Текст книги "Цепкие коготки счастья (СИ)"
Автор книги: Светлана Пригорницкая
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Когда мужчины, попрощавшись, вышли из кабинета, Альбина Николаевна с удивлением отметила, что два маленьких пузатых бокала с коньяком так и остались нетронутыми.
Застегивая на ходу лёгкие курточки, Алим и Тимур вышли во двор детского дома. Ребята разных возрастов бегали по грязным лужам, радуясь первому дождю, унылые корявые деревья сонно покачивались, словно пытались утихомирить расшалившуюся ребятню. Девочки, кутаясь в тонкие кофточки, звонко хохотали, обсуждая события последнего сериала, а, сбившиеся в стайки, старшеклассники курили у забора, совершенно не заботясь, видит их персонал детдома или нет, да и из персонала на территории только угрюмо шаркал допотопной метлой маленький сухонький дедок. Все на этом зависимом клочке земли кричало о противоречиях: бедная одежда детей, погнутые качели, деревянные ящики вместо скамеек и бурная радость молодости, которую даже такие условия не смогли заставить забыть о прелестях жизни, о том, что скучный серый цвет когда-нибудь превратится в элегантно-жемчужный блеск вечернего платья от кутюр или вызывающе стальной супернавороченного «Ягуара».
Худой грязный мальчишка лет пяти, пролетел мимо Алима, орошая форменные брюки офицера водопадом грязной воды из непросыхаемой годами лужи. Остановившись в нескольких метрах от мужчины, малыш задиристо вздёрнул подбородок и приготовился отвечать на "необоснованное", с его точки зрения, замечание, но Алим, не обращая внимания на обидчика, смахнул с одежды грязные капли и, рассеянно глядя в даль, процедил:
– За мои почти пятьдесят, столько говна в жизни повидал, но после общения с этой дамой, такое впечатление, словно я его покушал. Симпатичная с виду женщина, а какой привкус навоза оставила.
– Откуда ты знаешь, какой вкус у навоза? – засмеялся Тимур.
– До сих пор не знал, а вот под старость накормили. Давай-ка, брат-джигит, выбираться из этого серпентария.
Шуршание сухих веток, раздавалось всё ближе и ближе и, обернувшись, Алим наткнулся на выцветшие глаза, метущего территорию старика. Остановившись, дедушка опёрся на куцую метлу и поднёс руку к слезящимся глазам, закрываясь от тусклых солнечных лучей.
– Алимушка, ты-ли, сынок?
Сердце Алима непривычно сжалось, услышав этот дрожащий, словно сломанный ветром, старческий голос. "Алимушкой" называли его и бабушка Ада, и мама, и Милочка, но услышать это переполненное нежностью слово от незнакомого человека было непривычно и непонятно.
– Вот радость-то, господи. Мы уж и надеяться перестали, а ты, значит, нашёлся. Не смотри на меня так, – трясясь всем телом, засмеялся дед, – не знакомы мы. Что тебе "колбаса" наша налепила? – Алим растерянно оглянулся, ища помощи у Тимура, но встретив его не менее недоуменный взгляд, решил внести ясность.
– Меня, действительно, зовут Алим Низамов. Откуда вы меня знаете?
Глаза дворника радостно заблестели и, оглянувшись по сторонам, дедушка схватил Алима за рукав и потянул в сторону, примостившегося в дальнем углу, маленького кирпичного домика, служившего для хранения инвентаря.
– Пойдем-ка, дружечек, ко мне, а то увидит "колбаса" из окна и опять начнет верещать, что вместо работы языком треплю.
Зайдя в темную, влажную каптёрку, мужчины автоматически содрогнулись: Алиму, человеку военному, приходилось жить в разных условиях, но даже в самых маленьких и неприспособленных комнатушках, он в первую очередь наводил военный порядок и впоследствии прилагал все усилия для его поддержания. Каптёрка Василия Потаповича представляла собой яркий пример жилья одинокого алкоголика: на грязной, никогда не застилаемой кровати в поэтическом беспорядке лежали грабли, журнал и, приглядевшись, Алим рассмотрел слившегося с грязной подушкой огромного тощего кота. На столе вовсю хозяйничали тараканы, ловко снуя между чайником без крышки, железным взрыхлителем для цветов, и двумя алюминиевыми вилками, словно дополняющими друг друга, так как у одной присутствовало правое и среднее остриё, а у другой среднее и левое.
