Текст книги "Цепкие коготки счастья (СИ)"

Автор книги: Светлана Пригорницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Вечер медленно собирал рассеянные по небу лучи, наполняя воздух мягкой, желанной прохладой. В скверах начали появляться пенсионеры, вышедшие на вечерний променад, выскочившие, после дневного заточения дети, взъерошенными воробьями носились по пыльным дорожкам, вызывая праведный гнев у старшего поколения и расслабленные потуги прекратить вакханалию у, перегруженных рабочими проблемами, родителей.

Ира быстро преодолела открытое пространство улицы и, зайдя в тень огромных, никогда не облагораживаемых деревьев, сложила брошенную газету в простенький веер. Дом, в котором была прописана Зинаида Сковородникова находился на другой стороне улицы и сейчас снова предстояло выйти из благодатной прохлады парка и окунуться в ещё не потухшую жару старого двора.

Сев на скамейку, девушка устало обмахивалась самодельным веером, угрюмо прокручивая в голове события вчерашнего дня. Почему все сладкоголосые родственнички Сони, так против её отношений с Максимом? Ну влюбилась женщина, так порадуйтесь за неё. Парень младше на десять лет, так тоже не проблема, не восемнадцатый век, чтобы переживать, что скажут соседи. А вот наследство, это стимул. Ради таких денежек можно пожертвовать ненужным наследником. Ну не поверю, что отец сделал такую глупость и переписал всё на имя непутёвой матери. Хотя, если кто-то сказал, что дама не блистала умом, это не значит, что так оно и есть. Впрочем, вычислять ай кью мадам Тышкевич уже поздно, но всё же интересно, что о ней расскажет предполагаемая соперница.

Небольшой старый дом на краю города поражал своей запущенностью: облупленные стены, пережившие не один век, стыдливо прикрывали высохшими стволами деревьев и тёмные потёки, и одиночные, залатанные трещины, свидетели когда-то бурной и счастливой жизни. Лифт встретил девушку таким скрипом, что, взглянув в открывшиеся со скрежетом двери, Ира испуганно сглотнула слюну и побежала по лестнице на пятый этаж.

Дверь открыла немолодая полная женщина и выглянув из щёлочки, грубо буркнула:

– Ну и? Чего надо?

– Ищу Зинаиду Сковородникову, – Ирочка постаралась вложить в улыбку всё своё актёрское мастерство, но скривленное личико с головой выдало страх девушки перед незнакомкой.

– Так умерла Зинаида Павловна, – тихо прошептала женщина, снимая длинную цепочку с двери. – Заходите, только не кричите, а то я только внучку уложила. Год уже, как умерла. Данка, дочка её, как положенный срок пришёл, вступила в права наследства и продала квартиру. Так что сейчас мы с дочкой тут живём. Не повезло квартире, одни бабы живут. Что Зина всю жизнь без мужика, теперь мы, две разведёнки... Вот такая судьба. А Данка, с тех пор, как квартиру продала, так сюда больше не ногой. Оно и не мудрено, не ладила она с матерью, хотя чего её судить, какая из Зины мать, всю жизнь только о работе и думала, как дочь жила никогда не интересовалась. А вы по какому вопросу пришли?

– Я из галереи "Гала", – Ира растерянно сдвинула брови, приврать она умела и беззастенчиво пользовалась враньём в случае необходимости, но данный случай не вызывал никакой необходимости, поэтому самостоятельное поведение языка вызвало вопросы, но отступать уже было поздно, и девушка отпустила на волю воображение. – Зинаида Павловна незадолго до смерти взяла на изучение некоторые материалы, а они находятся под моей ответственностью.

– Вот тут я вам ничем помочь не могу, – развела руками собеседница, прислушиваясь к сопению за дверью. – Тут вам лучше к Дане обратиться, да и то вряд ли поможет. После смерти Зины, дочка собрала всё, что было поценнее, пару колечек да серёжки покойной, а всё остальное велела выбросить. Даже фотографии не взяла. Очень на мать сердилась. После неё осталась коробка с документами, только никаких материалов научных там нет, одни дневники её, любила старушка свои мысли письменно оформлять, вот и осталось тетрадок немерено. А мне всё выкинуть жалко, всё-таки это жизнь, может спохватится Данка, прибежит за материным приданным.

