Текст книги "Запретное (ЛП)"
Автор книги: Табита Сузума
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
– Потому что мамы больше здесь не бывает. Даже по выходным. Теперь у нее появилась новая семья дома у Дейва. Она живет там, и у нее даже есть новые дети.
Я смотрю на него, грусть просачивается сквозь меня.
– Это не ее новая семья, – пытаюсь я в отчаянии объяснить ему. – Они бывают вместе только на выходных, и это дети Дейва, а не ее. Мы ее дети. Она просто проводит там сейчас много времени, потому что работает допоздна, а для нее опасно одной возвращаться домой посреди ночи.
У меня сердце бьется слишком часто. Как бы мне хотелось, чтобы Лочен был здесь и сказал то, что нужно. Я не знаю, как объяснить им это. Не знаю, как объяснить это себе.
– Тогда почему ее нет дома даже по выходным? – спрашивает Тиффин, его голос внезапно звучит резко от злости. – Почему она не отводит нас в школу и не забирает оттуда домой, когда у нее выходной?
– Потому что… – у меня дрожит голос. Я знаю, что мне нужно сейчас солгать. – Потому что сейчас она работает и по выходным, больше не берет отгулов в течение недели. Все это для того, чтобы заработать больше денег, чтобы купить нам хорошие вещи.
Тиффин одаривает меня долгим тяжелым взглядом, и я вижу подростка, каким он
станет через несколько лет.
– Ты лжешь, – говорит он низким голосом. – Все вы лжете. – Он вскакивает и убегает наверх.
Я сижу, парализованная от страха, чувства вины и ужаса. Я знаю, что должна пойти за ним наверх. Но что я могу сказать? Уилла тянет меня за рукав, требуя поиграть с ней, разговор, к счастью, прошел мимо ее ушей. Поэтому я дрожащей рукой собираю фишки и начинаю играть.
К концу дня я начинаю чувствовать, будто нахожусь во сне, медленно съезжая с катушек. Я не пытаюсь снова прикоснуться к Лочену. Я продолжаю твердить себе, что это временно – только до тех пор, пока все успокоится с Тиффином, он переключится на другие вещи и снова станет прежним. У него на это не уйдет много времени, но я знаю, что воспоминание по-прежнему существует вместе с сомнениями, болью и растерянностью. И этого достаточно, чтобы удержать меня от общения с Лоченом.
И вот начинается рождественский кошмар: пьесы о Рождестве, изготовленные с нуля костюмы, дискотека для шестых классов[10]10
Шестой класс в Англии – финальная ступень среднего образования в Англии, куда поступают ребята в 16 лет и целенаправленно изучают несколько узких предметов для поступления в университет в течение 1 или 2 лет.
[Закрыть], на которую не ходит только Лочен. Потом у всех наступают каникулы, и Рождество приходит к нам, дом украшается лентами и мишурой, которые Лочен стащил со школы. Совместными усилиями мы притаскиваем домой с главной улицы елку, и Уилле в глаз попадает иголка. В течение нескольких ужасных минут мы думаем, что нам придется везти ее в травматологическое отделение, но Лочену, в конце концов, удается ее вытащить. Тиффин и Уилла украшают елку украшениями, сделанными дома и в школе, и, несмотря на то, что конечный результат представляет собой покосившийся блестящий ужас, это чрезвычайно бодрит нас. Даже Кит соизволит присоединиться к подготовке, хотя большую часть времени проводит за тем, что пытается доказать Уилле, что Санты не существует. Мама дала нам рождественские деньги, и я иду за покупками Уилле в то время как Лочен берет на себя Тиффина – такую систему мы разработали в один неудачный год, когда я купила Тиффину пару футбольных перчаток с розовыми полосками по бокам. Кит хотел только деньги, но мы скинулись с Лоченом, чтобы купить невероятно дорогие модные кроссовки, о которых он твердил целую вечность. В канун Рождества мы ждали до тех пор, пока он тихонько не захрапит прежде, чем положить завернутую коробку у подножия его лестницы вместе с написанными на ней словами “От Санты”.
