Текст книги "Исчезнувшая"

Автор книги: Сьюзан Хаббард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Поставив поднос, она сказала:

– У тебя все еще грустный вид, Ариэлла.

– Я читала про политику. – Я развернула салфетку и расправила ее на коленях. – Папа не обращал на нее внимания.

– Тем больше у тебя причин обращать. – Она передала мне приборы. – Если мы будем игнорировать мир, то на свою беду.

– Догадываюсь. Но я скучаю по старым временам. – Фраза повисла над столом сентиментальной розоватой кляксой.

– Я порой тоже.

– О чем ты скучаешь?

– Иногда по Саратога-Спрингс. Думала, я скажу, что скучаю по уединению, которым наслаждалась здесь, пока не появилась ты?

– Может быть. – Подобная мысль не раз посещала меня.

– Я рада, что ты здесь. Во всех смыслах. – Она сняла крышку с блюда и начала ложкой раскладывать устрицы в белом соусе на подушку из припущенного шпината и поджаренного хлеба.

– Я скучаю по своему велосипеду. – Эта мысль тоже возникла ниоткуда. С папой я почти всегда думала, прежде чем заговорить.

– Твой велосипед, должно быть, на складе, вместе с мебелью из старого дома. – Она протянула мне тарелку, которую я пристроила на коленях.

Устрицы пахли лимоном, сливками, маслом и эстрагоном – они намекали на дальние края, где мне еще предстояло побывать.

– Почему бы нам не поехать и не забрать твой велосипед? Обстановка нам тоже понадобится, когда достроим дом. Рафаэль сказал, чтобы мы взяли со склада все, что нам нужно, а остальное раздали.

Мае сообщила, что заказала нам билеты на самолет до Олбани на начало сентября. Там мы возьмем напрокат грузовик, поедем в Саратога-Спрингс, а потом на нем же вернемся домой со своим имуществом. Мысль навестить родной город вместе с мамой мне понравилась. За обедом мы говорили о папе.

– Ты права – Рафаэль никогда особенно не понимал политики, – сказала мае. – Может, потому, что ему не было знакомо чувство семьи или принадлежности к группе. Отца он не знал. Мать умерла при его рождении, вырастила его тетя.

– Тогда, по-моему, ему должно еще больше хотеться быть рядом с нами. – Я едва прикоснулась к еде, а против маминых устриц в белом соусе практически невозможно устоять. – Ему стоило задержаться здесь подольше, чтобы дать нам шанс. – «Шанс побыть семьей», – добавила я мысленно, посчитав эти слова чересчур сентиментальными, чтобы произносить их вслух.

Мае все равно их услышала.

– Но если человек растет без этого ощущения близости, откуда ему знать, как испытывать ее к другим. Она может просто пугать его.

– Я выросла без этого. – Я отодвинула тарелку. – Хочешь сказать, я никогда ни с кем не буду близка?

Слова задели ее, но она постаралась не показать виду и снова пододвинула мне тарелку.

– Если хочешь, чтобы лодыжка зажила, надо есть.

Я наколола на вилку устрицу и откусила кусочек.

– Возводить обвинения легко, – сказала она. – Я виню себя за то, что оставила тебя столько лет назад, и за то, что отпустила одну на каяке сегодня. Это обоснованные обвинения. Я знаю, какую роль я сыграла, и знаю обстоятельства. Но обвинять человека в том, что он не может перестать быть самим собой, несправедливо.

Я чувствовала, что она права. Но я не могла отказаться от мысленно написанной повести о воссоединении моей семьи и дальнейшей жизни в любви и согласии. Нет, я не готова была расстаться с этой повестью.

Проснулась я, видимо, около полуночи. Меня часто будил хор древесных лягушек, или пение влюбленных птиц, или слишком яркий лунный свет, но сегодня я не слышала никого – ни лягушек, ни птиц.

И никакая луна в небе не висела. Однако, выглянув в лунный сад, я увидела оранжевый огонек сигареты.

Я похромала в спальню к маме, потом к Дашай. Обе постели были пусты.

Поэтому я вышла в сад одна. Я двигалась бесшумно, держась возле дома, пока не подошла достаточно близко и не разглядела, кто пожаловал.

