Текст книги "Иная"
Автор книги: Сьюзан Хаббард
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
В младенчестве животные и люди склонны к подражанию – они инстинктивно подмечают черты своих родителей и копируют их. Новорожденные жеребята, например, мгновенно запоминают и следуют за любым крупным существом, которое нависает над ними в момент их рождения. Когда я родилась, единственным родителем, маячившим у меня перед глазами, был отец, и я научилась подражать ему.
Но в утробе я, должно быть, очень внимательно прислушивалась к маме. В противном случае многое из моего последующего поведения невозможно было бы объяснить – разве что генетикой. А это очень сложная материя, над которой мы подумаем в другой раз, хорошо?
Каждый год в январе отец на неделю уезжал из дома на профессиональную конференцию. В это время обычно со мной занимался Деннис.
Вечером, накануне отцовского отъезда, Деннис ужинал с нами. Рут приготовила запеканку из баклажанов (к моему удивлению, куда вкуснее всего, что готовила бедная миссис Макги). Но аппетита у меня хватило только на одну ложку. «У Ари депрессия», – подумала я. Взглянув через стол на папу с Деннисом, я поняла, что они тоже так подумали. Беспокойство, написанное на их лицах, заставило меня почувствовать себя виноватой. Они притворялись, будто разговаривают о физике – а именно об электродинамике, о которой должна была пойти речь на моем следующем уроке, но на самом деле говорили обо мне.
– Сначала повторите строение атома, – говорил отец Деннису, глядя на меня.
– Разумеется, – отвечал Деннис.
С момента смерти Кэтлин я нечасто его видела, но, когда бы он ни появлялся, он неизменно клал мне руки на плечи, как будто хотел прибавить мне сил.
Рут поднялась из подвала с большой коричневой бутылкой в руке. Она поставила ее на стол перед папой, и он пододвинул ее к моей тарелке. Тут наши взгляды пересеклись, и я заметила, как в ее черных глазах промелькнула тень сочувствия, которая практически сразу исчезла. Рут поспешила обратно в подвал.
– Ну ладно. – Папа отодвинул стул. – Ари, я вернусь в следующую пятницу и рассчитываю, что к тому времени ты будешь готова обсудить квантовую теорию и теорию относительности.
Он постоял с минуту – мой красавец отец в безупречном костюме, свет от висящей над столом люстры играл в его темных волосах. На мгновение мы встретились взглядом, но в следующую секунду я уставилась на скатерть. «Ты меня не хотел», – подумала я, и, надеюсь, он услышал.
Новый тоник на вкус оказался гораздо крепче, и после первой же ложки я ощутила прилив незнакомой энергии. Но спустя час снова стала равнодушной и вялой.
Наверху у нас весов не было. В подвале наверняка имелись одни, но мне не хотелось вторгаться во владения Рут. Я знала, что худею хотя бы по тому, как сидела на мне одежда. Джинсы сделались мешковатыми, а футболки казались на размер больше. Примерно в это время у меня прекратились месячные. Спустя несколько месяцев я поняла, что это была анорексия.
Мы с Деннисом продирались сквозь квантовую теорию. Я слушала его, не задавая вопросов. В какой-то момент он прекратил лекцию.
– Что стряслось, Ари?
Я заметила, что в его рыжих волосах уже появилось несколько нитей серебра.
– Ты когда-нибудь думал о смерти?
– Каждый день.
– Ты папин лучший друг. – Я прислушивалась к своим словам, гадая, куда они заведут. – Но ты не…
– …не такой, как он, – закончил он за меня. – Знаю. Жалко, да?
– Ты хочешь сказать, что хотел бы стать таким?
Он откинулся на спинку стула.
– Да, разумеется, хотел бы. Кто бы отказался от возможности жить вечно? Но я не уверен, что он одобрил бы то, что я говорю это тебе. Ты еще как бы…
Он замялся. Я закончила его фразу:
– …не там.
– Что бы это ни означало, – ухмыльнулся он.
– Это значит, что мне предстоит выбирать. Вот что он мне сказал. Но я еще не знаю как.
– Я тоже не знаю, – вздохнул Деннис. – Прости. Уверен, ты разберешься.
– Он тоже так говорит.
