Текст книги "Пес, который говорил правду"

Автор книги: Сьюзан Конант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 14

Для своей личной охраны я выбрала лучшую в мире породу, которую рекомендовала бы всем женщинам, – аляскинского маламута. Но в то утро, утро выставки, я нуждалась в защите не от грабителей и насильников, а от головной боли и нервного возбуждения. Я линяла две таблетки, запив их чашкой кофе.

Выставка проводилась в Северо-восточном торговом центре в Воберне, недалеко от дороги, которую все в Массачусетсе называют «шоссе 128», хотя испокон веков оно имело длину девяносто пять километров, а вовсе не сто двадцать восемь. Следуя тому же принципу, устроители выставки пишут в своих проспектах, что Северо-восточный торговый центр – очень красивое место. Что ж, если девяносто пять равняется ста двадцати восьми, то, может быть, это и красивое место. Вообще-то, достаточно обширный участок земли, да еще в пригороде, да еще используемый для выставки собак, просто не может быть некрасивым. Поэтому в тех же проспектах вас предупреждают: лучше вести себя так, чтобы Клуб и в дальнейшем мог получать этот участок для выставок. Если владельцы собак не будут следить за ними должным образом, то Клубу в следующем году придется подыскивать себе другую площадку и, возможно, платить за нее еще больше.

Вообще-то собаки украшают любой пейзаж. С точки зрения эстетического воздействия собачьи выставки дадут всем музеям сто очков вперед. Красота – это жизнь, движение, изменчивость, наконец, разнообразие, не говоря уж о пропорциональности и гармонии. Мрамор и бронза холодны и безжизненны, да и трогать их в музее нельзя. Живопись статична, и картина никогда не лизнет тебя в лицо! К тому же в музее вы заранее знаете, «кто победил». Что такое истинная красота? Прежде всего порядок. Собаки декоративные, охотничьи, служебные – строгое разделение на группы. Гармония? Ну-ка, взгляните на победителей выставки! Счастливое сочетание экстерьера и выучки. Разнообразие? Конечно! Разные породы, размеры, окрасы. Тут вам и ирландские волкодавы, и скайтерьеры, и колли, и доберманы, и спаниели, и бассеты, и королевские пудели, и акиты, и мальтийские болонки, и далматинцы, и тибетские терьеры… Огромные и крошечные, шумные и тихие, гладкошерстные и лохматые – и все это собаки. В следующий раз, когда мир покажется вам отвратительным, не ищите утешения у безжизненных памятников. Отправляйтесь на лучшую в мире выставку – выставку собак.

Кими была просто потрясена всей этой красотой. Для Рауди это была не первая выставка, но у него так развито чувство прекрасного, что восприятие его не притупилось. Но сегодня мы приехали сюда как раз для того, чтобы мои милые эстеты стали на некоторое время прагматиками. С каждой новой выставкой у собаки все меньше кружится голова от ослепительной красоты зрелища, и она научается заниматься сугубо практическими делами, то есть зарабатывать высокие оценки по выучке.

Сейчас вся красота мира сконцентрировалась для Кими и Рауди в киоске, рекламирующем продукцию компании ИАМС, выпускающей корм для кошек и собак. Кими обнюхивала большой пакет «Еканубы», выставленный перед киоском, Рауди же держал голову высоко – он смотрел на рекламные образцы, разложенные на прилавке, как раз на уровне собачьего носа. Я заканчивала интереснейшую дискуссию с представителем компании. Мы говорили о консервантах, вызывающих сейчас горячие споры. Я взяла с прилавка проспект и два пакетика корма низкой калорийности. Вдруг я заметила Джоэла и Келли Бейкер. Они рассматривали образцы в соседнем киоске диетического питания.

На Келли был джемпер ручной вязки, совершенно такой, как я видела в каталоге Л. Л. Бин, но не заказала, решив, что он слишком дорогой. На эти деньги я купила энциклопедию редких пород, два пособия по дрессировке, книгу по генетике собак, руководство по уходу за собаками, галлон шампуня для собак и для ухода за зубами – искусственную кость с запахом ветчины фирмы «Нилафлосс». И еще остались деньги. Пока я не увидела Келли в джемпере, я не жалела о принятом решении.

– Привет, – сказала я. – Как дела?