– А вы не дадите мне посмотреть эти записи, – вспыхнул огонёк надежды в глазах девушки.

– А чего же не дать, – обрадовалась хозяйка квартиры, – честно говоря, для нас каждый сантиметр необходим, а эта коробка целую полку занимает. Только вам придётся самой лезть снимать её, у меня уже силы не те.

Ира, пыхтя и поддерживая коробку снизу ногой, дотащила ношу до первой попавшейся скамейки и вытерев выступивший пот, устало опустилась на горячие доски. Кто бы мог подумать, что умные мысли столько весят. Сорвав скотч, девушка рывком раскрыла картонные дверки и скривилась от выпущенного на свободу удушающего запаха залежавшейся бумаги. Взяв лежащую на самом верху старую общую тетрадь в еле заметную клеточку, Ира, уподобившись юному археологу, перевернула первые пожелтевшие страницы и углубилась в изучение чужой жизни.

"Мечты сбываются. Сколько же лет моей мечте? Двадцать пять. Неужели так быстро пролетело время, неужели прошло двадцать пять лет с того дня, когда меня, маленькую студентку-первокурсницу сбил в коридоре высокий стройный юноша, а потом помог подняться и, поцеловав кончики дрожащих пальцев, тихо спросил: "Всё в порядке, малыш?" Как же я влюбилась, как кошка, как кролик, готова была сидеть часами в столовой, ожидая, когда он придёт купить булочку с соком. И ведь знала, что парень занят, и занят прочно, и никогда мне, Зине Сковородниковой не встать в один ряд с потомком литовских князей Златой Даугале, и всё равно ждала, любила и надеялась. Каждый день, подходя к зеркалу убеждала себя, что и я, Зина Сковородникова ничем не хуже Златы, может и не умею ходить такой царской походкой, как Злата, не умею улыбаться, чуть опуская кончики губ, отчего лицо озаряется нежным задумчивым светом, но зато я похожа на Валентину Серову, все так считали и это немного поднимало самостоятельно засунутое под плинтус самолюбие. Первые годы отмечала годовщину нашего первого столкновения, накрывала стол на двоих и верила, что когда-нибудь мы сядем за этот стол вместе. И вот мечта сбылась. Вот лежит мой принц и храпит. Храпит с той же тональностью, что и лаборант Рома, по уши влюблённый в меня всю жизнь, так же, как и заведующий магазина, расположенного в нашем районе, обещавший достать звезду с небес, так же, как отец Даны, Олег, не выдержавший моего увлечения, как он считал, работой. Странное чувство, мечта сбылась, а вместо удовлетворения пришло разочарование. Ведь совсем недавно костёр горел, расплавляя всё вокруг, и я старательно оберегала это пламя, подбрасывая то полено, то хворостинку. Посмотрел в мою сторону – хворостинка, подошёл, спросил, как успехи – целое бревно и неделю только этим и жила, как же получилось, что только сегодня поняла, что костёр-то давно погас и никакое, даже самое сухое бревно, брошенное на пожарище, уже не воспламенит былое пламя".

Ира посмотрела на дату, восемьдесят пятый год, сколько же прелюбодейнику в тот год было? Ну, за пятьдесят, точно. Не удивительно, что не произвёл впечатления. Честно говоря, Ирочка искренне считала, что после сорока про любовь можно только иногда почитать, ну кино посмотреть. Но подобные страсти в таком преклонном возрасте, это уж чересчур. Вынув следующую тетрадь, Ира снова углубилась в чтение.

