Текст книги "Джонатан Стрендж и мистер Норрелл"

Автор книги: Сюзанна Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Эх, малый, – сочувственно восклицал дворецкий, – на кого ты похож! Это из-за хереса, а, Джереми? Он разозлился на тебя из-за хереса?

Новый слуга упал с лошади на землю, затем схватил дворецкого за полу сюртука и стал умолять выдать ему удочку, чтобы он мог вытащить бедного Виверна из ада.

Из-за этой и прочих столь же невразумительных речей остальные поняли, что нового слугу лихорадит. Беднягу положили в постель и послали за доктором. Однако Лоуренс Стрендж, прослышав об этом, тут же отправил второго гонца с сообщением, что доктор не требуется. Затем Лоуренс Стрендж заявил, что хочет овсянки и пусть ее принесет именно новый слуга. Дворецкий отправился на поиски Джонатана Стренджа, чтобы тот вмешался, но выяснилось, что молодой хозяин рано утром ускакал в Шрусбери и ожидается только на следующий день. Слуги вытащили несчастного больного из постели, одели его, впихнули поднос с овсянкой в негнущиеся руки и вытолкнули в дверь. Весь день мистер Стрендж выдумывал все новые незначительные поручения, каждое из которых – и хозяин особенно на этом настаивал – непременно предполагало участие нового слуги.

К ночи новый слуга пылал жаром, как железный чайник, и нес горячечный бред о бочках с устрицами. Однако мистер Стрендж приказал новому слуге бодрствовать и эту ночь и велел дожидаться его в кабинете.

Дворецкий отважно предложил заменить собой несчастного больного.

– Нет, ты не подходишь для того поручения, которое я намерен ему дать, – заявил мистер Стрендж, а в глазах его вспыхнул опасный огонек, – к тому же я ценю его присутствие. Ты говоришь, что он выглядит больным? А я утверждаю, что ему всего лишь необходим свежий воздух. – Старый Стрендж открыл окно над письменным столом. В комнату тут же ворвался холодный ветер, а в воздухе закружились снежные хлопья.

Дворецкий вздохнул и прислонил нового слугу (который немедленно начал заваливаться набок) к стене, а в карман его тайно засунул грелки для рук.

В полночь служанка отнесла мистеру Стренджу овсянку. Вернувшись на кухню, она сообщила, что хозяин обнаружил грелки и вытряхнул их на стол. Слуги печально разошлись по своим спальням уверенные, что назавтра обнаружат нового слугу мертвым.

Наступило утро. Дверь кабинета мистера Стренджа оставалась закрытой. В семь утра никто не позвонил в колокольчик. Восемь часов. Девять. Десять. Слуги в отчаянии заламывали руки.

Однако слуги забыли, как, впрочем, и их хозяин, что новый слуга молод и силен, а Лоуренс Стрендж стар, и что бы ни пришлось вытерпеть этой ночью слуге, хозяин вынужден был делить с ним все испытания. В семь минут одиннадцатого дворецкий и кучер отважились войти в кабинет и увидели, что новый слуга спит на полу, а его лихорадки как не бывало. В другом конце кабинета за письменным столом сидел Лоуренс Стрендж, замерзший до смерти.

Когда события этой и предыдущей ночи стали достоянием общественности, новый слуга проснулся знаменитостью, словно победитель какого-нибудь дракона или великана.

Разумеется, ему очень льстила подобная известность, и он рассказывал и пересказывал историю, пока сам не начал верить в то, что после требования принести третий стакан хереса разразился следующей речью: «Ага, старый злодей, недолго тебе осталось оскорблять честных людей и сводить их в могилу, придет день – и ждать его недолго, – тогда ты ответишь за каждый вздох, что исторг из груди честных людей и за каждую вдовью слезинку!» Вскоре все в округе знали, что когда старый мистер Стрендж открыл окно, движимый благим побуждением заморозить нового слугу до смерти, тот выкрикнул: «Сначала холод, Лоуренс Стрендж, жар в конце! Сначала холод, жар в конце!» – пророческое замечание о месте, где ныне пребывает Лоуренс Стрендж.

15
«Как здоровье леди Поул?»
Январь 1808 года

«Как здоровье леди Поул?»

