Текст книги "Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы"
Автор книги: Сюзанна Шаттенберг
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)
3. «Догнать и перегнать Америку»
а) АмериканизмИндустриализацию представляли молодым инженерам не толь ко как войну и борьбу с природой, но и как американизацию страны. Твердя, с одной стороны, о врагах и внешней угрозе, партия правительство и печать, с другой стороны, намечали цель, ради которой стоит бороться: сравняться с Америкой. Американизм возник в качестве рецепта спасения лежащего в руинах народного хозяйства, а также мотивации, призванной пробудить жажду деятельности в равнодушном населении {1005} . Слово «социализм» было слишком абстрактно и непонятно, чтобы воплощать собой мечту и достойную усилий цель. Следовало найти другой образ, который наглядно показал бы людям, для чего они должны трудиться и бороться, отказавшись от всего привычного {1006} . Ханс Роггер называет феномен американизации советского общества «идеологическим трансфертом». Только он, по его словам, обеспечивал духовную энергию и идейное обоснование, необходимые для строительства социализма: «…Именно Америка предоставляла продуктивные ценности, образы, символы и мифы передовой индустриальной цивилизации; американизм делал эти ценности и образы доступными для широкого потребления и готовил почву для официального использования их советским режимом» {1007} .
Индустриализацию Советского Союза в 1930-е гг. действительно трудно понять, не учитывая заграничное влияние. Зарубежные страны играли решающую роль как минимум в трех аспектах: они служили одновременно положительным и устрашающим примером; экспортировали в СССР технику; способствовали установлению личных контактов среди инженеров {1008} . Россия в поисках своей идентичности всегда вела особый диалог с «заграницей», определяя собственную позицию в сравнении и столкновении с другими странами.
В насчитывающем не одну сотню лет споре о том, является ли Россия европейской страной или имеет азиатские корни, индустриализация однозначно свидетельствовала о победе сторонников Запада, противников Руси с ее суеверными бородатыми мужиками. Слово «Азия» стало синонимом технической безграмотности, отсталости и застоя. Орджоникидзе в 1928 г. сказал: «У нас очень часто на одном и том же заводе имеется и Америка и Азия. Имеются великолепные машины, которые мы получаем из-за границы, и в то же время скверная установка машины в производстве и плохая организация всей работы» {1009} . Я.С. Гугель винил в неправильном обслуживании машин на Магнитострое «азиатчину» {1010} , в воспоминаниях инженера Е.А. Джапаридзе Магнитогорск предстает символом перехода России от Азии к Европе: «Они [строители] чувствовали, что к Магнитогорску – точке на рубеже Европы и Азии – приковано внимание всего мира» {1011} . Катаев в романе «Время, вперед!» пишет об указателе с надписью «Азия – Европа», который видят из окна пассажиры поезда, пересекающего Урал: «Бессмысленный столб… Я требую его снять! Никогда больше не будем мы Азией. Никогда, никогда, никогда!» {1012}
Однако настоящим примером для подражания считалась Америка, а не Европа. Девиз американизации появился уже в 1920-е гг. Неповоротливому мужику противопоставлялся деятельный, находчивый американец, русской «обломовщине» – американская деловитость. Ленин еще в 1918 г. вывел формулу: «Советская власть + прусский порядок железных дорог + американская техника и организация трестов + американское народное образование etc. etc. + + = Σ = социализм» {1013} . В 1924 г. Сталин в лекции, прочитанной в Свердловском университете, объявил, что Советское государство нельзя построить без американской деловитости, и назвал это качество, наряду с революционным размахом, главной особенностью ленинского стиля в работе: «Американская деловитость – это та неукротимая сила, которая не знает и не признает преград, которая размывает своей деловитой настойчивостью все и всякие препятствия, которая не может не довести до конца раз начатое дело, если это даже небольшое дело, и без которой немыслима серьезная строительная работа» {1014} .
