Текст книги "Серебряные слезы (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
ГЛАВА 20
Спала я почти до полудня. Проснулась на рассвете, потянулась и снова уснула. Потом встала, прошлась – в доме никого. Я рухнула опять – лепота-а.
Когда умылась, застелила постель и пробежалась по дому, проверив, как ребята убрались, почувствовала, что пора обедать. Надела самый легкий и просторный сарафан, заколола волосы наверх, убрав с шеи и пошла туда, где сегодня кормят. В лесу пахло кедром. Жара плавила, казалось, что и деревья. А из-под папоротников от земли тянуло душной влагой. Тропинка петляла, и я скоро увидела, что перед крыльцом у соседей целое собрание. О! Понятно. Я привычно приветствовала «друга»:
– Привет, бандит. – А когда он встал и шагнул ко мне, охнула: – Ох, ты ж!
Это был не бандит. Это был Сашин волк – такой, как его описывал дедушка. Он, кстати, поглядывал на меня горделиво, как будто сам произвел на свет этот выдающийся экземпляр. Я обошла волка кругом, заглянула в глаза – синие. И почти на уровне моих глаз. Громадина, однако.
– Мама, – благоговейно прошептал Ромка, – я таким же буду?
– А что тебе отец сказал по этому поводу?
– Что покажет сейчас фокус.
– Ну, как надоест фокусничать, так и ответит на твои вопросы. Фиса, ты насмотрелась уже? Кушать хочется. Покормишь?
В спину меня толкнули. Я оглянулась – стоит, смотрит. Спросила миролюбиво:
– Тебя нужно расхваливать или чесать? Блохи одолели?
Он подсунул голову мне под руку, и я попробовала шерсть на ощупь – чистая, мягкая, густая. Наклонилась понюхать – псиной точно не пахнет, а теплым, живым, свежим. Приятно пахнет – летним лесом. Почесала за ухом. Леший хмыкнул. Я удивилась:
– А что еще прикажете с ним делать? Это существо, совершенно бесполезное в хозяйстве. Бессмысленный выверт эволюции – по деду. Кто озвучит разумные предложения по применению его выдающихся способностей к обороту? Овец разве пасти где-нибудь в альпийских лугах? Так не факт, что овцы уцелеют. Жрать оно должно немеряно при таких габаритах. Прокормить будет проблемно, вы не находите?
Волк лег на траву, высунув язык и часто дыша, будто смеясь. Сын попытался найти применение своим будущим способностям:
– Ну, можно смотаться по глухаря или тетерева в лес, куропатку словить, зайца там. Просто помотаться – грибы-ягоды поискать, а потом навести вас на место… Охрана… Нет, сопровождение не прокатит – оно красиво, конечно, но будет слишком привлекать внимание. Пап, я больше не придумаю ничего. Давай ты.
Я скептически посмотрела на волка – бесполезная особь. Он встал и ушел за угол, Роман помчался следом.
– А что вы на солнце все стоите? В тенечке места не нашлось?
Так и потянулись наши дни. Я почти и не видела их – и Саша, и Ромка пропадали в лесу целыми днями. Появлялись, чтобы спать и кушать. И точно – ели, как не в себя. Мясо на столе не переводилось. Я кухарила сутками. Мне помогала Леночка. Но не хотелось лишать ребенка детства в десять лет. Она хотела побегать с братиками-одногодками, поиграть с куклами. И так убирала дом и помогала с посудой. Егор тоже часто уходил с Сашей и братом. Или сидел и читал книги – он был книголюбом. Спокойный, умный мальчик, похожий на своего отца.
Я всегда живо интересовалась, чем они дышат, что делают. А тут вдруг поймала себя на том, что перестала адекватно воспринимать окружающую реальность. Меня не то, чтобы ничего не интересовало… я просто не знала, чем они занимаются, когда уходят в лес – двое моих детей… я перестала думать, чем вкусненьким побаловать свое семейство – главной задачей стало просто накидать мясом четверых мужиков и при этом не ударить в грязь лицом перед гостем. С Леночкой уже забыла когда говорила по душам. Кукле одежду вязали сто лет назад. Сейчас я готовила, убирала, полола грядки, поливала. Развешивала стирку, гладила белье, готовила опять, мыла посуду, снова готовила.
