Текст книги "Запретный плод"

Автор книги: Сьюзен Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Утром встретитесь с Лежером, он уладит ваши денежные вопросы.

– Спасибо, папа, – Жюли радостно улыбнулась отцу, она знала, что он согласится. Сумма в пять миллионов франков не вызывала у нее смущения. – Поехали с нами осмотреть нашу собственность. Ты сам всегда говорил, что Кентукки – лучшее место для лошадей, и мы используем твой совет. И… – ее глаза засветились от энтузиазма, – когда Жюстен в Египте, Дейзи уехала в Америку, а теперь и мы уезжаем, тебя ничто здесь не задерживает.

Если не считать деловых интересов, действительно ничто, кроме развода, огорченно подумал герцог. Но Жюли была счастлива, и он был рад за нее.

– Я приеду чуть позже, дорогая, после того как Бурже уладит вопросы между мной и твоей матерью.

– Большое спасибо, отец, – сказал Анри, – мы вам, правда, очень благодарны, – и протянул ему руку.

– Я чертовски рад, что буду иметь доступ к лучшим в мире пони, – ответил Этьен, принимая руку Анри для крепкого рукопожатия. Еще больше он был рад, что семья Жюли будет вне досягаемости непредсказуемой Изабель. – Когда вы уезжаете? – спросил он, надеясь на скорый отъезд.

– Мы забронировали места на следующей неделе, папа.

– Это не моя идея, – быстро вставил молодой супруг. – Жюли сделала заказ, не уведомив меня. Она была уверена и сказала… Ну, вы знаете Жюли. Ято понимаю, как это много – пять миллионов франков… А Жюли… Жюли не…

– Ничего не смыслит в бизнесе?

– Думаю, что так.

– Папа, в самом деле, иногда Анри так обращается с деньгами, как будто у нас их нет. Я говорила ему, что у меня денег более чем достаточно, но он сказал, что мы должны беречь их для детей.

– Детей? – удивился герцог. Жюли покраснела и, прежде чем ответить, взглянула на мужа.

– Еще рано быть совершенно уверенной, но мы думаем, что скоро у Гектора будет брат или сестра. Именно поэтому, – продолжала она, – нам на какоето время надо гдето обосноваться.

– Если у Жюли будет ребенок, я некоторое время не смогу играть, – сказал Анри, сжимая руку жены и с нежностью глядя на нее. – Так что предложение Суантеса подоспело как раз вовремя.

Герцог даже позавидовал этой любящей паре. Как хорошо, что они вместе разделяют радость и надежды на следующего ребенка! Изабель встретила новость о беременности и появление детей с нескрываемым раздражением.

Весело глядя на отца, Жюли сказала:

– Ты знаешь, Анри живет ради поло, прямо как ты, папа. Когда у нас будет второй ребенок, даже если Анри не сможет ездить на игры изза работы с Суантесом, он все равно будет играть в Кентукки как только подвернется случай.

– Я не живу ради поло, – запротестовал герцог.

– Конечно, живешь, папа. За год ты не пропустил ни одного матча.

Кроме этой недели, подумал он. Ради Дейзи.

– Кроме этой недели, – эхом отозвалась его дочь. – Почему ты позволил Дейзи уехать? – спросила она, как будто читая его мысли.

По той же причине, по которой желаю твоего отъезда, подумал он.

– У нее деловые обязательства в Штатах, – сказал он вслух.

– А когда она вернется?

– Пока не знаю.

– Ты собираешься навестить ее?

– Нет. До тех пор пока не уладится все с разводом.

– Это она тебе сказала? – Жюли понимала щекотливость положения отца.

– Нет.

– Ну, тогда ты должен изменить свое решение. И нас навестишь по пути в Монтану.

Этьен улыбнулся решительности своей дочери, нарушающей социальное табу. Как будет выглядеть его визит к одинокой молодой женщине, если он приедет будучи еще женатым. Даже после того как Дейзи убеждала его, что никто не будет коситься на него. В Париже он был очень могуществен и мог защитить Дейзи от всех и вся. Почти от всех, исправил он себя, вспомнив Изабель. В штате Монтана провинциальные традиции, и ее семья вряд ли благосклонно расценит его интерес к Дейзи.

