Текст книги "Серебряные слезы (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
ГЛАВА 12
Дорога была, и правда – тяжелой. Поездка на машине в Пулково, полет до Мурмашей. Оттуда по железке четыреста километров до Оленегорска. Тридцать километров до места, где базируется военный аэродром тяжелой транспортной авиации. Посадка на транспортник, почти пятнадцать часов полета. Потом Петропавловск– Камчатский, от него семьдесят километров на машине до военного санатория в Паратунке. И это еще хорошо, что нам повезло с погодой.
Я пересаживалась из одного вида транспорта в другой. Шла, отвечала, ела, почти все время в полете спала. И все равно времени для того, чтобы думать, было слишком много.
Я и думала, отстраненно и сравнительно спокойно – спасибо лекарству. Оно гасило эмоции, избавляя от них, останавливая на время жизнь. Но и спасало. Я обдумала и проанализировала все – с самого начала. Сейчас я могла мыслить почти трезво и разумно, без щенячьего восторга первой влюбленности, без того, чтобы только любоваться им, гордиться им, превозносить его и удивляться – как это мне так повезло, что он вдруг полюбил меня, именно мелкую и обыкновенную меня, без особых талантов и выдающейся внешности.
Я все обдумала и приняла решение – окончательное и бесповоротное. Нужно только гнать от себя эту тяжелую обиду, перетерпеть то, что пока так сильно болит, гнать эту давящую тоску, делающую все вокруг серым и бесцветным…
Болеть, наверное, будет еще долго. Но это точно не смертельно. Это – раз. Два – не нужно делать больно родным, демонстрируя свою боль. Они и так знают, что мне плохо. Должны также видеть, что я справлюсь с этим. Три – нужно менять свою жизнь. Так, как раньше, уже не будет. Я не хочу видеть его, сталкиваться с ним, обсуждать что-то, решать совместно не хочу и не смогу – слишком больно. Значит – опять бежать, менять место жительства, искать институт…
И я поняла, что тоже не хочу… Я не хочу больше экономики, математики. Не мое. Я тянула это потому, что так нужно, так положено. Все родственники – технари по складу ума, талантливые технари. Еще тогда я понимала, что это не мое и сбежала ото всей этой физики и механики в экономику с финансами. Это давало возможность потом участвовать в работе родных, как-то быть им полезной.
А сейчас я понимала, что это для меня кабала, путь в никуда, как и мой скоропалительный брак. И решила подумать над этим и решить для себя – чего я хочу на самом деле. Взять перерыв, отдохнуть и… прекратить прием лекарства. Я не слабачка, не больная истеричка – справлюсь, куда я денусь, в самом деле-то? И когда дедушка в очередной раз поднес к моему лицу пластиковую мензурку, отвела ее рукой – хватит.
А когда, выйдя из машины, увидела знакомый пейзаж с рыжими сопками, снегом под ними, новенькими корпусами санатория, паром над открытыми зимнему небу источниками… Отдыхающих, прогуливающихся по расчищенным дорожкам территории санатория… Я поняла, что вернулись краски. Мозг стал воспринимать цвета. Я потянулась всем телом и сказала дедушке:
– Я хочу здесь жить.
– Дороговато обойдется, – хмыкнул он, рассчитываясь с таксистом и отказываясь от помощи с ручной кладью.
Мы оформили путевки на неделю, вселились в двухкомнатный «люкс» с письменным столом и сейфом. Успели пообедать, заказали себе на следующий день завтрак, обед и ужин из предлагаемого тройного варианта блюд. Потом окунулись в мой любимый бассейн под открытым небом – с природным дном с круглыми камушками на нем и горячей водой, ключами бьющей из-под ног. Сходили на массаж, поужинали и раненько легли спать. Все же сон в кресле не давал отдыха, спали мы в дороге урывками.
А наутро, после завтрака и встречи с врачом, на прогулке по территории санатория, дедушка решил, что со мной уже можно поговорить.
