Текст книги "Последний Тёмный (СИ)"

Автор книги: Таис Сотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

– И что же за персона, могу я поинтересоваться? – вкрадчиво спросил Петер.

– Не можете, – отрезал Томас, нервно почесав свой крючковатый нос. – Если вас так уж интересует, спрашивайте у своих. Насколько я помню, лет пять назад я подписывал кое-какие бумаги для Службы безопасности, так что ваши всё знают. Обязательство не разглашать я кстати тоже давал.

Петер наконец начал понимать, почему прежде его расследование не приводило его к Томас Горгенштейну. Тот оказался не так уж прост, и, насколько Зингер знал свою родную контору, которая цепко держалась за всех, кто им был интересен, Томас был уже у них на крючке. Возможно даже, служил тайным информатором для СБ. Ну или как минимум находился под присмотром, а значит, был чист. Петера охватил некоторое разочарование.

– Вы не против, если я быстро осмотрю ваш корабль?

Ордера у Петера конечно не было, ну а вдруг…

– Не против. Только что вы хотите найти, рабов? – насмешливо спросил Петер, проводя следователя к трюмным помещениям. Путь им освещал магический фонарик – игрушка удобная, но очень дорогая, впрочем как и всё, что нуждалось в регулярном обслуживание магами. Впрочем, ни у кого из Горгенштейнов, с этим проблем, как Петер понимал, не было.

– А что, из Виарди это такой частый груз? – между делом спросил следователь. Конечно, теперь сомнительно, что Томас может быть в чём-то задействован, но как опытный судовладелец и капитан кое-что он знать мог.

– Был когда-то несколько десятилетий назад, пока ваши не взялись. Да и не рентабельно это в наши дни. Кто сейчас в здравом уме будет в Гортензе заниматься работорговлей?

– К примеру, Торсай Куско. Он неплохо на этом заработал.

Томас поморщился.

– Слышал про него. Но так он, насколько я понимаю, сам с юга, и рабами торговал там же. Караванные пути для этого куда больше подходят, так как перевозить получается дешевле и безопаснее.

– И всё же дела он с виардцами имел. И очевидно, что-то он с них имел, а они с него.

В складских трюмах было уже пустовато – большую часть товара с последнего путешествия Томас уже продал, но всё же Петер ради интереса заглянул в несколько ящиков. Действительно, специи, от которых даже в запечатанном виде одуряюще пахло, и какие-то побрякушки.

– А вы сами что-то на острова ввозите? – почти потеряв интерес, спросил Петер.

Горгенштейн пожал плечами.

– Почти ничего. Бедновато они живут, так что из того, что я порой вожу, ничего себе позволить не могут. А если чем и закупаются, так это оружием – из-за внутренних междоусобиц это весьма ходовой товар. Но я смертью не торгую. Кстати, – капитан на несколько секунд задумался, но затем всё же продолжил: – возможно, я смогу вам чем-то помочь. Дайте-ка мне ваш список, и я скажу, кто из кораблевладельцев может представлять для вас интерес.

Следователь, чуть помешавшись, протянул листок. Капитан, присев на один из ящиков, тщательно изучал список имён на пятнадцать человек. Затем достал из кармана карандаш и начал вычёркивать одного за другим.

– Кельвин уже год как на Виарди нос не суёт, после того как его Ласточку чуть не потопили, Дерви тоже. Улик занимается тем же самым, что и я. Не слишком успешно, кстати. Брейхель конечно дурак, но явно не контрабандист. И этот, и вот этот… А вот тут уже интереснее.

В итоге, в списке оказалось подчёркнутым три имени.

– Загляните к этим ребяткам. Конечно, перед законом они вроде бы чисты, вот только не все их накладные соответствуют действительности. Да и Рейтег, как я слышал, имел кое-какие дела с Куско. Сейчас-то он конечно об этом помалкивает, а вот полгода назад я как-то застал его пьяным в портовом кабаке, где он в сердцах клял Торсая Куско как подлого обманщика и убийцу. Может что имеет на него.