– Может, и поеду… когданибудь, – произнес герцог, не оченьто уверенный в том, что это произойдет скоро.

– Ты рассказала матери о своих планах? – он изменил тему.

– Мама в Англии… Леди Уилкомб пригласила ее на скачки Аскота. Анри разговаривал с Суантесом в Трувилле после того, как мама уехала. У него там небольшой конный завод, ты же знаешь.

После закрытия сезона поло в Париже сливки общества переехали в загородные летние дома, многие уехали в Трувилль, к морю.

– Я напишу ей в Англию, – сказала Жюли, – и расскажу о наших планах.

Она не стала распространяться о том, что Изабель ни за что не прервет свой светский визит, чтобы проводить их, даже если получит телеграмму.

– Но я не собираюсь надолго оставлять тебя хандрить в Париже, – улыбнулась она отцу. – Жди телеграммы каждую неделю, а если не приедешь, то письма каждый день, пока не решишь приехать. Гектор будет ужасно по тебе скучать. Видишь, ты всем нам нужен. И Анри нуждается в твоей помощи, не так ли, дорогой? – обратилась она к мужу.

– Конечно, отец. – Молодой муж, в отличие от жены, побаивался герцога. Не потому, что тот был лучшим игроком в поло во Франции, хотя уже это было достаточным условием, чтобы произвести на Анри впечатление, но и в жокейклубе и в клубе охотников у герцога была завидная репутация наиболее популярного мужчины в Париже. Его имя было на слуху и в спортивном мире, и в мире бизнеса. – Вы удостоили бы нас высокой чести, – почтительно сказал Анри, – если бы согласились взять в свои руки управление фермами.

– Спасибо, Анри. Возможно… позднее, – герцог улыбался мужчине, который сделал счастливой его дочь, и сожалел о собственном безвозвратно ушедшем времени.

– Обещай, что приедешь, папа, – настаивала Жюли. – Теперь на переезд из Гавра в НьюЙорк уходит всего несколько дней.

– Приеду, как только смогу, – улыбнулся он. – Договорились?

В тот самый вечер, когда Жюли уговаривала отца пересечь океан, Дейзи сидела за капитанским столом, слушая жену богатого промышленника из Чикаго, которая говорила о необходимости «великого переселения».

– Да на них смотреть противно, – уверяла она, – это как раз по пути к озеру, где находится наш летний загородный дом. Мы вынуждены проезжать мимо этих… ну… ужасного района на окраине города. Я считаю, что вполне можно было бы переселить всех этих отвратительных нищих, – она неопределенно махнула рукой, украшенной драгоценностями, – куданибудь подальше.

Ее бриллианты вполне могли бы прокормить всех нищих района в течение, по крайней мере, месяца, думала Дейзи, насмотревшаяся на чикагские трущобы во время учебы там в адвокатской школе. Она потратила немало времени и сил, вместе с Джейн Адаме пытаясь помочь городской бедноте.

– Вопервых, всем этим иностранцам должен быть запрещен въезд в страну, – сказала другая матрона. – Мой муж ходатайствовал перед нашим сенатором по поводу введения квоты для всех темнокожих. Ее муж – судья из Филадельфии, города братской любви, – образец демократа, с горькой иронией подумала Дейзи.

– Не в обиду вам, конечно, будет сказано, мисс Блэк, – добавила жена судьи. Она любезно улыбнулась, предварительно оценив бриллиантовое колье Дейзи, поистине королевской цены.

– Между прочим, я в меньшей степени иностранка, чем вы, миссис Лоуэл, – любезно ответила Дейзи. – Мой род живет в Америке уже больше тысячи лет.

Бессмысленная дискуссия продолжалась. Дейзи поймала себя на том, что ей абсолютно неинтересны все эти богатые матроны из Чикаго, Филадельфии или Бостона. Ее мысли были заняты Этьеном. Когда подали десерт, она покинула стол и вернулась в свою каюту.

Ей физически не хватало герцога, его улыбки, его заботы, его поддразниваний. Этот человек умел игнорировать их непохожесть и обращал внимание только на то, что их объединяло, – упоительную страсть и любовь. Она нуждалась в нем, как в свежем воздухе.