"Не забыть забрать Сонечку из детского сада. Звонил Эдгар, просил не забыть, мол Елена приболела. Как же, приболела его Елена Прекрасная. Вчера видела её в обувном магазине с Лозовым под ручку, и болезненной совсем не выглядела, а как дочку из детского сада забрать, откуда и болячки берутся. И где она взялась на нашу голову. Уж насколько Злату не любила, но такого чувства отвращения, как к нынешней мадам Тышкевич никогда к ней не испытывала. Злата умница, всегда знала, как себя вести, что и где сказать, она никогда не пошла бы по магазинам с охранником. Да ни с кем не пошла бы. Если бы не Сонечка, так и прожили бы Злата с Эдгаром, но видать не судьба. Просто удивительно, что могло привлечь Эдгара в этой вертихвостке. Когда он не сводил глаз со Златы – это была понятная реакция нормального парня. Может красотой Злата не блистала, но, если уж рот откроет, птицы замолкают. Есть у неё особый дар, умение говорить и умение слушать. Глупости говорят психологи, что мужчина любит глазами, нет, нормальный адекватный мужчина всегда оценит в женщине не только грудь и попу, но и то, что у неё в голове. Хотя, не помню где читала про "синдром Адели", заключается в том, что в организме накапливаются гормоны любви и в определённый момент, когда пошла перезагрузка этих гормонов, происходит своеобразный взрыв и женщина влюбляется в первого идущего навстречу мужчину и наоборот, мужчина в женщину. Вполне может быть, иначе, как объяснить причину влюблённости Эдгара в эту дуру".

Найдя тетрадь за тысяча девятьсот девяносто восьмой год, Ира нашла записи за май-июнь месяц.

"Эдгар в шоке, как могла Сонечка такое вытворить. Ну не маленькая ведь уже, должна понимать представителем какого рода является. Спасибо, Расулу, вот уж где настоящий джигит. Я бы во всей этой катастрофе растерялась и обо всём забыла, а тут до конца трезвая голова, даже камеру и фотоаппарат не забыл уничтожить. Гарипов всегда мог похвастаться холодной головой и расчётливым умом. Пошли, конечно, по селу разговоры, но тихо, в кулуарах, чтобы не дай бог Тышкевич не услышал. Всё мы, конечно, слышали, но ходили с гордо поднятой головой. А Сонечке придётся уехать. Вчера Эдгар звонил одному из наших клиентов, живущему в Лондоне и, кажется, пришли к общему компромиссу. Жаль, Сонечка умная, добрая девочка, а все её выходки от недостатка внимания со стороны Эдгара. Кстати, во внимании со стороны мамочки, кажется, девочка не нуждается. Да и что хорошего может сказать подростку женщина, которая при любом конфликте начинает верещать, словно ей на базаре на хвост наступили. Это ещё раз доказывает, что наша Сонечка имеет тонкий вкус и элитное воспитание. И заслуга в этом Эдгара, ну и немножко моя".

"Сегодня Эдгар написал завещание. Господи, о чём он думает, человеку всего шестьдесят с хвостиком. Хотя, депрессию никто в нашей медицине не отменял, а тут все признаки на лицо, и перегруз на работе, и Елена никак не успокоится, хотя ей-то какая разница, дочку она, практически не видела, зато на её воспитание Эдгар выдавал более чем крупные суммы, которые теперь идут не в её карман, а в Лондон, вот она и бесится. Вчера звонил Алекс, рассказывал, что преподаватели очень довольны Сонечкой, что девочка остепенилась, много занимается и на глупости совсем нет времени. Кажется, лицо Эдгара немного расслабилось. Эту ночь провел у меня и прижав мою голову к плечу, долго рассказывал, сколько ошибок совершил в жизни. Я молча слушала, изредка кивала головой, спасибо Злате, немного обтесала "маленькую Сковородку", научила, как с мужчинами обращаться. Конечно, никаких грандиозных изменений не произошло, но тем не менее из маленькой "чугунной сковородки", благодаря элитному окружению, выросла небольшая "тефалевая сковорода". И за то спасибо. Просил связаться со Славиком Кожевниковым. Давно о нём не вспоминал. Наверное, это по поводу завещания. К кому же ещё обратиться, как не к Славке".

