Текст книги "Любишь меня? Люби мою собаку! (СИ)"

Автор книги: Таня Белозерцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

***

Посетив Косой переулок, Гарри в одном из магазинов краем уха услышал разговор Миллисенты Буллстроуд с матерью:

– Мама, а что это за конструкция, в которой Грейнджер сидела? И что означает фраза «прикована к коляске»? Ведь я видела – ничем она не прикована.

– Эта конструкция называется инвалидное кресло. А прикована она к нему параличом. Это значит, что мисс Грейнджер какое-то время не сможет ходить.

Гарри растерянно застыл на месте, глядя вслед полной ведьме с его однокурсницей со Слизерина и потрясенно размышлял об услышанном – Гермиона пострадала, что с ней могло случиться? Попала в аварию? И почему ему она ничего не сообщила? Последний вопрос, видимо, вслух подумался, потому что рядом раздался вреднючий и до отвращения знакомый голос:

– Потому что ей хватило выкрутасов рыжего клоуна под номером Шесть. Видел бы ты этот… цирк.

– Малфой, – развернулся к белобрысому Гарри. – Что случилось с Гермионой?

– Да ничего такого особенного с ней не случилось, – равнодушно протянул Слизеринский Принц, демонстративно шлифуя ногти об ворот мантии. – Просто была малость шокирована вестью о том, что помер некто по имени Гарри Поттер… – взгляд Малфоя скользнул с ногтей на лицо Гарри. – Ты не в курсе, кто это такой?

– А Рон при чем? – нетерпеливо спросил Гарри, не обращая внимания на подколку.

– А клоун при том, что он при всех, прилюдно обозвал Грейнджер калекой, – с наслаждением настучал Малфой, получая огромную возможность унизить Рончика, лучшего друга Золотого Мальчика.

– Что-о-о?! – ожидаемо возмутился Гарри. – Рон не мог! Он не такой!..

Но тут же засомневался, увидев скептический и вместе с тем сочувственный взгляд Малфоя. Сник и почти жалобно взмолился:

– Ну не может быть… э-э-э… – и сдался. – Прямо так и при всех?

Малфой снова занялся ногтями:

– Ну, насколько я помню… он мать поторопил, крикнул ей: «Мама, брось ты эту калеку, пошли уже!»

Руки Гарри сами собой зачесались тут же начистить одну конопатую рожу, прямо здесь и сейчас! Вот только в пределах досягаемости этой физиономии не было и ему осталось лишь бессильно пыхтеть и сжимать кулаки.

– А я тебе говорил, Потти, чтобы ты не связывался с нищебродами вроде Уизлей, и даже предлагал тебе разобраться в этом… – не преминул напомнить о давней обиде Малфой. Однако Гарри его не слушал, он лихорадочно копался в памяти – где у него там адрес Гермионы записан? – но вспоминался только телефон. Ну ничего, в телефонной книге посмотрит… с этими мыслями Гарри рассеянно покивал Драко, пожал ему руку и заторопился прочь. Нашел Петунью, спешно докупил с ней остальные вещи к школе и уговорил поскорей вернуться домой.

Дома Гарри срочно нашел адрес Гермионы и побежал уговаривать папу прокатиться в одну из пригородных зон Лондона, Грейнджеры, к счастью, жили не в запредельной дали. Вот и дом, типовый, двухэтажный. Правда, рядом со ступеньками расположился широкий пандус. Невольно косясь на него, Гарри, ощущая какой-то иррациональный страх, нажал на кнопку звонка. Дверь открыла Гермиона. С минуту они молча таращились друг на друга. Гермиона на высокого и тощего Гарри с короткими, отросшими ежиком волосами, Гарри на такую родную большеглазую и серьезную девочку.

– Привет, Гермиона… – виновато поздоровался Гарри. За его плечом кашлянул дядя Вернон. Гермиона спохватилась, отъехала в сторону, давая дорогу, и запоздало пригласила:

– Ой, здравствуйте, проходите, пожалуйста.

После того, как всё разъяснилось…

– О господи, знал бы я, чем обернется моя поспешность… – сокрушенно покачал головой Джон Грейнджер. – Моя это вина. Увидел Гарри в ПИТе, узнал его и, не разобравшись ни в чем, понес дурную весть по миру.