Знакомство с Томасом Горгенштейном, было хоть и несколько неприятным, принесло весьма ощутимые результаты. Тот самый Феликс Рейтег, на которого указал капитан «Святой Мари» оказался замешанным в дела виардцев по самые уши. Как оказалось, морскими путями Куско вовсе не продавал рабов, а сбывал в Виарди гораздо более страшный груз – наркотик эсстерит. Впрочем, пленники, привезённые с юга, оказались тут тоже замешаны – именно на их телах Куско выращивал лишайник, который от человеческих тел становился более ядрёным и действенным.

Чуть позже нашлись и подвалы, в которых и находились чудовищные «сады». Их отчего-то волшебный лисий огонь не пожрал. Вот только за заживо съедаемыми людьми следить было некому, поэтому всё, что нашли следователи – это три дюжины трупов, и сам эсстер, который уже начал распространяться по стенам, выбираясь наверх. Живучим оказался, дьявольский лишайник. В столице объявили карантин, а портовый квартал, в котором и были обнаружены подвальные «сады», и вовсе закрыли на неопределённое время, невзирая на возражения местных лавочников и испуганных местных жителей.

Петер, отследив потоки сбыта наркотика, с ужасом понял, что не весь эсстерит шёл на экспорт – часть его предполагалось использовать и в самой Гортензе. Но сам с этим Петер уже разбираться не стал – дело было явно политическим: без покровителей в верхах Торсай Куско просто бы таких успехов не достиг. Как минимум, в этом был замешан Жак Вильгер, глава департамента судоходства и непосредственный начальник Шелли. Поэтому дело начал курировать сам руководитель СБ – Людвиг Шульц, человек не слишком приятный, как и положено большому начальнику, но своё дело знающий. А самое главное, весьма непримиримый к врагам своего государства. Сколько же в те дни народа оказалось на виселице да в тюрьме… По слухам, сам племянник короля Дилар Ольсбургский оказался в опале. А через какое-то время и вовсе помер. Как говорят, отравился несвежим мясом…

Так Петер Зингер, третий сын захудалого баронета, и не слишком продвинутый до этого по карьерной лестнице старший следователь сумел раскрыть политический заговор против существующей власти. Ну, не только он один, может быть. Но эсстерит то он нашёл лично сам!

В какой-то степени Петер был даже рад, что Августин Горгенштейн сумел вовремя спрятаться, а не попасть под всеобщий замес. Он, конечно, судя по всему тот ещё прохиндей, но собирая о молодом мошеннике информацию, Петер проникся к тому невольной симпатией. К тому же, будущий родственник. Впрочем, как и не менее подозрительный Лукреций, и гораздо более честный, но от этого не менее противный Томас. И папаша их так себе. Но ради Августы Петер готов был потерпеть и её родню, тем более что с Лавелем Петер вполне себе сдружился.

В том, что он собирается жениться на Августине Горгенштейн, Зингер уже не сомневался. Ну и что, что он не особо молод, и может быть и не так хорош, как другие женихи Августы? Зато любим начальством, имеет не то что медаль, а даже именной орден, и вообще, неплохие карьерные перспективы. Ещё бы – с некоторых пор название его должности с трудом помещалось на дверной табличке, а обязанностью было отслеживать все незаконные и подозрительные торговые сделки. Как показало время, в этом Петер Зингер был более чем хорош.

В то время как будущий родственник Лукреция раскрывал заговоры, проводил аресты, и вообще на корню менял свою жизнь, сам Лука полностью ушёл в учёбу. Как оказалось, совсем непросто было совмещать официальное обучение в Орхане, чтение книг в тайном хранилище магистра Гохра и собственно самого Гохра наставления. Тем более что учителем тот оказался так себе – ну что ещё возьмешь с тряпичных мозгов куклы…

Да и в Орхане, к середине четвёртого года обучения, который должен был стать для большинства учеников последним, предметы стали гораздо сложнее. Теперь уже Лука с некоторой ностальгией вспоминал уроки по Зоологии и Природной магии, которые так упорно не давались ему раньше. А ведь они ни в какую не шли с ведёной на последнем семестре Минералогией, которую вёл приснопамятный алхимик Гидеон. Вёл по своему живо и интересно, но чем отличается один черный и матовый камешек от другого точно такого же, но в серую крапинку, Лука запомнить не мог, хотя в той же алхимии легко определял самые сложные ингредиенты. Ну не интересно ему было изучать, какие камни и каким образом влияют на магические силы волшебников! Он и сам, без всяких дешёвых трюков, обладал весьма и весьма сильными способностями.

