Текст книги "Моя скандальная няня"
Автор книги: Сьюзен Хансен
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
– Да, Брэндон Овитц, – ответил он в трубку. – Нет, вам нет необходимости приезжать. Я справлюсь. Хорошо, если вы настаиваете. Ладно, пока.
Увидев приехавшего доктора, я немного успокоилась. Наверняка он уже сталкивался с подобными случаями.
– Этот малыш не болен, – услышали мы. – Посмотрите, каким довольным он выглядит!
«Что? Не может быть!»
Молодой врач тоже выразил свой протест, но в других выражениях, и я почувствовала, что солидарна с ним. «Сколько лет этому старикану? Когда в последний раз он посещал курсы повышения квалификации?»
– Необходимо сделать спинномозговую пункцию, – заявил молодой врач.
– Вы смеетесь? Вы знаете, чей это ребенок? – возразил ему коллега.
– Знаю. И потому хочу, чтобы родителям позвонили и спросили их разрешения.
– Они в отъезде, – вступила я. – Но у меня есть номер для экстренных случаев.
Тут вмешался дедушка Овитц:
– Я сейчас позвоню! Прошу всех быть рядом.
Бегло переговорив с Майклом, он передал трубку доктору.
– Да, мистер Овитц, – сказал тот. – Да, верно. Прежде чем делать пункцию, я должен заручиться вашим согласием.
Секундное молчание. Майкл, должно быть, уловил, насколько молод этот эскулап, собирающийся предпринять нечто серьезное в отношении его сына.
– Ну, гм, да, мистер Овитц. Угу, я лично. Я делал это сотни раз.
И он передал трубку мне. Майкл спросил меня, что я обо всем этом думаю. Но я мало что знала о менингите. Я сказала только, что все, что я вижу, ненормально. Родничок вспух, такого я раньше никогда не видела.
– Мы возвращаемся. Я дал согласие. Постараемся вылететь сегодня же, – ответил Майкл.
С Брэндоном на руках доктор спустился в вестибюль и позвал медсестру.
– Она будет его держать, – объяснил он мне. Я представила себе моего маленького Брэндона, распростертого под яркими лампами, в то время как незнакомая особа сжимает его крохотные ручки и ножки, а доктор вонзает в его позвоночник иглу. Я хотела быть с Брэндоном сама! Но меня не пустили. От отчаяния тошнота подступила к моему горлу.
Потянулись тягостные минуты ожидания. Спустя двадцать минут медсестра вернулась и сказала, что необходимо осмотреть сестру и брата больного ребенка.
– Сделайте так, чтобы они коснулись подбородком своей груди, – сказала она. – Если это будет болезненно или они не смогут согнуться, значит, у них то же самое.
Полумертвая от беспокойства, я набрала номер. Телефонную трубку почти тотчас же сняла Кармен:
– Разбудить? Уже середина ночи! Как ты себе это представляешь?
Мы обе хорошо себе представляли последствия… Аманда… Ее вопли…
– Пожалуйста, Кармен! Все очень серьезно!
Через десять минут я снова набрала номер Овитцев. Сквозь рев Аманды я еле расслышала: поводов для беспокойства нет.
Еще через десять минут появилась медсестра с Брэндоном на руках, и мое сердце опрокинулось. Его мордашка была заревана, он уже не улыбался. Пока его несли через комнату, он тянул ко мне свои ручки, а я давилась слезами…
Я бросилась к нему, но медсестра остановила меня:
– Нет, нет. Еще не все! Он сильно плакал, и я принесла его, чтобы он увидел вас. Он звал вас. Нам нужно сделать еще несколько анализов. Предстоит госпитализация.
С этими словами она повернулась и, сопровождаемая криками Брэндона, скрылась в дверях. Закрыв лицо руками, я пыталась овладеть собой. Дедушка Овитц обнял меня.
Повинуясь необъяснимому порыву – чем она могла мне помочь? – я позвонила моей давней подруге Мэнди. Она работала в штате Монтана, и я, вероятно, разбудила ее, взахлеб рассказав о случившемся. Не важно, какие она нашла для меня слова! Я просто слышала ее голос, уверенные интонации: все будет хорошо…
Снова ожидание. Наконец пришла другая медсестра и проводила нас в детскую палату. Душа моя болела. Одна ножка Брэндона была опутана проводочками, а сам он лежал в какой-то холодной, похожей на клетку, металлической кроватке. Бедный милый малыш! Могу ли я взять его на руки? Да, ответили мне, только осторожно с трубками.
