Текст книги "Созвездие Чаши"
Автор книги: Светлана Дильдина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Вот что сказал Шедар. И прибавил:
– Вас на место Атика прислали. Он ногу сломал, бедро – наверное, сочли, что бегать, как прежде, не сможет уже.
– Подростки, говоришь. Что им, взрослых рыл не хватает? – натянуто улыбнулся Альхели-Сверчок.
– Ты попробуй, потренируйся – не мышцы, что тоже важно, а полосу проходить. Тут аппараты стоят. Впрочем, никто не заставляет… – голос Шедара был настолько бесплотным, что чувствовался подвох.
– Эй, погоди. Ты расскажи толком, – Альхели рассматривал стены и полок. Мягкие… ворсистые, то ли мох, то ли непонятная ткань – стены, конечно, до потолка не дотянешься. С виду не очень приятно, зато наощупь – теплая, и послушная. Альхели сел на лежанку – та чуть прогнулась, позволяя телу максимально удобно устроиться.
– Взрослые не выдерживают. Они сильнее, крепче, да… но Чаша порой выдает такое… у нас более гибкая психика, говорят, – губы зло дернулись. – Ну, ты сам посмотришь. Аппараты подключены к Чаше, только все равно лажа – лишь представление дают, отдаленное.
– А тренироваться – обязательно? Если – не захочу? Заставите?
– Да нет, – Шедар вытянулся на лежанке. – Нет, не переживай. Живи себе, как на курорте.
– То есть, если я тренироваться не буду, мне в Чаше каюк? – уточнил Альхели.
– Кто бы сказал заранее! Она разная, очень разная, порой просто рай настоящий – если идти в одиночку, – Прибавил жестко: – Только если другие увидят, что ты – никто и звать никак, и на всех тебе наплевать, и сам ты в Чаше – только помеха, можешь до следующего захода и не дожить, понял? Не думай, мы тут не самоубийцы. Дышать как-то всем хочется.
Альхели погрыз нижнюю губу. Убедительно звучало, хоть и не утешающее.
– А кто такой Мирах?
– Да то же, что я и ты. Живет здесь больше года уже.
– А ты?
– И я, – голос его потускнел. – Еще Кошка…Тайгета и Гамаль из долгожителей… остальные недавно.
– И Регор?
– Этот месяцев пять… дубина.
– Он вроде жизнью доволен, – заметил Альхели.
– А, и ты углядел? – одобрительно вскинул бровь Шедар, – Доволен… И впрямь дубина. На силу надеется. Думает, еще с полгода, и ворота перед ним распахнут. Он и так уже едва-едва по возрасту тянет.
– А ты?
– И я… – голос как будто выключили. Звук остался, а цвет исчез окончательно. Так же бесцветно Шедар прибавил:
– На всякий случай я тебя на закате отведу к аппарату. Сегодня тебя не тронут – поздно уже, а завтра могут и выпустить. Вряд ли, но бывает такое. Ну, хоть посмотришь…
– Нас тут всех держат, как скот на убой, да? – прямо спросил Сверчок.
– Да нет… Кровь сама по себе не очень-то интересна. А вот когда научишься выпутываться из бреда этой гребаной Чаши… Порой сами смотрим – не оторваться.
– И вам показывают?
– Показывают… не всегда. Никогда не знаешь, видят тебя другие или же нет. Это – запомни. И лучше всегда держи в голове – видят, не надейся на случай.
– И как часто вы так… развлекаетесь?
– Каждую неделю по два раза, – Шедар лег на живот, скрестил руки под подбородком. – Порой бывают внеочередные заходы. Например, новичков выпускают. Потому и хочу, чтобы ты начал пораньше.
Он чуть подумал и продолжил, тщательно подбирая слова:
– Одиночные заходы редки – разве что поступит заказ на кого-то определенного. Ну и новичков поначалу заставляют идти в одиночку… Обычно по двое-трое, нередко бывает и четверо. Если веришь в кого-то могущественного надо всем этим миром, молись, чтобы не попасть в «пятерку». Чаша дуреет тем сильнее, чем больше человек в нее выходят одновременно. Из пятерки никогда не приходили целыми все. И для кого-то этот заход обязательно будет… последним.
