Текст книги "Дорога к Храму. Дилогия"

Автор книги: Светлана Нергина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 58 страниц)

ГЛАВА 7

Утро встретило ужасной сонливостью, головной болью и… прекрасным настроением.

– Иньярра, ты вставать собираешься или нет? Солнышко уже поднялось, а ты? – Звонкий голос Румтши разносился по всему дому.

Значит, поняли.

– Ага, сейчас, – расплываясь в улыбке, прокричала я. – Вот немножко себя в ведьминский вид приведу.

Я вскочила и заметалась по гнезду, ломая голову над проблемой номер один: каким образом скрыть последствия вчерашних истерик и практически бессонной ночи?

Глаза-щелки были насильно промыты водой, припухлость я замаскировала магией, а спутанные волосы попросту собрала в высокий хвост, понадеявшись, что вряд ли кто станет слишком присматриваться и выяснять степень их расчесанности. Слегка смявшееся платье было одернуто, разглажено и сочтено подходящим для того, чтобы явиться пред грозные очи публики.

– Ну неужели! – наигранно всплеснул руками Манхо. – А то мы уже решили, что ты и к обеду не выйдешь!

– Неправда, – усмехнулась я. – Я вообще-то редко так долго собираюсь. Кстати, значит, вы все-таки догадались, от кого это?

– Ха! А скажи мне, если утром я выхожу из палатки, и на небе сразу же вспыхивают огненные буквы «Извините!», которые причем, кроме меня и Румтши, никто не видит, то кто мог к этому руки приложить? Особенно если заодно вспомнить, что в городе сейчас только один маг и мы с ним вчера разругались?!

– Ну и молодцы, – решительно подытожила я, не желая возвращаться к скользкой теме ссор и примирений. – Что у нас на завтрак?

– Твое хорошее настроение.

– И все?

– Не только. Еще пирожные и чай. Проходи. – Манхо сделал приглашающий жест рукой, и мы с Румтшей сразу рванули в кухню.

– Вкуффно, – прорычала я с набитым ртом.

– Ага. То-то ты по уши в креме измазалась.

– Это мелочи. – Я прожевала и обворожительно улыбнулась. – Должны же в жизни ведьмы быть свои маленькие радости?

– Непременно, – заверил меня цыган. – Кстати, о радостях и об их отсутствии: ты вчера работу-то закончила?

Я помрачнела:

– Нет. Камушки оказались нравные и активироваться отказались. С градоправителем разругалась, стол ему порушила, сказала, что он на меня в Гильдию может пожаловаться. А он же не преминет!

Румтша сокрушенно покачала головой:

– Да, денек у тебя вчера еще тот был, похоже.

– Не напоминай, – кивнула я, мысленно передергиваясь. – Такого гадостного дня у меня уже сто лет не было.

– Сколько же тебе тогда? – усмехнулся Манхо.

– Немногим меньше, могу тебя заверить.

– Хм. Ну для бабушки-старушки ты выглядишь очень даже неплохо, – «обнадежил» цыган.

– Если кое-кто еще раз назовет меня бабушкой-старушкой, то рискует не дожить до дедушки-старичка, – пообещала я, выразительно разминая пальцы.

– Понял-понял-понял! – шутливо поднял руки Манхо. – Извиняюсь и прошу прощения!

– Так-то лучше, – удовлетворенно кивнула я.

– Удивительно! Я просто не могу поверить! Каким образом?!

Сказать, что мои успехи их порадовали – значит, не сказать ничего. Румтша вот уже с четверть часа не переставала вопить о моей гениальности, а Манхо просто до сих пор стоял с открытым ртом и сияющими глазами.

– Ну-у-у…

Давненько же я не играла роль скромницы. Так ведь недолго и квалификацию потерять. Итак, глазки в пол, голос смущенный, щеки красные…

– Я просто всю ночь тренировалась…

– И не зря! – Наконец-то к Манхо вернулся голос. – Акрая сегодня с горя съест собственные карты!

– Отравится!

– Ей полезно, – усмехнулся цыган.

Я немного помолчала, но не выдержала:

– Манхо, что у вас за взаимонепереносимость такая? Вроде бы красивая девушка.

– Это у меня Акраенепереносимость, – невесело рассмеялся он.

– За что?

– Да так. – Цыган неопределенно махнул рукой.