Поздним рождественским утром появляется мама, когда индейка уже находится в духовке. У нее тоже есть для нас подарки – по большей части подержанные вещи, которые надоели детям Дейва: Лего и игрушечные машинки для Тиффина, несмотря на то, что он давно перестал играть с такими вещами; второй экземпляр DVD-диска “Бэмби” и потрепанный Телепузик для Уиллы, на которого та смотрит со смесью растерянности и ужаса. Кит получает какие-то старые видеоигры, которые не работают на приставке, но он считает, что их можно продать в школе. Мне достается платье на несколько размеров больше, выглядящее так, будто оно когда-то принадлежало бывшей жене Дейва, а Лочен является гордым обладателем энциклопедии, щедро украшенной непристойными рисунками. Мы все издаем соответствующие возгласы удивления и радости, а мама садится на диван, наливая себе большой стакан дешевого вина, закуривает и, разрумяненная от алкоголя, усаживает Уиллу с Тиффином к себе на колени.
Как-то мы умудряемся пережить этот день. Дейв празднует со своей семьей, а мама вырубается на диване раньше шести. Тиффина и Уиллу упрашивают идти спать рано, позволяя им забрать подарки с собой наверх, а Кит со своими видео-играми исчезает на втором этаже, чтобы начать обделывать делишки. Лочен предлагает убраться на кухне и, к своему стыду, я позволяю ему этим заняться и плюхаюсь на кровать, благодарная за то, что этот день заканчивается.
Начало занятий становится практически облегчением. Над нами с Лоченом и так посмеиваются, а развлечение Тиффина и Уиллы каждый день в течение двух недель только все усугубляет. Мы возвращаемся в школу истощенные и восхищаемся новыми айподами, мобильными телефонами, дизайнерской одеждой и ноутбуками, которые нас окружают. В обед мимо моего столика проходит Лочен.
– Встретимся на лестнице, – шепчет он. Фрэнси громко присвистывает, когда он отходит, и я вовремя поворачиваюсь, чтобы увидеть, как он краснеет.
Здесь, наверху, ветер почти штормовой, пронизывающий осколками льда. Я понятия не имею, как Лочен может выносить его день за днем. На холоде он обхватывает себя руками, стучит зубами, а его губы становятся синими.
– Где твое пальто? – упрекаю я его.
– В обычной утренней спешке я забыл его.
– Лочен, ты же подхватишь воспаление легких и умрешь! Ради Бога, ты мог бы ходить читать в библиотеку?
– Я в порядке. – Он настолько замерз, что едва может говорить. Но в такие дни в библиотеке толпится половина школы.
– В чем дело? Я думала, ты не любишь, когда я сюда прихожу. Что-то случилось?
– Нет, нет. – Он покусывает губу в попытке сдержать улыбку. – У меня кое-что для тебя есть.
От смущения я хмурюсь.
– Что?
Он лезет в карман своего блейзера и вытаскивает маленькую серебряную коробочку.
– Это запоздалый подарок на Рождество. До сих пор я не мог достать его. И не хотел дарить тебе дома, потому что, ты знаешь… – от смущения его голос стихает.
Я медленно беру коробочку у него из рук.
– Но несколько лет назад мы заключили договор, – возражаю я. – Рождество для детей. Мы не собирались тратить денег больше, чем нужно, помнишь?
– В этом году мне захотелось нарушить договор. – Он выглядит очень взволнованным, его глаза смотрят на коробочку, показывая тем самым, чтобы я открыла ее.
– Но тогда ты должен был сказать мне. У меня ничего для тебя нет!
– А я и не хочу, чтобы ты что-то мне дарила. Я не сказал тебе, потому что хотел, чтобы это было сюрпризом.
– Но…
Он берет меня за плечи и, смеясь, нежно сжимает их.
– О-ох! Может, ты ее просто откроешь?
Я улыбаюсь.
– Хорошо, хорошо! Но я по-прежнему против такого нарушения договора без моего ведома… – Я поднимаю крышку. – Ох… Господи… Лочи…
– Тебе нравится? – Он практически подпрыгивает на носочках, ухмыляясь от удовольствия, в его глазах сияет торжество. – Это чистое серебро, – с гордостью сообщает он мне. – Он подойдет тебе идеально. Я снял мерки с ремешка твоих часов.
Я продолжаю глядеть в коробочку, понимая, что уже несколько секунд не двигаюсь и молчу. Серебряный браслет, лежащий на черном бархате, – самая изысканная вещь, которую я когда-либо видела. Состоящий из замысловатых петель и завитков он сверкает в белых лучах зимнего солнца.