Бодренько просеменив к столу, Василий Потапович культурно пообщался с "соседями", но не достигнув взаимопонимания, легким движением руки скинул всё хозяйство на пол и на очищенную грязь поставил почти законченную бутылку водки и надтреснутый стакан.
– Давайте, мужики, за знакомство, – Василий Потапович плеснул на дно стакана треть остатка и протянул его Алиму. – Уж не обессудь, тара у меня в единственном экземпляре.
Повинуясь еле заметному знаку Алима, Тимур достал из объемной кожаной барсетки плоскую походную фляжку с коньяком и два раскладывающихся стаканчика. Взяв тару деда Василия, парень попытался выплеснуть водку в ведро с песком, стоявшее возле стола, чем едва не вызвал инфаркт у хозяина. Василий Потапович, на уровне подсознания угадав действия парня, успел в последний момент подскочить и спасти живительные капли. Одним движением опрокинув жидкость в рот, он удало крякнул и, поставив стакан на место, молодецки гаркнул:
– Стерильно.
После первой, для Василия Потаповича после второй, мужчины сели на грязную продавленную кровать и несколько минут молча разглядывали друг друга.
– Вот ведь, жизнь-поганка, – сторож пьяно улыбнулся и смахнул с глаз скатившуюся слезинку. – Ты нашелся, а Гузелечка пропала. "Колбаса" наша говорит, что на лечение её отправила за границу, да только от чего лечить-то. Сто пудов продала девчонку, падлюка. Только ты, Алимушка, не слушай, что тебе тут наплетут. Золото, а не ребёнок, наша Гузелечка. Она за своих на лоскуты порвет, никого в обиду не давала.
– Василий Потапович, откуда вы узнали, что я ищу Гузель Озерову?
Сторож оторвал влюбленный взгляд от плоской стальной бутылочки и удивленно сфокусировал его на Алиме.
– А кого же, как не кровиночку свою будешь искать ты в этом хламиднике?
Сердце Алима неприятно сжалось, пропустив удар и во рту появился металлический привкус. Опустив глаза, мужчина брезгливо скинул огромного рыжего таракана, по-хозяйски забравшегося на руку. Видя, как налились желваки на лице друга, Тимур решил взять инициативу в свои руки.
– Василий Потапович, – ласково начал парень, разливая остатки коньяка по стаканам. – Почему вы решили, что Гузель Озерова дочка Алима Анваровича?
– Как, почему? – радостно откликнулся сторож, заметив, что в его стакан попала львиная доля столь понравившегося ему продукта. – По фотографии.
Заметив заинтересованный взгляд новоявленных друзей, Василий Потапович подхватил двумя пальчиками стакан, бодренько опрокинул его и занюхав грязным рукавом, начал повествование.
– Принимай пополнение, Альбина Николаевна.
Молодая черноглазая женщина положила на стол несколько толстых папок. Хотя дом "Малютка" был расформирован, Лидия Анатольевна, благодаря своему высокопоставленному любовнику, уверенно карабкалась вверх по служебной лестнице и, не успев снять с себя старые обязанности, уже примеряла костюм от кутюр для выхода в свет в качестве начальника районо.
– Три девочки, три мальчика и в качестве приза от компании, – женщина вытянула руку в сторону Василия Потаповича, – прошу любить и жаловать, наш сторож, дядя Вася. Как от сердца отрываю.
Не удостоив сторожа взглядом, Альбина Николаевна придвинула папки. Открыв верхнюю, заведующая саркастически скривилась: с фотографии смотрел толстенький серьезный мальчуган, маленькие глазки в окружении пушистых ресниц, терялись между щеками, создавая немножко комическое выражение.
– Дебил, что ли? – неприязненно вздохнув, заведующая перевернула страничку. – Семья алкоголиков, лишены родительских прав...
– Почему дебил? – удивленно подняла брови Лидия Анатольевна. – Коленька у нас умница. Ему, если помочь немножко, в Нобелевские лауреаты выбьется.
