Текст книги "Серебряные слезы (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
– Хорошо, после ужина, ладно?
– Ладно. Я сегодня решу вопрос со столовой, если ты не против возить меня.
– Я предложила сама.
Уже выходила, когда он спросил меня:
– Маш, ты предложила потому, что жалеешь меня?
Я прислушалась к себе и честно ответила: – Завидую.
ГЛАВА 14
Я не врала ни капельки, честно думая, что физическая травма переживалась бы легче. Сейчас же все мои незажившие шрамы и рубцы были на душе или сердце. Или в мозгу. Болело везде. И кровоточило. Я проплакала весь тот день, когда уехал дед. Можно было не сдерживаться… Вот я и не сдерживалась.
Вспоминала Сашу, моего Сашу, а не того, испятнанного чужими поцелуями, чужого уже. Мой Саша любил меня больше жизни, не мог насмотреться на обыкновенную меня, налюбоваться. Оторваться сутками не мог от меня, отойти. Вспоминала, как прикасался ко мне – осторожно, нежно, ласково, а потом жадно, вжимая в себя, выпивая поцелуями до донышка, доводя до изнеможения, до счастливой, блаженной усталости, почти беспамятства… Не мог же он так притворяться, что же изменилось, почему? А каким он был с ней? И какая она, если двое суток… Руслан говорил, что красивая…
На следующее утро вышла в столовую опухшая, напялив солнцезащитные очки. Моя соседка ни о чем не спросила, я была ей благодарна за это. Потом уже плакала каждую ночь, специально вспоминая наши дни и ночи в подробностях. Нужно выплакать все это. Наверное, если думать о чем-то часто – скоро думать об этом станет привычно и не так больно. Наверное…
Мой личный сексуальный маньяк, моя приставучая жадина… Где-то там – в лесу, строили нам хороший дом. Где-то там мы должны были жить вместе. Не только по выходным, а каждый день. Вместе работать, готовить еду, гулять, спать, любить друг друга до потери сил, спорить о том, какое имя лучше для дочки… для сына… Растить их. Уходило из души, оставалось в прошлом что-то такое большое, чистое, светлое… Вытесняя, вырывая с кровью все это, там прочно обосновалась тяжкая обида, разочарование…
На ночь застилала подушку полотенцем. Утром отстирывала от слез и соплей, потом сушила на батарее. И думала, что может так и лучше – что это случилось сейчас, а не когда бы они появились – дети. Тогда мы плакали бы втроем… Днем было немного легче, днем я отвлекалась, но это состояние, ощущение, что что-то давит, пригибает меня к земле, не проходило.
После ужина зашла в пятнадцатый номер. Предварительно постучала, и мне пришлось подождать несколько длинных многозначительных секунд. Диетсестра собирала поднос и даже не повернулась ко мне. Я извинилась и сказала, что зайду позже. Было неловко. Выходя, не реагировала на слова Жени о том, что он уже поел. Это хорошо, что поел. Теперь очередь десерта. Да и нет у меня никакой срочности.
Уже когда стало совсем темно, собралась прогуляться. На улице хорошо, тихо, дорожки освещены, расчищены. Воздух свежий, чистый, немного влажный. Долго прохаживалась, думала. И решила, что со столовой идея хорошая, но воплощать ее будет диетсестра. Хорошенькая девушка, моего где-то возраста. Может, у них получится что-то серьезное.
На завтрак подошла на полчаса раньше и попросила ее возить мужчину из пятнадцатого в столовую, а то я наобещала, а получается – не успеваю никуда. Когда она привезла Женю на новеньком сверкающем кресле и подкатила к столу в конце прохода, я улыбнулась ему и помахала рукой. Он кивнул и отвернулся к еде.
В административном корпусе узнала, что запустить компьютер сможет какой-то Витя из поселка. Если я хочу, то его позовут. Пообещала подумать. За полчаса до обеда зашла поговорить с Женей об установке. Номер был открыт, и в нем никого не было. В душевой шумела вода. Забрала посылку и, оставив записку, ушла.
