Текст книги "Пронзенное сердце"
Автор книги: Сьюзен Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Глава 26
– Приветствую вас, барон Хоуквуд, – произнес король, входя в комнату. За ним следовали Уайтхо-ук и Шавен с отрядом человек в десять-двенадцать. Кто-то закрыл дверь.
– Ваше Величество! – отвечал Николас. Ноги его все еще были связаны, и стоять ровно ему было трудно. Он смотрел на короля сверху вниз.
Проницательные темные глаза внимательно изучали его. Король оказался на целую голову ниже барона, каштановые волосы его были коротко подстрижены, широкое, почти квадратное лицо обрамляла аккуратная борода. Короткие сильные руки и ноги подчеркивали мощное телосложение. Николас неожиданно вспомнил обезьяну, виденную однажды: хитрую, наблюдательную и нервную.
– Мы слышали от лорда Уайтхоука о вашем обмане, – прервал молчание король. – Надо признаться, он показался нам достаточно странным. – Король повернулся к Уайтхоуку и усмехнулся. – Ваш щенок доставляет вам массу неприятностей. Плохо воспитывали, очевидно?
Уайтхоук кинул на него ледяной взгляд, но Джон его как будто и не заметил. Он смотрел на Николаса.
– Вы признаете, что вы и есть тот разбойник, которого называют Черным Шипом?
– Да, Ваше Величество.
– И вы также заодно с теми баронами севера, которые восстали против нас?
– Да, Ваше Величество.
– В таком случае, у вас на совести два преступления. Но наш гнев может быть смягчен, хотя бы отчасти.
– Ваше Величество?
– Знак ваших добрых намерений будет воспринят благосклонно. – Склонив голову, король многозначительно потер пальцем о палец.
– Как Вашему Величеству, без сомнения, известно, я сейчас переживаю трудную полосу своей жизни. Я в плену.
– Неужели? – Король казался озадаченным.
– Сир, мои карманы абсолютно пусты, – продолжал Николас, пожав плечами. Джон рассмеялся.
– Человек, нападающий на собственного отца, либо безумен, либо храбр без меры. А так как ваш отец – Уайтхоук, вы, несомненно, отважны. В качестве признания вашей смелости мы предоставляем вам выбрать самому – быть ли наказанным за разбой или за государственную измену.
– За разбой, сир. – В душе Николаса промелькнула надежда.
– Очень хорошо. Пусть будет так.
– Ваше Величество, – заговорил барон. Король поднял брови. – Существует закон, касающийся разбойника, который сумел убежать из плена хотя бы на год и один день.
Джон нахмурился.
– Да, есть такой. Какой-то расплывчатый, принятый еще Вильгельмом Завоевателем, указ о том, что такой человек должен быть прощен. – Он взглянул на Уайтхоука. – Сколько времени прошло с тех пор, как вы впервые взяли в плен этого человека?
Уайтхоук стиснул зубы.
– Восемь лет, милорд.
Довольная ухмылка появилась на лице Джона.
– Видит Бог, Уайтхоук, это лучшее развлечение, которое вы могли придумать для нашего снежного плена. Продолжим же интересную игру! – Хмыкнув, он снова повернулся к Николасу. – Очень хорошо, Хоуквуд. Мы прощаем вас за ваши преступления в качестве лесного разбойника.
– Благодарю, Ваше Величество! – Барон вздохнул. «Бери, что дают, а об остальном заботься потом», – добавил он про себя.
– Поскольку мы предложили вам выбор, кажется, вам удалось спасти себе жизнь. – Король повернулся к Уайтхоуку. – Видит Бог, это хорошо! Вы доставляете нам развлечение своей маленькой семейной войной. Молва о нашей снисходительности разнесется по всей стране. – Джон проницательно взглянул на Николаса. – Но мы помним, что вы виновны также и в государственной измене.
Это, к сожалению, и было то остальное, о котором еще придется заботиться.
– Да, Ваше Величество.
Взгляд Джона напоминал холодную темную яму. Николас больше не видел в нем милосердия и, к сожалению, не замечал и интереса. Король отвернулся.
