Текст книги "Моя скандальная няня"

Автор книги: Сьюзен Хансен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

5
Ошеломленная и растерянная

Если у вас есть дети, вам придется переступить через себя.

Мадонна

Прошло немного времени, и мне стало чуть легче – благодаря Кармен, Делме и остальным. Мне разъяснили неписаные правила этого дома и подсказали, над какими промахами лучше посмеяться, а какие могут стать поводом для тревоги. Все видели, какой на мне лежит груз заботы, и сочувствовали. Когда из-за истерик Аманды я теряла самообладание, меня старались успокоить, что так было всегда. Если я впадала в депрессию из-за Джуди и ее бесконечных придирок – «Что это за машина припаркована перед нашим домом?», «Почему нет зеленого салата в холодильнике?» – меня успокаивали и тут, объясняя, что, каков бы ни был ответ («Я сегодня езжу на машине своего брата», «Салат в контейнере для овощей»), все равно он ее не устроит, и с этим ничего не поделаешь, к этому надо просто привыкнуть. Я была всем признательна за доброту, они мне – за мою сердечность. Я относилась к ним как к равным, и это их подкупало, из чего я заключила, что предыдущая няня ставила себя над остальной прислугой. Для меня – мы были друзьями.

Атмосфера в доме становилась гораздо менее напряженной, когда Джуди увозила детей в школу и возвращалась к вечеру. Тягостное чувство, что за тобой постоянно следят, на некоторое время исчезало, и мы позволяли себе некоторые вольности – не ходить же на цыпочках!

На смену дням полетели недели. Стало проще. Однако череда моих забот не кончалась, и я жила на грани стресса: не справляюсь, не справляюсь!

Приятельницы – тоже няньки, которых я встречала в парке, гуляя с Брэндоном, болтали всякое. Одна оказалась втянута в ожесточенные схватки при установлении опеки – каждый из враждующих родителей пытался склонить прислугу на свою сторону, чтобы та дала соответствующие показания в суде, хотя на деле ни отец семейства, ни мать особой добропорядочностью не отличались. Правда, я отмахивалась от подобных историй, считая их вопиющими. И переживать по другим поводам – например, из-за отсутствия чувства удовлетворенности и собственной нужности – тоже не приходило мне в голову.

Да и времени, чтобы обо всем этом думать, у меня не было. Брэндон требовал постоянного внимания, как все младенцы, и я то кормила его, то вытирала отрыжку, то меняла памперсы. Я не имела ничего против этого. Мне нравилось с ним возиться. Он был еще такой маленький, что я целыми днями таскала его на руках по всему дому. Джуди же с большим удовольствием занималась со старшими детьми, и они к ней тянулись. Брэндона она в их компанию не брала, мотивируя это лишними хлопотами: прогулочная коляска, бутылочки и прочее – чересчур утомительно. Она ездила с детьми в «Диснейленд». Действительно здорово, хоть это и бывало не каждый день.

Мне же оставалась рутина. Хоть с тем же Брэндоном! Как многие другие обеспеченные семьи в Голливуде, Овитцы наняли сиделку в первые несколько недель его жизни. Она кормила его, меняла пеленки, баюкала… Теперь ее место заняла я – была ему почти матерью.

Я много с ним гуляла в Брентвудском парке. И многое видела. Здесь было прекрасно. И вокруг было много прекрасных домов. Эти дома наследовались, и богатство их хозяев приумножалось – это было заметно. По большей части эти усадьбы – часто за неприступными оградами – были расположены вдалеке от дороги. Вход в усадьбу охранялся – надежные ворота и система интеркома были почти в каждом доме. Кое-где шло строительство. Тут покупали дома «под снос»: особняки, стоившие миллионы долларов, ровняли с землей и на их месте возводили дворцы чуть не во весь земельный участок. Бесчисленные потоки строительной техники пересекали город, нарушая стройные ряды «тараканьих карет» – так здесь называли фургоны, развозившие горячую еду и напитки, – их было множество в каждом квартале, и привлекали они главным образом латиноамериканскую прислугу. Как-то я обнаружила, что совсем неподалеку – в Северном Рокингеме – находится имение скандально известного актера О. Джей Симпсона.