Единственным, пожалуй, интересным уроком Луке показался урок, посвященный камням-энергонакопителям. Интересным, хотя и весьма опасным – потому что в общей горсти камешков, которые Гидеон принёс на изучение, лежал и лунный камень, в точь-точь похожий на те, что приносил Луке епископ Бромель.

Знали бы остальные ученики, как сложно было на том уроке Луке не проявить свои истинные способности, не дать даже капле тьмы выбраться наружу…

Именно этот случай напомнил Луке, что ни учёба, ни его житейские и семейные сложности даже близко не стоят к той проблеме, что представлял для Луки епископ Бромель и его маг-подпевала Ортега Литран. Уже через полгода он окончит первую ступень обучения, и будет считаться состоявшимся магом. Впереди, с его талантом это было несомненно, Луку ждала вторая ступень обучения. Лукреций не то что пылал восторгом при мысли, что ему ещё два года придётся провести в окружении своих туповатых однокурсников, но понимал, что без академического образования ему никуда.

Вот только Бромель, кажется, имел на Луку совсем другие планы. Летом, как раз тогда, когда в Орхане закончатся выпускные экзамены, Бромель собирался в длительнее паломничество по святым местам Гортензы. И любимого «духовного сына» Лукреция он собирался взять с собой. Вот только Луку совсем не радовала перспектива несколько месяцев провести в компании с епископом. Тем более что паранойя молодого чернокнижника говорила ему, что из путешествия он, вполне возможно, уже не вернётся.

Глава 5
Орден и его тайны

Три с половиной года проучился Лука в Орхане, и за это время так ничтожно мало узнал о своём даре! Конечно, библиотека Гохра помогла немного с теорией, а сам древний магистр научил избегать самых нелепых и простых ошибок, которые, не знай сейчас Лука о них, могли бы уже свести его с ума или убить. И всё же – он всё ещё оставался лишь сосудом для тьмы, не более. Сосудом, который регулярно вычерпывали. И пусть это не причиняло Луке никакого вреда, и даже помогало справиться с опасным даром, спрятать его от других, ситуация сама по себе казалась молодому Горгенштейну унизительной. Если бы он мог что-нибудь сделать, если бы он мог как-нибудь отомстить епископу Бромелю!

Впрочем от мысли отравить Бромеля или наслать на него проклятие Лука давно отказался. Понимал, то сделай он хоть один неверный шаг, покажи он свой характер, и тогда за него возьмутся всерьёз. Как минимум – лишат свободы. Если не епископ, так другие, те, кто стоит за его спиной.

О том, что за Его преосвященство действует не в одиночку, Лука уже давно догадывался. А вскоре убедился в этом на своём опыте.

Это был очередное утро выходного дня – самое ненавистное для Луки время. Ведь именно в эти дни ему приходилось проходить «ритуал очищения», как называл это епископ. Юный маг скучал в резиденции епископа, ожидая, когда тот окончит службу в храме. Службы ему епископ милостиво разрешил не посещать – после них появлялись головные боли, в последнее время совсем невыносимые, а это плохо сказывалось на продуктивности Луки.

Пока епископа не было, Лука лениво изучал удивительный в своём занудстве талмуд по теологии, скромно сидя под пристальным надзором нового секретаря Бромеля, сумрачного вида монашка. Оставлять презренного мага одного в кабинете Его преосвященства никто не собирался.

Бромель появился неожиданно, буквально ворвавшись в свой кабинет. Встрёпанный вид его и необычная суетливость движений показалась Луке странной.