В ту ночь, одиноко лежа в своей постели, Дейзи плакала. С глазами, полными слез, она была не в состоянии заснуть, мечтая, чтобы он оказался рядом. Как желала она, чтобы с единственным мужчиной, которого она искренне любила, ее не разделяло расстояние, равное половине земного шара. Если даже он любит ее и сумеет преодолеть расстояние, разделяющее их, то все равно он женат на женщине, которая не собирается его никому уступать. От одной этой мысли ее сотрясали рыдания.

Менее чем через неделю герцог снова был в Гавре, провожая Жюли и ее семью в Америку. Ее каюта была заполнена цветами, которые принес герцог и прислали друзья, а игровая комната Гектора была завалена игрушками.

– Ты как считаешь, у твоего внука достаточно игрушек? – подтрунивая спросила Жюли, глядя на отца, СИдящего на полу и играющего с Гектором.

– Игрушек никогда не бывает слишком много, – ответил отец, оторвав взгляд от механического циркового фургона, который он купил внуку. – Думаю, что надо больше клоунов, чтобы заполнить фургон полностью, – улыбнулся он Гектору.

– Хочу больше клоунов, – тут же отозвался Гектор, сидя посреди разбросанных фигурок цирковых зверюшек.

– Вот видишь, – усмехнулся Этьен дочери.

– Ты неисправим, – рассмеялась Жюли.

– Вероятно.

Она посмотрела на своего отца и на сына, сидевших бок о бок, всегда обожавших друг друга, и ее губы задрожали.

– О папа, как я буду скучать по тебе! Этьен резко встал и обнял ее.

– Это ненадолго, дорогая, я скоро приеду посмотреть на вашу зеленую страну.

– Обещаешь? – Жюли подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза, совсем как в детстве. Она стала взрослой, сама уже была матерью, но для него все равно оставалась его маленькой девочкой с темными кудряшками, обрамляющими лицо, с румянцем на щеках, как у ребенка, и огромными зелеными глазами, такими ясными и наивными. Как он хотел, чтобы эта наивность из ее глаз никогда не исчезла!

– Обещаю, – прошептал герцог, как всегда не в силах отказать ей ни в чем. – Вытри мордочку, – сказал он, протянув ей платок. – Анри вернется с лимонадом и будет гадать, что я тебе такое сказал, что заставил плакать.

– Он знает, что я буду ужасно скучать по тебе, папа.

– Ты счастлива с ним? – спокойно спросил герцог.

– Да, очень! Он любит меня, даже больше, чем свое поло. А ты знаешь, что это означает. – Это улыбнулась уже не девочка, а женщина. – А ты правда любишь Дейзи? – вдруг спросила она.

– Да, и гораздо больше, чем поло, – мягко отшутился он.

– Я думаю, что Бурже добьется твоей свободы, – оптимистически добавила она.

– Я тоже уверен. – Было не время говорить, что перенос дела в Кольсек блокировано и слушание уже в третий раз откладывалось.

Анри появился с холодным лимонадом, и беседа перешла в русло бизнеса и последних светских сплетен.

Когда герцог наконец собрался уходить, он решил в последний раз обнять Гектора.

– Хочешь поехать со мной, дедушка? – спросил Гектор, глядя на Этьена зелеными материнскими глазами. Его личико было очень серьезно. – Дедушка, хочу чтобы ты поехал, – уговаривал он.

Герцог едва сдерживал непрошеные слезы, представляя, как трудно ему будет в течение всех этих долгих месяцев не видеть Гектора ежедневно.

– Я не могу поехать сейчас, но я скоро приеду.

– Нет, поехали сейчас, сейчас! Мама, скажи ему, – Гектор с надеждой посмотрел на мать. Взяв его на руки, Жюли сказала:

– Дедушка не может ехать сейчас, но скоро приедет, любимый.

Маленький человечек разразился слезами, когда увидел, что Этьен уходит.

– Нет! Дедушка, поехали с нами! Дедушка, не уходи!

Его слезы были для герцога настоящей пыткой. Он не мог на них смотреть. Быстро обняв внука и улыбнувшись на прощание дочери и Анри, он буквально выскочил из каюты. Прошло некоторое время, прежде чем в тихом коридоре герцог немного пришел в себя и смог покинуть отсек первого класса. Он облокотился на полированную деревянную панель и глубоко вздохнул. В течение одной недели ему пришлось расстаться со всеми, кого он так любил, и это было невыносимо больно.