На следующее утро уже забивала данные в поисковик. И почти целый день, максимально увеличивая каждый снимок, рассматривала сумасшедшей красоты агаты. Это была какая-то ненормальная игра цвета – болотно-зеленые, алые, прозрачно-черные, оранжевые, желтые… И все это не ровного, однородного цвета, а узорное, с переходами и вкраплениями, цветными пятнами и волнистыми полосами. Я поняла, что представляет собой моховой агат – дымчатый полупрозрачный камень со, словно бы проросшими внутри ниточками мохнатых водорослей или веточками мха. И муаровые переливы заключившего их в себя камня – голубовато-серые, зеленоватые, почти черные местами.
Млея от восторга, любовалась пейзажными агатами. Рассматривала, очевидно, один из самых известных и популярных – «Рассвет на озере». Высматривала сюжеты в других, показанных кроме него. Специально не заглядывала узнать название сюжета. Хотелось сравнить с моими ассоциациями и впечатлениями. Угадать, что изобразила природа в камне, было не сложно.
Закончив с агатами, с замиранием сердца рассматривала мутно-зеленоватый оникс, параллельно-полосчатый халцедон, желтый прозрачный цитрин, благородный дымчатый кварц, черный морион – разновидность берилла. И это малая часть. Даже от Саши я слышала больше названий.
Я пропала, совсем пропала. Я влюбилась во всю эту красоту окончательно и бесповоротно. Попала под очарование самоцветов, поняла, кажется, в чем оно – ни один не повторялся и каждый был красив. Повторялись только идеально чистые, прозрачные и совсем без посторонних вкраплений кристаллы. Да и те разнились оттенками, размером. Но я запала на агаты, опалы, халцедоны, яшмы. О, яшмы были отдельной историей! Как-то нежнее, мягче по цвету, чем яркие, броские агаты.
Меня распирало от восторга, и я плакала от бессилия. Ну и что, что мне нравится, больше – я влюбилась во все это? Даже если пойти учиться на геолога, это годы учебы и куча ненужных мне знаний, отнимающих время. И кто мне даст потом заниматься только самоцветами? Будет работа, будут конкретные задания от работодателя. И это годы…
Я не пошла на обед… Я искала аквамарины… Узнала, что нет их здесь, зато они водятся в Забайкалье и на Урале. Смотрела разновидности, читала о происхождении и природе именно этих кристаллов. Очень хрупкий и капризный камень, легкий в обработке. Сказочно красивый! И его цвет бывал разным – от прозрачного голубого до разной интенсивности бирюзового – голубовато-зеленого.
Мой, подаренный Сашей, оказался из самых ценных – чистой воды голубой, без природных включений и его размер… Я постаралась выяснить приблизительную цену и офигела… Речь шла о тысячах долларов. И он стоял перед глазами – тот кулон. Пусть и делался в свое время не для меня, очень дорогой мне – мягкие резные завитки высокопробного серебра по краю кристалла, спаянные с цепочкой.
Опять пришли воспоминания, опять я плакала, и болело, болело что-то внутри, давило страшной обидой, не желая привыкать и забываться. На ужин тоже не пошла – не хотелось, я обессилела от слез. Нужно было пытаться как-то отвлечься, и я снова думала о самоцветах – это помогало.
Смысла в этой своей одержимости я не видела. Они были недосягаемы. И даже если я попаду туда, на ту сопку и мне помогут вынести оттуда что-то… Ну, буду любоваться, держать в руках иногда. Это про кристаллы. А яшмы, агаты… они раскрываются при обработке, когда их распилят, выявят оригинальный рисунок.
Перспективы не просматривалось никакой, а с ней и радости. Радость упорно обходила меня стороной даже здесь, в этом. Я смотрела глазами грустной лани на скопление мелких картинок на экране и тонула в безнадеге. Все-таки нужно было пойти поужинать, но глаза у несчастной лани были опухшими, воспаленными, нос отечным…
Я просто легла спать. И мне снился тот кулон. Только сейчас из-под серебряных завитков верхней части на прозрачную голубизну кристалла сползала тяжелая серебряная слеза. Тонкий след от нее оставался по маршруту следования. А слеза так и застыла, не дойдя до края кулона.