– Уайтхоук, едва только погода улучшится, мы покинем Грэймер. Этот человек должен быть арестован за измену. А то, как вы обойдетесь со своим непослушным отпрыском, нас больше не интересует.
– Конечно, милорд король, – поклонился Уайтхоук. Король резко повернулся и вышел из комнаты. Зло взглянув на Николаса, Шавен последовал за ним и его стражей.
Уайтхоук помолчал, ожидая, пока комната опустеет. Потом повернулся к Николасу.
– Ты умно обошелся с королем. Из-за плохой погоды он сейчас не в самом лучшем расположении духа. То, как ты выкрутился, честно говоря, удивило меня: я сам когда-то заплатил немалую сумму за подобное проявление снисходительности. А ты получил ее даром.
Николас удивленно поднял брови – он не ожидал от отца подобной тирады.
– Джон же признался, что наша маленькая комедия развеселила его.
Уайтхоук внимательно смотрел на сына глазами, которые на смуглом лице казались совсем светлыми.
– Хотя ты и умудрился избежать смертного приговора, нам с тобой есть еще что обсудить.
– Конечно, – спокойно согласился Николас.
– Я просил короля считать Хоуксмур штрафом за твое недостойное поведение. И он отходит ко мне. – Уайтхоук поднял голову и взглянул на Николаса, слегка прикрыв глаза. – Я думаю, что завещаю его моему новому наследнику.
– Милорд?..
– В конце концов, Шавен – мой племянник. А ты лишишься всех прав и будешь надолго заключен в тюрьму. Если еще хотя бы немного золота отяжелит королевский карман, то думаю, что смогу добиться твоего перевода в Виндзорский замок. Еще никто не вышел оттуда живым и с неповрежденным рассудком.
– Хью в Хоуксмуре? – Николас резко рассмеялся. – Мои рыцари ни за что не примут ни его, ни вашего решения. Хоуксмур останется моим. Так же, как и Арнедейл ни за что не упадет к вашим ногам, как бы вам этого ни хотелось.
Уайтхоук долго молча смотрел на Николаса, а потом глубоко вздохнул.
– Клянусь, – тихо произнес он, – иногда мне хочется, чтобы ты все-таки был моим сыном. Хотя ты и принес мне много зла, но не могу не признать, что сердце у тебя железное. Ты несгибаем. А это требует большого мужества и ума.
– Вы правы, милорд, – согласился Николас, – я не склоню перед вами головы.
Эмилин с силой затянула последний узел. Самодельная веревка выглядела прочной: уж ее-то она точно выдержит. Скоро выяснится, достаточно ли она длинна. Сняв с колен пестрый ком, девушка встала и встряхнула руками, уставшими от затягивания множества узлов.
Она снова почувствовала необходимость извиниться перед леди Бланш. Шелковые платья, рубашки, шерстяные кофты, чулки и вышитые пояса превратились сейчас в одну длинную пеструю веревку. Пригодились и пыльные полотняные простыни с кровати.
Оттащив тюк в уборную, девушка подняла тяжелое сиденье и привязала конец импровизированной веревки к его переднему краю. Сбросив веревку в отверстие, проследила, как яркая масса с шорохом падает в темную шахту. Еще раз потянула за узел, удостоверившись, что он выдержит ее вес.
Закончив с приготовлениями, Эмилин вернулась обратно в комнату, чтобы дождаться темноты. Ей почему-то не очень хотелось среди бела дня вылезать из выгребной ямы во двор, полный слуг и воинов. Довольная собой, девушка поставила на огонь последнюю порцию снега, добавив в свой чай щепотку трав.
Даже Николас не смог бы придумать ничего лучше, окажись он на ее месте.
Сознание собственной находчивости и смелости оказалось весьма приятным и вдохновляющим чувством. Можно сравнить себя, например, с амазонкой. Эмилин выпрямилась и расправила плечи, чтобы войти в образ. Ощущение силы наполнило ее уверенностью.