Ира закрыла старую тетрадь и откинулась на спинку скамейки. Вечер уже полностью вступил в свои права и парк начал медленно готовиться ко сну. Девушка безразлично переводила взгляд на поникшие кроны деревьев, на изредка проносившихся мимо галдящих детей и рассеянно думала о судьбе незнакомой Зины Сковородниковой. Стоила ли её любовь подобной развязки? Ведь сколько таких же одиноких несчастных женщин которые всю жизнь ждут свою любовь, веря, что когда-нибудь их мечта сбудется, а когда мечта сбывается, понимают, что жизнь прошла мимо. И не заметили они, что потеряли человека, который готов был всю жизнь носить их на руках и осыпать цветами, потеряли детство и замечательные неповторимые моменты жизни своих детей... Ведь в огромных отрывках из жизни этой женщины не нашлось ни строчки о своей дочери, маленькой девочке, которая всё детство ждала маму. Ира вспомнила, как однажды, когда ей было года четыре, не больше, мама оставила её одну дома и ушла в магазин. Это чувство одиночества девочка запомнила на всю жизнь. Ночь медленно опускалась на город, а Ира всё сидела на подоконнике и смотрела в серую даль. Страх и холод постепенно охватывали тело, но отойти от окна и включить свет, девочке не позволяло всё то же чувство страха. Ира хорошо помнила свои ощущения в тот момент, ей казалось, что, если она сейчас отойдёт хоть на минутку, то пропустит маму, не увидит её приближения и это казалось катастрофой. В тот миг, когда из арки соседнего дома появилась замёрзшая скрюченная фигура мамы, девочка надрывно взахлёб заревела. Это было всего один раз в жизни, но впечатления остались надолго. А тут девочка всю жизнь прожила в ожидании. Не дай бог такую мать.

За окном послышался звук подъезжающих машин. Скрежет тормозов, визг шин заполнили сонное пространство площади перед фешенебельным отелем. Подскочив к двери Гузель услышала шум приближающихся людей и поняла, что путь к отступлению перекрыт. Максим, выложив из кармана пачки денег, с безразличным видом опустился на стул и начал нервно набивать рот остатками обеда.

– Илона Игоревна, – донёсся из-за двери слащаво-приторный женский голос. – Откройте, пожалуйста. Мороженое принесли, подарок от шеф-повара.

– За идиотов, что-ли, держат? – зло прошипела Гузель и ласково пропела в сторону двери: – У нас на мороженое аллергия.

Илона взяла Максима за руку, прерывая истерический процесс поедания и тихо произнесла:

– Ну, за идиотов, значит, за идиотов. Хоть время потянем. – И подойдя к двери, пропела в тон Гузели: – Спасибо, дорогая. Мы очень устали, хотим отдохнуть. Не будете ли вы так любезны, чтобы оставить нас в покое и дружно пойти на фиг.

За дверью воцарилось угнетающее молчание, затем, тихо пошептавшись, всё тот же голос продолжил:

– Илоночка Игоревна, выйдите на минуточку, тут ваша подпись нужна.

– Завтра распишусь, – не переставая приторно улыбаться, ответила девочка.

– Илона Игоревна, с вами всё в порядке? – в этот раз вопрос задал немолодой мужской голос и, не дождавшись ответа, попросил: – Выйдите на балкон, пожалуйста. Бабушка хочет вас видеть.

Девочки переглянулись и, не сговариваясь повернули головы к Максиму, как к последней инстанции. Парень безразлично поднял глаза и пожав плечами, тихо сказал:

– Выйди, Илюш. Ты должна узнать бабушку. Она, наверное, сильно переживает.