– Ты здесь! – с подозрительным радушием воскликнул церковник. Глаза его лихорадочно горели.

– Как и должен был быть, – вежливо ответил Лука, внутренне напрягаясь. Доброжелательность епископа сулило неясные пока неприятности. – Вы же не оставили мне выбора.

– Мой мальчик, ты же знаешь, я хочу лишь тебе помочь, – снисходительно сказал Его Преосвященство, проигнорировав дерзость Луки и вызвав тем самым у своего секретаря подлинное изумление. Уж каким-каким, а снисходительным Бромель был лишь к своим богатым прихожанам-благотворителям, а никак не к ведьмовском отродью.

Как будто почувствовав недовольство служки, Бромель недовольно посмотрел на того:

– Иди, Ноа, в тебе больше нет нужды.

Когда за монахом закрылась дверь, Его Преосвященство вновь обратил своё внимание на молодого мага. Он поднял Луку со стула, на котором тот коротал время, и критично его осмотрел, начиная с гладко прилизанных матушкой Горгенштейн волос до коричневых, уже стоптанных ученических ботинок, которые маг донашивал за Марком. Не то, что у семейства Горгенштейн не было денег на покупку новых ботинок, просто Ольдвиг считал, что сыновьям стоит учиться бережливости и практичности. Со своими дочерями, и это было весьма мудро, Ольдвиг такого финта провернуть не пытался.

Внешним видом Луки епископ остался недоволен:

– Ты болезненно бледен и кажешься излишне худым. Разве вас в Орхане плохо кормят?

– Нормально кормят, – пробормотал подросток, незаметно пытаясь отстраниться, но епископ продолжал крепко держать его за плечо. – Просто всё в рост уходит, так матушка говорит.

– Мудрая, должно быть, женщина, – рассеяно ответил Доминик Бромель, думая о чём-то своём. Он поправил Луке воротник, стряхнул с плеча несколько ворсинок, и наконец отстал от Горгенштейна. – Сегодня я хочу познакомить с весьма важными господами. Ты должен предстать перед ними в лучшем виде. Ты понимаешь, что это значит?

Лука поднял ясные синие глаза, придав себе немного придурковатый вид. Конечно, строить перед епископом наивного дурачка было уже поздно, но поиздеваться над тем хотелось. Даже если это потом аукнется.

Его Преосвященство скривил узкие губы, но всё же объяснил:

– Ты не должен врать. Ты не должен дерзить и показывать непослушание. Если они захотят, чтобы ты использовал свою тёмную магию, ты должен это сделать.

Лука дёрнулся.

– Вы рассказали ещё кому-то? Я думал, вы сказали, это должно остаться тайной.

– Безусловно, это и остаётся тайной – ради твоей прежде всего безопасности. Не стоит простому люду знать, сколь опасное существо живёт рядом с ними. Но святые братья это другое дело. Пойдём, нам не стоит заставлять себя ждать.

К разочарованию Луки, никакого тайного прохода в покоях епископа не было. Они очень обыденно вышли в коридор и спустились на нижний этаж. Прошли в сад, что прилегал к резиденции епископа, и немного побродив меж зеленных оград, вышли к небольшой двухэтажной пристройке. Едва ли хозяйственной – уж слишком чистым и аккуратным выглядело здание. Да и символ Иеронима, висящий над входной дверью, говорил о том, что здание использовалось в религиозных целях.

– Что это?

– Молельный дом для тех случаев, когда мне необходимо уединение. У меня слишком много обязанностей перед людьми, чтобы позволить себе уходить надолго в монастырские скирты.

Ну да, саркастично подумал Лука, поднимаясь по аккуратному крылечку, в удобстве отдельного дома благодати достичь гораздо проще, чем в сырой и холодной келье.

Несмотря на кажимый уют молельного домика, внутри дома оказалось не слишком уютно – слишком строго, слишком пусто… и безлико. И всё же даже этот дом отражал сущность Бромеля гораздо лучше, чем богатство и роскошь его резиденции.

– А к какому ордену принадлежат эти святые братья, что нас ждут? – негромко спросил Лука у священника.