И однажды состоялся этот разговор с Фисой. Я пришла к ручью за ведерком холодной питьевой воды и села там в тени. Ручей журчал… ветерок шелестел листвой кустарников, тихо шумел в вершинах кедров. Приятно пахло, и я, сидя, стала засыпать, тихо отключаясь. Фиса подхватила меня, когда я стала клониться на травку.
– Маша! Тебе плохо? Что с тобой? Я сейчас… я позову…
– Стоп, стоп, – ответила я устало и безразлично, – ничего не нужно. Я просто засыпаю на ходу. Как лошадь в стойле – стою и сплю, не воспринимаю ничего вокруг. Я выпала из реальности, Фисочка, только готовлю и готовлю. Как у вас дела, все живы?
– У вас ничего не получается, да, Маша?
– А я знаю? Может, что и получается – мне никто ничего не рассказывает. Ночуют дома да едят – и то хорошо, хоть вижу.
– Я про вас с Сашей.
– А нас с Сашей нет. Есть я, и есть он. Отдельно. И цели такой не было – мы. Цель одна – помочь Роме. А потом пусть едет себе. Я не могу так больше – устала, Фис.
– Он так смотрит на тебя, когда ты не видишь…
– Просто добавки хочет, а просить больше неудобно. Если смотрит, когда я не вижу, то смысл вообще смотреть, как ты думаешь? Я не воспринимаю его, как мужчину, Фиса. То ли еще тогда все перегорело, то ли никто для меня не способен заменить Женю… Он чувствовал меня, понимал, оберегал. И я берегла его, как могла. Разве позволил бы он мне так загнать себя? На руки взял бы, унес отдыхать. Сидел бы, гладил по волосам, пока не уснула… потом мотнулся бы – посуду вымыл, воды накачал, мальчиков организовал в помощь. Ты помнишь – мы же не разлучались почти, даже готовили вместе и говорили, говорили… А сейчас я молчу днями… готовлю, готовлю и только думаю – уехал бы ты уже скорей…хоть попроще да полегче чего стала бы…
– Так плохо все?
– Почему плохо? Никак. И это уже навсегда…как мне плохо без него… как плохо… – противоречила я сама себе, тоскуя о Жене.
– Ох, а мы-то думали… Саша такой…
– Саша такой. Саша шикарный даже в чужих трениках. Его мир это машины, рестораны, «крошки», выставки, приемы, фраки, домработница, конечно… Разве он может знать, как изматывает домашняя работа и что это такое – три раза в день накормить шесть человек, из них четверо – мужики? Нет, Фиса. Мы и тогда встречались только в постели – больше ничего общего. Он и не стремился к чему-то другому. А мне сейчас вот только секса и не хватает для полного счастья – чтобы еще и ночью работать. Он не способен, Фиса… это не его жизнь. Я думаю, что он и сам уже понял, что ошибся.
Вот такой разговор состоялся. Я подхватила ведро, и мы пошли в дом.
А на следующий день что-то изменилось. Мужчины приволокли из лесу молодого кабанчика. Я, вздохнув, взялась подточить нож – свежевать, разделывать. Но меня спокойно отстранили под тем предлогом, что будет шашлык из свежины, а это не женское дело. Рома притащил мне шезлонг и предложил посмотреть мастер-класс.
Сын натащил кучу травы, на ней и начали разделывать животину, подробно объясняя мне последовательность действий, как будто я чего-то не знала. Что-то там о том, что кровь еще в лесу спустили, об околевании мяса, необходимой выдержке, попутно рассказывая о том, как прошла охота. Ну, я слушала… Мясо мариновали, кости рубили и складывали с обрезками мяса в пакеты для готовки первых блюд, закладывали в морозильник.
