Текст книги "Отель "Руби" (ЛП)"

Автор книги: Сьюзен Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Надеюсь на встречу, Одри Каселла. – Он вновь сверкает своей улыбкой с ямочками, затем разворачивается и уходит играть свою роль на вечеринке привидений.

Я откидываюсь на спинку стула, изо всех сил стараясь не зареветь. Таня помогает Лурдес устроиться на подушке, а потом отходит в другую часть комнаты, чтобы налить себе стакан воды. Я опаздываю. Мне нужно увести папу и Дэниела с вечеринки – но теперь, после того как воочию убедилась на что способен Кеннет, не знаю, как мне удастся пробраться туда мимо него.

– Прежде чем ты начнёшь отговаривать меня от того, чтобы пойти на вечеринку, ответь мне на несколько вопросов – кое-что я пока не смогла понять. Как я очутилась здесь? Ведь меня не было на пожаре.

– «Руби» полон привидений, – отвечает Таня. – И не все они души погибших во время того пожара. Сердечные приступы, суициды – многие умерли здесь, в отеле. А кого-то убили неподалёку. – Она показывает туда, где я видела кровь на её блузке. – Во время пешей прогулки.

Таня делает глоток воды, смущённая тем, что речь зашла о её собственной гибели. Через некоторое время она продолжает:

– Судя по всему, сюда попадают по-настоящему потерянные души. Те, кто были давно уже мертвы, но только не осознавали этого.

Лурдес тихонько постанывает, пытаясь снова лечь поудобнее. Таня ставит свой стакан на комод, подходит к ней, садится рядом и берёт в руки полотенце и мазь.

– Это поможет облегчить боль, – шепчет она, когда Лурдес хочет откинуть её руку.

– Мне плевать на боль, – резко отвечает Лурдес. Девушки обмениваются долгими взглядами, и вот Таня плюхается на стул рядом с моим и, положив ноги на кровать, приподнимает одно плечо вверх, показывая Лурдес, что та может делать всё, что ей вздумается. Но их перепалка не несёт в себе враждебности, а скорее, напоминает перепалку двух сестёр.

– Дело не только в вечеринке, Одри, – говорит Лурдес, чей голос уже больше напоминает её собственный. – Тебе нужно уехать сегодня, сейчас. Я обещала твоему брату.

– Моему брату? Что… что ты хочешь сказать? – спрашиваю я, начиная чувствовать, как меня охватывает паника. – Как много известно Дэниелу?

– Всё. Он приходил ко мне. До того, как случилось это. – Она показывает на своё тело. – Он боялся, что ты останешься, когда поймёшь, что происходит на самом деле.

Я захвачена врасплох её словами. И зла на Дэниела за то, что он знал всё о «Руби», но ничего мне не сказал. То, что он хотел справиться со всем сам, в одиночку, разбивает мне сердце.

– Никто из нас не останется здесь, – говорю я. – Я бы никогда не смогла оставить его. Поэтому я вернулась – чтобы забрать брата с собой. И нашего отца тоже.

Лурдес беспомощно вздыхает.

– Что? – спрашиваю я. – В этот раз у них не получится прогнать меня с вечеринки. У меня есть приглашение.

– Дерьмово, – бормочет Таня. Внутри меня всё опускается, и по рукам медленно начинает подниматься страх.

– С чего это? – нервно спрашиваю я. – Почему я получила приглашение? Почему именно сейчас?

Они обе молчат, но вот Лурдес поворачивает ко мне лицо.

– Потому что, Одри, ты умираешь, – просто говорит она. – Твоё тело умирает, и если ты умрёшь здесь, то останешься в «Руби» навсегда. Будешь заперта в отеле вместе с нами. Приглашение – это знак. Знак того, что ты отпускаешь себя.

Я в паническом ужасе. Пусть мне было понятно, насколько тяжёлым было моё состояние там, на обочине дороги, но задумалась ли я о том, что умру? Смогу ли вернуться, если это случится? Стоп. Это значит…

– Нет, – мотая головой, говорю я. – О боже! Мой брат, мой отец – они уже ходили на вечеринку. Они… – Я вскакиваю со стула, от чего он падает боком на пол. – Они не могут уехать отсюда, – шепчу я. – И Дэниел не хотел, чтобы мне стало об этом известно. Он понимал, что я его не оставлю.

