Текст книги "Последний Тёмный (СИ)"

Автор книги: Таис Сотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 9
Брат. Друг. Враг

В этот день завтрак Равеля Горгенштейна был настолько поздним, что вполне бы сошёл за ужин. И всё потому, что он встретил вчера старого приятеля в отставке, а потом до самого утра пил в его компании, пытаясь хоть как-то развеять тоску по службе. Гражданская жизнь утомляла Равеля, погружала в болото ничегонеделания. Томас было предложил ему поучаствовать в одной из своих торговых поездок, но Равелю пришлось отказаться. Он не мог позволить исчезнуть себе из столицы на долгое время, боясь, что когда руководство всё же простит его и разрешит вернуться службе, его не смогут найти.

А простить его должны. В конце концов, даже под предлогом боевых ранений они не могут слишком долго держать одного из лучших офицеров армии на гражданке. Скоро где-нибудь снова случиться военный конфликт, или же поднимется бунт в одной из провинций, в котором властям Гортензы придётся действовать жёстко и бескомпромиссно. И тогда они снова вспомнят о нём, обязательно вспомнят, думал Рави.

Но пока даже беспокойные восточные провинции вели себя до отвратительности тихо, и Равелю ничего не оставалось как проводить свою жизнь как бесполезный столичный хлыщ, тратя деньги на женщин, выпивку и азартные игры. Равель, вставший на путь саморазрушения, отнёсся к своей задаче совершенно серьёзно. Вот только домашним это демонстрировать не хотелось. Молодого воина раздражало беспокойство матери, нотации отца, неодобрение Томаса и Лавеля, хотя, на самом деле, он давно стал чужаком в этой семье. Даже Лука, странный, диковатый мальчишка, который ещё меньше, чем Равель, был способен на привязанность и любовь, даже он был более важен для семьи, чем их блудный сын Рави. Этот несносный ребёнок, Лукреций, пропал куда-то неделю назад, и этого хватило, чтобы матушка слегла с нервической болезнью, а Томас, отложив все свои дела, остался в столице дожидаться вестей о младшем.

А ему… ему должно было быть наплевать. Он ведь терпеть не может эту маленькую крысу. Вот только почему он раз за разом возвращается к мыслям о младшем брате, было совершенно непонятно. И сегодня… сегодня тревога была особенно велика. Ощущение, что с Лукой случилось что-то плохое, навязчиво не покидало Равеля, усиливаясь с каждым часом.

Сидя у грязного окошка какой-то захудалой таверны, на втором этаже которой он сегодня отсыпался, Равель вяло пытался доесть безвкусную чечевичную похлёбку, и размышлял о том, какие причины могли заставить Луку вот так вот сбежать, никого не предупредив. Проблем в школе у него не было, в долги он не влезал. Впрочем, о чём-то странном намекал Ави, когда они с ним случайно встретились при весьма необычных обстоятельствах.

– Я не уверен, что то, чем увлекается Лука, допустимо даже по меркам магов. Скорее всего и в Орхане о нём многое не знают. Возможно, наш младший ещё более паршивая овца, чем я или ты, Равель.

– Хуже, чем убийца или мошенник, приручивший демона-лисицу? Это не так-то просто.

Тогда они посмеялись над этим, два отщепенца своего рода. В конце концов, сколь бы ни был странным их младший брат, он в гораздо меньшей степени был склонен попадать в неприятности, чем тот же Ави. Но это было до того, как Лука пропал.

Пару дней назад, до своего очередного загула, Равель вызнал у Томаса адрес, по которому Лукреций проживал у своего друга. Стоило бы зайти, поговорить с этим школьным приятелем. Наверняка он знал больше, чем говорил. Можно было сделать это даже сейчас, благо что квартирка находилась совсем недалеко. В этот момент Равель решил, что он лично найдёт Лукреция и выбьет из него всё дерьмо.

Вот только, кажется, его кто-то опередил. Булыжник у дома щедро осыпало стеклом из выбитых окон, а дверь держалась на одной петле, и вот-вот грозилась рухнуть. Осторожно её приоткрыв, Равель тихо шмыгнул внутрь и почти тут же услышал голоса. Двое, судя по всему, молодой парень, тот самый приятель, что был на помолвке Августы, и какой-то мужчина. И они как раз обсуждали исчезновение Луки.