США лучше всего подходили на роль образца в деле осуществления социалистической утопии, потому что, во-первых, напоминали Советский Союз размерами территории, топографическим многообразием и богатством полезных ископаемых, а во-вторых, как никакая другая страна воплощали собой мечту человечества о свободной и благополучной жизни. Кроме того, Соединенные Штаты были страной машин, технического прогресса и производственной культуры {1015} . Советские газеты с восхищением писали об их технических достижениях – строительстве новых автострад, тоннелей и мостов, открытии моста «Золотые Ворота» {1016} . Знаменитые писатели-сатирики Илья Ильф (1897-1937) и Евгений Петров (1903-1942) в 1935-1936 гг. три месяца ездили по Соединенным Штатам на автомобиле и в 1936 г. поделились своими впечатлениями с советскими читателями в путевых очерках «Одноэтажная Америка». Сам факт, что эти двое отправились в США, чтобы внимательно изучить страну и ближе познакомить с ней своих соотечественников, говорит о том, какое исключительное значение придавалось Америке в Советском Союзе. Ильф и Петров нарисовали дифференцированную картину, которую и в самих США признали удачным портретом {1017} . С одной стороны, сатирики хвалили деловые способности и хозяйственные успехи американцев, с другой – рассказывали об угнетении чернокожих, жизни индейцев в резервациях, эксплуатации рабочих и других негативных явлениях. Наиболее острую критику с их стороны вызвала «одноэтажность» США: они упрекали эту страну в том, что в ней нет духовности, все вращается вокруг денег и наживы {1018} . Тем не менее в советской печати Ильф и Петров подверглись нападкам за чересчур позитивное и сочувственное изображение Америки {1019} . Партийное руководство желало видеть четкую черно-белую картинку, чтобы американская техника вызывала восхищение, а расизм, эксплуатация и безработица – негодование и отвращение. Для большевиков США разделялись на свои «надстройку» и «базис», и восхвалять надлежало лишь последний. Мировой экономический кризис оказался как нельзя кстати, дабы наглядно продемонстрировать советским людям крах «американской мечты»: «Недаром утверждают, что Советская Россия идет по следам Соединенных Штатов. Но она начинает как раз с того, чем Америка кончает» {1020} .
Советскому Союзу, казалось, сама судьба предназначила стать преемником США в роли страны неограниченных возможностей. Здесь судомойка не превращалась в миллионершу, зато рабочий становился инженером, а крестьянка – агрономом. Один из главных лозунгов индустриализации ставил амбициозную задачу «догнать и перегнать Америку». Говоря о «большевистских темпах», большевики всегда имели в виду в качестве точки отсчета американские темпы, требуя работать быстрее, чем американцы. Придумывались такие выражения, как «сверхамериканские темпы» {1021} , в печати обсуждались тейлоризм и фордизм, которым США, по всей видимости, были обязаны своим благосостоянием и процветающей промышленностью, труды Тейлора и Форда воспринимались как бестселлеры {1022} . После того как А.К. Гастев в 1920-е гг. на этой основе создал «Институт научной организации труда», работа в форме точно сегментированных, хронометрированных механических приемов, наконец, получила название на большевистском языке – «социалистический ударный труд». Одна из героинь пьесы Погодина разъясняет другим работницам принципы фордизма: «Мы будем топоры точить, по фордизму. А фордизм… весь ты становишься, как стальной трос, и глаза у тебя, как электричество, и зад твой сделается, как пружина… Так работают по фордизму, бабы, а по нашему языку – ударно…» {1023}
Все крупные индустриальные проекты первой пятилетки ориентировались на американские образцы. Нижний Новгород, где возводился автомобильный завод, называли «советским Детройтом» {1024} . Работы велись под руководством фирмы «Форд», ибо слово «Форд» служило синонимом автомобиля, синонимом мобильности {1025} . Оба металлургических комбината, в Магнитогорске и Кузнецке, призваны были переплюнуть крупнейший в мире металлургический завод «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн» в Гэри (шт. Индиана), неподалеку от Чикаго, строителей консультировали американские фирмы «Мак-Ки» и «Фрейн». ДнепроГЭСу при активной помощи полковника Хью Купера, который построил в США плотину Вильсона в Теннесси и плотину Кулиджа в Вашингтоне, предстояло затмить эти сооружения.
Приобретение ноу-хау, специалистов, машин и продажа сырья осуществлялись централизованно, через специально созданные для этого во всех крупных европейских городах торговые представительства. Наиболее важную роль играла организация «Американская торговля» (Амторг) в Нью-Йорке, которая вела все дела с США, нанимала американских инженеров для работы в СССР и опекала советских инженеров в Соединенных Штатах. Техническая помощь Советскому Союзу в 1930-е гг. оказывалась в рамках договоров о консультационных услугах. Иностранные фирмы участвовали в проектировании советских предприятий, посылали на них консультантов для наблюдения за работами, помогали освоить новые производственные технологии. На 1931 г. существовало 134 подобных соглашения почти по всем отраслям промышленности. Из 218 контрактов, действовавших с 1930 по 1945 г., 64% были заключены с американскими фирмами, 15% – с немецкими. Таким путем попали в Советскую Россию многие иностранные инженеры; в ноябре 1932 г. их насчитывалось 5 000 чел. {1026} , правда, американцы среди них составляли от одной пятой до трети, а больше половины – немцы {1027} .