– Маша, я хочу сказать тебе, что я думаю обо всем том… – Дедушке нелегко было говорить, мне тоже и поэтому я остановила его:
– Я знаю, что ты упрекаешь себя за то, что не остановил меня тогда. Не нужно – я ни о чем не жалею. Дальше – я не вижу своего будущего с ним и… – я вдруг поняла, что еще не давало мне покоя, – мне… очень стыдно за него перед вами. Он оказался слабым, ненадежным… Я не готова тащить на себе его проблемы, в которые он даже не удосужился посвятить меня до свадьбы. И вовлекать в это вас. Такие вещи должен решать сам мужчина, оберегая своих близких. Поэтому предателем себя не считаю, как бы плохо ему ни было без меня. Перспективы, которые он озвучил – быть любовницей при наличии жены и детей, меня не устраивают. Буду строить свою жизнь дальше без него. И искать в будущем сильного мужчину, за которого не будет стыдно и с которым у меня будет настоящая семья.
В конце я уже оставила жесткий тон и спокойно выговаривала слова, а не рубила их.
– Маша… Машенька… исчерпывающе. Но моя вина огромна, я старый и умный, я должен был… но что теперь об этом?
– Да, дедушка. И давай больше не будем об этом говорить, ладно? Если есть вопросы, спрашивай сейчас. Потом – не хочу…
– Придется встретиться с ним, развод предполагает…
– Нет. Развод проведем дистанционно. Я не знаю, как это сделать – посоветуемся с юристами. По доверенности или как еще – что сейчас говорить о том, чего не знаем?
– Ты так любишь его, что боишься передумать, если увидишь?
– Нет, не передумаю. Просто не хочу себя мучить – мне еще очень обидно и больно… Видеть будет тяжело… Да, люблю еще, но разлюблю… когда-нибудь. Бабушка говорила – человек рожден для радости – большой и маленьких. Ему часто не дают радоваться обстоятельства, люди, здоровье, да много чего… Я сейчас хочу дистанцироваться от того, что заведомо помешает мне радоваться жизни, не хочу добровольно продлять эту агонию. Умерла, так умерла, как говориться.
– Не думаю, что он оставит тебя в покое, – дедушка говорил со мной как-то осторожно, не как с больной, а скорее – как с незнакомым человеком. Как будто по минному полю шел.
– Деда, я не вернусь в университет. Забирай бабушку к себе, рассчитайтесь за квартиру… Я не хочу быть экономистом. Но сейчас возьму академку – пока не определюсь. Вот этим я попрошу заняться вас.
– И что дальше?
– Пока не знаю. Мне нужно время. Оставь меня здесь на недельку – две, как уедешь. Здесь хорошо – старички одни сейчас. Спокойно, тихо. Библиотека хорошая. На лыжах похожу, пока у вас там поганая осень… И мне необходимо найти сведения об одной вещи…
– Об оборотнях?
– Нет. Кстати, то, что мы знаем о них… Я тоже не жалею. Знать, что есть что-то такое, другой мир… Но нет, не об этом. Я хочу найти сведения о минералогии Чукотки, о самоцветах, которые добывают… которые там имеются. Узнаю, есть ли какой-то музей здесь или экспозиция в краеведческом музее. Посмотрим.
– А это тебе зачем?
– Тоже пока не знаю. Просто очень хочется, давно хочется. Должны быть и книги об этом. Возможно, придется съездить в Петропавловск-Камчатский. Тут же организуют экскурсии. Но это потом. Сейчас я побуду с тобой. Как ты насчет лыжной базы? Целый день на свежем воздухе, там есть и подъемник, и «ватрушки»…
– Только не сразу. Дай отдохнуть от дороги. Мне не двадцать, Маш. Пожалей деда. И… я согласен со всем, что ты сказала. Возьмем академку, пока определишься. Возможно, потом вернешься обратно, передумаешь. А?
– Не переживай сейчас об этом. Просто дай мне время. Нормально все будет. Чуть не забыла… Скажи, у тебя есть возможность договориться с военными и попросить вертолет, чтобы слетать в одно место?
– Смотря, какое место. Маша, не пугай меня. Это тебе зачем?
– Отроги Петтымельского хребта, верховье реки Кувет. Чукотка. Там закрытый район – золотоносные шахты. Нужно, наверное, какое-то разрешение или пропуск. И проводник.