– Как ты за него заплатил? – потрясенно шепчу я.
– Это имеет значение?
– Да!
На мгновение он замолкает, сияние исчезает, и он опускает глаза.
– Я… я накопил. У меня была вроде как работа…
Я недоверчиво отрываю взгляд от красивого браслета.
– Работа? Какая? Когда?
– Ну, это была не настоящая работа. – Свет ушел из его глаз, и теперь он говорит смущенно. – Я предложил некоторым людям написать эссе, а с этого была выгода.
– Ты делал домашнее задание за деньги?
– Ага. Ну, по большей части – курсовые. – Он застенчиво смотрит вниз.
– С каких пор?
– Начиная с прошлого семестра.
– Ты копил на это четыре месяца?
Он тер ботинками землю, а его глаза отказывались встречаться с моими.
– Сначала это были просто дополнительные деньги для, ну, ты знаешь, домашних вещей. Но потом я подумал про Рождество и о том, что ты не получала подарков с… никогда…
Я понимаю, что мне сложно перевести дыхание. Я изо всех сил стараюсь принять все это.
– Лочен, мы должны немедленно вернуть его и забрать твои деньги.
– Мы не можем. – У него дрожит голос.
– Что ты имеешь в виду?
Он переворачивает браслет. На обратной стороне написаны слова: “Мая, люблю тебя навеки. Лочен х”.
Оцепенев от потрясения, я смотрю на гравировку, тишину между нами нарушают только крики вдалеке с детской площадки.
Лочен тихо говорит:
– Я подумал… что он не должен быть слишком свободным, так что никто не сможет увидеть гравировку. А если ты беспокоишься, то всегда можешь просто спрятать его дома. К-как счастливый талисман или вроде того, то есть, если только он, конечно же, тебе нравится… – Он снова замолкает.
Я не могу пошевелиться.
– Наверно, это была глупая идея, – теперь он говорит быстро, запинаясь на словах. – Наверно… наверно, ты себе выбрала бы не такой – у парней ужасный вкус в таких вещах. Я должен был подождать и спросить у тебя. Должен был позволить тебе выбрать или подарить что-то более полезное, например, э-э, ну… например…
Я снова отвожу взгляд от браслета. Несмотря на холод, у Лочена от смущения горят щеки, а глаза излучают разочарование.
– Мая, послушай, это, на самом деле, неважно. Ты не должна его носить
или что-то еще. Ты… ты можешь просто спрятать его дома… из-за гравировки.
Он одаривает меня дрожащей улыбкой, отчаянно пытаясь сгладить всю ситуацию.
Я медленно качаю головой, с трудом сглатываю и заставляю себя заговорить:
– Нет, Лочи, нет. Это… это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела. Самый невероятный подарок, что я получала. И гравировка… Я буду носить его всю свою жизнь. Я просто не могу поверить, что ты это сделал. Только для меня. Вся эта работа, ночь за ночью. Я думала ты сходишь с ума из-за экзаменов или чего-то еще. Но все это было просто… просто, чтобы подарить мне… – я не могу закончить предложение, крепко сжимая коробочку, наклоняюсь к нему и прижимаюсь щекой к его груди.
Я слышу его вздох облегчения.
– Эй, знаешь, из вежливости достаточно улыбнуться и сказать “спасибо”!
– Спасибо, – шепчу я, но эти слова ничего не значат по сравнению с тем, что я испытываю.
Он берет коробочку и поднимает мою руку. Я чувствую, как он тянется и задирает рукав моего пальто. А через несколько мгновений возни я на коже ощущаю прохладу серебра.
– Ну, как тебе? Только посмотри, – гордо говорит он.
Я глубоко вздыхаю, проглатывая слезы. Замысловатое серебро у меня на запястье сверкает. На точке пульса – слова “Люблю тебя навеки”. И я знаю, что так оно и будет.
Браслет я ношу все время. Только иногда снимаю его в безопасности своей комнаты, кладя его на ладонь и в восторге глядя на гравировку. По ночам я сплю с приоткрытыми занавесками, поэтому лунный свет, сверкая, отражается в металле. В темноте я губами ощущаю его выемки, будто, целуя его, буду ближе к Лочену.