Егорка принес дрова и готовил все для вечернего костра, таская камни с реки и выкладывая кострище. Когда все убрали и вынесли даже окровавленную траву, Саша предложил сходить искупаться на реку – жарко и пока других дел нет.
Как-то так вышло, что отказаться не получилось – шезлонг для меня перекочевал уже к реке, Лена несла полотенца и мыло, Егор – покрывала. Саша – бутылку с клюквенным морсом. Потом мы плавали, плескались, и я первый раз за долгое время не работала инженером по технике безопасности и спасателем на водах, отслеживая каждую минуту местонахождение детей и не расслабляясь ни на миг. Саша сказал, что принимает дежурство, а я могу подремать, если захочу.
Когда я проснулась, уже наступили сумерки. Оказалось, что меня укрыли покрывалом, а сырость, потянувшаяся вечером от реки, только освежала голову и несла приятную прохладу после жаркого дня. Я подняла голову и огляделась, потянула к себе руку – ее что-то удерживало.
– Я воспользовался тем, что ты спишь, – тихо донеслось сбоку.
Я не шевелилась – было лень и было хорошо. Мои огрубевшие от работы пальцы нежно, бережно перебирали и целовали – по пальчику, по очереди, не спеша и без напора, что расслабляло и не требовало решительных действий по противостоянию соблазнению.
– Здесь замечательно, – говорил тихо Саша, – я знал это, когда выбирал место. Но выбирал-то я тоже летом. А как тут зимой, а, Машенька? Нет, что и зимой красиво – я понимаю. Но что вы делаете тут, когда дороги переметет, когда опасно отправляться в путь из-за сильного мороза? А морозы здесь…
– За сорок…
– За со-орок… и что?
И я рассказала – что. Камин, что в родительской спальне, когда дети, утомленные играми на морозе, уже спят. А перед камином шкура медвежья. И свечи восковые, и вино из дикой малины в глиняных кружках… А днем лыжи и расчищенный на льду Амура каток. И коньки, когда всей коммуной.
Рисование эскизов и проектов всей семьей вечером, а назавтра – снежные скульптуры во дворе – зайцы, белки, длинные змеи. Победа маленькой Леночки за скульптуру морковки… Заготовка пельменей по-сибирски всей семьей – мешками и на чердак, на мороз.
И глинтвейн, что варим по очереди на костре раз, а то и два в неделю: мы – лешие, мы – лешие. Песни…Дети спят, а Елизар рассказывает о том, как обходил Лес, что видел… Фиса охает от радости, получив каленые кедровые орешки, которыми якобы поделилась белка… Елизар очень любит ее. В тайге полно подарков для нее – малина, земляника, клюква, корешки какие-то, что нужно печь… и тогда ночь сладкая, длинная, тягучая, как дикий мед. Я пробовала…
Лыжи…, да… трассы разной сложности, чтобы не нагулять жирок за зиму. Баня два раза в неделю… Уроки, домашние задания… Белье, развешенное на улице, вымерзшее до сухости, с неповторимым морозным запахом, когда его гладишь.
Работа в мастерской вместе с Ромой и Егором. Гости… сюрпризы… пироги с тертыми кедровыми орехами и овощами, с ягодами…с рыбой… Зимняя рыбалка со льда. Уха на костре во дворе. Щуки горячего копчения. Карамельное кабанье мясо в меду на каминном огне… Такие вещи готовит мужчина. Сладости детям – это я… Сказки от лешего…
Метель, буран за окном и опять свечи, мед в сотах… который тянет слизать с родных рук и губ. Долгий сон зимним утром в обнимку… нежность…
Блины на завтрак от Леночки – с земляникой в меду и сметаной. Вкусные такие, самые первые – праздник для всех, радость, сюрприз. Разные травяные чаи из самовара – секрет, свой рецепт – попробуй угадай, что там – какие цветы и травы… Собирали летом, готовились.