Дед тяжело вздохнул, глядя на меня.
– Что там такого, Маша? Зачем тебе туда нужно?
– Там с сопок скатываются каменные шары, полые внутри. Раскалываются внизу, и становится видно драгоценные и полудрагоценные камни, выросшие из стенок к центру – кристаллы разного размера и вида. Там много чего, даже сапфиры. Удивительные по красоте и сортам агаты в отвалах шахт, кристаллы горного хрусталя, аметисты, опалы… В лед вросла галька с отпечатками древних водорослей. Я просто помешалась на этом, деда. Это, как мечта… такая волшебная… нереально прекрасная. На Чукотке, как будто, есть военный полигон?
– Не наш, Маша, а ракетчиков. Там полигон – одно название, несколько человек всего отслеживают и наблюдают… Я узнаю, что можно сделать. Если это возможно – слетаем.
– Ты тоже?
– Обижаешь… Это он тебе рассказал?
Ну, что ж… говорить о нем и не плакать… Этому тоже нужно учиться. Говорить, как о ком-то чужом или как если бы все уже прошло и переболело. Я попробую…
– Да, Саша был там. Но я не помню, говорил или нет – в какое время года? Вроде гальку выбивал изо льда. Значит – зима? – Я внимательно смотрела под ноги.
– Не обязательно. Вечная мерзлота… Я узнаю, Маша, обещаю. Но не сейчас – в Вилючинске или дома. Может – через Москву. А если это затянется?
– Ну, это же мечта… Если бы все они сбывались так просто…
Руслан возобновил тренировки после небольшого отпуска, который предоставили спортсменам после ответственных соревнований. И в первый же день, поговорив с Филиппом, уточнив время и режим тренировок, поспешил к университету, подгадав к окончанию третьей пары. Посидел на лавочке, ожидая, когда выйдет Маша – не дождался. Решил, что у нее сегодня четыре пары. Сидел еще два часа, ждал. Когда совсем вышло время, пошел в читальный зал университетской библиотеки. Многие студенты готовились к занятиям там. И увидел ту бледную и бесцветную девушку – подругу Маши. Она сидела за столом одна и что-то писала, заглядывая изредка в книгу.
Постоял, решаясь и обдумывая, что ему делать. Он не собирался показываться на глаза Маше. Хотел просто взглянуть на нее издалека, потому что страшно соскучился. А теперь решился и подошел к ее подруге, сел за тот же стол напротив нее. Она подняла голову и молча смотрела на него. Он тихо сказал:
– Здравствуй…те.
– Здравствуйте, коли не шутите, Руслан э-э-э…
– Анатольевич. А вы?
– Инга. Очень приятно. Чем обязана вашему вниманию?
– Инга, я хотел увидеть Машу. Долго ждал снаружи. У нее все нормально?
Инга задумалась, не отвечая, глядя на него с сомнением. Руслан повторил:
– Просто издали хотел увидеть. Я не стану надоедать.
– Ее нет на учебе уже неделю. Ничего не сказала, просто не пришла в один из дней. Я ходила в деканат… Говорят, что ее бабушка приходила и оформила ей академку. На той квартире, где они жили, никого нет. Женя проверяла. Я не знаю, Руслан, все ли у нее нормально… Вряд ли.
Руслан тихонько выплывал из привычного в последнее время состояния тихой грусти и сожаления… О Маше старался думать отстраненно, не углубляясь больше в воспоминания о нескольких коротких разговорах и паре объятий.
На юбилее дяди он не собирался подходить к ней, тем более – приглашать на танец и навязчиво признаваться в любви. А зашел в танцевальный зал, и в глаза сразу бросилось ее алое платье. И оторвать глаза от нее уже было невозможно. Он шел к ней и раздевал глазами, вспоминая то, что увидел на видео. Как раздевал наутро после просмотра, заметив ее в спортзале, и потом – в коридорах университета. Он потому и сомневался долго и не понимал того, что с ним творится. Думал, что это просто нереализованное желание не дает ему покоя. Никого и никогда он не хотел так, как эту, обыкновенную на первый взгляд, девочку.