В воскресенье вечером домой врывается мама, у нее течет макияж, волосы мокрые от дождя.
– О, вы все здесь, – выдыхает она, не пытаясь даже скрыть разочарование, стоя в дверном проеме гостиной в мужской куртке не по размеру, чулках в сетку и туфлях на покосившихся каблуках. Тиффин на диване тренируется делать стойку на голове, Уилла, растянувшись на полу, без интереса смотрит в телевизор, а я пытаюсь доделать свою домашнюю работу по истории, сидя за кофейным столиком. Кит уже ушел гулять со своими друзьями, а Лочен наверху повторяет уроки.
– Мамочка! – Уилла вскакивает и бежит, подняв руки для объятий. Мама треплет ее по голове, даже не взглянув на нее, и Уилла обхватывает ее за ноги.
– Мам, мам, посмотри, что я умею! – торжественно кричит Тиффин, делая в воздухе сальто и скидывая мои стопки книг на пол.
– Почему ты не у Дэйва? – язвительно спрашиваю я у нее.
– Ему пришлось уйти спасать свою бывшую жену, – отвечает она, ее губы изгибаются от отвращения. – Очевидно, у нее агорафобия или вроде того. А по мне, так, скорее, хронический недостаток внимания.
– Мамочка, давай сходим куда-нибудь. Ну, пожалуйста! – умоляет Уилла, повиснув у нее на ноге.
– Не сейчас, моя булочка. На улице идет дождь, и мамочка очень устала.
– Ты могла бы отвести их в кино, – быстро предлагаю я. – “Супергерои” начнутся через пятнадцать минут. Я собиралась сама повести их, но раз тебя они не видели в течение двух недель…
Да, мам! “Супергерои” – это круто, тебе понравится! У меня в классе все уж посмотрели. – У Тиффина загорается лицо.
– И попкорн! – упрашивает Уилла, подпрыгивая вверх-вниз. – Я люблю попкорн! И колу!
Мама выдавливает натянутую улыбку.
– Дети, у меня раскалывается голова, и я только что вошла.
– Но ты же была у Дэйва целых две недели! – раскрасневшись, внезапно кричит Тиффин.
Она слегка вздрагивает.
– Ладно, ладно. Хорошо. – Она бросает на меня сердитый взгляд. – Ты же понимаешь, что последние две недели я работала, ведь так?
Я невозмутимо смотрю на нее в ответ.
– Как и мы.
Она разворачивается, и после спора насчет зонта, яростных криков о пропавшем пальто и мучительных воплей, что кто-то кому-то наступил на ногу, входная дверь с грохотом захлопывается. Я откидываю голову на край дивана и закрываю глаза. Спустя мгновение я снова открываю их и улыбаюсь. Они ушли. Они все ушли. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Наконец-то, целый дом в нашем полном распоряжении.
Я на цыпочках поднимаюсь по лестнице, мой пульс набирает обороты. Я собираюсь удивить его. Подкрасться к нему сзади, скользнуть на колени и объявить о нашем неожиданном мгновении свободы долгим глубоким поцелуем. Остановившись возле двери в его спальню, я задерживаю дыхание и аккуратно поворачиваю ручку.
Медленно я приоткрываю дверь. Затем останавливаюсь. Он не сидит за столом, склонившись над книгами, как я ожидала. Вместо этого он стоит у окна: одной рукой сосредоточенно возится со сломанным телефоном, который, как он думает, еще можно спасти; другой пытается стянуть носок, опасно раскачиваясь на одной ноге. Он наполовину стоит ко мне спиной, поэтому не замечает меня за дверью, и я смотрю на него в изумлении, когда он изо всех сил пытается снять второй носок, при этом глаза его по-прежнему прикованы к треснувшему экрану. А потом со вздохом досады он швыряет его на кровать и, хватая футболку, быстро одевает ее через голову, его волосы смешно топорщатся в стороны. Видя висящее на спинке стула полотенце, я понимаю, что он собирается принять душ и начинаю пятиться назад, когда что-то останавливает меня. Я внезапно поражена тем, насколько изменилось его тело. Все время худой теперь он стал более мускулистым. Легкие изгибы бицепсов, гладкая грудь без волос, конечно, у него на животе не шесть кубиков, но намек на них есть…
Подкрадываясь к нему сзади, я обвиваю руками его за талию и чувствую, как он напрягается.