Взявшись за руки, девочки, в сопровождении Максима, вышли на балкон. С высоты пятого этажа Илона жадно оглядывала людей, стоящих внизу. Немолодая полная женщина судорожно замахала руками увидев девочку, но, к сожалению, никаких ассоциаций в голове у Илоны так и не сложилось. Это была одна из женщин, такая же незнакомая, как и все остальные. Лицо девочки скривилось в жалобную гримасу, как у ребенка, у которого отняли последнюю надежду. В этот момент сзади прогремел жуткий оглушающий взрыв, дверь с грохотом вылетела из петель и описав чёткий круг приземлилась на супернавороченный плоский телевизор, стоявший в углу. Сквозь пыль и белый меловой занавес в комнату с автоматами наперевес ворвались несколько фигур в камуфляжной форме. Илона, повернувшись на грохот, парализованными от ужаса глазами смотрела, как, словно в замедленной съёмке, вылетали из белой дымки огромные силуэты. Вот один из них разворачивается и прикладом автомата наносит Максиму сокрушительный удар в живот, вот второй подбегает к ней, заносит автомат... Сделав несколько шагов назад, Илона почувствовала, как тело, мягким куском пластилина проходит сквозь решётку и стекает по прутьям, превращаясь в бесформенную жалкую кучу. "Над морем поднялось солнце, лучи его любовно согревали мёртвенно-холодную пену, и Русалочка не чувствовала смерти. Она видела солнце и каких-то прозрачных, чудных созданий, сотнями реявших над ней" – слова старой грустной сказки Андерсена, именно той Русалочки, которая погибла, так и не завоевав любви своего принца, злой мухой жужжали в сознании. Бабушка почему-то не любила творения Уолта Диснея, предпочитая рассказ о несчастной судьбе героини в оригинале, яркой постановке американцев. В те редкие часы, когда прежняя гувернантка уже уволилась, а следующей ещё только предстояло познакомиться со своей ученицей, бабушка заходила к Илоне в спальню и долго, с выражением читала грустные сказки Андерсена и непонятную бредятину Льюиса Кэррела. Илона скрывала зевоту, чтобы не расстраивать бабушку и радовалась этим мимолётным знакам внимания с её стороны. Бабушка... Девочка рывком подскочила с холодной плитки балкона и нависла над тонкими перилами. Взгляд туманился и, подняв руку, она вытерла катившиеся градом слёзы. С высоты пятого этажа, женщина, казалась, ещё круглее и полностью совпадала с образом ведьмы Урсулы. Бабушка махала рукой и улыбалась, а Илона не сводила глаз с противного скользкого хвоста, торчащего из-под её юбки. Среди хаоса, шума и неразберихи, внезапно на плечо легла тяжёлая рука и резко сорвала девочку с железной решётки. Обернувшись Илона столкнулась взглядом с парой чёрных глаз, сверлящих её из прорези балаклавы и истошно закричав, упала в обморок.

– Илоночка, детка, очнись. – Зоя Ларионовна хлопала внучку по щекам, в то время, как загорелый немолодой военный брызгал ей в лицо воду из графина. Ресницы девочки задрожали и, судорожно вздохнув, она открыла глаза.

– Ну вот и хорошо, – обрадовалась бабушка, прижимая внучку к необъятной груди. – Всё позади, всё кончилось. Теперь всё будет только хорошо, девочка моя сладкая.

Илона растерянно переводила взгляд с одного предмета на другой и, судорожным кашлем, пыталась прочистить першившее от пыли горло. Что произошло? Почему всё кружится? Почему рыдает бабушка? Кто эти люди? И тут в голове, словно включился маленький яркий фонарик. Гузель! Максим!

– Где моя Гузель? И Максим? – девочка попыталась подняться, но перед глазами, словно оловянные солдатики дружно выстроились шеренги разноцветных сверкающих звёзд и тело снова плавно опустилось на каменный пол.

– Увели уже проходимцев этих. Забудь. Больше они тебе ничего плохого не сделают. Поднимайся и поедем домой. Мама с папой, дедушка ждут, с ума сходят.

Илона аккуратно встала на ноги и, подождав пока звёздочки в глазах перестанут отплясывать свой дикий танец, тихо прошептала в сторону мужчины:

– Если через полминуты Максим и Гузель не будут здесь, ты закончишь карьеру профессиональным уборщиком в селе Ржаново.

– Слава Богу, пришла в себя, – ехидно скривив накрашенные губы, прокомментировала Зоя Ларионовна. – И всё-таки, я попросила бы тебя, моя дорогая, не разговаривать в таком тоне с человеком рисковавшим жизнью ради твоего спасения.

– Нет, дорогая бабуля, – в голосе девочки зазвенели металлические нотки. – Это ты не меня, это ты свою задницу спасала. Что было бы если бы Максим с Гузелью вырвались из ваших потных лапок и рассказали где следует про экспериментишки, которые пованивают лет на десять. А раскрутить этот клубочек дерьма, то там и на больше потянет. Так что в твоих интересах, чтобы Максим с Гузелью целые и невредимые появились здесь ещё полминуты назад.

Тяжело вздохнув, Зоя Ларионовна дала знак одному из, стоявших у выбитых дверей, солдату и, вынув из кармана пачку сигарет, ушла в комнату.