Была бы у меня мама, чтобы дать мне совет. Я скрестила руки на груди.
– Кстати, где он? На какой-нибудь важной конференции по крови? Тогда почему ты тоже не поехал?
– Он в Балтиморе. Ездит туда каждый год. Но кровь тут ни при чем. Это имеет какое-то отношение к клубу или обществу, или как там они себя называют, поклонников Эдгара Аллана По, – Деннис покачал головой и снова открыл учебник по физике.
Мы закончили уроки, и я в одиночку занималась йогой (Деннис рассмеялся, когда я предложила ему присоединиться), когда услышала стук дверного молотка. Это был старинный бронзовый молоток в виде головы Нептуна, но прежде я редко слышала, чтобы им пользовались, – в основном это делали ряженые на Хеллоуин, чьи ожидания быстро таяли.
Открыв дверь, я обнаружила на крыльце агента Бартона.
– Доброе утро, мисс Монтеро.
– На самом деле уже за полдень.
– И впрямь. Как вы себя чувствуете нынче?
– Нормально.
Будь рядом отец, я бы ответила «спасибо, хорошо».
– Прекрасно, прекрасно. – На нем было пальто из верблюжьей шерсти поверх темного костюма, глаза красные, однако взгляд бодрый. – Ваш отец дома?
– Нет.
– К которому часу вы его ждете? – Он улыбался, как будто был другом семьи.
– К пятнице. Он на конференции.
– На конференции. – Бартон покивал. – Передайте ему, что я заходил, если вам не трудно. Попросите его перезвонить мне, когда он вернется. Пожалуйста.
Я пообещала и уже собиралась захлопнуть дверь, когда он спросил:
– Скажите, вы, случайно, ничего не знаете о киригами?
– Киригами? Вы имеете в виду вырезание из бумаги?
Отец научил меня киригами сто лет назад. Сложив бумагу, делаешь несколько крохотных надрезов, затем разворачиваешь – и получается картинка. Это единственная форма художественного творчества, которую он, по его словам, выносил, потому что оно было симметрично, да и пользу могло приносить.
– Очень искусное вырезание. – Агент Бартон продолжал кивать. – Кто научил вас ему?
– Прочла. В книжке.
Он улыбнулся и распрощался. Думал он при этом следующее: «Спорим, ее старикан кое-что смыслит в вырезании».
В тот вечер ужин готовил Деннис: вегетарианские такос[19]19
Такос – блюдо мексиканской кухни, горячие свернутые маисовые лепешки с начинкой из рубленого мяса, сыра, лука и бобов с острой подливой. (Прим. перев.)
[Закрыть] с начинкой из соевого мяса, и хотя мне очень хотелось, чтоб они мне понравились, этого не произошло. Я попыталась улыбнуться и сказать, что не голодна. Он заставил меня принять две чайные ложки тоника и всучил мне несколько завернутых в полиэтиленовую пленку «протеиновых батончиков» домашнего изготовления.
Когда он волновался, его лицо темнело и краснело.
– Ты подавлена, – сказал он, – и это неудивительно. Но это пройдет, Ари. Ты меня слышишь?
– Слышу. – От вида сыра, тающего на горячем вязком соевом фарше у меня в тарелке, меня мутило. – Я скучаю по маме.
Очередное незапланированное высказывание. Да, можно скучать по тому, кого никогда в жизни не видел. Интересно, у меня был очень виноватый вид?
– А что случилось с мальчиком, с которым ты встречалась? Майкл, кажется?
– Майкл. Он брат Кэтлин.
А вот этого он явно не знал. Уверена, я никогда о нем не упоминала.
– Сурово.
Он откусил большой кусок лепешки, капнув себе на рубашку томатным соусом. Раньше это могло показаться мне смешным.
– Почему бы тебе не пригласить его как-нибудь в гости? – предложил Деннис, не переставая жевать.
Я сказала, что, может, так и сделаю.
Когда я в тот вечер позвонила Макгарритам, никто не снял трубку. На следующее утро я повторила попытку, к телефону подошел Майкл.
Нельзя было сказать, огорчен он или обрадован моим звонком.
– Все более-менее, – сказал он. – Репортеры по большей части от нас уже отстали. Маме по-прежнему худо.