Становится тяжело дышать. Я не могу сделать вдох. Обойдя перевёрнутый стул, выбегаю в коридор. Там сгибаюсь пополам, давясь слезами. Моя ладонь опирается о стену, но тяжёлые рыдания сотрясают моё тело, и я падаю на колени на ковёр.

Мой брат умер, и мне никак его не спасти. Они все умерли, но я же могу остаться в живых. Однако, как я смогу выжить, пережив это? Как Дэниел справится со всем, когда я уйду? Он лежит мёртвый у дороги.

– Мне жаль, что ты оказалась здесь, – раздаётся голос Тани. Я поднимаю голову и вижу, что она сидит на корточках рядом со мной. Её тёмные глаза полны сострадания и симпатии.

– Тебе не обязательно идти на вечеринку. – Таня показывает на конверт, что я выронила, когда увидела обгорелое тело Лурдес. – Ты ещё не воспользовалась своим приглашением, Одри. У тебя ещё есть время вернуться домой.

Этой девушке лучше всех, должно быть, понятны мои чувства – ведь она тоже не из отеля.

– Я просто могу вернуться на тринадцатый этаж и очнуться? – спрашиваю я её. Она кивает. – Но мне придётся оставить своего брата, своего отца, Элиаса и всех моих друзей, и они будут продолжать страдать в «Руби» от рук Кеннета. Как я смогу жить, зная об этом?

Таня садится на ковёр и качает головой.

– Я была как ты, – погрузившись в свои мысли, говорит она. – Когда я впервые оказалась в «Руби», то сначала тоже жила на тринадцатом этаже. Мы жили там вместе, я и моя сестра.

Я, перестав плакать, шмыгаю носом и поворачиваюсь к ней.

– Твоя сестра здесь?

– Уже нет. – Таня смотрит в пол, повторяя пальцем узоры на ковре. – Кори ушла, ей здесь не нравилось. Лурдес рассказала нам, что случилось, и Кори… она потеряла голову, стала крушить вещи. Чем напугала других постояльцев, да так сильно, что через несколько недель сюда нагрянули репортёры, чтобы снять сюжет. За это Лурдес была отослана – но сначала Кеннет сжёг её, как сегодня. Её не было с нами до тех пор, пока не появилась ты. Лурдес – часть отеля, а «Руби» рассчитывает на то, что она будет принимать новых гостей. Даже Кеннет не может противостоять этому.

– А что ты? – спрашиваю я, начиная приходить в себя. – Почему тогда ты осталась, раз знала всю правду?

– Потому что для меня уже было слишком поздно. Я уже сходила на вечеринку. Мне хотелось нарядиться в красивое платье. Быть кем-то. Я подумала, жизнь – дерьмо, а тут ты никогда не умрёшь. Останешься навсегда в отеле с компашкой других привидений, будешь проводить с ними время, ходить на вечеринки, целоваться в коридорах. – Она ухмыляется мне. – Но моя сестра оставила меня здесь. А когда Лурдес отослали, я оказалась на её месте, в числе персонала. Тем лучше. Но вечеринка того не стоила.

– Ты ненавидишь свою сестру? За то, что она оставила тебя здесь?

Таня, склонив голову, обдумывает мой вопрос.

– Сначала я её ненавидела, да. Но мне хотелось, чтобы она вернулась, прожила свою жизнь. Было бы нечестно хотеть иного. – Таня удивляет меня, когда протягивает руку и убирает мне за ухо прядь волос. Это такой материнский жест, что я чуть было не начинаю плакать снова. – Дэниел поймёт, если ты уйдёшь. И он поймёт, если ты останешься.

Она выдыхает, прислонившись затылком к стене.

– С твоим братом всё будет хорошо. Вот за кого я переживаю, так это Элиас. На протяжении всех лет, проведённых здесь, я видела, насколько ненавистны были ему все эти вечеринки. Он всегда был таким грустным и одиноким. Другие работники говорили, что иногда он заводил интрижки с другими девушками, особенно если те останавливались на тринадцатом этаже. – Она пожимает плечами. – Но, если верить слухам, он никогда не хотел, чтобы кто-то из них остался. Кто знает, может, он специально выбирал тех девушек, что должны были покинуть отель. Или, может, – она улыбается, – ему было всё равно, потому что ни одна из них не была тобой. Потому что всё это время Элиас ждал тебя. Он не хочет, чтобы ты уходила, Одри. Он сам нам так сказал.