– Разожрались они у тебя, Лидка, на государственных харчах, – беря в руки вторую папку, прокомментировала Альбина Николаевна. – Кого не возьми, ни в одни ворота не лезет, зато – лауреаты. Вот эта, вроде ничего, не страшная, разве что черная. И имя какое-то не людское – Гузель. Тоже отказница?
– Нет, – разочарованно закусила губу Лидия Анатольевна. Хотя женщина никогда не "горела" на работе и детей любила скорее по обязанности, но, видя такое явное пренебрежение к малышам, расстроилась. – Гузину маму нашли в парке, грабители убили женщину и забрали все документы, деньги. Девочка попала к нам, ни отец, ни другие родственники не объявились. Имя ей дал Василий Потапович, он же и с отчеством помог, хотя сначала хотели Гузелью Алимовной назвать.
– Что за бред? Почему Алимовной? – толстый палец заведующей без интереса переворачивал странички, пока не наткнулся на небольшую цветную фотографию. Молодой красивый майор, с восточным разрезом глаз, мягко улыбался в аккуратно подстриженную бороду и прижимал невысокую хрупкую блондинку. Заметно было, что девушка намного моложе своего спутника, но по счастливому сиянию её глаз, по позе, в которой застыла перед фотоаппаратом юная фигурка, любой, даже самый неопытный психолог, прочитал бы абсолютное безграничное счастье.
– На фотографии сзади надпись: "Я и мой Алимушка". Вот мы и предположили, что он и есть отец девочки.
– Отец – это когда в соответствующей графе стоит: отец Тютькин Иван Иванович, а когда в графе стоит – набля...
–Побойся Бога, Альбина. Убили ведь, девочку, – Лидия Анатольевна, нервно прикусив губу, отошла к окну.
– Раз убили, значит было за что, – авторитетно заявила Альбина Николаевна и, закрыв папку, резким движением отправила её на край стола.
Маленький яркий квадратик вылетел и прокружившись в воздухе, медленно приземлился у ног Василия Потаповича. Быстро нагнувшись, сторож подобрал фотографию и, незаметно для женщин, опустил в карман.
– Потом я эту фотографию в книжку положил и забыл. Читаю-то я редко, работы много, – сторож, поняв, что добавки не будет, начал поклевывать носом. – А года два назад нашёл и сразу же Гузелечке показал. Видал бы ты, Алимушка, как она обрадовалась: «Теперь, – говорит, –дедушка Вася мне, по любому, надо выжить, у меня же папка где-то бесприютный бродит». Я, бывало, как норму перевыполню да к утру маюсь, так она, воробушек мой, на кухне рассолу сопрет, поит меня да приговаривает: «Ох, дед Васька, берегись. Найду папку, мы тебя, алкаша, на чистую воду переведём».
Минут десять Алим усиленно сдерживал ком в горле, выйдя из темного, дурно пахнущего помещения, он наполнил легкие вечерним июньским воздухом и перед глазами ожило счастливое лицо его Милочки, празднование девятого мая в парке, огромные карусели, поднимающие их над землей и её горячий шепот, заполняющий все клеточки мозга: "Люблю тебя, Алимушка, рыбка моя золотая", и веселый пожилой фотограф, и эта фотография.
– Мы должны найти их раньше, чем Лазоревские ищейки.
Тимур, только что уложивший разомлевшего от незапланированной встречи сторожа, согласно кивнул и, прикрыв дверь каптёрки, вышел на свежий воздух.
Ира, устало склонив голову, шла по закипающей июньской жаре, Кто бы мог подумать, что после такого холодного начала июня, неожиданно, буквально со дня на день, пришла палящая забивающая, не успевшие адаптироваться, лёгкие, жара. Даже метеорологи не обещали жары раньше двадцатых чисел, но как всегда ошиблись. Интересно, как могла женщина, получающая всю жизнь более, чем хорошую зарплату, купить квартиру на самом краю города, как будто пряталась от кого-то, не желала выставлять на центральное обозрение детали своей личной жизни. Хотя, разве спрячешь. Первые же люди, у которых Ира поинтересовалась Зинаидой Павловной Сковородниковой, вспомнили её не как бессменного секретаря профессора Тышкевича, женщину с безупречно тонким вкусом и особым чутьём, а как банальную любовницу своего шефа.