– Да, вечная наша проблема – выносить ошибочные суждения, – задумчиво пробасил Вернон. – Помню один случай из кадетской юности… Был у нас комендант, вредный-превредный старикашка, его все пацаны боялись. Ну и я в том числе. И вот, поди ж ты, послали меня как-то раз к нему на дом, какой-то пакет передать… вроде как бумаги на подпись. Ну и пошел я, кадет Дурсль, с важным заданием, стучусь к нему, а у самого все поджилки трясутся… Открывает дверь этот страшный и ужасный Джим Барстоу, кошмар и страх всех мальчишек, впустил меня в дом, захожу, на кухню прохожу, а там… Короче, сел он на стул и начал слепого котеночка из пипетки кормить. У меня тогда все шаблоны трещинами пошли – и это, простите, страшилище Барстоу?!

Гарри и Гермиона заинтересовано переглянулись, а потом молча и согласно кивнули своим мыслям. Пора. Пора присмотреться к завхозу Филчу, глядишь и он не таким страшным окажется…

========== Часть тринадцатая. Девочка в кресле на колесиках ==========

Гермиона улыбалась. Скоро в школу и все будет хорошо, потому что рядом верные друзья – Невилл и Гарри. Оказывается, Гарри жив, а она просто неправильно поняла медсестру и запаниковала. Сама виновата, чего уж там… Невилл так трогательно о ней заботится и ухаживает, и от этого так тепло на душе… Гермиона никак не могла простить Рона – его слова были буквально выжжены в ее душе, и также она понимала, что никогда им более не быть друзьями.

В этот день было немного страшно, но она же была с Невиллом и его бабушкой – волшебной женщиной, строгой, требовательной и бесконечно доброй. Именно леди Августа, как она разрешила себя называть, уберегла Гермиону от второй депрессии и от плохих мыслей о… прекращении существования, убедив, что Гермиона не урод и что надо просто чуть-чуть подождать. А пока – вокзал и шумноватое дыхание Невилла, отстоявшего свое право катить коляску.

Привычный барьер, окутанный паром «Хогвартс-Экспресс» и встречи… Вот Гарри, принявшийся радостно обнимать Невилла и Гермиону, вот Малфои, как всегда надменно-холодные, вот… нет, она не будет смотреть туда, где Уизли. Но близнецы сами увидели ее и подбежали, общаясь так, будто ничего не изменилось. Гермиона, несмотря на всю работу психологов, все еще стыдилась своего состояния, но поведение окружающих, ненавязчиво поддерживавших ее, убедило, что все будет хорошо. С шутками и прибаутками ее подняли вместе с креслом в вагон и закатили в купе, повернув так, чтобы ей было комфортно. Неожиданно оказалось, что один из диванов можно сложить, давая ей место. Друзья окружали ее улыбками, говорили обо всем. Сунувшегося было в купе Рона как-то быстро и незаметно наладили вон, сопроводив «Силенцио», однако подошедшего Малфоя никто не гнал. Драко был молчалив и внимателен, хоть и не задержался надолго. Ожидавшая злых слов Гермиона была несказанно удивлена таким его поведением. Прозвучал гудок, и поезд двинулся, медленно набирая ход.

Дети общались, ходили в разные купе в гости, путь продолжался, как и каждый год. Поезд мерно стучал колесами на стыках, убаюканная этим и ощущением дружеской теплоты Гермиона задремала. Она спала и не чувствовала, как верный Невилл разворачивает кресло и устраивает ее поудобнее, как Гарри накрывает пледом, как близнецы вешают табличку «Силенцио без предупреждения», как юная Лавгуд нежно гладит ее по голове, тихо что-то напевая. Она спала, расслабившись, и ей снились только самые волшебные сны. И будто издали звучали слова:

»…Спаси и сохрани ее мечту,

Ее надежду, радость, доброту,

Души и сердца юных чистоту,

И восприятья мира остроту…»

Может быть, именно эта девочка и пробудила в жестоких детях доброту. Ту, которую называют Светом души. Ту, ради которой совершаются подвиги. Что ж, время покажет, а пока «Хогвартс-Экспресс» приближался к станции назначения, где детей ждали преподаватели и новый учебный год.