Результат голодовки не заставил себя долго ждать – утром голова кружилась и дико тошнило. Думаю, что если бы было чем, то и рвало бы. На завтрак пошла и мне было все равно, как выглядит моя слегка опухшая и помятая физиономия. Даже очки не стала одевать. Мне было плевать. На все и всех.
Не глядя по сторонам, с жадностью поела. Постояла в очереди за кофе у кофе-машины, а вдохнув запах молотых зерен, чуть не опозорилась… Просто повернулась и ушла на свежий воздух. Села на лавочку возле водного корпуса, борясь с тошнотой, и зареклась голодать. Пора было идти принимать горячую ванну. А я чувствовала себя разбитой старухой, и мне не хотелось ничего.
В источнике мне опять стало плохо, в животе нарастала резкая боль и тошнота вернулась. Я уцепилась за поручни и застонала, скорчившись. А женщина рядом закричала:
– Кровь! У нее кровь! Врача сюда скорее!
И держала меня на плаву, пока не прибежали и не подняли из воды и не унесли в кабинет. Врач кричала на меня, потом вдруг заплакала. Я даже открыла глаза – посмотреть на это чудо. Она действительно – страшно расстроилась из-за меня. И до меня дошли ее слова:
– Как беременна?
– Святым духом! Непорочное зачатие, блин! Как все! Но скоро уже не будешь. Ну как же так, а? Ведь вас же спрашивали…
Глубокий мужской голос прогудел почти у меня над ухом:
– Отойдите, доктор. Прекратите истерику.
По полу проскрежетал стул, скрипнул под тяжестью тела. На мой живот легли большие руки, накрыв его весь. Резкая боль, заставлявшая непрерывно стонать, уходила. Мужчина удивленно отметил:
– Ого! Мохнатый… Ты слышишь меня?
– Слышу.
– У тебя дитя от оборотня, ты знаешь об этом?
Я со страхом взглянула на врачиху. Она смотрела в окно.
– Она не слышит. Ты поняла вопрос? Этот пацан нужен тебе? Или пусть все идет, как шло? Ты специально провоцировала выкидыш, принимая горячие ванны в начале срока?
– Я не знала. Меня не спросили. Нет… что-то давали читать, мне было не до этого. Это я виновата… Если бы я только знала… Нужен, конечно, нужен, – задыхаясь от радости и страшного беспокойства, заторопилась я, – просто столько навалилось всего сразу, я не отслеживала… и думала, что тошнит от голода…
– Щенков нужно кормить. Они очень выносливы, но поесть любят… Подумай, что ты будешь делать с волчонком? Как это случилось, почему ты знаешь о них? Ты человек.
Я была уже в состоянии внимательно рассмотреть его и выдала в ответ:
– А вы – леший.
Я отлично помнила, как описывал их Саша – высокие, крупные, с яркими зелеными глазами и черными волосами, имеющими диковинный зеленоватый оттенок. Коротко не стригутся, одеваются только в одежду из натуральных материалов. На меня смотрел именно такой экземпляр. Смотрел внимательно, осмысливая, раздумывая, делая какие-то свои выводы. Правильные, в общем-то, выводы:
– Ты Санина жена? Александра Строгова?
– Уже нет, – спокойно ответила я, – у него теперь своя жена есть и дети будут. А я так… не пойми что.
Голос все-таки дрогнул. Мужчина снова молчал и думал, все так же держа руки на моем животе. Потом спросил:
– С кем ты здесь?
– Дедушка сейчас по работе у военных, в Вилючинске… Вы спасете его?
– Да. Но лучше бы у меня. Тогда целиком и полностью исключил бы неприятные моменты до самого рождения. Так что ты будешь делать с волчонком, Маша?
– Любить буду, – буркнула я. На глупые вопросы не хотелось отвечать.
– Ты понимаешь, что таких совпадений не бывает? И что я здесь не просто так оказался? Или ты…
– А как вы тут оказались?