Было уже далеко за полночь. Я предложила дедушке вернуться домой и дождаться Майкла и Джуди; я же останусь здесь. У меня и в мыслях не было оставить тут Брэндона одного – в этом ужасном месте, в этой ужасной кровати, даже если бы он и заснул! Прижав к себе, весь остаток ночи я держала его на руках, сидя на стуле…
Брэндон все еще спал на моих коленях, когда около восьми утра прибыли его родители. Джуди бросилась к моим ногам на пол, забирая у меня свое дитя. Но тут произошло то, от чего жалость вновь пронзила мое сердце – на этот раз к матери: ее сын начал вырываться, плакать и потянулся ручонками ко мне. Джуди взглянула мне в глаза – с таким выражением, какого я у нее никогда раньше не видела, и кротко вернула мне ребенка.
Я чуть не разрыдалась.
– Смотри, он хочет к Сьюзи, – сказала она еле слышно мужу. – Почему бы тебе не пойти домой, Сьюзи? Ты так устала, а мы побудем здесь. – В ее голосе звучала нежность.
Я прижалась щекой к мягким волосикам Брэндона и продолжала покачивать его до тех пор, пока он не перестал всхлипывать. Подняв глаза, я увидела, что Джуди все еще смотрит на нас с нежностью. Волна подлинного страдания и сочувствия заполнила пространство между нами. И шла она в обоих направлениях.
Мне очень не хотелось выпускать из рук Брэндона, но я понимала, что мне нужен отдых. Я отправилась домой и, рухнув в постель, проспала большую часть дня. Джуди предупредила меня, что за детьми присмотрят Кармен и Делма, и я была ей благодарна. Проснувшись, я тут же позвонила в больницу. День клонился к вечеру. Джуди сообщила, что результатов анализов еще нет и что она наняла для Брэндона частную медсестру. Мое сердце снова упало. Он плакал? Да, ведь он еще не привык к новому человеку.
Приехав на следующее утро в больницу, я наконец услышала хорошие новости: результаты анализов показали, что менингита у Брэндона нет и что у него всего лишь бактериальная инфекция. Температура понизилась до 99 градусов [62]62
99 градусов по Фаренгейту = 36,9 °C.
[Закрыть], и его могут выписать.
Вернувшись домой, на столике в прихожей я нашла большой букет цветов и записку, адресованную мне. Я развернула листок. Записка была от Мэнди.
Дорогая Сьюзи!
Я не перестаю думать о тебе и Брэндоне. Надеюсь, с ним все в порядке, и, надеюсь, ты держишься.
С любовью, Мэнди.
Я разревелась – уже пятый раз за эти два дня. И как раз в этот момент вошел Майкл. Я сидела на нижней ступеньке лестницы с цветами в руках и заливалась слезами.
– От кого цветы? – спросил он бегло.
– От моей подруги Мэнди, – всхлипнула я.
– По какому поводу? – Его лицо не отражало никаких эмоций.
– Просто от души… Я так волновалась… И она… – невразумительно промямлила я. Мне действительно было неловко из-за своих слез. В конце концов, он ведь отец Брэндона!
Майкл безучастно смотрел на меня.
«Я столько пережила!» – хотелось мне крикнуть. Неужели он не понимает этого? Я люблю его сынишку! Не могу поверить, что он так и не понял, как мне было тяжело и как я за него испугалась.
Но, похоже, он действительно не понял. Он платил мне. Платил за то, чтобы я заботилась о его детях. Но не за то, чтобы я их любила.
Это я делала по собственному желанию.
9
Погоня за красотой
Спустя всего несколько дней после того, как я начала работать, Джуди заметила:
– Я ненавижу, когда ребенок тянется к няне, а не ко мне.
Как бы то ни было, она не делала ничего для того, чтобы это было не так. Мне было очень грустно сознавать, что Джуди воспринимала это как цену, которую приходится платить за то, чтобы иметь няню. Она, наверное, полагала, что должна отказаться от некоторых радостей материнства только потому, что имеет возможность нанять прислугу.