– Я не могу остаться, – говорю я. – Он знает это.

– И поэтому никогда не позволит тебе поступить по-другому, – с симпатией отвечает Таня. – Я просто хотела, чтобы ты знала – у тебя есть выбор. «Руби» даёт тебе выбор.

Она касается моего плеча, а затем поднимается на ноги. Потом подаёт руку мне, и я тоже встаю. И тут же вспоминаю, что по-прежнему одета в вечернее платье и туфли на каблуках. По-прежнему одета для вечеринки, а передо мной, на полу, чернеет приглашение.

Невозможно до конца осознать всё, что я узнала. Всё, что со мной случилось. Но мне нужно снова увидеться с Дэниелом и папой – я должна попрощаться. Когда я представляю этот момент, у меня разбивается сердце. Почему я не могу попытаться спасти их? Я должна сделать хоть что-то.

– Удачи, Одри, – подходя к двери в комнату Лурдес, говорит Таня. – Я держу за тебя кулачки.

Я благодарю её и смотрю, как она уходит. У меня нет чёткого плана, но всё равно, ничто уже не будет таким, как прежде. Так что я поднимаю чёрный конверт и направляюсь к лифту.

***

В вестибюле полно народа. Многие одеты в вечерние платья и смокинги, но есть и те, кто пришёл в обычных костюмах. Другие. Люди, что пришли сюда ради забавы. Ради привидений, хотя, по словам Кэтрин, она даже не может их коснуться.

Тут я внезапно останавливаюсь, вспомнив кое-что из рассказа Тани. Её сестра закатила истерику, напугав постояльцев отеля – реальных постояльцев. Но как? В том смысле, что, по-моему, самая злобная здесь Кэтрин. Так каким образом сестра Тани смогла произвести такой эффект?

Рядом со мной останавливается парень в баскетбольных шортах и перевёрнутой козырьком назад бейсболке, на его губах красуется самодовольная ухмылка. От него разит дезодорантом, а сам он плотоядно разглядывает собравшихся в вестибюле девушек. Тут мне в голову приходит идея, от которой подпрыгивает сердце. Я медленно поднимаю руку и касаюсь его плеча.

Он вскрикивает и оборачивается кругом, озираясь в разных направлениях. Смотрит сквозь меня. По моему телу пробегают мурашки, и я подхожу ближе.

– Ты меня видишь? – дрожащим голосом спрашиваю я.

Парень не отвечает, и я провожу костяшками пальцев по его щеке. Он хлопает себя по лицу, словно пытаясь пришлёпнуть насекомое, на его лице испуг. Он в ужасе пятится назад, стесняясь позвать на помощь, но слишком напуган, чтобы не обратить на меня внимание. Он знает, что я здесь.

Как знает и то, что меня здесь нет.

Волнение от происходящего вселяет в меня смелость, и я направляюсь в сторону бального зала. По дороге отталкиваю в сторону парня в шляпе, коснувшись его тела. Он лихорадочно вертится вокруг себя, а затем убегает. Ощущение веса его тела на ладонях открывает мне новые перспективы. Я собираюсь противостоять Кеннету – и даже если он сожжёт меня до пепла, я не уйду отсюда без боя. Не оставлю свою семью под его деспотичным контролем.

У входа в бальный зал стоит небольшая группа людей, и я умышленно прохожу сквозь эту компанию, готовая потребовать пропустить меня к портье. Но тут замечаю светловолосую голову своего брата, за локоть которого держится Элиас, и они вместе вылетают из дверей мне навстречу.

Глава 20

Глаза Дэниела вспыхивают ярким пламенем, когда он видит моё платье и приглашение в руке. Отталкивая других постояльцев, он протискивается сквозь них, чтобы быстрее добраться до меня. Как только на его пути никого не оказывается, наши взгляды встречаются. И тут вся его братская злость перерастает в печаль; он опускает плечи под весом правды.

Элиас идёт вслед за ним, нервно кивая остальным гостям, извиняясь, когда приходится кого-то отодвигать, чтобы пройти. Он то и дело беспокойно поправляет галстук, а миновав толпу, смотрит на меня, качая головой, и устремляется вперёд.

– Нам нужно убраться отсюда, – резко говорит он, хватая меня под руку. Я отдёргиваю её, но смотрю при этом на брата.

