я не брошу свой сад.

– Мы хотим остановить Тьму, Лан, – серьезно сказала Ребекка. Ей было приятно, что тролль сегодня не прочь поговорить. Иногда она приходила, и они часами сидели молча. – Эван уверен, что тролли мудры. Ты знаешь что-нибудь, что может нам помочь?

– Я знаю, как помочь расти тому, что растет. Я знаю мосты. – Он повел рукой и расправил согнувшийся под ветром крохотный росток. – Много лет я не думаю ни о чем другом.

– Может быть, теперь настало время, – мягко заметил Эван.

Тролль посмотрел вдоль виадука на две огромные арки и две поменьше, поддерживающие концы моста, потом снова на Эвана. Под его тяжелым взглядом Эван поднял подбородок и расправил плечи.

Тролль опять остановил его жестом массивной руки.

– Нет надобности показывать мне сияние славы, Адепт. Я хаживал путями Света. Леди… – Эван вздрогнул, услышав от тролля имя, данное им Ребекке. – Там в плюще застрял птенец. Он выпал из гнезда, а я слишком тяжел, чтобы туда взобраться.

– Хочешь, я сделаю, Лан? – Ребекка даже слегка подпрыгнула.

– Если можно.

– Я сразу же вернусь, Эван!

Она вскарабкалась по круче и исчезла у основания опоры моста, явно зная дорогу в плюще, о котором говорил тролль.

Они переждали, пока прошел еще один поезд, окутавший их волной грохота, и потом тролль произнес:

– Если победишь, возьми ее с собой.

– Что?

– В другие времена она могла бы укорениться, ее простота не помешала бы, но теперешнее время постоянно подрубает ей корни. Оно к ней жестоко, а я желал бы для нее мира. Сделай это – и я твой должник.

Захваченный врасплох, Эван повернулся и отошел на несколько шагов. В прошлом уже случалось и людям проходить сквозь барьеры, хотя и очень давно.

Он примерил Ребекку к тому миру, из которого явился, и она пришлась ему впору.

«Быть может, потому меня к ней так тянет, что она напоминает мне о доме».

Он вздрогнул, представив себе, каково бы ему было застрять в этом мире, и восхитился, что ее чистота и ясность так долго оставались нетронутыми.

– Это должен быть ее выбор, – тихо ответил он. – Но если мы победим, я попрошу ее пойти со мной.

– Если ты потерпишь поражение, Адепт, вопроса больше не будет.

«Самый большой в мире книжный магазин» был еще открыт и втягивал медленный поток покупателей, хотя ничего подобного толпам, слоняющимся по Йонг-стрит в квартале отсюда, тут не было. Прижав к груди Терпеливую, Роланд просто пробежал пальцами по струнам, успокаивая расходившиеся нервы. Его осторожность по отношению к полиции могла быстро перейти в злобный страх, если он позволит себе распуститься, а этого ему не хотелось.

К тому же от подозрения, что Тьма невидимо находится рядом, пользуясь его незащищенностью, спокойствия не прибавлялось.

– Садись в машину.

Роланд хотел было сказать, что дверцей зажало куртку и ее не вытащить, потому что руки скованы наручниками за спиной, как на его плечо обрушилась дубинка. Он попытался вывернуться, упал и сбил с ног полицейского. По спине, по ребрам, по ногам, по голове – он потерял счет ударам.

Сопротивление работникам правопорядка, было сказано в суде. Нападение на офицера полиции. И напарник того копа, который тогда только смотрел, опять промолчал. По молодости Роланду тогда дали условно. Только-только пятнадцать ему стукнуло.

– Значит, мешаем движению?

Струны врезались в непроизвольно стиснувшиеся пальцы, когда Роланд обернулся. По боку потекла струйка пота, но не от жары. Их было двое, они стояли почти вплотную, так что был слышен запах мыла и лосьона после бритья.

Который повыше, рыжий, вытащил блокнот. Страх он распознавал сразу, а страх, по его глубокому убеждению, означал вину.

Дару со вздохом отпихнула стопку папок на край стола. Всю писанину, которую могла, она закончила, но ее еще будет много после походов в суд и посещений подопечных. Неделя уже забита, но это не значит, что не возникнет новых проблем, новых людей, которым нужна помощь, новых битв, в которых придется драться.