Однако от некоторых вещей она не желала отказываться. Однажды утром, после того как старшие дети ушли в свои дошкольные учреждения, а я кормила Брэндона рисовой кашей, вошла Джуди, долго и с неудовольствием смотрела на меня, уперев руки в бедра, а затем произнесла:
– Что ты делаешь?
Я в недоумении ответила:
– Ну, я кормлю…
– Тебе не кажется, что прежде следовало бы проинформировать меня, что ты собираешься кормить его твердой пищей?
Я сдержалась.
– Гм, когда мы были у педиатра, доктор сказал, что Брэндону можно давать рисовую кашку, смешанную с детским питанием.
– Хорошо, и тем не менее. Именно я и никто другой должен был дать ему первую ложку.
– Извините, – сказала я, передавая ей пластиковую мисочку и детскую ложечку. Я побоялась сказать ей, что следую совету педиатра уже почти две недели. Разве она не знала об этом? Однако она права – именно мать должна первой начать кормить своего ребенка с ложки. Я тихонько вышла, чувствуя себя страшно неловко, и поднялась поменять белье в постельке Брэндона. Когда я спускалась обратно с грязным бельем в корзинке, я увидела на подъездной дорожке отъезжающий «мерседес» Джуди. Я вошла в кухню. Кармен вытирала с мордашки Брэндона остатки каши.
Чувствовала ли Джуди себя вычеркнутой из ежедневного распорядка Брэндона? Этого я никогда не узнала.
Из троих детей только Брэндон всегда был счастлив видеть меня.
Я знала, что Аманда и Джошуа, как и многие другие дети, которыми занимались няни, уже поняли, какова участь тех, кто заботился о них до того, как на сцене появилась я, – образ Летиции, томящейся у ворот, вспыхнул в моем мозгу. К тому времени, когда я влилась в ряды домашней прислуги, они уже научились защищать свои чувства. Они больше не хотели терять друзей. Поэтому сделали все, чтобы не заводить новых. Но я не была готова к тому, что они настроены воспринимать время, проводимое со мной, как визит к дантисту. Дети, с которыми я сидела в Орегоне, смотрели на это скорее как на поход в магазин игрушек.
Я знала, что Джошуа и Аманда могут быть любящими; я видела их волнение, когда у нас гостила Кристи. Однажды я решила убить двух зайцев – я попыталась продемонстрировать удовольствие от обретения новых друзей и заодно постаралась вовлечь детей в совместную деятельность. Как у беби-ситтера со стажем, у меня всегда были в запасе игры и творческие идеи, но оказалось, что очень трудно оторвать этих детей от телевизора и видеофильмов. На столе в гостиной я разложила цветную бумагу, клей и блестки. Все же они «клюнули» и принялись мастерить открытки для Кристи, а я записывала их пожелания. Несмотря на небольшую стычку из-за блесток, время мы провели великолепно. Джошуа понравилось делать радуги, а Аманде – работать клеевым карандашом.
Это было невиданно, чтобы Аманда так веселилась. Иногда мы забавлялись, наряжаясь в костюмы Спящей Красавицы, Белоснежки или принцесс, и танцевали, дурачась, под мелодии Раффи. Мы играли в «испорченный телефон», «дочки-матери» и «угадай, что я думаю». Она была прелестным ребенком. Однако часто прямо в разгар нашего веселья какая-то мелочь могла выбить ее из колеи. Она требовала именно тот сорт крекеров, который давали в школе; хотела смотреть по «видику» «Золушку», вместо того чтобы качаться на качелях; не могла найти свою Барби из Малибу… Тогда она начинала визжать, кричать и разбрасывать вещи – свои и мои – до полного изнеможения.
Однажды днем Аманда вышла из себя из-за того, что ее мамочка собиралась уехать. Она вылетела из дома следом за матерью, топая ногами и пронзительно крича. Ей было три года; она знала, чего она хочет, но она не могла получить это. Ее разочарованию и ярости не было конца. Она визжала, топала ногами, она задыхалась от рыданий. Я попыталась унести Аманду в ее комнату, но она вывернулась из моих рук и чуть не упала на ступени лестницы. Думаю, она сама испугалась того, что не может справиться со своим маленьким, переполненным злобой телом, так же как не могла этого и я. Поэтому мы просто остановились на полпути, и она продолжала плакать, но уже не так сильно. Наконец я села на ступеньки у ее ног и посмотрела снизу вверх на ее печальное, мокрое от слез лицо.