– Да проехал почти две тысячи километров… Брат служил командиром на СКРе. Травму получил, выхватил кого-то из-под оборвавшегося груза. Так то страшного ничего, но он очень море любит…я ждал когда раны закроются и можно будет перевозить. Сейчас нужно поднимать на ноги парня. Вот приехал за ним. А тут ты… вот я и думаю… Дом ваш готов… – он говорил спокойно, неспешно, прерываясь на обдумывание, такая речь успокаивала. Но дом…
Из моих глаз привычно побежали слезы. Их вытерли шершавой рукой, погладили по голове. Леший тяжело вздохнул. Обратился к врачу: – Что вы так расстроились? Все в порядке. Нет никакой беременности – женские дела просто. Вода в источнике в течении суток обновляется семь раз сама собой, если мне не изменяет память.
– Восемь, – ответила врач.
– Ну, и что ж такого? Не яд же? Подумаешь… Я отнесу ее в номер. Пусть полежит там.
В номере мы продолжим разговор… Понятно было, что придется обо всем рассказывать. Но не было сил ни говорить об этом, ни плакать больше. Нужно было осмыслить последствия того, что я сейчас узнала. Так-то ничего страшного – я же от мужа ребенка жду. А с другой стороны – сложности, много сложностей. Но даже думать сейчас было лень. Хотелось спать, как будто меня кто-то отпустил на отдых и все самое страшное уже позади. Оставалась тревога, беспокойство по поводу моей беременности, но тяжесть, давящая на душу, стала легче, терпимее.
Я и проспала почти до вечера у себя в номере. Потом просто лежала, проснувшись, и смотрела – за окном наступили поздние сумерки и редкий снег пролетал мимо ярких фонарей. Свет в номере не включен, но видно, что на стуле у кровати стоит поднос с ужином. И принесли его недавно – теплой едой пахнет, а не застывшей. Я села и плотно покушала в полумраке – картофельное пюре, филе красной рыбы под соусом, свежий огурец. Отдельно – творожная запеканка со сметаной, чай. Съела все, сходила, осторожно встав, в туалет и снова улеглась спать до утра.
А утром страшно запаниковала, вспоминая, что вставала. А если мне нельзя? И в туалет хочется уже, а теперь страшно вставать. А с другой стороны… вчера же обошлось? Села осторожно и тут в дверь стукнули, и вошел тот самый леший. Я сразу выяснила самое важное на этот момент:
– Вставать мне можно?
– Плавненько, осторожненько… можно.
Очередной поднос с едой стоял на стуле. На этот раз молочная пшенная каша, два отварных яйца, хлеб с маслом, сладкая булочка с сыром и чай.
– Ешь. Я пока буду рассказывать.
– Извините, вы не представились, а я не спросила – как вас зовут?
– У нас в семье у всех имена на букву «Е». Самое приличное у Женьки. Есть Егорий и Ерофей, Епифан и Ермолай. Я Елизар.
– Красиво. Зря вы так… все имена приличные, – протянула я, – а как вас называет жена?
– По-разному. Ты ешь, ешь. Сынок голодный у тебя. Я звонил Сашке…
Ложка выпала у меня из руки, заляпав кашей пол. Елизар продолжил:
– Спросил его, как у него дела, сказал, что дом готов. Совсем готов. Он сказал, что дарит его моей семье с самыми лучшими пожеланиями. Я спросил, как дела у Маши. Он ответил, что ты должна быть в порядке, раз у тебя такая заботливая родня. Я спросил, что у вас случилось, почему поменялись планы? Оказалось, что все хорошо, просто он уезжает куда-то за границу. И положил трубку. Вот и весь разговор.
Про сына, Маша, ему все равно потом придется сказать. Одна ты волка не воспитаешь…
И я начала рассказывать, пришлось. Все до последнего слова, которое вспомнить смогла. Что-то это мне напоминало… Он сходил и вымыл ложку, вручил опять мне. Я ела, обдумывая, что сказать дальше, говорила… И сказала в конце, что предатель и просто слабовольный мужчина тоже не воспитает волка, а я того унижения не прощу. Даже если бы и простила, жить с ним в ожидании очередной неизбежной измены и на правах любовницы не буду. Мне ясно обозначили перспективы. И я разлюблю его, уже разлюбливаю… разлюбляю… в общем – процесс пошел. Потому что стыжусь за него перед родными, а это значит… я не могу найти ему оправдания, как ни хочу этого – нет его. И я потом буду искать такого мужа, чтобы, как за каменной стеной за ним, чтобы настоящий. Я даже ухмыльнулась нагло, насколько смогла.