Остановившись в прихожей, Равель попытался прислушаться к диалогу, что было не так уж просто, так как говорили тихо, да и Рави всё время отвлекался. Ему казалось, что в воздухе постоянно что-то мельтешит, а на стенах вспучивались и даже шевелились обои, живя своей таинственной жизнью. «Магия», – с отвращением подумал Равель, пытаясь ничего не задеть. – «Интересно, так и должно быть или это последствия неудачного колдовства?». Он прикрыл глаза, пытаясь отвлечься от происходящего, и сконцентрироваться на незнакомом голосе.

«Чернокнижник». Когда это слово прозвучало, воин не сразу понял, что оно о его младшем брате. Равель поддался вперёд, желая слышать большее, и под ногой его что-то хрустнуло. Голоса тут же смолкли, и Равелю ничего не оставалось, как показаться.

Так и есть, это был тот неуклюжий мальчишка, устроивший незабываемый фейерверк, а с ним рядом священник. На вид, самый простой, но у Равеля вполне хватало опыта чтобы заметить за внешней простотой ту уверенность в себе, которой отличались люди, наделённые властью.

– Кто вы? – недовольно спросил священник.

– Это Равель Горгенштейн, брат Луки, – поспешно ответил паренёк.

– О-о-о, как не вовремя вы зашли. Или вовремя, это как посмотреть, – с едва заметной насмешкой сказал святой отец, внимательно глядя на Рави. – Простите, а вы не маг?

– Нет, я офицер регулярной армии, – хмуро ответил Горгенштейн, изучая бардак в комнате. Пахло кровью, мочой, и чем-то ещё, неестественно резким и приторным. Мда, тут явно происходила драка, но судя по всем не совсем простая. Впрочем, как и всегда, когда в дело оказываются втянуты маги. И опять эти странные магические штукенции, наполнившие комнату.

– Хм, а мне показалось… хотя неважно. Меня зовут Йохан Шварц, я преподаю богословие у Жерара и Лукреция. Вот, решил зайти поинтересоваться жизнью своих учеников, а тут такое.

– Что здесь произошло?

Жерар замялся, поглядывая на священника, но тот не проявлял никакого желания ответить на вопрос, продолжая всё так же назойливо изучать Равеля.

– Лука объявился, – вздохнув, наконец ответил студент Орхана. – И за ним пришли псы Паолоса.

– Псы Паолоса?

– Служители ордена святого огня, – пояснил Шварц. – Хотя чаще всего вы называете их инквизиторами. Они пришли за Лукой и забрали его.

– Значит, я не ослышался. Вы действительно сказали, что Лука – чернокнижник. Это серьёзное обвинение. У вас есть доказательства?

– У нас? О, нет, я не отношусь к инквизиции.

– Только не говорите мне, что вы простой школьный учитель, – поморщился Равель.

– Если не хотите, не буду, – покладисто ответил Шварц. – Что вы теперь намерены делать? Вы выглядите решительным человеком, офицер, но едва ли даже ваша решительность поможет вам перед орденом святого огня.

«Он подумал, что я собираюсь во что бы то ни стало спасать Луку. Я выгляжу таким хорошим человеком? Преданный брат, защищающий младшего… но я никогда таким не был».

– Проблемы Луки не мои проблемы, – наконец хмуро ответил Равель. – Этот мальчишка сам вырыл себе яму и свалился в неё. Но мне придётся сообщить о случившимся семье, и мои родители скорее всего будут задавать мне вопросы. Так что не могли бы вы мне подробнее ответить, почему Луку обвиняют в чернокнижии?

– Ну хотя бы потому, что когда за ним пришли святые псы, он отбивался от них явно не с помощью простых заклинаний. Вы обычный человек, а не служитель господа, обученный видеть последствия тёмной магии, поэтому вы и не замечаете, сколь запачкан этот дом скверной.

