Текст книги "Журнал «Если», 2000 № 10"

Автор книги: Танит Ли

Соавторы: Далия Трускиновская,Джоди Линн Най,Юлий Буркин,Леонид Кудрявцев,Дмитрий Володихин,Дэвид Брин,Александр Мирер,Элизабет Зухер Мун,Владимир Гаков,Сюзанна Кларк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Она неуязвима, – прошептал Уолтер. Сигара выпала из уголка его рта. – Постойте, в моем блокноте было еще кое-что, я не-дочитал…

Он поспешил вниз, а Элизабет и Дмитрий продолжали молча, как завороженные, смотреть на полотно.

Уолтер вернулся. Порывшись в своих записках, он сообщил:

– Вот. В пятнадцатом веке главой Ордена Дракона в Румынии был граф… Граф Влада! – выкрикнул он, – по прозвищу Дракул… А «дракул» по-румынски – «дракон».

– Влада… То есть Дракул – мой предок? – Элизабет выглядела неприятно удивленной. – Пойдемте-ка отсюда, – предложила она. – Я что-то неуютно себя чувствую рядом с этим холстом. Лучше бы мы его и не находили.

В гостиной Уолтер заметил:

– Подробности о ваших предках может знать Мирча.

– Мирча! – позвала Элизабет. Но старик словно сквозь землю провалился.

Глянув в окно, Дмитрий в свете догорающего заката увидел Мир-чу, скачущего на лошади прочь от замка.

– Вот он!

– Это моя лошадь! – возмущенно воскликнул Уолтер. – Все ясно! Он шпионил за нами! Где мой карабин?!

Сдернув со стены гостиной ружье, он долго целился в уменьшающуюся фигурку всадника.

– Нет, уже не достать… – рыжеусый топнул от досады и опустил ствол.

– Да, он шпионил за нами, – согласился Дмитрий. – Теперь понятно, откуда Перуцци узнал, что вы хотите увезти картину.

– Выходит, он понимает по-английски! А я-то мучился с этим проклятым румынским произношением…

– Это очевидно, – кивнула Элизабет. – Завтра же следует отправляться домой. Прочь из этой ужасной страны!

– Завтра? – криво усмехнувшись, переспросил Уолтер. – Не уверен, что нас отпустят так просто. Думаю, надо готовиться к осаде. Приближается ночь. Возможно, скоро они придут…

Уолтер и Элизабет торопливо собирали вещи. Внезапно погас свет. Элизабет, зажигая свечу, выругалась:

– Проклятая страна!

– Что-то мне это не нравится, – тихо сказал Уолтер Дмитрию и, взяв со стола карабин, добавил: – Пойду вниз, проверю, как там наши запоры.

Но не успел он сделать и шага, как снизу раздался грохот выстрелов и крики.

– Они здесь! – рявкнул Уолтер и, выскочив на площадку, сделал несколько выстрелов, скорее для устрашения, нежели надеясь попасть в кого-то из тех, кто пытался взломать парадную дверь. Затем, присев к пулемету, крикнул: – Дмитрий, позаботьтесь об Элизабет! Быстрее в мансарду, пока они не ворвались! Там есть выход на пожарную лестницу.

– А вы?! – крикнул Дмитрий.

– Я поднимусь позже! Сверните картину!

Дмитрий схватил Элизабет за руку, и они, пробежав мимо Уолтера, устремились вверх по лестнице. Позади них раздался треск пулемета.

Оказавшись в мансарде, Дмитрий распорядился:

– Займитесь картиной. Выньте из рамы и сверните изображением наружу.

– А вы?

– Я помогу Уолтеру. Но вы должны оставаться здесь.

– Ни за что!

– Но вы безоружны!

– Мужчины! – презрительно воскликнула Элизабет, достала из-за корсажа припрятанный перочинный ножик и бросилась к двери. – Занимайтесь картиной сами!

– Это безумие! – кинулся за ней Дмитрий.

Но в этот миг треск пулемета смолк, а еще через несколько мгновений в мансарду ворвался Уолтер.

– Все! – закричал он, запираясь. – Они прорвались. Тащите сюда вещи, что потяжелей!

Едва они успели забаррикадировать дверь, как нападавшие принялись бить снаружи чем-то увесистым.

– За мной! – скомандовал Уолтер и бросился в дальний угол мансарды к дверце в половину человеческого роста. Повозившись с засовом, он распахнул ее.