На кованой чугунной скамье в шортах и футболке сидел Джесс. Без темных очков он был даже красив: черты у него были правильные, а глаза темные с длинными ресницами. Но что-то в изгибе губ и положении нижней челюсти говорило о том, что он не в ладах с миром и предпочитает отвечать ему агрессией. Он не замечал меня, пока я не встала прямо перед ним, и, похоже, не удивился, увидев меня.

– Так вот где ты живешь, – произнес он невнятно. Пивная вечеринка явно оказалась затяжной.

Его ботинки помяли некоторые из цветов, выросших из слез Дашай.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, гадая, куда подевались мае с подругой.

– Хотел убедиться. – Он рыгнул. – Ты в норме. – Он улыбнулся и похлопал по скамейке рядом с собой. – Садись.

– Это частное владение. – Я не повышала голоса, но была в ярости. – Ты не имеешь права находиться здесь.

Он расхохотался.

– Да ладно! Ари, тебе надо развеяться. Вот и сестра с Мисти тоже так говорят. – Он снова рыгнул. – Ой! Надо выпить. У тебя есть пиво?

– Ступай домой. – Я подошла достаточно близко, чтобы разобрать надпись у него на футболке: «ИСТИНА ГДЕ-ТО РЯДОМ».

– Это неправильно. Меньшее, что ты можешь дать мне – парню, который спас тебе жизнь, – это пару-тройку глотков пива. – Он снова улыбнулся в надежде обаять меня. Затем его губы и челюсть снова сложились в привычную гримасу.

Я подошла к нему так близко, как только посмела.

– Посмотри на меня. – «Можно ли загипнотизировать пьяного?» Об этом в Интернете не упоминалось.

К вашему сведению, можно. Времени потребовалось больше, чем я рассчитывала, – долгие минуты я заставляла его смотреть мне в лицо, глубоко дышать, слышать только мой голос, расслабляться полнее и глубже, пока не почувствовала еле заметный щелчок контакта, момент, когда он уже не мог отвести взгляда и я знала, что он в моей власти.

– Ты отправишься домой. – Я говорила медленно, ровно. – Поедешь медленно. – Я сообразила, что он приехал на лодке, поскольку на главных воротах стояла сигнализация. – Ты не станешь превышать скорость сегодня. И впредь.

Я вдруг развеселилась.

– Ты больше никогда сюда не придешь. Ты не сможешь пить пиво. Тебя станет тошнить от одного его вкуса. – Я прикинула, насколько далеко мне можно зайти, и решила, что хватит. – Теперь ступай. Очнешься, когда доберешься до дому.

И он послушно поднялся, повернулся и направился к пирсу.

Я вернулась в дом и легла, поздравляя себя с хорошо проделанной работой.

Но недостаточно хорошо, как выяснилось. Наутро за завтраком мае с Дашай дали мне это понять в самых недвусмысленных выражениях.

Сначала они сетовали, что их не оказалось дома, когда это произошло. Они отправились в дом Беннета – сначала Дашай, а потом мае на ее поиски. Беннет домой не возвращался.

Затем они допросили меня о том, что я сказала Джессу. Мае напомнила мне, что не одобряет гипноза в целом, но, с учетом обстоятельств, она может понять, почему я к нему прибегла.

– Девочке пришлось защищаться. – У Дашай был измотанный вид, но голос звучал бодро. – А то, что она велела ему не гонять и не пить, пойдет ему только на пользу. Может, спасет несколько ламантинов, а может, и его собственную жизнь.

Я улыбнулась. Я жаждала их одобрения.

И тут мае спросила:

– А что еще ты сказала?

– Я тебе все рассказала.

– Ты не сказала ему, чтобы он, когда очнется, не помнил твоих слов?

Судя по их лицам, в области гипноза мне предстояло еще многому научиться.

– В Интернете об этом не упоминалось. – Большая часть статей представляла собой схемы-памятки для желающих бросить курить или похудеть.

– Ох, Ариэлла. – Мамины слова были как снеговые облака легкие белые сверху, тяжелые серые снизу.

Я сидела неподвижно, ошеломленная ее беспокойством.

Через некоторое время Дашай сказала:

– Может, он и не станет болтать. Забудет, когда протрезвеет, и все.

Но у меня не шли из головы папины слова: «Помни: то, чему ты учишься, имеет вес. Вместе со знанием приходит обязанность применять его правильно».