Вопрос этот без конца задавали друг другу лондонцы разных сословий. На рынке Ковент-Гарден продавец овощей спрашивал у цветочницы: «Как здоровье леди Поул?» В магазине Акерманна на Стренде сам владелец расспрашивал посетителей (среди которых были представители знати и столичные знаменитости) о состоянии здоровья ее светлости. На нудных заседаниях в Палате общин члены парламента шептались об этом со своими соседями (предварительно убедившись, что сэр Уолтер их не видит). Ранним утром на Мэйфер горничные с замиранием сердца интересовались у своих хозяек: «…разве сегодня вечером не будет леди Поул? Как здоровье ее светлости?»

Вопрос витал в воздухе: как здоровье леди Поул?

Ответ же был таков: ах, все хорошо, просто замечательно.

Впрочем, английский язык слишком беден, чтобы выразить, насколько хорошо чувствовала себя ее светлость. По сравнению с леди Поул все прочие люди на свете показались бы вам ходячими мертвецами. Бьющая через край энергия не оставляла девушку с первого утра ее воскресения из мертвых. На улице люди удивлялись, что знатная леди вышагивает с такой быстротой, а раскрасневшийся от бега лакей на несколько шагов отстает от госпожи. Однажды утром военный министр, выходя от Драммонда на Чаринг-кросс, был сбит с ног ее светлостью, стремительно несшейся навстречу. Онa помогла ему подняться, поинтересовалась, не ушибла ли его, и, прежде чем министр нашелся с ответом, унеслась прочь.

Как все девятнадцатилетние женщины, леди Поул была без ума от балов. Она могла протанцевать все танцы подряд, даже не сбившись с дыхания, и удивлялась, когда кто-нибудь уходил до окончания празднества.

– И это вялое действо они называют балом? – говорила она сэру Уолтеру. – Мы танцевали только три часа!

Кроме того, ее светлость изумлялась слабости прочих танцоров:

– Бедняжки! Как мне их жалко!

За здоровье леди Поул пили военные, флотские и духовенство. Сэра Уолтера Поула называли самым удачливым человеком в королевстве, да и сам сэр Уолтер придерживался того же мнения. Мисс Уитертаун – бледная, немощная мисс Уинтертаун – будила в нем жалость, но леди Поул, беспечно сияющая превосходным здоровьем и неизменно бодрым настроением, вызывала его восхищение. Случай с военным министром казался сэру Уолтеру лучшей шуткой на свете, и он не уставал пересказывать его всем знакомым. Сэр Уолтер доверительно признался леди Уинзел, своей близкой знакомой, что леди Поул – такая остроумная, такая живая – та женщина, какую он искал всю жизнь. И то сказать, независимость суждений ее светлости иногда поражала сэра Уолтера.

– На прошлой неделе она высказала мысль, что правительство не должно помогать деньгами и войсками королю Швеции, как мы решили, а напротив, поддержать правительства Португалии и Испании, дабы использовать их территории как плацдарм в войне с Бонапартом. Такая глубина мысли и точность суждений всего в девятнадцать лет! Так смело противоречить политике правительства! Разумеется, я сказал леди Поул, что ей следовало бы стать парламентарием!

Леди Поул соединяла очарование красоты, политики, здоровья и магии. В лондонском модном свете не сомневались, что именно ей предстоит стать в скором времени его украшением.

Леди Поул вышла замуж почти три месяца назад – пришло время доказать, что она достойна той роли, которую прочили ей судьба и модный свет. Вскоре были разосланы приглашения, извещающие о том, что во вторую неделю января на Харли-стрит состоится великолепный обед.

Первый обед, который дает молодая хозяйка, – важнейшее событие в ее жизни, влекущее бездну хлопот. Мало заслужить всеобщее одобрение манерами и воспитанием. Недостаточно изысканного платья и безошибочно подобранных украшений, умения петь и играть на фортепиано. Теперь молодая хозяйка должна обратить свое внимание к французской кухне и французским винам. Несмотря на множество советчиков, превосходно разбирающихся в этих тонких материях, направлять даму должны собственный вкус и наклонности. Леди Поул с презрением отвергла образ жизни своей матери. В лондонском высшем свете было принято обедать вне дома четыре-пять раз в неделю. И новобрачная – пусть ей исполнилось всего лишь девятнадцать и она едва ли когда-нибудь в своей недолгой жизни заглядывала на кухню – просто обязана была потрафить столь пресыщенным вкусам.