Сверчок-Альхели подумал. Потом еще подумал, очень неприятную мысль.
– А калеки бывают? Их отпускают сразу?
– Да.
– Прямо так, на свободу? И тех, кто давно здесь – когда время выйдет? А если кто надоест, захочется новенького?
Шедар не ответил. Сказал:
– А иногда, только это дорого стоит, может поступить заказ на «шестерку». При мне – за год – было один раз…
У Сверчка мороз по коже прошел. И тело как-то сразу одеревенело.
Шедар улыбнулся, грустно и весело одновременно:
– Лечат они хорошо. Поначалу новички от любого синяка чуть не в обморок падают, потом привыкают – перестают бояться травмы. Кто-то горит на этом, если нет головы – отказывает чувство опасности. Но большинство, напротив, начинает понимать, как можно отделаться малой кровью. Тут главное не бояться – понимаешь, мы как-то участвуем в бреде Чаши. Мы что-то подстраиваем под себя… Если ее любить или принимать, как партнера – нормально.
– Любить? Ты сумасшедший.
– Такое тоже не исключено, – улыбнулся, на сей раз совсем светло.
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать с половиной. – Вопрос не понравился Шедару. – Ты любопытный парень. Это хорошо. Подвижный ум, и все такое, как говорят психологи. Только слишком спешить не надо. Ты ведь не экспонаты разглядываешь в музее – да и там не стоит бегать от одного к другому.
Он образован неплохо, подумал Альхели. Порой такие словечки вставляет… экспонаты, внеочередные… А может, тут нахватался, кто их разберет. Вот бугай тот, Регор, точно прост, как полено…
Площадка-квадрат снаружи весьма широкой была, а две стены – изрыты входами, как будто термитник какой – или нет, у термитов все же по всей высоте входы-выходы, а здесь только внизу. Лестница – прутья в виде эдаких ребер, отчего лестница казалась скелетом чудовища, вымершего настолько давно, что кость превратилась в металл.
«Логова», тренажерные, душевая – ну и столовая, разумеется, и еще комнатки непонятного назначения. Дизайнер точно был спятившим, решил Альхели. Особенно столовая позабавила – очень светлая, стены даже бело-голубые, а не синие, и везде изогнутый металл понатыкан – красота, да и только.
– Зоопарк, – высказался Сверчок. – Я такую клетку видел у тараканов… большие такие твари, с кулак величиной, и шипят. Мерзость… вот их показать покрасивей и постарались.
Шедар ответил улыбкой. Хороший парень, похоже…
По тренажерным залам провел – там народ был, немного, правда – занимались, никто их не заставлял. Тренажеры особого впечатления не произвели, разве что одна круглая штука, в которой можно было вниз головой болтаться. А остальное – видел уже, пока сюда отбирали-готовили.
А вот следующая ерундовина оказалась поинтересней. Пустая широченная комната, темная – поначалу решил даже – черная, но нет, тот же приевшийся уже синий. А у стены в самом начале аппаратик стоит, почти в человеческий рост – панель широкая с кнопками, несколько шкал. Сходу не разберешься, понял Сверчок.
– Что это за зверь?
Шедар улыбнулся уголком рта. Указал на середину темного зала:
– Стань там. Стой смирно, если что, глаза закрывай.
– Эй, погоди, – встревожился новичок. – Ты что делать собрался?
– Стань там. – Улыбка Шедара стала шире – и вполне себе дружеской была, хоть и чувствовался в ней подвох. Решив, что трусом прослыть – совсем никуда не годится, подросток храбро дошел до середины и остановился.
– Ну?
– Порядок, – кивнул Шедар, и что-то нажал.