– Она увела их, – шепчу я ему на ухо.
Он поворачивается в моих руках, и вдруг мы уже крепко, отчаянно целуемся – нас некому остановить, наше время не ограниченно. Но вместо того, чтобы сделать нас апатичными, это добавляет ситуации новый элемент волнения и настойчивости. У Лочена дрожат руки, когда он берет в ладони мое лицо. Между поцелуями он часто дышит мне в щеки, и боль тоски растекается по всему моему телу. Он целует каждую частичку моего лица, ушей, шеи. Я провожу ладонями вверх и вниз по теплу его обнаженной груди, рук и плеч. Я хочу ощущать каждую часть его тела. Я хочу вдыхать его. Я до боли хочу его. Он целует меня так сильно, что едва дает мне время, чтобы вздохнуть. Его ладони в моих волосах, на моей шее, под моим воротником. Его обнаженная кожа трепещет от моих прикосновений. Но между нашими телами до сих пор слишком много одежды, слишком много препятствий. Моя ладонь скользит под пояс его джинсов.
– Подожди… – шепчу я.
Его дыхание подрагивает у моего уха, и он пытается поцеловать меня в шею, но я нежно отталкиваю его.
– Подожди, – говорю я ему. – Остановись на секунду. Мне нужно сосредоточиться.
Когда я опускаю голову, то чувствую, как его тело напрягается от досады и удивления. Я стараюсь сосредоточиться на том, что делаю, аккуратно, не торопясь. Я не хочу сделать что-то неправильно, ошибиться, выставить себя дурочкой, сделать ему больно…
Расстегнуть пуговицу легко. Опустить молнию – в меньшей степени: в первый раз она застревает, и мне приходится тянуть ее вверх, а потом вниз. Но внезапно Лочен хватает меня за запястья, отводя мои руки.
– Что ты делаешь? – его голос звучит недоверчиво, почти сердито.
– Тс-с… – Я возвращаюсь к его расстегнутым брюкам.
– Мая, нет! – он тяжело дышит, в его голосе слышатся безумные нотки. Его руки теперь пытаются снова застегнуть джинсы, но пальцы движутся неуклюже и дрожат от потрясения.
Оттянув пояс боксеров, я просовываю пальцы внутрь, чувствуя прилив восторга, когда притрагиваюсь к нему. Он кажется на удивление твердым и теплым. С легким вздохом, Лочен наклоняется вперед, ртом ловит воздух, напрягается и смотрит на меня с выражением полного изумления, будто он забыл, кто я, цвет заливает щеки, дыхание его быстрое и поверхностное. А потом с небольшим вскриком он хватает меня за плечи и отталкивает.
– Что, черт возьми, ты делаешь?
Потеряв дар речи, я отшатываюсь, когда он борется со своей ширинкой. Он кричит во весь голос, его буквально трясет от ярости:
– Что, черт возьми, с тобой такое? Какого черты ты пыталась это сделать? Ты же знаешь, что мы никогда не можем…
– Прости меня, – выдыхаю я. – Я… я только… я только хотела дотронуться…
– Все это абсолютно вышло из-под контроля! – кричит он на меня, у него на шее вздуваются вены. – Ты просто больна, ты знаешь это? Все это просто нездорово! – Он с красным лицом проносится мимо меня и влетает в ванную комнату, хлопнув дверью. Через мгновение я слышу шум воды.
Внизу в гостиной я, тяжело дыша, расхаживаю по полу, гнев и чувство вины в равной степени накрывают меня. Гнев из-за того, как он только что накричал на меня. Вина из-за того, что я не остановилась, когда он в первый раз попросил меня. И все равно я не понимаю, просто не понимаю. Я думала, что мы решили больше не беспокоиться о мнении других людей. Что мы будем вместе, несмотря ни на что. Я не пыталась его ни в чем обмануть. Я просто внезапно ощутила огромное желание касаться его везде, даже там – особенно, там. Но сейчас страх сковывает мое горло, плечи и грудь. Страх, что я разрушила все, что у нас было.