– Аманда, мне очень жаль, что ты так расстраиваешься и что это так тяжело для тебя, – сказала я ей. – Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – ответила она, впервые за все это время, и хлопнулась своим дрожащим тельцем мне на колени.
Переломный момент? Однажды Аманда неожиданно заявила, что хотела бы, чтобы я была ее мамой. Я могла бы принять это как самый лучший комплимент, если бы это не происходило во время обеда, когда ее родная мать сидела рядом со мной. Я обмерла, и, полагаю, Джуди тоже. Уже одно то, что Джуди думала, будто Брэндон предпочитает ей меня, было достаточно плохо, но Аманда произнесла это вслух. В институте нам не предложили сценария преодоления такой ситуации.
– О, дорогая, я слишком молода, чтобы быть твоей мамой, – это лучшее, что пришло мне в голову.
– Аманда, наверняка Сьюзи приятно, что ты так сказала, – проговорила Джуди.
Я чуть не свалилась со стула!..
И это произнесла женщина, которая обращается со мной, едва сдерживая раздражение! Ее затруднения в воспитании детей навели меня на мысль, что ей просто недостает знаний в этой области, но как раз в тот момент, когда я уже переставала ожидать от нее чего-либо толкового, она вдруг отвечала мне или детям так мудро и душевно, что все мои надежды пробуждались снова.
Джошуа, однако, по-прежнему относился ко мне враждебно и продолжал сомневаться в искренности моей заботы. Я так хотела, чтобы он избавился от своего предубеждения и понял, что я на его стороне! Иногда случались проблески надежды; лучшее время для нас, казалось, наступало вечерами сразу после детского сада. Мы быстро пришли к соглашению о том, что я не буду слушать, как он обзывает своих одноклассников «тупыми», «слабаками» или «уродами». Вместо этого мы решили называть их «типы», выразительно приподнимая при этом брови. К примеру: «Сьюзи, Чантел показал себя таким типом сегодня: сломал колесо в клетке хомячка!» Или: «Тэйла уронила мой рисунок. Что за тип!» То, как он говорил это – с особым выражением, было забавно; ему нравилось так развлекаться.
Он был чрезвычайно смышленым, но ранимым и желал все доводить до совершенства, очень сильно напоминая этим своего отца. Когда мы сидели рядом, повторяя домашние задания, которые он выполнял очень сосредоточенно, он мог выйти из себя из-за малейшей ошибки и протирал бумагу ластиком буквально до дыр. Жить ему с таким характером было явно не просто.
И Джошуа уже достаточно подрос, чтобы начать подражать поведению отца, все чаще копируя некоторые из его поступков. Когда Майкла не было дома, Джошуа, похоже, думал, что теперь он тут главный хозяин. Я видела, что его поведение коробит всех – неудивительно, ведь он угрожал уволить весь персонал, включая меня, практически еженедельно! Было трудно принять все это, но я понимала, что он всего лишь шестилетний мальчик, полный решимости не впускать в свою жизнь никаких новых людей. За отталкивающей защитной оболочкой скрывался нежный ребенок. Подтверждение тому – его преданность матери Майкла, Нане.
Когда мы разговаривали о ней, Джошуа постоянно поправлял меня, утверждая, что я неправильно произношу ее имя.
– Надо говорить Нона, а не Нанна, – повторял он, закатывая глаза и вопрошая, почему я не могу произносить ее имя правильно.
Я была скорее заинтригована, чем раздражена. По крайней мере он испытывал беззаветную любовь к кому-то еще в своей жизни, помимо родителей. Мне бы хотелось, чтобы он доверял мне, но я не знала, как добиться этого. Я старалась показать ему, что беспокоюсь о нем каждый день, особенно потому, что знала: остальная прислуга лишь терпит его.