– Хочешь ко мне в гости?
Я слышала, как он дышит. Наконец он сказал:
– Лучше не надо, – снова пауза. – Но я бы хотел увидеться с тобой. Ты можешь приехать сюда?
После очередного бесполезного урока физики (Деннис предпочитал заниматься со мной по утрам, чтобы иметь возможность отправляться в колледж после обеда) я поднялась наверх и посмотрела на себя в зеркало. Зыбкое отражение не впечатляло. Одежда болталась на мне, как на вешалке.
К счастью, на Рождество (которое мы отметили еще более скромно, чем всегда) я получила новую одежду. Огромная коробка с торговой маркой «Дживс энд Хоукс» была водружена на мою скамеечку в гостиной. Внутри лежали строгие черные брюки и жакет, четыре красивые блузки, носки, белье, даже туфли ручной работы и рюкзачок. Я была слишком не в духе, чтобы примерить это до нынешнего момента. Все подошло идеально. В обновках тело выглядело гибким и не слишком тощим.
Чувствуя себя вполне презентабельной, я пустилась в долгий, утомительный путь к дому Макгарритов. Было не очень холодно, чуть выше нуля, потому что снег под ногами превратился в кашу, а сосульки под крышами домов медленно капали. Небо было все того же мертвого серого цвета, что и всегда, и я осознала, как устала от зимы. Иногда трудно себе представить, почему люди выбирают жить в тех местах, где живут, и почему кто бы то ни было вообще мог выбрать Саратога-Спрингс. В тот день я не находила в нем ничего оригинального или живописного, только ряд за рядом все более обшарпанные дома, с облезающей краской, в оправе из грязного снега и безотрадного неба.
Дверной звонок Макгарритов – три восходящие ноты (до-ми-соль) – прозвучал неуместно весело. Открыл Майкл. Если я похудела, то он похудел еще больше. Глаза смотрели на меня без всякого ожидания. Я по-сестрински положила ему руку на плечо. Мы отправились в гостиную и около часа просидели там бок о бок на диване, не говоря ни слова. На стене висел календарь с Иисусом, ведущим стадо овец, изображающих дни ноября.
Наконец, почти шепотом, я спросила:
– Где все?
В комнате было непривычно чисто, в доме – тихо.
– Папа на работе. Мелкие в школе. Мама наверху, лежит.
– А ты почему не в школе?
– Присматриваю тут за всем. – Он откинул назад волосы, такие же длинные теперь, как у меня. – Убираю. Хожу в магазин. Готовлю.
Мне очень не нравилось потерянное выражение его глаз.
– С тобой все нормально?
– Слыхала про Райана? – сказал он, игнорировав мой вопрос. – Он пытался на той неделе покончить с собой.
Об этом я не слышала. Я не могла себе представить, что Райан способен на нечто столь серьезное.
– В газеты это не попало. – Майкл потер глаза. – Наглотался таблеток. Ты блоги читаешь? Люди говорят, что это он ее убил.
Не могу себе представить, чтобы Райан такое сделал.
Я заметила на предплечьях у Майкла красноватые рубцы, как будто он постоянно расчесывал кожу.
– Я тоже не могу. Но люди говорят, что это он. Говорят, у него была возможность и мотив. Мол, он ее ревновал. Я не замечал ничего такого. – Он взглянул в мою сторону, взгляду него был отсутствующий. – Вот и думай, можно ли вообще узнать человека.
Говорить на самом деле было больше не о чем. Я посидела с ним еще около получаса, а потом вдруг поняла, что больше не вынесу ни секунды.
– Мне пора, – сказала я.
Он без всякого выражения уставился на меня.
– Да, я прочла «В дороге».
Интересно, зачем я это сказала?
– Да?
– Ага. Хорошая вещь. – Я встала. – Подумываю вот и сама отправиться в путь.
На самом деле мне никогда не приходило в голову ничего подобного, за исключением смутного желания повидать Америку. Но внезапно это показалось мне прекрасной идеей, необходимым средством борьбы с царящей вокруг меня инерцией. Я сделаю то, чего не сделали папа с Деннисом, – я пройду по следу собственной матери и выясню, что с ней произошло.