Что ж, не хочешь говорить – не надо. Сама узнаю.

Хотя… Зачем градоправителю активировать защитный купол, я так и не выяснила, а ведь тоже обещала. Но ведь я еще и не закончила…

– Ну значит, вы считаете, что я вечером не опозорюсь?

– Вечером ты произведешь фурор, – восторженным голосом заверила меня Румтша.

Ну что же… Раз уж даже эти двое ничего не заподозрили, то, значит, и вечером обойдется. Можно праздновать победу магии над законами природы…

– Госпожа ведьма, а градоправитель говорил, что вы только три дня подряд приходить будете!

Хм, значит, Хорь не предупредил стражников. Что ж, его проблемы.

– То есть сегодня меня велено не пускать?

– Да сегодня в общем-то на ваш счет вообще ничего не велено, – недоуменно пожал плечами стражник.

– Ну что же, хорошо, спасибо, милейший. Я тогда, пожалуй, пойду.

Уже разворачиваясь, я краем глаза заметила, как один из стражников помчался в ратушу – за распоряжениями. Чего и стоило ожидать.

А я под воздушно-водным щитом и в скверике пока преотлично посижу. Там видно будет, насколько у градоправителя ум за разум зашел.

– Госпожа ведьма! Госпожа ведьма, вернитесь, пожа-лу-у-уйста!!!!

Я, выдержав приличествующую паузу, лениво обернулась:

– Ну чего тебе?

Запыхавшийся паренек – еще бы: по такой жаре в кольчуге бежать! – приблизился и залепетал:

– Там того, градоправитель сказал, чтоб мы вас обязательно пустили. И еще он потр… – Паренек посмотрел на мое не обезображенное излишней добротой лицо и передумал: – Попросил, чтобы вы после того, как закончить изволите, пришли к нему в кабинет.

– Я подумаю, – величественно обронила я и пошла в кристаллизатор.

Ух ты! У нас в Храме такого не было!

Кристаллы не просто горели – они переплетали свой свет, образуя что-то вроде очень яркой четырехцветной радуги: серебристый причудливо переливался в обрамлении голубого, темно-красный, дымчато перемешавшийся с зеленым, напоминал осенний лес: когда половина деревьев еще зеленые, а половина – уже багряные…

– Красиво! – похвалила я камни и подошла к последнему, не зажженному.

Ярко-васильковый сапфир переливался на солнце, сияя то сиреневым, то фиолетовым, то ультрамарином. Камень, дарующий верность, целомудрие и скромность, сохраняющий от гнева и страха. Центральный камень.

– …Gjfior kjrest iutkra…

Странно. Я его не чувствую. Вообще никак. Ни отторжения, ни зова, ни любопытства – ничего.

– …Jantre meerid klehh…

Без толку. С таким же успехом можно разговаривать с бездушной стеной.

Я недоуменно потерла лоб и отошла от камня. Ничего не понимаю. Чем больше открываю и напрягаю сознание, чтобы найти контакт, – тем дальше отдергивается от меня аура камня.

– Эй, ты чего? – Я осторожно тронула кристалл, словно надеясь на ответ. Тот, разумеется, безмолвствовал.

И что мне теперь делать? Идти к Хорю и действительно признаваться в своей профнепригодности?

«А сесть и подумать ты не хочешь? Повспоминать там что-нибудь: когда камни не откликаются на зов, почему?» – ехидно высунулся с задворок сознания глас разума.

Вот ты и вспоминай, раз такой умный!

«Я-то помню…»

Помнит он… И что мне вспоминать? Все тот же злосчастный параграф из «Общей магической защиты»? Я его и так наизусть помню.

«А какие-нибудь параграфы из „Помех на магическом фоне“ ты случайно не помнишь?»

Нет.

«Ну так вспоминай».

Делать мне больше нечего!

«Ну как знаешь».

Сижу. Вспоминаю.

«Основные помехи на магическом фоне – 1) камни природного происхождения, охраняющие мага». Нету. Не ношу.

«2) очень сильное заклятие, натянутое поблизости». Не натягивала. А больше здесь некому.

«3) непосредственная близость Грани». До Грани отсюда верст пять – не меньше. Очень сомневаюсь, что это можно назвать непосредственной близостью.

«4) заклинания, наложенные на мага». Не накладывала. А природная приворотная аура не считается. Стоп! А кто утром опухшие глаза маскировал?..

