Текст книги "Журнал «Если», 2000 № 10"

Автор книги: Танит Ли

Соавторы: Далия Трускиновская,Джоди Линн Най,Юлий Буркин,Леонид Кудрявцев,Дмитрий Володихин,Дэвид Брин,Александр Мирер,Элизабет Зухер Мун,Владимир Гаков,Сюзанна Кларк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Евгений Харитонов
ГЛАВНЕЙШИЙ ИЗ ВСЕХ ВОПРОСОВ…

В обзоре, посвященном читательским откликам и пожеланиям («Фантариум», «Если» № 6, 2000), мы пообещали нашим читателям, что время от времени будем рассказывать о незаслуженно забытых именах и книгах российской и зарубежной фантастики. Сегодня вас ждет этюд об одном из родоначальников жанра «альтернативная история».

Точно неизвестно, кому из фантастов первому пришла в голову безумная идея изложить реальные исторические события в сослагательном наклонении. Большинство исследователей НФ ищут истоки «альтернативной истории» в англо-американской литературе. Между тем элементы жанра обнаруживаются уже в повести Осипа Сенковского «Ученое путешествие на Медвежий остров», появившейся еще в начале XIX века. Впрочем, в данном случае приходится говорить об «эмбриональном» состоянии популярного ныне направления.

Это может показаться странным, но фантасты вообще очень долго не рисковали ставить вопрос ребром: «А что было бы, если?..» Возможно, потому, что туманное Будущее привлекало сочинителей фантазий куда больше, чем не менее туманное Прошлое. Если же фантасты и отправляли своих героев по реке Времени назад, то, грубо говоря, с крайне ограниченным кругом художественных задач: оправдать использование сочинителем машины времени или доказать, например, что пришельцы из космоса уже когда-то посещали нашу планету. В ранней фантастике Прошлое нередко оказывалось еще и одним из вариантов Утопии – пассеистической (т. е. устремленной не в будущее, а как раз наоборот); в устоях минувших веков некоторые утописты видели идеальное государство будущего.

Так или иначе, фантасты не стремились серьезно осмыслить (не говоря уже о том, чтобы переосмыслить) события давно минувших дней, дабы обнаружить там истоки актуальных проблем современности. Исторические реалии, хоть и приправленные художественным вымыслом, не подвергались серьезной «препарации». Как было уже сказано, затруднительно в истории мировой фантастики отыскать пионера «альтернативной истории». Но вот с датой рождения жанра в российской литературе разногласий, вероятно, не будет. Это произошло в 1917 году, когда московский «Журнал приключений» опубликовал повесть Михаила Первухина «Вторая жизнь Наполеона». Что было бы, если бы Наполеону удалось сбежать с острова Святой Елены – места последней его ссылки? По сюжету, ему не только удается покинуть остров, но и существенно повлиять на дальнейшее развитие мировой истории, создав новую могущественную империю в Африке.

Вряд ли случайно «Вторая жизнь Наполеона» появилась на свет именно в 1917 году, когда заново переписывалась история отдельно взятой страны.

Имя писателя и журналиста Михаила Константиновича Первухина (1870–1928) после 1917 года было вычеркнуто из русской литературы. Сегодня оно известно разве что литературоведам и знатокам фантастики. А между тем это был один из самых одаренных фантастов начала XX века, автор свыше 20 НФ-произведений.

М. Первухин родился в Харькове, здесь же закончил реальное училище и девять следующих лет отдал службе в Управлении Курско-Севастопольской железной дороги. Но в 1900 году из-за осложнений со здоровьем он был вынужден перебраться в Крым. Здесь и началась его литературная деятельность. Он организовал газету «Крымский курьер», которую возглавлял до 1906 года, и издал первый свой сборник рассказов «У самого берега Синего моря» (1900). В 1906 году он покидает Россию и в поисках лечения уезжает жить в Италию, однако не прекращая активного сотрудничества с российской прессой. В Италии он начинает писать научно-фантастические рассказы и повести, которые с 1910 года регулярно появляются (часто под псевдонимами М. Волохов, К. Алазанцев, М. Де-Мар) на страницах «Вокруг света», «На суше и на море», «Мир приключений», «Природа и люди» – основных изданий, публиковавших в те годы фантастическую и приключенческую прозу.