Сначала Дэниел просто молчит. Его губы белеют от того, как сильно он старается не поддаться эмоциям, напоминая мне о дне похорон нашей мамы. Теперь я понимаю, почему это его выражение так разбивало всем сердца – в нём столько боли и беззащитности, которые никак не спрятать. Дэниел открывает рот, чтобы заговорить, но тут же быстро моргает и поднимает глаза к потолку, словно не хочет, чтобы голос его выдал.

Странно, что боль, которую испытывает кто-то другой, иногда может сломить тебя быстрее, чем твои собственные чувства. Прямо сейчас я из последних сил борюсь с собой, чтобы не обнять брата и не расплакаться. Чтобы не начать умолять его очнуться.

– Я даже спрашивать не буду, почему ты в этом платье, – собравшись, говорит Дэниел, – это не имеет значения. Сейчас ты развернёшься и покинешь это место, пока не объявился портье. Поспорить мы можем по дороге.

– Да, я поддерживаю, – быстро произносит Элиас, показывая на коридор, ведущий к лифтам.

Я бы оценила проявление чувств, но вот только ни один из них не намерен вести со мной задушевные беседы вдали от любопытных глаз. Они собираются отвести меня на тринадцатый этаж, где на прощание погладят по головке и чмокнут в щёку, а сами вернутся вниз, чтобы противостоять ярости Кеннета, как два героя. Как два идиота.

– Нет уж, – скрестив руки на груди, отвечаю я, отлично понимая, как со стороны выглядит этот мой каприз, но, надеюсь, моё поведение скажет лучше слов. Дэниел – мой старший брат, но он фигово выбрал время, чтобы играть эту роль.

– Ты должен был рассказать мне всё, – говорю я ему. – Я знаю о «Руби», о вечеринке и о приглашении. Вместе мы могли бы что-нибудь придумать.

Несколько человек неподалёку от нас замечают наш спор. Элиас делает ещё один шаг вперёд, пытаясь отвести меня вперёд, но я стряхиваю его руку.

– А ты не думаешь, что я пытался всё изменить? – отчеканивает Дэниел. – Что умолял об этом? – Его лицо страдальчески искривляется. – Я говорил с папой, с Кеннетом, даже с Кэтрин – никто ни может изменить этого, Од. Поэтому я просил тебя не доверять им. Они – часть «Руби». Я, – он хлопает себя в грудь, – часть «Руби».

– Нет! – Я хватаю его за руку. – Дэниел, мы можем найти папу и подняться на мой этаж, – чувствуя, как меня захватывают эмоции, я перехожу на шёпот. – Это выход, так мы вернёмся обратно на дорогу.

Дэниел обхватывает моё запястье и крепко сжимает, чтобы удержать на себе моё внимание.

– Я больше не могу подняться на твой этаж, – с болью в голосе произносит брат. – В лифте нет даже кнопки с этой цифрой, Одри. Он не существует. Этого этажа в отеле нет. И если тебе всё-таки удастся привезти меня туда, то, подозреваю, я выйду из лифта прямиком в вестибюль.

Он переводит взгляд на Элиаса, который кивает, подтверждая его слова.

Надежда, что наполняла меня, испаряется, сменяясь отчаянием. Работники отеля говорили мне, что уже поздно, но я продолжала хвататься за возможность того, что они ошибались. Я думала, что они должны были ошибаться. Мы с Дэниелом особенные – мы спасёмся. Я делаю судорожный вдох, мои руки безжизненно падают вдоль тела.

– Единственное, что имеет значение, – продолжает Дэниел, смягчив тон, – это то, что ты отправишься домой. Я просил Лурдес помочь, потому что знал – ты уже вбила себе в голову, что я нуждаюсь в тебе. Но тебе придётся оставить меня здесь.

– Мама бы никогда тебя не оставила.

Дэниел делает шаг назад, выглядя преданным из-за того, что я упомянула о ней.

– Да, – соглашается он. – Но ты не она, Одри. Тебе не нужно исправлять это. Ты не сможешь.

Конечно же, он прав. Из бального зала до меня доносятся едва различимые звуки песни, той самой чёртовой песни, они зовут меня назад. Я позволяю приглашению выскользнуть из моих рук и наблюдаю, как оно планирует на пол.