«Красота требует жертв!» – хихикнул голосок, прежде чем замолкнуть окончательно.

Я не успела придумать, что съязвить в ответ.

– …Frejja yurg iretn…

Совсем другое дело! Зеленый в сочетании с синим – это красиво.

– …Frem niard kjertni…

Васильковое сияние мягко затягивало в себя мою ауру, расходясь завитками, сверкая полотнищами синего света.

– …NHIJ PIOKL TRACK…

Пять вспышек подряд. Потрескивание, как когда коснешься наэлектризованного шелка и…

Пять радуг за окном, вставших в видимый только мне защитный купол.

Получилось!

– И вы рассчитываете, что я прямо вот так достану из-под полы десять тысяч золотых сантэров и вручу их вам? – Работодатель при предъявлении доказательств успешной активации купола и соответственно требовании выплатить гонорар не изъявил должного желания осчастливить меня положенной суммой денег.

В комнате полыхнула не боевая, но очень эффектная молния, раздробив на куски стол – замену вчерашнего.

– Боюсь, вам придется это сделать, иначе вы очень рискуете, милейший! – тихим зловещим голосом прошептала я, словно невзначай материализуя в руке боевую «звезду». – Ведьмы, знаете ли, не любят, когда их пытаются нагло использовать.

Хорь, прикинув, что со мной действительно шутки плохи, задрожал как осиновый лист, пролепетав что-то о детях, жене, старых родителях…

– Милейший, мне нисколько не нужны столь дорогие вашему сердцу родственники, – заверила я. – Мне нужны мои деньги. Отдайте мне десять тысяч – и я уйду.

– У м-м-меня столько не-э-эт…

«Звезда» грянулась об пол, покрытый великолепным ковром… Обуглившимся ковром…

– Мне что-то послышалось?

– Д-д-да, гос-с-спожа вед-д-дьма, послышалось. Через десять минут деньг-г-ги б-б-будут!

– Хорошо, я подожду, – милостиво кивнула я, непринужденно устраиваясь на единственном уцелевшем в ходе разборки стуле.

Хорь соединился с кем-то по кристаллу, приказал принести «то, что он просил», и еще раз заверил меня, что деньги сейчас будут.

– Кстати, вы так и не хотите сказать мне, зачем понадобился вам этот купол? – Дав ему лишь короткую передышку, я возобновила допрос с пристрастием.

Глазки Хоря забегали, превратившись в две узкие злобные щелочки.

– Нет! И не спрашивайте!

Я легко прокрутила в пальцах сгусток огня:

– Точно?

– Точно!

Хм, здесь действительно бесполезно. Странно, чего такого он боится больше, чем ведьмы?

В дверь постучались, и в комнату вошел стражник с мешком в руке.

Ну кто бы сомневался! Разумеется, Хорь не преминул сделать мне гадость напоследок, насчитав десять тысяч серебром. И теперь с гадливой улыбочкой на лице ожидает спектакля «ведьма тащит на закорках мешок тяжелее нее самой».

Я улыбнулась с видом довольной кошки, заклинанием проверила, не решил ли Хорь меня обсчитать, и, прошептав пару слов, дематериализовала мешок, отправив его сразу в гнездо.

Расстроенная физиономия бывшего работодателя удивительно подняла настроение.

– Прощайте, милейший, было очень противно с вами сотрудничать!

И, не дожидаясь ответа, наглая ведьма ушла из ратуши.

Яростный костер отбрасывал гигантские багряные тени, озаряющие всю поляну. Сбитень дурманил голову, Румтша что-то радостно лепетала, Манхо поднимал тост за тостом за талантливую ведьму, а я стояла посреди всего этого безобразия, ничуть не боясь того, что вот-вот Акрая потребует показать ей танец с шалью, и переполнялась ощущением, что жизнь – великолепная штука!

И какая разница, что сегодня я живу здесь, в Окейне, а завтра уйду куда-нибудь еще? Там будет не хуже, потому что там – тоже Жизнь!

Посреди поляны с фужером пьянящего ароматом корицы сбитня в руке стояла настоящая цыганка. Черные волосы, заплетенные Румтшей в полсотни косичек, креповая блузка с глубоким вырезом и широкими, разлетающимися рукавами с разрезами до локтя, длинная ярко-красная юбка, мягко облегающая бедра, но расширяющаяся книзу, звенящие браслеты на запястьях и шаль из органзы на плечах. Шаль, которой я больше не боюсь.