Полумна мягко разбудила Гермиону, когда до станции оставалось не более десяти минут:

– Просыпайся, Гермиона, надо мантию надевать, мы почти приехали.

Гермиона потянулась и поняла, что она лежит под пледом. Невилл с улыбкой привычно переодел ее, ведь она уже совсем не смущалась его, к удивлению Луны, что-то понявшей и потому понимающе улыбнувшейся. После этого он, осторожно поддерживая ее, пересадил в кресло и накинул мантию сверху так, чтобы она хоть немного маскировала кресло. От такой чуткости у Гермионы защипало в носу, но она справилась с собой.

– Ну что, по… пошли? – чуть запнувшись, тем не менее радостно спросила девочка и после общего кивка вырулила в коридор.

На выходе дети расступились, давая ей дорогу, и, мешая друг другу, помогли спустить коляску. Гермиона, смущенно улыбаясь, благодарила… Это было очень неожиданно и очень приятно. Так же ее коляску занесли и в карету, где они остались втроем – Гермиона, Невилл и Гарри. Всю дорогу до замка они прошутили и просмеялись, и вот, наконец, и замок. Сразу же проблема – ступеньки. Гермиона растерялась, не зная, что делать, а Гарри с Невиллом, кивнув друг другу, подняли ее коляску с разных сторон и понесли к дверям. У дверей же их ждал Филч, сразу же кинувшийся на помощь. Дети настолько не ожидали этого, что чуть не загремели вниз по лестнице.

– Ничего, девонька, все наладится, – тихо и очень по-доброму сказал Филч Гермионе, вызывая домовика. – Смотри, эта эльфийка будет тебе помощницей везде. Ее уже проинструктировали, и потому не стесняйся обращаться за помощью, договорились?

– Д-д-да, мистер Филч, – запинаясь, ответила Гермиона. Такой Филч для нее был внове, и она не знала, как себя вести. А завхоз, улыбнувшись, погрозил детям узловатым пальцем и ушел. Не таким уж он и страшным оказался…

– Хозяйка Гермиона, куда вас доставить? – тоненьким голоском спросила молодая эльфийка.

– В Большой Зал, пожалуйста, – почти прошептала Гермиона, – а можно и моих друзей?

Миг, хлопок и они в Большом зале. С этого ракурса он смотрелся еще более огромным и величественным, свечи были где-то высоко-высоко, а столы – в почти недосягаемой дали. Улыбнувшись, Гермиона направилась к столу Гриффиндора, но почти сразу же остановилась, напоровшись на жадные взгляды. Ее разглядывали, как мартышку в зоопарке, и от таких взглядов она почувствовала себя голой. Что интересно, настолько откровенно пялился лишь факультет Годрика. Змеи поглядывали искоса, не фокусируя взгляд. Вороны не нашли для себя ничего интересного в этом зрелище, а барсуки попросту стеснялись глазеть.

Обнаружив, что Гермиона остановилась, Невилл и Гарри посмотрели на нее, а потом на стол. Мгновенно поняв суть затруднений подруги и встав перед столом, они веско произнесли:

– Гляделки убрали, быстро!

Профессор МакГонагалл уже хотела возмутиться такими словами, но встретила тяжелый взгляд Невилла, не обещавший ничего хорошего тому, кто нанесет хоть какой-то вред девочке. Словом, мыслью, действием или бездействием.

– Да, Минерва, тяжело с тактом у твоего факультета, – задумчиво заметил Дамблдор.

От этих слов профессор покраснела и вперила грозный взгляд в своих львят, обещая репрессии. Старшие курсы потупились, остальные же продолжили тупить. Подъехав к столу, Гермиона приготовилась слушать и кушать. Но сначала распределение, конечно.

Распределение прошло без сюрпризов, шляпа пропела новую песню, призраки комментировали, был дан сигнал к началу еды, и тут Гермиона заметила, что Рона нет. Еще раз оглядев весь стол, она таки заметила его – он сидел на самом краешке, неподалеку от него сидели старшекурсники и не давали приблизиться к другим гриффиндорцам. Гермиона озадаченно взглянула на друзей.

– Да все в порядке, просто Рон получил бойкот, – ответил Джордж… или это был Фред?

– А за что? – спросила девочка, облизывая ложку.

