Текст книги "Джонатан Стрендж и мистер Норрелл"

Автор книги: Сюзанна Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

2
Таверна «Старая звезда»
Январь – февраль 1807

Как только экипаж выехал за ворота владений мистера Норрелла, мистер Хонифут воскликнул:

– Настоящий практикующий чародей в Англии! Здесь, в Йоркшире! Какая удача! И все благодаря вам, мистер Сегундус. Вы бодрствовали, покуда мы все спали. Если бы не вы, мы, возможно, никогда бы не нашли мистера Норрелла. И я убежден, что он, как человек немного замкнутый, никогда не стал бы искать нас сам. Он не распространялся о своих достижениях, лишь упомянул самый их факт. Полагаю, это признак робкой натуры. Мистер Сегундус, думаю, вы согласитесь, что наша задача ясна. Нам выпала великая миссия, сэр, преодолеть естественную робость Норрелла и торжествующе вывести его на широкую публику!

– Возможно, – с сомнением отвечал мистер Сегундус.

– Я не говорю, что это будет просто, – произнес мистер Хонифут. – Он немногословен и не любит общества. Однако должен же он понять, что столь ценное знание необходимо обнародовать ради блага страны! Он – джентльмен, сознает свой долг и, я уверен, выполнит его. Ах, мистер Сегундус! Вы заслуживаете самой глубокой признательности со стороны всех английских волшебников!

Однако вне зависимости от того, что мистер Сегундус заслужил, печальный факт остается фактом: английские волшебники – на редкость неблагодарные люди. Мистер Хонифут и мистер Сегундус сделали, возможно, самое значительное открытие в магической науке за последние три столетия – и что с того? Едва ли не каждый член Йоркского общества, узнав об их открытии, тут же подумал, что справился бы значительно лучше – и в следующий вторник на чрезвычайном собрании Ученого общества Йоркских волшебников многие поспешили об этом заявить.

В семь часов во вторник вечером верхняя комната таверны «Старая звезда» на Стоунгейт была переполнена. Весть, которую доставили мистер Хонифут и мистер Сегундус, всколыхнула всех джентльменов, когда-либо заглядывавших в чародейскую книгу, – а Йорк, несмотря ни на что, оставался одним из центров волшебства в Англии; большим количеством магов мог похвастаться разве что Ньюкасл.

Хотя слуги непрерывно приносили снизу все новые стулья, многим пришлось стоять. Доктор Фокскасл завладел превосходным креслом, высоким, черным, покрытым причудливой резьбой; кресло это (скорее напоминавшее трон), красные бархатные занавеси за спиной и то, как он сидел, положив руки на большой круглый живот, – все придавало ему вид истинного мага.

Слуги развели в камине жаркий огонь, чтобы не пускать внутрь январские холода, и рядом с ним расположились старейшие маги (времен, надо думать, примерно Георга II) – закутанные в пледы, с паутиной старческих морщин на увядших лицах, в сопровождении столь же дряхлых лакеев, держащих наготове склянки с лекарствами.

Мистер Хонифут приветствовал их словами:

– Здравствуйте, мистер Аптри! Здравствуйте, мистер Грейшип! Надеюсь, вы в добром здравии, мистер Танстол? Рад видеть вас здесь, джентльмены! Уверен, вы прибыли, дабы разделить нашу радость. Годы бесплодных скитаний остались позади! Ах! Вам ли, мистер Аптри и мистер Грейшип, не знать, что это были за годы – ведь вы их все прожили! Однако теперь волшебство вновь станет Англии советником и защитником! А французы, мистер Танстол!.. Что почувствуют французы, когда узнают? Ничуть не удивлюсь, если они тут же капитулируют.