Затем слуги. В доме новобрачной все слуги, как правило, новенькие. Когда что-то срочно понадобится – свечи, особые вилки, салфетки, чтобы нести горячую супницу, – смогут ли они это отыскать? В случае с леди Поул с Харли-стрит сложности утраивались. Половина слуг была из Нортгемптоншира, из поместья ее светлости в Грейт-Хизердене, а другую половину наняли в Лондоне.

Общеизвестно, какая громадная пропасть пролегает между провинциальными и столичными слугами. Дело тут не в том, что им приходится выполнять разные обязанности. И в Нортгемптоншире, и в Лондоне слуги должны готовить, убирать и быть на побегушках. Нет, тонкое различие заключается в том, как исполняют эти обязанности в столице и в провинции.

Вот, скажем, провинциальный сквайр в Нортгемптоншире решит посетить соседа. Визит завершен, и лакей подает сквайру пальто. Здесь он вполне может почтительно поинтересоваться здоровьем жены сквайра, а тот, в свою очередь, нисколько не оскорбившись, задаст вопрос сам. Возможно, сквайр слышал, что бабушка лакея упала и поранилась, когда срезала капусту в огороде, вот он и спросит, выздоровела ли старушка? И сквайр, и лакей живут в тесном, замкнутом мирке и наверняка знают друг друга с детства.

Совсем не так обстоят дела в Лондоне. Здесь и помыслить невозможно, чтобы лакей обратился к гостям хозяина. Слуга должен вести себя так, словно никогда в жизни и слыхом не слыхивал, что в мире существуют такие диковинки, как бабушки и капуста.

Провинциальные слуги леди Поул утратили покой – они все время боялись совершить ошибку и никогда не были уверены, что делают все, как полагается. Даже их выговор служил поводом для насмешек. Лондонские слуги не всегда понимали провинциальный акцент (впрочем, и не особенно к этому стремились). Так, провинциалы именовали крыжовенный джем – кружовенным, смородинный – смородиновым и прочее в том же духе, а незатейливые петрушка и сельдерей были им гораздо роднее заморских спаржи и артишоков.

Лондонским слугам нравилось потешаться над провинциалами. Однажды они подали молодому лакею Альфреду тарелки с грязным, отталкивающего вида пойлом, сказав, что это французский суп и ему следует накормить им остальных провинциальных слуг. Частенько столичные слуги передавали через провинциалов послания помощнику мясника, пекарю и фонарщику. Послания эти были составлены из самых грубых и оскорбительных столичных словечек, которых провинциалы слыхом не слыхивали. Однажды, получив подобное сообщение, помощник мясника в сердцах заехал в глаз бедному Альфреду, а столичные слуги в это время прятались в кладовке и помирали со смеху.

Разумеется, провинциальные слуги, не переставая, жаловались леди Поул (которую знали с самого детства). Леди Поул видела, что старые друзья несчастливы в ее новом доме. Неопытная в таких делах, ее светлость не знала, как поступить. Леди Поул не сомневалась в правдивости старых слуг, но боялась своим вмешательством только ухудшить дело.

– Что я должна делать, сэр Уолтер? – спросила она у мужа.

– Делать? – удивился сэр Уолтер. – Ничего не надо делать. Предоставьте все Стивену Блеку. Скоро под его началом слуги станут кроткими, как овечки, и дружными, как стайка дроздов.

До женитьбы у сэра Уолтера был только один слуга – Стивен Блек, которому он безгранично доверял. В доме на Харли-стрит Стивена Блека называли «дворецким», однако обязанности его простирались гораздо шире обязанностей обычного дворецкого. Стивен Блек вел дела с банкирами и поверенными сэра Уолтера, изучал отчеты управляющих имением леди Поул, оплачивал счета, полагаясь только на собственное суждение, нанимал слуг, управлял их работой и выплачивал жалованье.