Майкл проводил меня до дверей.
– Если отправишься, будь осторожна.
Мы в последний раз взглянули друг другу в лицо. Глаза его были пусты. Не употребляет ли он наркотики?
По пути домой я начала обосновывать свою идею. Почему бы мне и впрямь не убраться отсюда на время? Почему не попытаться разыскать маму? Не знаю, погода ли так повлияла, или встреча с Майклом, или потребность дать выход моей депрессии, но я жаждала перемен.
У мамы была сестра, которая жила в Саванне. Почему бы не навестить ее? Может, она сумеет мне объяснить, почему мама оставила нас. Может, мама до сих пор где-нибудь есть, ждет, когда же я ее найду.
При всей моей образованности я имела весьма слабое представление о земных расстояниях. Я могла сказать, как далеко от Земли до Солнца, но понятия не имела, сколько от Саратога-Спрингс до Саванны. Я видела карты, разумеется, но не собиралась прокладывать по ним оптимальный маршрут или высчитывать, сколько дней у меня уйдет на путешествие. Я прикинула, что доберусь до Саванны дня за два-три, повидаю тетушку, а потом вернусь обратно к тому времени, когда отец приедет из Балтимора.
Самая серьезная подготовка, когда-либо предпринятая Керуаком, заключалась в запасах бутербродов, чтобы питаться в путешествии от побережья до побережья, но и тогда большая часть бутербродов в итоге испортилась. Лучше всего просто выйти и пойти, а там видно будет.
Когда я подходила к дому, решение уже созрело. У себя в комнате я упаковала в новый рюкзак бумажник, дневник, старые джинсы, новые блузки, белье и носки. Собиралась я быстро, теперь я уже задыхалась в этих стенах. Оставлять ноутбук не хотелось страшно, но он слишком много весил. В последний момент я покидала в рюкзак зубную щетку, кусок мыла, бутылки с тоником, солнцезащитный крем, темные очки, протеиновые батончики и книжку Майкла «В дороге».
Деннису я оставила записку: «Уехала на несколько дней», – и все.
В кухонной кладовке я отыскала кусок картона и маркером написала на нем одно слово «ЮГ» буквами в фут высотой. Я не сбегаю, говорила я себе. Я бегу навстречу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
НА ЮГ
ГЛАВА 10Первую остановку я сделала в центре, у банкомата. Папа открыл мне счет для покупки одежды, походов в кафе, кино и всего такого. Там оставалось двести двадцать долларов, я сняла все.
Я сообразила, что начинать автостопить в центре города будет неумно, поэтому доехала на автобусе до окраины, затем пешком дошла до выезда на шоссе I-87, ведущее на юг. Близился вечер, и солнце на секунду выглянуло из-под серого облачного одеяла. Я подняла свой плакат, переполняемая возбуждением от выхода в широкий мир на путь к неизведанной цели.
Мне повезло с первого же раза: меня подобрало семейство на старом «крайслере». Я устроилась на широком заднем сиденье вместе с тремя детьми. Одна из них угостила меня холодной картошкой фри. Машина была большая, просторная и пахла так, словно в ней жили.
– Тебе куда? – обернулась сидевшая на переднем пассажирском сиденье женщина и окинула меня взглядом. Одного переднего зуба у нее не хватало.
Я сказала, что еду в Саванну к тете.
– I-девяносто пять приведет тебя прямо туда. – Она кивнула, словно соглашаясь сама с собой. – Что ж, с нами ты можешь доехать до Флоренции. Мы живем недалеко от Колумбии.
– Спасибо.
Я не знала, в каких штатах находятся данные населенные пункты, но гордость мешала мне задавать вопросы. Отец семейства, здоровенный дядька с татуировкой на правом плече, вел машину молча. Дети тоже вели себя на удивление смирно. Рядом со мной сидела девчушка лет шести, она рассказала мне, что они ездили в Платтсбург к родне. Где это, я тоже не знала.
Я прижалась лицом к холодному окну и смотрела на пролетающий мимо пейзаж: заснеженные холмы, дома, в основном белые, с квадратными, похожими на фарфоровые пластинки, неосвещенными окнами, ждущими, пока их наполнят внутренним светом. Небо постепенно темнело, и я воображала себе семьи внутри этих домов, беседующие за вечерней трапезой, как Макги в старые добрые времена; я представляла запахи жареного мяса и картофельного пюре и приглушенное мурлыканье телевизора на заднем плане.