– Ты слабак, – поднимая глаза на брата, говорю я. Элиас удивлённо поворачивается в мою сторону, но Дэниел лишь улыбается. Озорной, обаятельной улыбкой – эта его часть никогда не поменяется.

– Знаю, – соглашается он, – но я становлюсь лучше. – Несмотря на улыбку, его слова пронизаны глубокой печалью. – И следую твоему совету.

– Давно пора, – на автомате отвечаю я, мой боевой дух сошёл на нет.

– Собираюсь оторваться на всю катушку. Оказывается, я потрясный парень.

Элиас фыркает от смеха, а затем вновь говорит мне, что мне нужно уходить. Я с отчаянием смотрю в сторону лифтов, в сторону моего обратного билета отсюда. Мне слышно, как тяжело сглатывает Дэниел, и тут я подпрыгиваю к нему и, крепко обхватив руками за шею, обнимаю.

– Я буду помнить тебя таким, – говорю я в его рубашку. – В этом костюме, с причёсанными волосами. – Он смеётся, ещё сильнее обнимая меня в ответ. – Потому что когда я очнусь, – срывающимся голосом продолжаю я, – ты будешь лежать на обочине дороги, и, Дэниел, это просто ужасно! Я не могу встретиться с этим! Не могу.

– Тебе придётся, – шепчет брат, отстраняя меня от себя. Толпа вокруг нас стала громче, взбудораженная устроенной нами сценой.

– Дэниел, – предостерегающе говорит Элиас. Мой брат поднимает глаза и замечает что-то поверх моего плеча. Он распрямляет спину, выражение его лица становится жёстче.

– Тебе нужно уходить, Одри, – настаивает он, его глаза смотрят куда-то за меня. – Прямо сейчас. У тебя почти не осталось времени.

– Боюсь, он прав, мисс Каселла.

Толпа умолкает, страх поднимается по моему телу и хватает меня за горло. Я разворачиваюсь и вижу стоящего в центре вестибюля Кеннета, тошнотворно улыбающегося, на его щеках горит победный румянец. На нём чёрный смокинг, и он сложил свои маленькие ладошки на полы пиджака.

Элиас выставляет руку, кладёт свою ладонь на моё бедро и выступает вперёд. Мне приятны его попытки оградить меня от портье, но я сомневаюсь, что из него выйдет хороший щит. Дэниел тоже подходит ближе. Кеннет с издёвкой улыбается над этим проявлением защиты, смеясь над нами.

– Вы можете идти, если хотите, мисс Каселла. Незачем было поднимать такую шумиху. Честно говоря, с этими вашими ребяческими закидонами, можно засомневаться в вашем воспитании.

– Сукин сын, – произносит Дэниел, ярость берёт над ним верх. Он делает не больше двух шагов вперёд, как из него вырывается ужасный звук и его руки обхватывают голову с обеих сторон. Я выкрикиваю имя брата, он пошатывается из стороны в сторону, по его шее струится кровь. Вытекая из раны на голове. Элиас сдерживает меня, но я борюсь с ним, а когда Дэниел падает на пол, меня уже ничто не может удержать. Освободившись от Элиаса, я сажусь на колени рядом с братом и прикладываю ладони к трещине на его черепе, но кровь продолжает вытекать сквозь мои пальцы.

Мой брат старается произнести моё имя, но давится кровью, что затекла ему в рот, и поворачивается на бок, чтобы откашляться. Мне ещё никогда не приходилось видеть ничего столь ужасного, как его раны, и мои ладони не могут остановить поток тёплой крови, которая, пульсируя, стекает с моих пальцев. Я приподнимаю Дэниела и опускаю его голову себе на колени, повторяя ему, что всё будет хорошо. Его тело дёргается. Я наблюдаю, как он умирает – в точности так же, как он умирал там, у дороги.

– Ш-ш-ш, – шепчу я ему, позволяя вестибюлю вокруг нас исчезнуть. Моё тело трясёт от эмоционального срыва. В моём сознании мы больше не в отеле. Я сижу на коленях рядом с ним, в кювете, нас окутывает холодный воздух, на нашей коже блестят капельки росы. Единственный свет здесь – это свет фар перевёрнутой машины.

– Я здесь. Я не оставлю тебя.