Не единожды, когда он разражался одной из своих тирад, называя всех вокруг «дебилами», я вспоминала, как Кармен говорила ему по-испански что-то, что звучало приблизительно так: «Комо сэй чингас». Когда Джуди спросила Делму, что это значит, та ответила ей: «Иди с миром, малыш». Настоящий же перевод, как бы это сказать помягче, означал «маленький засранец». Но тут Джуди недоставало сообразительности, и Кармен часто пользовалась этим, всегда с дружелюбной улыбкой на лице. Это был ее личный маленький акт возмездия за все те моменты, когда Джош называл ее тупицей или идиоткой и заявлял, что не желает ее слушать.
И он действительно не желал слушать никого из нас. Однажды, когда я помогала Джошуа одеваться, с ним случилась истерика: он не мог найти свои голубые носки. Он начал, как обычно, громко выражать свое негодование, называя Делму тупой, идиоткой, дурой и говоря, что это она во всем виновата. Я сказала ему, что нехорошо обзывать людей. Тут как раз в комнату вошла Джуди:
– Ну и где его носки? Эти девицы вечно теряют вещи, что обходится мне недешево.
Вот и попробуй тут преподать урок почтительности!
Но мои уроки продолжались.
Как-то утром я вышла из передней двери, когда Джуди собиралась отвезти его в школу. Он писал на дерево. Писал на дерево! Подождав, пока он закончит, я приблизилась к нему и сделала замечание. В конце концов, он был на виду у публики – во дворе перед домом, который прекрасно просматривался с улицы.
– Мама сказала, все в порядке! – крикнул он, стоя спиной ко мне и пытаясь стряхнуть капли мочи со своих мокасин.
– Сомневаюсь, чтобы твоя мама хотела бы увидеть тебя писающим перед домом, – возразила я.
– Нет, ты ничего не знаешь! Моя мама разрешила мне, и моя мама распоряжается тобой, – с особой интонацией крикнул он. – И-и-и… если я захочу, мой отец уволит тебя!
Опять про увольнение…
Джуди вступила в разговор, незаметно подойдя к нам:
– О да, Сьюзи. Я сказала ему, что все в порядке. Мы спешим, и я не хотела, чтобы он возвращался.
Джошуа молча показал мне язык и пошел прочь.
Я махнула рукой. Надо добавить это к моему списку правил. Обозначим это – параграф 42, статья 12, раздел 6. «О домашнем распорядке»: детям разрешается испражняться во дворе перед домом, если мы опаздываем.
После сегодняшнего инцидента у дерева, сомневаюсь, что я когда-либо привыкну к подобному. Вчера мне казалось, что я многого достигла. Л сегодня случается что-то дикое. Моя работа здесь похожа на попытку развести в воде Metamucil [64]64
Растворимая клетчатка.
[Закрыть] – никогда полностью не смешаешь. Я не могу добиться, чтобы дети доверяли мне или полюбили меня. Кармен советует, что лучше всегда соглашаться: «Хорошо, Джуди».
Возможно, я сделаю это своей новой мантрой. Хорошо, Джуди. Как бы мне хотелось поговорить с кем-нибудь! Мне нужны друзья здесь! Получение почты – единственный приятный момент за весь этот длинный день. Я люблю получать веселые открытки с новостями или последними событиями из дома. Свежие новости из Коттедж-Грув:
Футбольный стадион закрыт – наконец-то!
Открылся второй ресторан быстрого питания – «Тако тайм». На территории парковки крупнейшего гастронома – ну и ну!
Боб, отец Эмми, выиграл новый гриль для барбекю на Неделе открытых дверей для покупателей в «Би-Мартс» [65]65
Сеть недорогих магазинов розничных продаж в США и Канаде.
[Закрыть] . Теперь ему больше не нужна горючая жидкость и брикеты.
Примечание для себя: ты живешь в мировой столице развлечений, а самая главная новость твоей недели – услышать о том, что у отца твоей подруги появился новый гриль. Пора подумать о личной жизни. На самом деле мне необходима хоть какая-то жизнь.
Через пару дней позвонила Мэнди и сообщила, что хочет работать в Лос-Анджелесе. Выяснилось, что большинство жителей ее родного штата Монтана не нуждаются в подобного рода услугах. Я пришла в сильное волнение. Наконец-то выход из одиночества! Я рассказала о ней Джуди, дав блестящую характеристику ее способностям и человеческим качествам, и попросила ее подумать насчет того, чтобы порекомендовать Мэнди кому-нибудь из знакомых, кто нуждается в няне. Естественно, я не стала упоминать правило поведения «досчитай до десяти, прежде чем что-то сказать», которое рекомендовал ей отец.