Иностранные инженеры вдобавок заменяли собой старых русских инженеров. В то время старую интеллигенцию всячески чернили и преследовали, и молодые инженеры-коммунисты не имели наставников и примеров для подражания. Эту роль взяли на себя иностранцы {1028} . Американский инженер прослыл идеальным специалистом. Он одевался так же, как рабочие, держал себя с подчиненными просто и непринужденно, шутил с ними и старался научиться их языку {1029} . Таким образом, американцев наделяли теми качествами, наличия которых не признавали у собственных старых специалистов. Чтобы «американизировать» советских инженеров, их не только ставили под начало американцев у себя дома, но и посылали в другие страны {1030} . В 1928 г. планировалось отправить на стажировку за рубеж 250 молодых специалистов, в 1929 г. – уже 600. {1031} Газеты требовали обучать за границей как можно больше молодых кадров и настаивали на том, чтобы каждому технику преподавали иностранные языки в достаточном объеме {1032} . Правда, привилегию зарубежных командировок получали только мужчины {1033} . Инженера, вернувшегося из США, изображали как «нового человека»: «Он любит машину и любит рабочего, которому дорога машина. В цехах он терпеливо рассказывает о каждой марке станка, о его деталях и старается научить рабочих беречь машину» {1034} .
Новый советский инженер не только работал, но и выглядел как американец: носил элегантный костюм, шляпу и курил трубку – неизменный атрибут инженера. Патреев в романе «Инженеры» описывает возвратившегося из Соединенных Штатов инженера Степана Зноевского, которому сослуживцы дали прозвище «Знойсон»: «…в мягкой шляпе, элегантном заграничном плаще, с трубкой в тонких губах. Его лицо – продолговатое, чисто выбритое, с сизым подбородком, черными изогнутыми, как крылья стрижа, бровями, немного строгое, – выражало внутреннюю силу, уверенное, чуточку дерзкое сознание этой силы, которой хватит надолго и для больших дел» {1035} . Находчивых, прогрессивных русских называли «русскими американцами» {1036} , и вообще слово «американец» стало синонимом слова «инженер». С.М. Франкфурт вспоминает, что не раз слышал об И.П. Бардине: «Ваш Бардин – известный американец» {1037} .
Рис. 13. Полковник Хью Купер на фоне законченной в 1932 г. плотины на Днепре, для проектирования и строительства которой советское правительство в 1926 г. пригласило его в СССР. Он должен был помочь ДнепроГЭСу затмить все другие подобные сооружения, даже созданные им самим плотину Вильсона в Теннесси и плотину Кулиджа в Вашингтоне. Купера можно считать идеальным типом американского инженера, который ставился в пример советским инженерам. Как таковой он стал прототипом персонажей пьесы Н.Ф. Погодина «Темп» и фильма А.В. Мачерета «Дела и люди». Примером служили не только его большой практический опыт и «американские темпы» работы, но и внешний вид: крепкое сложение, улыбка на губах, костюм с белой рубашкой и галстуком, мягкая шляпа и символ инженера – трубка. Источник: Graham L. R. The Ghost of the Executed Engineer. Technology and the Fall of the Soviet Union. Cambridge, Mass.; London, 1993
Несмотря на то что газеты и партийные руководители в своих выступлениях всячески хвалили иностранных специалистов, многие советские инженеры встретили новые образцы для подражания с недоверием. И еще остававшиеся старые специалисты, и молодые инженеры утверждали, что прекрасно справятся без иностранной помощи и опеки {1038} . Русские инженеры, в отличие от рабочих, не желают советоваться с иностранными коллегами, жаловалась печать. {1039}
Консультантов систематически бойкотировали и терпели на стройках только потому, что таково распоряжение правительства. Бывало, иностранные техники сидели в бюро, не имея доступа ни к чертежам, ни на стройплощадку Другим не разрешали никуда ездить и не платили жалованье {1040} .