– На этот момент я твои действия одобряю. Скажи, твоя родня знает о том, кто твой муж?
– Был мужем. Знают.
– Мне нужен телефон твоего деда. Хочу поговорить, нужно посоветоваться, порешать вместе. Расскажу тебе все, как приеду. Тебе же проще будет, если новость сообщу ему я.
– Откуда приедете? – насторожилась я.
– Из Вилючинска, понятное дело, – удивился он, – не думаешь же ты, что я такие вещи буду обсуждать по телефону? Только о встрече договорюсь и все. А разговаривать будем с глазу на глаз.
Номер я дала, еду доела и он ушел. Потом заглянул и доложил, что сегодня же выезжает и ждать его нужно завтра к вечеру. И что Женя просил зайти к нему. Я не хотела никуда идти и ни с кем говорить и поэтому покачала головой.
– Ну, как хочешь. Жди тогда. Ешь нормально. Ходи пока тихонько, плавненько, не спеша. Я смотрел там – массаж твой можно, жемчужную ванну можно, озокерит для красоты – тоже можно. Получай удовольствие. Гулять нужно, плакать и истерить нельзя – вредно для ребенка. Все.
ГЛАВА 15
Снежок, изредка пролетавший вечером за окнами, постепенно превратился во вьюгу. Усилился ветер, затянуло небо, из окружающего пейзажа исчезли высокие красноватые конусы сопок.
Завтра приезжали дедушка и Елизар. Деду пора было домой, он сильно задержался на Камчатке.
Я четко следовала инструкциям – ела, гуляла, получала удовольствие от процедур. Несколько раз видела диетсестру, прогуливающую на кресле Женю по дорожкам и еще – он питался в столовой. Потом, когда дышала свежим воздухом на ночь, увидела ее выходящей из нашего корпуса уже ночью, через несколько часов после ужина. Как видно, дела у них шли на лад.
Продолжая интересоваться минералогией, я тиранила ноутбук. Узнавала, какие виды обработки самоцветов существуют, какие приспособления есть для этого. Про шлифовальный станок я слышала. Кроме него, куча всего нужна была для обработки камня. Кроме того, с этим нужно было уметь работать. Тот же распил… А еще металл для оправ. Просто ложку для этого не переплавишь. А сама переплавка? Я уже рассматривала все вяло и безразлично, просто, чтобы занять медленно текущее время.
Дедушку встретила, когда шла на ужин. Хотела кинуться к нему и повиснуть, как мартышка, но замерла и осторожно, плавненько подплыла и чмокнула, глядя на него с гордостью. Радуется он или нет, что скоро станет прадедом? Радовался, конечно, потому что обнял меня и минут пять не давал отстраниться, пыхтел подозрительно. Поужинали, сидя за одним столиком – он купил талон. Кормили запеканкой из риса и оленины и маринованной рыбой. За столиком Жени ужинал его брат.
Потом разошлись по номерам. Мы к себе, а они к себе.
– Деда, ты не расстроился, что это волчонок?
– Машка, я вот уже некоторое время без пренебрежения и недоверия отношусь ко всей этой мистике. Я принял все это. И почему он волчонок? Вообще не смей так говорить о моем правнуке. Это просто глупо… Мальчик, ребенок…Если ты не знаешь, я же его заставил показать мне…
– Знаю, знаю…
– Так вот – это красиво, Маша. Это не волк по размерам, больше, крупнее… да ты сама, наверное, видела…
– Не видела…
– Кхм… ну, красиво, в общем, – он печально смотрел на меня.
– Как в «Сумерках»? – загорелась я.
– Нет, там видно, что рисованные. Кукольные какие-то, слишком лохматые. А тут – мех ровный, но пышный, серовато– черный, кое-где чуть с рыжиной… воротник основательнее, глаза синие сверкают, как камни… лапа такая, что…когти, клыки длинные, белоснежные… И пахнет не псиной, а… теплый такой запах, домашний, что ли? И рост – голова мне по грудь… да-а… Целесообразности в таком эволюционном выверте я не вижу, пользы тоже. Но если правнук иногда будет таким, то и плохого в этом ничего нет, как и хорошего, впрочем. Главное – сделать все для его безопасности, чтобы это не грозило ему никакими неприятностями. И в первую очередь, чтобы о нем не узнали они.