Тематика ранних рассказов и повестей Первухина вполне традиционна для фантастики той поры: лучи смерти, путешествие на автомобиле к Северному полюсу, загадочные обитатели морских глубин, необычные изобретения. И все-таки эти произведения резко выделялись на общем фантастическом фоне уже в силу литературной одаренности автора.

«Вторая жизнь Наполеона» по понятным причинам стала последней публикацией Михаила Первухина на родине. Избранный писателем художественный метод анализа исторических событий (а на деле – анализ современности) противоречил учению марксизма-ленинизма. Но в 1924 году в Берлине вышла главная книга писателя – историко-фантастический роман «Пугачев-победитель». Обращение к одному из самых сложных периодов российской истории не было случайным. «Что было бы, если бы в свое время Пугачев победил? – написано в предисловии к первому изданию книги. – Этот вопрос не однажды приходил в голову нам, русским, судьбой обреченным увидеть нашу Россию побежденной вторым «университетским Пугачевым», который кроме «свободы» и «власти бедных», этих старых испытанных средств затуманивать разум народный, принес с собой яд много сильней – учение Карла Маркса, то зелье, каким, по счастью для тогдашней России, еще не располагал Емельян Пугачев».

В 1994 году, спустя 70 Лет, усилиями уральского знатока и библиографа фантастики И. Г. Халымбаджи, «Пугачев-победитель» был переиздан. Книга не устарела – ни по языку, ни по тематике. Она и сегодня – образец качественной литературной фантастики. Но вот парадокс времени: при явном интересе современной жанровой критики к «альтернативным историям» роман пионера жанра не попал в поле зрения обозревателей; не проявляют интереса и издатели к переизданию Других произведений незаслуженно забытого писателя (а такие попытки предпринимались), – слишком рискованно делать ставку на неизвестные имена. И творчество русского фантаста по-прежнему остается достоянием узкого круга знатоков. □

Рецензии

Стивен ДОНАЛЬДСОН

ЗЕРКАЛО ЕЕ СНОВИДЕНИЙ

Москва: ACT, 2000. – 608с.

Пер. с англ.

(«Золотая серия фэнтези»).

12 000 экз.

________________________________________________________________________

В высшей степени парадоксальная книга. Начало вполне традиционное – закомплексованная американка Териза Морган внезапно оказывается в средневековом мире, раздираемом войнами, в том числе и магическими. Чтобы спасти королевство Мордант, юный Джерадин, кандидат в Гильдию воплотителей, отправляется сквозь зеркало за неким могучим воином, дабы тот пришел и спас. Но то ли по ошибке, то ли волею судьбы он вламывается в квартиру Теризы…

И вот она во дворце короля Джойса. Странное место и странное время – король то ли свихнулся, то ли притворяется безумным, маги-Мастера все силы и время тратят на интриги. Один из них в основном занят сексуальными домогательствами по отношению к Теризе, но каждый раз у него ничего не выходит – и отнюдь не по ее вине. Другой снюхался с врагами. Третий, самый сумасшедший, тайно помогает Теризе… Полкниги девушка ничего не понимает, вторую половину пытается что-то делать, но это ведет к изрядной ломке дров. А когда искомого воина все же вытаскивают из «правильного» зеркала, то получается совсем нехорошо. Заговоров, интриг и предательства тоже хватает, однако действие идет медленно, тягуче. Перенасыщенность деталями, масса побочных линий, а схватки и поединки чрезвычайно редки… как это было бы в реальном мире.

Ближе к финалу ожидаешь, что вот сейчас… что вот тут-то…

Ан нет! Все обрывается на самом интересном месте. Любопытно, что роман, в общем-то, читается не без некоторой приятности. Написанный в особом ключе (назовем его историко-фэнтезийным реализмом), роман Дональдсона ориентирован на читателя взыскательного. Есть некоторые маркеры, позволяющие обнаруживать у автора (или приписывать ему) отсылки к мировой классике – от «Поминок по Финнегану» Джойса до «В поисках утраченного времени» Пруста. Впрочем, у Дональдсона, филолога по образованию, это прописано весьма тонко, ненавязчиво и с немалым мастерством. Читателю, правда, от этого не легче.

Павел Лачев

Павел ФАЕНКО

УЖАС СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Новосибирск: Russia, 2000. – 320 с.

(Серия «Библиотека остросюжетной фантастики»).