– Не плачь, Машенька, не плачь… Ты сейчас сняла камень с моей души. Ты была счастлива эти годы. Я не сделал тебя несчастной, слава Богу… Я горюю вместе с тобой о нем, Маша. Удивительный человек – он сумел сделать тебя немыслимо счастливой. Кто похож на него? Егор? Леночка?
– Оба… У него короткие бронзовые волосы, голубые глаза и просто сумасшедшие губы. Такой рисунок красивый, твердый… И он морской офицер… Я не видела его в форме. Так жаль… Не хотела расстраивать – он любил службу и море, которого был лишен. Но я видела многих, я представляю его – золотые погоны на широких плечах, парадный пояс с кортиком на черной ткани тужурки. Он перед экипажем, звон склянок и команда дежурного по кораблю: – На флаг и гю-юйс…
– Не плачь, солнышко, не плачь. Я плачу с тобой, первый раз в жизни плачу светло… Пошли, там уже пахнет шашлыком, Егор жарит те, которые в простокваше, а Роман – традиционные, с черемшой. Будет конкурс. Нужно проявить объективность. Ты готова? Ну, пошли тогда.
Мнения разделились, на этот раз победителей не было. Фиса вызвалась пойти с детьми, проследить, чтобы ополоснулись в бане после речки. А мы все у костра, потом – у углей, просто молча… отблески на лицах, в глазах угольки. Огонь завораживает.
Назавтра неожиданно – доставка товаров на катере. Четыре большие качели с мягкими стеганными матрасами дружно стали вокруг кострища. А сверху – большой камуфлированный тент на растяжках с сетчатыми боками.
– И что это?
– Логику включил. Ради чего люди едут Бог знает куда, тратят бешеные деньги? Ради комфортного отдыха. А что может быть комфортнее этого? Вчера мы сидели на раскладных стульчиках и пеньках. У деда нога, у тети Мани – спина. Ты отдельно где-то, на жердочке.
– А зачем тент? В дождь посидим дома.
– Я волком ночевал однажды под деревом. Тихий дождь по молодым листьям, затяжной такой, свежесть дождевая, пряная сырость в воздухе… По тенту похоже дождь будет шуметь. И от солнца спасет. А захочешь загорать – шезлонг.
– Что это?
– Это из-за рыбы. Исключительно из-за нее. Финский мангал. Видишь? Вот это двигается и это. Мы с парнями изучим, что куда. Тут инструкция. Но вот это, длинное – для запекания рыбы на углях. Сюда, под решетку – угли. Договорились с Елизаром завтра рано утром сходить на рыбалку и вечером будем осваивать.
– Что-то дед говорил… Я не успела увидеть, но у них, по-моему, был потом на даче такой.
– Ух, тогда вообще хорошо – не опозоримся. Старшее поколение поделится богатым жизненным опытом. Маша, бабушки уже нет?
– Нет.
– Понятно. Ну, парни, зовите деда. Будем перенимать опыт. И там это еще – электрическая хлебопечка. На килограммовую буханку. Это на всякий пожарный. Я-то понимаю, что из печи вкуснее, но бывает же – всего просто не успеть. Я изучу ее сам, это даже интересно, там куча разных рецептов. Даже тесто для пиццы.
А завтра они варили кулеш с глухарем и копченым салом в казане и каждый мыл свою миску, оттирая потом песком котел на берегу…В планах был плов. А на качелях Саша зарезервировал личные места для себя, меня и Леночки. Ей – с подушкой из дома. Она очень быстро засыпала вечером, закинув на нас ноги, а мы сидели, максимально придвинутые друг к другу, чтобы дать ей больше места. Я не шарахалась и не возмущалась, если он обнимал за талию или склонял мою голову к себе на плечо, чтобы дремала на нем под разговоры. И чувствовала его руку почти, как тогда – жар от нее плыл по телу и заставлял замирать, притворяясь дремлющей.