Дэниел продолжает бороться за жизнь, но его кожа становится серой. Он впивается пальцами в подол моего платья, дрожа и мучаясь от боли. Брат поднимает на меня глаза – они полны слёз. Я печально улыбаюсь ему, пытаясь утешить его, дать понять, что он не один.

– Я рядом, – шепчу я, отодвигая его золотистые локоны подальше от крови.

– Одри, что… – Голос отца раздаётся за моей спиной, и я смотрю на него через плечо.

Он, вместе с остальными, стоит в вестибюле, одетый в смокинг, волосы гладко приглажены. Увидев Дэниела, папа ахает и прикрывает ладонью рот. Он падает на колени на землю рядом со мной, свет фар освещает одну сторону его лица. Взяв ладонь Дэниела в свою руку, отец крепко прижимает её к своей груди, пачкая себя ярко-красной кровью.

– Дэн, – зовёт он. – Дэниел, мы здесь.

Зубы Дэниела стучат, глаза широко раскрыты… я вижу, как он напуган, как страшно ему умирать. Это уже с ним происходило, но теперь мы рядом, и ему никогда больше не придётся умирать одному.

Его веки тяжелеют, хватка слабеет. Я не плачу – больше не могу плакать. Я потеряла всё, что мне было дорого, и у меня больше ничего не осталось. Теперь от меня только один толк – быть сильной, быть сильной ради нас обоих. Такой, какой я должна была быть, когда умерла мама.

– Я люблю тебя, Дэн, – наклонившись, чтобы поцеловать его лоб, шепчу я. От ночного воздуха его кожа стала ледяной. – Я люблю тебя.

Я закрываю глаза, а когда снова их открываю, мы вновь в вестибюле отеля «Руби». Я осторожно перекладываю голову брата на сияющий пол, в лужицу ярко-красной крови. Вокруг нас троих собралась толпа зевак, Дэниел мёртв. Мой отец рыдает рядом с ним, прижимая к губам его кулак.

– Возвращайся, – шепчет он, крепко зажмурившись. По-прежнему находясь там, в кювете. – Вернись, Дэн.

Элиас садится на колени и касается моей руки.

– С ним всё будет в порядке, – ласково шепчет он мне. – Дэниел скоро снова очнётся.

– Нет, – словно в ступоре отвечаю я и поднимаю на него глаза. – Не на самом деле. Не в реальной жизни. Только здесь.

Элиас наклоняется и кладёт голову на моё плечо, жалея меня. Жалея обо всём.

– Как видите, – раздаётся в помещении резкий голос Кеннета, который обращается к собравшейся вокруг нас толпе, – здесь всё кончилось. Возвращайтесь на вечеринку. Мисс Каселла уже уходит.

Мой отец поднимает глаза, вспомнив, где он находится. Он поворачивается ко мне с бледным лицом.

– Ох, малышка, – качая головой, произносит он. – Ты не должна здесь находиться. Нет, ты… – Папа поворачивается вокруг, убеждаясь, что мы по-прежнему в «Руби». – Мне не следовало позволять тебе оставаться здесь так долго. Боже, я так виноват. – Он кладёт на пол руку Дэниела и тянется ко мне. – Прости меня за всё.

Папа притягивает меня к себе, его тело сотрясают рыдания. Наконец он осознал, что его сын на самом деле мёртв. Я кладу голову ему на плечо, снова чувствуя себя маленькой девочкой. И прощаю своего отца за то, что он оставил нас после смерти мамы… потому что он мой папа. Тот, кого я всегда знала, но о ком забыла. Он снова и снова просит у меня прощения, и не только за эти последние дни в «Руби», не только за аварию на тёмном шоссе. Он просит прощения за каждую минуту, что упустил после маминой смерти. За каждую минуту, что мы упустили.

– И ты извини меня, папа, – шепчу я, вцепляясь пальцами в отвороты его смокинга. Я крепко сжимаю веки и вдыхаю аромат маминого стирального порошка. Аромат дома. Желая, чтобы все мы снова были вместе.

– Это всё, конечно, очень трогательно, – жёстко говорит Кеннет, – но время не ждёт. И если вы, мисс Каселла, всё-таки не планируете воспользоваться своим приглашением, то я должен попросить вас вернуться на свой этаж.

Мы с папой отстраняемся друг от друга, и он убирает с моего лица волосы, не отрывая от меня глаз.

– Я буду скучать по тебе, малышка, – шепчет он. – Больше всего на свете.