Епископ явно чувствовал себя здесь комфортно, скинув привычную маску благодушного хозяина. Лицо его как будто помолодело и жёсткая складка у губ разгладилась. Лука же напротив, сбавил шаг, застыв в узком коридоре, и не желая проходить дальше.

– Они служат Господу нашему Иерониму, разве тебе этого недостаточно? Или ты один из тех глупцов, что считают, что не все ордена нашей церкви равны перед богом?

– Бывали случаи, когда некоторые из орденов расформировывали, и даже объявляли еретическими, – упрямо сказал Лука. – Взять к примеру эдикт Папы Седоиса, который писал о ныне исчезнувшем монашеском братстве Последнего Завета…

– Да да, весьма печальная история, – нетерпеливо ответил Бромель. – Те несчастные монахи действительно сбились с праведного пути, посчитав, что если как можно скорее отправить всех праведников и невинных на небеса, на земле быстрее установится вечное царство. Но современная церковь давно переросла подобные заблуждения. Все ордена одинаково верно служат господу нашему, идя разными, но я уверен, одинаково верными путями.

– Тогда почему вы не хотите назвать своих гостей?

Лука, не понимая сам отчего, отчаянно трусил, и страх этот, иррациональный, необъяснимый, возрастал с каждой минутой. К горлу подкатил удушающий комок, а голова отчаянно кружилась, как полчаса назад в церкви.

– Потому что вы, молодой человек, не заслужили нашего доверия, – раздался сверху громкий, рокочущий голос, заставив вздрогнуть и так уже дрожащего Луку. – Доминик, это и есть тот юный талант, о котором ты говорил? Он достаточно строптив, как я вижу. Впрочем, как и вся его братия, так что я не удивлён.

По узкой лестнице спускался старик с округлым приятным лицом и смешно топорщащейся клочковатой бородой. Макушка старика была абсолютно лысой и испещрена застарелыми ожогами, тогда как остальная кожа оставалась чистой. Глаза его, пыльно-серые, поддёрнутые плёнкой катаракты, но казалось при этом, всё видящие, не отрываясь смотрели на Луку, отчего тот вовсе потерялся.

– В-в-вы… – заикаясь, сказал маг. – Я вас знаю. Вы… ваше изображение стоит на столе моей матери, среди многих других.

– Да? И кто же я? – вскинул клочковатые брови старик.

– Святой Эльгерент.

Святой. Один из учеников святой Вефелии. Тот самый, что изгнал зло и скверну из древнего города Шелгора, лежащего нынче в пепле. Мученик, умерший в огне, и забравший с собой жизни сотни грешников. Ах да, и ещё он был покровителем крепкого брака, отчего он был особо чтим у матушки Горгенштейн, которая никак не могла женить своих старших сыновей.

– Абсолютно верно, хотя мне всегда казалось, что на иконах меня изображают не слишком похоже. Я и в лучшие времена не был таким стройным, как изображают эти горе-художники. Не ожидал, что чернокнижник меня узнает, если честно. Моя оплошность.

Весьма волнующе видеть перед собой человека, который должен был быть мёртв уже не одну сотню лет, но для Луки это не должно было быть чем-то из рук вон выходящим. В конце концов, магистр Гохр тоже почтенный мертвец со стажем, что не мешает Луке с ним ругаться по нескольку раз на неделе. Но сейчас… сейчас при виде Эльгерента Лука чувствовал такой ужас, что хотелось тонко скулить.

– Какой чувствительный юноша, – ещё один голос, сухой и какой-то бесполый. Лука завертел головой, пытаясь найти его обладателя, но никого кроме Бромеля и святого не видел. А голос, казалось, становился всё ближе. – Ну же, Лукреций, вы же были так смелы всего несколько минут назад.

Тонкие пальцы невидимого человека дотронулись до рукава Горгенштейна, медленно спускаясь вниз, к его ладони, и наконец, коснулись влажной от пота кожи, слегка оцарапывая её острыми ногтями.