Я получала огромное удовольствие, тайно наблюдая за жизнью богатых и знаменитых.

Но случалось не только наблюдать. Джей Мэлони – из окружения Майкла – предложил мне однажды свои билеты на игру «Лейкерс» [37]37
  «Лос-Анджелес лейкерс» – американский профессиональный баскетбольный клуб.


[Закрыть]– в свою очередь, он получил их от Майкла, но не мог ими воспользоваться. Мне? Два билета? Я набралась смелости и спросила у Майкла, могу ли пойти на матч. «Конечно. И почему бы тебе не взять с собой приятеля?»

Я ликовала. Наконец-то! Наконец я увижу город! Да и на играх НБА бывать мне не приходилось. Поскольку в радиусе тысячи миль друзей у меня не было, я спросила у Майкла, можно ли взять с собой Делму. Майкл удивленно взглянул на меня, но согласился, протянув пропуск на VIP-парковку.

Исполненные восторга, мы с Делмой отправились навстречу нашему счастью в ее стареньком автомобиле. Едва мы прибыли к месту действия, появился служащий парковки, чтобы отогнать наш «драндулет» на стоянку. Я не знала, как себя вести. Что здесь принято? Нужно ли давать чаевые? Сколько? Сейчас или позднее? Моим последним опытом посещения зрелищных мероприятий был концерт Оззи Осборна в Портленде. Моя подруга Эми и я приткнули тогда наш «Норт-40» [38]38
  Марка снегохода.


[Закрыть]между парковочной площадкой и цирком – нам не хватало денег на парковку у стадиона. На спортивных же мероприятиях я была впервые.

Делма, посмеиваясь, тут же принялась разыгрывать из себя «важную особу». О, я нашла друга! Решив, что с парковочным протоколом разберусь как-нибудь позже, я великодушно одарила парня огромными чаевыми в два доллара!

Дальше – больше. Наши места оказались сразу за скамьей гостей – игроки «Сиэтл супер соникс» потели на своей лавке перед самым моим носом. Меня ничуть не волновало, что я не знаю никого из команды. Делма тотчас же обнаружила телевизионные камеры и весь остаток вечера провертелась, выясняя, на кого в данный момент нацелены объективы. На Джека Николсона, как обычно. Мы сидели всего в десяти креслах от него! Одним глазом я косилась в камеру. Каждый раз, когда она отъезжала назад, чтобы взять общий план, я представляла, какой фурор произведу в Коттедж-Грув…

К нашим местам был приставлен официант. Несколько раз он подходил к нам и вежливо осведомлялся, не желаем ли мы чего-нибудь. Меня будоражил вопрос: «Если у меня этот билет, действительно ли он считает меня важной персоной? Или он понял, что мы самозванцы?»

Так мы ничего и не заказали. Я не знала, включены ли напитки в стоимость билета, а спросить боялась. Денег же на двоих у нас было всего-навсего 8 долларов. Ох, хорошо. Приятно ощущать преимущество своего положения, даже если привилегии взяты напрокат. Кратковременное пребывание на этом «олимпе», как оказалось, пригодилось мне в будущем. Отныне я знала, где сидит Майкл. И годы спустя благодарила судьбу за то, что запомнила это. Так я хоть издали начала мельком видеть детей. Но это потом. Сейчас я была счастлива тем, что сижу в первом ряду.

Но не только приятные моменты довелось мне пережить на почве приобщения к чужому богатству.

Однажды утром в пятницу Майкл предупредил меня, что после обеда должны доставить картину из художественной галереи его нью-йоркского друга. С дилером, оформлявшим для Майкла эту крупную сделку, всегда обращались как с почетным гостем, предоставляя в его распоряжение, если он наносил визит с ночевкой, роскошные гостевые апартаменты.