– Проклятие! – выругался он. И не зря. В свете огней факелов, окружавших замок, по пожарной лестнице уже лезли враги.

Он торопливо захлопнул дверцу и задвинул засов. Осажденные растерянно переглянулись. Путь к отступлению был отрезан.

– Мы в ловушке, – констатировал Уолтер.

Внезапно Дмитрий увидел, что прислоненная к стене картина начала излучать магический золотистый свет. Чувствуя непреодолимое влечение, он подошел к ней вплотную. Ощущение реальности вновь, как и в кабинете Перуцци, оставило его… На полотне не было портрета гневного рыцаря! Его поверхность искрилась ровной золотистой гладью. Дмитрий дотронулся до холста рукой. И рука, словно в жидкость, провалилась. По полотну разошлись маслянистые круги.

– Сюда! – окликнул Дмитрий остальных. – Здесь выход!

– Это?! – воскликнула Элизабет озадаченно и тоже сунула руку в картину. – Не может быть!

– Не время искать рациональное объяснение тому, что нам неведомо, – хладнокровно изрек Уолтер. – Быстрее туда! Это единственный шанс на спасение.

3.

– Тогда я первая, – заявила Элизабет и шагнула внутрь прямоугольника. За ней последовал Дмитрий.

Вот рука его осталась без кисти. Вот тело без руки. А вот и тело исчезло, и осталось только сознание. А потом исчезло и сознание, оставив только воспоминание о каких-то красочных феерических и калейдоскопичных зеркалах, сменяющих друг друга…

Возвращение чувств было резким и внезапным. Дмитрий приземлился на ноги, но не удержался и упал на гладкий холодный пол. Испуганно озираясь, он обнаружил рядом поднимающуюся Элизабет. Они оказались в мрачном, освещенном факелами подземелье, стены и потолок которого были расписаны фресками в стиле Босха, а по углам расставлены какие-то непонятные приспособления. Созерцание прервал Уолтер, мешком упавший откуда-то сверху.

– Где мы? – опомнившись, испуганно прошептала Элизабет.

Бряцая кандалами и жестикулируя, из тени вышел заросший волосами человек и, всплеснув руками, воскликнул: «Quod erat demonstrandum!»

– «Что и требовалось доказать», – перевел пришедший в себя Уолтер.

Узник продолжал что-то быстро говорить и активно жестикулировать.

– Это итальянский, – сообщил Уолтер. – Он просит, чтобы мы освободили его.

– Кто он такой? – спросил Дмитрий.

– Я, кажется, догадалась! – воскликнула Элизабет. – Наверное, это тот самый художник.

– Помилуйте! – возмущенно возразил Уолтер. – Откуда ему взяться в двадцатом веке?

– Или это мы – в шестнадцатом? – неуверенно предположил Дмитрий.

– От Рождества Христова! – бодро заявил бородатый узник по-английски, но с сильным акцентом. – Я узнал ваш язык. Вы англосаксонские варвары. Хотя… – Он остановил взгляд на Элизабет.

Та, смутившись, старательно оправила платье.

– Я не знал женщин тридцать три года, три месяца и три дня, – заявил узник. – Освободите же меня скорее от оков!

– Не надо! – пискнула Элизабет. – Я чувствую: он опасен!

– Нет-нет, – уверил художник, – я не причиню вам вреда. – Затем, обернувшись к мужчинам, потребовал: – Да скорее же! В любую минуту здесь могут появиться люди Перуцци.

– И здесь?! – возмутился Уолтер. – Стоило ли бежать?

– Я могу вывести вас отсюда. Так вы поможете мне или нет?!

– Что нужно делать? – поспешно согласился Уолтер.

– Возьмите инструменты, – художник кивнул на орудия пыток.

Уолтер и Дмитрий, прислушиваясь к командам художника, выбрали подходящие предметы и начали расковывать его. Убедившись, что они все делают правильно, он тут же вновь переключил свое внимание на Элизабет.

– Позвольте представиться, – узник чувственно посмотрел на нее, – барон Фабио Да Ладжози.

– Я так и знала, что вы Ладжози, – любезно ответила Элизабет.

– Вам знакомо мое имя?! – пораженно посмотрел на нее художник.

– Еще бы, – кокетливо кивнула она и, сделав книксен, представилась сама: – Графиня Влада.

– Элизабет! – даже приостановил работу Уолтер, – тебя же всегда смешил этот нелепый титул!