Темный зал взорвался красками и предметами – прямо на Сверчка неслась огромная птица, вроде кондора, черная на фоне оранжево-алого неба – приближалась со скоростью хорошего самолета. Мальчишка вскрикнул, невольно присел, закрывая руками голову.
– Охх… – прошептал он, сообразив, что не птичьи когти впились в плечо, а Шедар осторожно встряхнул его.
– Все хорошо. Примерно с этим тебе и придется столкнуться в Чаше. То есть это самая легкая часть…
– Глюки, да?
– Понятливый ты, – и все же хорошая у Шедара была улыбка. Даже после пережитого позора Альхели не ощутил себя ничтожеством.
– Не глюки. Иллюзии, если уж правильно называть. Их опасаться не следует.
– Ничего себе не следует, – довольно-таки слабым голосом отозвался Сверчок. – А когда летит на тебя такая дура…
Шедар похлопал его по плечу:
– Ладно, про иллюзии ты все понял. Теперь покажи, что умеешь, – кивнул в сторону тренажеров.
Заставил Сверчка выдать все, что тот может – едва не на голове попрыгать и ушами подвигать. Мальчишка считал, что в хорошей форме находится – а едва не сдох. Отдышался, впрочем, довольно скоро.
Шедар снова чуть улыбнулся и серьезно сказал:
– Ничего.
Сверчок подобрался на всякий случай – но сообразил, что насмешки в голосе Шедара нет. А тот пояснил, поняв сомнения новичка:
– Сюда присылают подвижных и крепких. Готовых более-менее сразу выйти на полосу. Обучать, нанимать инструкторов… смысла нет. В Чаше каждый сам ведет себя так, как может и считает нужным. И тренируется самостоятельно. Мы поможем, конечно.
– А если человек растеряется?
– Для этого и существует аппарат, – он указал на штуковину с панелью и кнопками. – И никто не бросит новичка в первом заходе. Это уж полной тварью надо быть. Кроме того, новичков даже в «тройках» сразу не выпускают – это же верная потеря ресурсов.
Подозвал:
– Теперь нажми это – и попробуй пройти.
Сверчок как столбом стоял, так и не двинулся. Подозрительно косился на темный зал – только что видел там… и нет ничего.
Шедар кивнул – давай, мол. Не бойся. Альхели нерешительно тронул блестящую, ярко голубую кнопку – та мягко провалилась под пальцем, пискнула. Впереди засветилось нечто вроде серебристого полога.
– Ну, иди, – Шедар легонько подтолкнул его в спину. – Иди, режим самый простой, ничего не пугайся. Сюрпризов, вроде птицы, сейчас не встретишь – настройки не те. Просто шагай вперед, старайся миновать препятствия, которые будут, и не удивляйся особо.
– И не думал бояться, – отозвался новичок, пытаясь подавить неприятное сосущее чувство внутри. Шагнуть вперед было не легче, чем спрыгнуть с высоты в воду… на «слабо» Сверчок никогда не велся, прыгал только ради себя самого. Пересилить, задавить этого неприятного червяка внутри… но червяк возрождался.
Альхели задержал дыхание и шагнул в мутноватое мерцающее марево.
Много месяцев назад Сверчок просочился за чужими спинами в «комнату ужаса» – была такая в парке аттракционов. Ужасы по большей части оказались смешными, только пятилеток пугать – но кое от чего сердце заколотилось всерьез. Не признался бы никому… А сейчас – как не признаешься? Вышел на ватных ногах.
И, пока шел по темному уже залу, навстречу двигался… не двойник, скорее, наоборот. Тот, с замашками хозяина подворотни; упруго шел, уверенный в себе до нахальства – а новичок едва ли не полз, изо всех сил стараясь марку держать. Не перед этим… перед собой.
– Ну как? – Мирах обращался к одному Шедару, будто новичка и в помине не было.
– Я думаю, он быстро научится, – сказал Шедар, кинув благожелательный взгляд на белобрысого паренька. – Он прошел за пятнадцать минут, и отделался синяком на коленке.
