Текст книги "Врата тьмы"

Автор книги: Таня Хафф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Роланд остановился сразу у входа в квартиру Ребекки и вытаращил глаза. Косметическая уборка, произведенная ими перед уходом к миссис Рут, оставила лишь чуть меньший хаос, чем увиденный, когда они пришли первый раз. Теперь же порядок был безупречный. Всю грязь с пола смели, а сам пол намазали мастикой и натерли до теплого блеска. Растения стояли на полке напротив окна аккуратной зеленой стенкой. Разбросанные клочки занавеса… Он прислонил к стене гитару, пересек комнату и вгляделся пристальнее. Крошечные стежки соединили обрывки почти невидимыми швами.

– Не может быть, – буркнул он себе под нос, скорее для проформы. Этот вечер, во всяком случае, научил его, что слова «не может быть» редко имеют смысл. Обернувшись, он увидел, как Ребекка взяла со стола миску с фисташковыми скорлупками, и вышел за ней на кухню. Там все сияло.

– Что тут произошло? – спросил он, отступая назад. В кухне было слишком мало места для двоих.

– Квартиру убрали, – ответила Ребекка, высыпая скорлупки в ведро.

– Это я вижу. – Роланд глубоко вдохнул. Даже пахло чистотой. Не очистителем, не стиральным порошком – просто чистотой. – Но кто это сделал?

– Не знаю. – Ее голос звучал глухо из-за стенки холодильника. – А это важно?

Он оглядел сверкающую комнату и пожал плечами.

– Нет, наверное, – должен был признать он. В сегодняшнем вихре событий волшебная горничная была в порядке вещей. Он мысленно потрепал себя по плечу за умение с ходу принять очередную странность. И тут Роланд вспомнил о пятнах крови на постели.

Двойные двери, отделяющие альков и ванную от остальной части квартиры, были почти закрыты. Левая, заметил Роланд, была заперта на засов. Правую он осторожно приоткрыл.

В неясном свете из гостиной можно было разглядеть двуспальную кровать Ребекки. Она осталась на своем месте. Аккуратно протиснувшись между ней и стеной, он стал по памяти нащупывать шнурок выключателя бра. Несколько раз он провел рукой по стене, наконец попал на шнурок и дернул его вниз.

Светло-зеленое одеяло – то самое светло-зеленое одеяло – выглядело как новое. Не было и намека на то, что несколько часов назад на нем умер маленький человечек по имени Александр. И Роланд готов был поспорить, что на простынях тоже не осталось никаких следов.

Том поднял голову с лап и глянул на свет.

– Я думал, ты убрался, – пробурчал себе поднос Роланд.

Том зевнул, облизнулся острым язычком, явно игнорируя предположения Роланда. Потом устроился во впадине между двумя подушками, как будто собрался остаться на ночь. И только легкое подергивание белого кончика хвоста говорило о том, что он все еще помнит о существовании Роланда.

Подавив искушение дернуть за этот пушистый флажок, Роланд заглянул в ванную – как и ожидалось, безупречный порядок – и вошел в большую комнату.

– Если хочешь, чтобы свет был потушен, – сказал он коту, проходя мимо, – можешь встать и выключить сам.

Ребекка наполовину высунулась из окна.

– Что ты делаешь?

Она выпрямилась и отвела с лица кудряшки.

– Ставлю молоко для малышей.

– Как?

Она терпеливо повторила.

– Понял. А зачем?

– Потому что они его любят.

Роланд глубоко вздохнул. А почему бы нет? Ему все равно придется привыкать в своей дальнейшей жизни к отсутствию объяснений.

– Ты уверена, что Адепт Света придет сюда? – спросил он.

– Конечно. Даже если Иван не скажет, кто его послал и не даст моего адреса – потому что не знает его, – у нас есть нож, он посланца притянет.

Это звучало разумно. Если подумать, то даже чертовски разумно, а до сегодняшнего вечера Роланд считал, что Ребекка и разум – понятия взаимоисключающие. Либо она оказалась умнее, чем можно было заключить из прежних наблюдений, либо он не так хорошо разбирался в ситуации, как ему представлялось.

«А то и все вместе», – если быть до конца честным.