Но Шварц ошибался. Равель видел. Для него та тёмная магия, что затронула стены этого дома, походила на огромные, шевелящиеся пятна лишая, густо усеявшая всю поверхность. И сейчас эти пятна медленно, почти незаметно глаз передвигались к Равелю, как будто желая его поглотить. И Шварц это тоже явно заметил, вот почему он спросил, не является ли этот Горгенштейн тоже магом.

– Я вижу только беспорядок, – пожал плечами Равель, сохраняя невозмутимость, когда одно из пятен, похожее на кусок красного мха, наконец доползло до его ботинка, и сейчас пыталось забраться по ноге. Если я дёрнусь, Шварц поймёт, что я ему соврал. Но почему я могу видеть последствия тёмной магии, если по словам священника, не должен? – Значит, они отвезли его в Дольхен?

Дольхеном называлась обитель инквизиции, место, овеянное самой дурной славой.

– Именно туда, хотя уверен, что Доминик скоро перевезёт мальчика к себе.

– Доминик? О ком это вы?

Священник покачал головой, как будто даже неодобрительно:

– А вы действительно не очень интересуетесь делами семьи, – Шварц вытащил карманные часы и нахмурился: – Думаю, нам всем пора идти. Скоро здесь появиться служба очистки. Тебе, Жерар, тоже лучше не попадаться людям Паолоса на глаза, пока я не улажу вопрос с твоим статусом. Может быть, тебе пока переночевать в Орхане?

– Нет нет, – поспешно ответил маг. – Я остановлюсь у тётки.

– Тогда оставишь адрес. Хотя давай я лучше провожу тебя. Офицер Горгенштейн… пожалуйста, будьте осторожны с той информацией, что вы получили от меня. Вы же понимаете, что если то, что Лукреция связывают с тёмной магией, станет известно слишком многим, это нанесёт пятно на вашу репутацию. Пострадает ваша карьера, как и дела вашего отца. И не предпринимайте никаких необдуманных поступков ради Лукреция.

Йохан Шварц не пытался угрожать, кажется, его предупреждение было вполне искренним.

– Ни в коем случае, – вежливо улыбнулся Равель. – Как я и сказал, я не собираюсь решать чужие проблемы, тем более связанные с дурным колдовством. Я верный сын Церкви.

Священник ушёл, предусмотрительно забрав с собой мага, и Рави так и не смог поговорить с Жераром. Что ж… нужно сказать Томасу о произошедшем, а тот уже сообщит отцу и матери. Для семьи это будет настоящая трагедия, так как из Дольхена почти никто не возвращался живым, тем более маги.

«Лучше бы ты действительно умер от моей руки, Лука. По крайней мере, это было бы не так мучительно, как попасть к инквизиторам…».

Присев на корточки, Рави приподнял тварюшку, пытавшуюся на него забраться. Та обвилась вокруг его ладони, и, кажется, едва ли не замурлыкала. На ощупь этот кусочек мха был тёплым и слегка влажным, но совсем не противным.

– Значит, магическая скверна? – задумчиво сказал воин вслух. – Ты не кажешься чем-то ужасным. Возьму-ка я тебя с собой, пока до тебя не добрались святоши. В конце концов, даже Августин завёл себе зверюшку, так чем же я хуже?

В Орхане ещё с первого курса пугали орденом святого огня. Говорили, что инквизиторы могут остановить мага силой своих молитв, и что даже магистры беспомощны против святых братьев. Говорили, что святая вера братьев может сжечь нечестивых колдунов, что ним могут творить чудеса, против которых магия бессильна. Много ходило об инквизиторах мрачных слухов, но Лука сомневался в их правдивости. Разве заклинаниям может противостоять какая-то вера бритоголовых монахов, целыми днями распевающие псалмы?

Так он думал до того, как псы ордена пришли за ним. Они знали его заклинания, они могли отбивать их, при этом сами не будучи магами Лишь силой веры и молитвами, от которых в голове становилось дурно, как будто он был на мессе. Впрочем, оружие они тоже имели. Но не мечи или арбалеты, а какие-то странные короткие копья с наконечниками, пылающими белым огнём. Огонь слетал с копий, и всякий раз, попав в Луку, они причинял чудовищную боль, хотя на коже и одежде не оставалось и следа. Именно тогда маг понял, сколь правдивы были слухи: монахи действительно могли бы сжечь его заживо, если бы не хотели пленить. Но он нужен был им живым.