Усталость понемногу уходила, потому что как-то незаметно посуду после еды стала мыть только Леночка, отстраняя меня и даже ругаясь по-своему, по-детски. Дед постоянно следил за тем, чтобы вода была накачана в туалет и душ, а питьевая всегда стояла в ведре на кухне, поливал из шланга грядки, не заморачиваясь с лейкой. Мальчики убирали дом – аккуратно, чисто, как я всегда их учила. На мне осталась только готовка да глажка. Да и то часто еду готовили мужчины, осваивая новый мангал, придумывая новые блюда на костре… Я подозревала, что Фиса провела с моим семейством партполитработу после того нашего разговора.
С усталостью уходило безразличие, я стала замечать то, что раньше просто не принимала во внимание – взгляды Саши на меня, длинные, нежные, горячие. Не взгляды, а настойчивое любование мною. От них становилось немного неловко – я стала обращать больше внимания на то, как одета, как причесана – на меня постоянно смотрели… Эти его касания… он определенно приручал меня, заставляя вспоминать… Я вспоминала… как сходила с ума от желания, как таяла в его руках… Краснела, как молоденькая девушка, поглядывая на него украдкой – красивый, все такой же красивый. Хоть и седина, и мелкие морщинки у глаз, на лбу – глубже… улыбалась, вспоминая, как считала когда-то Ивана старым – в сорок-то лет.
В один из дней перед нами предстали два почти черных волка. Ромка был стройнее, нетерпеливее и, конечно, без благородной седины. Прыгал на меня, пытался хрипло как-то лаять, покусывать. А потом встал вдруг перед нами голым, прикрываясь руками. Засмеялся, извинился по-французски: – Конфуз, господа, прошу прощения.
Мы поздравляли его и Сашу, выслушивали, как и что – что совсем не больно, что все ярче и громче, восторгов куча.
Там же вечером, почти ночью уже, Саша вошел ко мне в комнату. Прошел к кровати, присел на нее рядом со мной.
– Мне нужно поговорить с тобой… Я слышал тот твой разговор с Фисой… Когда волком любовался тобой каждую свободную минуту. Я был поражен, как много ты умеешь сейчас делать, как красиво ты все это делаешь – чистишь рыбу, пропалываешь грядки, много чего… но мне и в голову не пришло, что ты засыпаешь на ходу, валишься с ног от усталости.
Я не знаю тебя так, как он. Не понимаю, когда тебе хорошо, а когда плохо. Ты очень закрыта, ты все держишь в себе, а если и делишься, то не со мной. Мною ты тяготишься, я так и не стал для тебя кем-то больше, чем гулящий отец твоего ребенка. Ты не веришь в мою любовь, в мою клятву. Я держал дистанцию, Машенька, понимая это, боялся быть навязчивым. Много времени занимал Ромкин оборот, я бы и дальше находил занятия, чтобы держаться на расстоянии от тебя – уроки ювелирного мастерства для парней, разбор коллекции…
Но я больше не могу ждать… Ты нужна мне. Руки помнят, сами тянутся. Хочу тебя постоянно, я такой же жадина, даже хуже…
Ты была городской девочкой, но смогла все это, сумела. Я тоже научусь. У тебя, у деда, у сыновей, у Елизара. Я не стану для тебя обузой, хотя и не сравнюсь, конечно, никогда с Женей. Разреши мне, Маша, попробуй поверить, не отталкивай. Если бы ты знала, как плакало мое сердце все эти годы…
– Серебряными слезами?
– Это просто символ, воплощенная тоска по тебе… А сейчас вот – смотри… я тут нашел на обрыве, когда пробегал, блеснуло что-то. Это тебе, возьми. Я думаю, что это нашлось на счастье, все же лучше, чем слезы…
На его ладони лежало то злополучное земляное сердце. Я отложила его, почти не глядя.
