Текст книги "Дорога к Храму. Дилогия"

Автор книги: Светлана Нергина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 58 страниц)

Я ответила ему нежной улыбкой вьютры перед свежим трупом и послушно с головой окунулась в «сладостный» мир энергий, векторов, констант и тому подобной дряни…

Еле дотянув до долгожданного окончания вечерней (но затянувшейся в силу энтузиазма энных личностей на половину ночи) тренировки, я устало плюхнулась на землю, жестом показав Галираду, что поднимать мое хладное тело и тащить в Храм нет надобности: вот посижу чуток, помедитирую на холодное черное небо – да, глядишь, и сама встану.

– Ладно, заканчиваем на сегодня. А то, гляжу, тебя уже ноги не держат, – проницательно заметил мечник и строго добавил: – А сейчас – иди спать.

– Ага, – машинально согласилась я, бессмысленно пытаясь поплотнее запахнуться в плащ, хотя и без того было жарко.

– Не «ага», Иньярра! – одернул Галирад. – Спать, а не как всегда!

– Ага, – уже с усталой улыбкой на губах повторила я. – Доброй ночи.

Мечник еще раз внимательно на меня посмотрел, прикидывая, сумею ли я вообще сегодня подняться с этой земли, задумчиво хмыкнул и коротко кивнул головой на прощание, беззвучно разворачиваясь и уходя в ночь.

Звезды стеклянно белели между рваными клочьями рыжеватых облаков, от леса, стоявшего темной стеной в десяти локтях левее, интуитивно веяло сыростью и теплом.

Над головой захлопали черные крылья, и Велир привычно опустился на плечо. Я с хитрой усмешкой повернула голову и заглянула в зеленые, вопреки всякой логике, птичьи глаза:

– Ну что, Велир, снова бесстыже нарушаем все существующие и половину несуществующих заповедей?..

Ворон стыдливо спрятал голову под крыло и ехидно раскаркался.

– Значит, единогласно, – задумчиво заключила я, поднимаясь с холодеющей земли.

Шумная корчма после половины версты темного, призрачно-зыбкого леса, обнимающего со всех сторон зловещими ветвистыми тенями, казалась уже единственным оплотом дерзкого света и хохота в этом мире. Я, облегченно выдохнув (ибо вторую часть пути шла уже чисто интуитивно, уверенная в том, что напрочь заблудилась) и зябко передернув плечами – весенние ночи бодрили, – торопливо толкнула дубовую дверь. Над головой тонко тренькнул колокольчик, но на него никто и не обратил внимания, ибо разобрать что-либо во всем этом шуме, гаме и пьяных воплях было довольно сложно.

Велир злобно щелкнул клювом, попав в чью-то наглую руку, по неведомой причине решившую, что меня можно бесцеремонно хватать за плечи. Я тут же развернулась и добавила уже от себя лично, резко выбросив пальцы в ударной Рюргена. Нахал тотчас загнулся, скрючившись пополам и по инерции откатившись на несколько шагов назад. Инцидент особого внимания не привлек: половина студентов Храма большую часть свободного времени проводили именно в «Волчьем стоне», распуская пьяные сопли на тему «как плохо жить» и требуя, чтобы их пожалели. И неизменно находились добросердечные личности, действительно готовые пожалеть жертву собственной бесхарактерности.

Я подошла к стойке, деловито просмотрела меню, заказала себе кубок красного вина и кусок хорошо прожаренного мяса и ленивым взглядом окинула зал. Шумная компания студентов угнездилась в углу, наверняка без спроса сдвинув сразу три стола, посредине комнаты на спор танцевал стриптиз какой-то парень, причем его «мощные» бицепсы лично меня ни на что не вдохновили. У темного, распахнутого настежь, но не спасающего от духоты окна, свободно откинувшись на спинку стула и забросив ноги на соседний, восседал Фрель, поймавший мой рассеянный взгляд и тут же кивнувший на свободное место рядом.

Я пожала плечами, поняла, что других незанятых мест в корчме нет, и решила, что от меня не убудет.

– Ночь добрая, – с хищной улыбкой на губах поздоровалась я, непринужденно усаживаясь рядом с пиратом.