Звук его шагов на лестнице заставляет меня забиться в самый дальний угол комнаты. Но из коридора я слышу только звон ключей, скрип кроссовок, молнию на куртке. А потом хлопает входная дверь.
Я стою в потрясении. В шоке. Я ожидала какого-то столкновения, возможности, по крайней мере, дать объяснения. Вместо этого, он просто ушел и оставил меня. Я не приму этого, нет. Я не сделала ничего такого ужасного.
Я сую ноги в туфли и хватаю школьный пиджак. Даже не потрудившись поискать свои ключи, я выбегаю из дома. Я могу различить его фигуру, исчезающую в мокрой темноте в конце улицы. Я срываюсь на бег.
Когда звук моих шагов достигает его слуха, он переходит на другую сторону дороги, удлиняя свой шаг. Даже когда я иду наравне с ним, пытаясь перевести дыхание, он поднимает руку и отталкивает мою протянутую ладонь.
– Прекрати, ладно? Возвращайся домой и оставь меня одного, черт возьми!
– Но почему? – кричу я в ответ, вдыхая ледяной воздух, когда дождь пронзает мои волосы и лицо острыми мокрыми иголками. – Что же такого столь ужасного я сделала? Я подкралась, чтобы удивить тебя. Я хотела сказать, что мама вернулась, и я заставила ее отвести детей в кино. Когда мы начали целоваться, я просто хотела дотронуться…
– Ты вообще понимаешь, как чертовски глупо это было? Как опасно? Ты не можешь вот так внезапно делать подобные вещи!
– Лочи, прости меня. Я думала, что мы, по крайней мере, могли бы трогать друг друга. Это не значит, что мы зашли бы дальше…
– О, да неужели? Тогда можешь забыть о своей гребаной сказке! Добро пожаловать в реальный мир! – Он коротко оборачивается, но достаточно долго для того, чтобы я могла различить его лицо, покрытое пятнами от ярости. – Если бы я не остановил тебя, ты понимаешь, что произошло бы? Это не просто отвратительно, Мая, это чертовски незаконно!
– Лочи, это безумие! То, что у нас не может быть секса, не означает, что мы не можем трогать друг друга и… – Я тянусь к нему, но он снова отталкивает мою руку. Вдруг он сворачивает с переулка в сторону кладбища, только чтобы, в конечном итоге, обнаружить на заборе висячий замок. Несмотря на то, что идти некуда, он все равно отказывается смотреть на меня. Стоя посреди намоченной дождем дороги, с мокрыми волосами, прилипающими к лицу, я вижу, как он хватается за проволочную сетку, безумно трясет ее, ударяет по ней обеими руками и яростно пинает ногой.
– Ты сошел с ума, знаешь об этом? – кричу я на него, мой страх внезапно сменяется гневом. – Почему это должно быть чем-то таким серьезным? Как это может чем-то отличаться от того, что произошло в кровати?
Он разворачивается, яростно ударяясь спиной о забор.
– Так, может, это тоже была чертова ошибка! Но, по крайней мере… по крайней мере, никто из нас не был полураздет! И я бы никогда… никогда не позволил зайти этому дальше…
– В этот раз я тоже не планировала! – в изумлении восклицаю я.
Внезапно он прислоняется к сетке, ярость рассеивается в ночи, как и белые клубы пара от нашего дыхания.
– Я больше так не могу, – говорит он, его голос хриплый и надломленный, вдруг к моему гневу присоединяется холодный поток страха. – Слишком больно, слишком опасно. Я в ужасе… просто в ужасе от того, что, в конце концов, мы можем сделать.
Его отчаяние почти осязаемо, высасывающее морозный воздух вокруг нас из каждой последней капли надежды. Я охватываю себя руками и начинаю дрожать.
– Так что ты хочешь сказать? – мой голос начинает повышаться. – Что, если у нас не может быть секса, то лучше пусть вообще ничего не будет между нами?
– Думаю, да. – Он смотрит на меня, в свете уличного фонаря его взгляд внезапно жесткий. – Давай посмотрим правде в глаза, все это ненормально. Может, весь остальной мир прав. Может, мы просто парочка сбрендивших озабоченных подростков, которые просто…
Он замолкает, отталкиваясь от забора, когда я медленно пячусь назад от него, боль и ужас накрывают меня, как жидкий лед.