Тема иностранных инженеров на советских стройках и отношения к ним русских ИТР была излюбленным сюжетом в литературе и кино. В пьесе Погодина «Темп» все действие вертится вокруг американского консультанта Картера, которого плохой старый главный инженер из дворян отсылает в бюро, чтобы не путался под ногами. Картер – олицетворение американской деловитости: он не хочет сидеть в бюро, считая, что его место исключительно на стройплощадке, намерен работать с семи утра, американскими темпами, и желает видеть результаты своего труда. Он представляет собой прямую противоположность старому инженеру Гончарову. По мнению русских, Картер работает «с точностью автомата». Гончаров много говорит, издевается над энтузиазмом и темпами, предпочитает ориентироваться не на США, а на Германию или Англию, и считает Советский Союз сумасшедшим домом. Картер сухо возражает ему, что сумасшедшие не строят заводов, добивается американских темпов, а в конце пьесы восхищается русскими, которые эти темпы намного перекрыли {1041} . Совершенно такую же схему демонстрирует фильм «Дела и люди», один из самых занимательных и ярких фильмов об индустриализации {1042} . И здесь американский инженер, мистер Клайнс, приезжает на отстающую стройку, побеждает сопротивление русских инженеров и в конце превозносит русских, обогнавших американские темпы. Действие пьесы «Темп» разворачивается на Тракторострое, и образ Картера носит черты инженера Джона Калдера, построившего для Форда завод «Ривер-Руж» в Мичигане, а с 1929 г. работавшего на Сталинградском тракторном заводе {1043} . Место действия фильма «Дела и люди» – Днепрострой, и прототипом инженера Клайнса однозначно послужил полковник Хью Купер. Клайнс среднего роста, крепкий, но не толстый, носит белую рубашку с галстуком, серый костюм, мягкую фетровую шляпу и круглые очки, курит неизменную трубку Он жизнерадостен по натуре, любит джаз и говорит то, что думает. На участке молодого инженера Захарова, когда переводчица пытается объяснить, что перед ним лучший ударник строительства, Клайнс роняет уничтожающее замечание: «О, я понимаю: эти люди не знают, как надо работать!» Захаров – не старый, а молодой инженер, долговязый, нескладный, без пиджака. Он не желает слушать американца, но тот стоит на своем: «Ну ладно, давайте-ка посмотрим: вам нужно девять минут, но эту работу надо сделать за три». Далее следует наглядный урок, показывающий, чем американец отличается от русского. Клайнс, будучи инженером, умеет управлять любой машиной из тех, которыми пользуются рабочие, и носит с собой часы, хронометрируя каждую трудовую операцию. Он садится на кран и ловко, тремя движениями рычага, переносит из вагона в котлован груз бетона. У Захарова же и часов нет, и работать на кране он не может. Америка и Россия вступают в социалистическое соревнование: Клайнс берет соседний с Захаровым участок. Рядом с заносчивым молодым русским инженером показан и старый, правда, он не играет роль «вредителя», как Гончаров. Это безобидный старик, который предпочитает наслаждаться жизнью и вообще не работать. Петров носит старомодные усики и пенсне и начинает лысеть; он кряхтя встает с постели, слишком много курит и по-настоящему интересуется только женщинами. В этом фильме старый специалист сам просит нанять как можно больше иностранцев, чтобы он мог отправиться на покой. Но ему не доставляют такого удовольствия: ввиду нехватки денежных средств старого инженера тоже привлекают к обучению молодого. В итоге у советского инженера оказывается два учителя: у американца он перенимает стиль работы, буржуазный специалист дает ему основополагающие технические знания. В конце фильма американец решает остаться в Советском Союзе и пылко восклицает: «Ударничество, соревнование – гип-гип-ура!» {1044}
В романе Я.Н. Ильина «Большой конвейер» также прославляются американизм и американские инженеры как повивальные бабки советской промышленности. Здесь американцы и их передовые русские сторонники («ньюйоркцы») борются за организацию производства со скептиками из проектной конторы («оргметаллистами»). Дело доходит до скандала, когда 14 молодых инженеров уличают в «антиамериканском заговоре» {1045} . Но, несмотря на все происки и препоны, американцы достраивают завод и передают его в руки «новых американцев» – советских инженеров. Автор с пафосом пишет: «Они уезжают, но они остались в этих патефонах, в танцах, в иной манере одеваться, работать, разговаривать» {1046} .