Потом понял, что, кроме этого, чувствует уважение к ее смелости и даже некоторой бесшабашной наглости. Что боится за нее страшно после ее такого неожиданного замужества. И так же страшно ревнует, просто до боли душевной, до желания сделать что-то с собой, наказать как-то за то, что упустил, что отложил отношения с ней на потом… идиот. И хотел увидеть, что она в порядке и плохо только ему, так плохо от осознания своей ошибки, от невозможности что-то изменить, повернуть время назад.
А сейчас его во многом надуманные опасения воплощались в жизнь. Он боялся многого, и сейчас сердце падало куда-то – накаркал. Сжав в кулаки немеющие пальцы, выдохнул:
– Инга… Я узнаю… и сообщу тебе. Дай свой номер.
Она изучающее посмотрела на него, потом отметила:
– Хорошо же тебя приложило. Такое впечатление, что передо мной совсем другой человек.
– Да, знаешь ли… переосмысление ценностей и смысла…всего, – невесело усмехнулся Руслан, – держи перезвон. Если в свою очередь что узнаешь, буду очень благодарен за звонок.
У Инги запел мобильный, она сохранила номер.
– Хорошо. Ее ищет и Женька, сильно переживает. Так что, если что узнаешь – звони.
Через два дня Руслан стоял у КПП огромного производственного предприятия в Питере. Позвонил секретарю директора через коммутатор и узнал, что тот отсутствует на данный момент в городе. Тогда он назвался и хотел сказать, что у него важный разговор… но женщина резко ответила:
– Господин Строгов, я прошу вас оставить в покое мою дочь. В ближайшем будущем наш адвокат свяжется с вами по поводу бракоразводного процесса, в котором вы заинтересованы в первую очередь. Личных контактов не будет. Не предпринимайте больше попыток найти Машу, сколько можно говорить об этом?
– Постойте, не кладите трубку. Я не… – частые гудки задолбили в ухо. Руслан поблагодарил человека на проходной и вышел на улицу. Кажется, он знал, куда идти и с кем разговаривать.
Он немного успокоился. Маша точно жива и, скорее всего, здорова, просто у нее неприятности и в этих неприятностях виноват Сашка. Эгоистичная сволочь, посмевшая обидеть ее так, что дело дошло до развода.
Он распахнул куртку на груди, потому что от злости бросило в жар. Да так и шел по улице, не обращая внимания на лужи и ветер с залива, треплющий волосы. Не обращая внимания на заинтересованные женские взгляды, на зазывный смех проходящей навстречу группки студенток. Шел и думал, что придет сейчас и убьет на фиг эту собаку.
Сашку он застал на производстве. Тот сидел за письменным столом в отдельной комнате и работал с бумагами. Поднял голову, и молча смотрел на подходящего к нему брата.
Руслан закрыл дверь за собой на замок, подошел вплотную к столу и уперся в него руками.
– Что ты наделал? Говори. Где Маша, что с ней?
Сашка смотрел на него и не говорил ничего. Руслан увидел, как он изменился со времени отцовского юбилея. Сильно похудел, осунулся, черты лица заострились, глаза больные, воспаленные. В них вспыхнул злой огонек, погас. Потом сказал тихо и намеренно спокойно:
– То же, что и ты – переспал с другой.
Руслан опять задохнулся от ярости:
– У меня не было ее! Чего тебе не хватало?! Зачем ты тогда, если не любил? Ты забрал ее у меня, зачем? Отвечай, собака блохастая!
И получил удар в лицо, откинувший его назад. Покрутил ошарашено головой и кинулся в прыжке через стол, перемахнув его ласточкой. Сбил с кресла на пол Сашку и упал на него, молотя кулаками по всему, до чего смог достать. А дальше они дрались, круша мебель, технику, разбивая в кровь кулаки и физиономии. Дрались, не чувствуя боли, а только необходимость, непреодолимую потребность в этой драке, в наказании то ли противника, то ли себя.
Когда выдохлись, ослепли от заливавшей глаза крови и боли в травмированных мышцах, остановились, переводя дух, кто где был в этот момент – сидя на полу и полулежа. Тяжело дышали, глядя друг на друга с ненавистью, пытаясь вытереть кровь с лица, поправить одежду.