– Мая, подожди… Я не это имел в виду. – Выражение его лица резко меняется, и он осторожнее двигается ко мне с протянутой рукой, будто я какое-то дикое животное, готовое убежать. – Я… я не это имел в виду. На меня что-то нашло. Я увлекся. Мне нужно успокоиться. Давай пойдем куда-нибудь и поговорим. Пожалуйста…
Я качаю головой и обхожу его по широкой дуге, внезапно срываясь с места и бросаясь в дырку, зияющую в сетке.
Оказавшись внутри, я превращаюсь в пронизывающий ветер, двигаясь по темной треснувшей дорожке, усеянной обычными пивными бутылками, окурками и шприцами. Свет уличных фонарей достает меня даже с большого расстояния, звуки транспорта стихают до далекого шума, очертания брошенных разбитых надгробий в темноте кажутся не больше, чем бесформенными фигурами. Я не могу поверить, что это происходит. Я не могу. Я же верила ему. Я пытаюсь осознать то, что только что произошло, переварить слова Лочена, пока еще полностью не сломалась. Нужно каким-то образом принять, что волшебство той ночи, когда мы впервые поцеловались, и тот день в моей комнате был для него лишь ужасной извращенной ошибкой, чтобы отложить это глубоко в своем сознании, пока, наконец, мы сможем обманывать себя, что этого никогда не было. Мне нужно попытаться поглотить истинные чувства Лочена по поводу этой ситуации – чувства, которые он прятал от меня с того момента, как все только началось. И мне нужно придумать, как пережить это внезапное откровение. Но как что-то может ранить настолько сильно? Как могут всего лишь несколько слов вызвать у меня желание свернуться калачиком и умереть?
– Мая, погоди.
Я слышу позади себя топот его ног по дорожке, и в горле у меня начинает подниматься крик. Сейчас мне нужно побыть одной, или я сойду с ума, так и будет.
– Ты же знаешь, что я не имел в виду ничего такого! Мне просто было стыдно, что я… что я почти… ну, ты знаешь. Я просто испугался своих собственных чувств, того, что мы могли бы сделать! – У него безумный и дикий взгляд. – Пожалуйста, возвращайся домой. Остальные вернутся с минуты на минуту и будут волноваться.
Тот факт, что он может взывать к моему чувству долга, показывает, как мало он понимает, какое влияние оказали его недавние слова, меня захлестывают сильные эмоции.
Он пытается схватить меня за руку.
– Отстань от меня! – кричу я, в тишине кладбища мой голос звучит еще громче.
Он отшатывается, будто его ударили, прикрывая лицо от истерики в моем голосе.
– Мая, попытайся успокоиться, – дрожащим голосом он умоляет меня. – Если нас кто-то услышит, они…
– Что они? – вызывающе прерываю я его, резко поворачиваясь к нему лицом.
– Они подумают…
– Подумают что?
– Подумают, что я нападаю…
– Ох, так все дело в тебе! – кричу я ему, рыдания готовы вырваться у меня из горла. – Все это – все дело все время было в тебе! Что подумают люди? Как я буду выглядеть? Как меня оценят? Какие бы чувства не существовали когда-то между нами, они, безусловно, ничего не значат по сравнению с твоим жалким страхом перед предрассудками узколобых, нетерпимых, ограниченных людей, которые ты когда-то презирал, а теперь принимаешь как свои собственные!
– Нет! – отчаянно вопит он, бросаясь за мной, когда я снова начинаю шагать прочь. – Все не так – эти вещи никак не связаны между собой! Мая, пожалуйста, послушай меня. Ты не понимаешь! Я сказал те слова лишь потому, что чувствовал, будто схожу с ума: видя тебя каждый день, но не в состоянии держать, касаться тебя, когда рядом кто-то есть. Я просто хочу взять тебя за руку, целовать тебя, обнимать, не скрываясь все время. Все эти мелочи любая другая пара просто принимает как данность! Я хочу свободно совершать их без страха, что кто-то застукает нас и разлучит, вызовет полицию, заберет детей, разрушит все. Я больше не могу этого вынести, понимаешь ты это? Я хочу, чтобы ты была моей девушкой, я хочу, чтобы мы были свободны…
– Отлично! – кричу я, у меня из глаз текут слезы. – Если все так нездорово и извращенно, если это доставляет тебе столько горя, тогда ты прав, мы должны покончить с этим, прямо здесь и прямо сейчас! Тогда, по крайней мере, тебе не придется ходить с ужасным чувством вины на совести, думая о том, как отвратительны эти чувства между нами!