– Я тоже думала о нас с тобой эти дни и почти решилась. Давай попробуем. Будем потихоньку заново узнавать друг друга, учиться доверять. Я тоже помню… все помню. У меня с Женей не было такого сумасшествия, как с тобой, такой страсти. Тихая нежность, бесконечное доверие, неспешное наслаждение. Вы разные с ним. Ты никогда не станешь его заменой – ты другой во всем. Мне в голову не приходит вас сравнивать. Никогда не приходило… Но я та же, и не так опытна…
– Хватит, Маша, я же объяснил, чем все было вызвано тогда. И что для меня ты… Не нужно этой неуверенности, слишком сильно тебя ранило тогда… шрам все-таки остался. Я уберу его, обещаю. Забудем тот ужас, как страшный сон, не нужно больше об этом никогда…
Здесь все пропитано твоим запахом… Ты разрешишь мне сегодня…? Да? Убрать свет?
По моему лицу мягко прошлась его рука, зацепив большим пальцем губы. Он рвано вздохнул, даже вздрогнул.
– Ты отвыкла от меня, будешь стесняться.
– Я привыкну… привыкну, Саша, – потянулась я за его рукой, закрыв глаза.
ГЛАВА 21
Руслан Строгов давно свел к минимуму контакты с родным дядей. В тех случаях, когда общения с ним нельзя было избежать, был с ним подчеркнуто вежлив и официален. Такое происходило два или три раза в год. Можно было и потерпеть. А сейчас, стоя на кухне у окна, он белел от злости, слушая, как из трубки доносятся ругань и угрозы в его адрес:
– Ты думаешь – я поверю, что ты не знаешь, где он сейчас находится? Да вы же жить друг без друга не можете, и ты думаешь, что я поверю… Ты понял меня? Имей в виду – я не шутил. И передай ему, что если он не появится в ближайшее время… пожалеет, очень пожалеет, будьте уверены оба. И ты пожалеешь, что укрываешь его – а я уверен в этом. Я все сказал. Ты меня слышишь?
– Слышу, дядя. Я повторяю – понятия не имею, где он. И переживаю, что с ним могло случиться что-то плохое. Именно потому и переживаю, что мне, лучшему другу и брату, он не сказал ничего. Такого просто не могло быть. Я нанял детектива, подал заявление в полицию о пропаже человека. Два раза ездил на опознание трупов… слава Богу – не он. Успокаивает то, что исчезли все его документы… Я надеюсь, что он жив. Неужели это не успокаивает и вас – что, скорее всего, ваш сын все-таки жив и здоров. Наверное, он решил, наконец, начать жить после того, как вы почти уничтожили его. Вы должны были уже понять, что то, что происходит вокруг него, убивает его. Потому он и тянулся к нам, почти поселился у нас…
– Я-а…
– Нет. Это я вам скажу, что если бы даже знал, не сказал бы вам где он сейчас. Но я не знаю, не знаю и беспокоюсь. Это все. Всего хорошего.
Руслан положил телефон на стол, выключив звуковой сигнал. Телефон завибрировал и пополз по столу. Уткнулся в чашку. Руслан отвернулся и стал у открытого окна. Жарко… Спать без кондиционера просто невозможно. Нужно ускорить строительство дома, а то городская квартира уже перестала быть образцом комфортного проживания.
Сзади послышались шаги, на кухню заглянул сын, спросил:
– Ты чего так рано, выходной же?
– Отвечал на звонок. Говорили о дяде Саше.
– А-а. Ну, я ушел. Позавтракал, буду на связи.
– Макс… Дядя Леша вел себя странно, угрожал. Постарайся не ходить один, только с ребятами, не ведись на провокации… Веди себя, как взрослый, сынок, прошу тебя.
– Понял, пап, не переживай. Я все понял.
Входная дверь тихо стукнула, в квартире стало тихо – сын ушел на тренировку, на борьбу. Младшенькая Светка еще спала, и будет спать до обеда, как всегда на выходных. Нужно придумать культурную программу на сегодня, чтобы она не унеслась куда-нибудь с подружками. А завтра необходимо будет приставить к детям негласную охрану. На что способен почти сошедший с ума от беспокойства и ярости волк, не знает никто.