На проходе, все еще застегнутая на «молнию», лежала сумка. Роланд носком туристского ботинка запихнул ее под стол. Нечего ей лежать посреди комнаты, где она может привлечь не только Свет. Он кинул подозрительный взгляд на землю в цветочных горшках.

Ребекка зевнула, и Роланд вдруг почувствовал сильную усталость.

– Я спать иду, – сообщила она. – Когда Свет придет, пусть меня разбудит.

Они оба считали само собой разумеющимся, что Роланд останется на ночь.

– Ты хочешь спать со мной?

Роланд захлопнул рот, глубоко вдохнул и твердо приказал себе выбросить из головы грязные мыслишки. Лицо у Ребекки было невинным и непорочным, как у ребенка: открытое, доверчивое, усеянное по носу и щекам трогательными веснушками – почти как на рекламном плакате. Зато тело… Тяжелые груди, соски просвечивают сквозь лифчик и майку, и поверху их окружия обсыпаны теми же веснушками. Ниже потрясающе тонкой талии широкие бедра, плавно переходящие в мускулистые ляжки. Чуть пухловата для этого века всеобщего похудения, но плоть тверда и формы в высшей степени женственны.

«Когда этот ребенок говорит «спать», то имеется в виду именно спать, развратник ты этакий. Ничего другого».

– Да нет, спасибо. Я здесь, на диване.

– Ладно. – Ребекка снова зевнула и направилась к кровати. – Спокойной ночи, Роланд.

– Спокойной ночи, детка, приятных снов.

– У меня сны всегда приятные.

Роланд усмехнулся. Он снова услышал Ребекку, которую знал всегда, и это помогло избавиться от видения форм новой, другой Ребекки. Он проверил, заперта ли дверь, вынул из футляра Терпеливую и выключил свет. Устроившись на диване, достаточно длинном даже для его шести футов, он стал подбирать спокойный мотив. Играть в темноте Роланд научился много лет назад.

Заскрипел матрас (Ребекка забралась на кровать), и раздался голос хозяйки:

– Подвинься, Том, не будь свиньей. Все место занял.

«Хорошо, что я не согласился. Чего мне сегодня только не хватало, так это драки с котом».

Руки сами выбрали мелодию, и он вдруг понял, что играет старый хит из «Айриш Роверс».

«Ну нет, – одернул он сам себя, уводя руки от этой мелодии. – Уж слишком это по теме».

– Темно тут сегодня.

Констебль Паттон высунулась в открытое окно полицейской машины и прищурилась.

– Тут всегда темно, – заметила она с раздражением. – Слишком много этих чертовых деревьев.

На этом участке легко было забыть, что они едут по центру большого города. Роуздейл-Вэлли-роуд шла по дну одного из многочисленных торонтских оврагов, и по обе ее стороны громоздились массивные деревья, они затеняли проходящий через их царство разлом и заслоняли редкие уличные фонари, недвусмысленно давая Человеку понять, что он всего лишь нежеланный гость – по крайней мере здесь.

– Гоночные фары, – буркнула Паттон. – Что нам нужно – так это гоночные фары.

– Слишком ты беспокоишься.

– Это ты слишком спокоен. – Она резко отвернулась от окна к напарнику. Эта пьеса была знакома обоим и разыгрывалась не реже одного раза в дежурство. Может быть, она слишком беспокоится, но для полицейского это лучше полного спокойствия. – Не забудь притормозить прямо перед мостом.

Констебль Джек Брукс усмехнулся, но улыбку скрыли пушистые усы.

– Думаешь, они вернутся?

Она пожала плечами.

– Кто знает? С бродягами никогда не поймешь. Одно я знаю – слишком здесь все пересохло, чтобы костры жечь.

– С этим трудно спорить, Мэри Маргарет.

Паттон возвела очи к небу. Этот сукин сын продолжал называть ее полным именем и отказывался говорить просто Мардж, как все остальные.

– Это тебе-то трудно спорить? – возвысила она голос. – Да ты готов спорить с чем угодно, чтобы я ни ска… О Господи!

Она вцепилась в приборную доску, когда Брукс вильнул в сторону, пытаясь уйти от сверкающей белой фигуры, вдруг вырвавшейся из-за деревьев. Но та оказалась слишком близко. И скорость была слишком велика.