– Всему свое время, – холодно отозвалась та.

– Удивительно! – продолжал поражаться Ладжози. – Насколько я знаю, Перуцци сделал все для того, чтобы мое имя не осталось на скрижалях истории.

– На скрижалях и не осталось, – подтвердил Уолтер. – Известно только, что вы отсюда удачно бежали.

– Это хорошо! – обрадовался Ладжози. – Значит, все идет по плану. Вышло так, как я и задумал! Тридцать три года я ждал этого часа, изображая все эти мерзости!..

Дмитрий внимательно оглядел подземелье и только сейчас заметил на стенах те самые картины, которые показывал ему Перуцци. Элизабет, проследив за взглядом Дмитрия, открыла от удивления рот.

– Силой своего искусства я заложил в последнюю картину особое свойство, – продолжил Фабио. – Через нее сюда должны были проникнуть трое, имеющие чистые сердца и благие помыслы.

– Почему именно трое? – пробормотал Уолтер, возясь с кандалами.

– Ну-у, – протянул Фабио. – Один должен держать замок цепи, другой – бить по нему, а третий… третья, – поправился он, – призвана освободить из заточения мой пылкий дух.

– Не дождешься, – пробубнил Уолтер, словно бы сам себе.

– А дальше? – Элизабет обернулась к Фабио. – Что с нами будет дальше?

– Вернетесь в свое время, – заверил женщину Ладжози и добавил, пристально глядя ей в глаза. – Если, конечно, захотите.

– Захотим, захотим… – продолжал разговаривать сам с собой Уолтер.

– А каким образом мы вернемся? – спросил Дмитрий.

– Через эту же картину, – пояснил Фабио. – Однако есть одно условие: ее нужно доставить и спрятать туда, где она была найдена в ваше время.

– В Румынии, – подсказала Элизабет. – Картина была найдена в Румынии.

Ладжози непонимающе посмотрел на нее:

– Не знаю такой земли.

Уолтер нахмурился, припоминая названия из старинных географических карт.

– Валашское княжество, – пояснил он.

– Далеко, – покачал головой Фабио. – Очень далеко!

Его задумчивость прервал звук падающих на пол оков.

– А почему бы нам прямо сейчас не вернуться в свой мир, – спросил Уолтер. – Если это так просто?

– Если картину не спрятать там, где она была найдена, история мира будет развиваться несколько иначе. Появится новая реальность. А два разных мира в одном месте Господь не потерпит. Произойдет грандиозный взрыв, и Вселенная исчезнет…

– Хорошенькую перспективу вы нам нарисовали, – невесело заметил Уолтер, но тут же приободрился. – А почему бы, дружок мой милый, не сделать так: мы возвращаемся домой, а вы тащите картину в нужное место.

– Один? – переспросил Фабио, глянув на Элизабет.

– Рисковать нельзя, – вмешался Дмитрий. – А вдруг он не справится? Исчезнет мир, и мы вместе с ним. Мы должны помочь Фабио.

– К сожалению, вы правы, – согласился Уолтер. – Тогда – вперед! Прочь из этой дыры! – он рванулся было, но Ладжози остановил его:

– Одну минуту, синьор! – Фабио снял картину с мольберта, свернул ее и уложил в сумку с кистями и красками. – Без нее у Перуцци ничего не получится! Впрочем, и у нас тоже.

Вместе они бросились по лестнице вверх. Массивная дверь темницы была заперта. Уолтер, бормоча проклятия, приставил к замочной скважине карабин. Передергивая затвор, он сделал несколько выстрелов. Фабио в испуге заткнул уши. Когда дверь под натиском Дмитрия и Уолтера тяжело, с гулким скрипом открылась, Ладжози с величайшим интересом указал на карабин в руках Уолтера.

– Кто это изобрел?

– Порох – китайцы, а оружие сделано Смитом и Вессоном, – просветил его Уолтер.

– Они, очевидно, великие ученые! – восхищенно отметил Ладжози.

– Не думаю, – усмехнулся Уолтер. – Кто они по сравнению с изобретателями периодической системы или электрической лампочки…

– Вы должны мне рассказать! – Похоже, Фабио всерьез собрался прослушать лекцию обо всех научных открытиях минувших четырехсот лет. Он опустил на пол сумку и даже забыл об Элизабет.

– Ну что же вы?! – окликнула она, возвращаясь. – Мы ведь собирались бежать!