Неловкая девочка, нечаянно подстрелившая барона, не смогла бы осуществить этот план, какой бы смелой ни была ее душа. Прячась или выдавая себя за другую, раньше она ждала помощи от Черного Шипа или Годвина. Но теперь она полагалась исключительно на свои силы.
Налив в кубок горячий напиток, Эмилин уселась поближе к камину и достала небольшую книжечку, найденную среди вещей Бланш. Хорошо, что есть способ скоротать время до наступления темноты.
Медленно перелистывая страницы, она любовалась искусно выписанными виньетками и большими, в полстраницы, иллюстрациями. Книга оказалась сборником коротких молитв и псалмов. Кроме того, она включала в себя календарь церковных праздников. На последней странице оказалась надпись: 1180 год – то есть за несколько лет до рождения Николаса – и имя Бланш.
Взгляд Эмилин остановился на рисунке внутри заглавной буквы ДЗ, открывающей латинский текст. Крошечная грациозная женская фигурка склонилась, молитвенно сложив руки. Конечно, это не было портретом леди Бланш, но нежное лицо женщины, ее розовые щеки казались прелестными. Длинные черные косы контрастировали с голубым платьем. Рядом на ветке сидел белый ястреб – аллегорическое изображение Бертрана Хоуквуда.
Эмилин внимательно рассматривала образ Бланш Хоуквуд. Потом наклонилась за кубком, чтобы отхлебнуть из него, и в этот момент книга соскользнула с колен. Подняв ее, девушка обнаружила, что переплет не цельный – в деревянной обложке, покрытой кожей с золотым тиснением, без сомнения, была полость.
Едва сдерживая волнение, девушка засунула палец под обложку и обнаружила там сложенный лист пергамента. Торопливо вытащила его.
Аккуратно написанный французский текст, скрепленный внизу красной печатью, покрывал лист. А на его обратной стороне выцветшими коричневыми чернилами были написаны какие-то слова. Первое, на что обратила внимание Эмилин, – это подпись. Датированная 1178 годом, она явно принадлежала королю Генриху. Нахмурившись, Эмилин с трудом начала читать трудный французский текст. Внимание ее привлекли имена: барон Роберт Торнтон из замка Уилкотт в Камберленде и его дочери Джулиан и Бланш.
Документ касался разделения земель, принадлежавших барону Роберту. Определенные участки были дарованы бароном двум монастырям в Йорке в память о его покойной жене. Другие земли, расположение которых детально описывалось, переходили к Джулиан и Бланш, причем должны были сохраняться за ними, не входя в состав приданого, – опять-таки, в память их матери.
Трясущимися от волнения пальцами Эмилин расправила старый пергамент. Это был документ на владение землей в долине – той самой, которой так настойчиво добивался Уайтхоук. Должно быть, Бланш специально спрятала его.
Несколько слов было нацарапано в нижнем углу рядом с королевской печатью. Чернила оказались теми же, что и на обратной стороне листа. Эмилин начала тихо читать вслух слегка охрипшим от волнения голосом.
«Землю, принадлежащую мне по праву, я завещаю своему сыну Николасу. Графиня Бланш». Крошечная подпись внизу гласила: «Уильям Кларк, священник».
Пораженная, Эмилин откинулась на спинку кресла. Леди Бланш умудрилась даже найти свидетеля.
Документ оказался подлинным и должен иметь юридическую силу.
Наряду с двумя монастырями землевладельцами в долине Арнедейл являлись леди Джулиан и леди Бланш, а вовсе не Уайтхоук.
Эмилин медленно перевернула листки
«Мой дорогой сын Николае».
Эмилин пришлось напрячься, чтобы разглядеть бледные буквы и понять странную смесь английского и французского языков. Большинство текстов писалось на французском или латыни, и их читать было привычно и легко. Лишь изредка писали на разговорном языке, обычном для дворян той поры, – смеси нормандского диалекта и английского.
Девушка начала переводить.
Мой дорогой сын Николас, – читала она, – мне сказали, что ты сейчас с Джулиан и Джоном. Это очень порадовало меня.