– Вы это обдумали с лешим?
Дед оживился, даже заерзал в кресле.
– Маш, вот экземпляр, да? Горжусь знакомством. А давай к ним пойдем сейчас? Все равно решать необходимо вместе. У меня тут с собой куча подарков пополам со взятками – красная рыбка, икры две банки… разной. Балык копченый из оленины и самогон на местных травах… мох, что ли? Ох, и вещь, доложу я тебе…
– Спросить нужно, наверное.
– Я позвоню. А ты собери тарелочки с собой.
Нас пригласили, и я увидела, что на симпатию деда Елизар отвечал не меньшей симпатией. Я гордилась своим дедом, всегда гордилась. Как и бабушка, и мама с папой.
Я весело поздоровалась и принялась накрывать поляну, как говорят мужчины. При помощи подручных средств, конечно. Икру, черную и красную, из больших пластиковых банок частично переместила в широкие стеклянные чашки. Балык нарезала тонкими полупрозрачными лепестками и разложила по тарелке. На других разместились копченый кижуч и соленая чавыча, осетрина холодного копчения. Три таких же стеклянных чашки изобразили рюмки. А вот хлеба не было, о чем я и сообщила мужчинам. Дедушка отмахнулся, а Елизар достал из Жениной тумбочки кусок чего-то, завернутый в домашнее полотенце. Подержал в руках и по комнате поплыл запах свежего хлеба.
– Из печки, – похвастался он.
Я резала хлеб. Этот резался плохо – сильно крошился. И леший сказал, ласково улыбаясь:
– Не так. Моя прижимает к груди, тогда он послушный.
Я сделала, как было велено. Футболка была чистой. Хлеб послушно и ровненько резался толстенными кусками.
– Так и нужно. Что его крошить зря? – прокомментировал леший. Я осмотрела всех на предмет готовности к принятию пищи. Я-то уже с трудом сдерживалась и потянула в рот просто невероятно аппетитно пахнущий кусочек рыбы. И только сейчас заметила, что Женя до сих пор не проронил ни слова и вообще особого энтузиазма в связи с нашим приходом не выказывал. Сорвалось свидание? Так все равно брат тут с ним. Непонятно… Я постаралась разговорить его, пока дедушка наливал в чашки спиртное, отпихивая от горлышка бутыля какую-то веточку:
– Жень, ты ешь давай. Садись уже, потеснись немного, а то брату неудобно будет на стуле – высоко.
– Не командуй, – осадили меня.
– Мне уйти? Я действую тебе на нервы?
– Как хочешь, – выдал он безразлично.
Настроение, бывшее почти праздничным из-за приезда дедушки, стремительно падало. Я встала, положила себе на тарелку много всего и пошла к двери. Меня остановил за руку Елизар, выходящий из санузла с вымытыми руками:
– Маш, а ты куда это?
И я взорвалась: – Да вот некоторые тут бесятся, что у них сорвались скачки! Пошли отсюда, дед. У него свидание намечалось, а тут мы… вот его и колбасит.
Теперь была его очередь и положение «лежа» на положение «сидя» он переменил почти мгновенно, несмотря на травмированные ноги.
– Что ты мелешь, вообще?
– А чего ты бесишься тогда? Это невежливо, между прочим. Нас пригласили. Господа офицера нынче не блещут воспитанием, как я погляжу. Манеры оставляют желать лучшего, милейший. Ты чего сидишь, дедушка? Пошли отсюда.
– А некоторые не умеют держать слово и выполнять свои обещания, – прозвучал странный ответ.
– Это что же я не выполнила? – офигела я. Он молчал, отвернувшись. И меня осенило. Мы просто не поняли друг друга. Я улыбнулась примирительно.
– Жень, ну извини. Я же заходила тогда и помешала вам… Я правильно все поняла… Ты же не в проигрыше? У вас все хорошо, так чего ты психуешь?