Безумно желая уйти сейчас, я срываюсь на спотыкающийся бег.
– Ради Бога! – кричит он мне вслед. – Разве ты не слышала, что я сказал? Это самое последнее, чего бы мне хотелось!
Он снова пытается схватить меня, пытается заставить замедлить шаг, но я не могу – я развалюсь, расплачусь, и я не хочу, чтобы ни он, ни кто-либо другой это видел.
Разворачиваясь, я ударяю руками его в грудь и толкаю так сильно, как только могу.
– Уйди от меня! – кричу я. – Ну, почему ты не можешь просто оставить меня в покое хотя бы на пять минут? Пожалуйста, иди домой! Ты прав, нам не нужно было этого даже начинать! Поэтому уйди от меня! Дай мне немного пространства и времени подумать!
Его глаза блестят безумием, на лице читается потрясение.
– Но я был не прав! Почему ты не хочешь меня выслушать? Я сказал какую-то чушь – просто ляпнул с досады, я совсем не этого хочу!
– Зато я хочу! – пронзительно кричу я. – Не дай Бог, ты остаешься со мной из жалости! Все, что ты сказал, верно: мы больны, мы испорчены, мы ненормальные и должны покончить с этим прямо сейчас! Так что же, черт возьми, ты до сих пор делаешь здесь? Иди домой, обратно к своей нормальной, социально приемлемой жизни, а мы сделаем вид, что ничего и не было!
Я полностью потеряла контроль над собой. Молотки стучат у меня в голове, а в темноте выписывают зигзаги красные огни. Но я боюсь, что если в слепой ярости не продолжу кричать на него, то разревусь. А я не хочу, чтобы он это видел: самое последнее, чего мне хочется, чтобы он пожалел меня, сделал вид, что любит меня, понял, что я не могу жить без него.
С отчаянным воплем он двигается ко мне, снова протягивая руки. Я отступаю назад.
– Я не шучу, Лочен! Иди домой! Не трогай меня, или я позову на помощь!
Он отводит протянутую руку и в поражении отходит назад. Его глаза полны слез.
– Мая, какого черта ты хочешь, чтобы я сделал?
Я нервно вздыхаю.
– Просто уйди, – тихо говорю я.
– Неужели ты не понимаешь? – говорит он в тихом отчаянии. – Я хочу быть с тобой, несмотря ни на что. Я люблю тебя…
– Но не достаточно сильно.
Мы смотрим друг на друга. Его волосы треплет ветер, зеленые глаза сверкают в темноте, молния черной куртки сломана, открывая взору серую футболку под ней. Он качает головой, вглядываясь в темное кладбище вокруг нас, будто ища помощи. Он снова смотрит на меня, из груди у него вырывается резкий всхлип.
– Мая, это неправда!
– Ты только что назвал нашу любовь больной и отвратительной, Лочен, – тихо напоминаю ему.
Он проводит ногтями по лицу.
– Но я не это имел в виду! – У него начинает дрожать подбородок.
Сквозь меня проходит резкая боль, отдаваясь в легких, горле, голове, такая сильная, что я думаю, будто могу потерять сознание.
– Тогда зачем ты это сказал? Ты именно это имел в виду, так же как и я теперь. Ты прав, Лочен. Ты заставил меня увидеть весь этот мерзкий ужас таким, какой он есть. Просто ужасная ошибка. Нам обоим было просто скучно, тревожно, одиноко, мы были разочарованы – не важно. Мы никогда не любили…
– Но это не так! – его голос звучит надтреснуто. Он прищуривает глаза и прижимает к губам кулак, чтобы заглушить рыдания. – Мы любим!
Я в оцепенении смотрю на него.
– Тогда как она могла пропасть?
Он в ужасе глядит на меня, его щеки мокрые от слез.
– О ч-чем ты говоришь?
Я нервно вздыхаю, готовясь к подступающим слезам.
– Я имею в виду, Лочен, как могло такое случиться, что я больше не люблю тебя?