– Добрая, – усмехнулся он. – А ты, я вижу, спать по ночам привычки не имеешь?

– Что ты! – возмутилась я. – Я с воспаленными, красными от бессонницы глазами летаю над Новью и злорадно вою, прикидывая, кого бы мне загрызть в этот раз!

– Я так и понял, – с такой непроницаемо серьезной физиономией подтвердил Фрель, что я, не выдержав, рассмеялась. Пират довольно, словно пригревшийся волк, прищурился и как-то искоса на меня глянул: – Эх, и кто ж ты все-таки такая, а?

…По-моему, мы сегодня это уже проходили…

– Инь-яр-ра, – медленно, почти по слогам ответила я и, хитро прищурившись, доверительно сообщила: – Знаешь, повторение одного и того же действия с ожиданием иного результата – первый признак ненормальности.

– А какой нормальный пират пошел бы ночью в корчму, где до кворра и больше ненавидящих его людей? – не растерявшись, парировал он.

– Зачтено, – кивнула я. – Еще острословие предвидится?

– Сколько угодно! – обнадежил меня Фрель и задумчиво продолжил: – Значит, чародейка…

– Ведьма, – привычно скривившись, поправила я.

– Ну ведьма, – согласился пират, явно не видя особой разницы. Я в объяснители набиваться не стала. – А живешь ты, по-видимому, в Храме?

– По-видимому, в Храме, – язвительно предположила я, с удовлетворением отметив, что корчмарь пробирается сквозь толпу ко мне с подносом. На оном вольготно распластался шикарный кусок хорошо прожаренного мяса, оплетенная бутыль с багровым вином и резной кубок.

– Так ты студентка? – докапывался пират, злорадно следя, как я даже не знаю, с какой стороны мне подступиться к мясу. Ситуация из разряда «в какой руке джентльмен должен держать вилку, если в левой у него котлета?». Впрочем, уж лучше так, ибо, когда есть нечего, то все равно, в какой руке вилка и нож.

– А что, похоже? – иронично отозвалась я, кивая головой в сторону студентов, уже давно руководствующихся мантрой «если вы можете лежать, ни за что не держась, то не так уж вы и пьяны!».

– Не очень, – согласился пират. – А что ж ты тогда в Храме делаешь?

Я честно задумалась и с отвращением объяснила сквозь первый сочный кусок мяса:

– Гублю лучшие годы жизни!

Фрель честно попытался скрыть смех за кашлем, но не преуспел. И, решив переменить тему, поднял свой фужер с ликером:

– Что ж, твое здоровье!

Я скептически скривилась, но вино все же пригубила и тут же с совсем уж перекошенной физиономией отставила кубок куда подальше, зарекшись брать его еще раз.

– Ты чего? – удивился Фрель, без смущения стаскивая с моей тарелки кусочек мяса и невозмутимо кладя себе в рот. – В вине – истина!

– В вине – истина, – согласилась я. – В пиве – сила. В воде – микробы. Кому что больше нравится. Просто настолько паленого вина я ни разу в своей жизни не пила!

Пират слегка нахмурился, протянул руку за моим кубком, слегка поболтал, подозрительно принюхался и, осторожно сделав маленький глоток, сразу же сплюнул дивный напиток в салфетку.

– Дрянь какая!..

– А я так и сказала, – флегматично отозвалась я, почти физически ощущая, как давит на плечи усталость и желание завалиться в кровать.

Флибустьер недовольно заоглядывался по сторонам, явно собираясь высказать корчмарю все, что он думает о его гостеприимном заведении в общем и об этом вине в частности, причем в глубоко нецензурной форме, но я успокаивающе положила руку ему на плечо:

– Брось. Глупо было надеяться, что за дюжину сантэров мне предложат что-то стоящее.

Пират только усмехнулся:

– Приходи к нам – угостим настоящим вином. Ручаюсь, ты такого ни разу в жизни не пила!

Лично я в этом сильно сомневалась, ибо чего только за свои восемьдесят лет в этой жизни не перепробовала и чем только не перетравилась. Но разочаровывать Фреля не стала, только иронично прищурившись в ответ:

– Значит, приглашаешь?..