Он шмыгает носом, вытирает щёки и поднимается на ноги. Затем, расправив смокинг, испачканный кровью, вежливо, словно джентльмен, кивает Элиасу.

Элиас кивает в ответ и протягивает мне руку. Я пялюсь на его протянутую ладонь, а затем обвожу взглядом вестибюль, блистательный в своей красоте и величественный. Люстру, камин, сверкающие рамы и роскошные гобелены. Это прекрасное, но жуткое место. Хотя, может быть, так кажется из-за Кеннета.

Большинство зевак исчезло, вернувшись к своим ролям в бальном зале, как приказал им Кеннет. Другие тоже исчезли в своей собственной реальности.

Я позволяю Элиасу поднять меня на ноги. И вот я стою и смотрю вниз, на тело своего брата, моё платье пропиталось кровью. Я должна бояться, но больше не чувствую страха. Не боюсь. Ни смерти. Ни Кеннета. Портье, прищурившись, смотрит на меня, моё спокойствие, похоже, приводит его в замешательство.

– Мисс Каселла, – потеряв самообладание, шипит он. – Ваше время вышло. Возвращайтесь на свой этаж.

Музыка, звучащая из бального зала, становится всё громче. Это моя песня – та самая, что играет на обочине дороги, повторяясь снова и снова. Здесь мелодия звучит медленнее, её труднее узнать. Она наполняет меня ощущением щемящего томления, но в то же время напоминает мне о том, к чему я вернусь. Моё тело тяжелеет, начинает болеть. Я вновь опускаю глаза на Дэниела.

В другом конце вестибюля открывается дверь для персонала. Оттуда, рука в руке, выходят Кэтрин и Джошуа. Она в своём белом платье похожа на мечту, но поражает не это. Всё дело в Джошуа, одетом в костюм, который выглядит как гость вечеринки. Глаза Кеннета расширяются, и он шагает в их сторону.

– Что это всё значит? – не веря своим глазам, вопрошает портье, его лысая голова заливается краской. – Джошуа, переодевайся обратно в униформу! Мисс Мастерс, это против правил!

Кэтрин улыбается милой, обаятельной улыбкой. Она отходит от Джошуа и медленно направляется к Кеннету, склонив голову набок и глядя на него.

– Да, душка, я знаю, – высокомерно заявляет она, затем переводит взгляд на Дэниела, но быстро отводит глаза. – Но ты убил моего спутника. Мне пришлось импровизировать.

Кеннет хмурит брови, пытаясь угадать её намерения. Он поворачивается к Элиасу, чтобы приказать ему стать спутником Кэтрин и отвести её на вечеринку, но серебристый сполох останавливает его. Прежде чем кто-то из нас успевает понять, что происходит, Кэтрин хватает Кеннета за голову и рассекает ножом его горло, из широкой раны фонтаном брызжет кровь.

Кеннет издаёт булькающие звуки, его взгляд скользит в сторону Кэтрин, пальцы пытаются зажать рану. Кэтрин же, насмешливо ухмыляясь, позволяет ему упасть на колени, а затем портье, давясь собственной кровью, замертво падает на пол.

– Я устала следовать правилам, – мурлычет Кэтрин его подёргивающемуся телу и бросает нож, который с лязгом ударяется о мраморный пол. Она делает долгий, тяжёлый выдох, а потом улыбается Элиасу. – Теперь я понимаю, почему управляющая так часто это делает. В этом столько удовольствия!

Джошуа подходит к Кэтрин и встаёт рядом, достаёт из нагрудного кармана носовой платок и протягивает ей. Пока она стирает с рук кровь, они вдвоём, не выражая никаких эмоций, смотрят на тело портье. Затем Кэтрин поднимает глаза на меня и улыбается.

– Мы подумали, что мой отвлекающий манёвр может сыграть тебе на руку, – говорит она, показывая на Джошуа.

– А теперь тебе лучше поторопиться, – вмешивается Джошуа. – Через несколько минут он восстановится в прежнем состоянии и будет в бешенстве.

Хотя частично это было местью портье за его тиранию, тем не менее, Кэтрин и Джошуа пытались мне помочь. Я благодарна им, но в то же время понимаю, что их накажут. В водовороте вечности, это, может, покажется мгновением – но боль есть боль. И мне ненавистна сама мысль о том, что он имеет над ними такую власть.