– Иньярра, так теперь-то ты закончила с работой? – Манхо никак не давала покоя моя занятость.

– О да, – хихикнула я. – И даже стребовала с работодателя обещанный гонорар!

– Что значит стребовала? Он же должен был сам тебе его отдать!

– Должен, – кивнула я и, чуть пригубив ароматное вино, пояснила: – Но он почему-то решил, что если разжалобить ведьму детским лепетом о многодетной семье, то можно будет не платить.

– Не разжалобил?

– Ну учитывая, что любую ложь я чувствую как скрипящий песок на зубах… Нет!

– Не учел он немножко.

– Не немножко. Ему еще со времени нашей первой встречи следовало понять, что пытаться вывести меня из себя – затея очень опасная, причем сопряженная с абсолютным риском потерять государственное имущество.

– И много потерял?

Я чуть качнула головой:

– Не очень. Два стола и ковер.

– Ни кворра себе «не очень»!

– Ну его жизнь и здоровье остались при нем. – Я философски пожала плечами. – Разве может что-то быть дороже?

– Вряд ли, – согласился цыган. – А тебе в твоей Гильдии за такие дела ничего не будет?

– Во-первых, не моей: я в ней, к счастью, не состою. А во-вторых, даже если этот хорек пожалуется, все равно в Гильдии настолько хотят заманить меня в свои ряды, что портить отношения из-за какой-то мебели не станут. Ну может, вскользь что-нибудь пробурчат. И то – если встретят. Я же на всеобщих заседаниях не бываю, а кому это просто так надо – ходить по всем Веткам в поисках вечно где-то мотающейся меня?

– Разумно, – кивнул Манхо и тут же напрягся. – Сзади идет Акрая.

– Пусть идет, – пожала плечами я.

– Добрый вечер, Манхо. – Выглядела она точно так же, как и в прошлый раз. Неотразимо.

Обернувшись назад, смерила меня недовольным взглядом и проронила:

– Ну что, ведьма, танцевать будешь или тебе сразу желание называть?

– Буду, – спокойно ответила я.

– Отлично. Тогда я пойду предупрежу музыкантов.

Акрая отошла, а к костру постепенно стал стягиваться весь табор.

– Манхо, они что, никогда танца с шалью не видели? – начиная волноваться, спросила я. Уж слишком подозрительным было это внимание к весьма посредственному по цыганским меркам зрелищу.

– Как его танцует не-цыганка – никогда. К тому же… – Манхо недовольно поморщился, словно расставаясь с секретом. – Мы с Румтшей не хотели тебе говорить, чтобы не волновалась, но все эти три дня цыгане заключали друг с другом пари. Кто-то ставил на тебя, кто-то – на Акраю. Так или иначе, а исход вашего спора живо интересует весь табор.

– Миленько, – пробурчала я, направляясь к костру. И много ли, интересно, на мне намерены заработать?..

– Удачи, – крикнула вслед Румтша.

Эх, девочка, здесь мне нужна не удача. Здесь мне нужна концентрация и спокойствие. Впрочем, на отсутствие того и другого не жалуюсь.

Я вышла на открытую площадку, освещенную багровым пламенем, и кивнула музыкантам. Струны дрогнули…

Не думать. Раствориться в музыке, стать ею самой, распылиться на мириады частиц, вторящих поющим струнам. Сплести из музыки, движений, ритма, огня одно заклятие, один танец Жизни. Магия – она ведь тоже музыка, тоже песня, тоже танец – тоже стихия, не подвластная никому. Просто надо ее слышать, ощущать, осязать, любить, дышать ею, жить ею. Просто быть ведьмой. Как я.

Руки крыльями взлетели вверх, и развернувшаяся шаль вспыхнула брызгами отраженного пламени. Вот так! Вот она какая – я! Ведьма!

Кружащаяся в сполохах необузданного света, птицей взлетающая в прыжках над костром, дикой кошкой стелющаяся над землей, мягкой волной спускающая шаль по плечам. Перезвон браслетов, вторящих струнам гитары, вихрь черных, как ночь, волос, горящие черные глаза с пляшущими где-то глубоко золотыми искорками – вот она, я!