Раздался звук удара о крыло и двойной глухой стук – под передними и задними колесами.

Брукс отчаянно затормозил, проклятия слились с визгом резины по асфальту. Оба офицера схватили шляпы и дубинки и выскочили на дорогу. В пятнадцати футах от себя они увидели, на что налетели. В ночной темноте виднелась бледная скорченная масса на асфальте. Они остановились, зная, что живым это быть уже никак не может.

– Большая белая собака? – предположил Брукс.

– Может быть. – Паттон перевела дыхание. Ей всегда было легче иметь дело с мертвыми людьми, чем с мертвыми животными. – Подойдем.

Брукс подошел первый, опустился на колени и застыл. Его глаза быстро приспособились к темноте, и он теперь ясно видел, что они сбили. Это существо было не более трех футов в холке, изящные ноги кончались тонкими раздвоенными копытами. На точеной голове между бровями выступал витой хрустальный рог. На Брукса смотрел агатовый глаз, в нем светилась боль, и Брукс понял, что зверь еще жив, хотя взор его тут же стал тускнеть.

– Джек, что тут… Святая Мария, Матерь Божья! Это невозможно. Этого не может быть.

Она тоже опустилась на колени, невольно осенив себя крестным знамением, и коснулась длинной белой шерсти. Дрожащими пальцами ощутила теплый и мягкий мех, такой же реальный и такой же нематериальный, как летний бриз.

Единорог вздохнул, испустил длинный выдох, принесший аромат лунных пастбищ, затрепетал и умер.

Дорога опустела.

– Я не хотел, – произнес констебль Брукс, трогая рукой то место, где лежал зверь. По щекам его текли слезы. – Видит Бог, я не хотел.

– Джек!

Он встрепенулся, услышав в голосе своей напарницы тревогу и страх. Она стояла на ногах, приподняв жезл, и костяшки пальцев у нее побелели. У края дороги под кустами что-то шевелилось.

Черное на черном. И зловоние, or которого он закашлялся.

Медленно поднимаясь с колен, Брукс боролся с парализующим его страхом. Первобытный ужас перед тьмой и таящимися в ней тварями. «Беги, – вопил внутренний голос, – БЕГИ!» Но они оба, привычно овладев собой, медленно пятились к машине. И сели в нее, ощущая колотящиеся у горла сердца, с влажными от пота ладонями, хотя никто их не преследовал.

– Эта тварь… – хриплый голос изменил ей, и она начала снова. – Эта тварь… она его и выгнала на дорогу.

– Ага.

Его голос звучал не лучше.

Они сидели, оглушенные, пока резкий свет фар проезжавшей машины (которая заметно снизила скорость при виде патрульного автомобиля) не вернул их в реальный мир.

Констебль Паттон обменялась с напарником озабоченным взглядом. Лицо у Брукса было усталым и изможденным, но он уже пришел в себя. Паттон возблагодарила всех святых, что не она была за рулем. Наконец она сказала:

– Мы ничего не видели.

– Верно. – Это прозвучало, как последний вздох единорога. – Мы ничего не видели.

Потом Брукс включил двигатель, и они поехали патрулировать дальше.

С крыла машины сорвался одинокий белый волосок и растаял в ночи.

Роланд всегда спал чутко, и от первого стука проснулся полностью. Он тряхнул головой, чтобы прогнать остатки кошмара, – последней его сценой была танцующая в лунном свете голая миссис Рут, – и попытался спустить ноги с дивана.

Пушистая и теплая тяжесть удерживала их на месте.

В полумраке – в городской квартире никогда не бывает полностью темно – Роланд заметил таинственное сияние золотистых глаз. Он дернул ногой.

– Ай! Черт тебя побери, котяра!

Второй стук был заглушён короткой схваткой.

– Что случилось, Роланд?

Он зажмурился от неожиданно яркого света. У выключателя стояла Ребекка в пушистом халате и с волосами, спутанными больше обычного. Роланд показал на Тома, который с выражением сосредоточенного спокойствия вылизывал себе плечо.

– Этот кот меня укусил!

– За что?

– Ну… – Он обрадовался, что спросонья в состоянии еще и говорить. – Я его пнул ногой.

– За что?