Незаметно прошла неделя со дня похищения Максима, а весточки от него так и не поступило. Соня последнее время ослабела и почти не выходила из квартиры. Сейчас она жила в доме родителей, так как Игорь, почувствовав, как его пытаются оторвать от миски с бесплатным "Вискасом", решил бороться до последнего и с отчаянностью умирающего защитника катакомб, держал оборону, разбирая каждый день чемоданы, собранные, с каждым днём всё более и более раздражённой, Наташей. Первые дни горничная звонила Соне, активно ябедничая и прессингуя на принятие радикальных решений, но каждый день, проведённый без Максима, делал Соню всё более равнодушной ко всем проблемам, которые не касались любимого человека. Поняв, что хозяйка в данный момент не способна на решительные поступки, девушка взяла решение на себя и последние дни конфронтация между: "законная горничная" и "вообще непонятно какой хрен моржовый" перешла с уровня словесных перепалок на уровень неприличной драки.
"Ну, Шуба, если ты жив, то в твоих интересах вовремя умереть, потому что, то что ты сейчас творишь, не влезает ни в одни ворота. Ещё пару дней и Соню можно будет отпевать". Действительно, несколько последних дней женщина отказывалась от пищи, не проявляла интереса ни к работе, ни к внешности, вообще, полностью потеряла интерес к жизни и это начинало беспокоить всех родственников и знакомых.
Проходя мимо супермаркета, Ира свернула от заданной цели и зашла в прохладное помещение. Холодильники с водой были наполовину пусты, а маленьких бутылочек, так же, как и бутылочек с дешёвой водой, не было вообще. Расстроенно вздохнув, девушка взяла большую бутылку дорогой "Суаре" и, устало загребая лёгкими кроссовками, потащилась к кассе. Не смотря на час пик, в супермаркете работала только одна касса к которой тянулась длинная очередь. Встав за женщиной, разговаривающей по телефону, Ира затравленно посмотрела на полную тележку и подтянула повыше бутылку с водой, в надежде, что хозяйка генеральной закупки увидит её и пропустит вперёд, но женщина ничего не замечала, увлечённая телефонным разговором.
– Ну, а она что, дитё малое? Как можно в таком возрасте не знать элементарных вещей. Сейчас девчонок двенадцатилетних спроси и тебе любая выдаст первые симптомы беременности. Да и потом, зачем кого-то спрашивать, она тест на беременность купить не в состоянии? – Женщина помолчала, выслушивая мнение противоположной стороны и снова нервно зацокала языком, – Детей он, гад, не хотел. А кто же сейчас детей-то хочет, с жизнью такой фиговой. Врача, говоришь, подкупил. Ну, от её урода ещё и не такого можно было ожидать. Повезло бабе, что мать вовремя вмешалась, а то, в наше время одна таблеточка и всё, аборт, не то что мы под ножами мучились.
Ира почувствовала, как вспотели руки, мёртвой хваткой зажавшие горлышко холодной бутылки, кровь, подгоняемая жарой, забурлила, забрасывая в глаза разноцветные радужные брызги. "Элементарные симптомы", "расстройство желудка", "врача подкупил" ... фразы выстраивались чёткой линией, формируя новую, сверкнувшую озаряющей молнией мысль: "одна таблеточка и всё, аборт". А ведь они даже не додумались проверить слова Агаты, хотя, как удивлялась разговорчивая женщина из очереди, чего проще, купила тест на беременность и все вопросы получили полные и исчерпывающие ответы. Лёгкие, наполнившись воздухом, разрывали грудную клетку, пытаясь выбросить наружу лишнюю кровь и среди непривычного шума и скрежета, во всём теле навязчиво плескался дикий изнуряющий страх, чёрной ленточкой завязавший глаза.
– Соня, – закричала девушка в трубку мобильного телефона, не обращая внимания на обернувшихся в её сторону людей. – Как ты себя чувствуешь? С тобой кто-то есть?