ГЛАВА 4

Вы когда-нибудь слышали хорошую песню, в тексте которой присутствовало бы слово «вечно»? Я – нет.

Получив от мае на день рождения плеер, я закачала туда сотни песен и выискивала их тексты в Интернете. При поиске по слову «вечно» выскакивали строчки типа «Я знаю, мы будем счастливы вечно», «Мы вечно будем вместе», «Я буду ждать тебя вечно» и так далее. И все это писали смертные, не имевшие ни малейшего понятия, о чем говорят.

Я подумывала написать собственную песню, когда у меня зазвонил мобильник. Мае купила мне телефон, дабы я «не теряла контакта с друзьями». До сих пор я пользовалась им считанное число раз. Когда он зазвонил, я подскочила.

– Это Ари? – Голос звучал искаженно, но я узнала Осень.

– Привет.

– Мы собираемся в торговый центр. Хочешь с нами?

Альтернатива заключалась в помощи Леону, шлифовавшему песком оконные рамы.

– Конечно.

Эмоции в ее голосе не читались, и мне было любопытно, какой прием меня ждет. Даже если враждебный, по крайней мере, я узнаю, рассказал ли им Джесс о том, как я его загипнотизировала.

Час спустя они появились у наших ворот. Осень обещала через полчаса, так что я уже некоторое время ждала, когда на дороге показалась медленно ползущая пыльная коричневая машина.

За рулем сидел Джесс. Он улыбнулся мне и помахал – этого я не ожидала.

Осень сидела впереди, и я скользнула на заднее сиденье рядом с Мисти. Джесс поймал мой взгляд в зеркале заднего вида.

– Доброе утро, Ари. Как дела?

– Спасибо, хорошо.

Мисти переводила взгляд с Джесса на меня и обратно. Осень обернулась с переднего сиденья.

– Джесс говорит, что на той неделе вы с ним имели беседу. – Она подмигнула.

Им с Мисти хотелось узнать, что произошло. Следовательно, Джесс им не рассказал.

Я решила ответить настолько честно, насколько смела.

– Я Джессу посоветовала кое-что. Ездить помедленнее и не пить.

Голубые глаза Мисти смотрели скептически, но Осень сказала:

– Сработало. За всю неделю он даже банки пива за завтраком не выпил. И вообще не пил, насколько я видела.

– И водит совсем не так, как раньше, – добавила Мисти. – У нас на это два года ушло. А что это за забор вокруг вашего дома?

– Это от охотников.

Многие вампиры ставят вокруг домов ограду из соображений безопасности. Дело не в том, что мы не в состоянии управиться с незваными гостями, а в том, что мы предпочитаем этого не делать.

Джесс то и дело посматривал на меня в зеркало исполненным преданности взглядом. Он думал, что я красивая. У него не сохранилось четких воспоминаний о гипнозе, только ощущение восхищения мной, доверия и благодарности за возможность побыть героем.

Девочки заметили, как он на меня смотрит.

– Мы едем в торговый центр или как? – спросила Осень, глядя в окно. Глаза ее скрывались за солнечными очками, отчего она всегда выглядела скучающей.

Пассаж возле Кристалл-Ривер был вторым торговым центром в моей жизни – первый располагался на окраине Саратога-Спрингс, что в штате Нью-Йорк. И там и там имелись кинотеатры, и «Сирс»[2]2
  «Сирс», ныне «Сирс и Робак», розничная торговая сеть.


[Закрыть], и прочее в том же духе, но пассаж у Кристалл-Ривер страдал обширным инфарктом розничной торговли. На половине магазинов висели таблички «Скоро закрытие».

Тем не менее в субботнее утро именно сюда съезжались покрасоваться местные подростки. В «Пирсинг пагода»[3]3
  «Пирсинг пагода» – сеть ювелирных магазинов.


[Закрыть] стояла длинная очередь, к кассам кинозалов тоже тянулся хвост.

Осень с Мисти направились к магазину одежды. Джесс остановился, и я заколебалась, не зная, куда идти.

– Ты когда-нибудь смотрела ночью на небо и думала, кто смотрит оттуда на тебя? – спросил Джесс. Глаза его приобрели мечтательное выражение. Он запрокинул голову и уставился на потолок торгового центра, словно находился в планетарии.