Мистер Хонифут мог бы сказать значительно больше; он подготовил целую речь, в которой намеревался изложить все преимущества, которые сулит Великобритании их открытие. Однако ему дали сказать лишь несколько фраз, ибо каждого джентльмена в комнате распирало собственное мнение относительно данной темы и каждый желал безотлагательно высказаться. Первым мистера Хонифута прервал доктор Фокскасл. Сидя на большом черном троне, он изрек следующее:

– Прискорбно видеть, сэр, как вы порочите магию (к которой, знаю, питаете самое искреннее уважение) небылицами и вздорными выдумками. Мистер Сегундус, – он повернулся к джентльмену, которого считал источником всех нынешних неприятностей. – Уж не ведаю, каковы обычаи в краях, откуда вы родом, но мы в Йоркшире не любим тех, кто строит репутацию за счет чужого спокойствия.

Это все, что доктор Фокскасл успел сказать, прежде чем сторонники мистера Сегундуса и мистера Хонифута заглушили его возмущенными криками. Следующий оратор задался вопросом, не обманулись ли мистер Сегундус и мистер Хонифут. Ведь ясно, что Норрелл – сумасшедший и ничем не отличается от умалишенного, который стоит на улице и кричит, будто он – Король-ворон.

Джентльмен с соломенными волосами в большом волнении обратился к мистеру Хонифуту и мистеру Сегундусу и потребовал, чтобы мистер Норрелл немедленно оставил свой дом и торжественно прибыл в Йорк в открытой коляске (хотя стоял январь), дабы джентльмен с соломенными волосами мог усыпать дорогу перед ним листьями плюща[7]7
  В древнем Риме триумфаторов венчали лавровыми венками; дорога любимцев Фортуны, как уверяют, усеяна розами; однако английские волшебники всегда удостаивались лишь простого плюща


[Закрыть], а некий дряхлый волшебник у камина что-то страстно объяснял другому, но поскольку от старости голос у него был совсем тихий, никто не удосужился разобрать, что он говорит.

Был в комнате высокий, рассудительный джентльмен по фамилии Торп, мало смыслящий в магии, зато обладающий исключительным здравым смыслом. Он всегда считал, что мистер Сегундус заслуживает поддержки в своих поисках, хотя, как и все остальные, не ожидал, что они увенчаются успехом так скоро.

Теперь, когда ответ был найден, мистер Торп полагал, что не следует с ходу его отметать.

– Господа, нам сказали, что мистер Норрелл умеет колдовать. Весьма отрадно. Нам немного известно о Норрелле – мы все слышали о редкостных текстах, которыми он якобы владеет, и уже по этой причине не должны сразу от него отмахиваться. Однако главный аргумент в пользу мистера Норрелла таков: два наших собрата, оба трезвомыслящие ученые, видели Норрелла и поверили ему. – Он обратился к мистеру Хонифуту: – Вы верите в Норрелла – любой может видеть это по вашему лицу. Вы видели что-то, убедившее вас в его способностях. Не расскажете ли нам, что это было?

Тут мистер Хонифут повел себя немного странно. Сначала он благодарно улыбнулся мистеру Торпу, словно только и мечтал объявить во всеуслышание причины, по которым поверил в магию мистера Норрелла; и уже открыл было рот, чтобы начать, но резко замер, осекся и принялся озираться по сторонам, будто превосходные доводы, казавшиеся столь вескими мгновение назад, обратились в пар, а губы и язык не успели схватить и одного из них, дабы облечь в связное английское предложение. Он пробормотал что-то о честном выражении лица мистера Норрелла.

Йоркских волшебников явно не удовлетворил такой ответ (а если бы они имели честь самолично лицезреть мистера Норрелла, этот довод убедил бы их еще меньше). Так что Торп повернулся к мистеру Сегундусу.

– Мистер Сегундус, вы тоже видели Норрелла. Каково ваше мнение?

Лишь сейчас Йоркские волшебники заметили, как бледен мистер Сегундус. Некоторые вспомнили, что он не ответил на их приветствия при встрече, как если бы пребывал в некоторой рассеянности.

– Вам нездоровится, сэр? – мягко спросил мистер Торп.

