Текст книги "Дорога к Храму. Дилогия"

Автор книги: Светлана Нергина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 58 страниц)

– А откуда ты знаешь про виттаров?

Я как можно простодушнее пожала плечами:

– Жрец рассказал.

– А, – успокоилась ара. – Виттары – это наше секретное оружие. Про них мало кто знает даже среди вельдов, куда уж там за пределами Авалоры. Они – нечто среднее между виттами и арами. Живут долго, бесконечно, кажется, долго. Могут уходить на другие Ветки, но при этом не теряют своих способностей и остаются абсолютными оборотнями. Понятия не имею, для чего их используют жрецы, но, думаю, этого мне никогда уже и не узнать. Иньярра? С тобой все нормально?

Остаются абсолютными оборотнями. Меняют во внешности все, кроме глаз. Ярко-васильковых, широко и любопытно распахнутых. Или темно-изумрудных, странных, бездонных, как пропасть, с золотистыми искрами в глубине зрачка… «И имен у нас много…»

– Грида…

– Что? – услужливо откликнулась ара, удивленно разглядывающая мое застывшее в маске нечеловеческого ужаса лицо.

– А сколько на Авалоре дают за убийство?..

Что-то было не так. И ох как не так.

Это он понял еще с самого начала, когда звонко плюхнул на порог полное ведро, звучно причитая на весь двор:

– А вот каму вада?! Каму вада чистая, целебная, всякую хворь почище трав снимает!! Сам час из лужи цедил!!!

А в ответ вместо циничного голоса Иньярры получил только короткое от Гриды:

– На кухню неси. Тоже мне шутник.

Ведьма безмолвно накрывала на стол, даже не обернувшись на звук шагов, когда он вошел. Попытка шутливо обрызгать ее мокрыми руками тоже успехом не увенчалась: она, не глядя и не возмущаясь, поставила стеклянный блок, по которому капли тихо стекли на пол.

Виттар пожал плечами и оставил бесплодные попытки. Леший ее поймет. Может, устала. Поди-ка вот так полдня поскачи по горам, а потом еще и упади с обрыва. Она же не мужчина и даже не вельда. Больше думать о девушке надо, виттар, больше.

– К столу! – певуче позвала ара, поставив на середину столешницы блюдо с поджаренным мясом и горкой картошки.

– Ура! – ослепительно улыбнулся вельд. Ведьма все так же молча подсела с краю. – Положить тебе салат?

– Нет, спасибо, – ровно ответила она. – Я сама.

Странно. Вроде бы и не обиделась: разговаривает же. Ладно, разберемся. Хотя, как говорится, на свете нельзя сделать трех вещей: выпить бочонок вина, съесть быка и понять женщину. Надорвешься. А ведь так хочется хотя бы попытаться!

– Кстати, – пробурчал Арлирриг с набитым ртом, обращаясь к Гриде, – что там за школу новую в конце селения поставили? На нее же леший знает сколько лет деньги копили – и без толку.

– О, это та еще история! – хохотнула вельда, пододвигая к нему поближе блюдо с мясом и чуть не силой накладывая Иньярре салат. Ведьма недовольно поморщилась, отнимая тарелку, но спорить вслух не стала. – Копили мы на школу деньги, копили – сам ведь знаешь: в старой места совсем не было, дети в три смены занимались! Год копили, два, три. А на четвертый смекнули, что этак мы до прихода Змия копить можем. Снарядили, значит, комиссию – и отправились по купцам.

Вельд быстро разрезал мясо на множество мелких кусочков и украдкой покосился на Иньярру. Та сидела почти неподвижно, изредка лениво тыкая вилкой в салат. Выглядело это так, словно перед салатом был съеден обед из семи блюд, а ведь последний раз они ели часов шесть назад. Да и на аппетит ведьма никогда не жаловалась.

– Иньярра, ешь!

Ведьма удивленно вскинула тонкие смоляные брови, но даже глаз на него не подняла.

– Что-то не хочется.

Как там она в свое время говорила? «Существует два способа, как заставить женщину что-нибудь сделать. Только вот никто их не знает».

А если женщина еще и ведьма… Мрак.