Я попросила, чтобы пришел священник, поскольку чувствую, что дни мои сочтены. Боль в груди мучает меня и отбирает последние силы. Бертран считает, что моя воля так же сильна, как и его. Он ошибается. Завтра я буду умолять его о прощении за тот грех, которого не совершала. Делаю это только ради того, чтобы когда-нибудь снова увидеть тебя, мой милый.
Но я знаю, что не доживу до тех пор, когда ты вырастешь и станешь мужчиной. Молюсь за то, чтобы Бертран в своей беспочвенной и дикой ревности не лишил тебя наследства. Да будет с тобой Бог.
Сохрани эту маленькую книжку в память обо мне.
Графиня Бланш.
Эмилин не смогла удержать слез. Леди Бланш не изменяла мужу. Письмо явно доказывало ее желание жить; больше того, она готова была признаться в том, чего не совершала, чтобы не расставаться с сыном. И – что казалось Эмилин самым главным – леди Бланш умерла не от голода.
Среди содержимого тех горшочков, из которых Эмилин заваривала себе чай, были ивовая кора и таволга, снимающие боль, а также ягоды боярышника и цветы наперстянки – лекарства от сердечных недомоганий.
Ослабленная голодом, с больным сердцем, леди Бланш могла умереть даже от небольшой дозы боярышника или наперстянки, которые опасны тем, что очень сильны и в больших дозах действуют как яд. Эмилин не поленилась проверить и обнаружила, что горшочек с сухой фиолетовой наперстянкой почти пуст.
Аккуратно сложив пергамент, Эмилин снова засунула его под обложку. Принесла небольшую сумочку из мягкой замши и, положив туда книгу, привязала ее к поясу.
Сквозь бойницу проникал холод и свет – еще не стемнело. Дрожа, Эмилин застегнула плащ и начала нетерпеливо ходить по комнате. Снизу долетали крики и хохот. Едва наступит темнота и замок затихнет, она убежит.
Плохо, что голова постоянно кружилась – сказывались голод и переутомление. Эмилин прилегла на широкую кровать, завернувшись, словно в одеяло, в свой плащ, и решила немного отдохнуть.
Из глубокого забытья Эмилин вывел стук копыт. Открыв глаза, она с ужасом обнаружила, что проспала до утра.
Золотой свет солнца на искрящемся снегу и на его фоне красно-золотые плащи сотен вооруженных всадников создавали картину, о которой мог лишь мечтать глаз художника. Королевские войска стремительным потоком проносились сквозь главные ворота замка. Развевались вышитые королевские знамена, пурпурная мантия Его Величества трепетала на ветру. Оглянувшись, король высоко поднял руку, а потом резко ее опустил. Это было не прощание, как поняла Эмилин, а сигнал.
Едва плотная масса всадников вылилась из чаши двора и потекла по узкому желобу подъемного моста, от нее отделились двадцать или тридцать всадников. Каждый держал в руке горящий факел.
Эмилин в ужасе смотрела, как они поскакали по двору, поджигая соломенные крыши строений, лепившихся к крепостным стенам. Огненные звезды взлетали в утренний воздух, оставляя за собой горящие Дома.
Эмилин не верила глазам. Король Джон приказал поджечь замок. И как раз в ту самую минуту, когда она пыталась понять, что происходит, один из всадников направился прямиком к главной башне, размахивая своим смертельным цветком. Как ни пыталась, Эмилин не смогла увидеть, что же он поджег.
Каратели кружили по двору, пока не выполнили свою страшную миссию, а потом галопом поскакали прочь. Прошло всего несколько минут. Король и его войско исчезли из глаз.
Сразу в нескольких местах взметнулись в небо огненные языки пламени. Хотя соломенные крыши были сырыми от снега, огонь разгорелся и уже начал охватывать стены. Воздух наполнился едким дымом.
Замки часто страдали от пожаров, причиной которых чаще всего служили кухни. Поэтому колодцы обычно располагались с учетом этой опасности. Эмилин услышала доносящиеся со двора крики – слуги и воины бегали с ведрами воды. Другие лопатами кидали снег, пытаясь сбить огонь.