Во время разговора с дядей Руслан внезапно понял, где может быть Сашка. Неожиданно именно им же самим сказанная фраза словно открыла глаза. Они очень сдружились с братом. Иногда Руслан думал, что тот просто не выжил бы без него тогда, в самом начале. И потом… они безоговорочно доверяли и доверялись друг другу и если тот уехал, не сказав ему ни слова… Только одна причина была для этого – его неконтролируемая ревность, его уверенность в том, что Машу нельзя разлюбить никогда и никому, просто невозможно, немыслимо… Только эта мнимая угроза могла заставить его вот так молча скрыться. Значит, он нашел Машку…
Руслан прошел в спальню, постоял в полумраке, глядя на спящую жену. Она тихо сопела в любимую подушку, дорогущую и всегда прохладную, и зимой, и летом. Его умница, его красавица, его любимая Женька.
Они тогда и сблизились, разыскивая Машу. Пытались достучаться до ее родственников, просили, умоляли, даже следили за ними. Сидели вместе в обезьяннике, задержанные за преследование по заявлению отца Маши, когда чуть не довели его жену до сердечного приступа.
Руслан тогда с ума сходил от тревоги за Сашку. И в то же время мучился от того, что вот Маша сейчас свободна, а он уже не стал бы завоевывать ее, хотя и любил еще – не мог. Потому что жаль было Сашку, тот просто пропадал – не ел, не спал, не соображал нормально. А он не стал так страдать, очевидно ведь, что не так сильно зависел от Маши, не так сильно любил. И стать сейчас между ними уже не смог бы, даже если бы нашел ее – искал для брата, чтобы спасти того от отчаянья.
Потом, глядя на его муки, уже почти ненавидел ее – ну какие бабы сволочи – видят только свои обиды, думают только о себе… Спорили об этом с Женькой до хрипоты, до ее срыва, когда она по-мужски ударила его кулаком в живот и повредила руку – вывихнула палец. Он утешал ее и успокаивал, отвез в травмпункт, ждал там. А она даже говорить с ним не стала потом.
Сейчас он вспоминал о том, как начинал видеть в Машиной подруге симпатичную девушку, как удивлялся сам себе от этого. Как поражался своему легкомыслию, непостоянству, сомневался, переживал, что вообще способен на любовь к одной женщине и верность ей, потому, что так быстро стал забывать Машу. От этого было паршиво, и чувствовал он себя ущербным и слабым.
Старался забыть про Женьку вообще, не видел ее почти два месяца и два месяца его никто другой не интересовал. Да и времени почти не было – они с братом Колей, вовлекая во все это Сашку, пытались воплотить в жизнь проект со спортбаром и качалкой. Два года проект сам качался туда-сюда, пока не начал приносить стабильный доход. И во многом это была заслуга Жени – их финансиста и бухгалтера, когда она согласилась помогать им. Потому что Руслан неделями носился по Алтаю и глухой Сибири, закупая лечебные травы и узнавая рецепты тонизирующих и укрепляющих здоровье напитков.
В один из дней он наплевал на свои метания, не выдержал и пришел к университету с цветами. Это стало началом ухаживаний. А она не верила ему, просто тупо не верила. У нее в глазах постоянно был вопрос – что тебе от меня нужно на самом деле?
А ему нужна была она. Он разглядел и ее легкий характер, и верность дружбе, и ум, и чувство юмора, но это потом уже, потом. А сначала – стройную и легкую маленькую фигурку, светлые волосы облаком, глазищи серые, необыкновенно симпатичные веснушки на носу и под глазами. Ну и пусть он непостоянный и так быстро забыл Машу… Женька лучше нее, она-то уж точно не бросит умирать вот так, она очень добрая и немного наивная, поэтому совсем беззащитная. Это не она, а ее могут обидеть и ее нужно подстраховать, защитить, обнять, прижать к себе и не отпускать.
Вспоминал, как не выдержал и поцеловал ее, схлопотав сразу по морде, а Женька плакала и кричала: – Я не верю тебе, гад, что тебе от меня нужно? Поспорил с кем-то? Я тебя ненавижу, уже год, как ненавижу!