– Так вот, – продолжала тем временем ара. – Приходим к Звонову – двести сантэров дает. Приходим к Люхину – помялся, полторы сотни дал. И так каждый. Уж меньше сотни-то нам ни разу не давали. И вот напоследок приходим мы, значит, к Карманову – ну знаешь, он же у нас самый денежный мешок – как ни месяц – пять тысяч чистого доходу.

– Ну знаю, – вынужденно буркнул виттар, бросив очередной хмурый взгляд на ведьму. Та проигнорировала его с потрясающим величием. Без малейшего надрыва, обиды или назревающего скандала. Никаких привычно женских заморочек. Ведьма никогда не разменивалась на подобную показуху. Леший побери, и как же тогда вообще выяснять, чего она на него взъелась?

– Ну и вот, – обрадованно подхватила вельда, придя к выводу, что ее все же слушают. – Приходим – а тот нам двадцатку этак небрежно на стол швырнул – и, дескать, вы мне еще спасибо сказать должны! Ну а нам что оставалось? Взяли и ушли. Всю ночь ему потом кости перемывали. А наутро и сообразили, как из него деньги вытрясти.

Ведьма невозмутимо отодвинула тарелку и поднялась налить всем чая. Впрочем, себе, разумеется, чернаса. Тонкие руки быстро сновали от полки к полке, доставая чашки, чай, мелиссу и сахар. Волосы игриво плескались по спине, цепляясь за отделку на вороте.

– Созвали всеобщее собрание, пригласили всех купцов, у которых деньги просили, провозгласили им общую благодарность и сказали, что честь зачитать список купцов, пожертвовавших деньги на школу, с указанием сумм, ими пожертвованных, предоставляется тому самому Карманову. Ну тот только на свиток глянул: а там цифр меньше сотни-то и нет! А его фамилия – первая, напротив несчастные двадцать сантэров прописаны! Ну он со всей дури и брякнул: «Карманов – пятьсот!» А после собрания уж – хочешь не хочешь – а отдать пришлось. Не то бы мы такой скандал устроили, что еще год бы помнил. Вот так школу и построили.

– А, – рассеянно протянул виттар.

Иньярра безмолвно расставила на столе три чашки, присела на край лавки и обняла кружку тонкими пальцами, сплошь унизанными кольцами. И как они ей при волшбе не мешают? Привыкла, наверное.

– Гри-да!!! – прокричал кто-то на улице. – Гри-ида!!!

– Ой! – вскочила с места вельда. – Я же забыла совсем!!! Лирке с поливкой помочь обещала! Чай без меня попьете, ладно? И посуду вымоете!

Последние слова уже едва слышались за захлопнувшейся за арой дверью.

Иньярра с умеренным любопытством огляделась по сторонам, отыскала взглядом тазик и тряпку с мылом и, залпом выпив чашку чернаса, поднялась со скамьи.

– Подожди! – Виттар схватил ее за запястье, силой усадив назад. – Иньярра, что случилось?

Ведьма равнодушно пожала плечами:

– Ничего. Пусти, пожалуйста.

И отошла к другому столу. Виттар, помедлив, встал тоже и подошел, застыв за ее левым плечом. Ведьма спокойно наполняла тазик водой и подогревала ее взглядом, опущенной на дно рукой проверяя температуру.

– Ты на меня злишься?

Ведьма горько усмехнулась:

– Нет, ты что. С чего бы, Арлирриг? Или как там тебя?

– То есть? – нахмурился виттар.

– Арлирриг. Лиридан. Галирад. Велир. – Имена падали четко и безжалостно. Как горошины в пустую кастрюлю. – Вариантов много. А как, кстати, звали того мага с Версара?

Виттар тяжело вздохнул и снова сел. Вот зараза! Оставил на полчаса, называется…

– Иньярра, это еще ничего не значит.

– Да, ничего, – холодно согласилась она. – Ровно ничего, кроме того, что ты обманщик.

– Все совсем не так! – отчаянно выкрикнул он, в запале хватив кулаком по столу. – О Змий, убил бы того, кто тебе все так бездарно преподнес!

– Мне никто и ничего не преподносил, – отрезала ведьма. – Даже такую дурочку, как я, невозможно водить за нос без конца. Хотя ты бы от этого, пожалуй, не отказался, не так ли?

– Я и не пытался водить тебя за нос!