– Он у меня на ноге спал.

Внимание Ребекки отвлек третий стук.

– Кто-то стучится в дверь, – заявила она со счастливой улыбкой. – Это, наверное, Свет.

– Ага, может быть. – Роланд, бесшумно переступая босыми ногами, обошел диван. – Но не меньше шансов, что это Тьма.

Ребекка задумалась.

– Я думаю, что Тьма не стала бы стучать.

Четвертый стук прозвучал слегка нетерпеливо.

– Иду, иду. – Цепочка звякнула о стенку. – Детка, стой у меня за спиной.

– Для чего?

– Для защиты.

– От Света?

Роланд вздохнул, возясь с засовом.

– Мы не знаем точно, кто это…

В раме открытой двери стоял юноша лет двадцати. В его глазах смешались, как в шторме, серый и синий цвета, и Роланд опустил перед ними взгляд, вперившись в спасительную стабильность узора половика.

Когда мир перестал вращаться и пульс слегка успокоился, он глубоко вздохнул и стал поднимать глаза опять, фиксируя замеченное по дороге: черные ботинки, обтягивающие джинсы, красный платок, завязанный над коленом, три ремня с заклепками вокруг бедер и узкой талии, изогнутая полукругом рука с серебряными браслетами от кисти до локтя, ослепительно белая футболка с рваными рукавами и значок с веселой мордой – белое на черном.

Взгляд Роланда застыл на длинной золотой линии шеи, он с усилием, пока еще мог, отвел глаза. Острие подбородка у юноши было тяжеловатым, и лицу чуть-чуть не хватало гладкости, чтобы быть смазливым. В ухе у него висело большое серебряное кольцо, а цвет волос переливался от белого у концов до золотистого у корней. Но крашеными они не выглядели.

Юноша улыбнулся, и Роланд забыл обо всем перед сладкой чувственностью этой улыбки.

– Господи Иисусе!

– Не совсем. – В голосе звучали бархатные нотки. – Можно войти?

– Ах да. Конечно.

Заставив себя отвести глаза, Роланд шагнул в сторону. Он чувствовал головокружение и много чего еще, в чем не в силах был себе признаться и отталкивал от себя в паническом страхе.

«И не думай. Ты уже слишком стар для таких серьезных перемен. Плевать, что он такой красавчик».

Когда он обернулся, юноша склонился над рукой Ребекки.

Это должно было выглядеть нелепо – воплощенная мечта хэви метал, коленопреклоненная перед молодой растрепанной женщиной в пушистом халате и с глазами ребенка, – но не выглядело. Все казалось правильным. Правильнее всего того, что случалось с Роландом с тех пор, как четыре года назад умерла его мать. Он видел в этом песню, слышал музыку, ощущал силу.

– Ты звала, и Свет пришел. Леди, меня зовут Эвантарин.

Он поднес ее руку к губам, и серебряные браслеты зазвенели.

Ребекка секунду казалась озадаченной, потом поняла, что он делает, и усмехнулась.

– Здравствуй, Эвантарин. Меня зовут Ребекка.

– Может быть, – ответил юноша, и Роланд добавил к слышимой музыке мигнувшие в штормовых глазах искры, – но я буду называть тебя Леди, а ты меня – Эван. Эвантарин – это для тех, кто мало меня знает.

– Хорошо. – Она кивнула, удовлетворившись его объяснением, хотя для Роланда оно было лишено смысла. Пытаясь его понять, он потерял нить песни.

– О нет! – Он почти простонал. Это была бы самая лучшая его песня.

– Не беспокойся. – Эван протянул руку и тронул Роланда за плечо. – Все кончится еще не скоро, и песен будет много. А эту ты снова найдешь – обещаю.

Роланд вытаращил глаза.

– А что еще могло вызвать такую боль? – ответил Эван на незаданный вопрос. – Ты ведь Бард или будешь им.

Он развел руки в красноречивом жесте понимания.

– Такая боль бывает лишь от утраченной песни.

Тут Эван перевел глаза вниз.

– А ты меня удивил, пушистый малыш.

Том обнюхал протянутые пальцы, потерся головой о руку Эвана и замурлыкал из самой глубины горла.