– Говори, урод, где она сейчас, – прохрипел Руслан.
– Я сам хотел бы знать, – сплюнул кровь на пол Сашка, – тебе не скажу, даже если узнаю. Кинешься очаровывать, врать, соблазнять своей физиономией, достижениями?
– Ревнуешь, урод, боишься? Чего тебе не хватало, придурок, что тебя повело налево сразу после свадьбы? Я не собираюсь врать ей, с чего ты взял? О чем врать? Что ты мелешь, идиот?
– О том, что ты другой. Что верный до чертиков и с тех пор, как влюбился в нее, не был ни с кем.
– Да она чужая жена! Ты о чем вообще? Мне нужно знать, что с ней все в порядке. И все! – Руслан тяжело поднялся с пола, подергал стул, пробуя его на прочность, сел. – Ты думаешь, ей сейчас до этого? Ты можешь сказать, что произошло? Зачем тебе тогда нужна была эта женитьба, если тянет на других?
– Я не собираюсь отчитываться перед тобой…
Руслан подхватился со стула и достал в ответ отшатнувшегося Сашку кулаком в скулу. Опять оба покатились по полу, уже без сил молотя друг друга. Отвалились, замерли, лежа на полу и пытаясь восстановить дыхание.
– Ты отчитаешься, гад. Потому, что она для меня много значит, а ты ее обидел. И поэтому мне нужно знать, что вообще происходит и что ей грозит с этими вашими собачьими заморочками. Я не отстану, я поселюсь здесь, я из тебя…
– Хорошо… Ладно… – устало совсем лег на пол Сашка и с горечью заговорил, глядя в потолок.
ГЛАВА 13
– Нас с отцом неожиданно вызвали в Москву поставщики драгметаллов. Что-то там с договором, всплыли, мол, какие-то сложности. Это он мне так говорил…
В Москве он позвонил кому-то и сказал мне, что встреча переносится на завтра. А сейчас поедем по другим делам. Мы, и правда, много чего решили в тот день. Устали порядком… Ночевать поехали в пригород, далековато ехали. Там нас встретили наши… мне незнакомые. Поели, выпили. Потом нам предложили прогуляться в лесу в том облике. Отец отказался, а мы втроем разделись и обернулись. Лес там сразу за забором и забор совсем низкий – перемахнули и понеслись…
Я сразу оторвался от них, никого рядом не хотелось. Свобода такая вселенская, эйфория небывалая… усталость ушла, запахи осени в ноздри особенно ярко– лист прелый, желуди, грибы, хвоя, земля мокрая… А потом вдруг, как удар – запах самки… Я только слышал, не верил отцу. Когда период овуляции, когда она готова зачать щенков, этот запах сносит крышу, там одни инстинкты – нет мыслей и разум в отключке. Взял ее волком, потом обратились оба под утро, когда устали гонять по лесу и тогда появились новые силы. И новые впечатления – обнаженное женское тело под тобой. Очень опытное и развратное тело, требовательное. И не остановиться, просто невозможно – потребность такая… И понимание, что все уже произошло, и желание наказать поэтому и отомстить… Думал – загрызу… Она выглядела потом не лучше, чем я. И себе мстил, понимая, что это – все. Что случилось уже все и что это значит – дети, однозначно… Как правило – двое. Замолчать, утаить не получится.
Когда прошла горячка, нас окрутили по-быстрому. Я не сопротивлялся, теперь это было… сам виноват. Только оговорил условия – больше никакой близости, никогда. Детей я им дал, а больше не хотел ничего и никогда. Раздельное проживание, само собой.
И как дурак, помчался к Маше. Машину забрал у них. Зачем я тогда? – Сашка застонал, схватившись за голову, – почему не подумал, не взглянул в зеркало хотя бы? Зачем вывалил тогда на нее все это? Мне плохо было, до смерти плохо. А возле нее всегда хорошо, вот и несся, как к спасению, не думая, а как будет ей – узнать, увидеть это. И потом, когда она спросила, смогу ли я отказаться от той суки, если позовет… я не знал. Если опять это… я помнил эту горячку, эту невозможность сопротивляться. И сказал честно – не знаю. Она до свадьбы просила о честности, вот я и сказал честно. А потом не смог ответить на ее вопрос – а кто она теперь для меня, если женой по нашим законам стала другая? Государственная регистрация для нас мало значит, я говорил ей об этом. Я был двоеженцем на тот момент и сам толком не понимал, как ответить на ее вопрос.