– А чем ты занимался последние полгода?! – Иньярра наконец развернулась к нему лицом, и виттар ошеломленно отшатнулся. Голос хлестал больнее плети, глаза жгли хуже каленого железа. – И неужели наивно предполагал, что я буду рада, когда узнаю?!

– А что тут такого?..

– Ничего, – легко согласилась ведьма и снова отвернулась, остервенело намыливая первую попавшуюся под руку тарелку. Причем чистую. – Ровным счетом ничего. Кроме того, что меня развели как последнюю деревенскую девку!

– Иньярра, я просто не мог по-другому!

– Почему? – удивилась ведьма. – Почему нельзя было хотя бы не менять постоянно личины? Примазаться на какой-нибудь Ветке, сочинить красивую легенду, почему умеешь телепортировать без магии – ты на них и без того мастак – и отираться поблизости положенные полгода под видом приятеля? Неужели тебе не пришло этого в голову, Лир?! Или было просто приятно поморочить ничего не подозревающую Хранящую?! А потом уговорить сбежать из собственного Храма и отправиться невесть куда?

Эх, девочка моя… Ну как, как тебе объяснить? Как объяснить, что просто боялся, что, если не буду каждый раз представать в новом обличье и из просто «знакомого» превращусь в «приятеля» или, того хуже, «друга», то уже ни от себя, ни от тебя не смогу скрыть, что я…

– Объясни мне, Лир! – возмущенно потребовала ведьма.

– Хорошо, – покорно согласился он. – Хорошо. Да, признаю, я поступил не слишком честно. Прости меня. Но, начиная работать, я вообще не думал, что в итоге для меня будут что-то значить твое мнение на мой счет или твоя обида. А потом прекратить затянувшуюся игру уже не было возможности, хотя – клянусь – я с удовольствием бы сделал это!

И он снова лгал. Лгал, и сам это отлично понимал. Даже будь у него такая возможность, он никогда бы ее не использовал.

Уж слишком хорошо знал он, чем заканчиваются все ее романы. Две недели терпкой до горечи сказки – и короткое, хлесткое: «Я должна идти». О нет, никогда. Никогда он не позволит ей сказать эти слова в его адрес. Уж лучше пусть все будет так, как сейчас.

Ведьма недоверчиво смотрела на него исподлобья. И хотела верить, и… боялась снова быть обманутой. О Змий, не хватало только вот так, мгновенно, сразу же потерять ее доверие раз и навсегда. И, главное, из-за чего?! «Убью Гриду за болтливость!» – мрачно пообещал себе виттар.

– Ну что? Мир?

Он осторожно, словно боясь спугнуть дикую кошку, протянул руку ладонью вверх. Она только тяжело вздохнула:

– Дурак ты, Лир. Неужели не понимаешь, что я и злюсь-то не на тебя?

– А на кого? – нахмурился виттар.

– На саму себя, конечно! – горько рассмеялась ведьма и села на лавку, бессильно склонив голову на руки.

– Почему? – Виттар осторожно присел рядом, положил руку на узкое девичье плечо. Йыр побери, даже не верится, что вот в этой тонкой девушке силы и воли едва ли не больше, чем в нем самом. – Ты-то тут при чем?

– Да при том, что пора бы уже не доверяться первому встречному, а думать головой! – зло припечатала Иньярра. – Тоже мне умница, ни кворра вокруг не замечала! Что глаза одинаковые, что ауры похожие – все по боку! Вот и доигралась…

– Брось! Уж кого-кого, а себя-то тебе точно винить не за что! – резко возразил виттар, тряхнув ее за плечо. – Это уже паранойя, Иньярра! Как можно было ожидать подобного?

– Ожидать надо всего. Я же ведьма.

– А ведьма что, не имеет права на доверие? Какая разница, к кому?! К ворону, приятелю, оборотню? – возмущенно возразил вельд и, словно опомнившись, тише, глуше добавил: – Или она не имеет права прощать?

Иньярра пожала плечом, отбросила со лба прядь тяжелых волос.

– Право – имеет, – вздохнула ведьма. – А вот уметь – не умеет.

– Хочешь, научу? – Виттар чуть виновато улыбнулся, медленно скользя пальцами по ее руке, пока не наткнулся на брызжущий искрами авантюриновый браслет.

Она смерила его долгим, бесконечно усталым взглядом и, помедлив, вложила в его ладонь тонкие пальцы:

– Леший с тобой. Мир.