Дым пробрался в комнату к Эмилин. Подбежав к двери, девушка поняла, что горит лестница. Башню охватил огонь. «Конечно, – подумала она, – королевские приближенные позаботились о том, чтобы сжечь склад Уайтхоука». Она сидела на готовом вспыхнуть факеле, состоящем из бочек с вином и элем, из сотен мешков и корзин с сухими продуктами.
Эмилин оставался лишь один выход: она побежала в уборную, схватилась за приготовленную веревку и, произнеся быструю и тихую молитву, начала спускаться.
Она оказалась в густой непроглядной тьме. Зажала самодельную веревку между ног, как учил ее еще в детстве Гай, с которым они частенько лазали таким образом на чердак в конюшне и обратно. Темнота давила. Запахи были стары и неприятны – они впитались в камни и раствор, скрепляющий их. Но к счастью, холодный воздух, доносившийся сверху, был еще свежим – дым пока не добрался сюда. Веревка качалась, и Эмилин то и дело ударялась о стену то спиной, то ногами. Косы ее застревали в щелях между камнями. Юбка мешала, еще больше затрудняя и без того нелегкую задачу.
Что она не смогла предусмотреть, так это налет на стенах. Толстый слой липкой плесени, зловонной и отвратительной, покрывал камни. Дышать становилось все труднее. Нос заложило, в горле щипало.
Скоро руки и плечи Эмилин стали слабеть. Она начала ощущать вес плаща, сумки, привязанной к поясу. Даже собственные косы оттягивали голову и шею.
Опершись о стену, девушка решила отдохнуть и внезапно вспомнила их с Черным Шипом безумный спуск по ущелью. Тогда ужас почти парализовал ее. Но сейчас, даже в этой темной скользкой Шахте, она чувствовала себя удивительно спокойной. Цель и усилия, необходимые для ее достижения, не оставляли места страхам. Она думала о детях и Бетрис, запертых в жилой башне. Что, если огонь доберется до них? Нужно как можно быстрее выбраться отсюда и найти всех своих – и малышей, и Николаев. Сознание этого подгоняло ее и придавало ей силы. Гарнизон из Хоуксмура, несомненно, придет на помощь, но ночной снегопад может надолго задержать его. К приходу спасателей весь замок уже может превратиться в кучу пепла.
От зловонного запаха Эмилин становилось не по себе. Она подумала, что, должно быть, уже преодолела больше, чем половину всей шахты. Опустив ногу вдоль веревки, внезапно похолодела: опоры не было, веревка оказалась слишком коротка и не доставала до земли. В дикой панике девушка импульсивно, словно кошка, полезла обратно вверх. Но скоро пришла в себя и остановилась.
Свесившись с веревки, словно гусеница с ветки, она осторожно взглянула вниз и с огромным облегчением увидела дно шахты – выгребную яму, хотя и не могла точно определить расстояние до нее. Луч света, в котором плавали пылинки, пробивался откуда-то сбоку и прорезал густую тьму.
Руки уже жгло огнем. Ненадолго ее еще хватит. В мозгу родилась бесформенная, жалкая молитва – не слова даже, а лишь образы. Эмилин разжала руки.
Мгновение в воздухе – и она стукнулась ладонями и коленями о твердое дно. От толчка покатилась по наклонной поверхности, потом, остановившись, долго лежала – до тех пор, пока легкие не наполнились воздухом, а голова перестала кружиться. Вдохнув, она почувствовала запах дыма и тяжелый дух, напоминающий смесь компоста и сухого навоза. То, на чем она лежала, было неровным и замерзшим. Девушка стремительно села.
В нескольких футах от нее плохо пригнанная покосившаяся дверь пропускала свет и воздух. И мышцы, и кости, и голова еще находились в состоянии шока, и Эмилин как можно осторожнее поднялась, подошла к двери и открыла ее, натянув на голову капюшон.
Морозный воздух, солнце и дым одновременно окружили ее. Пытаясь отогнать слезы, внезапно набежавшие на глаза, девушка стояла, пораженная криками и шумом. Слуги, воины, женщины, дети бегали по двору, крича, отдавая приказания, таская ведра с водой, лопаты, топоры. Но большинство спешило к воротам, пытаясь спастись от огня.