Я ничем не рисковала, задавая этот вопрос. У Джоэла и Келли был благостный вид людей, чьи собаки проявили себя хорошо. Кстати, если вы никогда не бывали на выставке собак, вы могли подумать, что мне пришлось громко кричать, чтобы привлечь внимание Бейкеров, перекрывая тявканье, лай и визг – в общем, всю эту собачью болтовню. Болтовни на выставках действительно бывает много, но в основном человеческой. Громкоговорители вещают объявления, люди переговариваются, собаки же, как правило, молчат.

– Наша Так получила ЛПП, – сказала Келли.

ЛПП – это Лучшая Собака Противоположного Пола. Если лучшим в породе признается кобель, то ЛПП присваивается суке, если лучшая – сука, то наоборот.

– Поздравляю! Это здорово, – сказала я обоим и добавила, обращаясь к Джоэлу: – Вы ведь сами ее выводили?

Джоэл кивнул. Он был одет как раз для выставочного ринга: хороший костюм под цвет окраса риджбека, белоснежная рубашка, коричневый галстук. Но, в отличие от большинства собачников, он всегда одевался так, хотя, конечно, цвет костюма не обязательно гармонировал с окрасом собаки. Его светлые волосы лежали так, будто он только что вышел от парикмахера. Он, как всегда, был чисто выбрит. Нигде в правилах Американского клуба собаководства не указано, что люди, выставляющие собак, должны быть одеты хорошо, но все стараются выглядеть получше, особенно когда оценивается экстерьер их собаки.

На соревнования по выучке те, кто уважает себя и судей, тоже одеваются прилично. Но есть и такие (о, они не прошли школу моей матери!), которые выглядят как настоящие неряхи.

– Вот это правильно! Мне не нравится, что все подряд становится профессиональным. Правда, на экстерьер у меня есть вожатый, а выучку я показываю с Рауди сама. Но сегодня мы не участвуем. Просто набираемся опыта.

Мои собаки тем временем сравнивали знакомый запах «Еканубы» с новым для их ароматом диетического корма. Однако Кими уже стала трогать лапой двадцатифунтовый пакет, а дегустация вовсе не входила в наши планы.

– Рауди, ко мне, – позвала я.

Он тут же послушно уселся слева от меня.

– Кими, фу! – Я потянула ее за поводок, но лишь слегка.

Вы имеете право «разогревать» собаку перед рингом, во всех остальных случаях заниматься дрессировкой на выставке строго воспрещается.

– А почему бы вам не попытать счастья? – спросил Джоэл. – Выглядят они прекрасно!

Конечно, я сразу полюбила его как родного!

– Спасибо. Но я совсем не уверена в Кими. Она ведь у меня недавно. Я только начинаю дрессировать ее.

– Она просто прелесть, – сказала Келли, почесывая Кими под подбородком.

Блестящие кудрявые темные волосы Келли прекрасно гармонировали с лоснящейся темно-серой волчьей шерстью Кими. Джоэл опустил руку в карман, а потом показал мне что-то, зажатое в кулаке:

– Можно?

Носить съестное на соревнования по послушанию запрещено, но на соревнованиях по экстерьеру все вожатые используют подачки, чтобы держать собак в тонусе. А вы думали, почему собаки на ринге такие подтянутые? Печенка! Вот в чем дело!

– Конечно! – разрешила я.

(Конечно, я уверена, что ты убил двух женщин. Я не доверяю тебе!)

Но оказывалось, что я доверяю ему! В отношении собак. Он поманил Кими, подержал зажатое в кулаке лакомство около ее носа, потом резко поднял руку с лакомством, выбросив вторую вперед. Кими сделала великолепную стойку, передними лапами опершись на вытянутую руку Джоэла. Мышцы ее напряглись, глаза засверкали. Даже если вы провели всю жизнь среди собак, бывают моменты, когда вы как будто видите собаку впервые. Это было впечатляющее зрелище! Джоэл разжал кулак и дал Кими кусочек печенки.

– Видишь, как здорово на выставке? – сказала я Кими.

Рауди все сидел рядом и, как он был приучен, не прислонялся ко мне, но я на расстоянии чувствовала его дрожь. Струйка слюны патетически стекала у него изо рта.

– Что? Забыли о тебе? – пожалела его я.

– Конечно нет! – воскликнула Келли и вынула из кармана угощение для Рауди. – Какой красавец! Ты хороший мальчик? Конечно, хороший! Умница!

И она опять полезла в карман.

– Наверно, им уже хватит, – сказала я. – Они все еще не ладят между собой, когда дело касается еды. Я кормлю их порознь.