– Да. Иногда. – На четырнадцатилетие папа подарил мне телескоп.

– А ты думала когда-нибудь, каково было бы оказаться в глубоком космосе?

– Да. – Я часто фантазировала на эту тему.

Он помотал головой.

– Я бы хотел путешествовать со скоростью света, чтобы, когда вернусь, я остался бы прежним, но остальной мир сделался бы другим. Все мои друзья состарились бы, а я по-прежнему был бы в расцвете сил.

– Это теоретически возможно. – Но вряд ли случится при жизни Джесса, подумалось мне. А если и случится, то вряд ли с ним.

Тут вернулись Осень с Мисти. Осень говорила в прижатый к уху мобильник:

– Хорошо. Хорошо. По фигу. – Она отключилась. – Мне надо съездить на встречу с инспектором по делам несовершеннолетних.

По выражению глаз Мисти я поняла, что для нее эта встреча явилась новостью.

– Мне нельзя пропустить очередной раз, – сказала Осень. – Мы можем оставить вас здесь, а потом заехать за вами.

– Круто, – буркнула Мисти, разглядывая свои туфли. Она дулась.

Я удивилась, почему Осень не может сама вести машину. Возраст ей позволял. Но потом я обдумала возможные причины, по которым ей надо встретиться с инспектором.

– Это недалеко, – сказал Джесс. – Мы скоро вернемся.

– И даже скорее, если ты перестанешь ездить, как старик. – Осень ткнула его кулачком в плечо и смутилась, словно ожидала, что он стукнет ее в ответ.

Мы с Мисти пообедали в кафе под названием «У друзей». Не успела я пару раз откусить свой сэндвич с макрелью, а она уже слопала чизбургер и половину жареной картошки. Она заметила, что я ем не так быстро, как она, и задумалась, не потому ли я такая худая, что ем медленно.

– Ты здесь недавно? – спросила я ее.

– Месяца четыре-пять. – Она повозила кусочек картошки в лужице кетчупа. – Это отчим нас сюда перетащил. Его перевели работать на электростанцию.

– Ну и как тебе?

Она сунула картошку в рот и постаралась жевать помедленнее.

– Здесь та-ак скучно. Я думала, помру со скуки, пока не познакомилась с Осенью. И с Джессом. – Она вспыхнула и внезапно показалась куда младше.

«Значит, она думает, что любит его, – решила я. – И видит во мне соперницу».

Официант спросил, не желаем ли мы по второй порции газировки. Не дожидаясь ответа, он бухнул в наши стаканы с полкувшина колы со льдом, в процессе щедро наплескав на стол.

– Джесс славный парень, – сказала я, – но он меня не интересует.

Она обрадовалась, но лишь на мгновение.

– Но ему-то ты нравишься. Пока мы ехали за тобой, он только о тебе и говорил. Ари сказала то, Ари сказала это. В смысле, ты заставила парня бросить пить! – Она говорила так, словно я совершила чудо.

– Ну, бросил на несколько дней, – возразила я, но чувствовала, что он не начнет заново, если только я ему не велю. И с минуту, признаюсь, наслаждалась своей властью заставить человека поступать так, как я ему приказала.

Склонив головку набок, Мисти улыбнулась. Она знала, о чем я думаю. Она действительно красивая девочка, подумала я, обратив внимание на ее загорелую кожу и тщательно завитые волосы. Куда бы мы ни шли, люди глазели на нее. Хотя мы обе были в джинсах и футболках, на ней одежда сидела куда лучше.

– Я хочу, чтобы ты меня научила, – сказала она. – Научила меня, как понравиться Джессу. Научи меня говорить с ним так, как говорила ты в ту ночь.

Я не собиралась учить ее гипнозу, но, может, мне удастся помочь ей как-нибудь иначе.

– Ты тоже можешь кое-чему меня научить. – Я указала на двух мальчишек нашего возраста в соседней кабинке. Они не отрывали от нее глаз с тех пор, как мы вошли.

Она уловила намек и подмигнула мне.