Он серьезно кивнул:

– Приглашаю. Только не завтра, а дня через три. Приходи на побережье – отправлю кого-нибудь за тобой.

– А почему только через три?

– Дело есть, – отрезал пират, и я поняла, что больше никаких объяснений не получу. Впрочем, Фрель и сам почувствовал, что ответил резче, чем хотел, и постарался смягчить впечатление: – Так ты придешь?

Я пожала плечами. В принципе планов особых не было, но соглашаться вот так сразу было неинтересно.

– Посмотрим.

…В Храм я попала только на рассвете и завалилась спать прямо в одежде, с ужасом предвкушая пробежку через полтора часа…

Взяв в руки камень, обезьяна, мстительно хихикая, повесила его на шею всему будущему человечеству. Впрочем, лично я избытком трудолюбия никогда не страдала, успешно подменяя его талантом или умением сваливать совсем уж противную работу на кого-нибудь еще. Вот и сейчас, вместо того чтобы в поте лица зубрить длиннющий свиток заклятий, пройденных вчера с магистром Винрагером, я вольготно развалилась на кровати, расплескав по зеленоватому шелковому покрывалу гриву черных волос.

– Эх, Велир, ну кому будет легче, если надо мной станут измываться не только наставники на этих йыровых тренировках и пробежках, но и я сама в порыве нездорового мазохизма?! – нудно провыла я на одной ноте.

Ворон, лениво прикрывший глаза, молчаливо соглашался, что никому, так что хватит отвлекать его своими сопливыми стенаниями, призванными заглушить вяло вякающую на задворках сознания совесть. На тренировках или пробежках его со мной никогда не бывает: видимо, боится – и небезосновательно! – случайно получить мечом по шее. Боюсь, для него это вряд ли пройдет так же неприятно, но все же не смертельно, как для меня или Галирада.

Дверь после короткого, но душевного стука распахнулась, и на пороге материализовались ведьмы.

– Как ты вот так спокойно тут лежишь?!! – с места в карьер кинулась ругаться Ильянта, влетая в комнату и предпринимая не увенчавшуюся успехом попытку скинуть меня с кровати (подозреваю – чтобы улечься на нее самой!).

– Лежу, – «вот так спокойно» ответила я. – А что? Девяносто процентов людей вокруг ленивы не менее моего, а остальные попросту врут, что не ленивы!

Тая насмешливо хмыкнула и, подойдя, неспешно растянулась рядом, подвинув мое тело и отобрав половину кровати. Мои ответные пихания ни к чему не привели, так что пришлось довольствоваться тем, что осталось.

Ильянта недобро прищурилась, разворачиваясь лицом ко мне:

– Ты вообще в курсе, что через два дня приезжает комиссия из Гильдии?

Я мысленно застонала. Хранящие, как же меня это достало!!!

– Ну в курсе…

– Иньярра, что это значит – «ну в курсе»? – возмущенно передразнила она. – Ты понимаешь, что в твоем Храме НЕЛЬЗЯ принимать комиссию?! Иначе тебя вообще отсюда никогда не отпустят!..

– И что вам всем так мой Храм не нравится, – обиженно пробурчала я, переворачиваясь набок и кончиками пальцев гладя клюв Велира.

– Да нам-то нравится… – попыталась смягчить меня Тая, осторожно положив руку на мое плечо. Я раздраженно дернулась и села на край кровати. – Но вот Гильдии, боюсь…

Ведьма только беспомощно развела руками. Я, где-то в глубине души признавая их несомненную правоту, тяжело вздохнула:

– Ну и что вы предлагаете?

Ильянта автоматически расставляла бутыльки и коробочки на моем трюмо. Кремы вставали в одну шеренгу, флаконы – в другую. Цепочки дружно вытянулись по струнке, а кольца улеглись друг на друга Вавилонской башней. Только вот браслеты в силу своей непоправимой разномастности никак не хотели ложиться в порядке: одни ехидно бренчали спутавшимися монистами, другие свивались в кольца шипящими змеями, третьи вредно соединялись тоненькими цепочками с кольцами, не поддаваясь таким образом точной классификации. Ильянта мучительно кусала губы, упрямо раскладывая их по столику перед зеркалами.