Разумеется, во многих домах есть слуги, которые благодаря своим исключительным способностям и дарованиям занимают особое положение среди прочей челяди. В случае Стивена Блека это положение являлось тем более исключительным, что Стивен Блек был негром. Именно исключительным, ведь нечасто негр становится самым уважаемым слугой в доме – и не важно, усердно ли он трудится, не важно, умен ли он. Однако Стивену Блеку удалось каким-то неведомым образом разорвать этот порочный круг. Конечно, дворецкий с Харли-стрит обладал немалыми достоинствами, среди которых значились красивое лицо и хорошая фигура. К тому же хозяин его был политиком и не собирался упускать случай подчеркнуть свои либеральные принципы, фактически доверив управление домом чернокожему слуге.

Новые слуги удивились, увидев, что отныне им предстоит трудиться под началом чернокожего. Многим из них до сей поры даже не доводилось видеть негров. Поначалу они встретили это известие с негодованием и решили ответить грубостью, если негр вздумает им указывать. Впрочем, каковы бы ни были их первоначальные намерения, вскоре слуги обнаружили, что Стивену Блеку не очень-то нагрубишь. Его степенный вид, властные манеры и продуманные указания убедили слуг, что лучше подчиниться.

Помощник мясника, пекарь, фонарщик и прочие персоны из окружения слуг с Харли-стрит обнаруживали немалый интерес к чернокожему дворецкому. Они расспрашивали у слуг сэра Уолтера о жизни Стивена Блека. Что он ест и пьет? Кто числится в его друзьях? Выходит ли он в свободное время? И когда слуги с Харли-стрит ответили им, что дворецкий на завтрак съедает три вареных яйца, его лучший друг – валлиец, камердинер военного министра, а прошлым вечером дворецкий танцевал на балу для слуг в смокинге, помощник мясника, пекарь и фонарщик остались весьма довольны столь подробным ответом. Слуги с Харли-стрит поинтересовались, зачем им эти сведения. Помощник мясника, пекарь и фонарщик были потрясены. Как, разве слуги с Харли-стрит не знают? Слуги с Харли-стрит не знали. Помощник мясника, пекарь и фонарщик объяснили, что вот уже многие годы по Лондону ходят слухи, будто Стивен Блек – вовсе не дворецкий, а тайный африканский принц, наследник громадного королевства, и всем давно известно, что когда он устанет служить дворецким, то вернется домой и женится на принцессе, такой же черной, как и он сам.

После такого открытия слуги с Харли-стрит стали потихоньку наблюдать за дворецким и скоро сочли, что в слухах нет ничего удивительного. И действительно, разве их послушание не может служить лучшим тому подтверждением? Трудно представить, чтобы такие независимые и гордые англичане признали авторитет чернокожего, если бы безотчетно не почитали в нем особу королевской крови!

Стивен Блек и не подозревал об этих любопытных теориях. Он как всегда усердно исполнял свои обязанности. Чистил серебро, учил лакеев прислуживать на французский манер, выговаривал поварам, заказывал скатерти, ножи и вилки – в общем, пытался переделать сразу те тысячу и одно дело, необходимые, чтобы подготовить дом к великолепному обеду, который давала ее светлость. К назначенному вечеру благодаря его усилиям все было устроено в лучшем виде. Вазы с оранжерейными розами стояли в гостиной, столовой и на лестницах. Белоснежная камчатная скатерть покрывала обеденный стол, сиявший всем блеском серебра, хрусталя и пламенем свечей. Два громадных венецианских зеркала висели на противоположных стенах – следуя инструкциям Стивена, слуги расположили зеркала так, чтобы отражения серебра, хрусталя и свечей двоились, троились и вновь троились. Когда гости расселись по местам, они растворились в золотом сиянии, словно в лучах славы.

Самым важным из гостей был мистер Норрелл. Как изменился он со времени приезда в Лондон! Тогда он бы никому не известен, тогда он был никем. Теперь же вся знать добивалась его внимания!

Гости постоянно интересовались его мнением по тому или иному вопросу и чувствовали себя польщенными, получив короткий и не слишком учтивый ответ: «Понятия не имею, о ком вы говорите», или «Не имел чести знать этого джентльмена», или «Никогда не бывал в тех местах».

Некоторые замечания мистера Норрелла – наиболее значимые – подхватывали мистер Дролайт и мистер Ласселлз. Они сидели по обе стороны от чародея, без устали развивая его мысли о современной магии, чтобы сделать их понятными для прочих гостей. В этот вечер темой разговора стала магия. Сидя за одним столом с единственным в Англии волшебником и женщиной, ставшей объектом его чар, гости просто не могли говорить или думать ни о чем другом. Вскоре разговор коснулся бессчетных случаев удачного использования магических заклинаний, участившихся после воскрешения леди Поул.