– Не видит, но чувствует. Любопытно, но…

Что именно хотел сказать «призрак», Лука уже не узнал, трусливо спрятавшись за беспамятство, где его уже ждала уютная и безопасная тьма.

Впрочем, в этот раз тьма не смогла укрыть его надолго. Очнулся Лука уже не от метафизического ужаса, а от весьма реальных пощёчин, раздаваемых Домиником Бромелем. Правда, не на полу первого этажа, а на неудобной, по-настоящему аскетичной кровати.

– Где… где те? Ушли? – хрипло спросил Лука.

– Нет, ждём, когда же ты соизволишь прийти в себя.

Хотя страх немного поостыл и притупился, присутствие святого всё ещё было чудовищно неприятно.

– Почему мне так плохо? – простонал Лука, борясь с желанием свернуться в клубок, и почти с ненавистью глядя на Эльгерента. Второго… существа не было видно, хотя вполне возможно он находился в пару шагов, судя по гадкому самочувствию мага. Лука поборол в себе желание использовать заклинание ясновидения, и посмотрел на отчего-то весьма довольного епископа.

– Тьме в тебе не по себе от присутствия святых людей. Если бы ты был бы не невинным юношей, оказавшимся лишь заложником силы, которую ты не понимаешь, а был бы закоренелым во зле грешником, тебе стало бы ещё хуже.

«Куда хуже?» – мрачно подумал Лука, украдкой проведя рукой по штанам, и облегчённо понимая, что они остались сухими.

– Но как? Эльгерент… святой брат должен быть давно уже мёртв. Несколько лет назад в столицу привозили его мощи, было поклонение. Значит, это всё ложь?

Эльгерент и Доминик переглянулись.

– Если бы он не узнал вас, – с досадой сказал епископ, – всё было бы проще.

– Значит, это провидение Небес, – не согласился с ним святой. – Возможно, юноше пора уже знать чуть больше о том, почему же ты, Доминик, не сдал его инквизиции, как должен был. Лукреций, скажи, что ты знаешь о то силе, что владеешь? Что ты знаешь о Тьме?

Так прямо Лукреция об этом никогда не спрашивали. Теперь было важно не выдать то, что он узнал из книг Гохра, пусть даже те рассуждения были туманны и непонятны, и более поэтичны, чем полезны. Значит, надо представить, что он мог бы рассказать, если бы Гохра и его знаний не было.

Рассказать о своих снах, о своих ощущениях? О том диком ощущении свободы и счастья, что появлялось у Луки тогда, когда, в обход всем запретам, тьма всё же прорывалась наружу?

Нет, не нужно было другим об этом знать. Не поняли бы, осудили.

– Я не знаю. Нет ни одного слова, которым я могу описать тьму внутри меня. Но… вы назвали это силой. Это не сила. Я не могу с помощью тьмы двигать предметы, я не могу никого спасти или причинить вред одной лишь тьмой. Это нечто абсолютно другое, чем моя магия, хотя тьма и влияет на заклятия. Тьма… тьма не изменяет ничего вокруг, она лишь обнажает обратную сущность объектов, ту, другую сторону, о которой никто не знает.

Сухой, шелестящий смех, раздающийся от окна. На пол падает длинная, изломанная тень, но человека не видно.

– И чаще всего она кажется не слишком приятной и даже чудовищной, эта другая сторона, от того и кажется Тьма воплощением зла. Но не все бояться её. Мальчик, дай же тьме освободиться, хотя бы на миг. Яви мою сущность, Лука, ведь кроме неё у меня ничего не осталось. Узнай, кто я такой, облеки меня новой плотью…

Как зачарованный, Лука поднял правую руку, уже покрытую шевелящимися змейками ожившей мглы, готовящимися сорваться с ладони, и то ли облагодетельствовать, то ли покарать невидимку. Тень на полу предвкушающе зашевелилась, становясь как будто ярче и отчетливее…

Болезненный шлепок по ладони заставил мага чертыхнувшись прижать пострадавшую конечность к себе. Эльгерент поспешно откинул подальше книгу, которой он ударил Луку. Некоторое время с книгой ничего не происходило, а потом книга начала скукоживаться, на глазах иссыхаясь и теряя свою форму. Епископ и святой с каким-то нездоровым интересом следили за процессом, пока книга окончательно не истлела, оставив после себя уродливое пятно на светлом деревянном полу. Бромель досадливо вздохнул.