– Что у нас хорошо? С чего ты взяла? Ничего вообще не было!
Я растерялась и вернулась к столику. Поставила тарелку, подумала. Старшие молча слушали. Я растерянно улыбнулась им. А потом зачем-то язвительно спросила, почти шепотом:
– И ночью тоже ничего не было? Когда она выходила в полночь?
– Да какое ты имеешь право сватать меня? Какое твое дело, что ты влезла? Не было ничего и не могло быть! – бесился Женя.
– Ты сам сказал, что нормально размножаешься… Ох, Женя… – я застыла, сгорая от неловкости. Жена… пара детишек… или девушка, а я подсовываю ему девицу. Склоняю к измене.
– Женя, прости, пожалуйста. Я верю. Ты не мог, честно. Да я первая подтвержу, что ты чист, как стеклышко. Я не подумала, что толкаю тебя на измену, я вообще не так себе все это…
– На измену кому? – ласково спросил Женя.
– Тому, кто у тебя там. Жена… дети…
Я расстроено заедала свою вину соленым балыком без хлеба.
– Женька не женат. Про пассий не знаю, был кто-то раньше, а сейчас, Жень?
– Нет. Кому нужен калека, – проворчал он.
Я сделала выводы: – Ну и дурак тогда, что не воспользовался ситуацией. И не фиг тут давить на жалость – не прокатит. Пейте уже, чего вы сидите? Я сама половину еды уничтожила. Сейчас еще нарежу.
Дед в предвкушении потер руки:
– Ну, если все выяснили и можно уже выпить… Давайте за моего правнука, пусть растет сильным и здоровым. А ты тоже, Маш, будь здорова. Хотелось бы, конечно, чтобы у парня отец был, но… ладно, ладно, не буду…
Мне тоже захотелось выпить… Потом долго разговаривали. Речь зашла об оборотнях, о том, что и выносить его, и родить – это не совсем так, как человеческого детеныша. Во второй половине беременности потянет на мясо с кровью, молоко литрами. Родится обыкновенный малыш, будет расти до подросткового возраста, как все. Просто будет сильнее, здоровее ровесников. Необходимо будет занять его спортом серьезно, с большими нагрузками. Сильный, тренированный мальчик легче пройдет через первый оборот. Больше Елизар ничего не знал о них, информация об этом народе, само собой, была закрытой.
И про камни говорили. Я сбегала и принесла свой ноут, и с энтузиазмом демонстрировала всю эту красоту. Про сопку рассказала, про то место, про обработку… Когда стало совсем тоскливо, рассказывать перестала. Дед уточнил:
– Так. Возвращаться домой ты не хочешь.
– Что ты такое говоришь, вообще? Хочу, просто мне нельзя туда, теперь тем более.
– Маша, хороший дом получился. В таком красивом месте… И все удобства для нормальной жизни. Даже свет у нас есть, – похвастался леший.
– Мне пожить пока там? Пока родится маленький? А врачи, а потом роды?
– Зачем тебе врачи? Там Лес живой, все будет нормально. Жена моя поможет, маманя. Ты одна боишься? До нашего дома всего метров сто. Это же рядом и опасности абсолютно никакой. А недалеко небольшая каменистая гряда. Я покажу тебе гранатовую варакку.
– Гранатовая что?
– Карман каменный, где выросли гранаты. Камни такие, вишневого цвета.
Я не понимала: – А чего же они там лежат до сих пор, если вы о них знаете?
– Женька запретил трогать. Красиво, говорит. Ходит смотреть, как приезжает.
Я посмотрела на него. Он кивнул, улыбнувшись своими красивыми губами: – Покажу. Возьмешь несколько. Там еще есть пещерка одна интересная…
– Потом, не все сразу, ладно? – Я задумалась. Ехать домой нельзя. Учиться на экономиста не хочется. Хочется работать с камнями, а я не умею. И зимой там тоска, наверное – в лесу. Что и озвучила. Мужчины засмеялись. У обоих братьев лица стали такими довольными, светлыми какими-то. И леший сказал:
– Там замечательно, Машенька. Зверушки ручные, коровка у нас молочная, собачки, снега чистые, печь дровяная, книг полно. Радио есть, будешь с музыкой, и в компьютер загрузи сейчас, что любишь – кино какое. А у тебя там и машинка стиральная есть. Лыжи, рыбалка, коньки, банька, что там еще, Жень?