Позитивное изображение иностранных инженеров в средствах массовой информации продолжалось недолго. В «Делах и людях» и «Темпе» дается понять, что советские инженеры в один прекрасный день превзойдут американцев и нужда в иностранцах отпадет. Весь процесс приобретения ноу-хау имел целью перенять у консультантов знания, чтобы советские люди потом могли их побить их собственными методами. Уже в 1931 г. наметились изменения в политике относительно иностранцев. Экономическая депрессия вызвала падение цен на сырье, и советское правительство стало испытывать трудности с финансами. Импорт и до 1931 г. поглощал столько средств, что Советский Союз был не в состоянии долго позволять себе такую роскошь {1047} . Здесь вряд ли стоит подробно исследовать вопрос о возможной причинно-следственной связи между растущими финансовыми затруднениями и реабилитацией старых специалистов. Во всяком случае теперь и стариков, и молодежь в равной мере призывали освободить наконец страну от импорта. Новый лозунг гласил: «Нет импорту, нет концессиям – свободу от импорта!» Активистов из числа инженерно-технических кадров, которые включились в борьбу против ввоза продукции, именовали «гордостью советских ИТР» {1048} . В газетах провозглашался «курс на полное освобождение от иностранной зависимости»: «Февраль должен стать месяцем встречных планов борьбы за экономическую независимость. Никаких разговоров "в общем и целом": каждый завод, каждый цех, каждая бригада должны иметь конкретный план освобождения от импорта» {1049} . «Инженерный труд» еще в феврале 1931 г. рекомендовал хорошенько проверять, действительно ли необходимо в том или ином случае заказывать технику за границей – может быть, нужные машины давно производятся отечественной промышленностью? Есть директора и инженеры, писал он, которые покупают иностранные машины только потому, что они более импозантны и красивы на вид {1050} . В январе 1933 г. газета «За индустриализацию» полагала, что пока трудно сказать, в каком направлении будет развиваться советское машиностроение, однако, в отличие от прежнего подражания заграничным образцам, уже появляются первые многообещающие собственные разработки {1051} . Всего месяц спустя, в феврале, было объявлено: успехи машиностроения в первой пятилетке так велики, что можно полностью отказаться от импорта машин. Все заказы на заграничную технику, общей стоимостью 21 млн. золотых рублей, предписывалось передать советским предприятиям. Наркомтяжпром приказом № 173 от 24 февраля 1933 г. запретил закупать за границей вагоны, локомотивы, краны, грузовики, кислородные установки, моторы, генераторы, трансформаторы и многое другое {1052} . Советское правительство велело отечественным заводам быть готовыми к приему новых заказов и выполнять их удовлетворительно {1053} . В то же время со страниц газет и журналов исчезла широко распространенная до 1934 г. реклама иностранных, в первую очередь немецких, машиностроительных фирм. Тем самым такие предприятия, как «Веркцойгмашиненфабрик УНИОН» (Хемниц), «Бош» (Берлин-Шарлоттенбург) или «Дампфмашине Р. Вольф» (Магдебург), лишились возможности публично представлять выпускаемую ими продукцию {1054} . Параллельно возросло число объявлений, в которых советские предприятия и тресты предлагали свои услуги, сообщали о сроке исполнения заказов и хвалили собственные машины.
Когда пришлось обходиться без заграничной техники и появилось представление, будто помощь со стороны больше не нужна, изменился и официальный тон в отношении иностранцев. О них заговорили свысока. Иностранный инженер из великого идеала, образца замечательной технической культуры и нового стиля работы превратился в представителя капиталистического мира, который не понимает большевистских темпов, не верит в успех социалистического строительства и которому не мешает поучиться у советских рабочих и хозяйственников. Столь превозносимый еще недавно иностранец внезапно стал изображаться узколобым бюрократом. «СССР на стройке» писал в 1932 г. об иностранных инженерах на Кузнецкстрое: «Они считали практически невозможным построить металлургический гигант в полудикой Сибири, где за одну ночь дом может целиком занести снегом. Но большевистские темпы и трудовой героизм в конце концов изменили их настрой. Спросите мистера Эверхарда, старшего инженера фирмы "Фрейн инджиниринг", и он вам ответит: "Мы гор-Ды сознанием, что участвуем в этой огромной работе"» {1055} .