– Тебе нужно идти, – шепчет Элиас. Его ладонь скользит по моей руке, притягивая меня ближе. – Прошу тебя, Одри. – Он зарывается лицом в мои волосы и умоляет меня уходить, его тёплое дыхание щекочет мне шею. – Пока это не стало настоящим.

Настоящим. Я распрямляю плечи, мой мозг работает, собирая вместе кусочки.

– Я настоящая, – говорю я сама себе, анализируя слова. Элиас всё так же упрашивает меня уходить, но у меня в голове прокручивается та ночь, когда мы ходили к фонтану. Лурдес дала мне обезболивающее – таблетку, которая на работников отеля не действовала. Но я ощутила её действие. Я слышу музыку, что играет в нашей разбившейся машине, ту песню, которую Элиас не слышит. Я могу прикасаться к людям – то, что Кэтрин, по её словам, делать не может.

И тут на меня нисходит озарение, моё тело расслабляется, пусть даже на одно мгновение. Я понимаю, что всё это значит – по крайней мере, в «Руби» – я настоящая. Я нахожусь в обеих реальностях. Я всё ещё жива, моё сердце бьётся, мозг посылает сигналы всему телу. Поэтому Кеннет так хочет удержать постояльцев с тринадцатого этажа от персонала отеля? Если я смогла дотронуться до того парня в вестибюле, заставить его трястись от страха, то что я могу сделать с Кеннетом?

Скоро выясним.

Я кладу ладонь на плечи Элиаса, отталкивая его от себя, и он смотрит на меня с такой грустью и одиночеством в глазах, словно я уже ухожу к лифтам и исчезаю из его загробной жизни. Я наклоняюсь и целую его, положив ладонь ему на щёку. Он не мешает мне, закрыв глаза, чтобы сдержать слёзы. Но только вот я не собираюсь никуда уходить.

Не говоря ни слова, я разворачиваюсь и направляюсь прямиком к стойке регистрации. Ахает Кэтрин, за моей спиной раздаётся шум шагов, как будто кто-то следует за мной. Маленькая дверь за стойкой открывается, и появляется Кеннет – с красным от ярости лицом. Прежде чем кто-то из моих друзей успевает вмешаться, он злобно машет рукой, они стонут и умолкают. Я не оборачиваюсь, представляя, что все они, должно быть, мертвы. Сожжены, наказаны за то, что помогали мне. Мои руки сжимаются в кулаки.

Кеннет подходит ближе к стойке, его подбородок опущен, глаза сверкают.

– Вижу, вы всё ещё здесь, – его голос похож на низкое рычание. – Похоже, вы не совсем понимаете, в какой ситуации находитесь.

– А, может, очень даже понимаю, – отвечаю я. Тут по его лицу пробегает волнение, но он пытается скрыть его, рассмеявшись.

– А я думаю, что нет, – снисходительно говорит он. – Видите ли, мисс Каселла, ваше тело…

– Да, Кеннет, – перебиваю я его, – я в курсе. «Руби» мне уже всё показал. Я умираю на обочине дороги всего в трёх километрах отсюда. Но я никогда не приняла бы то, что произошло. Я вернулась за своей семьёй.

– Что? – Злоба постепенно сходит с его лица. – Это… почему вы сделали это? – требовательно спрашивает он.

– Сначала, – начинаю я, с каждой секундой становясь всё храбрее, – я подумала, что смогу их вытащить отсюда. – Кеннет усмехается, но я продолжаю говорить: – А когда поняла, что это невозможно, то подумала, что, может, мне удастся убить вас.

Портье перестаёт смеяться. Мои слова обрушиваются на него, он осознаёт их смысл, на его лицо ложится тень сомнения. А потом мимолётно вспыхивает страх.

– Вы… не можете, – говорит он, но его голос звучит не очень уверенно. – Вы не можете, – повторяет он, но, похоже, больше для того, чтобы убедить самого себя.

Теперь я понимаю, как он контролирует людей в «Руби». При помощи страха. Лурдес, Элиас, мой брат, остальные – на самом деле, их здесь нет; их тела не могут чувствовать боль. Кеннет не имеет над ними никакой власти. До тех пор, пока они ему этого не позволяют. Он может причинять им боль только потому, что они так думают. Они сами делают это своей реальностью. А в «Руби» реально то, что ты делаешь реальным.