– А за все, – лаконично ответили ей.

Когда еда, наконец, закончилась, встал директор и затянул свою речь:

– Итак, – заговорил, улыбаясь Дамблдор. – Теперь, когда мы все наелись и напились, я должен еще раз попросить вашего внимания, чтобы сделать несколько объявлений. Мистер Филч, наш завхоз, просил меня поставить вас в известность, что список предметов, запрещенных в стенах замка, в этом году расширен и теперь включает в себя Визжащие игрушки йо-йо, Клыкастые фрисби и Безостановочно-расшибальные бумеранги. Полный список состоит из четырехсот тридцати семи пунктов, и с ним можно ознакомиться в кабинете мистера Филча, если, конечно, кто-то пожелает. Как и всегда, мне хотелось бы напомнить, что Запретный лес является для студентов запретной территорией, равно как и деревня Хогсмид – ее не разрешается посещать тем, кто младше третьего курса. Также для меня является неприятной обязанностью сообщить вам, что межфакультетского чемпионата по квиддичу в этом году не будет. Это связано с событиями, которые должны начаться в октябре и продолжатся весь учебный год – они потребуют от преподавателей всего их времени и энергии, но уверен, что вам это доставит истинное наслаждение. С большим удовольствием объявляю, что в этом году в Хогвартсе…

В этот момент раздался громовой раскат и двери зала с грохотом раскрылись, являя собой черную фигуру, мгновенно, впрочем, исчезнувшую, будучи сметенной десятком вздрюченных Ступефаев и тройкой Депульсо.

– Турнир трех волшебников, – скомкал свою речь директор. – Твинки!

Появившийся эльф сразу же получил указание помочь «новому профессору» и с хлопком исчез. Дети же по команде принялись распевать гимн школы. Точнее, какофонию a cappella. Наконец, все разбрелись по спальням. Эльфийка помогла Гермионе сходить в туалет, принять душ и переодеться, после чего уложила девочку в кровать, задернув шторки. Так закончился этот день.

Наутро разбудившая Гермиону эльфийка переодела и помогла помыться девочке, а потом перенесла в Большой Зал – завтракать. Гермиона начала потихоньку привыкать, когда какой-то гриффиндорский шестикурсник сильным ударом перевернул коляску со словами «расселась тут». На Большой Зал опустилась тишина. Казалось, замерли даже призраки, и только всхлипывания сильно ударившейся девочки нарушали тишину. Присутствовавшие в полном составе факультеты змеек и воронов посуровели лицами и как один двинулись к столу Гриффиндора. Гермиону подняли, усадили обратно в кресло, помогли приблизиться к столу, рядом, будто из воздуха, оказался Невилл, и казалось, что два факультета утешают отчаянно плачущую девочку. Шестикурсник убежать не успел… и ближайший месяц проведет в больничном крыле. Профессор МакГонагалл, не разобравшись, попыталась накричать на девочку, но ее встретил целый ряд угрожающе вскинутых палочек, и она сочла нужным удалиться.

Прослышавшие об утреннем происшествии преподаватели старались лишний раз не беспокоить Гермиону, спрашивая, только если она поднимала руку. Слава Мерлину, Зельеварение было только завтра. Везде сопровождаемая верной эльфийкой и Невиллом с Гарри, она не чувствовала себя одинокой и наслаждалась учебой. На удивление, Гарри также приналег на учебу. Рон же не появлялся, потому что ему пообещали сломать абсолютно все кости в организме, если он еще что-то скажет о Гермионе. Это было очень необычное ощущение.

Следующий день был бы калькой этого, если бы не ЗОТИ и Зельеварение. Гермиона отчаянно трусила ехать на Зельеварение, но ее, конечно же, никто не спрашивал. Как ни странно, профессор Снейп встретил ее до урока и приказал эльфийке перенести девочку в класс, где мягко и спокойно объяснил, что он ее лично кусать не будет и бояться его не надо. Это был какой-то другой профессор Снейп, как будто подмененный. Когда Гермиона рассказала это Гарри, он рассмеялся и сказал:

– Вот что сковорода животворящая делает-то.