Гузель ураганом ворвалась в номер и, увидев Илону, истерически всхлипнула. Прижимая к груди бьющееся нервной дрожью тело подруги, Илона только сейчас заметила, что Гузель почти на полголовы ниже её, а острые худенькие лопатки, выпирали, делая спину девочки немного сутулой. Странно, пронеслось в голове, до сих пор Гузель ей казалась высокой стройной принцессой-воином, не способной плакать и переживать, и вдруг такие эмоции. И только когда подруга подняла голову, Илона увидела свежий, ярко-фиолетовый синяк и поёжилась: достанься ей такое украшение, неизвестно ещё, как она бы реагировала.

– Всё, Гузька, забей. Больше тебя тут никто не обидит. Я их, уродов, вспомнила. Так что ты тут теперь, как за каменной стеной. Глаз болит?

– Нормально, – грустно улыбнулась девочка. – Я больше испугалась, а к фонарям мне не привыкать. Вот Максимка с непривычки даже не сгруппировался. Получил по полной. Ну ничего. Там уже "скорая" приехала, так что жить будет. Ты, как? Сильно бабушка воспитывала?

– Я невоспитанная, Гузька. И это надолго.

Выскочившие из соседних номеров люди, кутаясь в гостиничные халаты, ошарашенно разглядывали результаты «спецоперации» и старательно не замечали мечущегося в толпе молодого солдата тонким фальцетом уговаривающего любопытных разойтись. Людской поток обтекал говорящего и, смыкаясь за его спиной, с замиранием сердца заглядывал в разрушенный номер. Среди общего гама никто не обратил внимания на донёсшийся из коридора шум и, неприлично выругавшись в адрес военного, попытавшегося перекрыть вход, в номер влетели запыхавшиеся Алим и Снежана.

– Мамулька, – радостно вскрикнула Илона и, отодвинув Гузель, кинулась навстречу матери. В этот момент взгляд её скользнул по стоящему рядом со Снежаной высокому мужчине, и девочка остановилась, заглушая эмоции.

Алим переминался с ноги на ногу, растерянно глядя на одинокую черноглазую девочку, стоявшую посреди комнаты. Казалось весь мир сошёлся между двумя парами по-восточному разрезанных глаз. Большие, заполненные опытом и чуть стёртые в круговороте жизненных передряг мужские глаза против, окаймлённого длинными пушистыми ресницами, правого глаза и, суженного в тоненькую щёлочку свежим фонарём, левого.

– Разалим, твою мать, – взвыла Илона, хлопая себя по коленам. – И дрына на тебя нет. Нас тут чуть на органы не разобрали, пока ты шлялся не знаю где.

Вложив в монолог весь пыл детского негодования, Илона, не стесняясь, ревела во весь голос. Огромные прозрачные слёзы катились из глаз, руки не успевали вытирать длинные грязные потёки и трясущиеся губы время от времени заглатывали горькие крупные капли. А Алим всё стоял и смотрел на малышку. Ничего в ней не напоминало Милочку, это был маленький портретик из его детства. То, что он двенадцать лет каждое утро видел в зеркале: круглое личико с приятными глубокими ямочками на толстых упругих щеках, крупные яркие губы и тоненькая мальчишеская фигурка. Всё то, что так любила Милочка, то что она оставила себе на память о той красивой и чистой любви, которую они пережили и которую он, не задумываясь, предал. Предал, потому что, в отличии от неё, не верил и боялся тех двадцати лет разницы, двух десятилетий опыта, так и не подсказавшего ему правильного решения.

Наконец, поняв, что ситуация стала затягиваться, Алим шагнул навстречу Гузели. Девочка, словно прорвавшийся сквозь лесные дебри лучик, рывком подскочила и повисла на заросшей шее отца. Щека Гузели ощущала каждую щетинку, впитывая запах кожи, волос, словно боялась снова потерять то, что чудом нашла несколько минут назад. Губы девочки сжались в тонкую линию, а огромные разнокалиберные глаза блестели сухим сумасшедшим блеском.

– Я тебя больше никогда не потеряю, – тихо прошептала Гузель.

– Я знаю, – прошептал в ответ Алим и, не спуская девочку с рук, вышел из комнаты.