Рауди понял мою интонацию, а может, и мои слова. Он умоляюще посмотрел на меня, в надежде, что я передумаю. Кими тоже надежды не теряла. Она понюхала руки Келли, лизнула их, потом проверила, не выпало ли у Рауди что-нибудь из пасти. Оказалось, нет. Тогда Кими подняла свою красивую головку, и тут… новый запах привлек ее внимание. Ноздри Кими дрогнули, и на ее физиономии появилось то особое выражение, которое всегда напоминает мне картинку из детской книжки, где бык Фердинанд нюхает цветы. Да! «Красный цветок»! Книгу эту меня уговаривала почитать Элейн Уолш. Целая книга о менструации! Даже трудно поверить. Я обещала Элейн, что коль скоро осилила три-четыре тысячи книг о собаках и все, что написано о команде «Селтик», и еще некоторое количество художественной литературы, то попытаюсь справиться и с этой книгой.

Я, очевидно, не очень хорошо усвоила все эти собачьи книги, потому что не успела мобилизоваться. Кими уткнулась носом в мои брюки, в самое интересное место. Элейн, вероятно, выбранила бы меня за мое замешательство и смущение. Но Элейн умерла.

– Фу, – сказала я насколько могла спокойно, дернув поводок.

Келли попыталась прийти ко мне на выручку.

– Кими! – позвала она преувеличенно оживленным голосом.

Кими отреагировала на свою кличку, повернула голову к Келли и… почуяла другой запах.

Нет. Не совсем другой. Она снова повернулась ко мне, потянула носом, потом что-то «пропела» высоким, капризным голосом избалованного ребенка, кинулась к Джоэлу и… проделала с ним то же, что несколькими секундами раньше – со мной.

– У тебя – тоже! – как бы провозгласила она.

Я так сильно дернула за поводок, что Американский клуб собаководства гневно осудил бы меня, если бы был в курсе.

– Ну, поздравляем Так с победой! – с фальшивой бодростью сказала я. – Мы, пожалуй, пойдем. Было приятно повидать вас.

А что я еще могла сказать? То, о чем сразу же подумала? Если бы Кими умела разговаривать по-английски, она бы заявила, что у Джоэла… месячные! Вы мне не верите? У человека около пяти миллионов «нюхательных» клеток. У собаки – двести миллионов, и их рецепторы намного чувствительней наших. Более того, мозг собаки лучше перерабатывает информацию о запахах, потому что соответствующая часть его развита лучше, чем у людей. И потом, я всегда верю своим собакам, что бы там ни говорила Рита. А вы все еще сомневаетесь? Ну и ладно. В конце концов, это не имеет значения. После того как Кими разъяснила мне кое-что о Джоэле, все остальное встало на свои места. Его миловидность. Его телосложение. Его одежда: строгие костюмы, галстуки, пальто, ботинки, – ничего, чем могла бы владеть и женщина, что допускало бы хоть малейший намек на женственность. Он вынужден был одеваться подчеркнуто по-мужски именно потому, что не был мужчиной!

Как мне потом говорила Рита, это открытие вызвало у меня состояние краткой, но очень ярко выраженной рассеянности и заторможенности.

«Итак, у него месячные, – помню, подумала я. – И у меня тоже».

Дальше я помню, как остановилась у следующего киоска и купила там специальный зажим, чтобы соединять ошейники собак на время прогулки и вести их на одном поводке, а в дальнейшем выставлять их вместе на соревнованиях по послушанию. Эта покупка, хоть и была несколько преждевременной, все же имела какой-то смысл. Зато потом я купила бутылку шампуня для собак с шерстью бронзового цвета, порошок для кошачьей уборной, книгу о собачьих проделках, которая у меня уже была, и футболку с надписью: «Любовь – это большой дог». У меня никогда не было дога! В следующем киоске я купила смесь изюма с дроблеными орехами – еду, которую я терпеть не могу. И наконец, приобрела огромную тарелку с ручной росписью: ретривер с мертвой птичкой в зубах. Может, я покупала все эти вещи для кого-то другого? Не спрашивайте меня!

Конечно, именно собаки привели меня в чувство. У них работа такая, у собак, – приводить людей в норму. Рауди стал тихонько подвывать, Кими присоединилась к нему. Когда аляскинские маламуты так подвывают, они обращаются не в пространство, а именно к вам, и лучше вам прислушаться. Я так и сделала.

Глава 15

На следующий день я выложила новость Рите. Она еще меньше меня была склонна допустить такую возможность. Короче говоря, она мне не поверила.