– Есть мысли. Только прикупить нужно кое-что. Станок по распусканию камня сделать можно. И шлифовальный, самый примитивный, для первой, грубой обработки. Чисто выявить, стоит ли узор работы. А потом можно и нежными шкурками, вручную. У тебя же не поток будет? Для души пока? Или менять круги, почему нет?
– Ты тоже надолго туда, да?
– Меня комиссовали, Маш. Даже не в запас.
– Но Елизар сказал, что поднимет тебя на ноги.
– Ходить будет. А вот строем – вряд ли. Ты же видела – полностью не восстановить, связки сшиты. Он человек. Так что слабоваты ноги будут, если из Леса выйти. А дома будет и на лыжах бегать, и по горкам лазать.
– Почему человек? Вы же одна семья.
– Все расскажу. Вот приедем, сядем за стол при свечах, самовар заведем, чай на травах… пироги мамкины. А если луна полная, то и свечей не нужно… соскучился я уже, – вздохнул Елизар, а за ним и Женя. Оба улыбались мне, так улыбались… мечтательно, а некоторые почему-то и обещающе. И нужно было уточнить.
– Женя… Мы же в лесу будем. Никого вокруг, в смысле – пассий. А ты весь такой молодой и здоровый. Я вроде немножко нравлюсь тебе, так же? Женя, я вроде как беременна и это волчонок, в смысле – мальчик… Не хотелось бы… надежды всякие там… а секс, так и вообще…из-за того только, что вокруг только я…
– Сама не влюбись, – рявкнул Женя и лег, отвернувшись к стенке.
– А? Нет, не беспокойся. Так я тогда не против, если без далеко идущих планов.
– Какие планы – мне не известно, но для того чтобы выносить здорового ребенка, условия там идеальные. Решили, значит? Завтра выдвигаемся, – подытожил леший.
– Я не против, Машенька. Связь там есть, будешь держать нас в курсе. Я специальный номер через друзей для этого заведу – левый. Отец в отпуск приедет так, чтобы не отследили. Я из-за малыша параноиком становлюсь что-то. К концу твоего срока маму сюда отправлю… попетляет немного, следы заметет, как заяц, – сказал, бодрясь напоказ, дедушка.
– Не переживай ты так, деда. Там хорошо, похоже. Я уже в предвкушении. И Елизар классный, и Женька не сильно вредный. Нормально все будет.
Не сильно вредный, поглядывая из-за плеча, следил за нашим разговором. А сейчас и вовсе повернулся и наглым образом уставился на меня со спокойным и серьезным выражением. Ну и отлично. Мир, значит.
На следующий день я собралась за час. Зная все про дальнюю дорогу, хорошо вымылась в душе, вымыла голову. Дедушка всучил мне все свои взятки, коих набралась целая сумка, под предлогом того что на холоде это не испортится, а таких, как я, всегда тянет на солененькое. До местной столицы добрались быстро. А там – на аэродром. Дедушка принял чей-то звонок и сказал:
– Вам пора. Я провожу. Маша, до последнего не знал – получится или нет? Я однажды сильно выручил одного человека… вас доставят на ту сопку. А потом – ближе к дому. Посмотри там, возьми что хочешь – дальше тоже будет транспорт. Все, целуй. Осторожно там, ладно?
Елизар внес Женю в небольшой самолет, затащил вещи и кивнул мне – пора. В самолете было тесно. Женя сидел, вытянув ноги в проход. Я помнила, что он поднимал их тогда наверх, чтобы было не так больно, наверное. Брат стал устраивать его удобнее. Зашли и сели еще четверо мужчин. Прошел летчик… Народ гомонил потихоньку, а я осмысливала дедушкины слова. Он сказал, что я попаду на ту сопку… Но не на самолете же… Значит, где-то на Чукотке будет пересадка. Или военный борт или геологоразведка. Я откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и принялась мечтать.