А подумать, сообразить что делаю, говорю, как это выглядит, времени не было – только отчаянье, паника, страх внутри, отключающий мозг. Душой к ней тянулся, грызть себя готов был, только бы простила. Просто в ногах у нее полежать на полу, только бы рядом. Не в состоянии был грамотно подобрать слова, оправдаться как-то, объяснить внятно, хотя бы, как тебе сейчас. А мог бы, наверное…Я сейчас думаю – что-то добавили в спиртное тогда. Или в еду… Что-то возбуждающее или наркотик какой – помню все урывками, как в тумане, дорогу плохо помню обратно… А просил только не оставлять меня, не прогонять – сдохну ведь… тряпка…
– Да ничего себе – вполне живой, как будто, – проворчал Руслан.
– Видимость… жизни. Я не могу ничему радоваться, ничего делать, спать, жрать, не могу работать… Не могу ничего! После того колье, серег и браслета для Маши не могу ничего, вообще… Только бумажки перебираю, чтобы гнать из головы мысли о том, что случилось. Она же просила не ехать… Я чувствовал что-то такое. Она просила… Рус, как мне выжить, как не издохнуть теперь? Ей стало плохо тогда, а мне не дали даже обнять, пожалеть, успокоить… О чем я вообще? Ты думаешь, что наказал меня сейчас, набив морду?! Да я буду благодарен тебе, если вообще убьешь на хрен! Тебе не понять, что я чувствую…
Он сел, пощупал бок, поморщился. А Руслан ответил, усмехаясь понимающе:
– Да почему нет? Я тоже мог остановиться вовремя и потом честно смотреть ей в глаза. А я, как и ты… подумал, раз уж все случилось – она знает, так какой смысл рисковать, отказываться от лишнего шанса на победу? Все равно же уже весь в говне в ее глазах… Надоело мне все это… Смертельно просто. Не вижу впереди ничего. Кураж ушел… Победа не манит… А с таким настроением в большом спорте не фиг делать.
Повернулся и посмотрел в глаза Сашке.
– Я сказал ей, когда танцевали, что люблю. И что прощения прошу, и хочу с ней быть.
– Догадался… Она изо всех сил спасала меня от этого, зубы заговаривала, чтобы не расстраивался… Она любила МЕНЯ! – отчаянно выкрикнул он в лицо Руслану. Как мальчишка, доказывая что-то.
– Ну, если тебе от этого сейчас легче… Кровь и мочу сдай срочно… может, остались еще следы отравы. О чем только думал до этого, придурок? – встал тот и вышел из комнаты, чувствуя себя старше брата как минимум вдвое.
Оба понимали, что с Машей все закончилось и с этим придется как-то жить.
Дед уехал работать, а я осталась. И лечила в санатории нервную систему – термальные источники, жемчужная ножная ванна, массаж воротниковой зоны, озокерит для нежности кожи кистей и стоп. Вкусная еда, прогулки на лыжах и пешком…Ни с кем особо не общалась – не хотелось говорить. За столиком в бело-голубой столовой со мной сидела пожилая женщина – военный пенсионер. Мы перебрасывались несколькими словами и она поспешно ела – набрала много процедур, нужно было везде успеть.
В конце недели я даже съездила в местную столицу, узнав, где могу посмотреть камчатские и чукотские самоцветы – в Геологический музей на улице Беринга. Там имелось три зала – полезные ископаемые, продукты извержения вулкана и, собственно, в первом зале то, что интересовало меня больше всего – минералы, полудрагоценные и поделочные камни. Много, очень много камней… Почти все то, о чем рассказывал Саша. Проторчав в первом зале полдня, рассматривая красивые, необычные и редкие камни, я поняла еще и то, что здешним служащим нужно прижизненно поставить памятник на территории. Учитывая то, что посещение музея было бесплатным, и соответственно предполагая невысокую зарплату экскурсовода, я не ожидала такого внимательного и приветливого отношения, такой готовности помочь.