Сидевшая рядом девочка предложила мне еще картошки, и я медленно жевала угощение, смакуя его солоноватый вкус.
– Меня зовут Лили, – представилась моя соседка.
Ее темно-каштановые волосы были заплетены в крохотные косички, каждая из которых заканчивалась бусиной.
– А я Ари.
Мы кивнули друг другу.
– Хочешь, возьмемся за руки?
Она сунула свою ладошку в мою. Ладошка была маленькой и теплой. Большая машина неслась сквозь темноту, и мы с Лили заснули, держась за руки.
Мы останавливались дважды, чтобы заправить машину и освежиться. Когда я предложила поучаствовать в оплате бензина, они сделали вид, что не слышат. Мать семейства принесла гамбургеры и кофе, газировку и еще картошки фри и протянула мне завернутый в бумагу гамбургер, словно это была моя порция. Помимо тоника и протеиновых батончиков я планировала питаться только мороженым и яблочным пирогом в дешевых закусочных, в честь Керуака.
Я попыталась отказаться, но она сказала:
– У тебя вид голодный. Ешь.
Так я второй раз в жизни попробовала мясо. Сначала я думала, что меня сейчас вырвет, но обнаружила, что, если жевать быстро, но тщательно, то терпеть можно. И на вкус оказалось неплохо.
После еды отец семейства запел. После каждой песни он объявлял ее название, специально для меня.
– Это была «Я видел свет», – пояснял он. Потом: – Это было «Полнолуние в Кентукки».
У него был высокий тенор, а дети подпевали в припевах. Когда он перестал петь, все, кроме него, снова заснули.
Рано утром они остановились на выезде из Флоренции, штат Южная Каролина, чтобы выпустить меня, и, похоже, им было по-настоящему жалко со мной расставаться.
– Теперь будь осторожна, – сказала женщина. – Остерегайся полицейских.
Я шагнула в холодное ясное утро. Над плоским, кукурузного цвета ландшафтом с пятнышками мотелей и бензоколонок вставало солнце. Лили изо всех сил махала мне в заднее окно удаляющейся машины. Я помахала в ответ.
Я больше никогда ее не увижу, подумалось мне. Отец был прав: люди все время уходят. Они появляются и исчезают из твоей жизни, словно тени.
На то, чтобы поймать следующую машину, у меня ушло больше часа, и в итоге проехала я всего пятнадцать миль. Целый день я медленно, короткими отрезками с большими перерывами, продвигалась на юг и начала понимать, насколько мне повезло с первыми попутчиками. Я твердила себе, что каждая миля приближает меня к маме, но романтика автостопа потускнела.
Помня совет той женщины, каждый раз при виде полицейской машины я ныряла в кусты на обочине. Никто из них не остановился.
Большинство из тех, кто меня подвозил, ездили на автомобилях старых моделей. Джипы-паркетники и грузовики пролетали мимо. Один джип, как танк, едва не переехал меня.
Близился вечер, темнело, а я торчала на выезде посреди неизвестности, прикидывая, где бы провести ночь. И тут рядом затормозила красивая красная машина (серебристые буковки у нее на боку складывались в слово «корвет»). Когда я открыла пассажирскую дверь, водитель спросил;
– А не слишком ли ты юна, чтобы гулять тут в одиночестве?
На вид тридцать с небольшим. Невысокий и мускулистый, с квадратным подбородком и сальными черными волосами. В очках-консервах. Зачем он напялил их ночью?
– Мне достаточно лет, – ответила я.
Но он колебался. Внутренний голос подсказывал мне, что лучше не садиться.
– Ну, ты едешь или как? – сказал он.
Час был поздний. Я устала. Хотя вид его мне не понравился, я села.
Он сказал, что направляется в Эшвилл.
– Годится?
– Конечно.
Я не расслышала, произнес он «Эшвилл» или «Нэшвилл». Впрочем, оба названия звучали по-южному.