5000 экз.

Павел ФАЕНКО

ВИРУС СМЕРТИ

Новосибирск: Russia, 2000. – 320 с.

(Серия «Библиотека остросюжетной фантастики»).

5000 экз.

________________________________________________________________________

Идет судебное разбирательство. Астронавта обвиняют в уничтожении корабля с экипажем. Он оправдывается – на корабль пробралась злобная неуязвимая тварь, она-то и уничтожила экипаж, а ему пришлось подорвать корабль, чтобы избавиться от нее. Нет, это не знаменитый «Чужой», это эпизод из романа П. Фаенко «Вирус смерти». Правда, обвиняемый астронавт – не бой-баба Хелен Рипли, а мужчина; тварь – другой астронавт, только мутировавший под действием инопланетного вируса, – еще один устойчивый мотив подобного рода фантастики.

Астронавты столкнулись с разумной планетой, которая подвергла их малоприятным испытаниям. Нет, это не «Солярис», это повесть Фаенко «Врата Вселенной». Правда, в этом случае суперорганизм выступает в роли отборочной комиссии при эдаком межзвездном «ОВИРе», выдавая избранным пропуск в чужие миры. Современный американец чудом переносится в прошлое и попадает в глухое средневековье. Нет, это не «Янки при дворе короля Артура», это роман Фаенко «Ужас средневековья». Правда, янки на этот раз по профессии кинорежиссер, а в прошлое он переносится после удара током и спасает мир от смертоносной чумы. В сущности, произведения Фаенко представляют собой чистой воды «космическую оперу». Беда или, напротив, преимущество этого жанра в том, что в нем снова и снова обыгрываются все мифологемы фантастики. Без узнаваемого сюжета, без героя – спасителя человечества, без романтической любви и Ужаса-Из-Космоса этот жанр обойтись не может. Как и без предельной американизации (стоит только сделать главным героем Ваню Пупкина или Муню Трахтенберга, как вся присущая жанру патетика непозволительным образом испаряется). Американизация достигается следующими способами:

а) именами героев (Стив, Джон, Алекс);

б) единицами мер и весов – дюйм, миля, галлон;

в) нейтральным и одновременно высокопарным языком, смахивающим на перевод «Звездных королей» Гамильтона («Я обязан узнать всю правду! – билась в его голове лихорадочная мысль. – Это не простое совпадение, этого не может быть! Не должно существовать, как не существует Ада!»).

Космическая опера весьма вольно обращается с законами природы, мешая в одну кучу телепатию, ясновидение, переселение душ, черные дыры, субсветовые скорости и смертоносные вирусы, а странствия бравых астронавтов по степени условности недалеко ушли от путешествий Синдбада («Вместо Магеллановых облаков нас окружали какие-то незнакомые уродливые созвездия»). Казалось бы, этот гибрид жесткой фантастики и фэнтези обречен, как и многие гибриды, на бесплодие – жанр начал чахнуть еще при рождении, отойдя в маргинальную сумеречную зону комиксов и развлекательных кинофильмов. Ан нет, он еще держится – и весьма резво! И даже размножается – впрочем, довольно бесхитростно; то ли делением, то ли почкованием, как и положено простейшим.

Мария Галина

Дмитрий СКИРЮК

ОСЕННИЙ ЛИС

СПб.: Северо-Запад пресс, 2000. – 480 с.

(Серия «Перекресток миров»).

10 100 экз.

________________________________________________________________________

Жил да был в Хоратских горах травник Жуга, маг и чародей, слабо различающий красный и зеленый цвета, из-за чего колдовство его порой приобретало комический оттенок: то поленница дров взлетит в небеса вместо того, чтобы возгореться, а то игральные кости обозначения потеряют – в самый ответственный момент.

Но пропала из деревни первая красавица села – вот и выгнали по навету злопыхателей травника Жугу (предварительно избив до полусмерти), и пошел он странствовать по миру в поисках любимой девушки. В пути, как и положено, происходят разные приключения. В городе Гаммельн Жуга пытается избавить горожан от крыс, потом забывает отключить волшебный кашеварный горшочек. В следующей части повествования наш лекарь уже бьется с небезызвестным ведьмаком Геральтом… Есть в книге и по-настоящему страшные персонажи. Например, злой маг Тотлис, который ворует молоденьких девушек и готовит из их крови эликсир молодости, коим продляет жизнь толстосумам и престарелым князькам. Как вы уже догадались, перед нами достаточно вольный пересказ нескольких популярных легенд, прочно вошедших в сознание рядового читателя сказочной и фэнтезийной литературы.