Гермиона совершенно не поняла юмора и попросила объяснить, так она и узнала о прилетевшей в профессора Снейпа сковородке, пущенной тяжелой рукой тети Гарри, которую ту теперь называл «мама». Да, Зельеварение прошло мирно, ничего не взорвалось и не разрушилось, даже как-то скучно. Следующим же уроком был ЗОТИ. Учитывая текучку кадров, дети уже даже не спорили на тему, какой очередной неудачник магического мира достанется им в этот раз. Но вошел он! Знаменитый Грозный Глаз! Ни одной целой кости, без ноги, без глаза – он производил устрашающее впечатление. С самого начала лекции Грюм начал разговор о Непростительных заклятьях, демонстрируя их работу на пауках, тем самым приведя класс в состояние ступора, и только невинный вопрос Гермионы «А что если я сейчас мракоборцев вызову?» заставил его прекратить демонстрацию и отпустить детей на обед.

Так потянулись дни за днями, даря Гермионе почти потерянную уверенность в себе, радуя и печаля, в учебе и праздности. Гарри и Невилл, особенно Невилл, во всем поддерживали ее и всегда были рядом. Гарри чувствовал себя виноватым в том, что она в таком состоянии, а Невилл был просто счастлив быть рядом. Показали свои лица и факультеты. Лишь ее родной факультет позволял себе злые выходки над ней, и хотя виновный всегда оказывался в больничном крыле, но с самим фактом не поспоришь. Однако ни змейки, от кого больше всех ожидались пакости, ни барсуки, ни вороны не задевали Гермиону и старались общаться как обычно или – не замечать. Гермиона была бесконечно благодарна им за это. Так и летело время до появления гостей.

========== Часть четырнадцатая. Рыцарь Мохнатой Лапы ==========

Минерва МакГонагалл не любила калек. Насмотрелась она на них в свое время, ещё когда была маленькой девочкой по прозвищу Мои Нервы. Так её называла мама. А маленькой Минни была в конце девятнадцатого века. То есть во времена расцвета пиратства и бродяжничества, насильного рекрутства и массового дезертирства. Кто-то может возразить, что все это начиналось гораздо раньше, в шестнадцатом-семнадцатом веках, но уверяю вас, и во времена детства Минни хватало бродяг и отщепенцев: строгали луки Робин Гуды, шныряли по подворотням карманники Смиты, пачками подкидывали на пороги Оливеров Твистов… И точно так же были переполнены Нью-Гейты, в которых чудачил стопятьсотый Лемюэль Гулливер. О Франкенштейнах я ничего не знаю, но, по-моему, они и в наше время не исчезли.

Так вот, приходя в воскресную школу при церкви, в которой служил её отец, пастор МакГонагалл, малышка Минни морщила свой симпатичный носик при виде и вони всевозможных ветеранов войны. Жуткие уроды без ног, рук, глаз и носов, они, раззявив беззубые черные провалы ртов, тянули к прохожим скрюченные культи, прося милостыню. Но те приобретали поразительную глухоту и слепоту, вдобавок вспоминали о забытых дома свечах и со всех ног спешили обойти калек по широкой дуге. Видя такое отношение, Минни и сама начала подстраиваться под окружающих.

А когда по коридорам Хогвартса заскрипели колеса инвалидной коляски, Минерва едва сдерживалась, чтобы не скривиться при виде Гермионы. Всё, что она могла, это поджать губы. Неужели никто не видит, что девчонка обречена? Пусть у неё и коляска, и друзей куча, но как человек, ячейка общества, Гермиона пропала, как человек она теперь ни на что не пригодна. Она не сможет выйти замуж и стать полноценной матерью. Короче и грубо говоря – Минерва похоронила Гермиону. Что ж, это её демоны… даже у дочки священника могут завестись свои тараканы. Простим её, ибо насмотрелась она дикого количества таких бедолаг и даже отрезала сколько-то гнилых конечностей, спасая остатки искалеченных тел от гангрены. И тихо ненавидела войны, плодящие новые армии инвалидов.