Ничего, уговаривал он себя, это расставание ненадолго. Он навестит семью Жюли, как только сможет. Жюстен вернется из Египта через месяц. Но Дейзи…

Он вспомнил свою встречу с Бурже после полученного отказа.

– Узнайте, сколько Изабель заплатила судье, – коротко сказал Этьен, – и предложите этому подонку в десять раз больше. Этого для него будет достаточно, чтобы обеспечить себя на всю жизнь.

Он несколько раз писал Дейзи, предлагая ей встретиться где угодно и когда угодно, в любой части Америки. Вряд ли она согласится, думал он. Она говорила ему, что любит, но тем не менее уехала.

Герцог оттолкнулся от полированной стены и задумчиво пошел к трапу, чтобы покинуть пароход. Через десять минут он сидел в прибрежном баре с бокалом коньяка в руке. Дождался отплытия парохода и отправился на железнодорожную станцию, чтобы через три часа быть в Париже.

Хэзэрд встречал Дейзи на вокзале в Чикаго, у него были дела в этом городе.

– Как тебе удается выглядеть удивительно свежей в такую жару? – спросил ее отец по пути к экипажу.

– Это все мое воображение, папа, – улыбнулась она. – Я все время думала о наших прохладных горах.

– Завидую твоему воображению. Наши горы в трех днях пути на скором поезде.

– У тебе еще есть дела здесь?

– Немного, – ответил он. – Ты торопишься вернуться домой?

Она кивнула. Ее лицо было скрыто полями шляпы.

– Я могу уехать в любой момент, – незамедлительно решил он. – Ты решай.

Глядя на романтический наряд Дейзи из розового шифона, который раньше был для нее не характерен, Хэзэрд подумал, уж не герцог ли де Век выбирал ей это платье? И не он ли виновник слез на глазах дочери?

Вообщето он знал ответ на эти два вопроса. Хэзэрд был в курсе любовной истории Дейзи, у него были друзья в Париже, он был также в курсе писем, которые писала Аделаида Импресс. Он ничего не имел против, чтобы Дейзи любила кого ей захочется, но был категорически против того, чтобы его дочь была несчастна. А видимо, именно так и случилось. Вот тогда Хэзэрд решил, что герцог де Век заплатит ему за это.

– Мы уедем немедленно, – объявил он. Дейзи взглянула на него глазами, полными слез, и постаралась проглотить застрявший в горле комок. Откуда он узнал, что ей ужасно хочется домой, поближе к горам?

– Забери меня домой, папа, – прошептала она, уткнувшись отцу в грудь.

Нет, этот де Век ответит за то, что причинил боль его ребенку.

– Мы уедем сейчас же, любым поездом, идущим на запад, – сказал Хэзэрд и добавил: – Я хочу пристрелить его. Не плачь. Он не достоин тебя.

– Он не виноват, – прошептала Дейзи.

– Раз ты плачешь, значит виноват, – отрезал он, следуя отцовской логике.

– Я сама решила уехать.

Но он не попытался тебя остановить, мысленно добавил Хэзэрд. И за это он тоже заплатит.

– Я вижу, ты не очень рада своему решению, – мягко сказал он, пытаясь понять ее.

– Расставаться всегда нелегко.

– С тем, кого любишь? – погладил он ее руку. Дейзи кивнула.

– Он нужен тебе? – просто спросил Хэзэрд. – Значит, получишь.

Типичное решение настоящего вождя абсароки. Привыкнув решать глобальные задачи войны и мира, он не видел серьезной проблемы в том, чтобы привезти герцога де Век в горы.

Дейзи пристально посмотрела отцу в глаза.

– Нет… Это невозможно… для меня. Есть тысяча причин… А самая главная – его жена не хочет с ним разводиться. Не хочет, отец, и делает все возможное и невозможное. Этьен верит, что добьется своего. Он не видит истинного положения вещей, – Дейзи глубоко вздохнула. – Я вернулась домой, так как не было смысла оставаться. И, пожалуйста, не вмешивайся. – Она смотрела на него темными, мрачными глазами. – Папа, обещай мне, – впервые в жизни она назвала его так вместо привычного – отец. – Обещаешь, папа? – голос Дейзи был внешне спокоен.