Все, что от меня требуется, сказал Майкл, – это проводить работников службы доставки в гостиную и показать им, куда повесить картину. Джуди была где-то занята, у Кармен был выходной, поэтому Майкл объявил, что поручает дело мне и я должна отнестись к нему со всей серьезностью. Я знать не знала, сколько стоит эта вещь. Точкой отсчета до меня была одна из небольших картин в гостиной. Кармен как-то обмолвилась, что стоит она 750 000 долларов – столько, сколько зарабатывает большая часть жителей в Коттедж-Грув за всю жизнь.

Надо сказать, с живописными шедеврами мне еще не приходилось иметь дело. В представлении моего отца кубок, выигранный им в боулинг в далеком 1969-м, уже был художественной ценностью. То же наши часы в гостиной. Художественная коллекция моей мамы состояла из шерстяного снеговика, которого мы с сестрой смастерили для нее своими руками. Мое собрание предметов искусства состояло из снимка Джона Бон Джови – я заказала его через журнал «Тин» и держала в рамке на туалетном столике. С таким активом мне и предстояло выполнить ответственное поручение.

Майкл в тот день звонил, наверное, раз шесть, чуть ли не каждые полчаса. Все спрашивал, не привезли ли картину. Нет, еще нет. Я не выходила из дома, опасаясь пропустить доставку. Наконец ближе к четырем появился грузовик, и я открыла для него передние ворота. Двое мужчин вынесли из кузова деревянный ящик около шести футов длиной. Я указала им путь в гостиную, где они сразу начали орудовать гвоздодерами. Картина была обернута в пергамент, под которым оказался еще и толстый слой плотной черной бумаги.

– Куда вы хотите ее повесить, мисс? – спросил один из рабочих.

– Вот сюда. На эти крюки.

Я в нетерпении ждала, когда они снимут последнюю обертку, – очень было любопытно увидеть прекрасное творение мастера. Но рабочие подняли картину и осторожно повесили ее на стену. Почему они ее не раскрывают? Или им приказано оставить ее в таком виде? Возможно, Майкл хотел приготовить сюрприз и планировал грандиозное открытие шедевра. Будет много шума, снимут черное покрывало, и он будет говорить о достоинствах последнего приобретения. Что ж, я решила ждать.

Миновало четверо суток. Никаких грандиозных событий. Состояние неизвестности меня убивало – почему они не разворачивают эту проклятую вещь? Что еще добавляло таинственности, так это специально установленные перед шедевром перила, выступающие приблизительно на три фута. Я слышала, как Майкл давал указания Кармен не разрешать девушкам (относилось ко всем взрослым женщинам в доме) прикасаться к картине, смахивать с нее пыль и даже дышать на нее. Правильно, это понятно. Но зачем держать ее завернутой? Этого я никак не могла понять. Но вопросов не задавала, чтобы не показаться неотесанной деревенщиной.

Наконец однажды вечером я случайно услышала разговор по поводу покупки. Это привело меня в замешательство. Разве они ее видели? Но…

О-о-о-х-х-х! Картина ничем не была прикрыта. Это было просто большое черное полотно! Ни пейзажа, ни цветных пятен, вообще ничего. Только черный холст. Я уловила моменты и исследовала картину более тщательно. Она состояла из трех панелей, и каждая была обтянута черной тканью. Может быть, там хотя бы было три различных оттенка черного? Я понимаю, что это нелепо. Но все же… Я так и эдак разглядывала шедевр, надеясь, что что-то щелкнет в моем мозгу и мне откроется тайный смысл, но этого не произошло. Мне ничего не оставалось, как сказать себе, что «художник-драпировщик», создавший эту штуку, должно быть, имеет некий скрытый феноменальный талант, оценить который могут лишь очень богатые…

Постепенно острота новых обстоятельств моей жизни начала сглаживаться, и к марту я почувствовала, что могу влиять на происходящее. Не могу сказать, что мы с Амандой стали друзьями, но она по крайней мере уже не швыряла в меня игрушками, когда я пыталась ее успокоить. Брэндон дарил мне обворожительные улыбки, надувая свои образцово-показательные щечки. Никто вокруг меня, слава Богу, больше не орал, чего не могу сказать об одной моей приятельнице. Каждый раз, когда мы встречались в парке, я ужасалась тому, как она выглядит: изможденная, под глазами темные круги. Мы были приблизительно одного возраста, но на вид она казалась старше. Единственное, что могло успокоить ее кричащего до колик малыша, – это усадить его в автомобильном кресле на бельевую сушилку, когда она работает. Вибрация действовала безотказно, и бедная девушка безвылазно торчала в прачечной, следя, чтобы ребенок не перегрелся. Родители же были благодарны няне за ее находчивость и не думали ничего предпринимать.