***

Сириусу, как ни странно, начинало нравиться такое положение. Перед отъездом в школу Гарри обстриг отросшую шерсть и заново подкрасил белые пятна и великолепный кау-дагуа продолжал украшать собой улицы, правда уже не лондонские, а его пригорода, Литтл Уингинга, и водили пса теперь на поводке Петунья и Вернон Дурсль. Да, вот такая грустная замена уехавшим мальчикам, разъехались по школам двуногие дети и остался им в утешение четвероногий лохматый ребёнок. Ну а Сириус, в свою очередь, тоже имел какую-никакую компанию в лице двух людей, дома-то всё равно не с кем поговорить – с Клювокрылом не побеседуешь, гиппогриф только моргает да рыгает, и клювом когти чистит. А Кикимер каждое предложение заканчивает вопросом – господин женится? Чего стоили последние разговоры, кто бы знал…

Беседа №1

– Кикимер, что это за кошмарная мантия в моем шкафу висит?

– Какая мантия, господин?

– Вот эта, красная, она меня чуть не задушила!

– Это не мантия, господин, это молодой смертофалд.

– Что. Оно. Делает. В. Моем. Гардеробе?

– Кикимер не помнит, господин. Висит, никому не мешает, кушать не просит. Господин женится?

– При чем тут моя свадьба? А это – выброси!

Беседа №2

– Кикимер, что за ужас в этой шкатулке? Открыл и чуть не заснул. Навсегда!

– Это шкатулка вашей матери, господин. Шкатулка Последнего Сна, с её помощью ваша матушка усыпила вашего батюшку…

– Да, я помню, папа заснул и не проснулся… Стоп! Не понял… это мама его… того?..

– Кикимер не виноват, господин. Это ваш батюшка первым начал, подарил вашей матушке Часы ускоренного времени, чтобы она поскорее состарилась… А господин женится?

– Нет, не женится. А это – выброси!

Беседа №3

– Кикимер, в этом столе живет боггарт, а зная характерец прежних обитателей этого дома, сей экземпляр не внушает мне доверия. Ридикулус на него действует?

– Кикимер не знает, господин, это очень старый боггарт, он уже восемь лет тут живет… А господин женится?

– Нет. Этот стол – сожги.

И беседа №4

– Кикимер, а почему этот медальон не открывается?

– Кикимер не скажет!

– Почему?

– Потому что господин должен сначала жениться, а потом можно заняться и крестражем.

– Этот медальон – крестраж?

– Да, господин. Хозяин Регулус не смог его уничтожить, приказал Кикимеру, но Кикимер тоже не смог, потому что медальон надо открыть, но открыть его сможет только змееуст. А змееусты живут только в Индии.

– М-да… замкнутый круг. Расскажи про Регулуса…

Вот такие милые беседы у них проходили порой, настолько милые, что иногда, ей-богу, лучше помолчать, долго и по-собачьи.

Вот и отмалчивался Сириус в семье крестника. Носил тапочки Дурслю, тащил на прогулку Петунью, гонял до облысения поганых кошек старухи Фигг, наносил благодарные визиты доберманше Рози. А по ночам Сириус наведывался на площадь Гриммо, надо же проверить свои владения и своих подопечных, старика домового и краденого гиппогрифа. Ну и птичку на контакт настроить, кокатрис птеропсерис приручался плохо и имел вредный характер. Приходилось все время быть начеку, чтоб она не цапнула за пальчик, как кокатрис, птичка была ядовитой… И сегодня она чуть не достала-таки Сириуса, всего-то на волосок. Сириус, побледнев от ужаса, смотрел на руку, на которой медленно исчезал след, оставленный клыкастым клювом кокатриса. Слава Мерлину, не поцарапала, ведь правда же не поцарапала? Красная полоска раздраженной кожи светлела и светлела, потом побелела и сошла на нет, Сириус облегченно перевел дух – царапины не было… Посмотрел на мелкую тварюшку в клетке, птичка злобно прищурилась в ответ. И мужчина сдался. Встал, взял клетку за кольцо сверху и поднес к окну, открыл и с отвращением буркнул:

– Знаешь что? А проваливай-ка ты отсюда, зараза!

Вредная птица недоверчиво обозрела ближний горизонт, состоящий из крыш соседних домов, потом выпрямилась, сложила задние крылья и, убрав их в кожистую складку над хвостом, расправила и сложила верхнюю пару крыльев, став просто неотразимой прелестью, шикарным гоацином, ласковым и абсолютно ручным. Сириус офигел. Чтобы приручить эту жуткую тварь – надо было просто выпустить её на волю?! Ё-моё и сбоку бантик. Четыре месяца плена и… тьфу, слов нет.