– Каждая провинциальная газета может похвастаться двумя – тремя подобными примерами, – согласился лорд Каслри. – Вчера в «Новостях Бата» я прочел о неком человеке по имени Гиббонс с Милсом-стрит, который проснулся ночью, услышав, как воры лезут в его дом. Кажется, он владел большим собранием магических книг. Он применил заклинание и превратил грабителей в мышей.

– Неужели? – спросил мистер Каннинг. – А что же случилось с мышами?

– Они юркнули в дыру под обшивкой стены.

– Ха! – сказал мистер Ласселлз. – Поверьте мне, милорд, не было там никакой магии. Бедняга Гиббонс услыхал шум, испугался грабителей, произнес заклинание, открыл дверь и обнаружил за ней – нет, не грабителей, а всего лишь мышей. Дело в том, что там с самого начала не было никого, кроме мышей. Все эти истории – ложь от начала до конца. В Линкольне живет одинокий священник с сестрой, их фамилия Мальпас – так вот, они занимаются тем, что исследуют подобные случаи, но до сих пор не обнаружили ни одного настоящего чуда.

– Они преклоняются перед мистером Норреллом, этот священник и его сестра! – с воодушевлением подхватил Дролайт. – Они так счастливы, что возрождением благородного искусства английского чародейства занимается такой человек, как мистер Норрелл! Им невыносимо думать, что находятся люди, которые хотят присвоить себе его великие свершения! Одна мысль о том, что кто-то пытается сравняться с мистером Норреллом, им ненавистна! Для них это – личное оскорбление! Мистер Норрелл был так добр, что снабдил их надежными средствами определения подлинности чудес, и теперь мистер и мисс Мальпас колесят по стране в фаэтоне и выводят мошенников на чистую воду!

– Вы слишком великодушны к Гиббонсу, мистер Ласселлз, – заметил мистер Норрелл в своей обычной суховатой манере. – Не столь уж очевидно, что у него не было злодейских намерений. Прежде всего он лжет, будто владеет собранием магических книг. Я послал Чилдермаса, чтобы проверить, и мне доложили, что там нет книг, изданных ранее 1760 года. Ничтожество! Совершеннейшее ничтожество!

– И тем не менее, – сказала леди Поул мистеру Норреллу, – мы должны надеяться, что священник и его сестра вскоре отыщут настоящего волшебника, который станет вашим помощником, сэр.

– Ах, да где же? – воскликнул Дролайт. – Больше нет никого! Никого! Вы же видите, для того, чтобы свершить все эти великие деяния, мистер Норрелл на долгие годы запер себя в библиотеке. Увы, ныне подобное самопожертвование ради блага страны столь редко!.. Уверяю вас, больше в Англии чародеев нет!

– Все равно, – настаивала ее светлость, – священник с сестрой не должны бросать поиски. На собственном опыте мне известно, сколько трудов требуется ради одного магического опыта. Только представьте, чего бы достиг мистер Норрелл, работай он вместе с помощником!

– Увы, – сказал мистер Ласселлз. – Брат и сестра Мальпас не нашли пока никаких следов подобного человека.

– Однако вы же сказали, мистер Ласселлз, – воскликнула леди Поул, – что их цель – разоблачать фальшивую магию, а не искать новых магов. Раз уж они путешествуют по стране в фаэтоне, им было бы уместно провести некоторые изыскания – разузнать, кто занимается магией, у кого есть собрания магических книг. Уверена, это не составит для них большого труда. Они будут лько рады помочь вам, сэр, – обратилась ее светлость к мистеру Норреллу. – А нам остается надеяться, что в скором времени их поиски завершатся удачей, и тогда вам не будет так одиноко.