После обеда мы бродили по торговому центру. Время от времени Мисти тыкала пальчиком в наряды, в которых я смотрелась бы «горячо», и объясняла, что мне надо больше качать бедрами при ходьбе. А когда стоишь, говорила она, надо большую часть веса переносить на одну ногу, а вторую сгибать в колене, чтобы подчеркнуть форму икр. Между уроками она рассказала мне историю своей жизни, а также историю ее родителей и старшей сестры. Отчим у нее вне работы не чурался выпивки, но он был «лапочка», а не «зануда», как ее «настоящий отец». Мама у нее была «старая хиппи» по имени Солнечный Свет и свою дочь назвала Мистической Розой. Ныне Солнечный Свет работала продавщицей в местной аптеке, где ее звали Солнышком. Еще у Мисти имелись два сводных брата в Теннесси.

Рассказывая мне свою историю, она показывала, что доверяет мне. Я в ответ отделалась общими местами: расплывчатым упоминанием о том, что родители вместе не живут, мама разводит лошадей и пчел, – и кое-какими типовыми советами по поводу обращения с Джессом.

– Смотри ему в глаза, когда с ним разговариваешь. Просто поразительно, как редко люди смотрят в глаза друг другу. Смотри пристально, говори медленно. Сообщай ему, чего ты хочешь.

Мисти восприняла этот совет как откровение. Пока я говорила, она в знак согласия и благодарности прикоснулась к моей руке своей маленькой загорелой ладошкой. Я отодвинулась, чтобы она не могла до меня дотянуться. И тут почувствовала это – пробегающее по коже знакомое покалывание, возникавшее, когда за мной кто-то наблюдал.

Я огляделась, но никого не увидела. Несколько мальчишек глазели на Мисти.

Инстинктивно мне хотелось убежать.

– Я тебя запятнала! – крикнула я, понимая, как глупо это звучит. – Ты – вода. – И рванула по коридору.

Мисти помчалась за мной. Через минуту я юркнула в боковой проход, ведущий к кассам. Она догнала меня и хлопнула по руке.

– Теперь ты вода!

Я прижала указательный палец к губам. Несколько мгновений мы стояли неподвижно, переводя дух.

Потом Мисти сказала:

– Ой! – И протянула руку. – Смотри, меня что-то ужалило, да как сильно. Я ничего не видела, а ты?

И я не видела. Но чувствовала, как к нам что-то приблизилось, постояло, затем двинулось дальше. Я взглянула на яркую красную отметину у нее на плече.

– Может, какое-то насекомое?

К моменту возвращения Джесса и Осени Мисти уже считала меня лучшей подругой. По пути в Сассу она снова сидела рядом со мной на заднем сиденье, болтая о нарядах, и чесала рубец на плече.

– Как ты думаешь, это не паучий укус?

– Кто знает? – отозвалась я.

Кондиционер в салоне не работал. Даже при открытых окнах было душно от сигаретного дыма и мускусного запаха духов Осени.

Мисти снова тронула меня за плечо и воскликнула:

– Потрогайте, какая она прохладная!

Осень, как всегда бесстрастная в своих темных очках, обернулась.

– Потрогай ее! – настаивала Мисти. Осень протянула руку и едва заметно скользнула кончиками пальцев по моей руке.

– Холодная, – изрекла она.

– Как тебе это удается? Ты даже не потеешь, а здесь градусов под пятьдесят. – Глаза у Мисти были круглые от удивления.

С пару мгновений я размышляла, не открыть ли им правду: вампиры не потеют, а нормальная температура тела у нас ниже, чем у смертных. Вместо этого я сказала:

– Знаешь старую поговорку: «Холодные руки – горячее сердце»?

– У меня дядя так говорит. – Мисти легко было отвлечь.

Она снова принялась чесать плечо. Джесс просто улыбался, не вслушиваясь. Но что-то в лице Осени, в положении губ и нижней челюсти, говорило о настороженности. Она снова отвернулась, не сказав ни слова. И снова я обнаружила, что не могу прочесть ее мысли.

– Перестань чесаться, – сказала я Мисти. – У тебя уже кровь идет.

Струйка крови у нее на плече заставляла меня нервничать. Я с усилием отвела глаза.

– Можете высадить меня здесь, – сказала я, когда машина подъехала к нашим воротам. – Спасибо.

– Ари! – окликнула Мисти.

Я уже открыла дверцу.

– Можно, я тебе позвоню? – спросила она.

– Конечно. – Я вылезла из машины. – У Осени есть мой телефон.