– Да, Ириш, – бесцветным голосом прошептала женщина на другом конце провода. – Со мной сейчас Агаша. Она мне тут таблеток накупила, трав всяких, через пару дней на ноги встану. Только бы Максим отозвался.
– Не пей никаких таблеток, – волосы на голове у Иры испуганно зашевелились, и кожа покрылась мелкими противными капельками пота.
Эти постоянные спутники страха всегда делали голос Ирины на удивление убедительным, словно адреналин, выпущенный через пробитые поры, заставлял собеседника иначе оценить общие проблемы.
– Я и не собиралась, – задумчиво пробормотала Соня. – Что-то случилось?
– Потом расскажу, – не стала вдаваться в объяснения Ира.
Поставив ставшую ненужной бутылку воды, девушка, работая локтями, пробиралась к выходу. Рядом с автоматическими дверями, сверкающей зелёной змеёй мигала яркая вывеска коммерческой аптеки.
Илона сладко потянулась во сне и, не открывая глаз, протянула руку на соседнюю половину кровати в поиске Гузели. Рука мягко скользнула по сбитой простыне, подушка, издающая какой-то терпкий, незнакомый запах, бархатисто шершавила щеку, словно приглашая задержаться часов еще на несколько. Приоткрыв глаза, Илона нос к носу столкнулась с Гузелью. Губы подруги иронично скривились в очаровательную улыбку.
– Если бы устраивали конкурсы засонь, ты завоевала бы все призы. Первый раз в жизни вижу человека, способного проспать до одиннадцати часов дня. Это же часы твоей жизни, как можно их так глупо тратить на сон.
– Брось, Гузенька. Жизнь дана человеку для радости. Что еще делать, как не отдыхать.
– Вот об этом я и хотела с тобой поговорить. – Лицо Гузели приобрело комическую серьезность. – Хочу познакомить тебя с моим другом.
Илона ошарашенно обвела взглядом пустую комнату и снова сосредоточилась на подруге. Гузель торжественно достала из-за спины темно-желтый старенький веник и вежливо представила:
– Илона, это веник. – Затем, переведя взгляд, добавила: – Веник, это Илона. Надеюсь вы подружитесь. Знаешь, как им пользоваться или написать инструкцию?
Дурашливо высунув язык, Илона спрыгнула с высокой кровати и побежала умываться. Через час, когда квартира Таисии Колывановой, мамы маленького Олатойо, блестела чистотой, Илона в изнеможении прислонилась к стене.
– Да, нелегкая это работа, из болота тянуть бегемота.
– За бегемота не скажу, не знаю, а вот килограмм сто картошки перечистить – это круто. Или вот еще тонну песка переносить из одного конца в другой.
– Зачем? – вопрос был задан с такой недетской серьезностью, что Гузель растерялась.
– Ну, как зачем? Грузовик должен привезти в детский дом песок, сделав при этом энное количество километров. И это количество заканчивается приблизительно за сто метров от забора. Отсюда есть два варианта: или заведующая доплачивает за лишний километр, или...
– Труд детей в нашей стране запрещен, тем более тяжелый.
– А кто говорит про труд? Это не труд, это трудовое воспитание. За труд положено платить, а обучение в нашей стране бесплатное.
Несколько минут девочки, опустив глаза, думали каждая о своем, наконец, подойдя к стулу, на котором лежали вещи, Гузель собрала трусики и платья и, повернувшись к Илоне, тихо сказала:
– Не переживай, это не твоя жизнь. Но пока ты снова не вернулась к своей бабке, я познакомлю тебя с ещё одной моей подругой.
Налив в тазик воды и растворив немного порошка, Гузель прошла в спальню Таисии, взяла из-под кровати пару темных носков, затем, в спальне Олатойо, собрала несколько разбросанных вещей и, вернувшись на кухню, замерла от ужаса. Кинувшись к тазику, девочка дрожащими руками вынула из воды своё платье.
– Илька, ну это же элементарно, прежде, чем класть вещи в воду, надо проверить содержимое карманов.
Из недр мокрого платья на свет появилась старенькая цветная фотография. Вытирая, успевшие намокнуть края, Гузель кусала губы, чтобы не заплакать.