– Сразу – синяк? – поморщился Мирах, и лицо его отобразило некую пренебрежительную снисходительность. – Ну что, поводишь его?
– Не я. Или не сейчас. – Причин Шадар не стал объяснять, и Сверчок видел – двое подростков рядом с ним скрестили взгляды, не враги, но соперники точно. Хотя… Шедар быстро перевел взгляд на что-то вроде пролетевшей мухи, а Мирах примирительно сказал:
– Пусть Табит с ним в паре пройдет.
– Я позову, – Шедар направился по коридору прочь, напоследок еще раз ободряющую улыбку новичку бросив, и Сверчок ощутил сожаление. Будто нашел друга и тут же теряет.
Табит был невысоким, крепким, коричневым – хотя не столь темным, как другой тутошний… Гамаль, кажется. В левом ухе его поблескивала недлинная серебряная серьга – метательный топорик. Не вязалась с его напрочь лишенным экзотики образом. А вот Мираху бы – пошла.
– Погляди, – говорил он под пристальным взглядом Мираха – тот прислонился к стене и разглядывал новичка и его добровольного инструктора, будто лошадь выбирал. – Вот две панели. Одна – самостоятельная работа. Устанавливаешь, даешь отсрочку пару минут – и пошел. Параметры и время выбираешь сам. А вот эта шкала для работы с помощником – в этом случае препятствия тебе подкидывать будет он.
– А чудовища? Вроде птицы?
– Это примитив. Порой Чаша создает таких тварей… глянешь, и наизнанку вывернет. Но здесь аппарат их увидеть не позволяет. Только рельеф имитирует, да показывает несколько шаблонов.
Скупо улыбнулся – непривычно было это движение губам.
– Ну, давай.
Небо медленно переливалось: из зеленого становилось коричневым, из однотонного – полосатым. Это забавным казалось, хотя мешало сосредоточиться: предмет, тень от которого только что направлена была в одну сторону, вдруг оказывался лишенным тени совсем или, напротив, скрывался в полумраке.
Земля под ногами покачивалась, будто шли по ковру, под которым бегало и прыгало множество мелких зверьков. Порой в грунте образовывались ямы, то сухие, то заполненные булькающей золотистой влагой.
– Запомни: если в такую ямку наступишь, схлопочешь ожог. Но они, по счастью, встречаются редко.
Сверчок не стал бы врать, если бы отвечать пришлось на вопрос – страшно ли? Еще бы. Поначалу особенно. Хоть, когда один шел, было куда страшнее. Потом присмотрелся немного – пейзаж меняется медленно, то валуны из земли вылезают, сонные, вялые, то непонятные образования в воздухе зависают – не то пузыри, не то лица. Подлетят почти вплотную, уставятся – неприятные, но безобидные.
Табит наставлял: следи одновременно за тем, куда наступаешь и за тем, что происходит вокруг. На вспышки, смену цветов и всяких чудовищ внимания не обращай. Старайся не терять из виду товарищей – если что, сам будь готовым помочь, но на других не рассчитывай. Будешь надеяться, что кто-то добрый спасет – останется от тебя мокрое место.
– А если и мне опасность грозит, и другому?
– Тогда уж сам выбирай… Но лучше о себе думай. А то никого не вытянешь, и сам накроешься.
Новичок резво перепрыгивал с кочки на кочку, карабкался по невысоким склонам, чувствуя молчаливую поддержку хмурого бронзовокожего паренька. Понимал, что ходят они по кругу – зал для тренировок большой, конечно, а все не настолько. Но чувство направления отказало напрочь.
Сверчок чувствовал себя слепым – настолько яркими были краски, что ощущение реальности ушло совсем, и он боялся шаг в сторону сделать от проводника.
Когда погасло безумное небо, сменившись неярким светом плафона, вновь показалось – лишился зрения.
* * *
А «логово» девчонок было – сказка.