– В принципе вариант есть… – осторожно начала Тая. – Тебе нужно написать прошение в Гильдию, чтобы они отложили этот визит.

– С чего бы это? – скептически скривилась я.

– А вот и придумай, с чего! – рассеянно отозвалась Ильянта, смахивая с освободившегося пространства на трюмо пыль моим же шелковым шарфиком. Я, не выдержав, подошла и тремя касаниями привела вещи в привычный беспорядок. Ведьма обиженно отвернулась.

Я задумалась. По сути, придумать какую-нибудь приличную причину не так уж и сложно: сколько объяснительных я написала за время обучения – не сосчитать. Но почему, интересно, этим вообще должна заниматься я?!

– Слушайте, дорогие мои ведьмы, объясните мне, почему вы не занимаетесь у себя в Храмах подобной ерундой, появляясь там раз в год?! – взбунтовалась я.

– Если бы ты нашла в свой Храм путного директора – то и сама могла бы расслабиться, – ехидно ответила Ильянта. Я решила пока спустить ей эту шпильку, задав более насущный вопрос:

– Интересно, а как ты себе это представляешь?! Вывесить на всех заборах объявления: «Требуется маг средних лет с ровным спокойным характером, титановыми нервами и без вредных привычек на должность директора Храма»?!!

Ильянта оскорбленно вспыхнула, но промолчала: как искать директора в мой Храм, не знал никто, и она в том числе. Я расстроенно прошлась туда-сюда по комнате, не утруждая себя обхождением предметов мебели, а попросту перепрыгивая их. Ручаюсь, со стороны это выглядело по меньшей мере странно, но ведьмы давным-давно уже привыкли.

– Ладно, в каком хоть стиле писать это послание потомкам? – тоскливо провыла я, обреченно доставая из ящика стола лист бумаги.

– Да в обычном стиле, – пожала плечами Ильянта.

Я скорчила саркастическую гримасу:

– А ты знаешь, какой у меня обычно стиль?

– Нет, а что?

– Вон, на краю подоконника, возьми верхний свиток и почитай.

На подоконнике лежали мои непутевые заметки, от дурацкой привычки вести которые я не могла отделаться вот уже восемьдесят лет. Да особо и не старалась: половина из них, конечно, терялась, но зато другая служила неизменным отличным средством от любой, пусть жесточайшей ипохондрии. Ильянта осторожно, двумя пальцами взяла за краешек свиток, пробежала глазами пару строк и в ужасе содрогнулась. Тая, не выдержав, заглянула за ее плечо и тоже судорожно подняла руку, дабы пригладить вставшие дыбом волосы. Перед ними был мой ночной опус, оптимистично заканчивающийся словами: «Вот так этот маразм и окончился. Впрочем, счастливых концов не бывает, если счастливый – то это не конец…»

– Что это?!! – ошарашенно выдохнула наконец Ильянта.

Я, пожав плечами, отобрала у зачитавшейся Таи свиток.

– Мой обычный стиль. Мне так и писать?

– НЕТ! – в ужасе возопили обе ведьмы.

– Ну ладно, ладно, – ворчливо отозвалась я, смахивая груду потрепанных фолиантов и присаживаясь на краешек письменного стола. Именно так, сидя на столе и положив свиток на высокий подоконник, я писала, напрочь игнорируя доброжелателей, пытающихся донести до моего искалеченного магией сознания, что на самом деле для чего предназначается. Я попробовала на ногте перо, обругала чернильницу и крепко задумалась. Написала: «В силу концептуальных расхождений материальной формы с йыровым содержанием…» Подумала и заменила «йыровым» на «абстрактным». Что такое «концептуальность» я себе тоже представляла весьма слабо, но звучало это весомее и солиднее, чем «маразм».

Через двадцать минут моих титанических усилий злорадно хихикающие в противоположном конце комнаты ведьмы получили-таки это бессмертное творение литературы. Надо было их видеть…

Плод творческих мук гласил:

«Самому Главному Йыру Гильдии

от Хранящей Срединного Храма – Иньярры

Заявление

В силу концептуальных расхождений материальной формы с абстрактным содержанием и несоответствий аналитических методов управленческого типа между МНОЙ и всеми остальными, прошу перенести планируемую вами проверку на две недели, дабы я успела («показать им всем, кто тут главный» – зачеркнуто) навести долженствующий порядок в подведомственном мне заведении.