– Извини, Гузька, но это же твоё платье. Лазить по чужим карманам нельзя. Кто это? Твои родители?
Ничего не ответив, Гузель вошла в комнату, временно служившую им спальней, и спрятала фотографию под подушку. Илона тяжело вздыхала на кухне, стараясь работой загладить вину.
– Ты на папку своего очень похожа, – жалобно глядя на подругу, прошептала девочка. – Он тоже, наверное, ищет тебя, переживает. Почему ты не позвонишь ему?
Гузель медленно опустилась на маленький стульчик, наблюдая, как неумело теребит Илона в тазике старенькие носки. Ставшая серой пена, собиралась на маленьких руках доходя почти до локтей, но Илона, не замечая, что пижама постепенно становится мокрой, продолжала постигать основы стирки.
– Маму мою убили, когда я только родилась, а папка... Не знаю, может знает, но не хочет меня видеть, а может не знает. Вот выберемся из этой кучи приключений, найду его и спрошу.
– А как ты его спросишь? – хитро улыбнулась Илона. – Вот, представь, что я твой папка. Здравствуй, дочка!
Гузель удивлённо уставилась на подругу, затем растерянно опустила глаза. Естественно, она часто, мысленно, проговаривала эту ситуацию и постоянно оставалась недовольна диалогом. Кричать: "Здравствуй, папка!" и вешаться на шею было глупо, двенадцать лет он не подавал о себе знать, а тут занесло, не знаю каким ветром и ... радуйтесь все. Сухо подать руку и представиться: "Здравствуйте, Алим. Я ваша дочь Гузель". Тоже, в общем-то, умного мало.
– Не знаю, Илька. Посмотрю по ситуации. – Гузель тяжело вздохнула и, взяв у Илоны выстиранные носки, опустила их в тазик для полоскания. – Может у него другая семья и на фига ему детдомовская дочка. Тогда просто посмотрю и уйду. Ну а если нет семьи... – Гузель с такой злостью отжала маленькие носки, что ткань, тихо скрипнув, разошлась, образовывая еле заметную дырку, и яростно встряхнув их, продолжила, – тогда возьму дрын потолще и как заеду по почкам. "Ах ты, разалим твою мать, – скажу, – где же ты шлялся столько лет, пока твою дочь на детали разбирали".
– Да, не романтик ты, Гузелька.
Развесив за окном вещи, девочки безразлично прислушались к шуму на лестничной площадке. В двери заскрежетал ключ и Таисия с Максимом, усиленно жестикулируя, вошли в квартиру. Продолжая разговор, женщина с сомнением качала головой и, судя по реакции, была не согласна с выдвинутыми Максимом предложениями.
– Тая, Тая, – раздражённо повторял парень, теребя пятернёй заросшие волосы. – Если ты меня не понимаешь, то к кому я могу ещё обратиться. Не можем мы с девчонками долго оставаться здесь. Я тебе благодарен за приют, но нам надо ехать домой. Мама, наверное, с ума сходит, а уж Сонечка точно всю милицию на ноги подняла. Нам будет намного безопаснее, рядом с людьми, способными помочь.
– Согласна с тобой, Максим. Только я не уверена, что тебе дадут добраться до этих людей. Я на сто процентов уверена, что вас ждут именно там и возьмут ещё на подходе. И ни Соня, ни твоя мама даже не узнают, что ты был так близко.
– Хорошо, – согласился Максим. – Но позвонить мне просто необходимо.
– Ладно, но сначала поговорю я. И звонить мы будем из автомата.
Выйдя на улицу, ребята нашли рабочий телефон и Максим, затаив дыхание, набрал номер Сони. Трубку взяла из его рук Гузель: "Так будет достовернее".
– Здравствуйте, – весело защебетала девочка, словно декламировала стишок на утреннике в честь Восьмого марта. – А тётю Соню можно к телефону.
– А по какому вопросу вы хотите поговорить? – вежливо отозвался в трубке мужской голос.
– А вы тётя Соня?
– Нет, – голос начал раздражаться, но на девочку это ровным счётом не произвело никакого впечатления. – Софья Эдгаровна не здорова. Что ей передать?