Ещё у них были плети, укусы которых выпивали магию и лишали силы, и против которых было так сложно увернуться в узкой комнатке квартиры Жерара. Сколько раз они его ударили, прежде чем он потерял возможность ходить? Раза четыре, не менее.

Но даже когда Лука совсем ослабел, он сопротивлялся. Одного из святых псов он окатил тейго – веществом, разъедающим плоть до костей. Если бы Жерар узнал, что Лука хранит что-то подобное в его квартире, он бы его просто выгнал. Но сейчас тейго весьма пригодился. Крики монаха ещё долго звучали в его голове. Другой попался в ловушку, когда словил руками кинутую магом побрякушку. Инквизитор глядел на шерстяной комок в своих руках, и не мог понять, какую угрозу тот несёт, пока нити не зашевелились, впиваясь в кожу и проникая внутрь тела. Правда, ему успели отрубить руку с подарком Луки, пока тот не добрался до человеческого сердца, так что этот пёс остался жив, хотя и не боеспособен. После этого братья стали действовать осторожнее. Но это не спасло одного из монашков, неосторожно приблизившегося к Луке на расстоянии вытянутой руки. Всего лишь прикосновения хватило, чтобы заразить его Белым мором – проклятием, сгущающим кровь, и превращающим его в белый прах. Инквизитор всё ещё корчился от боли, когда обездвиженного мага начали вязать верёвками, лишающими его магических способностей. В тот момент Лукреций всё ещё был в сознании. Правда, не долго. Ярость монахов, потерявших своих братьев, была так велика, что они едва удержались, чтобы не убить мага. Били так, чтобы не сломать ничего важного, и чтобы не оставалось следов на лице, но и этого хватило, чтобы вырубить и так истощённого мага.

Очнулся Горгенштейн уже в казематах. С него сняли ботинки, а из карманов вытрясли всю мелочь, но зато он не был связан. Правда, попытки колдовать чуть опять не отправили Луку в обморок – тюрьма была неплохо защищена от таких вот самонадеянных колдунов.

– Вот и выспался, – мрачно сказал Лука. – Поесть бы ещё.

А чего на тебя еду переводить?

– О, Гохр, – неожиданно обрадовался Лука голосу в голове. – И ты тут?

Не говори вслух, дурак. И уж тем более не произноси моё имя.

– А то что, подумают, что я одержим или спятил? – фыркнул Лука, с подозрением разглядывая подстилку, на которой он очнулся. Кажется, его несколько раз кто-то укусил. – Так пусть думают. Хуже уже не будет. Кстати, ты не в курсе, сколько мне тут ещё дожидаться, пока со мной не захотят поговорить?

Зря ты этого ждёшь, ох зря. Наслаждался бы последними часами спокойствия. Ну и повезло же мне связаться с таким неудачником, как ты…

– Сам неудачник! – огрызнулся Лука, впрочем, совсем беззлобно. Сейчас его даже радовало присутствие магистра. – Кстати, раз у нас есть немного свободного времени, то может быть расскажешь мне о том, как я провёл последнюю неделю? А то у меня провал в памяти.

Неудивительно. Удивительно, что ты всё ещё ты, учитывая, что именно Енох собирался с тобой сделать.

«И что же?»

Енох хотел вернуться к жизни, обрести полноценную плоть и стать могущественнее. Конечно, он не был в столь же жалком положении, чем я, но всё же несколько сотен лет провести в бестелесном состоянии то ещё удовольствие. Именно это подточило его преданность к ордену, им же созданному. Поэтому, когда он понял, кто ты есть, то не удержался от желания воспользоваться, хм, тобой единолично, а не для ритуала возрождения своего господина.

«Кто я есть?»

Да. Не просто чернокнижник, а потомственный тёмный. Наследник одного из тёмных родов. Это значит, что тьма не только в твоей воле и душе, но и в твоей крови. Конечно, Енох захотел завладеть таким телом.

– Звучит как ужасное извращение, – пробормотал Лука. – Может быть попробовать использовать другие слова? И почему ему нужен был именно я?