Они смотрели на меня, а я не хотела, чтобы они видели, какой код я набираю, чтобы открыть ворота. Я послала Джессу мысль: «Поезжай», – и секундой позже он уехал. Последнее, что я видела, – это личико Мисти в заднем окне, губы ее сложились в беззвучное «спасибо».

Дом уже меньше походил на развалины. Рабочие отсутствовали – был какой-то праздник. День труда, по-моему. Мае с Дашай на кухне заканчивали поздний обед, и я положила себе салата.

Я села. Они вдвоем уставились на меня.

– Ты куришь?! – спросила мама.

Нет, ответила я им. Мои друзья курят. Запах дыма от их сигарет впитался мне в одежду и в волосы.

– Друзья? – хмыкнула мае. – Это те гопницы, которых мы видели «У Фло»?

– Кончай снобствовать, – сказала ей Дашай. – С кем ей еще тусоваться?

– А «иные» здесь есть? – спросила я. – В смысле, моего возраста. Я единственный подросток среди завсегдатаев «У Фло».

– Я думала, ты в курсе «фактов жизни», – сказала мае.

– В курсе. – Я несколько смутилась. – Деннис мне рассказывал.

– Это многое объясняет.

О Деннисе у нас с ней остались смешанные воспоминания. Он был папиным ассистентом и нашим близким другом. Он учил меня плавать и кататься на велосипеде. Но он был смертным и порой совершал ошибки. В нашу последнюю встречу он попросил меня сделать его вампиром – просьба повергла меня в шок.

– Деннис не специалист. – Мама расчистила на столе место, отнеся тарелки в раковину, и вернулась с блокнотом, линейкой и ручкой. Она расчертила таблицу и начала ее заполнять. Я завороженно наблюдала за происходящим.

– Ты раньше никогда не видела, как Сара составляет таблицы? – Дашай скорчила рожицу. – Она вечно рисует планчики местности и все такое.

– Мне необходимо организовывать имеющуюся у меня информацию, – возразила мае, не переставая писать. От природы она не обладала дисциплинированным умом – ее сознание слишком любило перескакивать с предмета на предмет.

– Потом она начнет устраивать нам презентации в «пауэр пойнте» за завтраком, – продолжала Дашай. – И вот тогда я съеду.

Мамина таблица выглядела так:

Мне не хотелось показаться неблагодарной, но большей частью этих сведений я уже располагала. Ну, я не знала, где секты образовались или в какой части света та или иная из них наиболее популярна, но об основных чертах каждой я уже слышала.

Мае уловила эту мою мысль.

– Хорошо, мисс Всезнайка. Что общего у большинства сект?

Я перечитала таблицу, но это не помогло.

– Ну же, Ариэлла, это же элементарно. Что общего у большинства вампиров?

– Особая диета?

– Так. Что еще?

– Мы должны быть осторожны с солнечным светом и огнем. – Я почувствовала себя увереннее.

– Верно. И?

Дашай пыталась сдерживать смех.

Я снова взглянула на таблицу.

– Гм, некоторые из нас блюдут целомудрие. По-моему.

– Да. – Мае с облегчением констатировала, что разговор наконец-то к чему-то привел. – Сангвинисты особенно приветствуют безбрачие. Почему?

– Потому что они думают, что заниматься сексом со смертными плохо? – Это была догадка.

– Их традиция говорит, что секс – это вообще плохо, и точка, – вставила Дашай, покосившись на маму, дабы убедиться, что вмешательство уместно.

– Кто бы сомневался, что ты влезешь именно на этом месте, – сказала мама, но голос у нее был довольный.

– Не забывай, первые сангвинисты были священниками, – продолжала Дашай. – Может, это стоит внести в нашу очаровательную табличку.

Мама ее проигнорировала.

– Даже после того, как они оставили церковь, они приветствовали безбрачие. Разумеется, встречались и исключения.

– Да, но девочке необязательно все это знать. – Дашай повернулась ко мне. – Тебе надо вот о чем подумать: что у всех этих сект общего помимо того, что ты уже назвала?

Я потянулась через стол к миске с ягодной смесью. Я совершенно запуталась.

– Они не хотят, чтобы вампиры размножались! – Дашай протянула руку и смахнула со стола Грэйс, нашу кошку. – И у каждой свои аргументы. Сангвинисты считают, что мир перенаселен, небьюлисты – что сексом заниматься мерзко, а колонисты хотят, чтобы размножались смертные, потому что они – еда. Но дети у вампиров? Никто из них не считает это правильным.