Вы хотели увидеть, как танцует с шалью не-цыганка? Так смотрите! Потому что никогда в жизни я больше не станцую так…

Музыка стала стихать, а я – замедлять ритм движений, пока мягко не опустилась на землю, накрывшись шалью на последнем стонущем аккорде…

И – тишина, бьющая по ушам. Неужели?

Цыгане, стоящие кругом по краю незримо очерченной мною площадки, пораженно молчали и смотрели на медленно поднимающуюся с земли меня. Ни одного хлопка, ни одного безобразного возгласа – оставьте это обычным людям. Цыгане выражают свое восхищение благоговейной тишиной. Тем более мертвой, чем сильнее ты их поразила.

Что ж, хоть на что-то я еще гожусь…

– Хорошо, ведьма. Даже, пожалуй, слишком хорошо. Сама бы не увидела – не поверила. И каково же твое желание? – Смотреть на Акраю, терзающуюся между жаждой выразить свое восхищение и необходимостью оставаться презрительно-неприступной, было странно.

И к чему так себя мучить? Хотя… Не всем же быть ведьмами. Для обычной цыганки она очень даже ничего.

А каково мое желание, я знаю с утра. И оно даже, как ни странно, не предложение Акрае повеситься на ближайшем суку. До мелочной мести я очень редко опускаюсь.

– Манхо говорил, что ты – лучшая гадалка в таборе…

– Да, – удивленно подтвердила цыганка. – Но я всегда считала, что ведьмы цыганкам не верят?

– Если не прожили с ними в одном таборе месяц и не знают, что некоторые цыганки гадать действительно умеют. Главное – найти эту самую «некоторую». Почему-то мне кажется, что я ее нашла? – Я лукаво улыбнулась девушке.

– Очень даже может быть, – польщенно протянула та.

– Мне нужно выяснить одну очень важную вещь. Поможешь?

Высказать полноправное желание в форме просьбы – и она прекратит изображать из себя снежную королеву. И гадать, мне кажется, тоже лучше будет.

– Пошли, – кивнула цыганка и летучей тенью проскользнула в одну из палаток.

– Максимально абстрактно сформулируй вопрос. Я не смогу дать тебе ответ, если ты расскажешь все обстоятельства сразу, скорее собьюсь, – лучше потом соотносить.

– Я знаю, – понимающе кивнула я, – мне уже много раз гадали.

– Кто? – заинтересовалась успехами конкурентов Акрая.

– Ннает, – вспомнила я имя старой мудрой цыганки, вечно теребящей карты в руках, впрочем, сильно сомневаясь, что оно что-то скажет Акрае.

Так и оказалось.

– Не помню такой, – пожала плечами она и раскинула карты. – Назови вопрос.

Я задумалась. Брякнуть «На кой кворр я активировала защитный купол?» – значит, сразу поставить на гадании крест, а ведь это мой последний шанс. Надо думать.

– Акрая, почему необходима работа, которую я выполняла последние четыре дня? И кому она необходима?

Цыганка задумалась на секундочку и кивнула, наклонившись к платку с бахромой по краям, на котором лежали карты. Медленно, по одной переворачивая их, Акрая что-то шептала самой себе, не замечая ничего вокруг. Значит – и вправду профессионал. Любая другая стремилась бы поразить умением одним движением раскладывать всю колоду веером или какими-нибудь другими бородатыми фокусами.

Наконец цыганка распрямилась, недовольно потирая лоб рукой, судя по всему, не слишком-то удовлетворенная результатами гадания. Я, ничего не спрашивая, спокойно смотрела на нее, дожидаясь пока сама заговорит.

– Знаешь, ведьма, какая-то ерунда вышла, – призналась Акрая. – Либо у тебя работа была крайне странная, либо карты в присутствии природной ведьмы говорить не хотят. Околесицу какую-то несут.

– Ну предположим, работа у ведьмы и должна быть странная, а что до карт – скажи, что говорят – а уж там разбираться будем.

– Да ничего не говорят! Все какой-то холод да холод, снег, зима… Но я как-то сомневаюсь, что ты четыре дня укрывала опилками розы, чтобы не замерзли…

У меня вырвался нервный смешок:

– Ага, в Окейне, при сорокаградусной температуре!

Цыганка рассмеялась, с сожалением разводя руками: дескать, извини, сделала„что могла.

– Да уж в Окейне-то заморозков явно не предвидится! Стоп!

Заморозки. Окейна.