– Отличный план! Об открытиях мы поговорим попозже, – Ладжози схватил сумку и первым поднялся вверх по лестнице. Остальные проследовали вслед за ним, стараясь производить как можно меньше шума.

Но уйти незамеченными беглецам не удалось. Дорогу преградили четверо монахов в лиловых фесках и со шпагами. Дмитрий, Уолтер и Фабио беспомощно посмотрели друг на друга. Кинув на мужчин презрительный взгляд, Элизабет достала из-за корсажа свой перочинный ножичек и, тоненько визжа, ринулась на монахов. Те, ожидавшие чего угодно, только не нападения женщины, отпрянули.

– А?! – торжествующе обернулась Элизабет к спутникам.

Но тут один из монахов, свирепо усмехнувшись, сделал шаг вперед и достал из-под сутаны огромный палаш. Элизабет, продолжая размахивать ножичком, отступила. А едва монах поднял палаш, Элизабет бросила ножик и с визгом спряталась за спины мужчин.

Уолтер выставил перед собой карабин и навел его на монаха. Тот с нескрываемым презрением смотрел на диковинную «шпагу». Раздался выстрел, и нападавший с изумленным выражением лица осел на пол. Уолтер демонстративно дунул в ствол карабина.

Спустя несколько минут Дмитрий, Уолтер и Фабио уже торопливо натягивали на себя балахоны плененных монахов. Те боязливо жались друг к другу, сидя на полу в исподнем.

– А я? – суетливо оглядывая себя, спросила Элизабет. – Фабио! Разве моя одежда не вызовет подозрений у ваших современников?

Ладжози остановился, оценивающе оглядел ее и сообщил:

– О нет, синьорита. Правда, вам придется выдавать себя за женщину особого сорта.

Элизабет возмущенно фыркнула и отвернулась.

– Не беспокойтесь, – продолжил Фабио. – Как и следовало ожидать, у служителей дьявола оказались полные карманы денег, и мы купим вам одежду. А те люди, к которым я поведу вас сейчас, не посмеют притронуться к знатной даме, чем бы она ни занималась.

В одежде монахов они беспрепятственно выбрались из темницы. Ладжози споро вел беглецов за собой, то и дело оборачиваясь назад и ища в толпе горожан лиловые фески. Погони не наблюдалось.

Дмитрий и Уолтер проснулись от приглушенного грохота выстрелов. Облаченные в одежду простолюдинов, они лежали в рыбацкой хижине при свете сального светильника. Тут же вповалку спали мужчины, женщины, дети и домашние животные.

Уолтер огляделся.

– Нет Фабио и Элизабет! – сообщил он, вскакивая. – И пропал мой карабин.

Они выбежали на берег реки как раз тогда, когда к нему подплыла лодка. Ладжози, тоже переодетый рыбаком, с карабином в руке, соскочил по колено в воду, привязал лодку к мостку, а затем галантно взял на руки одетую в длинный сарафан Элизабет. Перенеся ее на берег, он, словно не желая расставаться с прелестным грузом, сделал еще несколько шагов.

– Чем вы с ней занимались?! – вскричал Уолтер. Фабио, не обращая на него внимания, осторожно поставил Элизабет на землю и, склонившись, поцеловал ей руку.

– Я познал истинное наслаждение, – сообщил он.

– Если бы вы попросили Уолтера, он справился бы с моей задачей намного лучше, – ответила она жеманно.

Дмитрий с интересом покосился на Уолтера.

– Хм!.. – покрутил ус тот.

– Синьор Ладжози попросил меня показать, как работает карабин, – пояснила Элизабет остальным. – И чтобы не беспокоить поселок выстрелами, мы отплыли подальше в море.

– Это восхитительное оружие, – сообщил Фабио, протягивая карабин Уолтеру. – С ним мы в полной безопасности!

Уолтер взял карабин, оттянул затвор и заглянул внутрь. Затем, скривившись, заявил:

– Были в безопасности. Пока вы не расстреляли все патроны.

И, размахнувшись, бросил карабин в море.

Телега, запряженная волами, двигалась по загородной дороге. Элизабет, ойкая и извиняясь, брила уже постриженного Фабио. Уолтер, тяжело вздыхая, угрюмо на них поглядывал.

– Итак, мы отправляемся в вашу мастерскую? – уточнил Дмитрий.

– Да, в мои роскошные апартаменты, – мечтательно улыбнулся Фабио.