Мужчина завел двигатель, и машина рванула с обочины на шоссе. Он включил радио, оттуда посыпался рэп. Слово «сука» попадалось через строчку. Я сосредоточенно терла руки. Они окоченели от холода, несмотря на перчатки, но я их не снимала ради иллюзии тепла.
Сколько времени прошло до того, как я почувствовала неладное? Не много. На дорожных знаках было не I-95, а I-26, и мы ехали на запад, а не на юг. Чтобы попасть в Саванну, придется возвращаться по своим следам, сообразила я. По крайней мере, я не стояла на холоде под открытым небом.
Левой рукой водитель держал руль неподвижно, а правой время от времени потирал его. Ногти у него были длинные и грязные. Желвак на правой щеке появлялся и пропадал, появлялся и пропадал. Время от времени он поглядывал на меня, а я отворачивалась к пассажирскому окну. Снаружи в сгущающейся темноте почти ничего не было видно. Только дорога, освещенная передними фарами, убегала вперед, плоская и пустынная. Постепенно шоссе пошло на подъем. Я навострила уши и судорожно сглотнула.
Спустя два часа машина свернула с обочины и понеслась так быстро, что я не успела разглядеть табличку.
– Куда вы едете?
– Нам надо перехватить чего-нибудь. Ты ж наверняка голодная, – сказал он.
Однако машину направил в сторону от огней заправочной станции и кафе быстрого питания и, проехав еще около мили, свернул на проселочную дорогу.
– Расслабься, – бросил водитель, не глядя на меня. – Я знаю тут одно чудное местечко.
Похоже, он не знал точно, куда направляется, потому что сворачивал еще трижды, прежде чем выехать на взбиравшуюся на холм извилистую грунтовку. Домов я не видела, только деревья. Когда он заглушил двигатель, у меня засосало под ложечкой.
Мужчина сгреб меня обеими руками, он был сильный.
– Расслабься, расслабься, – твердил он и смеялся, как будто находил мое сопротивление забавным.
Когда я притворилась, что расслабилась, он принялся одной рукой расстегивать мне штаны, и тогда я прянула вперед и укусила его.
Я не планировала этого сознательно. Просто увидела его открытую, незащищенную шею, склоненную ко мне, и это случилось…
Я до сих пор слышу его вопль. Он звучал по-разному: сначала удивленно, потом сердито, потом испуганно и наконец умоляюще – всего несколько секунд. А потом я слышала только громкий стук собственного сердца и хлюпающие звуки насыщения.
Каково это было на вкус? Как музыка… Как электричество… Как лунный свет на бегущей воде…
Я напилась до отвала, а когда остановилась, моя собственная кровь пела у меня в ушах.
Следующие несколько часов я шла по лесу. Мне не было холодно, и я чувствовала себя достаточно бодрой, чтобы пройти пешком много миль. Над головой висела почти полная луна – бесстрастный свидетель. Постепенно прилив энергии иссякал. В животе заурчало. Не заболела ли я? Пришлось сделать привал на пеньке. Я старалась не думать о том, что совершила, но все равно думала об этом. Жив тот человек или умер? Я надеялась, что умер, и приходила в ужас от таких мыслей. Во что я превратилась?
В животе пошли спазмы, но рвоты не было. Я запрокинула голову и медленно, глубоко дышала, глядя на луну в просвет между двумя высокими деревьями. Приступ дурноты прошел, и я почувствовала себя готовой продолжать путь.
По крутым склонам холма идти было нелегко, а без лунного света и вовсе было бы невозможно. Высокие и колючие деревья росли тесно. Полагаю, какая-то разновидность сосны.
«Папа, я потерялась, – тоскливо подумала я. – Я даже не знаю, как называются эти деревья. Мама, где ты?»
Я выбралась на вершину и двинулась по тропинке, плавно уходившей вниз. Внизу, сквозь по-зимнему голый подлесок, замерцали огоньки, сначала едва различимо, потом все ярче и ярче. «Возвращение к цивилизации», – подумала я, и эта мысль меня приободрила.
С поляны впереди донеслись голоса, я остановилась. Не выходя из-за деревьев, я тихонько двинулась в обход открытого пространства.
Ребят было пятеро или шестеро – одни в плащах с капюшонами, другие в остроконечных шляпах.