– Почему? – Я отчего-то почувствовала себя уязвленной.

Мама пристально смотрела на меня.

– Потому что если у вампира и смертного родится ребенок, то, скорее всего, у него будут проблемы со здоровьем.

– Это только часть вопроса, – сказала Дашай. – Эти секты считают, что у вампиров чистая кровь, а мир принадлежит чистокровным.

Будучи сама полукровкой, я изо всех сил старалась не воспринимать ничего из услышанного на свой счет.

– А как насчет двух вампиров?

– Невозможно, – помотала головой Дашай.

– Ну, так учит народная мудрость. – Мае стиснула зубы, у нее это признак беспокойства или печали. – Кто знает? Исследований не проводилось. Приходится довольствоваться слухами, мифами и народными сказками, да еще чатами в Интернете. Вампиры в большинстве своем как викторианцы – они предпочитают не говорить о сексе. В любом случае теперь ты знаешь, почему в Хомосассе нет подростков вроде тебя. Ты существо редкой породы, Ариэлла.

У меня – вот снова это выражение – голова шла кругом. Насколько суровы возможные проблемы со здоровьем? Насколько вероятно, что заболею я? Я смотрела на нарисованную из самых лучших побуждений таблицу и жалела, что вообще сменила тему.

Тут Дашай взяла карандаш. Мае поморщилась, но не остановила ее. Дашай добавила еще одну секту: «МЫ». В графе «происхождение» она написала «КТО ЗНАЕТ», а в графе «местоположение» – «САССА». В «характерных признаках» она поставила большой вопросительный знак.

– Мы не принадлежим ни к какой секте, – сказала она. – А что мы делаем, какие у нас характерные признаки… Поживем – увидим.

Я протянула руку и снова спихнула со стола Грэйс, при этом напряженно думая. Для папы быть вампиром являлось очень сложным занятием, повязанным со всех сторон долгом и этикой и всевозможными обязательствами. Для мамы и Дашай это было не такое уж большое дело. А для меня?

Секты имели еще одну общую черту: они все дистанцировались от людей. Даже сангвинисты, верящие в мирное сосуществование, предпочитали особенно со смертными не общаться.

– У меня вопрос. Почему мы не говорим людям, кто мы? Почему мы ходим в ресторан «У Фло» и не ходим в «Мюррей»? Почему мы не живем открыто?

– Потому что открытость может быть опасна. – Мама говорила медленно, терпеливо, но наивность вопроса ее удивила.

– Некоторые вампиры на виду, – сказала Дашай. – В основном в шоу-бизнесе. Можно быть рок-звездой или актером и заявлять, что ты вампир, а смертные думают: «Ага, точно». Почему-то в этом случае они угрозы не чувствуют.

– Потому что думают, что это поза. И говорят себе, что такой штуки, как вампиризм, не существует. – Мае откинула волосы со лба.

Я вспомнила фразу из «Дракулы» (версию 1931 года мы называем просто «Кино»): «Сила вампира в том, что люди в него не верят».

Дашай покачала головой, как будто я тупила нарочно.

– Потому что мы известны тем, что кусаемся.

– Мы стараемся этого не делать. – В мамином голосе появились примирительные нотки. – Но небьюлисты кусаются без зазрения совести. Похоже, они в основном как-то изворачиваются – если инцидент выплывает наружу, винят обычно смертных. Колонисты предпочитают убивать пачками – они говорят, что так эффективнее, и даже заявляют, что это более гуманно.

– А папа кого-нибудь когда-нибудь кусал? – Этот вопрос мучил меня много лет.

– Насколько я знаю, нет, – ответила мае. – Это шло бы вразрез с его принципами.

– Ну, ему пришлось кусать того, кто его вампировал, – иначе Рафаэль не стал бы вампиром сам. – Дашай взяла Грэйс и выставила ее из кухни, закрыв дверь.

Мы с мае переглянулись, мысленно назвав одно и то же имя: Малкольм, старый папин друг, который бросился на него и против воли сделал вампиром. Малкольм вампировал и маму, после моего рождения.

– Надо продолжать разговор? – Дашай зевнула. – Я хочу помыть голову.