– Но что нам это даст?

– В молодости я построил летательный аппарат, – сообщил Ладжози. – Он поможет нам быстро и безопасно, аки ангелы по небу, перелететь через море в Валахию.

– Летательный аппарат? – поразился Дмитрий. – Первый летательный аппарат, если мне не изменяет память, был создан в девятнадцатом веке…

– А тот, что построил Леонардо Да Винчи, так и не взлетел, – мрачно добавил Уолтер.

– Леонардо?! – Ладжози отстранил руку Элизабет и разразился такой экспрессивной тирадой на итальянском, что нетрудно было догадаться – это отборная брань. Путники с нескрываемым интересом выслушали его. Наконец Фабио остановился и гневно бросил: – Он выкрал мои черновики!

– Значит, и мы не взлетим, – саркастически кивнул Уолтер, – раз у него по вашим чертежам ничего не вышло.

– У меня плохой почерк, – отозвался Фабио и многозначительно подмигнул.

– Все старинные мастера имели обыкновение зашифровывать свои записи, – пояснил Дмитрий.

– Неужели вы и вправду знакомы с Леонардо Да Винчи?! – восхищено смотрела на Ладжози: Элизабет.

– Знакомы?! – скривился Фабио. – Много лет назад его отец, синьор Да Винчи, привел ко мне этого несмышленого юношу. Если бы не деньги его отца, я никогда не взялся бы за обучение столь бестолкового отрока.

– Не смейте так говорить о величайшем ученом! – наконец-то нашел, за что обрушиться на соперника, Уолтер. – Он изобрел металлургическую печь, ткацкий станок и землеройную машину!

В приступе дикого хохота Фабио скорчился и рухнул на дно повозки. Затем резко замолчал, сел и с издевкой спросил:

– Может быть, и «Джоконду» он написал?

Перуцци сидел в карете и, приоткрыв дверцу, вслушивался в вопли женщин и детский плач. Всадники Ордена Дракона, спешившись, обыскивали рыбацкий поселок, грубо выволакивая жителей из хижин.

В одном из жилищ служители Ордена нашли три сутаны. Выведя из хижины хозяина, его дочь и подростка-сына, они, угрожая расправой, потребовали сказать, куда направились беглецы.

Рыбак испуганно указал направление. Но поселок это не спасло. Один из «монахов» подпалил хижину факелом. Огонь легко перебросился на соседние постройки и охватил поселок. Перуцци закрыл дверцу кареты, и она тронулась, а остальные служители Ордена поскакали в указанном направлении верхом.

Фабио шел впереди, Уолтер, Элизабет и Дмитрий – поодаль, в толпе, движущейся к городским воротам. Протиснувшись к стражнику, Ладжози что-то быстро сказал ему, затем, отдав пару монет, позвал остальных взмахом руки. Стражники, пропуская их, чему-то довольно ухмылялись, явно отдавая свои симпатии Элизабет и усиленно подмигивая ей.

– Что бы мы делали без него! – восхищенно воскликнула Элизабет. – Он умеет представить женщину в наилучшем свете! В шестнадцатом веке мужчины еще оставались мужчинами!..

– Мерзавец сказал, – сердито сообщил Уолтер, – что ведет новую наложницу для герцога, а мы – сопровождающие евнухи.

– Негодяй! – взвизгнула Элизабет и поспешила вперед, чтобы обрушиться на Фабио. Но тут, оглянувшись, она увидела в толпе позади лиловые фески. – Быстрее, тут люди из подземелья!

Все ускорили шаг и сумели в сутолоке оторваться от преследователей, которые так и не заметили их.

Элизабет сменила гнев на милость:

– Как ни досадны мне те гадости, которые наговорил про меня синьор Ладжози, если бы не его находчивость, мы бы давно уже были в лапах Ордена!

Вечерело. Поднялся ветер и заморосил дождь. Четверка беглецов плелась по грязной улице среди трущоб и остановилась возле входа в ночлежку.

– Фабио! – воскликнула Элизабет, закрыв нос платком и морщась от зловония. – Вы обещали, что я смогу принять ванну и что мы будем спать на чистых простынях.

– Но тогда, о моя восхитительная госпожа, я еще не знал, что Орден не потерял наш след. В приличном месте нас сразу найдут. Тем более, что такую очаровательную особу, как вы, не заметить просто невозможно.

– Он прав, – пробурчал Уолтер и сделал шаг за порог.