– Нет, нет, – пробормотал мистер Сегундус. – Пустяки.

Однако выглядел он настолько потерянным, что один джентльмен уступил ему стул, другой принес стакан мадеры, а взволнованный джентльмен с соломенными волосами, желавший устлать дорогу мистера Норрелла листьями плюща, втайне подумал, что мистер Сегундус заколдован и они могут увидеть что-то необычайное!

Наконец мистер Сегундус молвил со вздохом:

– Благодарю вас. Я здоров, хотя на прошлой неделе меня не отпускало тягостное чувство подавленности и отупения. Миссис Плизанс поила меня горячей лакричной настойкой, однако без всякого результата – что неудивительно, ибо, полагаю, причина расстройства заключается в моей голове. Сейчас мне лучше. На ваш вопрос, господа, отчего я полагаю, будто волшебство вернулось в Англию, я должен был бы ответить: потому что я видел его в действии. Ощущение, что я видел волшебство, живет здесь и здесь… – (Мистер Сегундус приложил руку сначала ко лбу, потом к сердцу). – И все же… я знаю, что не видел ровным счетом ничего. Норрелл не сделал ничего за то время, что мы с ним провели. Посему полагаю, что мне почудилось.

Новая вспышка чувств среди собравшихся. Блеклый джентльмен блекло улыбнулся и спросил, удалось ли кому-нибудь хоть что-либо понять. Тут мистер Торп вскричал:

– Господи! Без толку сидеть и спорить, умеет Норрелл колдовать или нет. Думаю, все мы – разумные люди, и ответ, разумеется, прост: попросим его в подтверждение своих слов совершить какое-нибудь волшебство.

Идея показалась настолько здравой, что маги на мгновение затихли, хотя нельзя сказать, что предложение всем пришлось по душе. Нескольким волшебникам (в том числе доктору Фокскаслу) оно решительно не понравилось. Если они попросят Норрелла сотворить волшебство, есть опасность, что он и впрямь сотворит. Они не желали видеть настоящее волшебство, а хотели лишь читать про него в книгах. Другие полагали, что, даже согласившись на такую малость, Йоркское общество выставит себя на посмешище. Впрочем, в конце концов большинство джентльменов согласилось с мистером Торпом.

– Как истинные ученые, джентльмены, мы должны хотя бы предоставить мистеру Норреллу возможность нас убедить.

Поэтому решили, что кто-нибудь напишет мистеру Норреллу письмо.

Всем было ясно, что мистер Хонифут и мистер Сегундус показали себя не с лучшей стороны, а в случае замечательной библиотеки мистера Норрелла так и совсем оплошали, поскольку не могли дать о ней никакого связного отчета. Что они видели? О, книги, очень много книг. Великое множество? Да, они полагали, что собрание изумило их своими размерами. Редкие книги? Ах, вероятно. Им позволили снять их и полистать? О нет! Мистер Норрелл не зашел в своей любезности так далеко. Но они ведь читали названия? Да, конечно. Ладно, так пусть скажут хотя бы, что это были за книги. Они не знали, не могли вспомнить. Мистер Сегундус сказал, что название одной из них начиналось на букву «Р», однако ничего более сообщить не сумел. Это было очень странно.

Мистер Торп хотел сам написать мистеру Норреллу, но большинство присутствующих стремились главным образом поставить мистера Норрелла на место и справедливо полагали, что лучший способ оскорбить самозванца – поручить составление письма доктору Фокскаслу. Так и вышло. Через некоторое время пришел сердитый ответ.