«Он мог попытаться завладеть сознанием любого смертного или мага», – подумал Горгенштейн. – «Да и не думаю, что я так уж ему подходил. Чёрт возьми, он святой, а я тёмный маг. Да я даже в его присутствии дышать нормально не могу».

Одержимые такими могущественными созданиями, как Енох, действительно долго не живут. А ты, из-за несовместимости ваших сил, тем более был должен умереть спустя несколько часов, как только он вселился в тебя. Но этого не произошло. Я не знаю почему. Единственное, что мне приходит в голову, что на самом деле по своей сути тьма не столь уж и противоположна святой силе Церкви Иеронима.

«Но мне же было плохо в храме. И молитвы инквизиторов едва не отправили меня на тот свет».

А ты не думал, что такой эффект был создан специально, чтобы держать тёмных магов подальше от секретов Церкви? Притом тем, кто знал о тьме не понаслышке, и скорее всего даже владел тёмной магией. Возможно, связи между тёмным искусством и Церковью Иеронима не исчерпываются только попытками ордена Еноха использовать тьму себе во благо. Как бы то ни было, Енох смог на какое-то время вселиться в тебя, но не сумел полностью подчинить, для того чтобы съесть. Собственно, он меня ещё не переварил…

– Фу, – скривился Лука.

Ну да, приятного мало. Но сознание слишком сложно, чтобы исчезнуть просто так, чтобы его поглотить требуется время и желание. У тебя его, этого желания, кстати, нет, иначе бы я с тобой уже не разговаривал.

«У меня нет никакого желания поглощать кого-то столь мерзкого, как ты, предатель!».

Ну, не злись, все выживают, как могут. И тем более, одним поселенцем в твоей голове больше, одним меньше…

– Хочешь сказать, что он ещё тут?! – Лука вскочил, заметавшись по камере.

Ага, сидит в созданной тобой клетке внутри твоей же черепушки. Не советую выпускать. То, что ты победил Еноха один раз, не означает, что сможешь сделать это ещё раз. Сейчас он будет более осторожен, а тогда Енох торопился, и как только обрёл контроль над телом, тут же рванул в Шелгор.

«Но ты же сказал, что он не собирался совершать пробуждение своего господина?».

Нет, конечно же нет. Ему в голову пришла совсем другая мысль. Твоё тело хоть и неплохо выдерживало его, но всё равно хоть и медленно, но умирало. Нужна была подпитка, да и защита от других членов ордена. И Енох решил получить всё это в храме. Знаешь, сколько тьмы там скопилось за последние несколько сотен лет? Впрочем, я полагаю, знаешь. Тебя ведь тоже тянуло туда. Он собирался выпить всю тьму в храме, а затем, возможно, сразиться с тем созданием, что там спало и получить всю его власть и силу.

И Енох действительно добрался до храма, и даже начал приводить первую часть плана в исполнение. Вот только святой не учёл, что несмотря на всё своё могущество, до этого проводить манипуляции с тьмой ему не приходилось, в отличие от тебя. Когда тьма в достаточной степени пропитало ваше тело, она пробудила тебя и… очевидно, была на твоей стороне. Знаешь, я наблюдал это противостояние со стороны, и готов поспорить, что она сознательно выбрала именно тебя. Была на твоей стороне. Как будто бы имела собственную волю! И это весьма странно, так как теория магии гласит, что маги оперируют только сырой силой без собственной инерции, и направление и заряд ей придают именно маги. Но с тьмой всё было совсем по-другому.

Лука довольно улыбнулся, почувствовав растерянность Гохра. «Ты удивляешься? Но так оно и должно было быть. Богиня выбрала меня».

Хотя я всё ещё не понимаю, о ком ты говоришь, но наверное, только влиянием некого сверхъестественного существа это и можно объяснить. Богиня, да? Я читал о древних богах-покровителях, но… не думал, что после смерти стану язычником.

«И как я выбрался?»

Никак. Дорога до храма, а затем битва в нём полностью исчерпала твои силы, и ты вырубился прямо там. Два дня лежал в самом неприглядном виде, и всё никак не хотел приходить в себя. И это было очень, очень плохо, так как ваши манипуляции с тьмой потревожили того, кто спал в храме.