Разобравшись с домашними делами и ответив очередное «нет» на вечный кикимеров вопрос, Сириус перекинулся в собаку и, глубоко вдохнув утренний воздух, неспешно порысил сквозь Лондон на его окраину. Но до Дурслей ему сегодня не суждено было дойти… Пробегая по набережной Темзы, грязной и вонючей как всегда, Сириус своим чутким собачьим ухом уловил звуки борьбы, доносящиеся из темного переулка. Не раздумывая ни секунды, он свернул туда и увидел, как трое бомжеватого вида мужиков затаскивают за мусорные баки вырывающуюся женщину. Для криков она, похоже, уже обессилела, потому что сдавленно ругалась сквозь зубы:

– Пустите… сволочи, ненавижу!..

– Да пырни ты её уже, Боб! – не выдержал один из них, самый субтильный и дохлый на вид. Его почему-то послушались, сверкнул сталью нож-перо в руке второго. Третий нервно стрелял по сторонам бегающими глазками, судорожно дрыгая кадыком. Сириусу не хотелось связываться с бандитами, но пришлось, он просто физически не мог пройти мимо попавшей в беду женщины. Огромный пегий пёс с грозным рычанием накинулся на человека с ножом. Полоснув клыками по руке и услышав звон выпавшего ножа, пёс прыгнул к женщине и встал над ней, готовый защищать её до последней капли крови. Однако бандиты оказались не робкого десятка, напротив, они давно утратили все человеческое, что было в них, в том числе и страх. И пестрая дворняга их не испугала. Более того, разгоряченные похотью и разозленные посторонним вмешательством какой-то блохастой псины, они потеряли последний рассудок. Моментально похватав с помойки куски ржавой трубы и арматурины, эти трое дебилоидов поперли на пса, размахивая тяжелым оружием. И пока двое отвлекали Блэка, третий ухитрился поднять нож и вонзить его в собачий бок по самую рукоятку. Острая, обжигающе-слепящая боль пронзила Сириуса, и он, уже не отдавая себе отчета, впился клыками в горло врага. Бандюга дико заорал и тут же захлебнулся кровью из рваной глотки. Давясь и хрипя, он забился, скрюченными пальцами хватаясь за шею. Двое других, видя такой расклад, переглянулись и трусливо сбежали, в них внезапно проснулись инстинкты самосохранения.

Женщина отлепилась от кирпичной стены и подползла к раненой собаке, на бандита она даже не глянула – он не заслуживал её внимания. Черно-белый пёс лежал врастяжку на боку, а под ним растекалась алая лужа. Она всхлипнула:

– Держись, песик, держись… только не умирай. Ты мой герой, ты мой хороший…

Выдернув из кармана лежащий там по старой привычке ИПП (индивидуальный перевязочный пакет, врачи околоэкстренных специальностей часто таскают их с собой), женщина принялась перевязывать пса, который только чуть поскуливал. Закончив с этим делом, она прошептала: «Полежи здесь, песик, я сейчас», и вышла из подворотни. Ее не было некоторое время – пока поймала такси, пока уговорила водителя, рассказав историю о том, что её пес пострадал, защищая ее, пока подъехали – пес уже даже не скулил, но едва заметно поднимавшиеся бока выдавали наличие дыхания. Совместно с водителем погрузив собаку в машину, женщина рассказала, как лучше подъехать к дому ее отца, где она в данный момент и жила.

Водитель был настолько любезен, что помог втащить тяжелого пса в дом, где и передал с рук на руки дворецкому. Выскочивший пожилой мужчина в костюме классического покроя дождался, пока она расплатится и только потом воскликнул:

– Бог мой, Оксана, что случилось?

– Папа, на меня напали и… и… – женщина, оказавшаяся Оксаной, расплакалась.

– Что они с тобой сделали? – мужчина схватился за сердце.

– Ничего, папа, он защитил меня, но… – сквозь рыдания попыталась объясниться Оксана, но потрясение от всего произошедшего было слишком сильным, и на неё, что называется, накатило, и она ударилась в непродолжительную истерику.