Она была его единственной дочерью, и ему всегда хотелось для нее полного счастья, счастливой судьбы.

– А я должен обещать? – медленно спросил он.

– Да, – настаивала она, зная импульсивный характер отца.

– Тогда обещаю, – сказал Хэзэрд. – Но, помоему, твой герцог просто дурак.

Через двадцать минут они уже были в отдельном купе поезда на СентЛуис. Они рассовали по полкам багаж Дейзи, и она сидела на диване, с холодным лимонадом в руках, скинув туфли.

Хэзэрд, глядя на нее через столик, поднял свой стакан с бурбоном:

– За будущее, а также за твое счастье.

– За будущее, – согласилась Дейзи, благодарно улыбнувшись. – За дом и горы. И лучшего в мире отца.

По дороге домой Дейзи рассказала ему все, что с ней случилось в Париже. Она попыталась объяснить сложности французских законов, интриги Изабель, всячески тормозящей процесс. Но так как Хэзэрд недавно занимался бракоразводным процессом Трэя и Валери, то был уверен, что большие деньги в состоянии повлиять на любое судебное решение. Он пытался понять, в чем дело. То ли герцог не до конца честен с Дейзи относительно развода, то ли ему жаль расставаться с частью своего состояния ради свободы?

– И все же я рад, что, несмотря ни на что, ты дома, с нами, – сказал он.

А Дейзи думала, будет ли Этьен писать, как обещал. Но когда они наконец добрались до Хелены, ни писем, ни телеграмм не было.

Семья и друзья радовались ее возвращению, она же чувствовала облегчение, что вернулась в знакомый, привычный мир. Наряды от Ворта были удостоены самых высоких похвал. Она соглашалась с тем, что Париж действительно очень красив весной. Все было хорошо.

Но в Хелене было достаточно очень богатых семейств, которые бывали за границей или имели друзей в Париже, и разговоры о Дейзи и герцоге де Век опередили ее.

Дейзи пришла с визитом к Импресс в один из солнечных дней, чтобы навестить детей.

– Этьен собирается в Америку? – спросила Импресс.

Дейзи покачала головой, как будто не хотела отвечать, но потом резко сказала:

– Нет.

Сын Импресс и Трэй Макс строил из кубиков башню вместе с Белль, дочкой Валери Стюарт, бывшей жены Трэя. Белль жила у них в доме, и Импресс относилась к ней, как к родной дочери. Совсем маленький брат Импресс, пятилетний Эдуард, помогал малышам таскать кубики. Макс и Белль были очень похожи. Разница в возрасте была всего месяц. С самой первой встречи они всегда были вместе, ели, спали, играли и говорили друг с другом на языке, непонятном окружающим. Они были как двойняшки. Соланж мирно спала в своей кроватке.

Дейзи с завистью смотрела на детей.

Этьен хотел ребенка, и если бы она была менее практичной, то носила бы сейчас его ребенка. Даже если бы она потеряла Этьена, ей бы осталось дитя их любви. А теперь слишком поздно.

– Когда процесс закончится, – вмешалась Импресс в ее грустные мысли, – Этьен сразу же приедет сюда.

– Процесс не закончится никогда, – грустно возразила Дейзи.

– Как ты можешь быть в этом уверена? Этьен своего добьется.

– Ты недооцениваешь Изабель. Этьен будет свободным только в случае ее смерти, но она собирается прожить долгую жизнь, – сказала Дейзи, помогая Максу с его кубиками. – К тому же, – продолжила она, – все деловые интересы Этьена – на континенте. А я не могу жить в Париже. Моя жизнь здесь.

Импресс знала, насколько семья Хэзэрда привязана к своей земле. И она благодарила судьбу, что не была поставлена перед лицом такой коварной дилеммы. Ее семейная собственность находилась во Франции. Компетентные управляющие и ее старший брат Ги наблюдали за всем, ей не нужно было ничем жертвовать и ничего выбирать.

– Может, Этьен сможет жить в Монтане какуюто часть года? – предположила Импресс. Дейзи оторвалась от кубиков и встала.