– Я чай сделаю, – заявила Ребекка, включив в заявление и Тома. – Садитесь все.

«Я в это не верю, – подумал чуть погодя Роланд. – Сейчас десять минут четвертого утра, и я сижу и пью травяной чай с Адептом Света». На другом конце дивана Адепт вскрикнул, когда Том вцепился когтями ему в джинсы. «Я даже не люблю травяной чай».

При каждом взгляде на Эвана он слышал обрывки разбитой музыки, но они уходили и приходили, как им самим хотелось – удержать их было невозможно.

Роланд прокашлялся. Ребекка посмотрела на него вопросительно. Она сидела на полу, скрестив ноги.

– Первое, что мы должны определить… – «О Господи, я говорю, как дядя Тони в приступе важности», – это кто вы такой на самом деле.

Глядя на лицо Ребекки, он слегка запнулся, но набрал побольше воздуха и пошел дальше. То, что должно быть сказано, придется сказать, пусть даже Ребекка решит, что он сошел с ума.

– Я имею в виду, что мы принимаем вас за посланца Света, но с тем же успехом это может быть какой-нибудь фокус Тьмы.

– О Роланд! – поморщилась Ребекка. – Разве ты не ВИДИШЬ?

Роланд хотел что-то сказать в свое оправдание, но тут вмешался Эван.

– Он ВИДИТ не так хорошо, как ты, Леди, а Тьма умеет прикидываться Светом. Наш враг силен и пользуется всем, что может привести его к цели.

Ребекка задумчиво кивнула, а Эван повернулся, чтобы встретить взгляд Роланда.

– Но если ты и не ВИДИШЬ, ты наверняка СЛЫШИШЬ.

И песня полилась снова, на этот раз как единое целое.

– А, ну да, – пробормотал Роланд, стараясь скрыть слезы, – но спросить-то я должен был. То есть ты выглядишь, как… – Он не мог найти слов.

Эван озабоченно оглядел себя и перевел взгляд на Роланда.

– Неподходящий вид? Когда я переходил барьер, я позволил силе придать мне форму по ее выбору. – Он отбросил волосы с лица и нахмурился. – Мне нравится, но может быть…

– Нет-нет! – перебил Роланд, подавляя смешное желание протянуть руку и разгладить нахмуренное лицо. – Ты выглядишь великолепно.

– Ты в самом деле так думаешь? – Эван чуть склонил голову. – Это глупо, но я всегда был тщеславен. Если моя внешность…

– Твоя внешность прекрасна, и я в самом деле так думаю. Я думаю…

«Я думаю, что у меня крыша съезжает. То есть он… то есть я… а, черт побери!»

По выражению лица Эвана Роланд понял, что тот определенно знает, какие мысли крутятся у Роланда в голове. Его бросило в жар.

– Роланд, все хорошие люди стремятся поближе к Свету. Когда Свет приобретает физическую форму, желание становится физическим. – Он улыбнулся, приподняв шелковую бровь. – Мне это не мешает.

В его голосе было то ли понимание, то ли предложение. Роланд все же решил, что понимание.

Ребекка тронула ногой ботинок Эвана.

– Мне нравится, как ты выглядишь.

Улыбка стала мягче.

– А мне нравится, как ты выглядишь, Леди.

– Бекка!

Стук. Стук. Стук.

Ребекка стиснула кружку.

– Это Крупная-блондинка-дальше-по-коридору.

– Бекка! Я знаю, у тебя там мужчина!

Стук. Стук. Стук.

– Старые новости, – заметил Роланд, нелогично раздражаясь, оттого что Эван никак не реагирует.

– Я не уйду, пока ты не откроешь!

– Значит, если я открою, она уйдет? – Голос Ребекки звучал недоуменно. – Зачем тогда открывать, если она тут же уйдет?

– Не бери в голову, детка. – Роланд заготовил свой самый едкий взгляд. – Я этим займусь.

– Не надо. – Эван снял с колен Тома, который пролился на пол, будто был без костей. – Дай мне.

– Прошу. – Роланд грациозно махнул рукой, но все же поднялся с места. Он хотел видеть, что будет, когда Эван откроет дверь. Он бы чувствовал себя более уверенно, если бы точно знал, что Адепт Света умеет сбивать прилив гормонов.