– Я бы хотела поговорить с ней лично, – настойчиво улыбалась в трубку девочка. – Она настольно не здорова, что не может взять в руки мобильный телефон?
– Да, настолько, – настойчиво повторил мужчина, – Если это важно, то скажите мне, я передам Софье Эдгаровне слово в слово.
– Тогда передайте ей, пожалуйста, что приехала Лена с дочкой, это я и моя мама. Когда Софья Эдгаровна жила в Лондоне, мама мыла у неё полы. А теперь мы вернулись и нам негде жить. Можно мы поживём немножко у вас?
Из трубки понеслось равномерное пищание и девочка победоносно обернулась в сторону застывшего Максима.
– Ну что? Продолжим эксперимент или вернёмся домой?
Зайдя в квартиру, Таисия нервно прошлась от одной стены к другой и, потирая руки, предложила:
– У меня есть друг в вашем городе. Давайте сделаем так, вы поедете к нему и посмотрите, как можно связаться с Соней или с кем-нибудь из твоих друзей. Ты можешь на кого-нибудь из них рассчитывать?
– На Ирку Марпл, только я её номер телефона не помню. Знаешь, как нынче в мобильниках, какой номер? Ирка.
– Странная фамилия у твоей знакомой. Она не русская?
– Почему не русская? Ирка Волошина.
– А почему Марпл?
–Потому что лезет всегда куда её не просят, вот и прозвали Ирка мисс Марпл. Как только приедем в город, сразу с ней свяжусь, если конечно, никуда не уехала. Всё-таки каникулы на дворе.
– Ну уж нет, – выставила руку вперёд Таисия. – Сначала к Мищуку. А уж он решит, как вам дальше жить. Он мужик более, чем умный.
Маленькая фигурка английского солдата в высоком головном уборе мерно покачивалась под порывами сквозняка, долетающими из открытого окна и Игорь, не сводя глаз с сувенира, украшавшего стол Кирилла, вспоминал поездку двухлетней давности в Лондон. Тогда он наивно надеялся, что ещё не всё потеряно и, пока Соня проводила презентации и встречалась с меценатами, носился по модельным агентствам, заваливая, растерявшихся от российского напора, англичан своим «портфолио». То, что резюме от начала и до последней буквы было выдумано, Игоря совсем не смущало, зато какие слова, какой слог, на английском звучало немного сухо, но девочка, сделавшая перевод, выдохнула так красноречиво, что Игорь без слов понял: если не он, то кто же. Несколько месяцев после поездки мужчина спал с мобильником в руках, но лондонская сказка разбилась, как мыльный пузырь, оставив ненависть к мрачному Альбиону, к заносчивым саксам и почему-то к Соне. Дверь громко хлопнула, вырывая из воспоминаний и, увидев вошедшую, сердце неприятно свернулось.
– Твоя работа? – зло зашипела Агата.
Игорь испуганно втянул голову в плечи, прекрасно понимая к кому относится вопрос. Глядя в бешено вращающиеся зрачки Агаты, мужчина с ужасом вспомнил, как несколько лет назад кусал губы, рассматривая стройную фигурку сводной сестры Софьи, сожалея, что не она будет объектом его ухаживаний. Познакомившись поближе с предполагаемой родственницей, он уже через три месяца благодарил бога, что не попал в пасть этой акулы.
– Сама знаешь, что не моя, – пряча предательски вздрогнувшие ладони в карманы, буркнул собеседник.
Кирилл медленно потянулся к графину и, перевернув, наполнил тонкий стакан. Перелившаяся через край жидкость, образовала маленькую лужицу и, хозяин кабинета, раздражённо смахнув воду на пол, долго и старательно вытирал мокрые пальцы. Подняв глаза на кипящую от злости дочь, Кирилл, сдержал тяжёлый вздох и жестом указал ей на стакан.
– Что произошло, то произошло. Сейчас не время искать виноватых. Надо думать, как избавиться от возникшей проблемы. Как Соня?