А он успокаивал ее, гладил по спине, прижимая к себе и сердце заходилось от нежности и надежды – уже год, целый год… Пришлось уговорить ее работать на него, помогать с расчетами, пообещав, что приставать не будет. И потом почти полгода убеждать, что может жить без чужих баб, действительно не засветившись ни с кем, потому, что их у него не было. Дивное дело – не нужны были, не хотелось. Ждал ее и когда дождался… Ждал долго и тяжело – ухаживал, встречал с занятий, дарил цветы, провожал. А однажды в дождь держал зонтик над ее головой на виду всего универа, а она недоверчиво смотрела на него так, что чуть не упала. Пришлось подхватить и нести до машины и тут его терпение лопнуло. Он орал там на нее, признавался в любви, обвинял в бессердечии, слепоте, черствости, снова признавался, довел себя почти до истерики, даже заплакал. Теперь уже она жалела его, гладила по голове и спрашивала неверяще:
– Да ладно, правда, что ли любишь? Меня? И не врешь?
И дожалелась до того, что осталась на ночь у него. А утром Руслан позвал ее замуж. Ходить за ней и снова уговаривать поверить ему, больше не было сил. Нужно было действовать немедленно, срочно, потому что на лице у проснувшейся Женьки уже было написано большими буквами, что он добился хитростью того, чего хотел и теперь бросит ее и сразу же рванет по чужим бабам. Не радость там была от того, что они вместе, а страх и напряженное ожидание.
Это было больно, неожиданно страшно обидело и изменило в нем что-то так кардинально, что женился на Женьке совершенно другой человек – слепой и глухой до всего, что касалось других женщин. Ну не было никого лучше нее, нежней и чище, добрей и правдивее, красивее тоже никого не было и горячее в постели. И его родители души в невестке не чаяли, а уж когда она родила в первый же год сына, а еще через два года и дочку… И эти дети были копией отца, будто близнецы с ним, только разбросанные нечаянно по разным годам рождения.
Руслан тихонько прилег на кровать и обнял жену, подтащив к себе ближе. Нужно будить. А то она могла дрыхнуть до часу дня, если не растолкать. И нужно рассказать ей. Он просто хронически не мог ничего утаить от нее, не поделиться, скрыть что-то.
– Женька… дрыхля, просыпайся. Я не хочу завтракать один. Слышишь?
– Ум-м?
– Женечка, а я знаю где Саша.
Жена охнула и осторожно повернулась к нему.
– Я думаю, что он нашел Машку.
– А-а, – разочарованно протянула Женя и обняв его за шею, погладила по голове.
– Да я серьезно. Он же дико ревновал ее ко мне. И не мог поверить, что я люблю тебя в сто раз больше, чем когда-то ее. Как можно? Это же Ма-аша. Вот и не сказал, что едет к ней, чтобы я не узнал, где она сейчас и не отбил, не дай Бог. Ты поняла? Почему бы еще он скрыл, куда уезжает? От нас-то? Только поэтому. Ну?
– Вот дурак.
– Да почему же дурак, Жень? Это же единственная причина, по которой он может…
– Да не ты, а он дурак. Ты знаешь, а вполне возможно… Логично. И почему мы раньше не додумались? Господи, хоть бы это было правдой. Сколько можно его мучить?
– Да кто его мучил, Жень? Он сам мучился… А где-то там она… Сейчас поедем к ее родителям на дачу. Сколько лет прошло… ну несерьезно же. Неужели не скажут, мы же с ума сходим – где он, что с ним? Возьмем Светку и подхватим с тренировки Максима. Ты собери пикник, там сказочные озера, зависнем на весь день.
И знаешь, я тут подумал… завтра просчитаю все, съезжу на стройку… К зиме хочу переехать в дом. Если нужно – поменяю бригаду или найму дополнительно людей. Хочу, чтобы мы жили в доме, на природе. Сколько уже отказываем себе во всем, строим-строим, а…
– Не отказывай себе… – прижалась к нему Женька, – не нужно. Ну! Ум-м…