– Но я не могу…

– Очаровательнейшая синьорита, – приложил Ладжози руки к сердцу, – поверьте, мне очень жаль. Но потерпите еще чуть-чуть. Скоро мы доберемся до моего прекрасного дома, и уж там-то вы получите все, что только захотите: комфорт, уют, ванну с теплой водой и мягкую постель…

– Вы обещаете? – страдальчески улыбнулась Элизабет.

– Я клянусь.

– Ну ладно, – махнула рукой Элизабет и шагнула вслед за Уолтером. Фабио обернулся к Дмитрию и тихо, так, чтобы не слышала Элизабет, сказал:

– Более привередливой особы я еще не встречал.

Они прошли внутрь. Дмитрий с омерзением оглядел нищих, лежащих вповалку на соломе.

– Между прочим, – тихо продолжал Фабио, – после тридцати трех лет в подземелье, мне и тут кажется, что я попал в рай.

Дмитрий не мог заснуть. Кто-то все время кусал его в самые уязвимые места, и он непрерывно почесывался. Наконец, не выдержав, он сел и увидел, что не спит и Фабио.

– Эй, – тихо позвал он.

– Слушаю тебя, мой любезный друг и потомок.

– Фабио, по профессии я специалист в живописи. И я уже давно хочу спросить вас о той технике, которую вы используете. Она кажется мне не только совершенной, но и абсолютно невозможной. Ваши картины неуязвимы…

– Я тут ни при чем, – скорбно ответил Ладжози. – Я просто хороший художник. Очень хороший. – И добавил, расправив плечи: – Возможно, лучший из всех, какие были и будут. Мои ранние работы потрясали тех, кому я их показывал. Но слуги дьявола использовали мое мастерство в собственных целях. Они заставили меня изобразить все самое гнусное, что хранится в тайниках человеческой души, все то, что и составляет в совокупности образ дьявола: зависть, похоть, гордыню, алчность, праздность, чревоугодие и гнев. Обряды и заклинания дьяволистов в сочетании с моим даром и дали тот результат, о котором вы сказали…

– А седьмая картина? Та, что у нас? Что она олицетворяет и почему обладает особенными свойствами?..

– Гнев. За тридцать три года заточения его скопилось во мне столько… Но это был праведный гнев – гнев по отношению к моим мучителям, к мучителям Христа, к врагам рода человеческого. Они просчитались еще и в том, что жертва, бедняга Винченцо, на крови которого замешивал я краски для этой картины, также пылал гневом праведным, гневом, обращенным на слуг дьявола и его истязателей. И я смог, рисуя эту картину, вложить в нее не только их, но и его, и собственную волю. Вот так я и вызвал вас.

– Что вы будете делать, когда мы вернемся обратно в двадцатый век?

– Могу сказать только одно: я больше никогда не притронусь к кисти. Дьявольский дух пропитал меня насквозь. Я должен уйти от мира и остаться в безвестности.

Под утро в ночлежку ворвалась группа солдат с пиками и факелами. Громко ругаясь, они пинками стали будить нищих.

– В чем дело?! – спросонья спросил Уолтер.

– Приказ герцога, – тихо объяснил Фабио. – Не хватает работников на каменоломне, и туда сгоняют всех бездомных.

– И женщин? – забеспокоилась Элизабет.

– Для женщин найдется другая работа, – ответил Ладжози.

Как раз в этот момент один из стражников бесцеремонно полез Элизабет под корсаж. Она, визжа и кусаясь, стала отбиваться от негодяя. Уолтер, Дмитрий и Фабио бросились к ней на выручку, и вскоре началась настоящая драка, в результате которой сначала Уолтер, а затем Дмитрий и Фабио были жестоко избиты и связаны.

Под конвоем всех четверых доставили в местную тюрьму.

– Из каменоломен мы еще могли бы бежать, – заключил Фабио, потирая отшибленный бок, – а из тюрьмы герцога есть только один путь. – Он выразительно посмотрел на небо.

– Вы хотите сказать, что я должна была терпеть хамские выходки этого мужлана? – вспыхнула грязная и растрепанная Элизабет. – Да дворянин ли вы?! Я начинаю сомневаться…

– Не будь я дворянином, синьорита, разве кинулся бы я на защиту вашей чести?! – укоризненно блеснул глазами Ладжози.

– Честь, дворянство… – пробормотал Уолтер разбитыми губами, – а жить-то хочется.