Портит дебютную книгу молодого пермского автора отсутствие редактуры. Обновленное издательство «Северо-Запад пресс» широковещательно заявляло, что рукописи отныне правиться не будут вовсе и все публикации пойдут в авторской редакции. К чему приводят подобные «благие» намерения, можно судить по таким цитатам: «Мы всё когда-нибудь умрем и всё когда-ни-будь воскреснем» или «стиснул зубы и задышал ртом». У нашего героя есть таинственный браслет, к которому прикреплены девять загадочных фигурок. Для совершения очередного большого подвига одной из фигурок приходится жертвовать. А так как к концу книги «Осенний лис» далеко не все они пущены в ход, то следует ожидать еще не один том продолжений странствий мага-дальтоника.

Сергей Соболев

Орсон Скотт КАРД

КСЕНОЦИД

Москва: ACT, 2000. – 640 с.

Пер. с англ. А. Жикаринцева—

(Серия «Золотая библиотека фантастики»).

10 100 экз.

________________________________________________________________________

Статью об этом писателе в июльском номере «Если» критик Вл. Гаков озаглавил очень точно – «Проповедь-бестселлер». Вот и новый (для нас) роман посвящен прежде всего нравственным проблемам. Автор, словно составитель каверзного задачника, помещает героя в невыносимые условия (обычно так и поступает с нами жизнь), чтобы вынудить его найти единственное правильное решение. Таким решением всегда является не общая модель, а реальный поступок.

Когда Эндрю Виггину было одиннадцать, земной флот под его командованием уничтожил цивилизацию жукеров, сберегая Землю. Теперь, когда Эндеру шестьдесят, он чувствует себя обязанным защитить от уничтожения спасенную им королеву жукеров (баггеров), а заодно цивилизацию свинксов с Лузитании, человеческую колонию на Лузитании и «виртуальное существо» по имени Джейн, уже знакомое читателям журнала. Кредо Эндера – действовать так, чтобы потом не пришлось стыдиться своих поступков. Ключом здесь является вопрос об ответственности. Никто не возлагает на героя обязанность противостоять флоту Звездного конгресса. Он сам делает выбор, принимая на себя этот груз. Как полагает автор, свобода – это и есть ответственность человека перед самим собой.

Из тем, проходящих красной нитью сквозь лучшие произведения американской фантастики, для краткости укажем здесь на две: во-первых, взаимоотношения с национальными и культурными меньшинствами; во-вторых, роль физиологических факторов в структуре духовной деятельности человека. У последней темы несколько вариаций, в том числе гротескная – образ правителей планеты Дао, в которых принципы «Дао Дэ-цзин» закодированы на генетическом уровне.

Отличие религиозной научной фантастики Карда от фэнтези не в том, что чудеса объясняются с помощью законов физики. Отличие в том, что к описанию нравственных и религиозных чувств автор подходит не менее серьезно, чем к изложению принципов действия ансибля. Религиозно-философское измерение романа так же глубоко и богато, как его образный ряд. И завораживающе парадоксально. Достаточно сказать, что «мир идей» Платона и «вечное возвращение» Ницше существуют одновременно, не противореча друг другу. Экспедиция в мета-вселенную оборачивается для Эндера сюрпризом, о котором читатель узнает к концу романа. Нужно лишь отметить, что в оригинале Питер Виггин, старший брат и злой гений, использует псевдоним Локк – в честь английского философа, автора концепции разделения властей. Правда, переводчики транскрибируют его как Локи – в честь скандинавского бога.

Сергей Некрасов

Владимир ИЛЬИН

500 ЛЕТ ДО КАТАСТРОФЫ

Москва: ЭКСМО-Пресс, 2000. – 480 с.

(Серия «Абсолютное оружие»).

12 100 экз.

________________________________________________________________________

Повесть «500 лет до катастрофы», вошедшая в новую книгу Владимира Ильина, может быть названа антиутопией. Трудно сказать что-то принципиально новое в этом жанре, и повесть тому подтверждение.