Лука замер, невидяще глядя в каменную стену.

– И что произошло?

«Он проснулся?»

Не знаю. Мы сбежали оттуда раньше, чем случилось что-то на самом деле плохое.

«Мы?»

Ну хорошо, хорошо. Я. Енох был уже не у дел, ты – слишком истощён битвой… и мне пришлось взять контроль над телом. Знаешь, как это было тяжело?! Я ведь чуть не исчез, потратив все свои силы на то, чтобы отойти как можно дальше от того проклятого храма! Пешком, по опасным территориям… в чужом теле, которое к тому же было не в лучшем состоянии!

«Вот так вот всегда», – насмешливо подумал Лука. – «Стоило только хозяину выйти за порог, как кое-кто тут же попытался занять его место. Неудивительно, что я чувствую себя как загнанный конь. Кстати, о коне. В моей памяти всплывают кое-какие образы. Скажи, я добирался до Шелгора на отцовском мерине?»

Именно на нём. Вот только ты, точнее Енох, его где-то утопил в подступах к храму.

– Дьявол! Отец меня убьёт!

Впрочем, это было бы гораздо лучшей перспективой, чем умереть от рук приспешников Доминика Бромеля.

Голова кружилась от голода, да и пить хотелось, а к нему всё так же никто не шёл. В какой-то момент Лука просто отключился, впал в забытьё, из которого его выдернул шум открывающейся двери.

Двое монаха крепкого сложения выволокли его в коридор, связали руки за спиной и потащили его за собой куда-то вверх по лестнице. «Хороший признак, – подумал Горгенштейн. – Всё лучше, чем сырой подвал. Глядишь, и накормят».

Несвойственный Луке оптимизм можно было объяснить пожалуй лишь помутнением рассудка, или тлетворным влиянием Гохра, потому что ничего хорошего его конечно не ждало.

В пыточной, где никто уже и не пытался отмыть застарелые пятна крови, несчастных посетителей явно не кормили.

– Пытки? Как банально, – пробормотал Лука, стараясь не давать волю воображению, уже рисующему мрачные картины будущих мучений.

Радовало лишь то, что в таком состоянии он едва ли долго сможет радовать своих мучителей. Перед глазами всё плыло, а от слабости он то и дело норовил сверзиться с железного стула, к которому его привязывали.

– И стоило его доводить до такого состояния? – проворчал один из монахов, добродушного вида толстяк, затягивая кожаные ремни на запястьях. – Его Преосвященство Доминик наверняка будет недоволен. Я слышал, этот парень был под его покровительством. Колдун, опекаемый одним из иерархов церкви – и говорят, Папа, узнав об этом, одобрил инициативу Бромеля. Дескать, возвращение заблудших душ в лоно Церкви – лучшее деяние пред глазами Иеронима.

– И чем всё это закончилось? – флегматично ответил другой, точивший перья для письма за секретером, поставленным у стены. – Чёрного кобеля не отмоешь добела, а мага не научишь добродетели.

– Что верно то верно, – хмыкнул инквизитор, и схватив пятернёй за волосы Луки, запрокинул его голову вверх:

– Эй, ты!

Пара оплеух заставила мага сконцентрироваться на чужом лице.

– Ты знаешь, где ты находишься? Ты в Дольхене, колдун. Ты понимаешь, что для тебя это значит? Как ты думаешь, для чего ты здесь?

– А вы любите задавать вопросы, – пробормотал Лука. – Наверняка, вы весьма радовались, когда вам предложили работу по типу этой. Общение с людьми, всегда новыми…

Болезненный удар по губам заставил его замолчать.

– Ха ха, – кисло сказал нависший над Лукой монах. – Думаешь, ты смешной? Ты просто глупый, самонадеянный мальчишка.

– А ты толстый. Так и будем говорить очевидные вещи?

Инквизитор тяжело вздохнул и красноречиво покосился на стол с пыточными инструментами.

И ради чего ты его злишь? Будь паинькой, и тогда останешься при целых конечностях, – посоветовал Тобиас Гохр.

– Ой, не говори так, будто ты знаешь, как вести себя на допросе, – вслух возмутился Горгенштейн.