Защитный купол, используемый только тогда, когда обычной магией справиться никак нельзя. Стихийное бедствие, например. А чем еще назвать зиму в пустыне, как не стихийным бедствием?

– Акрая, ты великолепная гадалка! – выпалила я, подхватываясь со стула.

– Почему? По-моему, ничего путного я тебе не нагадала, – недоуменно произнесла цыганка.

– Нагадала. Просто я не сразу поняла. Все сходится!

Акрая скептически посмотрела на безумно радостную меня и с сомнением покачала головой:

– Ну что же, если так – я рада. Теперь мы квиты?

– Разумеется, – кивнула я, хотя уже успела забыть про наш дурацкий спор.

– Кстати, ведьма, – цыганка испытующе прищурилась, – не объяснишь мне, каким образом ты умудрилась научиться так танцевать за какие-то жалкие три дня?

Я, уже уходя, ослепительно улыбнулась:

– Ну… Должны же у каждой женщины быть маленькие тайны?

В конце концов, никто же не узнает, сколько раз шаль не упала, а прилетела мне точно в руки исключительно благодаря зову магии, какие из прыжков сопровождались заклятиями левитации, какие, так и не освоенные, дроби каблуками были просто заменены звуковой иллюзией, и насколько я иногда завышала свою скорость с помощью магии, мечась по поляне как вихрь беспокойного пламени…

У каждого – свои секреты…

Едва выйдя из палатки, я была поймана под руку Манхо, возжелавшим высказать свое личное восхищение от моих танцевальных талантов. Ну как же не вовремя!

Хотя… а что тебе еще сейчас делать, ведьма? Развлекайся, танцуй и получай от жизни удовольствие. Все равно до утра в ратушу идти нет смысла. Очень сомневаюсь, что радеющий за Окейну градоправитель не спит днями и ночами, сгорая на работе.

И, выкинув из головы все заботы, я позволила Манхо увлечь себя в танце. Небрежно закинув руку ему на плечо, залюбовалась смуглым лицом в отблесках пламени. Он был похож на разбойника из какой-нибудь сказки. Доброго благородного разбойника.

Разбойник внимательно посмотрел ведьме в глаза и, набрав полную грудь воздуха, решился:

– Иньярра, я хотел сказать тебе одну вещь…

Все. Кирдык сказке.

Я слишком хорошо знаю, что бывает после такого вступления, а поэтому…

– Не надо, Манхо, – тихонько попросила я, отстраняясь. – Не говори.

– Почему?

– Так будет лучше.

– С чего ты взяла?

– Манхо, сколько тебе лет?

– Двадцать три. Тебе больше, я знаю. Но какое это имеет значение?!

А такое, что я знаю, как это больно, а ты…

Я первая? Вторая? Неважно – все равно ты еще не привык к тому, что, рано или поздно, но все мы уходим. И тебе будет гораздо проще, если вслед ушедшей от тебя девушке можно сказать: «Да она просто дура была!» А о ведьме ты так не скажешь. Даже если очень захочешь.

– Просто так будет лучше. Для всех. Поверь.

– Хорошо, я никоим образом не хотел тебя пугать этим. Не хочешь – не надо. Давай останемся просто друзьями. – Он снова протянул мне руку.

«Давай останемся просто друзьями» – знакомая до боли фраза.

Я взяла предложенную руку и позволила снова увлечь себя в танце.

Предлагают это все. Но вот если бы хоть у трети хватило сил действительно остаться «просто друзьями», а не устроить-таки скандал напоследок…

К тому же друзья – это совсем не просто…

В этот раз спорить со стражниками, попутно объясняя цель своего визита, я не стала: проскрежетала себе под нос на редкость неблагозвучное заклинание, обратя их в неподвижные статуи на пять минут. Слишком разбрасываться магией не стоило: мне еще из градоправителя информацию вытаскивать, а уж там без грубой магической силы точно не обойдешься…

– Откуда вы узнали, что в Окейне будет зима? – Появление на пороге вздрюченной ведьмы, вопящей этот вопрос, кого угодно не оставит равнодушным, а уж если эта ведьма до того дважды крушила вам все в кабинете…

У градоправителя от неожиданности даже не нашлось сил соврать:

– От предсказателя!