– Я говорил, что совсем не стоит торопиться. Вы могли бы пострадать.

– Вы правы, Доминик, – сухо, и несколько недовольно ответил невидимый человек. – Но кто же знал, что мальчик так силён? Тобиас конечно был бесполезен, но зато и вреда не мог причинить.

Горгенштейн торопливо опустил глаза, стараясь не выдать свои эмоции. Нежели это «святой брат» говорит о Тобиасе Гохре, чернокнижнике, запертом сейчас в кукле? А ведь проклятый старик не рассказывал ему ни о чём подобном, чему только что Лука был свидетелем.

– Пожалуй, на этом довольно. Я устал. Уведи мальчишку, Доминик, – приказал голос, и епископ поспешно кивнул, заставляя Луку подняться с постели.

– Ещё увидимся, Лука. – подмигнул ему Эльгерент на прощание.

Маг замялся, но всё же спросил:

– А это правда, что вы покровительствуете крепким бракам? Моя матушка говорила…

Святой рассмеялся, и хотел уже что-то сказать, но увидел постное выражение епископа и пожал плечами.

– Я бы, пожалуй, рассказал, но не хочу выбивать из тебя остатки религиозности. Будь умным мальчиком, Лукреций, и слушай не только свою матушку, и тогда может всё для тебя закончиться хорошо.

Если до недавнего времени Лукреций Горгенштейн относился к своим неприятностям с известной долей терпения, перерастающим подчас в равнодушие, то последние события задели его уж всерьёз. Ощущение собственной неуязвимости, свойственное обычно юным особам улетучилось в один момент, оставив Луку с ужасающим пониманием того, как он мало может сделать.

Отказаться? Бромель и Ортега Литран уже наглядно показали, что будет с Лукой, вздумай он брыкаться и диктовать свои условия.

Сбежать? У епископа весьма неплохие связи, он достанет где угодно. Разве что только бежать на земли к язычникам, но там к магу-чужеземцу едва ли отнесутся радушно, а если и приютят, то только с намерением выжать из него как можно больше.

Ещё можно было бы настучать на епископа. Дескать, за спиной выше стоящих иерархов Доминик Бромель участвует в тёмных ритуалах… А то, что свои дела Бромель проворачивал именно за спиной церковных властей, Лука сомневался всё меньше. Даже было кому стучать: если Лекой прав, то Йохан Шварц был не только преподавателем теологии в Орхане, но и дознавателем папского престола, независимым от воли епископа. А значит, вполне мог не только поверить Луке, но и довести расследование до печального для епископа финала.

Вот только Лукреция при этом тоже никто не пожалеет, а скрыть свои «особенности» при хоть сколь тщательном церковном расследовании удастся едва ли. Как-то Шварц ради острастки рассказал нерадивым студентам-магам, что бывает с теми, кто использует запрещённую церковью магию. Так-то Лука был не слишком чувствительным, но представив описываемые методы дознания на себе, здорово тогда обеспокоился.

А ещё эти «святые братья»… Нет, конечно было ясно изначально, что союзники Бромеля не будут простыми людьми, но то, что они возможно и вовсе не будут людьми, Лука и предположить не мог.

В первую очередь, конечно, Лука кинулся допрашивать магистра Гохра. Дескать, когда и где он встречался с Эльгерентом. И получил самое что ни на есть искреннее и неподдельное удивление. Кукла чесала макушку, перебирала имена церковников, которых магистр знал при жизни, но ничего толкового сказать не могла.

– Да я как бы перед церковью то старался не светиться… иначе бы едва ли умер своей смертью. И тебе советую держаться подальше. Ты ведь не привлёк к себе лишнего внимания? Нет, нет? – встревоженно спрашивал Гохр, опасаясь за своего единственного поставщика живительной крови. Смерть Луки стала бы концом и для магистра.