– Собаки всех обнюхивают, – сказала она.

– Я, знаешь ли, неплохо понимаю собачий язык, – ответила я. – Это мой родной язык в некотором роде. Я на нем бегло объясняюсь. Если бы ты знала, что я выросла, например, в Будапеште, и я бы тебе сказала, что мне кое-что сообщили по-венгерски, ты бы тоже решила, что я не так поняла?

Мы завтракали в «Пентименто», на Харон-авеню, за несколько кварталов от моего дома. Это заведение станет вполне приличным, как только его хозяева бросят ходить на задних лапках перед санитарной инспекцией. Ох уж эта мне забота о санитарном состоянии! Если правительство серьезно намерено очистить рестораны и кафе от животных – разносчиков заразы, придется закрыть все заведения, куда пускают представителей вида Homo Sapiens. Думаете, это собаки разносят грипп, туберкулез, стрептококк? Нет! От собаки даже простудой не заразиться. Стив, конечно, согласен со мной, но он слишком занят своей частной практикой, чтобы предпринимать какие-то активные действия. И к тому же он опасается, что люди, привыкшие доверять «человеческим» врачам, могут не прислушаться к советам радикально настроенного ветеринара.

А пока, хоть в «Пентименто» и не пускают собак, зато здесь подают потрясающий десерт, денверский шоколадный пудинг – нечто среднее между шоколадным тортом и желе. К тому же сверху он залит взбитыми сливками.

Надо ли было сперва рекламировать денверский пудинг раньше, а уже потом описать Ритину реакцию на мое сообщение, что Джоэл Бейкер женщина? Может, вы думаете, что я нарочно оттягиваю момент? Может, вы разделяете Ритино мнение, будто человек, одержимый невероятно важной для него мыслью, иногда без умолку болтает о чем угодно, только не о главном? Что ж, возможно, вы и правы. Но пудинг действительно очень хорош!

– Ты, кажется, собираешься заказать вторую порцию? – испугалась Рита.

С тех пор как она обнаружила, что ее единственные джинсы не застегиваются, она перешла на жидкую диету с высоким содержанием протеинов. Но сегодня она устроила себе выходной и наслаждалась «твердой» пищей, если, конечно, пудинг можно считать твердым. Рита и так редко носит джинсы, несмотря на свою прямо-таки игрушечную фигурку. Обычно она одета так, как была в тот день, когда мы ели пудинг: оливково-зеленый шелковый костюмчик, белоснежный тонкий бадлон и массивные золотые украшения. На мне были джинсы и шерстяной свитер той степени поношенности, когда вещи уже почти разжалованы в «одежду для прогулок с собакой».

– Нет. Я не проголодаюсь еще, как минимум, час! – мстительно ответила я.

Рита считает, что я заразилась от своих собак глистами и поэтому могу не соблюдать диету.

– Все дело в том, – продолжала я, – что ты всегда хочешь провести четкую границу между врачами и пациентами. Эта граница существует, но проходит не там, где ты думаешь. И она такая зыбкая, что можно ее просто не заметить.

– Кто это тут недавно говорил, что твоя возня с собаками представляет собой удачную адаптацию? Я бы лишила этого врача лицензии. Можно, я возьму у тебя кусочек?

– Доедай. Или, может, взять тебе еще порцию?

– Нет. Спасибо. – Она оттолкнула от себя тарелку, но пока мы разговаривали, то и дело ковыряла в пудинге ложкой.

– Он очень маленького роста. Для мужчины, – сказала я.

– Это ничего не значит, – ответила Рита, понизив голос. – Только не называй имен!

– Я и не называю. Сам по себе этот факт, конечно, ничего не значит. Спад Уэбб, например, ниже меня.

– Кто это – Спад Уэбб?

– Неважно.

– А-а! – спохватилась она. – Наверно, какой-нибудь знаменитый пес!

– Нет, я интересуюсь не только собаками, но и спортом.

– Значит, баскетболист.

– Как ты догадалась? И все-таки это странно, и не только для баскетболиста, когда мужчина такой маленький. И еще: очень мелкие черты лица. А телосложение? Узкие плечи…

– В пределах нормы.

– Голос…

– Ну, хватит, прекрати!

– Но, главное, подбородок!

– Просто у него очень светлая кожа. Мягкие, светлые волосы. Может быть, у него в роду были шведы, например. У человека с такой светлой «окраской» никогда не бывает заметна пятичасовая щетина.