Авалора – это одна из самых странных Веток Древа. Она делится ровно на три части: первая отведена под крупные города аров и временами наезжающих в гости виттов, вторая – дикие горы с редким вкраплением причудливо и хаотично разбросанных по урочищам деревенек, а третья – это подвесные мосты.

Ей-Хранящие, если все эти мосты вытянуть в одну линию, то по ним можно было бы преспокойно прошествовать с одного конца Древа на другой! Каменных здесь не строили в принципе: зачем? Это дорого и долго, а так – по две сваи с обеих сторон, бревенчатый настил и дедуля с берданкой, собирающий «налог на содержание моста». Когда я от щедроты души предложила укрепить хлипенькое сооружение так, чтоб оно несколько лет даже не качалось под ногами людей и копытами лошадей, последний этак хитренько усмехнулся в жидкую бородку и проскрипел:

– Это, конечно, можно, госпожа ведьма. А полсантэра все ж таки пожалуйте!

Лир со смешком заплатил за двоих, и наши лошадки бодро зацокали по мосту над ущельем.

– Что за наглость! – возмущалась я, походя трепя Киана за ушком. Вообще-то этот жеребчик не имел ни малейшего отношения к магическим лошадям, коими являлись вемили, но менять Ветки мог так же легко, как подковы. «При рождении заговаривали», – с гордостью пояснил виттар.

Вельд только коротко хохотнул:

– Иньярра, тебе что, жалко полсантэра?

– Нет, конечно! Но за что их тут платить?! Да не проверь я этот мостик «поисковиком» – йыра с два бы я вообще на него ступила! Куда, интересно, они девают все деньги, собранные-содранные с путников?

– А ты угадай! – хитро предложил Арлирриг, кивая головой назад. Я обернулась и застала старичка за увлеченным запихиванием полученного сантэра в задний карман штанов. Едва ли там находилась касса.

– А сидеть не жестко? – участливо поинтересовался вельд. Старичок приветливо сделал ему ручкой – и был таков, исчезнув в ближайших кустах.

– Что за наглость! – с чувством повторила я, поторапливая кобылку каблуками. С моими шпильками шпор никогда было не нужно.

Лошади с чавканьем увязающих в глинистом песке копыт потрюхали вдоль берега Льеттиа. С левой стороны над моим ухом нависали ветви деревьев, справа монотонно шумела река, глухо перекатывая камни по чреву дна. Куда ни брось взгляд – нас везде обступали невысокие, но горделиво вскидывающие головы горы. Елки узорчатыми гребнями спускались по покатым склонам. Взобраться на такую гору, не зная особых обходных тропок, лично я бы не смогла. Но, хвала Хранящим, Лир их знал как свои пять пальцев.

– Ух ты! А что там за заводь? – Я приподнялась на стременах, пристально вглядываясь в противоположный берег.

– Где? – Лир придержал жеребца, дожидаясь, пока Шэрка поравняется с ним.

– Вон, чуть впереди с той стороны. – Я махнула широким рукавом плаща, одновременно силясь понять, что же такое было не так с седлом вемили. Путлища, что ли, коротковаты? Странно, вроде бы не уменьшала…

– А, это «морозильник»! – охотно пояснил вельд. – На том берегу любят ставить палатки приезжающие витты. А если опыта нет и они ставят их слишком близко к воде, то Льеттиа, разливаясь от дождей, смывает если не сами палатки, то все их содержимое, как правило – провизию. А в этой заводи все смытое оседает и плещется, пока кто-нибудь не выловит. Местные пьянчуги тут по очереди дежурят – тем и сыты!

Я расхохоталась:

– Брось, выдумываешь!

– Куда уж там! Хочешь – переправимся и проверим! – обиженно предложил вельд.

– Нет уж, еще одного скрипящего подвесного моста мои нервы не выдержат! – торопливо отказалась я. – Так что лучше уж поверю на слово!

– Ну как хочешь.

Послушные поводьям лошади свернули с берега на лесную тропинку. Сквозь причудливую бахрому вольно раскинувшихся сосновых ветвей проглядывало быстро темнеющее небо. Шэрка увязала по самые бабки в грязи, то и дело оступаясь на камнях, меж которыми с задумчивым ворчанием тек ручеек. Что она упадет, я, конечно, не боялась – крылья ей на что, в конце концов? – но когда у тебя всего четыре точки опоры, причем они по очереди оскальзываются, ощущения малоприятные.