Рис. 14. Реклама иностранных фирм в «Инженерном труде», до 1933 г. печатавшаяся в каждом номере. В 1928 г. иностранной рекламой бывало занято до 14 страниц номера, но ее количество неуклонно снижалось, и в номерах 1933 г. редко можно найти больше одного объявления. Она свидетельствует о тесном сотрудничестве зарубежных фирм и советского хозяйства, а также о большой заинтересованности в заказах из СССР, особенно у немецких фирм, чьи объявления составляли свыше 90% всей рекламы. Источник: Инженерный труд. 1928. № 8
Иностранцев дискредитировали, ставя под сомнение их профессиональную компетентность. Винтер, например, заявлял, что иностранные специалисты еще ни разу не сумели правильно рассчитать и спланировать сроки работ {1056} . Печать писала о задувке первой домны наа Магнитке как о торжестве советских инженеров над американцами: «На домну явился вице-президент американской фирмы Мак-Ки, мистер Хевен. Гугель обратил внимание Хевена на благоприятную для задувки погоду – Признаюсь, – ответил мистер Хевен с ледяным лицом, – я до сих пор не верил, что система планового хозяйства большевиков распространяется даже на погоду». Американец недоверчив и недружелюбен, но сам признает, что Советский Союз обогнал западный мир: «Я считаю магнитогорскую домну гордостью мировой металлургии. В мире немного таких домен, как та, что будет задута сегодня здесь. Последнее слово мировой техники – система бункеров, загрузки, электрооборудования, еще нигде не применявшаяся, – сосредоточено здесь» {1057} .
От скептика, тормозящего работу, недалеко до врага и саботажника. В начале 1933 г. ОГПУ арестовало английских инженеров фирмы «Метровиккерс» по обвинению в шпионаже и «вредительстве» {1058} . Подобное обращение с зарубежными инженерами, помогавшими в восстановлении хозяйства страны, стало для многих иностранцев сигналом к отъезду из СССР. В то же время в газете «За индустриализацию» появилась заметка, огульно шельмовавшая всех американских инженеров: «Людям, сбившимся с пути и в отчаянии блуждающим во мраке ночи, даже мерцание болотного огонька кажется спасительным светом… Только этим можно объяснить большой интерес к "идее технократии" в САСШ» {1059} .
Враждебный образ иностранца перекочевал в книги и фильмы. Погодин в пьесе «Поэма о топоре» сделал иностранного инженера Гипса шпионом и саботажником. Гипс пытается подкупить жену русского инженера, чтобы тот прекратил свою исследовательскую работу, и выкрасть рецепт кислотоупорной стали, сваренной рабочим Степаном. В качестве представителя зарубежного стального концерна «ДВМ» он заставляет советский завод выпускать вместо топоров сковородки, чтобы СССР продолжал закупать топоры за границей и оставался в зависимости от импорта {1060} . Вообще иностранцы в «Поэме о топоре» только мешают и вредят: что туристы, посещающие стройки, желая послушать анекдоты про «la Russie» {1061} , что Гипс, стремящийся облапошить Советский Союз. Погодин переворачивает факты с ног на голову: не зарубежные страны, а Советский Союз обладает передовой технологией; импорт выгоден не советской промышленности, а лишь загранице, получающей от него прибыль.
Иностранный инженер представал в печати не только консультантом, которого превзошли собственные ученики, или шпионом и саботажником, но и жертвой капитализма и благодарным эмигрантом. Этот образ был адресован как иностранцам, так и своим. Первым разъясняли, как плохо у них на родине, где царят нищета, безработица и неуверенность в завтрашнем дне, вторых убеждали, что их страна – рай для инженеров: «В капиталистических странах безработица и деквалификация – удел многих тысяч специалистов. В стране строящегося социализма – безграничная потребность в ИТР, широкий простор для творческой инициативы» {1062} . В условиях мирового экономического кризиса, утверждала советская печать, СССР – единственный оазис, где инженер может найти себе поле деятельности, тогда как в окружающей капиталистической пустыне у него нет заказов и возможности прокормиться. Газеты и журналы пестрели заголовками: «Мы можем дать работу тысячам иностранных инженеров», «Иностранные специалисты в СССР имеют неограниченные возможности применять свои знания» {1063} , «Безработица среди интеллигенции Финляндии, Франции, Румынии, Швеции» {1064} , «Конъюнктура в США и безработица» {1065} . Советский Союз превозносился как страна, которая заботится о своих специалистах, устраивает для них особые столовые и магазины, ставит их на высокие посты и поощряет к политической активности {1066} . Председатель ВМБИТ В.В. Прокофьев напоминал отечественным инженерам, что те, читая и советские, и иностранные газеты, должны знать, как туго приходится технической интеллигенции за рубежом, особенно в Германии и США: в Германии 80% выпускников высшей школы не могут найти работу по специальности, а 50% вообще остаются без работы: «Голод и нищета, потеря квалификации, моральная деградация – вот сегодняшний и завтрашний день технической интеллигенции капиталистических стран» {1067} . Советский Союз представлял себя спасителем обманутых инженеров и приглашал их не просто приезжать консультантами, а интегрироваться в социалистическую жизнь и социалистическое строительство в качестве советских ЦТР. Для этог0 следовало вступить в профсоюз, ходить на политзанятия и работать на советских условиях, т. е. за рубли, а не за валюту {1068} . «Инженерный труд» охотно публиковал заявления вроде того, которое сделала группа американских, немецких и австрийских инженеров с одного киевского завода: «Мы, бывшие социал-фашисты… вступаем в проф. союз, чтобы вместе с советскими рабочими строить социалистическое общество» {1069} .