– Мы ответили на все твои вопросы? – спросила мае.

Я проглотила горсть ягод, не чувствуя вкуса.

– Наверное, да.

– Погоди, – спохватилась Дашай. – Почему мы не ходим в «Мюррей»? Там слишком яркий свет. У меня от этих люминесцентных ламп крыша едет. К тому же там не подают «пикардо», и повар у них ужасный.

Позже, когда мы остались одни, мае рассказала мне, что в то утро, проезжая мимо Беннетова дома, увидела на газоне знак «Продается».

– Ерунда какая-то, – сказала я. Мы опять работали в огороде, и я перестала полоть. – Ты Дашай уже сказала?

– Нет пока.

– Надо ей сказать. И это снова разобьет ей сердце.

– Что ей сказать?

Дашай с обмотанной полотенцем головой свесилась из окна спальни. Затем она услышала, что мы думаем. Слова не понадобились.

На тот же вечер мама с Дашай назначили встречу Беннетову агенту по недвижимости, чтобы осмотреть дом. Они сделали вид, будто хотят его купить.

– Почему не сказать честно? – удивилась я. – Сказать, что вы хотите разыскать Беннета.

Дашай отказалась, и мае с ней согласилась.

– Так будет лучше всего, – сказала она. – Ариэлла, ты уже собрала вещи?

На следующий день мы уезжали в Саратога-Спрингс.

– Мне нужен мой метакостюм.

– Нет, не нужен. – Она не любила костюм, который папа подарил мне, чтобы я могла становиться полностью невидимой. – Я не знаю, где он, да и в любом случае в этой поездке мы будем видимы.

Это значило, что паковать предстоит джинсы и футболки.

– По фигу, – брякнула я.

Чем явно шокировала обеих.

– Извини, – сказала я. – Я соберусь.

– Не забудь взять платье, – сказала мае. – Ужинать будем не дома. – Ей нравилось наряжаться и ходить в шикарные рестораны.

После ужина, предоставленная самой себе, я открыла ноутбук и решила поискать ответы на кое-какие вопросы самостоятельно.

Это заняло некоторое время, но, прочитав больше сотни постов незнакомых людей, я вывела конкретную причину, почему вампиры и смертные стараются не иметь дела друг с другом: отсутствие доверия.

Вампиры лгут. Они лгут смертным почти все время, скрывая собственную видовую принадлежность. И друг другу лгут по всевозможным причинам. Когда вампир блокирует свои мысли, он, с вероятностью, лжет – или хочет, чтобы собеседник подумал, что он лжет, что является еще более замысловатой тактикой.

Разумеется, смертные тоже лгут. Но поскольку мы можем слышать их мысли (а еще загипнотизировать, напугать или покусать их), у нас имеется решительное стратегическое преимущество.

Смогут ли вампиры и смертные вообще когда-нибудь сосуществовать тем мирным и плодотворным образом, какой видится сангвинистам? Я начала в этом сомневаться. Могут ли вампиры вести этичную жизнь, если им нельзя доверять? Является ли честность и надежность необходимой составляющей этики?

Будь здесь папа, мы бы часами обсуждали эти вопросы, рассматривая весь ряд интерпретаций и сопутствующих факторов, уточняя термины, используя язык для связи объективного, социального и субъективного миров. Но папа отсутствовал, и эти проблемы оставались для меня безнадежно запутанными.

У меня зазвонил мобильник, и я с радостью прервала размышления. Голос Мисти, с большим придыханием и выше, чем у меня, сообщил, что у нее сегодня свидание с Джессом.

Я поняла, что она ищет моего одобрения.

– Это хорошо, – сказала я. – Правда, хорошо. Здорово.

– Мы пойдем на причал… э-э… посмотреть на звезды.

– Вечер вполне подходящий, – сказала я. – Луна полная, и Марс будет всходить на востоке.

Она хихикнула, словно «смотреть на звезды» означало нечто другое. В плане разговоров с подружкой я явно подрастеряла навыки.

– Обязательно спрошу у Джесса про Марс. Надеюсь, насекомых не очень. Уж больно комары меня любят.

Я подумала, не порекомендовать ли ей травы для отпугивания комаров. У мамы росли кое-какие. Но потом сообразила, что ей не нужен совет. Ей нужно сочувствие.