Подпись:

(«Хранящая Храма»– зачеркнуто: слишком претенциозно)

(«Иньярра»– зачеркнуто: слишком фамильярно)

».

…Через десять минут прошение в Гильдию обе ведьмы, изрыгая проклятия, написали без моего посильного участия…

Каменные вороны, нахохлившись на подставках у стен, умиленно взирали на коридор, полыхающий яростно-багровым, изредка выплевывающим голубоватые раздраженные искорки, магическим пламенем. Вдоль коридора тянулась нервная цепочка чернеющих расплавленным мрамором следов сапог на высоком шпильке-каблуке. Живая аналогия замерших в камне птиц не решилась сесть мне, пышущей гневом, словно дракон серой, на плечо и благоразумно осталась в комнате, оставив меня разбираться со своими нервами самой.

На совесть заговоренные мною же месяц назад стены с похвальным успехом отражали невольно рвущиеся с пальцев сокрушительные волны энергии. «Значит, и дальше надо пятью переменными заговаривать», – мимоходом мысленно отметила я, подбирая полы длинного плаща и сердито взлетая по лестнице. Все попытки обуздать буйное желание кого-нибудь в срочном порядке испепелить пока не приводили ни к чему, так что я старательно носилась тигрицей в клетке по самым безлюдным закоулкам Храма, дабы ни на кого не наткнуться, и срывала злость на ни в чем не повинных воронах.

Лестница, круто выведшая меня на пару этажей выше, закончилась широченным балконом с резным парапетом. Храм беспечно парил над землей в шестидесяти саженях, где-то далеко-далеко внизу, едва заметные глазу, мелькали черные квадратики возделанных полей, зеленые полосы леса, и серебристыми бликами сияло море.

По лестнице кто-то легко взбежал, тремя размашистыми шагами подошел ко мне и сильно сжал левое запястье. Я резко недовольно развернулась, собираясь спустить нахального обознавшегося студентика вниз по лестнице, да еще и проклятие сверху кинуть – и пусть снимает, как хочет. Будет знать, как к ведьмам приставать.

Но за спиной, спокойно, серьезно глядя мне в глаза, стоял мечник. Без привычного клинка в руке и с распущенными, а не подхваченными свободной рукой полами плаща он смотрелся как-то странно… Я глубоко вздохнула, проглатывая уже зарождающееся на губах ругательство, и постаралась как можно мягче и убедительней сказать:

– Галирад, что случилось? До вечерней тренировки, если мне не изменяет память, еще несколько часов… Пустите, пожалуйста…

Попытка вытянуть свою руку из его ладони увенчалась сомнительным успехом: наставник отпустил запястье, вместо этого осторожно сжав мне плечо. Усмехнулся:

– Во-первых, память тебе не изменяет, во-вторых, вне тренировочной площадки мы на «ты», а в-третьих, никуда я тебя в таком состоянии не пущу. Ты себя видела? Смотреть страшно!

Ярко-синяя молния полоснула парапет, отколов приличный кусок мрамора. Рука на моем плече даже не дрогнула.

– Ну так испугайся и испарись! – досадливо посоветовала я.

– Ха, еще чего! А ежели ты тут с балкона сброситься надумаешь?

– Не дождешься, – мрачно заверила я, оценивающе разглядывая его со всех сторон. – Скорее кого-нибудь сброшу. Даже кандидатура уже наклевывается…

– Попробуй, – равнодушно разрешил мечник, и не думая уходить, прерывая небезопасный тет-а-тет.

– Я за себя сейчас не отвечаю, – с тяжелым вздохом честно предупредила я, поворачиваясь лицом к спятившему, по всей видимости, Галираду.

Он беспечно пожал плечами, разворачиваясь снова к лестнице и увлекая меня за собой:

– Ну и ладно. Значит, за тебя придется отвечать мне. Идем!

– Куда?!