Фигура эксплуатируемого за границей, обманутого и разочарованного инженера, становящегося советским ИТР, нашла отражение в художественной литературе и кинематографе. В катаевском «Время, вперед!» американский специалист Томас Джордж Биксби настолько русифицировался, что окружающие зовут его Фомой Егоровичем. Он уже не консультант, а друг и настоящий энтузиаст социалистического строительства. И все его мечты рушатся, когда лопается заграничный банк, где он хранил заработанные в Советском Союзе деньги {1070} . Фильм 1934 г. «Четыре визита Самуэля Вульфа» также выразительно показывает, как гордый американец, индивидуалист, вечно думающий о деньгах, вливается в советский коллектив ИТР. Дик Аэросмит – молодой, симпатичный, жизнерадостный, уверенный в себе конструктор. Изобретенная им флотационная машина производит фурор в США. Он уже считает себя обеспеченным человеком, закатывает шумную вечеринку и вместе с женой мечтает о телевизоре и новой мебели. Тут к нему приходит Самуэль Вульф – злобный, противный, толстый немецкий капиталист [13]13
Судя по имени, он к тому же еврей. Этот персонаж свидетельствует о подспудно существовавшем в СССР 1930-х гг. антисемитизме, хотя советская власть любила вставать в позу освободительницы и благодетельницы всех евреев. Фигура Вульфа, как она выведена в фильме, вполне могла бы служить для национал-социалистов типичным образчиком представителя «мирового еврейского финансового капитала».
[Закрыть], который хочет купить патент только для того, чтобы навсегда положить его под сукно. Дик, убедившись, что в текущей экономической ситуации у него нет шансов реализовать свой проект в Соединенных Штатах, уезжает в Советский Союз, однако никак не может заставить себя поделиться своим изобретением с коллективом инженера Никитина, тоже работающим над флотационной машиной. Когда он наконец готов передать ему чертежи, оказывается, что советская команда сама спроектировала машину еще лучше. Фильм говорит о том, что американское благополучие не бывает прочным и рано или поздно заканчивается крахом, который отдает хорошего инженера в руки людей вроде Самуэля Вульфа. Очень наглядно демонстрируется отличие советского инженера от американского: индивидуалист-американец стремится к деньгам и славе, советский человек в коллективе работает над машиной, которая должна облегчить жизнь трудящимся и содействовать прогрессу в его стране. Только поняв это, Дик Аэросмит способен вместе с Никитиным и его людьми радоваться их изобретению и решительно указать на дверь Самуэлю Вульфу – олицетворению капитализма {1071} .
Политика размежевания, взятая на вооружение советским правительством в 1931-1933 гг., проводилась не слишком долго, и даже в эти годы нельзя было сказать, что заграница утратила для Советского Союза всякое значение. Экономическое сотрудничество, импорт техники, соглашения с иностранными фирмами все равно продолжались. Нападки на иностранцев в первую очередь имели целью воспитать советское самосознание и подчеркнуть свою ведущую роль. Дискурс об иностранцах получил иное направление, собственных инженеров стали ценить больше, но далеко не все технические контракты расторгались. Американизм пережил еще один взлет в 1935-1936 гг. Лозунг «Догнать и перегнать Америку» вновь обрел актуальность и зазвучал повсюду. Джеффри Брукс утверждает, что в середине 1930-х гг. восхищение Соединенными Штатами улетучилось, да и вообще найти такой язык, чтобы эффективно привить это восхищение населению, не удалось {1072} , но по крайней мере об инженерах так не скажешь. Свидетельство тому – целый поток статей, которые инженеры публиковали в 1935 и 1936 гг. в газете «За индустриализацию» под рубрикой «Строить американскими темпами». Если в 1920-х – начале 1930-х гг. пропагандистами американизма выступали партийные руководители, то в середине 1930-х гг. инициативу перехватили сами инженеры. Крупные хозяйственники и главные инженеры давали подробнейшие отчеты о своих поездках в США, делились впечатлениями, не оставляя сомнений в том, что нашли там землю обетованную для инженера и техника. Они в данном случае не служили рупором партии, правительства или профсоюза, а именно как инженеры восторгались страной, чью технику и заводы горячо желали бы видеть в Советском Союзе. В конце хвалебных рассказов большинство торопливо добавляло несколько строк о том, что они отнюдь