– Бекка! Не заставляй меня звонить твоей кураторше из соци… Ох! – Крупная-блондинка-дальше-по-коридору застыла с поднятой рукой.

– Ох! – повторила она, и ее рука непроизвольно дернулась, чтобы огладить на бедрах персиковую юбку.

– Что-нибудь случилось? – спросил Эван.

– Бекка. – Блондинка облизнула губы и с трудом перевела дыхание. – У нее в комнате мужчина…

– Да. – По изменившемуся лицу блондинки – глаза полузакрылись, а щеки порозовели – Роланд понял, что Эван улыбнулся. – Что-нибудь не так?

– Ах нет. – Она покачнулась, и Роланду оставалось только надеяться, что она не упадет в обморок, одолеваемая желанием. Ее, пожалуй, и втроем не поднять. – Ничего страшного…

Она вновь качнулась и тогда заметила Роланда.

– Двое мужчин. Двое мужчин! О! О! О!..

Она беззвучно шевелила губами, пока наконец смогла вновь заговорить.

– Да как вы смеете пользоваться беспомощностью ребенка! – Она попыталась оттолкнуть Эвана, но это было все равно что толкать скалу. – Бекка! Бекка, иди сюда!

– Зачем? – спокойно спросила Ребекка.

– Они тебя не тронут, пока я здесь. Идем ко мне, вызовем полицию!

Она метнула взгляд на Эвана, и Роланд вдруг понял, какие эмоции стоят за этим взрывом. Один мужчина – Ребекка развратничает. Двое мужчин – они хотят силой использовать беспомощную простушку. В конце концов, откуда у Ребекки двое мужчин, когда у нее самой – ни одного?

– У нас нет времени с этим возиться, – вздохнул Эван.

Там, где он стоял, возник столб света, окруживший фигуру ослепительной красоты.

– Иди спать, – сказала фигура.

Крупная-блондинка-дальше-по-коридору прижала одну руку к груди, а другую поднесла ко рту.

– Утром все будет лучше. – Фигура подняла руку для благословения, и резкие черты жирного лица умиротворенно разгладились.

Женщина кивнула головой, чуть улыбнулась и ушла.

На мгновение Роланд увидел пару огромных белых крыльев, полукругом взметнувшихся к потолку. Он встрепенулся, пытаясь это осознать, но Эван уже шагнул вперед и закрыл дверь. Роланд оглянулся на Ребекку, но ее лицо выражало лишь удовлетворение, потому что беспокойство закончилось. Большие белые крылья. Теперь жар, в который его бросали взгляды Эвана, начинал восприниматься по-другому: одно дело – желание, направленное на красивого юношу, другое – на ангела. Желать ангела – это можно считать мистическим опытом, решил Роланд.

Ангел… Адепт Света… В этом уже был какой-то смысл, и Роланд поразился, как спокойно он это принял. Очевидно, способность удивляться несколько притупилась.

– Итак, – Эван снова сел на диван и взял свою кружку, – на чем мы остановились?

– Я сказала, что мне нравится, как ты выглядишь, а ты сказал, что тебе нравится, как я выгляжу, – напомнила Ребекка. – Хочешь еще чаю?

– Да, спасибо.

Она взяла у него пустую кружку и шлепнула ее на стол, где под плюшевой грелкой стоял чайник.

– Роланд, а ты хочешь еще чаю?

– А кофе есть?

– Нет, только чай.

Роланд глянул на дюймовый слой желто-зеленой жидкости в своей кружке.

– Нет, спасибо.

Тщательно избегая когтей и зубов, он отодвинул Тома в сторону Эвана и сел. Кот смерил его презрительным взглядом, развернулся и соскользнул с дивана.

– По-моему, пришло время для объяснений.

– Да, – ответил Эван, принимая чай с благодарным кивком, – пришло.

– Можешь начать с того, что ты сделал с миссис Грэнди.

– Ее так не зовут, – заметила Ребекка, наливая себе чай и снова устраиваясь на полу.

– Это кличка, – объяснил Роланд. – Так называют любопытных соседок.

Ребекка повторила имя про себя, запоминая его на будущее. Роланд повернулся к Эвану, а тот снова по-своему – как-то всем телом – пожал плечами.