Обе лошади упрямо стремились пробраться к самому краешку тропинки и идти по траве, но тогда нас с Лиром начинали хлестать по лицу жесткие колючие ветки боярышника, и мы с руганью дергали поводья, выводя лошадок опять на середину тропы.

– Лир, мы когда-нибудь уже приедем?! – не выдержав, взмолилась я через полтора часа такой прогулки.

Понятия не имею, где находится этот его дом, но, учитывая, что у Гриды он забрал своего коня и сказал мне, что дальше лучше ехать верхом, до дома было еще пилить и пилить…

– Приедем, – согласился он. – Рано или поздно.

Я тяжело вздохнула, косясь на спускающиеся в лес сумерки:

– Ладно, о «рано» речь уже не идет. Хотя бы просто «поздно» – или «очень поздно»?!

Виттар рассмеялся и не ответил, пришпорив коня.

Лес поредел и отступил, выпуская нас на опушку. По другую ее сторону мрачно мерзли коровы во главе с каким-то мелковатым быком, на шее которого тягуче бренчал колокольчик. Пастуха поблизости не наблюдалось.

– Странно, Лир.

– Что странно? – беспечно откликнулся тот.

– Странно, что они одни, – пояснила я, осторожными рывками поводьев направляя вемиль между пятнистых буренок.

– А почему бы и нет? – не понял он, явно не искушенный в вопросах скотоводства.

– Нет, ну если они надоели своему хозяину – то пожалуйста. Но ни один нормальный селянин не станет избавляться от скотины подобным образом. Их же сейчас угнать – раз плюнуть! Погнаться на конях – они тут же прочь понесутся. Сбить в кучу в каком-нибудь овраге – и всех порешить. Потом год жить можно будет.

– Да ты, я смотрю, искушенная быкокрадка! – уважительно присвистнул виттар. – Только понесутся ли? С ними же бык. Вроде как вожак стада.

– Ха! Шэритом того вожака – и поминай как звали!

– Ну садистка! – возмущенно прошипел вельд.

– А ты думаешь, быку приятней, если его маленьким ножичком зарежут?! – скептически фыркнула я.

– Ну… Топором с одного удара можно, – предположил вельд.

– Тоже мне гуманист!

Коровки обиженно покосились на нас, так и не осознав, какой страшной участи избежали только что, и презрительно замычали вослед.

Льеттиа, сделав замысловатую петлю, снова стелилась вдоль едва заметной в опускающихся сумерках тропинки. Вода звонко перепрыгивала с камня на камень, лихо отсчитывая пороги. Лир помалкивал, я начинала устало зевать. Как ни крути, а несколько бессонных ночей подряд даром не даются. Да и от таких насыщенных дней я в последнее время очень даже отвыкла, втянувшись в размеренную жизнь Храма.

– Лир, а Льеттиа на зиму вообще замерзает? Или слишком быстрое течение?

– Замерзает, – неохотно откликнулся он. – И еще как замерзает. Только вот вскрывается очень странно: может проломить лед в каком-нибудь месте, где потоньше, выплюнуть фонтан воды – та пробежит несколько верст – и снова замерзнет от мороза. Тогда получается такой «двойной» лед. Я как-то раз проваливался: верхний слой проламывается – потом полусаженный слой холодной воды – и снова лед.

– Это еще что! Я встречалась и с такой рекой, которая в принципе на зиму по поверхности не замерзала: куски льда смерзались – и, не в силах остановить стремительное течение, опускались на дно. Так что ни одна глубинная рыба в той реке не жила. Ой, а что там за башенки?

Лир бросил беглый взгляд в сторону моей указующей руки.

– А, это водокачки.

– Зачем? Река же под боком!

– Ох, это та еще история, – усмехнулся вельд и, убедившись, что йыра с два он отвяжется от моих бесконечных расспросов, принялся рассказывать. – Понимаешь, эти земли когда-то принадлежали одному вельду – Златоумнию. Правда, нельзя сказать, что он очень уж соответствовал своему имени, но тем не менее. И вот однажды приходит к тому Златоумнию охотник с парализованной рукой – еще в детстве когда-то повредил: бревном перешибло. Приходит, приносит фляжку какой-то воды и начинает рассказывать, что нашел на землях Златоумния озера, которые очень хорошо помогают при болях в костях. Дескать, как рукой снимает. И вода, мол, с того озера. Златоумний, не будь дурак, воду ту взял да и отправил в столицу к жрецам – пусть выяснят, что такого особенного в этой воде.