– Он перегружен своими делами, долевым участием в трех европейских железных дорогах, паем в Бурше, страстью к поло, с ежедневными командными играми, не говоря о поддержке престижа тысячелетнего знатного рода де Век. Всем этим невозможно управлять из Монтаны.

Весь следующий месяц письма Дейзи и Этьена преодолевали огромное расстояние, разделяющее их, подогревая надежду, пока в один жаркий июльский день не раздался звонок от Бурже, который сообщил герцогу, что ходатайство по поводу переноса слушания в Кольсек будет рассматривать уже другой судья, так как Бошам заболел и скорого выздоровления не предвидится. Изабель снова выиграла раунд.

– Черт побери! – воскликнул Этьен и, закрыв глаза, откинулся на спинку стула. – Что за фатальное невезение!

– Просто какоето дьявольское наваждение, – возмущался Бурже. – Бошам согласился пойти нам навстречу.

– Что ж, надо отметить, – философски рассудил герцог, – что для нас это всего лишь потеря в суде. Бошаму повезло меньше.

– Возможно, это сердце подвело, – согласился Бурже, – наверное, на него слишком нажимали.

– Кто заменил Бошама?

– Плеже. Он заигрывает со знатью. Плеже получил свое место с помощью связей жены и теперь лезет из шкуры вон.

– Да, этот будет плясать под дудку Шарля, – мрачно заметил герцог. – Что дальше?

– Завтра встречаюсь с Лэтэвом.

– Это безнадежно, Фелис.

– Как сказать, может, и нет.

Бурже, бесспорно, был очень настойчив, но Этьен знал, что говорить с Лэтэвом бесполезно: он выполняет все указания Шарля и Изабель.

– Я уезжаю за город, на реку, несколько дней меня не будет. Позвоню, когда вернусь. И спасибо, – добавил герцог, – за все, что вы делаете.

– Мы своего добьемся.

Этьен улыбнулся его непоколебимому упорству.

– Конечно, черт возьми. Во всяком случае я очень надеюсь на это.

Он не был в Кольсеке с тех пор, как уехала Дейзи. Прошел месяц, плотно насыщенный делами. Он объездил всю Францию, посетил все свои компании – от виноградных плантаций и винных заводов на юге до строящейся железнодорожной линии на севере.

Сладкие воспоминания о Дейзи сразу нахлынули на него, как только он переступил порог своего дома. Тут она сидела, там она ела, здесь они смеялись и занимались любовью – в спальне, на балконе, на лужайке. Он заметил, что ванна была уже переделана, расширена. Это было сделано для нее. В спальне стоял туалетный столик с большим количеством парфюмерии. Тоже для нее. Он был вынужден выйти на улицу, чтобы хоть немного успокоиться, а когда вернулся и приступ черной меланхолии всетаки не прошел, он сел писать ей письмо.

«Очень жаль, но я не уверен, что этот развод когданибудь произойдет. Бурже надеется и подбадривает меня, но мне все труднее соглашаться с ним. Я в Кольсеке, тоскую по тебе ужасно. Ты стоишь у меня перед глазами, а я не могу ни обнять, ни поговорить. В такие минуты теряешь надежду и опускаются руки. Мои чувства к тебе не изменились, но проклятая фортуна отвернулась от меня, она разрушает мою надежду на развод».

Он добавил несколько строчек по поводу сада за окном и растений из прерий, которые напоминали ему о ней, но оказался не в силах закончить письмо как обычно обещанием скоро с ней увидеться.

Письмо Этьена пришло в самый неподходящий момент, ибо Дейзи, так же как и его, одолевали гнетущие мысли по поводу неразрешимых проблем, стоящих перед ними, так что невеселые новости только подлили масла в огонь. Она получила письмо через две недели, после того как он его написал, и прочла его в уединении в горах. Дейзи касалась пальцами строчек, словно желая почувствовать тепло Этьена. Она представляла, как он сидит за столом в Кольсеке и пишет ей письмо. Как всегда босой, волосы мокрые после купания в реке. Что он имел в виду, когда написал, что не уверен, состоится ли развод вообще? Конечно, она знала ответ. Это был всего лишь риторический вопрос. Она знала ответ еще в Париже. Только сердце отказывалось его принимать.