Джуди сказала, что их добрые друзья, супруги Голдберг, как раз ищут няню. Лео Голдберг был главой кинокомпании, очень влиятельной персоной. Я сообщила Мэнди насчет этой работы, и не прошло и двух недель, как она приехала в Лос-Анджелес вместе со своей мамой (как когда-то это сделала я), чтобы пройти собеседование у них, а также в некоторых других семьях, которые подыскало для нее здесь агентство по трудоустройству.
После того как закончились все собеседования, Мэнди позвонила мне, чтобы посоветоваться. Она только что вернулась из Сан-Фернандо-Вэлли, где познакомилась с очень симпатичной женщиной и двумя ее прелестными детьми. Дама сообщила ей, что ее муж – актер. Однако к тому времени я уже знала секреты Голливуда. Я раскрыла Мэнди главный: множество людей здесь утверждают, что они актеры, хотя в действительности лишь пытаются чего-то добиться на этом поприще. Я предположила, что женщина, вероятно, преувеличила достижения своего супруга. Насколько мне известно, он поставщик провизии для определенного круга людей. Это было похоже на истину. Мэнди подтвердила, что семья в настоящее время занимается реконструкцией дома и в данный момент у них всего одна ванная комната.
Именно это я и имела в виду! Кто из крупных голливудских звезд смог бы обходиться только одной ванной комнатой? Или делить ее с няней? А кроме того, я была уверена, что никто из по-настоящему важных персон не станет жить в Вэлли.
Мэнди продолжала настаивать, что она поладила и с мамой, и с детьми и действительно хочет получить это место, но благодаря своей бесконечной мудрости мне удалось убедить ее согласиться на работу у Голдбергов, тогда мы могли бы жить по соседству.
– Просто позвони в агентство по трудоустройству и скажи, что ты отказываешься от предложения этого Костнера, кем бы он ни был.
(Да, Мэнди и я по-прежнему друзья. Спустя годы мы все еще смеемся над этим случаем, но она давно перестала спрашивать моих советов по поводу своей карьеры.)
Голдберги жили в Бель-Эйр, недалеко от Брентвуда. Я уже предвкушала, как часто мы сможем видеться. Самое лучшее во всем этом было то, что Элли, малышка, о которой должна была заботиться Мэнди, была всего на пару месяцев старше Брэндона. Их мамочки заявили, что будет здорово, если мы будем встречаться, чтобы дети играли вместе. Ура! Серьезная беседа! С подругой, которая разбирается в тонкостях нашей профессии!
С самого первого дня появления Мэнди в Лос-Анджелесе мы начали по телефону делиться историями. Позвонив в первый раз, она призналась, что находится в ужасном затруднении. У Голдбергов она работала пока только три дня.
– Сьюзи, могу я спросить тебя кое о чем?
– Конечно. Что случилось?
– Как ты питаешься?
– Что?
– То есть я хотела спросить, где ты это делаешь? Можешь ли ты поесть, если проголодаешься? Можешь ли ты взять то, что хочешь?
«Неужели это еще одна семья, которая вешает замок на холодильник?»
– Они не разрешают тебе есть? У тебя голос, как у умирающего от голода беженца. Когда ты ела в последний раз?
– Практически это действительно было три дня назад, – смутилась Мэнди. – Об этом как-то не зашло речи. У них есть служанка, которая также готовит, но мне не удалось толком поговорить с ней. Пока что они питались все это время вне дома. Здесь не так, как у вас, где есть Кармен и Делма, с которыми ты можешь вместе есть и общаться. Здесь все более официозно. Первый ее совет мне был – не называть ее Маргарет; для меня она миссис Голдберг. Не уверена, что ей понравится, если я начну хозяйничать на ее кухне.
Я перебила ее убедительной пламенной речью, эмоциональный заряд которой затем станет лейтмотивом наших последующих телефонных разговоров.
– Замолчи сейчас же! Ты не ела три дня? Немедленно отправляйся на кухню, открой холодильник и приготовь себе огромный толстый сандвич!