– И что, выяснили? – Я досадливо шлепнула по крупу вредничающую Шэрку. Кобылка недовольно пятилась, не желая идти по вязкой глине, намытой трудолюбивой рекой.

– Куда уж там! Жрецы с водой повозились-повозились – да и плюнули. Ничего, говорят, в ней такого нет, так что пусть тот охотник тебе, Златоумний, голову не морочит. Тот плечами пожал, да и забыл. На следующий год снова приходит к нему тот же охотник, опять фляжку несет. Златоумний ну его гнать с порога: ничего, говорит, нет в твоей воде – так что проваливай, и нечего меня тут за дурака держать. «Ну как: там уже со всех окрестных селений лечиться ходят!» – обиделся охотник. И ушел.

– И все? – презрительно скривилась я. – А где же торжество добра над злом?!

– В словах «добро всегда побеждает зло» так и не понятно, кто же кого побеждает, – отшутился вельд. – А истории на том еще не конец. Потому что на третий год охотник пришел к Златоумнию, размахивая полной фляжкой в парализованной с детства руке…

– Замечательно! – Я и сама не заметила, как переняла его любимое словечко.

– Еще бы. Выяснили, что в этой воде содержится какой-то полумагический элемент, который разлагается вскоре после того, как вода появляется на поверхности. И поэтому, пока фляжку с ней привозили к жрецам, там уже действительно плескалась самая обычная вода. Чуть протухшая в пути.

– А что это за элемент?

– А леший его знает, – пожал плечами вельд. – Помогает – вот и славно. Какая разница как?

Эх, могла бы я ему порассказать об энергетических подземных путях, порой пересекающихся с грунтовыми водами, о ликварках – простейших соединениях магической силы, рассеянных в природе и быстро погибающих при отсутствии магии поблизости, но… зачем? Пусть будет у вельдов чудодейственная «живая вода». Они, похоже, большие любители легенд и чудес…

«Переступлю порог – и упаду спать. Не раздеваясь!» – мрачно пообещала я сама себе, лениво затягивая лошадкин чембур вокруг столбика у дома. Проскользнула в предупредительно распахнутую Арлирригом дверь, окинула взглядом единственную имевшуюся в доме комнату и маленькую кухоньку и обомлела.

– Хм… Спать здесь нельзя.

– Почему? – удивился Лир, вошедший следом, и тут же замолк от изумления. Видимо, и сам отвык от вида своего жилища за полгода преследований меня. На фоне этого кавардака мое брошенное в спешке и полном хаосе гнездо казалось идеалом чистоты и опрятности.

Я обреченно вздохнула, скидывая ему на руки плащ. «И снова в бой, покой нам только снится!»

– Где у тебя тряпка и ведро?

– Да зачем? – неуверенно принялся отговаривать Лир. – Ну подумаешь, пыльно чуть-чуть…

С каких это, интересно, пор вершковый слой пыли, последовательно покрывающий все без исключений поверхности вокруг, это «чуть-чуть»?.. Я показательно чихнула в рукав, не слушая вялых возражений, подхватила за ручку найденное возле кухонного стола ведро и вышла в ночь за водой. Хвала Хранящим, до реки было рукой подать. Лир виновато остался стоять посреди захламленной комнаты.

Греть воду снова пришлось заклинанием, ибо топить печку было долго и муторно, а спать хотелось жутко, так что минута промедления была смерти подобна. «Вымою все быстренько – и спать!» – решила я, смело закатывая рукава рубашки.

Наивная…

На полу ровным слоем, словно специально рассыпанная, лежала пыль. С потолка художественными клочьями свисала паутина. Чтобы понять, какого цвета изначально было покрывало, мне пришлось вытрясать его на дворе минут двадцать.

– Как ты здесь вообще жил?

Лир, услужливо подхвативший прядь лезущих мне в глаза волос, осторожно убрал их за ухо.