Впрочем, проблем хватало и у меня. Однако далеко не все они были достойны того, чтобы обращать на них внимание. Мои работодатели думали иначе. И я искала как сумасшедшая какую-нибудь несчастную туфельку Барби, хотя Аманда несколько недель не играла с куклой и неизвестно, когда она взяла бы ее в руки. Я отчетливо поняла, что они погрязли в своем порядке и совсем не умеют радоваться жизни. Представляю, что бы они сказали о нашей семье, заглянув когда-нибудь к нам на вечерок: все пятеро, родители и дети, отплясывали рок, изображая из себя певцов на сцене, вместо микрофонов – ложки.

И я продолжала быть неисполнительной. Посудите сами: дети должны обедать строго в шесть. В те редкие вечера, когда Майкл возвращался рано, они хотели побыть вместе – и чтобы прислуга ничем о себе не напоминала. Исчезла. Испарилась! Замечательно. Но как я могу, скажите на милость, не обозначая своего присутствия, кормить Брэндона, менять ему рубашечки? Этого я не знала.

И сколько бы я ни убеждала себя в обратном, я скучала по Райану. Светловолосый, мускулистый Райан был немного похож на актера Мэтью Макконахи. Годом моложе меня, Райан все еще учился в школе, в выпускном классе. Мало того что я была старше, в моем отношении к нему было что-то материнское. Райан же исполнял при мне роль дерзкого, плохого мальчишки. Я не знаю, чем он хотел заняться после окончания школы. Мне казалось, он вряд ли захочет ломать семейную традицию и пойдет, как все у них, в лесорубы. Мы определенно двигались в разных направлениях. Однако мне совсем не хотелось, чтобы он завел себе кого-то. Хотела ли я встречаться с кем-то другим? Сказать трудно. Никто не привлек моего внимания, с тех самых пор, как Джош Эванс высадил меня из автомобиля, доставив из аэропорта к месту службы.

Вероятно, все это не имело значения – свободного времени у меня все равно не было. Пятилетний подопечный одной моей знакомой как-то на Рождество уселся Санта-Клаусу на колени и нашептал ему, чтобы тот устроил для его любимой няни свидание. Милый малыш! Да разве ж Санта может тут помочь?

Тем не менее я прекрасно видела, что Джошуа никогда ничего не попросит для меня у Санты-Клауса. Да и у кого бы то ни было тоже. Он вообще не начал относиться ко мне лучше. Все становилось только хуже.

Родители Майкла, Дэвид и Сильвия, жили в Вэлли. Иногда они приезжали навестить внуков. Я чувствовала себя уже гораздо увереннее, но их присутствие всегда было мне в радость. Старшую чету Овитцев я полюбила с той самой минуты, как познакомилась с ними. Дедушка Овитц был спокойный, с небольшим брюшком, но колесики у него в голове крутились не переставая. (Кармен не преминула мне сообщить, что он занят какой-то работой, связанной с винным бизнесом.) Сильвия Овитц – о, это была самая настоящая еврейская мать, какими их обычно изображают. Сердце у нее было золотое. Ходила она в хлопчатобумажных трикотажных рубашках, расшитых стразами и блестками. Говорила не умолкая, так что деду и слово вставить было некуда. Единственный раз, когда ему это удалось, они повздорили. Но что это были за ссоры! Слушать их было весело. Обмен репликами походил на старомодную комедию. «Не начинай. Я говорю тебе, не спорь со мной». Было ясно, что они и дня не могут прожить друг без друга.