Этим вечером она послала ответ Этьену. «Честно говоря, я не знаю, как начать. И не уверена в правильности моего решения. Но когда я читала твое письмо из Кольсека, мое сердце разрывалось на части. Я испытала то же отчаяние, что и ты, и тот же горький привкус утраченной надежды. Мы никогда не смотрели на вещи реально, Этьен, думая, что в состоянии победить мощную и старую судебную систему твоего мира. Хотя я меньше всего беспокоюсь о самом факте развода – ты знаешь мои взгляды на обычаи белого человека. Я люблю тебя с той же страстью, какую мы впервые познали в Кольсеке. Я тоскую по тебе каждое мгновение, но я не могу выйти за тебя замуж. Мы принадлежим двум разным мирам – мирам, разделенным расстоянием и убеждениями. Обещай мне, что мы будем друзьями, так как я не хочу терять тебя навсегда».

Герцог швырнул ее письмо на стол, едва прочел его, потом снова поднял и перечитал. Черт бы побрал ее черные глаза! Друзья? Она хочет, чтобы мы были друзьями? Как бы не так! Она, вероятно, нашла себе другого, тут же решил он. Черт бы ее побрал! Бессильная ярость душила его, когда он представлял, что другой мужчина дотрагивается до нее. Друзья! Он не мог себе представить дружбу со страстной и чувственной Дейзи Блэк. Это что, дурацкая шутка?

Герцог тут же послал ей телеграмму:

«Ты сошла с ума, если думаешь, что я хочу твоей дружбы. Кто твой новый любовник?»

Он не подписался изза чиновника на телеграфе, чтобы избежать сплетен. Она сама поймет, от кого телеграмма.

Дейзи получила послание в своем офисе и похолодела от его тона.

Она стояла и дрожала, несмотря на жару, когда оператор телеграфа выстукивал ее ответ:

«Никого нет, поверь мне, никого, кроме тебя. Будем друзьями?»

Он вдруг возненавидел это слово.

«Ты должна выйти за меня замуж. Я не хочу никакой дружбы», – последовал горячий ответ.

«Я не могу выйти за тебя замуж…»

В это мгновение она решила, что останется его любовницей. Этьен не мог на ней жениться, хотя и искренне предлагал это. Молодой телеграфист ждал. Наконец она немного успокоилась и приняла решение:

«Мне жаль. Ты должен понять меня»»

«Не понимаю. Не желаю понимать. Ты убиваешь меня», – добавил он, хотя это совсем не было на него похоже, учитывая гордость де Веков.

«Мне жаль». Дежурные, затасканные слова.

«Не стоит. Мне уже не жаль», – ответил Этьен. Гордый, огорченный мужчина, после двух часов, проведенных на телеграфе Бурше под любопытным взглядом телеграфиста. Из телеграфа он тут же направился в жокейклуб – напиться.

Валентин, разыскивая его, пришел туда позже. Герцог не явился на встречу в Таттерсолс взглянуть на новую чистокровку.

– Лошадь – красавица! – сообщил Валентин. – Зря ты пропустил. А я ее купил.

– Лошади, по крайней мере, можно доверять, – сказал герцог, подавая знак лакею наполнить бокал Валентина.

– А кому нельзя? – Валентин заметил, что его друг прикончил бутылку коньяка. Этьен редко столько пил в такое время дня.

– Женщинам, – голос герцога был полон отвращения.

– Поссорились?

– Напомни мне больше никогда не влюбляться. Это ад на земле.

– Ты не выглядел таким несчастным пару месяцев назад, – отметил Валентин и добавил: – Ты собираешься объяснить мне, что случилось?

Этьен был не в самой лучшей форме, выпив бутылку «Наполеона».

– Тут нечего объяснять. Она хочет моей дружбы. Чтобы мы были друзьями, – объяснил герцог.

– Дружба – это так плохо? – Валентин пересел поближе.

– Это хуже, чем плохо. Черт, в это невозможно поверить, – герцог налил себе еще коньяка. – Говорит, что не может выйти за меня замуж. Будем друзьями, говорит. Это как понимать? Я что, способен быть только другом?

И это с горячей, как раскаленный ад, женщиной? С Дейзи? Что ты будешь пить, Валентин? – спросил он, заметив стоящего на почтительном расстоянии лакея.