Мужчина, точнее отец Оксаны и, по всей видимости, хозяин особняка, схватился за телефон, вызывая кого-то… Оксана не прислушивалась, она, несмотря на слезы и панику, устраивала своего спасителя собачьей масти на лежанку и проверяла, не сполз ли бинт.

Прошло совсем немного времени, и в особняк прибыл довольно известный в Лондоне ветеринар. Внимательно осмотрев пса, он высказался:

– Достаточно профессиональная перевязка, кто автор?

– Я врач… педиатр, – ответила Оксана.

– Заметно. Ну, что я могу сказать – нужно в клинику, посмотреть новомодным ультразвуком и зашить вашу крашенную собаку. Кстати, заметно, что о псе заботились – стригли, красили, но вот породу я не разгляжу. Возможно, он был тренировочным материалом при обучении.

Оксана молча внимала, а когда доктор приказал грузить собаку, вызвалась ехать вместе с ним.

В клинике пришлось подождать. Собаку уложили на каталку, принялись носиться с ней по кабинетам и в итоге укатили в операционную. Ветеринарная клиника почти ничем не отличалась от человеческой – та же чистота, вежливый медперсонал, хирургические костюмы и белые халаты… Оксана терпеливо ждала новостей. Наконец, двери открылись и коллега-ветеринар вышел к ней:

– Ничего особо важного не задето, порез мы зашили, теперь будет достаточно долгий период выхаживания, наш специалист будет ездить к вам каждые три дня для контроля процесса заживления и восстановления.

– Спасибо большое! – счастливая Оксана была искренне рада такому исходу, и через два часа они отправились домой, где для нового члена семьи было готово место, миска и уход. Потянулись долгие дни восстановления…

========== Часть пятнадцатая. Неожиданный отбор третьего чемпиона ==========

Перед замком стояла толпа. Можно было бы сказать – стадо, но все-таки какое-то подобие строя прослеживалось. Толпа волновалась. Ровный гул голосов тех, что поумнее, дерганья и прыжки уже замерзших, не лето чай. Ученики и преподаватели ждали прибытия гостей. А гости все не прибывали, и люди мерзли. Когда терпение было уже на исходе, послышались голоса «Летят! Летят!». Если приглядеться, в небе можно было увидеть что-то движущееся – то ли Санта-Клаус раньше времени вылетел, то ли Дементоры, а то ли самолет, непонятно как тут оказавшийся. Движение стало четче, и на поляну перед людьми с грацией заходящей на посадку «Мрии» плюхнулась карета, запряженная пегасами. Она была богато украшена золотом, серебром и проблесковыми огнями, согласно международным правилам воздушного движения. Дверца открылась, показывая застывшим в ожидании людям женскую версию Хагрида.

Дернувшись в стороны, чтобы не попасть под этот бульдозер, ученики образовали собой живой коридор-проход, в который и прошла мадам Максим, директор французской школы. В голове Гарри еще было свежо воспоминание о французской невесте Сириуса, любезно предоставленное самим крестным, и он начал представлять ванну для этой… директрисы. Пока директор приветствовал французскую коллегу, из кареты вывалились кучей утонченные и весьма укачанные француженки. Некоторые сразу же бежали за карету… И ветер донес до дождавшихся непередаваемые ароматы полупереваренной французской кухни. Дрожащих от холода так, что ученикам Хогвартса стало даже немного теплее, француженок почти бегом завели в замок – греться. А мерзнущие ученики двинулись встречать еще одну делегацию. Под шумок Невилл с Гермионой сбежали с той же целью, что и француженки, а Гарри, с тоской посмотрев им вслед, остался на месте.

Со стороны озера послышался громкий «бульк», внимательный зритель мог бы увидеть, как всплыл огромный пузырь воздуха и гигантский кальмар, живой вроде, но в глубоком анабиозе. Вслед за этой живописной картиной из глубин озера появился когда-то парусный корабль. Оснащение его заменяли огни святого Эльма и какая-то тряпка, в девичестве, по всей видимости, служившая флагом. От корабля донеслась матерная ругань не по-английски, долженствующая, видимо, заменить уведомление о прибытии. С борта сорвался якорь на ржавой цепи и под утробный рокот барабана исчез где-то в глубинах озера. На воде появились странные радужные пятна и пара всплывших брюхом вверх русалок.