Аббатство Хартфью,

Йоркшир,

1 февраля, 1807

Сэр, Дважды за последние годы я имел честь получить от членов йоркского общества письмо с просьбою о знакомстве. Теперь приходит третье, извещающее, что общество недовольно. Сдается мне, что доброе мнение йоркского общества утратить так же легко, как и приобрести, оставаясь при этом в неведении о причинах как одного, так и другого. В ответ на изложенные в письме обвинения, будто я приписал себе способности, которыми якобы не могу обладать, отвечу одно: другие легко объясняют свои неуспехи изъянами мира, а не собственным невежеством, однако истина такова: волшебство столь же достижимо в нашем веке, как и в любом другом, что я за последние двадцать лет не раз доказал к полному своему удовлетворению. И какова же награда за то, что я люблю магическое искусство больше других? За то, что штудировал его прилежней? Теперь распространяются слухи, будто я выдумщик; мои профессиональные способности приуменьшаются, а мои слова ставят под сомнение. В данных обстоятельствах вы, полагаю, не сильно удивитесь, если я скажу, что не слишком расположен делать йоркскому обществу какие-либо одолжения и в особенности – демонстрировать колдовство. Ученое общество йоркских волшебников встречается в следующую среду; тогда я и сообщу вам о своих намерениях. Ваш покорный слуга

Гильберт Норрелл

Все это было в высшей степени неприятно и таинственно. Маги-теоретики нервно ждали, что же теперь пришлет им практикующий чародей. Однако мистер Норрелл прислал им всего лишь стряпчего – весьма обходительного и совершенно обычного стряпчего по фамилии Робинсон, в аккуратном черном костюме, лайковых перчатках и с документом, подобных которому члены йоркского общества никогда прежде не видели – проектом соглашения, составленным в соответствии с давно забытым кодексом английской магии.

Мистер Робинсон вошел в верхнюю комнату таверны ровно в восемь, явно полагая, что его там ждут.

У мистера Робинсона была контора с двумя клерками на Кони-стрит, и многие джентльмены его знали.

– Господа, – улыбнулся мистер Робинсон, – документ сей по большей части составлен моим клиентом, мистером Норреллом. Я не разбираюсь в чародейском праве, да и кто теперь разбирается? Если я в чем-то ошибся, не откажитесь меня поправить.

Несколько йоркских волшебников важно кивнули.

Мистер Робинсон был человеком безупречным во всех отношениях. Он был настолько чист, здоров и доволен жизнью, что практически светился – качество, естественное в ангеле или фее, но несколько смущающее в стряпчем. Он был очень почтителен к членам йоркского общества, ибо ничего не знал о магии; наверняка дело это трудное и требует большого напряжения ума. Ему явно льстила мысль, что столь ученые мужи временно оставят размышления о глубоких и загадочных материях, дабы его выслушать. Он надел золотое пенсне, добавив еще немного блеска своей сияющей особе.

Мистер Робинсон сообщил, что мистер Норрелл готов показать волшебство в определенном месте в определенное время.

– Надеюсь, джентльмены, вы не возражаете против того, чтобы мой клиент назначил место и время?

Волшебники не возражали.

– В таком случае кафедральный собор, в пятницу через две недели.

Мистер Робинсон сказал, что, если мистер Норрелл не сумеет сотворить волшебство, то публично откажется от притязаний на звание практикующего мага и мага вообще.

– В этом нет надобности, – отвечал мистер Торп. – Мы не желаем наказать его; мы просто хотим убедиться в правдивости его слов.

Сияющая улыбка мистер Робинсона померкла, как будто он собирался сказать что-то неприятное и не знал, как к этому приступить.

– Погодите, – произнес мистер Сегундус. – Мы еще не выслушали другую часть сделки и не знаем, чего он хочет от нас.

Мистер Робинсон кивнул. Мистер Норрелл хотел, чтобы все они дали такое же обещание. Другими словами, если он докажет свои магические способности, то они должны беспрекословно распустить общество и не претендовать более на звание волшебников. В конце концов, сказал мистер Робинсон, это будет только справедливо, ведь мистер Норрелл докажет свое право именоваться единственным волшебником в Йоркшире.

– Можем ли мы взять с собою третье лицо, некую независимую сторону, которая решит, было ли волшебство? – поинтересовался мистер Торп.