– А вот я кое-что заметила, – сказала я. – Я заметила, что он всегда выглядит так, будто только что побрился. И знаешь что? Я уверена, что он действительно бреется! У некоторых женщин бывает пушок над верхней губой. Если им это не нравится, они обесцвечивают волоски, но ни в коем случае не сбривают их. Иначе, когда они начнут отрастать, будет заметна «щеточка». Что мы и видим у Джоэла. Уверяю тебя: я все обдумала! Прими это хотя бы как версию.

– Но я так давно его знаю! Их обоих. Кроме всего прочего, они – люди, строго соблюдающие условности. Их брак столь традиционен и добропорядочен, что они очень выделяются, по крайней мере здесь, в Кембридже.

– Ну, извини! Значит, я ошиблась.

– Такие вещи, конечно, бывают, – сказала Рита. – Есть несколько известных примеров. Помнишь того знаменитого музыканта, ну, как его? Он еще недавно умер… Он прожил всю жизнь как мужчина, а оказался женщиной. Об этом писали во всех газетах. Недавно вышла книжка об этом явлении. Мне где-то попадалась аннотация. И знаешь что? Я не стала покупать эту книгу. Почему? Потому что я НЕ ХОЧУ об этом читать. Я и слышать об этом не хочу. Слишком это все неестественно и странно…

– Рита, странное и неестественное в человеке – твоя профессия.

– Вот именно. Представь себе, как часто мне приходится выслушивать то, чего никто не захотел бы слушать. Это моя работа. Ужасные, просто кошмарные вещи случаются с людьми, и им кому-то надо о них рассказать! И часть меня, мое профессиональное «я», и есть этот «кто-то». Иногда мне так хочется им сказать: «Послушайте! Я больше не вынесу! Не рассказывайте мне об этом! Я не хочу этого слушать». Так вот, ты даже не моя пациентка! И тебе я могу сказать: «Я не хочу этого слышать».

– И все же, – настаивала я, – ты только подумай, в какой он попал переплет!

– Он?

– Он.

Рита удовлетворенно кивнула:

– Значит, все-таки он.

– Нет, ты только представь! Предположим, она сообщила бы в Ассоциацию, как обещала. Его бы вызвали. Он прекрасно мог бы защитить себя от клеветы. Большинство мужчин ничего не смогли бы сделать в подобной ситуации. Слово против слово, больше никаких свидетельств. Ничто недоказуемо, и дело, конечно, решается в пользу женщины. А в данном случае, он мог бы неопровержимо доказать, что она лжет.

– Но заплатил бы за это слишком дорогой ценой, – скептически заметила Рита.

– Вот я и говорю: попал в переплет! Ты точно не хочешь больше пудинга?

– О, нет! – простонала Рита. – Меня уже тошнит.

– Так вот: либо он теряет все, потому что соблазнил пациентку, либо всем становится известно, какой странной и неестественной жизнью он живет. Как только история попадает в газеты, в общем мнении он становится либо преступником, либо ненормальным. И дело не только в нем. Ты представляешь себе ее положение? Она, прекрасная домохозяйка, непревзойденная кулинарка, занимающаяся собаками, страстно желающая ребенка (я думаю, в конце концов они взяли бы ребенка на воспитание), вдруг оказывается героиней скандальной хроники «Глоб» или «Геральд»…

– Не говоря уже о «Нэшэнэл Инквайрер»…

– Да, думаю, ему лучше было бы не доказывать, что пациентка лжет, – сказала я. – Наверняка она все узнала о нем, а он пытался заткнуть ей рот. А Элейн? Она просто гнула свою линию. Хотя она и верила, что пациентка покончила самоубийством, ей все равно хотелось притянуть его, ведь она считала, что самоубийство по его вине. Боже мой! Как он должен был ненавидеть Элейн! Трудно его обвинять. И трудно вообразить более абсурдное обвинение, чем то, которое она ему предъявила.

– Ты уже говорила Кевину о… своей новой гипотезе?

– Я с ним не виделась. Вернее сказать, я его избегаю. Можешь и меня считать ненормальной, странной, моральным уродом и тому подобное. Ты, вероятно, находишь все это настолько противоестественным, что просто не допускаешь…

Ничто не может так разозлить психолога, как обвинение в том, что он чего-то «не допускает». Рита взорвалась:

– Да все я прекрасно допускаю! Отказаться сразу поверить в нечто совершенно невероятное не значит вообще не допускать этого. Просто я стараюсь реально смотреть на вещи.