– Я побежден! – крикнул один мальчик, другой, в плаще, размахивал у него перед носом пластмассовым мечом.
Я вышла на поляну под всеобщее обозрение и спросила:
– Можно с вами? Я знаю правила.
Около часа мы играли на склоне холма под холодным лунным светом. Эта игра отличалась от той, у Райана. Здесь никто не сверялся с книгами заклинаний, и все играли свои роли достаточно свободно. И о банках никто не упоминал.
Смысл игры заключался в квесте: надо было найти и украсть клад команды соперников – оборотней, – который был спрятан в лесу. У нас, команды магов, был набор записок с подсказками. «Не гонись за облаками. То, что ищешь, – под ногами» – было в одной из первых.
– Ты кто? – спросил меня один из мальчиков, когда я вступила в игру. – Маг или гном?
– Вампир, – ответила я.
– Вампир Гризельда присоединяется к «Ленивым магам»! – торжественно оповестил он всех.
Подсказки показались мне легкими. Маг Лемур, тот, который представил меня, тоже читал записки, он был капитаном команды. Каждый раз, когда он зачитывал очередную подсказку, я автоматически двигалась туда, куда она указывала. «Где высокий дуб шумит, вправо там тропа лежит». Что-то вроде этого. Спустя несколько минут я почувствовала, как все наблюдают за мной.
Клад оказался упаковкой из шести банок пива, спрятанной под кучей хвороста. Когда я подняла упаковку, остальные радостно завопили.
– Вампир Гризельда захватила клад, – объявил Лемур. – Которым, надеюсь, она поделится с нами.
Я протянула ему упаковку.
– Я не пью пива, – сказала я.
Маги забрали меня к себе домой.
Я ехала с Лемуром (которого по-настоящему звали Пол) и его девушкой Беатрис (Джейн) в ее стареньком, побитом «вольво». Они были похожи, как брат и сестра: разноцветные ступенчатые стрижки, худощавые тела, даже потертые джинсы у них были одинаковые. Джейн училась в колледже. Пол бросил школу. Я сказала, что убежала из дома. Они предложили, что было бы круто, если бы я «завалила» к ним – в старый дом в центре Эшвилла, и я могу занять комнату Тома, который уехал со своей группой на гастроли.
И я действительно к ним завалила, практически сразу рухнув на отведенную мне кровать. Я устала, но при этом была сильно возбуждена, все тело с головы до ног покалывало, и единственным моим желанием было полежать неподвижно и обдумать свое положение. Я вспомнила, как отец описывал свое изменение статуса, какой он был больной и слабый, и недоумевала, почему не чувствую слабости. Может, потому, что я родилась наполовину вампиром?
Придется ли мне кусать еще людей? Обострятся ли мои чувства? У меня было миллион вопросов, а единственный человек, который мог на них ответить, был далеко-далеко.
Дни потекли в каком-то странном тумане. Иногда я остро осознавала каждую деталь обстановки, каждую черту людей вокруг, а иногда могла сосредоточиться только на чем-то одном, к примеру, на пульсирующей крови под кожей. Я чувствовала, как она движется у меня по венам после каждого удара сердца. Я подолгу лежала неподвижно и прислушивалась к себе. Однажды я заметила, что талисман – мешочек с лавандой – больше не висит у меня на шее. Эта потеря не много значила для меня: просто еще одна знакомая вещь исчезла.
Дом плохо отапливался и был скудно обставлен старой мебелью. Стены были заляпаны пятнами краски, особенно в гостиной, где кто-то начал рисовать огнедышащего дракона, но успел изобразить только кусок с драконьим хвостом и лапами. Место, где предполагалось красоваться остальному дракону, было покрыто телефонными номерами, написанными карандашом.
Джейн с Полом приняли меня без вопросов. Я назвалась Энн. Они спали допоздна, до часу-двух пополудни, и бодрствовали часов до пяти утра, обычно куря марихуану. Иногда они красили волосы с помощью «Кул Эйд». Нынешний цвет Джейн, лаймово-зеленый, придавал ей сходство с лесной нимфой.