Ира жалобно смотрела на дрожащий в руке телефон и ждала, когда же отцу надоест и он отключится. Сидящая рядом бабушка, удивлённо переводила взгляд с, играющего Гимн России, дисплея на закусившую губу попутчицу и, наконец, протянув руку, уверенно ткнула корявым пальцем, включая аппарат. «Иришка...» тут же раздался раздражённый голос отца и девушка, облив соседку негодующим взглядом, поднесла трубку к уху.

– Пап, я на консультации. Перезвоню, – прошипела девушка и, проведя пальцем по сенсорному экрану, завершила общение.

Бабушка, тяжело вздохнув, перевела взгляд на мелькающий за окном пейзаж и ещё долго жевала губами, мысленно проводя с нерадивой ученицей воспитательную работу. Ира прекрасно понимала, что на этом общение с отцом не закончилось, а только перенеслось на несколько долгих часов и за это время она вряд ли сможет придумать версию, куда исчезли присланные две недели назад пятьсот долларов и почему ей срочно снова понадобились деньги. Ну, разве отцу объяснишь, что любой комментарий в полиции стоит, как минимум десять долларов. И это официально, а уж сколько пришлось отдать за сведения, которые не получилось узнать законным путём... Нет, папа-полковник, привыкший все двери открывать ногой, никогда не поймёт её увлечения криминалистикой и детективным чтивом и, хотя, желание помочь в поиске пропавшего друга, сочтёт обоснованным, но плату за сведения, не одобрит. Ладно, будет день, будет и пища. Спасибо, хоть на питание последние дни не тратится: Соня и Наташа полностью взяли на себя решение этого вопроса. Ничего, не может дедуктивный метод Шерлока Холмса не дать результата, вот сейчас найдёт в коттеджном посёлке адвоката семьи Тышкевичей Вячеслава Кожевникова и вытрясет из него все сведения об этом загадочном завещании. А то, что не из-за сексуальной извращённости очаровательной Агаты пострадал Максим, шито белыми нитками. За друга девушка не беспокоилась, не тот человек Макс Шубин, чтобы проколоться на мякине. Этот "колобок" и не от таких бабушек-дедушек удирал. Отключив телефон, Ира откинула голову на потёртую спинку сидения междугороднего автобуса и решила, что будет решать вопросы по мере их поступления.

Выйдя на станции, девушка обвела удивлённым взглядом зелёное кукурузное поле и натолкнулась на серую потрескавшуюся вывеску: "Ржаново – 5 км. Высоково – 8 км". Солнце уже стояло в самом зените, намекая, что к Высокову она доберётся только к вечеру.

– Эй, "студентка на консультации", – раздалось сзади и, удивлённо обернувшись, Ира увидела за спиной свою попутчицу.

Опёршись рукой о старенький "Запорожец", женщина казалась великаном на фоне маленькой потрёпанной машинки и в первый момент, девушка даже не поняла кто же на ком поедет.

– Чего рот раскрыла? Тебе в Ржаново или в Высоково?

– В Высоково, – отмерла Ира, приближаясь к раритету.

– Садись, до Ржаново подбросим, а оттуда пехом. Ну всё ж не восемь километров по жаре шкандыбать.

Залезть в автомобиль оказалось не просто, но на фоне основного вояжа, посадка вспоминалась волшебным сном. Открыв рот, чтобы грохот допотопного мотора не убил барабанные перепонки, Ира с ужасом наблюдала, как трясётся на бесконечных колдобинах, плотно упакованное в малогабаритные внутренности автомобиля, тело доброй самаритянки, Голова женщины, утопала в плечах по уши на взлёте и буравила крышу на приземлениях, но хозяйку, похоже, подобные условия абсолютно не смущали и всю дорогу она, хохоча и охая, рассказывала, сидящему за рулём, сыну, последние городские новости. Изредка поворачивая голову в сторону Иры, бабушка пыталась привлечь к диалогу и неожиданную попутчицу, но грохот мотора, скрип железа, выхлопы бензина оказали на девушку такое неадекватное действие, что единственно что она могла себе позволить, это жалобно улыбаться, сведённым судорогой, открытым ртом. Вылезая из машины, Ира схватилась за нагретую солнцем железную ручку и, получив дополнительный стресс, разразилась слезами радости. Кто бы мог подумать, что плавящая мозги жара – это прекрасно, пыльная комковатая дорога – вообще чудо природы. Стоявшая рядом бабушка испуганно поглаживала её по плечу и, судя по двигающимся губам, что-то пыталась рассказать, но девушка, переполненная счастьем от сознания того, что поездка окончилась, хлопала ртом, пытаясь скопившимся внутри воздухом, разблокировать заложенные уши и ничего не слышала. Наконец, включился в работу слух и первая полученная информация, заставила Иру испуганно присесть.