Вообще-то знаю! Я почти неделю провёл в застенках Инквизиции. И передо мной они так не распинались, как перед тобой! Сначала было вразумление, а уже потом вопросы…

– Хорошо что мы живём в более гуманную эпоху, – с достоинством ответил Лука. – Кстати, я уверен, что ты выболтал свои секреты уже в первый день. Я конечно тоже не рассчитываю долго продержаться, но по крайней мере не собираюсь никому лизать тут задницы. И раз уж ты такой опытный в этих делах, может подменишь меня на посту? А я пока поразмышляю о том, о сём…

– Замолчи! – приказал ему монах. – Скажи, с кем ты разговариваешь?

– Какие противоречивые вопросы… – протянул Лука, но затем взглянув на взявшегося за щипцы монаха, решил всё-таки ответить: – Я разговариваю с могущественным злым духом, который вселился в меня.

«Мда, это прозвучало гораздо глупее, чем мне казалось».

– Значит, ты признаёшь себя одержимым? – удивлённо спросил секретарь, подняв голову от своих записей.

– Конечно. И я очень прошу провести вас обряд экзорцизма. Этот дух мне весьма мешает. Он то и виноват во всём том зле, что я творил последнее время.

Эй, но это уже явная ложь!

«Не ложь, а немного преувеличенная правда».

В конце концов, решил Лука, если священникам и на самом деле удастся избавиться от Гохра, ему самом это пойдёт на пользу. А может, они и от Еноха сумеют освободить. Ну или святой избавит его от инквизиторов, что тоже весьма неплохо.

– Кхм! – вернул к себе внимание дородный монах. – Расскажи поподробнее про этого духа.

– Ну… Вы знаете, он весьма надоедлив. И глуп. Явно извращенец. А ещё трус и подонок. Но я наверное лучшего духа не заслуживаю. Подобное к подобному, как говориться. Эх, прав был мой исповедник, когда говорил, что честная исповедь облегчает душу. Давно хотел пожаловаться на этого гада, да вот возможность как-то не было.

– Какую власть дух над тобой имеет? – нахмурился инквизитор, останавливая сумбурную речь мага.

Да никакую. Иначе бы ты у меня тут языком не трепал, мелкий засранец. Ну раз ты так со мной, то и оставайся один.

Лука почти услышал, как Гохр обиженно хлопнул за собой дверь. Оставив его одного перед пытками.

– О, он явно пытается сбить мою душу с пути благочестия. Нашёптывает скверные мысли, толкает на нечестивые деяния.

Инквизитор тут же подобрался, подобно псу, учуявшему кость:

– И на какие деяния он уже успел тебя толкнуть, маг?

– Э-э-э… да так, ничего серьёзного.

Вот как раз о своих «деяниях» Луке совсем не хотелось говорить. А инквизитор, почувствовав, что затронул что-то важное, явно не собирался отвлекаться дальше на пустой трёп.

– Ничего серьёзного, говоришь? А тёмным чарам тоже он тебя научил?

Лука промолчал. Сейчас внимание его было сконцентрировано на руках монаха, перебиравшего на столе свой инструментарий. «Вот только не эту штуку с шипами. И иголки лучше не надо… Ох, а вот это вообще для чего?! Нет, не надо об этом думать».

Когда рука инквизитора остановилась над сосудом с прозрачной жидкостью, Горгенштейн почти испытал облегчение. Святая вода? Скорее всего, ничего приятного, но едва ли слишком болезненно.

Монах окунул указательный палец в глиняный сосуд, и размашисто начертил что-то на лбу мага. Несколько капель стекли вниз, и Лука почти машинально слизнул влагу. И правда, вода. Правда чуть жжётся, но это тоже вполне ожидаемо. Терпеть можно.

Сконцентрировавшись на ощущениях, Лука совсем не успел уловить смысл нараспев прочитанной инквизитором молитвы. Впрочем, едва ли маг её знал бы – в молитвенники он не заглядывал, да и литургикой не интересовался. «Хотя бы стоило заглянуть в конспекты Лавеля, хотя знал бы, как себя вести».