– Ты не видела Кими тогда, на выставке!

– Ах, Кими! Ну да, это же она тебе все рассказала.

– Да, на своем языке.

Рита страдальчески закатила глаза.

– Вот видишь! – сказала я. – Если ты так реагируешь, что, по-твоему, сказал бы Кевин? Может быть, он просто не поверит мне. Открытость и терпимость к человеческим странностям – не главные его достоинства.

– Кевин – кембриджский полицейский. Он здесь вырос. И жил не за каменной стеной. Если всякие странности существуют, то где же, как не здесь? И, я думаю, он это понимает. Но даже по кембриджским меркам ты слишком далеко хватила в своей версии. Скорее всего, он тебе не поверит. Но ты ведь показывала ему эти письма?

– В том-то и дело, что нет. Я не знаю, заглядывал ли он в память компьютера. А может, у нее были копии, и их нашла полиция…

– Так почему же ты не…

– Слишком серьезный мотив. Особенно теперь, если всплывет вся эта история с полом. Я-то знаю, что я права, и думаю, Кевин мне поверит. А если поверит, вряд ли он станет отрабатывать другие версии. Никто даже не будет всерьез рассматривать возможность алиби…

– А ты сама допускаешь, что он…

– Да, – ответила я. – У него были очень серьезные мотивы. Может быть, он сделал это сам. А может быть, кто-то помог ему.

– Кто же?

– Прежде всего кто-то, у кого много синеквана. Кто-то, не знающий, что она не любила домашний сыр. Может, он тоже не знал этого, но синеквана у него не было. И как он мог подложить его в коробочку с сыром? Да, похоже, был кто-то еще, у кого тоже имелась причина ненавидеть Элейн. Рита, эти люди живут очень таинственной и непонятной жизнью. Но знаешь, что самое странное? Они хорошие люди! Рита, ты их знаешь. Они действительно очень милые люди, а если я скажу Кевину, у них просто не будет шанса. И весь Кембридж узнает. Ты когда-нибудь была у них дома?

– Да.

– Ну?

– Если ты и вправду думаешь, что он мог сделать это, ты не имеешь права молчать. Факты и ваши с Кими сумасшедшие предположения – разные вещи. К тому же вы с Кими можете оказаться правы.

– Вот спасибо!

– Я, конечно, не верю в «рассказы» Кими, но кое-что сходится, и если возникает подозрение… Как бы там ни было, здесь две совершенно разные и отдельные проблемы. Убивать людей не есть еще один, альтернативный стиль жизни. Если он это сделал, я бы не хотела, чтобы преступление сошло ему с рук. Ты не знала Донну.

– Но я знала Элейн. И неплохо к ней относилась. Очень неплохо. Может быть, раньше лучше, чем сейчас, но, по крайней мере, она что думала, то и говорила. А насчет ее романа, я не думаю, что Элейн сознательно хотела причинить кому-то боль. Она просто искренне не верила в брак. Я даже не уверена, знала ли о романе… ты знаешь кто.

– Кстати, а об этой самой «ты знаешь кто» в сандалетах ты не думала?

– Пока нет. Хотя, наверно, стоило бы. Она занимается делами мужа, счетами например. Она мне говорила, когда я была у них тогда. Если она рассылает счета его пациентам, значит, она должна была знать, что Донна виделась с ним насчет рецепта, правильно? И адрес Донны у нее должен быть. И, скорее всего, она знала, где живет Элейн. А может, она даже была в курсе того, какие именно лекарства ее муж выписывал Донне.

– Не понимаю, что она могла иметь против Донны.

– Я тоже не знаю. Разве что…

– Кажется, ты говорила, психиатры потому и платят такие огромные штрафы за злоупотребление доверием пациенток, что считается, будто они очень даже способны на такое.

– Холли, это не значит, что все они злоупотребляют доверием пациенток. Вовсе нет. А что касается ее, ну, той, которая занималась счетами… Возможно, тут есть над чем подумать. А насчет реакции Кевина ты, пожалуй, права.

– Надеюсь, что я ошиблась насчет вины Джоэла. Когда я буду твердо уверена, что не ошиблась, я, конечно, скажу Кевину.

– Я тоже надеюсь, что ты ошиблась.

Подошла официантка.

– Кофе? – спросила она.

– Без кофейка, – сказала Рита. – И со сливками, пожалуйста.

– Мне – натуральный, – сказала я.

Рита ностальгически вздохнула:

– Этот бескофеиновый кофе – как безопасный секс.