Вопрос, казалось, озадачил мистера Робинсона. Он выразил надежду, что они не сочтут его слова за обиду, но он полагал, что все здесь присутствующие джентльмены – волшебники.

О, да, закивали члены Йоркского общества, они все волшебники.

В таком случае, сказал мистер Робинсон, они признают волшебство, когда его увидят? Кто справится с этим лучше них?

Другой джентльмен спросил, какое волшебство Норрелл намеревается показать. Мистер Робинсон рассыпался в учтивых извинениях; на этот вопрос он ответить не может, поскольку сам ничего не знает.

Не стану утомлять читателя перечислением всего, что члены Йоркского общества сказали перед тем, как подписать документ. Многими двигало тщеславие: они публично объявили, что не верят Норреллу, и публично бросили ему вызов; в таких обстоятельствах глупо было бы менять позицию – по крайней мере, так они полагали.

Мистер Хонифут, с другой стороны, подписался именно потому, что искренне верил в Норрелла. Мистер Хонифут надеялся, что мистер Норрелл получит всеобщее признание и употребит свое волшебство на благо страны.

Некоторых джентльменов толкнула на подписание мысль (высказанная Норреллом и подспудно переданная Робинсоном), что в противном случае они не вправе именоваться волшебниками.

Так, один за другим, все волшебники Йорка подписали документ. Остался только мистер Сегундус.

– Я не буду подписываться, – заявил он. – Ибо магия – моя жизнь, и хотя мистер Норрелл справедливо называет меня невеждой, что я буду делать, если ее лишусь?

Тишина.

– О! – сказал мистер Робинсон, – Хорошо… вы уверены, сэр, что не хотите подписывать документ? Все ваши друзья его подписали. Вы остаетесь в одиночестве.

– Уверен, – ответил мистер Сегундус. – Спасибо.

– О! – промолвил мистер Робинсон. – По чести говоря, и не знаю, как поступать. Клиент поручил мне совершить дальнейшие шаги лишь в том случае, если все подпишутся. Я посоветуюсь с клиентом завтра утром.

Доктор Фокскасл довольно громко шепнул мистеру Харту не то Ханту, что снова от новоприбывшего одни неприятности.

Однако через два дня мистер Робинсон явился к доктору Фокскаслу с известием, что мистер Норрелл принимает отказ мистера Сегундуса; он считает, что заключил контракт со всеми членами Йоркского общества, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ мистера Сегундуса.

В ночь перед назначенной встречей пошел снег, к утру городские слякоть и грязь исчезли, сменившись безукоризненной белизной. Люди и лошади ступали почти бесшумно, и даже голоса йоркцев звучали как-то необычно.

Мистер Норрелл назначил очень раннее время. В своих домах члены Йоркского общества завтракали по одиночке, молча глядя, как слуга наливает кофе и мажет маслом белую булочку. Жена, сестра, дочь, невестка или племянница, которая обычно брала на себя эти заботы, еще не встали с постели; милая женская болтовня, которую члены Йоркского общества на словах так презирали и которая на самом деле звучала уютным и тихим рефреном к музыке их обыденной жизни, отсутствовала. Да и сами комнаты, где эти джентльмены завтракали, переменились. Зимний полумрак уступил место пугающему свету зимнего солнца, многократно отраженного от заснеженной земли. Розочки на кофейном сервизе дочери как будто приплясывали. От серебряного кофейника племянницы били зайчики, а улыбающиеся фарфоровые пастушки невестки преобразились в светозарных ангелов. Казалось, стол накрыт волшебным хрусталем и серебром.