– Никто не показал мне кухню. Я буду чувствовать себя очень неловко, если пойду туда. А вдруг я съем что-то, предназначенное для особого случая?
– Правильно, лучше сиди в уголочке. Может быть, кто-то сжалится и подаст тебе сухарик.
После того как я положила трубку, колесики в моем мозгу начали быстро вращаться. Я должна записать эту девушку на занятия по программе «Возьми на себя ответственность за свою собственную жизнь»! К тому же мне всегда было легче советовать людям, как им поступить, чем заботиться о своей собственной жизни. Сама же я продолжала отсиживаться в своей комнате по сорок восемь часов каждые выходные.
Помимо малютки Элли, Мэнди должна была заботиться также о восьмилетней дочери Голдбергов. Как вскоре мы выяснили, у нее была та же манера выражаться, что и у Джошуа: «Я тебя ненавижу; ты дура». Мэнди посчастливилось услышать версию: «Ты жирная и отвратительная».
Что нам было делать? Мы с Мэнди смеялись над тем, что наши проблемы со стороны показались бы, наверное, несколько странными – кому-то, кто не заглядывал за эти высокие заборы.
– Ладно, у меня тоже есть для тебя история, – сказала я на следующий вечер. – Джуди вошла в кухню и увидела, как я складываю остатки еды с детских тарелок в зеленый пластиковый мешок для мусора, и ужаснулась. Говорю тебе, она точно на минуту лишилась дара речи! Я подумала, случилось что-то ужасное. Я спросила, все ли с ней в порядке, а она ответила: «Сьюзи, никогда не используй эти пакеты для мусорного ведра. Это прочные мешки для тяжелых грузов, и их используют только для загрузки в мусоровоз. Они слишком дорогие, чтобы бросать их в бак для мусора». Она пошла в кладовую и принесла оттуда упаковку мешков потоньше, которые и вручила мне.
Я рассмеялась, следом за мной и Мэнди.
– Это ерунда. А я вечером готовила себе обед вместе с экономкой, мы заболтались, и я не заметила, как сожгла сковородку. Как она воняла!
– Погоди, стой! – перебила я ее. – А как ты теперь питаешься?
– О! Экономка сказала мне, что миссис Голдберг спросила ее, видела ли она, чтобы я ела. Таким образом все выяснилось. Но тут есть и приятный момент. Будучи бесхребетной медузой, я похудела на пять фунтов [66]66
Английская мера веса: 1 фунт = 453,6 г.
[Закрыть].
– Ого! Это здорово! – сказала я, размышляя, не начать ли нам активно следовать «нянькиной диете». Житье в доме, где чувствуешь себя так, словно ты в гостях, тоже имеет свои преимущества. – Ладно, продолжай свою историю; извини, что перебила.
– Когда я отскребала сковородку, вошла миссис Голдберг. Ты бы ее слышала! «Боже мой, что ты наделала? О-о! А-а! Ты ее испортила!» Так что теперь я должна купить ей новую. Так она сказала.
– Почему же ты просто не отчистила ту, которую сожгла? – спросила я.
– Я пыталась. Но она заявила, что это бесполезно. Собственно, так оно и есть.
– И что дальше?
– Вчера я была вынуждена зайти в «Мэй компани» и купить целый набор. Это стоило мне половину моей недельной зарплаты.
– Зачем же целый набор – ты ведь сожгла одну?
– Да, но она заставила меня купить целый набор. Чтобы я готовила на них свою пищу. Ее сковородки мне больше не разрешается трогать. Так что теперь в кладовой есть четыре сковородки с наклейками «Мэнди». Как будто они вшивые. Впрочем, я не удивляюсь. Этого надо было ожидать.
– Почему? – спросила я.
– Она скупая. Я тебе еще не рассказывала, что произошло с агентством?
– Нет. А что?
– Ну, там произошла путаница, и, конечно, все кончилось тем, что мне пришлось заплатить за это, по крайней мере половину.
– Заплатить за что? Ты что-то сломала там?
– Нет, я ничего не ломала. Но поскольку меня ей порекомендовала ты, миссис Голдберг не стала прибегать к услугам агентства, которое ей обычно оказывало помощь.