не намерены прославлять Америку, на этих чудесных заводах, само собой, царит чудовищная эксплуатация, а в стране – огромная безработица. Эти фразы, отражавшие официальную точку зрения, резко отличались по стилю от всего, изложенного выше, и не могли скрыть настоящего преклонения авторов перед американской экономикой. В какой бы отрасли промышленности те ни работали, они неизменно признавали превосходство американских, английских, шведских, французских или немецких предприятий. Величайшим примером, как и прежде, оставалась для них американская автомобильная промышленность с ее фирмами «Форд», «Крайслер» и «Дженерал моторе». Они завороженно писали об автомобильной выставке в Нью-Йорке и требовали, чтобы советский автопром наконец научился разрабатывать новые модели {1073} . Инженер Рабинович любовался блестящими, сверкающими легковушками, которые сходили с конвейеров США и столь выгодно отличались от машин горьковского завода, плохо обработанных, неказистых на вид и быстро ржавевших {1074} . Не менее сильное впечатление произвели на Туполева и других авиаконструкторов американская, английская и французская авиапромышленность и авиатехника {1075} . Все же в самолетостроении, по мнению советских инженеров, Советский Союз скорее всего мог конкурировать с зарубежными странами, куда более суровый приговор они выносили другим отраслям отечественной промышленности, например станкостроению: советские станки хоть и обладали большей мощностью, но работали значительно хуже заграничных {1076} . 3. Танер-Танненбаум, расхваливая пользующуюся международным признанием шведскую стальную продукцию и указывая, что Швеция располагает крупнейшими в мире высокочастотными печами емкостью в 5 тонн, ни словом не обмолвился о Магнитогорске и Кузнецке {1077} . Инженер Н. Мирошниченко сетовал, что советским нефтяникам на строительство крекинговой установки до сих пор требуется 3-4 года, тогда как американцы сооружают ее за 4-5 месяцев {1078} . Несколько специалистов, посетивших американские нефтеперерабатывающие заводы, пришли к единодушному выводу, что в СССР следует «поднять нефтепереработку до американского уровня» {1079} . Даже предприятия английской фирмы «Метровиккерс», приславшей в СССР инженеров, которых в 1933 г. осудили за саботаж и шпионаж, удостоились самых горячих похвал от инженера Ф. Снежко за отличную организацию и культуру производства турбин и генераторов. Управление этими предприятиями Снежко назвал образцовым: советским хозяйственникам, по его словам, следовало бы поучиться здесь, как добиваться снижения себестоимости путем упрощения производственных процессов и применения дешевого сырья {1080} . Инженеры М. Зильберштейн и И. Тронь, руководители строительства завода «Уралэлектромашина», также восхищались рациональной, основанной на разделении труда организацией производства в американских фирмах «Дженерал электрике» и «Вестингауз», которым поставляли необходимую продукцию другие фирмы {1081} . Советские инженеры единодушно считали: отечественная промышленность пока ковыляет далеко позади зарубежной, и ей предстоит еще многому научиться в плане организации производства, эффективности, точности и оптимального использования ресурсов. К своему удивлению, советские специалисты не раз видели, что иностранные фирмы, не обязательно располагая самыми новыми и мощными машинами, благодаря оптимальному использованию имеющегося оборудования и тщательному уходу за ним добиваются лучших результатов, чем советские предприятия с новейшей иностранной техникой. {1082} В поисках ответа на вопрос, почему отечественная экономика стагнирует и не рождает новых идей, советские инженеры делали поразительные открытия. Инженер И. Пешкин обнаружил: в СССР нет конкуренции, которая в капиталистических странах заставляет постоянно совершенствовать продукцию. Он поспешил добавить, что вовсе не жалеет об отсутствии конкуренции, но работу конструктора нужно как-то стимулировать, чтобы инженер Горьковского автозавода имел не менее сильную мотивацию к созданию новых моделей автомобилей и дизельных моторов, чем его коллега у Форда. Кроме того, государство должно позаботиться, чтобы усилия конструкторов не сводились на нет бюрократией {1083} . Инженер А. Золотарев, вернувшийся из командировки в Германию, присоединился к выводу о положительной роли конкуренции в промышленном развитии {1084} .