– Не знаю. Как-то не помню, чтобы уж такой бардак был, честно признаться…

Я тяжело вздохнула и сжала зубы, чтобы не сказать еще чего-нибудь нелестного в адрес его жилища. Вроде бы как в гости пришла. Неудобно…

Вот уже второй час я скребла, терла, отмывала и чистила. Виттар трижды ходил менять грязную воду в ведре. Плечи разламывались от усталости. А фронт работ только-только начинал подходить к концу.

– Затопить печку? – предложил вельд, без дела слоняющийся туда-сюда с самым разнесчастным и виноватым видом.

– Зачем?

– А что, есть горячее желание пить холодный чай? – по привычке съязвил виттар и тут же прикусил язык под моим пламенным взглядом снизу вверх.

– Топи.

Печка здесь была странная. Топили ее не углем и не полешками. Да и огня-то, как такового, не было: просто огромный черный камень внутри, который вельд несколько минут усердно тер наждачной бумагой, пока тот не заполыхал нестерпимым жаром. Но так и остался черным и неподвижным.

Свеч мы тоже не зажигали: их заменили мои на скорую руку сляпанные шэриты.

Я устало бросила грязную тряпку в звонко плюхнувшее ведро и с непередаваемым удовлетворением разогнулась. Все.

Нельзя сказать, что комната прямо-таки сияла чистотой и сверкала кристально отмытыми стеклами, но все же теперь ее хотя бы вообще можно было признать комнатой, а не хлевом, как мне почудилось поначалу.

– Руки-то у тебя хоть можно где помыть?

– На улице, – рассеянно отозвался увлеченный поисками чайника Лир. – Там дорожка деревянными досками выстлана, и рукомойник к дереву приколочен.

– Ага, – я небрежно накинула на плечи свой плащ и скользнула в темноту.

Ночь обнимала сырыми свежими крыльями. После пуда собранной мною отовсюду пыли воздух сам струился в горло мягкой хмельной струйкой. Доски, основательно размокшие от сырости, были скользкими, так что каждый шаг грозил закончиться задом на земле и вывихнутой ногой. Рукомойник я отыскала на ощупь, долго искала носик, который требовалось вдавить внутрь, чтоб полилась вода.

Тем временем Лир развел бурную деятельность в доме, так что к моему сонному возвращению на столе уже стояли две чашки, высилась горка недоеденного днем печенья и плескалось в пиалке вишневое – мое любимое – варенье.

– Садись, – коротко пригласил виттар, кивая на лавку у стены. Я без церемоний плюхнулась на нее и молча протянула руку за чаем. Хотелось спать. Спать-спать-спать.

– Э-эх, – я тяжело вздохнула в такт собственным мыслям, тоскливо поглядывая на тарелку с печеньем. Протянутой руки, чтоб достать ее, мне бы не хватило, а двигаться ближе к столу было катастрофически лень.

– Что ж так тяжко-то? – тепло улыбнулся виттар.

– Да вот думаю, – доверительно призналась я.

– Да ну?! Прекрати сейчас же! Вредное для мозгов занятие!

– Брось, Лир, – поморщилась я. – Лучше дай мне печенье.

– Ладно, бросил. – Виттар покорно протянул мне тарелку и на всякий случай придвинул к краю стола пиалу с вареньем. – А о чем думаешь-то?

– О том, что прошел уже целый день, а я к цели ни на шаг не ближе, чем утром.

– Так ты же особо и не пыталась, – беспечно напомнил виттар и, заметив мое возмущение, поспешил исправиться: – В смысле, я хочу сказать, что мы весь день шли ко мне домой, так что у тебя и времени-то заняться этим дурацким проклятием не было.

– Эх, Лир, что за дилетантский подход! – не выдержав, поморщилась я. – Ну неужели ты думаешь, что завтра утром я выйду из дома и примусь, словно ищейка, выискивать следы проклятия?

Еще как примусь. Просто никто и не поймет, что я этим занимаюсь, ибо даже не заподозрит, что можно искать проклятие таким вот способом.

– А как иначе? – не понял Лир.

– А так. Все, что мне надо выяснить, я узнаю и просто так, если буду держать ушки на макушке и почаще прислушиваться к интуиции.

– Тогда в чем ты себя сейчас обвиняешь?

– Я не обвиняю. Просто сетую на то, что день прошел, а я его прошляпила.