– Ну, не молчи, – теребила её за локоть бабушка, – может всё-таки подвезти до Высоково?

– Нет, – истерически вырвалось из горла и, прокашлявшись, девушка метнулась в сторону Высоково.

Солнце, казалось застряло в зените и через полчаса Ира уже по-другому оценивала поездку на старом "Запорожце". Подумаешь, бензином воняет, гремит, скрепит... Так едет же, а тут идёшь-идёшь, а дорога даже не свернула нигде, такое впечатление, словно на беговой дорожке в тренажёрном зале, уже семь потов сошло, а ты всё на одном месте. В какой-то момент, девушке до обморока захотелось зайти в невысокие заросли кукурузы, сопровождающие её путешествие уже не один километр и завалиться часика этак на три. Но посмотрев на высветившееся на экране телефона время, Ира вынула бутылочку с тёплой водой, сделала несколько глотков и вылив остаток себе на голову, прибавила шагу. Желанная свежесть так и не появилась, но идти стало немного легче. Наконец, когда глаза начало заволакивать дымкой, а в ушах снова зашумела фоновая заставка, на горизонте появились очертания коттеджного посёлка.

Упавший за время путешествия дух, словно волшебная птица Феникс, встрепенулся и из горла вырвался отчаянный, рвущий связки, клич счастья.

Молодой охранник долго изучал паспорт, рассматривая Иру, словно подопытного кролика и, вернув затёртую книжечку, вошёл в маленький домик у шлагбаума. Вытирая катящийся пот абсолютно мокрой салфеткой, девушка, словно со стороны увидела себя, помятую, потную, со ставшими грязными к середине дня волосами... Такую не только в дом не пустят, даже за ручку калитки подержаться не позволят.

– От имени кого вы прибыли? – высунулся из окошка охранник.

– От имени Сковородниковой Зинаиды, – прокричала в ответ Ира, и тут же сообразила, что имя своего презентанта выбрала неверно. Понадеявшись на русский "авось", девушка закусила губу, но "авось" не прошёл и через пару минут парень вышел из дверей и, вытирая шею большим белым платком, устало сделал Ире знак отойти от шлагбаума.

– Зинаида Сковородникова скончалась год назад. Вячеслав Юрьевич сказал, что ничего о вас не знает и в гости никого не ждёт.

– Очень нужно в гости по такой жаре лезть, – раздражённо буркнула Ира, понимая, что злиться в первую очередь надо на саму себя. – Я к нему по делу. Передайте, что Софье Эдгаровне Тышкевич нужна его помощь.

– Ничего я передавать не буду, – по-военному гаркнул мужчина и, подойдя, начал выталкивать девушку за периметр пропускной зоны. – Мне даны ясные установки: никого без официального приглашения не пропускать. У вас есть официальное приглашение? Нет. Освободите территорию.

Несколько минут Ира безрадостно сопела, глядя в спину удаляющегося охранника, затем, закинув за спину лёгкий рюкзак, пошла вдоль высокого кованного забора. "Неужели всю территорию обгородили", плыло в воспалённом от жары мозгу. Щурясь и вытягивая шею, Ира с надеждой вглядывалась во, вьющийся железной лентой, забор и, зайдя в тень молодой лесопосадки, обречённо констатировала: "Всю". Раздражение от сознания собственной беспомощности, от бесполезно потраченного дня, заполнившего лёгкие пылью и бензином, от предвкушения, мелькающего на горизонте, объяснения с папой, сделало своё дело и девушка, разбежавшись, стукнула ногой чёрную секцию забора. Боль, огненной змеёй скользнув по ноге, заставила сердце выделить дополнительный адреналин и зажгла в глазах яркие, разноцветные фонарики.