Мистер Сегундус, выглянув в окно третьего этажа, подумал, что, может быть, мистер Норрелл уже начал колдовать, и снег – его рук дело. Сверху что-то зловеще зашуршало, и мистер Сегундус поспешно убрал голову, уворачиваясь от сорвавшегося с крыши белого комка. У мистера Сегундуса не было слуги, как не было жены, сестры, дочери, невестки или племянницы, однако миссис Плизанс, его хозяйка, вставала рано. Много раз за последние две недели она видела, как он вздыхает над книгой, и надеялась подбодрить постояльца завтраком, состоящим из жареной селедки, чая с молоком и белого хлеба с маслом на белой с синим фарфоровой тарелке. Из тех же благих побуждений она присела поговорить с ним и, видя отчаяние молодого человека, воскликнула:

– Как же я ненавижу этого мерзкого старикашку!

Мистер Сегундус не сказал миссис Плизанс, что мистер Норрелл стар, и все же она воображала его стариком. Со слов мистера Сегундуса она заключила, что мистер Норрелл – скряга, который копит волшебство, как другие копят золото; по мере нашей истории читатель будет иметь возможность убедиться в правдивости этого портрета. Подобно миссис Плизанс, я всегда представляю скряг стариками – не знаю, почему, ведь молодых скряг ничуть не меньше, чем старых. Что до мистера Норрелла и его истинного возраста, он был из тех, кто уже в семнадцать лет кажутся стариками.

Миссис Плизанс продолжала:

– Когда жив был мистер Плизанс, он уверял, будто никто в Йорке не умеет печь такой вкусный хлеб, да и другие люди по доброте душевной говорили, что лучше хлеба в жизни не пробовали. Однако я всегда стараюсь хорошо готовить, потому что ничего не делаю спустя рукава. И если сейчас из этой чашки вылезет аравийский джин и предложит исполнить три моих желания, я не попрошу, чтобы другие люди разучились печь хлеб; а если их хлеб окажется не хуже моего, я только за них порадуюсь. Вот, сэр, попробуйте. – Она придвинула к жильцу тарелку с прославленным хлебом. – Не нравится мне, что вы совсем с лица спали. Соседи скажут, что Хетти Плизанс разучилась вести хозяйство. Не надо так убиваться, сэр. Вы не подписали этот мерзкий договор. Когда другим джентльменам придется бросить магию, вы сможете продолжать, и надеюсь, мистер Сегундус, сделаете великие открытия. Тогда, быть может, самонадеянный мистер Норрелл раскается в своей глупой гордости и охотно возьмет вас в коллеги.

Мистер Сегундус улыбнулся и поблагодарил ее.

– Не думаю, что такое случится. Моя главная беда – скудость материалов. Своих у меня мало, а когда общество распустят… ну, не знаю, что будет с книгами, но вряд ли они достанутся мне.

Мистер Сегундус съел хлеб (и впрямь достойный своей репутации) и выпил немного чаю. Вероятно, целительное воздействие пищи на измученную душу было и впрямь сильнее, нежели он предполагал, во всяком случае, надевая пальто, перчатки и шляпу, мистер Сегундус чувствовал себя много лучше. Он вышел на снежную улицу и направился к месту, где мистер Норрелл обещал сегодня показать чудеса, – к Йоркскому кафедральному собору.

Надеюсь, все читатели хорошо представляют себе старый английский собор, иначе им не понять, почему мистер Норрелл выбрал именно это место. Следует помнить, что старые аббатство, собор или церковь (в зависимости от того, как именуются они в этом городе) – не одно здание, а целый комплекс сооружений, в разной степени больших, красивых и величественных. Даже в наше время, когда церковные здания обросли светскими, служащими для разного рода собраний и ассамблей (а в Йорке их предостаточно), старый собор по-прежнему высится над ними свидетельством набожности наших предков, как если бы город заключал в себе нечто большее, чем он сам. Спеша по узкой улочке, его легко потерять из виду, но внезапно дома расступаются, глазам вновь предстает собор, выше и больше всех остальных построек; тут-то и понимаешь, что попал в сердце города, что все улицы и аллеи сходятся сюда, к вместилищу тайн более глубоких, нежели все, что ведомо мистеру Норреллу. Так думал мистер Сегундус, входя в церковную ограду и останавливаясь в тени западного фасада.