Вельд коротко хохотнул, пришлепнув ладонью столешницу:

– Нет, тебя положительно не переспоришь!

– Ага, – сквозь непрожеванную печенюшку согласилась я. – И не пытайся!

Тянуться за вареньем тоже было лень, а попытка притянуть его к себе заклинанием окончилась самым плачевным образом: неправильно рассчитанное направление приложения силы резко опрокинуло всю пиалку на колени вельду.

– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз!! – не сдержавшись, выругался он, возмущенно вскочив со стула. Я смущенно опустила глаза долу, торопливо пробормотала заклинание очищения – и штаны вельда засияли невиданной чистотой, но ругаться тот не перестал, занимаясь этим неторопливо и со вкусом.

– Ну прости.

– Прощает тот, кто исправил! – явно привычной скороговоркой отозвался вельд, снова садясь к столу.

– Слушай, – не выдержала я, – какого лешего вы всегда так отвечаете? Это правило, что ли?

– Это? – Виттар не на шутку призадумался. – Даже не знаю. Просто присказка такая. Знаешь, бывает так, что с детства привыкаешь на «спасибо» отвечать «пожалуйста» или на «доброй дороги» – «добро оставаться». Вот так же и тут: «прости» – «прощает кто исправил». Мы даже о смысле-то, честно признаться, и не задумываемся.

– А.

Виттар откинулся на спинку стула и блаженно потянулся, раскинув руки в обе стороны. Я машинально вращала в ладони тринадцатилучные шэриты.

– Ну хочешь, я тебя завтра к Льеттиа свожу?

– То есть? А сегодня мы полдня не вдоль нее, часом, ехали?

– Нет. То речка. А мы пойдем к призраку.

Я чуть не уронила сияющие шары из руки.

– Куда?!

– К призраку, – спокойно повторил виттар. – У нас тут есть гора Привидений – недалеко, и полверсты, пожалуй, не будет. А на ней, говорят, живет призрак Льеттиа.

Я скептически фыркнула:

– Говорят?

– Я не видел, – подтвердил вельд. – Но слышал не раз. Вдруг да есть? Что-то же там по ночам воет и рыдает в конце концов. Едва ли это местные пьяницы затевают еженощный концерт.

Откуда здесь может быть призрак никогда, скорее всего, не жившей на свете, а попросту выдуманной скальдами женщины? Откуда у этого призрака энергия на существование? Да и один ли он там, если уж на то пошло?

А то напорюсь, как тогда, на Снежном Хребте. Хотя теперь мне понятно, какого лешего взъелся на меня Горный дух. И совсем даже, надо сказать, и не на меня.

– Что ж, сходим.

Я сузила зрачки до вертикальных черточек и пристально вгляделась в темноту за окном. Вяло охранял двор заметно покосившийся заборчик, уныло шелестел в кронах ветер. Чувствовалось приближающееся дыхание усталой осени, несущей на крыльях сбор урожаев, починку прохудившихся крыш и долгие дождливые дни, когда так приятно залезть с ногами в кресло, упрятаться по самый нос в плед и смотреть на медленно стекающие по оконному стеклу капли.

На опушке темнеющего леса стояла тонкая, едва различимая – и то лишь благодаря окружавшему ее золотистому ореолу – девичья фигурка.

– Лир, это кто?

Виттар пристально вгляделся в ночь, ничего не увидел – и за долю мгновения превратился в филина. Щелкнул клювом перед моим оторопевшим лицом, довольно ухнул, перекидываясь снова в человека.

– Это Льета.

– Дочь Льеттиа?

– Ну… Согласно легенде – да.

Я с любопытством посмотрела на полупрозрачную в ночи девушку. Крутые медные локоны, тонкие черты лица и хрупкая фигурка – вот и все, что удалось разглядеть в темноте. Льета неподвижно постояла у опушки несколько секунд – и беззвучно растворилась в лесу.

– Что она тут делала?

Лир кивнул на шэриты в моей руке:

– Она приняла их за огонь.

– Ну и что?

– Ну и то. – Вельд широко зевнул, покосился на свой недопитый чай, но допивать не стал. – Огонь – это просьба о помощи. Мы, как видишь, никогда не жжем его просто так, для быта. Огонь – это священное оружие Льет, его кощунственно зажигать без крайней нужды.