Эмилин увидела Уайтхоука; граф возвышался у ворот на своем белом скакуне. Даже несмотря на весь свой страх, она понимала, что он не в состоянии узнать ее в этой суматохе. В доспехах, но без шлема, он отдавал короткие приказания окружающим его вассалам. Шавен, сидя верхом рядом с ним, направил нескольких человек к конюшне.
Пламя пожирало крыши конюшни и кухни и подступало к кузнице. В небо вздымались столбы безобразного черного дыма, по воздуху летали искры, сами по себе способные зажечь что угодно.
Взглянув вверх, Эмилин увидела, как дым валит из бойниц старой башни. Торопливо отступив в сторону, она едва не наткнулась на, двух мужчин, спешивших с ведрами, полными воды.
Эмилин побежала. Дети заперты в башне. Она должна вытащить их оттуда и разыскать Николаев.
Она неслась мимо высоких снежных сугробов, отливающих золотом в свете солнца и огня. Слуги стояли с лопатами и пытались заглушить снегом хоть какие-то участки пожара. Чуть дальше огонь уже перекинулся на огороженный сад около жилой башни: голые фруктовые деревья терпеливо и безмолвно стояли, словно огромные черные факелы.
Дым, с каждой минутой все более едкий, раздражал его, но невозможно было понять, откуда он. Крики и торопливые шаги в коридоре тоже казались странными. По утреннему оживлению в главном зале он понял, что король со своим войском уже покинул замок.
Что-то происходило. Мелькнула мысль, не пошли ли вдруг в наступление Питер и Юстас. Потом с леденящим душу ужасом он спросил себя, не поджег ли король, по своему обычаю, замок, в котором только что гостил.
Вчера, как только ушли высокие гости, он закончил работу над веревками на руках и ногах. Больше в комнату никто не заходил. Но даже теперь Николас так и не смог найти способ выбраться отсюда. В конце концов, измученный и голодный, он уснул и проспал часть ночи. Сейчас он давно уже снова мерил шагами комнату, исследуя каждую нишу, каждый шкаф, сундук и комод и вслушиваясь в шум за дверью.
Взглянув на клочок яркого неба за окном, барон увидел дым.
Предпочитая покончить с первым же стражником, который войдет в комнату, а не спускаться через окно на простынях и молитвах, он заранее вооружился высоким железным подсвечником. Его треугольное основание и игла, на которой укреплялась свеча, представляли грозное оружие в сильных мужских руках.
Крутя подсвечник, он прилаживался к его длине и даже к распределению веса. Кто-нибудь обязательно откроет дверь – это лишь вопрос времени. Николас уверенно сжал подсвечник и приготовился ждать.
Эмилин быстро шла по коридору жилой башни – так свободно и естественно, будто прожила здесь всю свою жизнь. Никто из спешивших в противоположном направлении не обратил на нее ни малейшего внимания. Запах дыма в башне был очень заметен, но огня пока видно не было. Закутанная в плащ, с глубоко надвинутым капюшоном, Эмилин поднялась по лестнице.
С некоторым страхом она прошла по коридору, боясь встретить стражу. Но, к счастью, коридор оказался пуст. Тяжелый засов на двери едва поддался, и, открыв ее, девушка вошла в дымную комнату.
Она сразу оказалась вовлеченной в водоворот движения. Сработал инстинкт, и девушка нагнулась, закрыв голову руками, стараясь защититься от какой-то опасности. Против своей воли громко вскрикнула.
Что-то тяжелое с грохотом упало на пол, больно задев ее ногу. И внезапно она оказалась в яростном объятии Николаса.
– О Господи, Эмилин! – пораженно прошептал он. – Эмилин! Как…
– Николас! – закричала она, прижимаясь к нему. – Ты здесь, цел и невредим!
Его теплые руки сомкнулись вокруг нее, и она прижалась к его груди, на какое-то мгновение забыв обо всем и только вслушиваясь в биение его сердца.