– Я просто дал ей увидеть больше Света. К счастью, в ней достаточно добра, чтобы на него отозваться.

– Она утром снова придет шуметь. Тебе надо было заставить ее забыть, что она видела нас.

– Не могу. И Свет, и Тьма могут лишь работать с тем, что уже есть. – Эван отпил долгий глоток. – Когда я сказал ей, что утром будет лучше, я дал ей шанс самой придумать объяснение. Может быть, она решит, что все это было сном.

«И проведет остаток ночи, мечтая о тебе», – подумал Роланд. Вновь видя перед глазами большие белые крылья, он произнес:

– Мы что, в центре битвы неба и ада?

– Неба и ада, добра и зла, Света и Тьмы. Имена здесь мало значат.

– В самом центре?

– Фактически, – кивнул Эван.

– Колоссально, просто колоссально! – Роланд спрятал лицо в ладонях, не слушая голосок, ликующий где-то в глубине сознания: «Ну и песня! Вот это песня!» Миссис Рут говорила то же самое, но у Эвана получается более убедительно.

«Вот цена за попытку быть хорошим: окажи услугу приятелю, и получишь место в первом ряду на представлении Апокалипсиса».

Он не слышал, как Ребекка спросила, что с ним. Он слышал только, как у него в голове с ревом проносятся все события этой ночи, вдруг разом обрушившиеся на него. Страх и недоумение, но больше страх, бежали по кругу, поднимая волну тревоги. И вместе с тем в нем проявилась уверенность, что он адекватно реагирует на все происходящее.

Тихое царапанье когтей по пластику выдернуло его из водоворота мыслей, и он зарычал, оборачиваясь:

– Только тронь еще раз футляр, котяра, и ты чучело!

Кот не спеша убрал когти и растянулся на полу со скучающим видом.

– Роланд, – прикосновение Эвана к обнаженному плечу было теплым и приятным, – твое дальнейшее участие не столь необходимо. Если ты захочешь уйти, я пойму.

И Роланд поверил, что он и в самом деле поймет, но поймет ли Ребекка. Как и когда это случилось, что мнение странной девушки стало для него важным? Сейчас она смотрела на него, уверенная в ответе. И предать эту веру он не мог. Просто не мог.

– Знаешь, это мой мир. И я для него сделаю все что смогу.

Признание, понимание, мир. И ему стало хорошо.

«Страшно донельзя, но хорошо».

– И что нам делать теперь, Эван? – Ребекка пальцем помешала остывающий чай и сунула палец в рот.

– Вы знаете, что по вашему миру ходит Адепт Зла такой силы, какие не проникали сюда уже много веков. Но он всего лишь привратник. В Иванову ночь…

– В следующую пятницу, – уточнила Ребекка. «Откуда она это знает? – удивился Роланд. – Я бы не узнал Иванову ночь, даже если бы меня стукнули ею по лбу».

– В следующую пятницу, – согласился Эван, слегка поклонившись в знак благодарности, – утончатся барьеры, защищающие этот мир от вторжения сил зла. Темный Адепт откроет в эту ночь врата, и нахлынут его сообщники. Эту лавину надо остановить.

– Ну, раз у нас есть неделя… – начал Роланд.

Его прервал звон серебряных браслетов на поднятой руке.

– Чтобы найти даже смертного в таком огромном городе, неделя – мгновение. А этот тип вооружен всей мощью Тьмы, и он уже начинает смещать равновесие, убивая или изгоняя Свет и Серое.

– Он убил Александра! – Ребекка сгребла сумку и плюхнула ее на колени Эвану.

Эван с отвращением потянул свернутое полотенце, осторожно развернул его и достал нож.

– Да, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Он убил и твоего друга, Леди, и многих других. Много жизней на этом орудии зла.

– Не касайся его! – предупредила Ребекка.

Лицо Эвана исказилось странной, жестокой улыбкой.

– Я и не смог бы.

Он поднес руку на дюйм к черному лезвию, но даже когда Ребекка надавила сверху своими двумя, это расстояние нисколько не уменьшилось.

– Сколько крови и жизней охраняют эту мерзость от таких, как я, и сколько крови и жизней понадобилось бы, чтобы эту защиту снять! – Он отвел руку, на секунду задержав в ней ладонь Ребекки. – Слишком большая цена за владение этим ножом.