Выключив настольную лампу, она вдруг поняла, что в помещении осталось только дежурное освещение.

– Десять сорок? – поразилась она, схватившись за часы, будто сама была в этом виновата. Голос ее отлетел от стен и затих вдали, и тут Дару поняла, что единственный слышимый звук – это биение ее собственного сердца. – Похоже, я опять последняя на всем этаже.

Дару встала, прихватила сумку и пошла к лифтам, аккуратно прокладывая себе путь по забитым узким извилистым коридорам, которые в этом тусклом свете казались еще уже и теснее. Тишина была столь пронзительной, что Дару подумала, уж не одна ли она во всем здании.

Нажав на кнопку лифта, она стала ждать. Ждать. Ждать. Бывало, лифты случайно отключали, и ей приходилось пилить семь этажей вниз по скупо освещенной лестнице. Терпеть не могла Дару эту лестницу; там было видно на один пролет вниз и на один пролет вверх, а самый тихий звук перекатывался от стены к стене и никак не замолкал, создавая мнимые опасности и маскируя реальные. Звоночек прибывшего лифта заставил ее подпрыгнуть. Войдя внутрь, она обругала себя за то, что дергается от звука, который слышит сотни раз на дню.

Подземный гараж был ярко, почти резко освещен, и остро выделялись края предметов. Дару сощурилась, и, плюнув на предупреждение пешеходам ходить только по дорожкам, пошла напрямик через пустую стоянку туда, где оставила машину. Обогнула угол, остановилась и выругалась. Там не было света.

Дару обернулась. Из открытой двери лифта ложилось тусклое желтое пятно. «Надо бы подняться в холл и сказать охраннику». Но, пока она смотрела, двери закрылись, лифт зашумел и пополз вверх. За спиной осталась тьма.

Всего в тридцати футах стоял ее потрепанный пикапчик – тень в темноте. Когда вернется лифт, она уже может сидеть в машине и ехать домой. Дару сделала шаг, второй, удивляясь, как быстро вошла в полную темноту. Должен же сюда доходить хотя бы отсвет от остальной части гаража.

Машину она нашла коленкой.

– Черт побери!

Слово упало в темноту и растаяло.

Одной рукой выуживая в сумке ключи, другой она водила по дверце в поисках ручки. «Тысячу раз уже открывала я эту хреновину… а, вот она». Прижав палец к щели замка, чтобы не потерять, Дару вытащила связку и вставила ключ в скважину. На полпути его заело, а от нетерпеливого рывка вся связка звякнула о бетон.

Обругав себя как следует, Дару упала на колени и стала шарить вокруг. И вдруг застыла с распростертыми руками и растопыренными пальцами, почуяв, что она больше не одна. Волосы на затылке зашевелились, дыхание прервалось, обострились все чувства. Тогда она услышала тихий, почти шелковый звук. И еще раз, только уже ближе.

Тогда она вспомнила, что по городу бродит Тьма.

В поисках ключей Дару лихорадочно скребла пальцами по бетону, заглушая прочие звуки. Ей уже не надо было их слышать, чтобы знать: это все еще здесь. Кончик пальца коснулся металла. Оставляя клочки кожи с костяшек на шероховатом бетоне, она сгребла ключи и кое-как вскочила на ноги.

Потом не могла найти ручку…

Потом не могла найти замок…

Потом проклятый ключ не подходил…

Потом что-то коснулось ее спины.

Она взвизгнула и обернулась с поднятой рукой.

– Поосторожнее, мисс! Я просто думал, что вам тут не помешает свет. – Охранник поднял фонарик и посветил на дверцу.

Дару сделала глубокий вдох и заставила себя перестать дрожать. Старик понимающе улыбнулся – ее реакция его не удивила и не огорчила.

– Тут сильно жуткое место, когда света нет, – добавил он, оглядевшись вокруг.

Она проследила за его взглядом, отметив, что тьма стала скорее серой, чем черной. И машина была видна, не отчетливо, но все же видна. Облизнув пересохшие губы, она кое-как пробормотала «спасибо», отперла дверцу и забралась внутрь. И отъезжая, увидела – или подумала, что видит, – в свете фар тень там, где никакой тени быть не должно.