Она подняла голову, и их губы встретились. Они огрубели от жажды и страданий, но были и нежны, и голодны. Эмилин обняла его, страстно нуждаясь в прикосновении, чтобы ощутить, что он жив, реален и стоит с ней рядом.
– Где стража? – тихо спросил Николас у ее щеки.
– Никого нет, – отвечала она. – О, Николас, замок горит. Все перевернулось вверх дном. Еще утром, выезжая, рыцари короля подожгли его. – Она коротко рассказала о том, что успела увидеть сквозь бойницу.
– Да, Уайтхоук оказался жестоко обманутым – ведь он считал себя одним из фаворитов короля.
Эмилин посмотрела через плечо любимого и поняла, что комната пуста.
– Николас, – медленно проговорила она, – где же дети?
– В полной безопасности, милая, – Николас коротко рассказал свою историю.
Капюшон сполз с головы Эмилин – с таким жаром обняла она мужа.
– Сейчас, они, наверное, уже в Хоуксмуре, – предположил он и наклонился, чтобы зарыться в ее волосы, как он любил это делать. – Фу, – выдохнул он внезапно. – Из какой же это вонючей норы ты вылезла?
Он приложил руку ко рту, но, увидев, какой несчастной выглядит Эмилин, тут же убрал ее.
– Куда же эти негодяи заперли тебя? Я-то решил, что ты в старой башне! – Она обиженно взглянула на него.
– Да, – признала она, – я была в верхней комнате, но дверь – странное дело – почему-то заперли и ключа мне не оставили. Поэтому, чтобы выйти погулять, мне пришлось выбираться через сливную шахту. Грубо говоря, через уборную.
– И ты смогла это сделать?
Она кивнула, уже не скрывая гордости.
Николас изумленно помолчал.
– Видит Бог, – наконец снова заговорил он, – ты чудо. – Он прижал ее к себе: вонючее, прекрасное чудо. – Иди сюда, любовь моя.
Хотя во рту у него стоял привкус изнеможения, болезни и голода, а она пахла далеко не лучшим образом, нежность их поцелуя скрасила все.
Наконец он отклонился, чтобы взглянуть на нее глазами, сверкающими, словно сталь. В тусклом свете, с багровыми синяками, спутанными волосами и давно не бритой щетиной он выглядел диким, сильным и в то же время странно уязвимым. Эмилин нежно провела пальцем по его щеке.
– Ты ранен, – проговорила она.
– Я в порядке, – отрезал Николае, слегка поморщившись от ее прикосновения. Кривая полуулыбка на его лице подтвердила, что даже если он и ранен, то предпочитает не обращать на это внимания.
Он погладил ее.
– В эти последние дни я иногда уже и не надеялся, что когда-нибудь вновь увижу тебя.
Он прижал ее к своему телу, и от прикосновения Эмилин ощутила знакомое сладкое тепло.
– И я тоже, любовь моя, – прошептала она, положив руку ему на грудь.
Внезапно нахмурившись, он потянул носом воздух и поднял голову.
– Надо немедленно уходить отсюда. Запах дыма становится все сильнее.
– Пока я входила в башню и пробиралась в эту комнату, меня ни разу никто не остановил. Если будем осторожны, то, может быть, нам удастся пробраться к воротам и присоединиться к тем, кто покидает замок. – Говоря это, Эмилин рассеянно водила пальцами по его груди.
Николас взглянул на нее с улыбкой:
– Давай-ка побыстрее убираться, а то боюсь, что несмотря ни на что, поддамся искушению использовать эту кровать по ее прямому назначению.
Еще крепче обняв ее, он прижался к ней уже откровенно, и она целиком растворилась в желании.
Николас тихо застонал и, взяв Эмилин за локти, решительно отстранил ее.
– Любовь моя, мне страшно не хочется это говорить, но сейчас у нас слишком мало времени. – Он шутливо сморщил нос. – А, кроме того, ну и воняете же вы, моя дорогая супруга!
– Николас! – остановила его Эмилин, – я должна что-то сказать тебе!
– Потом, потом, любовь моя! Нужно спешить. Бежим!
Николас открыл дверь и увлек ее за собой в полный дыма коридор.