В один из их приездов Джуди и Майкл уехали. После обеда я зашла на кухню посмотреть, что там делает Джошуа. Он сидел один за столом и играл бруском сливочного масла. Оно уже начало таять. Он стащил с него обертку и бросил на пол. Я подняла грязную бумажку.

– Джошуа, оставь масло, – недовольно проворчала я. – Ведь ты же не можешь все его съесть!

– Могу! – вызывающе ответил он.

– Нет, не можешь! – повысила я голос, нарушив одно из незабываемых правил: не пытайтесь перекричать ребенка.

– Нет, могу.

– Нет, не можешь!

– Могу! – Джошуа вошел в азарт.

А я-то в своем ли уме? Иду на поводу у шестилетки! Надо что-то предпринять!

Я схватила его за руку, чтобы отнять это чертово масло, забыв, разумеется, другое незабываемое правило: быть умнее ребенка. Он резко отдернул руку:

– Отстань, дура! – Выскользнув, масло каким-то образом подлетело вверх и угодило ему прямо в щеку. – Ненавижу! Ты по-о-па-ла-а-а в меня м-м-маслом! – взвизгнул он и разревелся. Не желая остаться в долгу, он отер с лица то, что осталось от брикета, и запустил в меня. Желтая масляная каша влепилась в мои волосы… Еще лучше!

Угораздило же меня ввязаться в эту пищевую баталию!

Требовалось срочно взять ситуацию в свои руки. Сделать это достаточно быстро мне не удалось. На шум явился дедушка Овитц. Я доложила, что Джошуа забавлялся с брикетом масла, а потом бросил в меня, на что Джошуа завопил:

– Нет! Нет, она первая бросила! Первая!

Увы. Физиономия Джошуа вся была в масле. Дэвид перевел взгляд на мои волосы. Как объяснить ему всю эту нелепицу? Хотя дедуля Овитц иногда и имел грозный вид, человеком он был очень добрым и участливым. Но сейчас я готова была сгореть со стыда. Вытирая лицо Джошуа посудным полотенцем, он бросил на меня взгляд, в котором я прочитала: «Вам лучше знать».

Не стоит и говорить, что я чувствовала. И у меня не было никаких слов, чтобы объяснить – масло попало в его внука случайно.

И что еще хуже, я услышала:

– Может быть, вам стоит сделать перерыв, Сьюзи? Я сам поговорю с Джошуа.

Мне дают отставку?

Я вспыхнула. Можно ли нанести няне большее унижение? И все же, не скрою, отчасти я рада была улизнуть. Джошуа доставлял мне столько неприятностей! Возможно, совет пойти проветриться и остыть был не такой уж оскорбительный.

К тому же был уже девятый час. Я уложила Брэндона в кроватку, о Джошуа и Аманде – я была в этом уверена – позаботится бабушка Овитц. Я решила воспользоваться этой маленькой свободой и поплавать. Быстро натянув купальник и набросив сверху халат, я отправилась в бассейн. Надо было пройти по улице довольно далеко, до сверкающего прямоугольного оазиса. Рядом с ним был отдельный домик для переодевания и тренажерный зал. Я шла сюда впервые и заранее предвкушала удовольствие, которое получу от прыжка в голубую сияющую чашу. Уже от одной этой мысли страсти мои поутихли. Сейчас поплаваю и окончательно приду в норму, думала я. Само собой разумеется, надо было и голову помыть – мои волосы были все масляными.

Бассейн был небольшим, но желоб для спуска, как оказалось, с лихвой восполнял «изъян». Я не придумала ничего умнее, как съехать на животе, головой вперед. И-а-а-а-х! Желоб был значительно более скользким, чем я себе представляла. Разогнавшись, я не удержалась и, пролетев над манящей голубизной и почти не коснувшись ее, торпедировала бортик на противоположной стороне бассейна. Удар был сильным. Я тут же пошла ко дну, как мешок с камнями! Странно, что происходит в мозгу, когда думаешь, что умираешь. Большинство, наверное, вспоминали бы о своих любимых, о несбывшейся мечте. Меня пронзило вот что: «Боже, что они обо мне подумают? Запустила куском масла в ребенка, и это последнее, что я сделала в своей жизни. Что за дурацкая смерть!»