Сюжетная канва незамысловата. Ученые обнаружили несущуюся к Солнечной системе черную дыру, которая через пятьсот лет прилетит и все уничтожит. Перед человечеством встает вопрос: что делать? Одни хотят строить для эвакуации потомков космический флот, другие полагают, что жить надо сегодняшним днем, а потомки уж сами как-нибудь разберутся. Начинается всепланетная склока, и в итоге побеждают радетели о будущем. Далее – глобальное строительство, естественным путем устанавливается казарменный социализм, цивилизация дичает… Конец открытый.

Здесь нет не только новых идей, но и того, что называют художественной литературой. Сюжет распадается на ряд эпизодов, связанных между собой лишь хронологически. Язык повести откровенно слаб, и создается ощущение, будто в печать попали даже не черновики, а рабочие конспекты. Персонажи существуют в тексте лишь затем, чтобы озвучивать общую концепцию. Автор не уточнил и ряд важнейших моментов. Например, на чем основаны космические полеты. Если фотонная тяга, то релятивистские эффекты делают невозможными предварительные поиски новой планеты, а если уже освоено подпространство и прочая деритринитация, то возникают иные логические неувязки.

Законы жанра неумолимы, science fiction не терпит подобных натяжек.

То же самое можно сказать и о романе «Нельзя идти за горизонт». Ни новых идей, ни художественного уровня… Правда, имеется связный сюжет. В мире далекого будущего воюют между собой могущественные группировки сверхлюдей – «превенторы», «экстроперы», «Когниция». Все они по-своему хотят блага обычным людям, запертым в «хомоценозах» (резервациях, окруженных силовыми полями). Там, под колпаком, жизнь уютная, но скучная. Главный герой пытается разобраться с несправедливым мироустройством. Много беготни, крови и интриг… Но автор не сумел свести воедино сюжетные линии и поставил точку «посреди чистого поля».

Жаль. Автор, если судить по ранним его книгам, несомненно, способен писать лучше. Но, видимо, в данном случае ему нужно было не лучше, а быстрее. Что и получилось.

Виталий Каплан

Томас ПИНЧОН

ВЫКРИКИВАЕТСЯ ЛОТ СОРОК ДЕВЯТЬ

СПб: Симпозиум, 2000. – 408 с. Пер. с англ. Н. Махлаюка, С. Слободюнюка, А. Захаревич —

(Серия «Ех Libris»).

5000 экз.

________________________________________________________________________

«Аукционист прочистил горло. Эдипа уселась поудобней и стала ждать, когда начнут выкрикивать лот 49». Так заканчивается роман Томаса Пинчона, одного из самых авторитетных писателей Америки.

Несмотря на относительно низкую продуктивность (за сорок с лишним лет писательского труда Пинчон издал всего пять романов), его влияние на американскую литературу вообще и жанр научной фантастики в частности несомненно. Известно, с каким пиететом относятся к нему писатели-киберпанки, которые считают Томаса Пинчона одним из своих предтечей.

Отличительной чертой произведений автора является юмор: такой черный, что ночью его, пожалуй, не разглядишь. Используя разнообразную стилистику и плетя замысловатые сюжеты, Пинчон сохраняет верность излюбленной тематике – исследованию энтропии как меры неопределенности и возрастания хаоса любой системы. Энтропия является той средой, в которой развивается действие романа «Выкрикивается лот сорок девять». В лабиринте неопределенности, отвергающей однозначные ответы, и невозможности существования непреложных истин его героиня Эдипа Маас пытается упорядочить собственную жизнь. Подобно своему царственному тезке, она задается вопросами, важнейшим из которых для нее является вопрос о достоверности грандиозного Заговора с многовековой историей.

Реально ли его существование или это лишь розыгрыш, фарс, устроенный в ее честь покойным миллионером Пирсом Инверэрити?

Установить это нет никакой возможности. Нет доказательств, подтверждающих существование Заговора, а значит, и скрываемого за его ширмой тезиса о всесилии причинно-следственных связей и упорядоченности бытия; нет и доказательств обратного, свидетельствующих в пользу хаоса и случайностей. Истина же, как всегда, лежит где-то посередине, между историей, изложенной в многотомных ученых трудах, и той историей, которая началась, когда «однажды летним вечером миссис Эдипа Маас вернулась домой…»

Сергей Шикарев