– Что касается меня, – сообщил Фабио, – то я предпочел бы заточению смерть. Уж очень сидеть надоело.

– У нас отнимут картину, – обречено заметила Элизабет.

Мужчины переглянулись.

– А вот этого допустить нельзя, выразил общую мысль Уолтер. – Вот что, любезный, – обратился он к Фабио, – пока не поздно, вам следует спрятать ее.

– Куда?! – огляделся тот.

– Не куда, а как. Вам нужно поверх полотна сделать другой рисунок. Да такой, чтобы никто не позарился.

– Вспомнил! – воскликнул Дмитрий озаренно. – Ведь поверх этой картины, когда ее нашли, был намалеван портрет какого-то чванливого вельможи! Именно его-то вы и должны исполнить.

– Если я покрою картину краской, вы не сможете пройти через нее… – возразил Фабио. – Хотя… Главное, чтобы я изобразил именно то, что вы видели в будущем. Если я сделаю это один раз, и нам посчастливится выбраться отсюда, я всегда смогу стереть краску, а потом нанести ее заново. У меня прекрасная память.

– Так приступайте! – скомандовал Уолтер.

Ладжози судорожно принялся за дело.

– Для начала надо загрунтовать…

Он и не заметил, что за его действиями кто-то внимательно наблюдает через глазок в двери.

Поутру начальник тюрьмы пребывал в прекрасном расположении духа. Сегодня к нему в гости пожаловал сам герцог. Начальник тюрьмы с подобострастием прислуживал ему, поднося тарелки и напитки. Однако невыспавшийся герцог был явно сердит и находил утро изрядно испорченным.

– Так что это за особенные нарушители порядка содержатся у тебя, ради которых ты посмел меня беспокоить? – спросил герцог, жуя.

– Учти, если ты потревожил меня зря, тебе несдобровать. А я уверен, что это так. Я думаю, их нужно просто вздернуть, а не возиться, тратя мое драгоценное время. А тебе всыпать с десяток горячих. На всякий случай.

Начальник тюрьмы подумал, что утро, возможно, и не столь прекрасное, как ему казалось.

– Во-первых, ваше высочество, – начал он, – они англичане. И, по-моему, высокородные. Я даже побоялся поместить их в обычную камеру.

– Вздернуть, – заявил герцог.

– Во-вторых, – у них есть деньги.

– Вздернуть, – повторил герцог. – А деньги – в казну.

– В-третьих, один из пленников – прелестная женщина.

– Да-а? – протянул герцог. – Ладно. Остальных – вздернуть.

– Еще один – пускает изо рта дым, а третий превосходно рисует.

– Рисует? Гм-гм, – герцог неодобрительно посмотрел на тюремщика и, утерев салфеткой жирный рот, смилостивился. – Ладно. Давай взглянем. Или я не прославленный меценат?

Очередная идиотская рожа, которую Фабио изобразил на загрунтованном полотне, вновь не удовлетворила Уолтера.

– Да нет же, нет! – закричал он. – Опять не то! Ну что, разве среди ваших знакомых не было еще большего урода?!

– Куда уж больше? – возмутился Фабио. – Ей Богу, так меня не истязали и в застенках Ордена!

Он тут же углем сделал другой набросок.

– Нет! – не унимался Уолтер. – Рожа должна быть жирная и тупая!

– Если бы вы показали мне этого человека хотя бы на миг, я бы выполнил то, что вы требуете! Я же говорю, у меня феноменальная память. Но не могу же я поочередно рисовать всех идиотов, которых когда-либо видел…

– Почему всех? – распалялся Уолтер. – Я же говорю: рожа жирная и тупая!

Дверь со скрипом открылась, и на пороге возникли тюремщик и герцог.

– Вот она! – истерически закричал Уолтер, тыча пальцем герцогу в лицо.

Спустя час беглецы оказались в замке герцога, и вскоре, умытые, сытые и переодетые они уже мило беседовали с хозяином, расположившись в беседке его сада. В первую очередь, герцог осведомился, возьмется ли Фабио написать его портрет, и тот вызвался приступить немедленно. Пока он готовил к работе кисти и чистый холст (перенести изображение герцога на заветную картину «Гнев» ему по памяти не составит труда), переводчиком для Дмитрия и Элизабет стал Уолтер:

– Он приносит извинения за дурное обращение с нами его людей в тюрьме. Он говорит, что сам он без труда распознал бы в нас знатных англичан, а вот слуги его туповаты. Он просит нас быть его гостями и обещает прекрасное обращение, а вам, – он кивнул Элизабет, – свое просвещенное общество.