Впрочем, жизнь тоже… Никогда больше я не пойду сюда одна! Называется, восстановила душевное равновесие! Я осторожно повертела головой – все на месте! – и вылезла из бассейна. На лбу вздулась и пульсировала шишка размером с шарик для пинг-понга. Я потрогала ее. Кровь! Мои пальцы были в крови…

Я не утонула. Но истеку кровью… Я представила себе завтрашние заголовки в «Лос-Анджелес таймс»:

Няня, обвиняемая в том, что кидалась маслом в шестилетнего мальчугана, очевидно, совершила суицид, чтобы избежать гнева суперагента Овитц.

Она совершила суицид, забросав ребенка маслом…

Меньше всего мне хотелось попасться на глаза дедушке и бабушке Овитц. Вернувшись, я крадучись проскользнула в свою комнату и прильнула к зеркалу. Кожа рассечена, а рана, хоть и небольшая, очень глубокая. И из нее продолжала сочиться кровь.

– Сьюзи, что с тобой? – услышала я дедушкин голос. Неужели я закапала кровью безупречный мраморный пол?

– Гм… мистер Овитц, я здесь, у себя. Я ударилась головой. В бассейне! – откликнулась я, надеясь, что он не станет подниматься ко мне.

Но нет. В свои шестьдесят он почти бегом взлетел по ступенькам и оказался в моей комнате.

– Ну-ка, ну-ка! – Он отстранил мою руку с полотенцем. – О Боже! Тут нужно зашивать. Немедленно!

Этого еще не хватало! Уж лучше бы я разрешила Джошуа съесть это масло! Может, и не заболел бы. Тогда я не пошла бы в бассейн и ничего бы не случилось. Вдобавок ко всему я видела, как расстроен несчастный Овитц.

Он держал меня за руку, пока доктор в травмпункте накладывал мне швы.

Хорошо бы снять повязку к приезду Майкла и Джуди. Я так и представляла себе, как через пару дней, когда они вернутся, Джуди будет недоверчиво качать головой. Как в тот раз, когда она случайно услышала, что я наставляю детей, чтобы те уважительно разговаривали с прислугой. Или как после моего похода в универмаг «Фред Сигал» [39]39
  Торговый центр на Мелроуз-авеню, один из самых дорогих магазинов Лос-Анджелеса.


[Закрыть], где я по ее просьбе покупала одежду для Брэндона. Я купила тогда три костюмчика. Она посмотрела на них и брезгливо поморщилась:

– Совершенно ясно, Сьюзи, что у нас с тобой абсолютно разные вкусы.

Все, что случилось сегодня, только усугубит наши и без того напряженные отношения.

Их реакция, против моего ожидания, была совсем не такой, какую я ожидала. Дедушка Овитц тем же вечером рассказал все по телефону. Они нашли случившееся забавным. Никто и не думал метать гром и молнии!

– Сьюзи и Джош кидались маслом! – хохотала Джуди. – Забавно!

Это не было забавным! Я схватила трубку и попыталась дать объяснения, но они ее совсем не заинтересовали.

Я чувствовала себя глупее некуда. И была вконец расстроена. Но Джуди это, похоже, совсем не волновало. Странно, но она обостренно реагировала на то, что, на мой взгляд, вообще не заслуживает внимания! Вчера я несла Брэндона на руках купаться, сложив в корзинку для белья все необходимые принадлежности. Джуди, встретив нас, сокрушенно покачала головой и спросила, почему я с корзинкой. Я ответила, что собираюсь искупать малыша. Как еще можно было объяснить, для чего мне все эти полотенца? И что плохого в том, что я несу все в корзине для белья? Она лишь тяжело вздохнула и пошла себе дальше вверх по лестнице. То, как она на меня взглянула, заставило меня почувствовать себя уязвленной. Или колючкой в ее заднице! Она всегда всем недовольна. Кармен уговаривала меня не переживать. Джуди не была довольна ни одной няней! Должно быть, Кармен права. Джуди раза два действительно обмолвилась, как сильно ей досаждала «та няня», Летиция. Несмотря на то что ее очень любила Аманда!