– Какого? – Хм, похоже способ «брать нахрапом» очень даже действует…

– Тредона – проходил неделю назад, – все так же ошарашенно выдал необходимую информацию Хорь, прежде чем сообразил – кому.

Плохо дело. Тредона знаю лично, и уж если он предсказал… Значит, зима действительно будет, хоть это и противоречит всем существующим законам природы. И что ж такое в мире творится?

– Кстати, а с чего вы взяли такую ерунду? – очень запоздало попробовал откреститься градоправитель.

Я лишь усмехнулась, не удостоив его ответом.

– Вы в Гильдию сообщали?

Хорь хотел еще немного поотпираться на тему: «Да о чем вы говорите, госпожа ведьма? Какая зима?» – но после моего яростного утробного рыка присмирел и пустился в объяснения:

– Госпожа ведьма, ну подумайте сами, что я скажу Гильдии? Что проходил мимо какой-то полусумасшедший маг, предсказал полную чушь, а я поверил? Они ж меня пошлют, скажут «вот когда зима придет – тогда и обращайтесь». Уж лучше мы как-нибудь сами, по-тихому, заезжим магом купол активируем, да и будем жить спокойно…

Я не могла не признать, что определенная логика в его словах имелась. Гильдия действительно не почешется, пока ей не представишь веских доказательств в виде сугроба на улице. Но ведь сказать-то было можно. Хотя бы для очистки совести.

– Ясно, – кивнула я и, подняв глаза, завороженно уставилась в окно за спиной градоправителя. – Кстати, а вот и доказательства для Гильдии…

– Какие? – недоуменно поморщился Хорь.

– А вы развернитесь-развернитесь, – мрачно посоветовала я.

Хорь недовольно оглянулся… и застыл с открытым ртом.

В Окейне, городе-пустыне, где большая часть налогов шла на магическое обеспечение города водой… шел дождь…

В этот вечер кристалл загорался дважды. Первый раз – связывал меня с Таирной, второй – с королем эльфов.

– Привет, Бесхрамная!

– Прекрати меня так называть!

– А как тебя называть? – искренне удивилась Тая. – Храма же у тебя действительно нет!

– Зато имя есть! Ведьма, а до такой простой вещи додуматься не можешь!

– Могу. – Я отсюда услышала, как она улыбнулась. – Но так интересней, а ты вроде бы не обижаешься. Или обижаешься?

– Да не обижаюсь я, не обижаюсь, – заверила я Таю. – Как дела, Храмовая?

– Хорошо, – рассмеялась она. – А вот ты что-то примолкла и связь забросила. Случилось что, сестренка?

– Да как тебе сказать… Тай, назови мне все возможные случаи, когда природа может очень сильно меняться. Кардинально.

Тая замолкла, припоминая, а потом уверенно отбарабанила:

– Творимая поблизости запрещенная некромантия, рождение трех и более ведьм одновременно и совмещение двух Веток.

– Спасибо. Только боюсь, что это мне подходит мало.

– А что случилось-то?

– Тай, в Окейне идет дождь…

Тая впечатлилась размахом, но ничего больше так и не придумала, и, поболтав еще немного, мы разъединились.

Второй раз со мной возжелал пообщаться Инкварт Въ'ярнокфф Мартсвольн Эдранкт и прочее. Инк, короче говоря.

– Приветствую вас, о лучезарная Иньярра, свет солнца в царстве бесконечной тьмы…

– Привет. Что хотел?

Я редко, очень редко лишаю себя удовольствия потерзать остроконечные ушки эльфа своей язвительной пародией на их высокопарные речи. И эльф мгновенно почуял в этом ответе что-то неладное.

– Что стряслось?

– Да так, – увильнула я. – Ты что-то хотел?

– Ну вообще-то пригласить тебя к себе в Варильфийт, – сознался Инк. – Пожить, отдохнуть, развеяться…

– Да я как-то не так уж и устала…

Знаю я тебя, остроухого интригана. Просто так кворр бы пригласил. Хотя и не выгнал бы…

– Ну и еще очень хотелось бы показать тебе одну вещь, по моему скромному мнению, заслуживающую внимания, – нехотя пояснил он. – И спросить совета.

Эльф? Спросить совета у меня?

Ох, Хранящие, и что все-таки в мире творится?

Я не стала ломаться, изображая чрезмерную занятость.

– Хорошо, Инк, я приду.

– Всего наилучшего.

Я отсоединилась не прощаясь.