– Ясно, и поэтому…
– …и поэтому миссис Голдберг заявила, что не будет платить комиссионные никакому агентству.
– А в чем проблема?
– Няня, которая была у Голдбергов до меня, сообщила агентству, что у них есть вакансия, поскольку она увольняется. После того как состоялось мое собеседование, Голдбергам позвонили из агентства: они считают, что имеют право на комиссионные за меня. Миссис Голдберг была возмущена, что в агентстве узнали ее имя. Я предложила ей заплатить половину из этих тысячи двухсот долларов, которые составили комиссионный сбор. Уж так она была расстроена из-за всей этой путаницы! А я хотела работать поближе к тебе.
– О Боже, половину! Это же твоя плата за две недели! – ахнула я. – Не могу поверить, что она взяла с тебя половину комиссионных…
– Не все сразу. Она будет удерживать по сотне долларов из каждой зарплаты, пока не будет выплачена моя половина.
Я не ослышалась?
– Невероятно! Мэнди, ты можешь представить себе, каковы их доходы за полмесяца? Если бы ты подсчитала зарплату мистера Голдберга, он, вероятно, зарабатывает эти двенадцать сотен за час. Тем не менее его жена не против лишить тебя в свою пользу твоего двухнедельного дохода за то, за что ты не несешь никакой ответственности. Мэнди, ты должна проявить твердость характера!
Я чуть было снова не рассмеялась, но поняла, что Мэнди не до смеха. Поэтому я ей посочувствовала.
– Я должна идти, – сказала я, заканчивая разговор. – Брэндон плачет.
Я обещала, что позвоню ей позже на неделе, и побежала к малышу.
В десять часов наступает время моей обычной самоизоляции, и я перепроверяю дверь, предохраняющую меня от блуждания во сне. Однако заснуть я не могу, думаю о Мэнди и семье Голдберг. Может быть, я была слишком строга с ней сегодня вечером? Могу по себе судить, она действительно измучена. Не могу поверить, что она согласилась вставать к ребенку семь ночей в неделю, даже в свои выходные, потому что у Маргарет – упс! простите, у миссис Голдберг – проблемы со сном и, будучи разбуженной среди ночи ребенком, она не может снова заснуть.
Возможно, я должна прекратить критиковать Мэнди… Эй, Сьюзи, ты ведь тоже крутишься двадцать четыре часа в сутки. Давай подсчитаем, это составляет около 99 центов в час?
Подруга, мы обе такие тряпки! Я по крайней мере имею две свободные ночи в неделю, когда Делма подменяет меня. Лучше постараться уснуть. Брэндон скоро опять проснется. Он простыл и потому просыпается каждые два часа…
Однажды вечером я едва дождалась, пока Мэнди подошла к телефону. Так сильно мне хотелось поделиться своим последним происшествием. Джуди занимается со своим персональным тренером Дженнифер, великолепной восходящей актрисой, которая решила сделать карьеру. Майклу и Джуди она нравилась, и они предложили ей помощь, но она, очевидно, не доверяла пословице «Важно не что ты знаешь, а кого ты знаешь». Даже при том, что ее звездный час к настоящему времени был всего лишь рекламой дезодоранта. Сегодня они рассуждали о волосах. Дженнифер упомянула свой любимый салон в Вествуде. Я сидела рядом, с Брэндоном на руках, и вдруг ни с того ни с сего Дженнифер порекомендовала мне этот салон и имя стилиста, делающего ей прически. Я знаю, есть только две причины, когда одна женщина рекомендует парикмахера другой женщине. Одна из них – если ее попросить об этом. Другая – если она думает, что другой женщине необходима небольшая помощь.
О, я получила краткую информацию и решила воспользоваться рекомендацией, полученной не по собственной инициативе. Джуди разрешила мне сделать перерыв в работе в следующую пятницу. Я не сообразила, что в Лос-Анджелесе все делается гораздо дольше, чем предполагаешь сначала, и, конечно, я не понимала, что назначенное время – это всего лишь точка отсчета или старт в начале дистанции, если угодно. Все те годы, пока мои волосы подстригала подруга нашей семьи Диана, она никогда не тратила на это более пятнадцати минут. Поэтому я рассчитывала не более чем на полтора часа, на которые и отпросилась.