Элизабет старательно изобразила благодарность.

– Он обещает вам почитать свои стихи, – добил Уолтер. – Этот хам собирается читать вам их и день, и, между прочим, ночь.

Мило улыбаясь, Элизабет спросила:

– Уолтер, вы уверены, что он не знает английского?

– Абсолютно.

С лучезарной улыбкой на лице, она обернулась к герцогу и ласково защебетала:

– Ах ты, старый жирный сукин сын. Засунь свои стихи себе в задницу и заткни ее своим титулом.

Уолтер слегка замялся, а затем что-то «перевел» герцогу, и тот весело засмеялся и дружески похлопал Уолтера по плечу.

– Полный идиот, – с выражением великой признательности на лице сообщил Уолтер остальным.

Фабио приступил к работе. Герцог, вдохновенно позируя, по памяти читал свои вирши Элизабет. Уолтер переводил.

Шли дни.

– Подобно пчелке, подлетевшей к прелестному цветку, – с мрачным лицом монотонно бубнил Уолтер, – вы, Элизабет, подлетели к этому старому хрычу. Цветок уже было хотел завянуть, но вы, между прочим, вернули его к жизни и цветению.

– Браво, – помахивая веером, благосклонно улыбнулась Элизабет, сидевшая напротив.

Дмитрий отвернулся, чтобы спрятать улыбку, в то время как Уолтер продолжал «переводить»:

– Как мне надоели все эти пчелки и прочие насекомые. Скорей бы, что ли, осень наступила, и все эти цветочки усохли. Хочу домой, дружочек мой. Вот его стих заканчивается, закругляюсь и я, а то, как бы он…

Герцог с особой страстью произнес последнюю строчку, и Уолтер с подъемом, взмахнув рукой, закончил:

– Чего неладного не заподозрил!

Элизабет похлопала в ладоши. Герцог разразился пламенной тирадой.

– О! – воскликнул Уолтер. – Это что-то новое. Он сказал, что завтра, по окончании работы над портретом, он устраивает бал, на котором покажет картину и вас своим знатным друзьям. Вы будете королевой бала.

Элизабет мило улыбнулась герцогу:

– И все-таки в этой надутой жабе что-то есть…

Выставленная на балу картина вызвала восхищение у приглашенных. Дамы ревниво рассматривали Элизабет и при любом удобном случае льстили герцогу и вились вокруг него. В исполнении струнного квинтета звучал менуэт, и Элизабет, не обращая внимания на настырных итальянок, поочередно танцевала со всеми знатными мужами, чувствуя себя в этом обществе, как рыба в воде. Не терялся и Фабио, лихо отплясывая с какой-то юной жеманной особой.

– Вы уверены, что завтра мы сможем покинуть это место? – улучив минуту и выйдя из залы на веранду, спросил у Уолтера Дмитрий.

– Если Элизабет будет так беззастенчиво кокетничать, он может и не отпустить ее.

Они понимающе переглянулись.

– Честно говоря, – продолжил Уолтер, – у меня какое-то неприятное предчувствие. В конце концов, за нами погоня. И мне не верится, что мы сумели замести следы.

– Пока что нам везет, – заметил Дмитрий. – Всюду мы ускользали от опасности в самый последний момент…

Словно в подтверждение его слов послышалось цоканье копыт, и во двор замка въехала запыленная карета в сопровождении всадников.

– Взгляните! – тихо произнес Уолтер. – Неужели опять?

Из кареты вышли Перуцци и перепуганный насмерть начальник тюрьмы. Дмитрий и Уолтер присели, спрятавшись за перила, а Перуцци, словно чувствуя их близкое присутствие, поднял глаза и бросил пристальный взгляд на балкон. Одного движения его бровей было достаточно, чтобы всадники спешились и заняли все выходы из замка.

Дмитрий и Уолтер кинулись в залу. Танец закончился, и гости рассаживались за накрытым столом. Элизабет с Фабио уселись по левую руку от герцога. Уже с порога Дмитрий и Уолтер попытались знаками привлечь их внимание, но те смотрели в сторону. В этот миг слуга что-то шепнул на ухо герцогу. Тот, изменившись в лице, извинился перед гостями, поднялся и двинулся к выходу из залы.