Учебное заведение Джейн, по ее словам, «распустили на зимние каникулы», и она собиралась «оттянуться», пока не начались занятия. Пол явно всегда так жил. В какие-то дни я их вовсе не видела. Порой мы «тусовались», что означало еду или просмотр фильмов на DVD, или прогулки по Эшвиллу – красивому городку, окруженному горами.
Второй вечер в доме мы провели, собравшись вокруг маленького телевизора с другими «Ленивыми магами». Фильм, который там шел, был настолько предсказуем, что я не обращала на него внимания. Когда он закончился, пошли новости – сигнал к возобновлению разговоров, – но Джейн ткнула Пола локтем и сказала:
– Эй, глянь-ка.
Диктор рассказывал, что у полиции нет никаких зацепок в деле Роберта Риди, тридцатипятилетнего мужчины, накануне обнаруженного мертвым в собственной машине. В репортаже показали полицейских, стоящих рядом с красным «корветом», а затем панораму окрестных лесов.
– Это рядом с тем местом, где мы играли в воскресенье, – сказала Джейн.
– Свалим все на оборотней, – отшутился Пол.
Но Джейн не унималась:
– Энни, ты ничего странного не заметила?
– Только вас, – ответила я.
Они рассмеялись.
– Человек всего три дня на юге, а уже начинает тянуть слова, – сказал Пол. – Так держать, Энни.
Значит, его звали Роберт Риди. И я его убила.
Они пустили по кругу трубку, и, когда она дошла до меня, я решила затянуться и посмотреть, поднимет ли это мне настроение. Но марихуана не действовала на меня.
Все пустились в длинные бессвязные разговоры. Один крутился вокруг неспособности Пола найти ключи от машины, затем все начали выдвигать версии, куда они могли завалиться, и все закончилось бесконечным бормотанием Джейн: «Они где-нибудь да есть».
Я не болтала, а просидела остаток ночи, разглядывая узор на потертом ковре на полу, уверенная, что он должен содержать важное послание.
В последующие вечера я всегда отказывалась от трубки.
– Энни и курить не надо, она и так все время под кайфом по жизни, – заметил Пол.
Когда я вспоминаю время, проведенное в Эшвилле, оно ассоциируется у меня с песней, которую Пол часто крутил на домашнем стереоцентре, – «Мертвые души» группы «Джой дивижн».[20]20
Знаменитая британская рок-группа, образованная в 1976 году, родоначальники пост-панка 1970-х. (Прим. перев.)
[Закрыть]
Спала я мало, ела и того меньше и целыми часами ничего не делала, только дышала. Часто, обычно около трех часов ночи, я задумывалась, не заболела ли я и даже – не умираю ли. У меня не было сил искать маму. Я подумывала вернуться домой и передохнуть… но что тогда подумал бы обо мне отец?
Иногда я подходила к окну, чувствуя чье-то присутствие снаружи. Порой мне было слишком страшно, чтобы посмотреть. Что, если меня поджидает призрак Риди? Но когда я осмеливалась выглянуть, то не видела ничего.
Каждое утро меня встречало неизменно зыбкое отражение лица в зеркале. Хотя я и выглядела более здоровой, чем на момент отъезда из Саратога-Спрингс. Так что большую часть времени я проводила либо в собственных грезах, либо тусовалась с Джейн.
Представления Джейн об удачном дне сводились к следующему: допоздна спать, много есть, а потом фланировать по Эшвиллу, периодически болтая с Полом по мобильнику. (Пол работал на полставки в лавке, торговавшей сэндвичами, и каждый вечер приносил домой бесплатную еду.) Джейн оттачивала искусство «экономии» (прочесывая комиссионки в поисках сокровищ): она могла зайти в магазин и просканировать ряды вешалок так быстро и с такой точностью, что уже через несколько секунд говорила: «Бархатный пиджак, третий ряд в центре» или «Только лохмотья сегодня. Двигаем дальше».
И мы двигали дальше в кофейни или в книжные лавки «Новой эры», где читали книги и журналы, ничего не покупая. Однажды Джейн стянула колоду карт Таро, и у меня внутри что-то шевельнулось. Совесть? Я обнаружила в себе желание сказать ей что-то, велеть ей отнести их назад. Но промолчала. Разве может убийца проповедовать нормы морали магазинному воришке?