Наконец гости воздали должное всем пятидесяти или около того блюдам, а остатки лакеи убрали со стола. Дамы удалились, джентльмены остались с портвейном и сигарами. Однако сегодня что-то мешало им наслаждаться обществом друг друга. Джентльменам хотелось продолжить разговор о магии. Даже сплетни об общих знакомых и – страшно подумать! – разговоры о политике не приносили обычного облегчения. Вскоре джентльмены почувствовали, что им просто необходимо увидеть очаровательную хозяйку дома, и довольно безапелляционно заявили сэру Уолтеру, что он соскучился по жене. Общеизвестно, что молодожены несчастливы в разлуке, и даже недолгая отлучка жены способна выбить молодого мужа из колеи и лишить его аппетита. Разве вам не кажется, господа, что вид у сэра Уотера болезненный, словно у пациента, страдающего от разлития желчи?

Сэр Уолтер отверг эти обвинения.

Ему нравится делать хорошую мину при плохой игре? Что ж, это достойно джентльмена. Однако его отчаянное состояние просто бросается в глаза. Друзьям сэра Уолтера настала пора проявить милосердие и воссоединиться с дамами.

Из угла рядом с буфетом Стивен Блек смотрел, как джентльмены покидают комнату. В комнате остались лакеи: Альфред, Джеффри и Роберт.

– Подавать чай, мистер Блек? – с невинным видом поинтересовался Альфред.

Стивен Блек поднял вверх тонкий палец и слегка нахмурился, давая понять, что лакеям следует оставаться на местах и не шуметь. Дворецкий подождал, пока джентльмены уйдут, а затем воскликнул:

– Да что с вами сегодня? Альфред! Я понимаю, вам нечасто приходится прислуживать таким гостям, но это не повод, чтобы забыть все свои навыки! Я поражен вашей бестолковостью!

Альфред пробормотал извинения.

– Лорд Каслри попросил вас принести куропатку с трюфелем. Я отчетливо слышал его слова! А вы подали ему клубничное желе! О чем вы только думали?

Альфред снова неразборчиво что-то пробормотал – слышно было только слово «испугался».

– Вы испугались? Чего?

– Мне показалось, что за креслом ее светлости стоит странный незнакомец.

– Альфред, о чем вы толкуете?

– Высокий господин в зеленом сюртуке с сияющей копной седых волос. Он наклонился и прислушивался к словам леди Поул. А через секунду исчез.

– Альфред, посмотрите туда.

– Слушаюсь, мистер Блек. – Что вы видите?

– Шторы, мистер Блек.

– А еще что?

– Канделябр.

– Зеленые бархатные шторы и горящий канделябр. Вот и ваш незнакомец в зеленом сюртуке с седой головой, Альфред. А теперь ступайте и помогите Кисси вынуть фарфор и в будущем постарайтесь вести себя благоразумнее. – Стивен Блек повернулся к другим лакеям. – Джеффри! Вы ничем не лучше Альфреда! Могу поклясться, даже сейчас вы витаете в облаках! Что вы можете сказать в свое оправдание?

Джеффри не сразу нашелся с ответом. Бедняга моргал и сжимал губы, словно боялся расплакаться.

– Простите, мистер Блек, меня расстроила музыка.

– Музыка? – переспросил дворецкий. – Какая музыка? А, вот и она! В гостиной только что заиграл струнный квартет.

– Нет, мистер Блек! Я о скрипках и дудочках, что весь обед играли в соседней комнате. Ах, мистер Блек! Это самая печальная музыка на свете! Я думал, она разобьет мне сердце!

Стивен недоуменно уставился на лакея.

– Не понимаю вас, Джеффри. Я не слышал никаких скрипок и дудочек. – Он повернулся к третьему лакею, черноволосому крепышу лет сорока. – Роберт! Я даже не знаю, что вам сказать! Разве вчера мы с вами не беседовали?

– Беседовали, мистер Блек.

– Разве я не говорил вам, что вы должны показать пример остальным слугам?

– Говорили, мистер Блек.

– Вы не меньше полудюжины раз за вечер подходили к окну. О чем вы только думали? Леди Уинзел искала глазами кого-нибудь, чтобы попросить чистый бокал. Вы должны были прислуживать гостям ее светлости, а не глазеть в окно!

– Простите меня, мистер Блек, но я услышал стук.

– Стук? Что за стук?

– Ветки бились о стекло, мистер Блек. Стивен Блек издал нетерпеливый возглас.

– Роберт, рядом с домом нет деревьев! Вам это известно не хуже меня!

– Мне показалось, что вокруг дома вырос лес.

– Что? – воскликнул Стивен.