Но, чего бы ни добивался монах, на Лукреция это явно не подействовало. Молодой маг так и сидел с немного растерянным и нервным выражением лица, но никакого дискомфорта он, судя по всему, не испытывал.

– Следовало бы ожидать, что мальчишка врёт. Он скорее похож на юродивого, чем одержимого, – фыркнул секретарь, внося что-то себе в записи. – Хорошо, протокол соблюдён. На добровольное сотрудничество чернокнижник не идёт. Можешь приступать.

– Но я…

Лука не успел договорить, подавившись кляпом, буквально вбитым ему между зубов.

– Ты уже достаточно соврал. Придётся платить. Начнём с пальцев рук.

Инквизитор разжал сведённую в кулак левую ладонь Лукреция и восхищённо поцокал языком.

– Пальцы как у аристократов – изящные, тоненькие. Такие и калечить грех. Так что, пожалуй, повременим с тисками и пилами.

Он взял узкий, острый клин и приложил к ногтю среднего пальца, примериваясь.

– Я думаю, легко войдёт и без молоточка.

Инквизитор вводил клин в нежную плоть под ногтём медленно, совсем не торопясь, изредка поглядывая на сведённое мукой лицо мага. Монаху не доставляло удовольствие видеть чужую боль, даже если он и знал, что в дальнейшем она поможет грешнику раскаяться и прийти к Богу, но к работе он подходил усердно.

Когда железо дошло до основания ногтя, потемневшего от крови, монах приступил к другому пальцу. То и дело юнец пытался потерять сознание, но почти тут же приходил в себя. Правда, он почти перестал дёргаться, только мелкая дрожь да гримаса на лице говорили о том, что маг чувствует боль всё также остро.

Из-за слёз, непрерывно текущих из глаз, у Луки заложило в носу, и вскоре он начал задыхаться. Правда, умереть от собственных соплей ему не дали – монах предусмотрительно вытирал нос магу пахнущей кровью тряпкой, заботясь о нём как о беспомощном младенце. А потом вновь продолжал вгонять острое железо в сведённые судорогой пальцы.

Всего пять клиньев. По одному на каждый палец левой руки. Сколько времени это заняло? Полчаса, меньше, больше? Лука знал лишь только, что ни одна тайна, которую он хранил, не стоило той боли, что досталась ему только что.

«Проклятье. Снимите кляп. Дайте сказать! Признаться. Хоть в чём-нибудь…».

Но ничего не закончилось. С неприятным чавкающим хлюпом монах выдернул один из клиньев, оставив остальные, подобно странному украшению, торчать из кончиков пальцев.

– Хочешь поговорить? – внимательно посмотрев на чернокнижника, спросил инквизитор. Но когда тот кивнул, с сожалением покачал головой. – Если бы я думал, что ты усвоил урок, я незамедлительно так бы и сделал. Только я знаю таких юнцов как ты – самонадеянных, высокомерных, до последнего надеющихся на свою ложь. Нет, правды от тебя сейчас явно не дождёшься, лишь ладно скроенную ложь. И что мне тогда делать? По-настоящему искалечить? Лучше я предпочту скорее завершить начатое, а уж потом выслушать то, что ты вздумаешь мне сказать. У тебя есть ещё время, чтобы подобрать верные слова для описания своих злодеяний.

На правой руке он начал с мизинца, втыкая на этот раз железо резко и под таким углом, что ноготь на пальце почти вышел из своего ложа, а острие клина торчало с другой стороны.

Боль смешалась с отчаянием и яростью. Только сейчас Лука понял, что всё это время он ждал, что его спасут – может быть, Лавель, сумевший объяснить Инквизиции, что маг перед ними не так уж и виновен. Разве не отнеслись бы к Луке в ордене святого огня чуть мягче, знай они, что его старший брат посвятил себя Богу, как и они? Или его мог спасти кто-нибудь из Совета. Не могут же маги так просто позволить мучить одного из своих, ни в чём предварительно не разобравшись? Или даже Доминик Бромель. Разве не должен епископ беспокоиться о том, что сможет разболтать его подопечный на допросе?!

Но никто не шёл. Горгенштейн был совершенно беспомощен, даже магия оставила его.