– Идем, хватит задавать вопросы. Разве тебе не все равно, где крушить стены?

– Нет, не все равно! Заговоренные только с первого по пятый, а раздолбать все подчистую выше мне не улыбается. Кому, ты думаешь, это потом обратно восстанавливать придется?

– Ну мы же идем вниз. Так чего ты волнуешься?

Вообще-то я уже не волновалась. И даже почти не злилась, точнее – злилась, но скорее была готова без конца сквернословить в бессильной досаде, чем крушить все вокруг. Определенного успеха Галирад явно достиг. Вот только признаваться ему в этом лучше не стоит.

Мечник уверенно тащил меня за собой, спускаясь по шумным, говорливым, наводненным деловито расхаживающей туда-сюда толпой лестницам. Студенты поглядывали на меня, почти насильно влекомую куда-то, с сомнением, но, не слыша грозных ругательств или откровенных призывов о помощи, кидаться спасать девушку из рук бандита с применением грубой магической силы не торопились. Ничем не примечательная дубовая дверь, тяжеленная на вид, беспрекословно открылась от легкого толчка Галирад а и впустила нас в небольшую, по-спартански обставленную комнату. Я наскоро покрутила головой по сторонам, оценивая обстановку.

– Ты здесь живешь?

Галирад насмешливо раскланялся, широким жестом предоставляя комнату в мое распоряжение:

– Добро пожаловать! А что, не нравится?

Я неуверенно пожала плечами. У правой стены расположилась довольно жесткая на вид постель, аккуратно застеленная тонким темно-серым покрывалом, впритык к ней, но уже углом располагался низкий деревянный столик, пространство у окна было ничем не занято, а вдоль другой стены встали два кресла и шкаф. Единственным предметом роскоши в комнате можно было считать камин, затесавшийся между креслами. На полу лежала шкура медведя, стены облицовывали сосновые рейки, испускавшие одурительный пряный запах смолы.

– Да нет, почему… Просто я как-то раньше не задумывалась, где и как тебя поселили, – смущенно призналась я.

Мечник только усмехнулся, подсаживаясь к камину и деловито раскладывая загодя наколотые щепки «шалашиком». Я потыкалась там-сям, ничего особо любопытного не обнаружила, предложила Галираду свою помощь, коя была безапелляционно отклонена, и беззастенчиво влезла на высокий подоконник, подтянув колени к груди и закутавшись в длинные полы плаща.

Вечерело. Храм медленно, но верно и довольно заметно для терпеливого наблюдателя снижался, готовясь к вечерней посадке. Тогда половина студентов, сейчас тоскливо таскающихся по аудиториям и честно пытающихся изображать бурную учебную активность, облегченно вздохнет и дунет в сторону корчмы, нагло пользуясь временной пустотой директорского кресла. Обычным наставникам-предметникам дела до их прогулов не было (точнее, они, злорадно хехекая и кровожадно потирая в предвкушении руки, готовились душевно отыграться на прогульщиках во время сессии), а я не собиралась взваливать на себя сомнительное удовольствие распекать своих же, по сути, последователей. Согласитесь, глупо пить с кем-нибудь ночью в «Волчьем стоне» на брудершафт, а днем с умным строгим видом отчитывать его же за аморальное поведение. Как говорится, «чтобы читать проповеди, нужно чтить заповеди». А вот как раз заповеди-то я привыкла нарушать с достойным лучшего применения упорством.

Галирад, плюхнув над огнем котелок с холодной пока водой (как он это сделал – ума не приложу: обычно подобные рогатины удается поставить только над кострами, да и то не всегда), уставился на меня, пронзительно глядя прямо в глаза:

– Ну так что стряслось-то?

Я, пригревшись на подоконнике и изрядно развеявшись ненавязчивым, но зато быстро сменяющимся, отвлекающим внимание пейзажем за окном, лениво пожала плечами и досадливо поморщилась:

– Давай лучше не будем об этом. Проблемы, сколько бы о них ни говорили, все равно никогда никуда не денутся. Так зачем портить друг другу настроение?