Добираясь до санатория на автобусе, пыталась понять – помогло ли мне то, что я увидела? Однозначно! Я увидела своими глазами, что все это существует. Мне многое рассказали о самоцветах. Например, о том, что сказочно красивые агаты в витрине не все являются ювелирными – в них есть почти невидимые множественные трещинки, что делает их непригодными для работы. Что узоры в камне – следствие веками просачивающихся в эти трещины других минералов, выдавливаемых из глубины земли.
Еще я узнала, что тот хребет не Петтымельский, а Паляваанский. Петтимельским его называют местные жители по названию реки. Что половодье наступает здесь в конце мая и длится тридцать – пятьдесят дней. Потому, что вместе с ним идет похолодание, а толщина льда на реках – один-два метра. Очень быстрое течение не дает полностью замерзнуть порожистым потокам, вода все перехлестывает через ледяной панцирь, образуя толстенные бугристые наледи… Услышав про наледи, я вспомнила, почему название реки – Кувет, показалось мне знакомым. Я встречала его в рассказе Ивана Ефремова, но там была Кувета и располагалась она в Якутии. Но рассказ был фантастическим, так что…
Местная чукотская природа – тундры, само собой, но есть и небольшие леса – островками у рек. В них растет чозения – такая реликтовая ива, тополь, береза, ольховник. В середине течения реки Кувет, действительно есть золотоносные рассыпные месторождения. И если уже там есть самоцветы, то так ли далеко вверх по течению находятся те сопки?
Пока ехала, сообразила, что мне нужен компьютер и вечером сообщила об этом деду. Небольшой ноутбук – это не так дорого. А мне он нужен.
Казалось бы – что-то увидела, что-то узнала. Но чувство было такое, что я сейчас не знаю еще больше, чем не знала до этого. Я краешком зацепила такой огромный пласт манящих и зовущих знаний… И понимала, что даже если бы сообразила с чего начать – мне одной не осилить всего и даже не получить представления о реальном положении дел с самоцветами. И зачем мне это – я тоже пока не знала.
Во вторник на следующей неделе, проходя на обед мимо поста медсестры в холле корпуса, я получила сообщение, что в номере 15 меня ждет посылка. Сходив на обед, на обратном пути постучала в указанный номер. Стукнула и сразу вошла, в нетерпении не дождавшись разрешения. И замерла…
На кровати лежал молодой мужчина. Его голые по колено ноги были приподняты на спинку в ногах кровати. Чтобы спинка не давила, на ней был сооружен валик из одеяла. Мой взгляд сразу же непроизвольно упал на эти голые ноги и я увидела, что икр нет… На месте икроножных мышц был рваный, искореженный слой свежих рубцов, впадин, лоснящейся молодой кожи. Ноги ниже колен были неестественно тонкими, как палки.
Мужчина дернулся, сделал попытку снять ноги со спинки, рука предприняла попытку накинуть простынь на них и замерла. Он с досадой отвернулся и глухо спросил:
– Вы за посылкой?
А я от неожиданности выдала, совершенно не думая, что говорю и почему-то сразу на «ты»: – Во тебя приложило… Где ты так вляпался?
И сразу же дико пожалела об этом. Это было не просто бестактно, а и немилосердно. А, с другой стороны… он мужик. И что его жалеть? Они не любят, когда их жалеют… а проблемы всегда нужно обсуждать и нельзя замалчивать.
– Что, военная тайна? Как тебя зовут?
Мужчина изумленно смотрел на меня, перестав отворачиваться.
– Не хочешь общаться? Надоедать не буду. Да, я за посылкой. Где она?