– То же самое. Когда это все случилось?

– Еще одну бутылку, – приказал Этьен, выливая остатки коньяка в бокал, который лакей поставил перед Валентином.

Герцог задумался, сосредоточив взгляд на бокале.

– Когда это случилось? Семь телеграмм назад, а может, и шесть, черт, я забыл, – он вытащил заполненный телеграфный бланк и положил его на стол перед другом.

– Ты уверен, что Дейзи так и думает? Ты не ошибаешься?

– Нет, я не ошибаюсь. Я, разрази меня гром, умею читать. Господи, неужели это та женщина, изза которой я развожусь со своей чертовой женой. Я потратил изза этой женщины колоссальные деньги, чтобы подкупить судебных чиновников. И изза этой драгоценной женщины Изабель убила мою лучшую лошадь.

– Изабель убила Марокко?! – Валентин так резко подался к нему, что часть коньяка выплеснулась на скатерть.

– Да, и это так же верно, как и то, что солнце встает на востоке.

– Откуда ты узнал? – Валентин был явно ошарашен.

– Она мне письменно сообщила, она предсказала мне еще больше страданий в этой жизни. Должно быть, она пророчица.

– Скажи мне точно, что телеграфировала Дейзи.

Валентин еще не до конца верил Этьену, ведь они с Дейзи были так влюблены друг в друга, герцог столько изменил в своей жизни ради нее.

Этьен вздохнул. Он выглядел гораздо трезвее, чем должен был при таком количестве выпитого, зеленые глаза были ясными и чистыми.

– Мой развод никогда не произойдет, и это, конечно, главная проблема. Я бы все понял, если бы не знал, что развод ее мало волнует, ее проблема в том, что мы оба не живем в Монтане. Моя любовь против ее гор ничего не стоит. Я обещал ей, что мы чтонибудь придумаем…

– А что тут придумаешь? – Валентин был в курсе деловых интересов Этьена, все они были в Европе. – А Дейзи? Она не может жить в Париже?

– Похоже, что нет, – сухо ответил герцог.

– А ты можешь жить в Монтане?

– Никогда не думал, что мне это понадобится. Конечно, он не смог бы там жить.

– Так ты сможешь?

– Никто никогда меня об этом не спрашивал.

– Это не ответ на вопрос.

– Не знаю! Я даже не знаю, люблю ли я ее до сих пор, так меня это взбесило. Поэтому не знаю, что и ответить. Но я поломал два чертовски тяжелых кресла внизу в бильярдной, чем до смерти напугал управляющего. Потом, как дурак, глядя на все, что натворил, долго извинялся. – Он медленно покачал головой. – Если это любовь, то будь она проклята.

– Поехали, поговорим с Аделаидой. Она знает женскую логику. Может, она сможет помочь.

– Спасибо, я не хочу, – герцог усмехнулся. – Дейзи мне все ясно телеграфировала. Я никогда не просил женщину выйти за меня замуж. А когда в конце концов сделал это, попробовал приблизить рай к земле… – его голос прервался. – Я не собираюсь никого умолять…

– Гордость?

– Наверное. Валентин, она однозначно сказала «нет».

Вслед за июлем пришел август. И герцог, и Дейзи загружали свои дни работой. Занятая открытием новой шахты южнее Хелены, она работала по семнадцать часов в день. Потом, опустошенная, падала в кровать и спала как убитая. Ее напряженное расписание не давало ей возможности ночь за ночью мечтать об Этьене. Бурже продолжал сражаться за развод герцога. Этьен больше не хотел делиться с Изабель собственным именем, когда после стольких лет совместной жизни у них не оказалось ничего общего. Он часто виделся со своим кузеном Жоржем, помогал ему готовиться к экспедиции на Восток. Жорж в этот раз отправлялся кудато между Туркестаном и Монголией, а зиму хотел провести в районе озера Байкал. Его заинтересовали язык и обычаи бурятов.

Жюстен вернулся из Египта, загорелся этой экспедицией и решил принять в ней участие.

– Поехали с нами, папа, – уговаривал он. – Степные ветры освежат твои мысли. Жорж добавил:

– Поезда уже ходят из Самарканда, так что ты сможешь вернуться до наступления холодов.