– Не скажи, – возразил мечник, опускаясь в кресло и не сводя с меня странного, силящегося проникнуть в самую суть взгляда. – Иногда разговор вслух, а не внутри с самой собой, помогает понять, что все эти проблемы – ерунда, из-за которой вряд ли стоит крушить Храмовые стены.

Я скривилась, вспомнив, в сколь неприглядном полуистерическом состоянии он застал меня сегодня. Что поделаешь: сколько бы ведьмы ни учились и ни привыкали хоронить в себе эмоции, не выплескивая их потоками ненаправленной силы и добросовестно зарабатывая себе инфаркт, иногда дикое, неподвластное разуму начало одерживало-таки верх, выливаясь в самых невероятных формах. Именно поэтому, не зная, чего можно ожидать от себя самой, и небезосновательно боясь за целостность и сохранность всего и всех вокруг, мы и старались уйти куда-нибудь в безлюдное место и переждать там оголтелую бурю чувств.

– Ты только представь, сколько нервов было бы сбережено в границах хотя бы этого Храма, если бы люди перестали жаловаться друг другу. Не было бы бессмысленного нытья, инфантильного воя и сопливых излияний.

– А чем они тебе так не угодили? Человеку, как правило, становится легче, когда он понимает, что не у него одного в жизни такие проблемы и что никто в принципе не знает, что с ними делать, – усмехнулся Галирад, что-то смешивая в глиняной кружке.

Я неопределенно хмыкнула, по-вемильи любопытно склонив голову набок, и убежденно возразила:

– Напротив, это расхолаживает. Если человек просто знает, что у него проблемы и что надо их решать, он этим и займется, не донимая никого. А если же он узнает, что у всех подобные проблемы и никто ничего не делает, пустив жизнь на самотек, то подумает: «А мне что, собственно, больше всех надо, что ли?» – и опустится во всеобщее болото. Мы же сами себя накручиваем, без конца переливая из пустого в порожнее и не делая никаких при этом выводов!

Мечник серьезно выслушал и, подумав, согласно кивнул:

– Что ж, может, и так. И все-таки – в чем проблема-то?

Я с благодарным кивком взяла протянутую мне кружку и благоговейно втянула носом аромат кофе с коньяком. Осторожно отхлебнула горячий напиток, блаженно потянувшись в мыслях.

– Проблема здесь стоит одна и та же. По-моему, за месяц она новой не стала, разве что заметно приблизилась. Гильдийская проверка, йыр бы ее побрал!

Галирад задумчиво отпил свой кофе, поглядывая на меня снизу вверх.

– Знаешь, по-моему, вся твоя проблема не в Гильдии, тем более что проверка уже завтра, а за эти две недели вы с Хранящими сумели привести Храм в порядок, и никакой комиссии в принципе не прикопаться. Да и директора ты нашла, так что можешь теперь свалить организаторские задачи на него.

– Директор вступает в должность только послезавтра, так что с комиссией я буду разбираться сама, – угрюмо возразила я. – И в чем же тогда, кстати, заключается моя проблема?

– Как раз в том, что здесь ничего не меняется, – серьезно отозвался мечник. – Ведь согласись: Гильдия для тебя не конец света: ты выкрутишься так или иначе, и отлично это знаешь, пусть и на подсознательном уровне. Тебе не нравится то, что в жизни вот уже три с половиной месяца ничего не меняется. Один и тот же Храм, одни и те же люди, одни и те же цели и занятия каждый день. Для Скиталицы, привыкшей нигде не задерживаться подолгу, это тяжело.

Я только согласно вздохнула, безоговорочно признавая его правоту. Странно: порой считаешь людей совершенно далекими, а отношения с ними – чисто официальными. Поздоровались, отработали – разошлись. И гуляй, Вася. А между тем я совершенно влегкую, не задумавшись ни на секунду, перешла с ним на фамильярное «ты» и выяснила, что он совсем неплохо изучил меня и мои привычки за три месяца однообразной, не вызывающей на откровенность, да и вообще на разговоры работы.

– Иньярра, что тебя здесь держит? – мягко спросил Галирад, залпом допивая свой кофе и поднимаясь, чтобы налить еще чашку.

– Ну… Храм!

– В каком смысле? – не понял мечник.