Пожалуй, и в самом деле не стоит принимать все так близко к сердцу. Но как не принимать близко к сердцу, если кому-то не нравится то, что ты делаешь?

– Сьюзи, удар был нешуточный. Думаю, нелишне показаться специалисту. Мой доктор по иглоукалыванию тебя посмотрит, – предложил Майкл, вернувшись домой спустя два дня после событий.

– ???

– Ты могла защемить нерв, – разъяснил Майкл. – Береженого Бог бережет. Лучше показаться сейчас, чтобы потом не иметь проблем со спиной или шеей.

О, как мило! Я ответила, что очень ценю его участие. И он попросил Сару записать меня на прием на следующую субботу.

Я слышала об акупунктуре и раньше, но в самых общих чертах – Коттедж-Грув, собственно говоря, не был Меккой альтернативной медицины.

По прибытии в офис меня препроводили в маленькую комнату со столом – нечто среднее между средневековой дыбой и креслом парикмахера. Вошел доктор. Задал мне несколько вопросов о том, как я получила свое увечье, и велел мне лечь лицом вниз на кресло-дыбу. Я улеглась, после чего он поворотом какой-то ручки привел кресло в нужную позицию.

– Больно почти не будет, – предупредил он, натягивая хирургические перчатки и открывая ящик, полный коротких тонких игл. Я напряглась. Удивительно, но он был прав: больно не было. Меня удивило также, что он воткнул мне пять иголок в нижнюю часть спины и еще несколько в разные части тела, включая уши. И ни одной – в области шеи.

И тут пошли тревожные новости.

– Ага! – сказал он.

Мне не нравится, когда врачи говорят «ага».

– Что?

– У вас слабые почки, – произнес он деловито.

– С чего вы взяли?

Он со значением кивнул, игнорируя вопрос.

– Возможно, это результат того, что ваши родители находились в конфликте во время зачатия.

Час от часу не легче!

Нет, у меня широкие взгляды! Моя бабушка была, по сути, хиропрактиком – еще до того, как большинство людей узнали, что такое хиромантия. Но мысль относительно конфликтного зачатия, угрожающего теперь моим почкам, переварить было трудно. Это проблемы, гм… с недержанием? Кажется, это снижает мои шансы когда-либо выйти замуж? Я буду старой девой?..

Я покидала доктора, зажав в руке конверт с обратным адресом. В нем был счет – 75 долларов. Сумма изрядная. Но ведь это доктор Майкла? И Майкл предложил мне этот визит. Он даже организовал прием. Значит, он покроет расходы, поскольку страхование на случай болезни ни разу не обсуждалось.

Дома я положила счет на столик внизу у лестницы, где обычно лежала почта. У меня и в мыслях не было ничего, кроме как при первой же встрече с Майклом поблагодарить его и сказать, что я чувствую себя хорошо и не думаю, что у меня будут какие-либо проблемы. Я отмахнулась от того, что доктор предрекал мне провести всю жизнь на иждивении. Еще чего не хватало! Мучений мне и без того хватает!

На следующий вечер конверт появился на моем туалетном столике. Странно… Наверное, его принесла сюда Роза, увидев на нем мое имя. Утром я вернула конверт вниз. Вечером он снова был у меня. Я спустилась вниз и положила счет на прежнее место, отметив про себя, что надо поговорить с Розой. На следующий день конверт со счетом был на моем столике… Это повторилось четыре раза, прежде чем мне удалось улучить момент и поговорить с Розой.

– Но, мисс Сьюзи, я ничего не клала на ваш туалетный столик, – сказала она со своим испанским акцентом.

О-о-о-х! Это Джуди! Это она упорно носила мне конверт!

Счет я оплатила сама. И так же, как о многом другом, никогда не упоминала об этом в разговоре с хозяевами.