Он повернулся на бок, сняв руками ноги со спинки, и улегся удобнее, рассматривая меня. А я в ответ – его. Лет двадцать восемь. Нормальный молодой мужик, плечи широкие, голубоглазый, волосы короткие темно-рыжие, скорее даже бронзовые, открытое, приятное лицо… Очень привлекательное лицо, жесткое, с резкими чертами, внимательным взглядом, умным и серьезным. Очень красивый рот, на удивление красивый для мужчины – четко очерченный, твердый, с жесткими, плотно сжатыми губами. И очень знакомый загар – офицерский. Само лицо бронзовое, а лоб светлый, не загоревший под козырьком фуражки. Перевела глаза на кисти рук – тоже загорелые и крупные, с длинными пальцами, сильные такие руки… Я понимающе хмыкнула:
– Вопиющее нарушение техники безопасности. Кто у вас там по ней? А инструктаж был? Под роспись?
Он усмехнулся: – Я сам себе по технике безопасности.
– Ого! Тогда у вас двойные неприятности, – вежливо посочувствовала я, – так где моя посылочка?
– А мы уже на «вы»?
– Ну, до панибратства вы не снизошли, так что… Прошу прощения, понесло что-то, товарищ капитан…?
– Третьего ранга. Давай лучше на «ты». Меня зовут Евгений, можно – Женя.
– Маша. – Я присела на стул у кровати, не спросив разрешения. Не стала старательно отводить взгляд от ног, кивнула на них:
– Так что случилось?
– Трос проехался.
– Повезло, – меня передернуло, когда я представила, что мог сделать металлический корабельный трос с шеей или позвоночником. Женя кивнул, улыбнувшись своими невероятными губами:
– Действительно – повезло. Уже сам об этом думал.
– Каков прогноз? – Меня и правда почему-то волновал этот вопрос. И это было просто человеческим сочувствием, а не женской жалостью. Именно это он и увидел, наверное, на моем лице, потому что ответил:
– Жить буду, размножаться тоже, ходить – под вопросом. Но шансы есть, при условии, что буду правильно себя вести. На протезах и то ходят.
Ну да, работы по крышу, но этот справится.
– Не сомневаюсь в тебе. А сейчас как ты передвигаешься? Костыли?
– Пока нет. Еще заживает. Коляска.
– Если ты здесь без сопровождающих – скажи, когда захочешь прогуляться. Могу составить компанию. Я тут еще неделю или две буду. Давай посылочку, Женя, я жду интернет.
Он уже безо всякого раздражения и смущения, совершенно по-деловому, поинтересовался:
– Насколько я понял, там новый ноут. Нужно ставить программу, защиту. Справишься?
Об этом я почему-то тогда тупо не подумала и сейчас резко погрустнела. Подошла и подняла на стол коробку, на которую он указал. Поглазела на нее уже совсем без энтузиазма – ехать в город, узнавать, искать, сдавать, возвращаться, ждать, ехать получать… Смысл?
– Не подумала, – получилось устало и даже не грустно – горько.
Женя удивленно и внимательно посмотрел на меня. Ответный взгляд был несчастным, я отвела глаза, вставая.
– Ну, ладно. Пойду я. Спасибо за доставку.
Потом вспомнила: – А ты обедал? Только что обед был. Офигенные пельмени, между прочим. Из оленины, домашние.
– Да, ко мне диетсестра приходила. Будет носить.
– Веселее кушать в столовой, – менторским тоном указала ему я, – там от любителей покушать невольно заражаешься хорошим аппетитом. Красивый интерьер, легкая музыка, запахи… негромкий шум разговоров, общение… Дорога туда и обратно, опять же. Ты же на первом этаже живешь, на коляске прокатить – вообще не проблема.
Хотя… куда я лезу? Диетсестра молоденькая, больной симпатичный, общение, взаимопонимание, результат…
Я кашлянула смущенно, подхватила коробку. Женя засмеялся. Я удивленно оглянулась. Совсем другое лицо у человека стало. Чертики в глазах… Решил, что я навязываюсь, ищу его внимания? Это хорошо, зато калекой себя не чувствует. За этого пациента я спокойна. Пошла к двери, прощально взмахнув рукой.
– Маша, оставь его здесь. Я к утру все установлю. Только пиратское.
– Да хоть разбойничье. Буду благодарна. Но ночью работать не нужно – срочности никакой. Все, через десять минут массаж. До завтра, Жень.
Оставив коробку на столе, хотела уже уйти. Но он остановил меня.
– Мне нужна будет помощь. До розетки не дотянуться самому, подать кое-что, мелочь вроде…