– В прямом. Кто, скажи, кроме меня стал бы заниматься всей этой кутерьмой с Гильдией, заговором стен от случайных заклинаний и прочей ерундой?

– Хорошо, до этого – никто, – согласился Галирад, снова опускаясь в страдальчески скрипнувшее кресло. – Но сейчас-то у тебя появится директор. И это будут уже его, а не твои прямые обязанности. Что еще?

Я допила кофе и поставила кружку рядом, зябко поежилась.

– Еще учеба. Сам же говорил, что меньше чем через две недели мы не закончим. Да и другие наставники…

– В прошлый раз тебя в Храме не удержала даже необходимость вообще набрать студентов и наставников! – усмехнулся мечник. – Что уж тут говорить о каких-то занятиях, весьма сомнительно полезных, кстати сказать. Если уж ты сумела прожить без всех этих знаний, что мы сейчас старательно вдалбливаем тебе в голову, восемьдесят лет, то проживешь и еще триста, не сомневайся!

Я удивленно уставилась на него, не веря собственным ушам. Галирад, самый строгий и требовательный из всех моих наставников, больше всех твердивший, что ничего-то я не умею, сам предлагал мне… сбежать?.. МНЕ?!?

– Ну… предположим, – неуверенно согласилась я. – Но ведь после той моей… эээ… выходки за мной следят не хуже, чем за первым и единственным королевским отпрыском!

Галирад как-то по-особому усмехнулся, забирая у меня опустевшую чашку. Я наконец спохватилась, что сижу в чужой комнате на подоконнике, тогда как это и в моей-то не слишком приветствуется, и подумала было слезть, но решила, что, если его не смущала моя поза предыдущие полчаса, то вряд ли стоит менять диспозицию. Не нравится – пусть сам скажет.

– Ты бы сегодня вместо вечерней тренировки сходила с Фрелем пообщалась. Авось развеешься, у штурвала-то. – Он неожиданно перевел разговор в другое русло и заставил меня невольно вздрогнуть.

– Откуда ты знаешь про Фреля?!

Свое довольно близкое и сильно углубившееся за последние две недели знакомство с пиратом я скрывала. На всякий случай: мало ли что. И осведомленность Галирада была малоприятным сюрпризом.

Мечник на секунду замешкался, а потом неопределенно развел руками:

– Да так, слухами земля полнится. А уж Храм – и подавно…

– Вот йыр, никакой личной жизни! – вполголоса ругнулась я, легко спрыгивая с подоконника. – Ладно, Галирад, большое спасибо за компанию и кофе. Ты мне правда очень помог.

Мечник только рассеянно кивнул в ответ и посоветовал напоследок:

– В море пойдешь – куртку возьми. Замерзнешь и простынешь.

– Разберусь! – запальчиво вздернула я нос, еле-еле справляясь с жутко тяжелой деревянной дверью и мысленно признавая, что его слова не лишены смысла. В прошлую ночь я на корабле так намерзлась, что искренне думала: меньше, чем воспалением легких, отделаться не удастся…

«Чем дальше в лес – тем гуще партизаны». Не знаю, как там партизаны, а вот комары так точно были гуще, злее и наглее. Стоило только смахнуть хладный кровавый (то бишь успевший напиться моей крови) труп со щеки, как еще целая стая вцеплялась с запястье. Порой мне начинало шизофренически казаться, что проклятые насекомые умудряются прокусывать даже плащ, оставляя красные зудящие пятна на руках. Впрочем, не исключено, что так оно и было: у комаров вполне могло хватить подлости залезть под одежду, дабы вволю напиться крови, не опасаясь моих карающих, бестолково размахивающих рук. И на кой я им сдалась? Отравятся же!

Устав отмахиваться от надоедливых тварей, я злобно прошипела себе под нос заклятие – и вокруг распространился нестерпимый аромат лесной чемерицы. Зудящее облако раскололось на отдельные, жалобно вспищавшие легионы и истаяло клоками жужжащего тумана в воздухе. Вопреки всякой логике комары и прочие ночные нарушители порядка питали стойкое отвращение к аромату этой мягкой лесной травки, предпочитая обращаться в спешное бегство при первых признаках ее непосредственного присутствия поблизости.