Лука решил на первый раз поверить Гохру, пообещав себе ещё раз вернуться к этой теме.

Как только ему выдалась свободная минутка и доступ в школьную библиотеку, он решил выяснить немного о личности Эльгерента. И… ничего. Хотя прошло лишь несколько веков, свидетельств современников святого не было. Они лишь легенды и народные сказания – в народе мученика любили. А вот официальные церковные источники отзывались о нём скупо, да и сама канонизация произошла спустя аж целых два столетия после смерти Эльгерента. В тоненьком «Житии…» о смерти мученика было написано весьма размыто – дескать, сгорел вместе с самим городом, а затем на мести его смерти выросли алые кусты роз. Интересно, товарищи Эльгерента по посмертию не называют того за глаза «розочкой»?

В общем, белых пятен было более чем достаточно. Почему хотя бы Эльгерента зовут учеником Вефелии, тогда как она, если судить по датам, умерла гораздо раньше чем тот мог родиться? Или почему он нигде помимо самого Жития не слышал о Шелгоре, который якобы и был сожжён мучеником? Ведь он описывается как «обитель пороков, где на тысячи грешников приходился лишь один ревнитель». Многотысячный город! Даже сейчас во всей Гортензе помимо столицы Улькире, где по последней переписи население достигало рекордных полумиллиона, городов-тысячников набиралось едва ли дюжину, а в те времена и вовсе их можно было пересчитать по пальцам одной руки! И всё же – ни одного упоминания ни о Шелгоре, ни о его жителях.

– Попробуй поискать в других источниках. Возможно, в землеописании тех лет ты наткнёшься на название нужного города, – посоветовал ему Жерар Лекой, поинтересовавшись как-то, чем занят его младший приятель.

– Сам знаю, – огрызнулся Лука, на самом деле даже не вспомнивший о существовании книг по географии. Не то, что он был глуп или что-то вроде того, но он всю жизнь жил в столице, и в отличии от Томаса, или того же Равеля, плохо представлял, что представляет собой мир вокруг него.

Впрочем, ни одна из книг, которую нашёл Лука, не дала ему необходимой информации. Да, было парочку исчезнувших городов, но виной тому были или стихийные бедствия, или эпидемии чумы, которые не единожды прокатывались по землям иеронимцев. Но ничего о полном сожжении в наказании за грехи.

– А карты, карты ты пробовал? Даже если информацию о том несчастном городе и подчистили в каких-то целях, по расположению города можно многое узнать, – ещё раз предложил Жерар, уже из чистого интереса следившего за суматошными, и на удивление бестолковыми метаниями Лукреция. Того в последнее время было не узнать. От хладнокровного и расчётливого молодого человека почти ничего не осталось.

Тот на мгновении замер, а затем мчался допытывать несчастного и уже замученного библиотекаря на наличие карт. Через пол часа он уже что-то старательно перерисовывая, то и дело чихая и поднимая клубы пыли. Жерар брезгливо держался подальше, держа у лица носовой платок. За годы обучения в Орхане сын мельника поднабрался манер, и хотя он всё ещё не походил на изнеженного аристократа, деревенщиной его уже давно не называли. Более того, с лучшим на сегодняшний день учеником Орхана приятельствовали даже снобские дети князей и баронов. Ещё бы – всё шло к тому, что талантливого юношу могли взять помощником придворного мага, а там, с амбициями Лекоя, тот вполне мог и сам со временем занять это место. Впрочем, у Жерара оставалось ещё время понять, что именно он хочет. А что до многочисленных приятелей… Жерар Лекой не дичился людей, как Лукреций, но и сближаться ни с кем не спешил. Хотя бы потому, что в глубине души он был согласен с юным чернокнижником: жизнь их одноклассников была чрезвычайно пресной, а то, что они получали в школе магии, было лишь куцыми остатками от истинных знаний. С Лукой было гораздо интереснее, тем более когда тот наконец немного раскрылся перед ним. Впрочем, раскрылся не до конца – искренность явно не была в природе Горгенштейна.