–Великолепно, – буркнула Агата, залпом опустошив стакан. Несколько капель упали на белую блузу и девушка, брезгливо стряхнув жидкость, несколько минут старательно растирала маленькое серое пятно. – С тех пор, как эта дрянь, Ира Марпл, – при упоминании имени малознакомой студентки, девушка скрипнула зубами и, забыв о пятне, с грохотом опустила на стол пустой стакан, – припёрлась с тестом на беременность, наша Сонечка просто преобразилась: полна энергии, планов на будущее и жрёт за троих.
– Так это же прекрасно, – хлопнул ладонями по подлокотникам мягкого кресла Игорь. – Сейчас есть огромное количество препаратов, способных спровоцировать выкидыш. Надо, просто, незаметно подсыпать в еду...
– О боже, – театрально сложив руки на груди, закричала Агата, – а я-то думаю, что это за фейерверк у Игорёши над головой, а это, оказывается, ай-кью взрывается.
Игорь, зло сверкнув глазами в сторону девушки, снова поглубже опустился в огромное кресло. Как быстро всё изменилось, конечно, Агата и раньше не считала его образцом мудрости, но, по крайней мере, до такого открытого хамства не опускалась.
– Вчера принесла нашей будущей мамаше пару таблеточек, так она послала меня подальше и пищу теперь принимает только из рук Наташки или Ирки. Но самое хреновое, что сегодня сделала Софья Эдгаровна полное обследование и, оказалась, здоровой, как юная кобылка. Поэтому, внезапно возникшая недостаточность чего-либо, может породить ненужные подозрения, а ввиду того, что круг подозреваемых весьма ограничен, – Агата перевела взгляд на расслабившегося Игоря, намекая, что понятие "круг" весьма приблизительное, так как входит в него всего один человек, и этот человек никак не "любимый отчим" и не "сестрица Агатушка", – то я бы посоветовала находящимся в "кругу", высказывать более продуктивные мысли.
– Не накаляй обстановку, – зло буркнул собеседник, сжимаясь ещё больше под осуждающим взглядом девушки. – Женщина преклонного возраста, первая беременность... Любой стресс может стать решающим. Просто надо создать соответствующую обстановку. Студента не нашли? Ну так можно найти. Труп. Или организовать автомобильную аварию. Бандитское нападение. Вариантов валом.
Поезд, ритмично раскачиваясь, нёсся к родному городу и Максим сидел перед окном, не сводя глаз с пролетающих за стеклом деревьев. Мысли о Софье снова и снова будоражили голову. Странно, что знакомы они были всего несколько дней, а память услужливо запечатлела каждый изгиб её тела, каждый ноготь, окрашенный светлым прозрачным лаком. Воспоминания о мимолётной улыбке обволакивало тело такой нежностью, что оторваться от созерцания этой улыбки, отражавшейся в густых ветвях, в белых облаках, казалось кощунственным.
Вечер подкрался незаметно, и ребята начали готовиться ко сну. В этот момент в их секцию вошла крупная женщина и, улыбнувшись, посмотрела вверх.
– Моя, получается, верхняя – то ли спросила, то ли констатировала дама.
Назвать женщину крупной, было бы пойти против истины, так как весёлая попутчица, приближающаяся к пятидесяти, имела абсолютно квадратную фигуру, обтянутую серым спортивным костюмом.
– Может вам уступить нижнюю полку? – вежливо предложила Илона, собирая разбросанные вещи.
– Нет, нет, – не переставая улыбаться, отказалась женщина. – Зачем же я буду вам мешать. Кроме того, обожаю смотреть на мир сверху вниз.
Легко забросив чемодан на третью полку, женщина с кошачьей грацией, несвойственной людям её комплекции, вскочила на верхнюю полку.
Илона испуганно прислушалась к жалобно скрипнувшей доске и обменялась растерянным взглядом с лежавшей напротив Гузелью, но изменить уже ничего не могла.
Постепенно вагон укладывался спать и только несколько крепких парней, бурно праздновавших дембель в соседней секции, долго не давали заснуть, но наконец, усталость взяла своё и, не замечая пьяную брань молодёжи, пассажиры мягко опустились в объятия сна.
Проснулась Илона неожиданно, от того, что чья-то шершавая, потная рука медленно поползла по её ноге. Испуганно вскрикнув, девочка отдернула ногу и подскочив, сжалась в углу полки.