Ребекка кивнула и серьезно спросила:

– А мне что с ним делать?

– Держи у себя. Стереги. Не касайся.

– Это я могу.

– Я знаю, – нежно промолвил он.

Они так друг на друга смотрели, что Роланду стало неприятно, – а почему, не хотелось думать, – и он прокашлялся, а они оба к нему обернулись.

– Ну ладно, а как нам этого типа искать?

– Не знаю, – вздохнул Эван. – Мне даже не известно, где он собирается открыть врата. Если б я только знал…

– Ты бы его там перехватил и отправил туда, откуда он явился! – Ребекка даже подпрыгнула.

– Нет, Леди, все не так просто. Мы с Адептом Тьмы наделены равной силой – для равновесия.

– А почему бы тебе не открыть собственные врата? – предложил Роланд. – И тогда сохранилось бы равновесие между Светом и Тьмой.

– И такая началась бы между нами война по всему вашему миру, что от него осталась бы пустыня – кто бы ни победил. – Он тряхнул головой, и пряди бесчисленных оттенков плеснули по плечам. – Нет, наш единственный шанс – найти его и обезвредить самим. Чего я боюсь – это что он первым нас найдет…

– Ребекка!

Том посмотрел на дверь с присущим ему самообладанием.

Тук-тук-тук.

– Ребекка, что там у тебя? Открывай!

Тук-тук. Бам!

– Я знаю, что ты уже встала! Я слышу разговор!

– Это Дару! – Ребекка вскочила на ноги и помчалась к двери.

Роланд взглянул на часы.

– Полпятого утра, – пробормотал он.

Ребекка распахнула дверь, и широким шагом вошла Дару. Ее сари составляло экзотический контраст с выражением ее лица: смесь беспокойства и бешенства примерно в равных долях. Роланд поразился, как может женщина выглядеть одновременно так заботливо и так устрашающе.

– Что тут творится, Ребекка? – Дару схватила девушку за плечи. – Я возвращаюсь домой и нахожу на автоответчике черт знает что! Ты убила… это еще кто?

Роланд не заметил на лице Дару того всепоглощающего обожания, которого, на его взгляд, заслуживал Эван. Лицо Дару выражало просто любопытство. Самого же Роланда она просто игнорировала.

Эван встал и поклонился. Этот жест в исполнении Эвана мог бы выглядеть фальшиво и театрально. Но не выглядел таковым.

– Я Эвантарин. Адепт Света.

Дару грациозно склонила голову.

– А я – Дару Састри, из Столичной Социальной Службы.

В ее глазах промелькнуло что-то вроде узнавания, но тут же исчезло. Вздохнув, она повернулась к Ребекке.

– Ребекка, перестань подпрыгивать, закрой дверь и расскажи, что случилось.

С видимым усилием Ребекка заставила себя твердо поставить ноги на пол, толкнула дверь на место и навесила цепочку.

– Мы собираемся спасать мир от Тьмы, – вдохновенно объявила она.

Дару снова вздохнула.

– Лапонька, у меня был тяжелый день. Может быть, ты заваришь чай и расскажешь все с самого начала?

– Ладно. Начало было такое, что Александра убили ножом.

Ребекка пошла на кухню, а Дару проплыла к дивану.

«Что было раньше, – подумал Роланд, – женщина или сари?» Он никогда не видел, чтобы сари носили там, где женщины не умеют двигаться с грацией королев.

Эван указал Дару на кресло, с которого только что встал, и она, поблагодарив взглядом, погрузилась в него.

– Вы на удивление спокойно это восприняли, – обратился к ней Роланд.

Эбеново-черная бровь приподнялась.

– Ох, – вспыхнул он. – Меня зовут Роланд. Роланд Чепмен. Я друг Ребекки.

– Так вот, Роланд, – женщина сбросила сандалии и подобрала под себя маленькую ножку, – только что я провела двадцать четыре часа подряд со своим многочисленным семейством и совершенно потеряла способность удивляться чему бы то ни было.

– Это, – задумчиво заметил Эван, устраиваясь поудобнее на полу, – значительно облегчает объяснения.