Из-за угла, словно толстый черный корабль, величаво выплыл доктор Фокскасл. Заметив мистера Сегундуса, он взял курс на указанного джентльмена и пожелал ему доброго утра.

– Не соблаговолите ли представить меня мистеру Норреллу, сэр? – сказал доктор Фокскасл. – Мне бы весьма желательно свести с ним знакомство.

– Охотно, сэр, – отвечал мистер Сегундус, озираясь. Из-за снега большинство жителей сидело по домам, и лишь несколько черных фигурок пробирались через заснеженное поле к собору. При ближайшем рассмотрении это оказывались члены Йоркского общества либо причетники, регенты и сторожа, спешащие по церковным делам.

– Не хотел бы разочаровывать вас, сэр, – сказал мистер Сегундус, – но я не вижу мистера Норрелла.

Впрочем, кто-то тут был.

Кто-то стоял на снегу прямо перед церковью. Кто-то темный, сомнительного вида, с интересом глядящий на мистера Сегундуса и доктора Фокскасла. Спутанные волосы черным водопадом ниспадали на плечи, волевое лицо с длинным и узким носом казалось узловатым, словно древесный корень, и хотя кожа была очень бледной, лицо выглядело темным, то ли из-за черных глаз, то ли из-за длинных сальных волос. Через мгновение этот человек приблизился к двум волшебникам, отвесил небрежный поклон и, коротко извинившись, предположил, что они здесь по одному делу. Он представился Джоном Чилдермасом, представителем мистера Норрелла в некоторых вопросах (хоть и не уточнил, в каких).

– По-моему, – задумчиво произнес мистер Сегундус, – мне знакомо ваше лицо. Полагаю, мы где-то виделись?

Что-то промелькнуло на темном лице Чилдермаса и тут же исчезло; усмехнулся он или нахмурился, мистер Сегундус не разобрал.

– Я бываю в Йорке по делам мистера Норрелла, сэр. Возможно, вы видели меня в книжной лавке?

– Нет, – отвечал мистер Сегундус. – Я видел вас… я могу вас представить… где? Ой! Сейчас вспомню!

Чилдермас поднял бровь, как будто хотел сказать, что сильно в этом сомневается.

– Разумеется, мистер Норрелл и сам приедет? – спросил доктор Фокскасл.

Чилдермас отвечал, что мистер Норрелл не приедет, ибо не видит в этом никакой нужды.

– А! – вскричал доктор Фокскасл, – так он признал свое поражение? Ну, ну, ну. Бедный джентльмен. Полагаю, он чувствует себя очень глупо. Что ж, сама попытка достойна всяческой хвалы. Мы решительно не в претензии. – От радости, что волшебства не будет, доктор Фокскасл преисполнился несвойственным ему великодушием.

Чилдермас все так же вежливо отвечал, что доктор Фокскасл неверно понял его слова. Мистер Норрелл непременно будет колдовать; он будет колдовать в аббатстве, а результаты будут видны в Йорке.

– Джентльмены, – сказал Чилдермас доктору Фокскаслу, – не любят без надобности покидать уютную гостиную. Полагаю, сэр, если бы вы могли увидеть все из своего уютного кресла, то не стояли бы здесь в холоде и сырости.

Доктор Фокскасл сердито втянул воздух и бросил на Джона Чилдермаса взгляд, означавший, что тот ведет себя очень дерзко.

Чилдермас ничуть не смутился; скорее, возмущение доктора Фокскасла его позабавило.

– Пора, господа. Прошу войти в церковь. У меня есть основания думать, что вы бы не хотели пропустить самое интересное.

Через двадцать минут джентльмены из Йоркского общества уже входили в собор через дверь южного трансепта. Некоторые оглядывались, перед тем как войти внутрь, словно прощаясь с миром на случай, если не смогут снова его увидеть.