Здесь жили растения. С узкими листьями, похожими на очень длинные и очень гибкие иглы, и листьями широкими, темными, глянцевыми настолько, что их поверхность зеркальной казалась. Настоящий сад, правда, без единого цветка… если не считать пучки мелких, блеклых, больше похожих на пыль, чем на цветочную гроздь.
Риша, как ей объяснили, должна была разделить помещение с Шарой и миленькой белокожей девочкой по имени Майя.
– Да переоденься ты, – жалостливо сказала эта самая Майя. – Так ведь в разорванной не будешь ходить! И все равно придется – это тебе по-первости разрешили.
Риша растерянно открыла сумку, извлекла два комплекта верхней одежды – в запаянных пластиковых пакетах. Одежда… штаны, как у мальчишек, футболка да лифчик – вроде топа, совсем узкого. Красный комплект – и оранжевый.
– Какое оно… яркое, – удрученно сказала новенькая. Испуганно замолчала – еще подумают, вот привереда.
– Ой уж! Там дизайнеры не последние, смотрят, что и кому идет, – потянулась одна, рыжая.
– Да, конечно…
– Ну, ты потребуй иного – у тех, наверху. Ежели настаивать будешь, они позволят, – вступила другая.
– Да я сейчас поищу, – вскочила носатенькая Шара.
Засуетилась, вытаскивая из ящика возле постельного желоба разные тряпки. А девочки были дружелюбны, некоторые даже ласковы, и страх отступал. Только снисходительно поглядывала смуглая широкоскулая красавица Тайгета – к синим штанам зеленый верх, ужас какой, – да посмеивалась рыжая Нашира.
– Кончай в своем барахле рыться, – прозвенел серебряный голос, и в «логово» вплыла Шаула. Протянула Рише одежду, будто паж подносил королеве кубок с вином.
– Держи – тебе лиловое пойдет, и неярко, – сказала Шаула, немного хмурясь в задумчивости – точно ли подойдет?
– А не велико? – осмелилась подать голос новенькая, сравнивая свое сложение с крепкой фигурой Шаулы. Та улыбнулась:
– Завязки подтянуть – дело легкое, а штаны на резинке. Футболка – ну и пусть велика немного. А вот грудь у Шары совсем плоская – тут уж никак…
– В Чаше привыкнешь, что лишние тряпки только мешают. Но при мальчишках лучше раздетыми не бегать, – фыркнула рыжая.
А место для спанья указала Шара – не то кровать, не то желоб, мягко вроде, и, говорят, удобно.
– Послушайте, – робко сказала Риша, – Но как-нибудь письмо передать наружу можно?
– А некому передавать, – печально отозвалась Шара. – Имени ни одного не вспомнишь. Лицо – с трудом, но можно, игрушки там всякие, что в детстве были, я вот собачий ошейник помню… у нас такая псина возле крыльца жила… за пальцы любила хватать…
– Но ведь нас отпустят когда-нибудь?
Тайгета фыркнула:
– Ногами вперед…
Шаула сморщилась, замахнулась на товарку – уйди! Потом лицо ее оживилось, преобразившись из невыразительного до почти хорошенького:
– Еще как можно. Если кто-нибудь тем, наверху, заплатит…
– Я ничего не понимаю, – жалко сказала Риша. – Я совсем ничего не понимаю.
Шаула сгребла ее в охапку, прижала к себе, будто мать. От нее пахло свежестью и чаем с лимоном. А девчонки другие болтали наперебой, стараясь помочь новенькой освоиться – только чересчур уж усердствовали. Голоса их сливались в нечто вроде птичьего щебета или трескотни полевых кузнечиков – приятно, только бессмысленно.
Риша пыталась слушать и улыбаться – да, да, конечно, я все понимаю, воспитанная девочка, а хмуриться и хныкать нехорошо, и тогда людям неприятно будет общаться с тобой; а девчонки сидели рядом, попутно занимались своими делами – одна землю в цветах рыхлила, другая вязала салфетку, кажется – мимоходом бросая ободряющие фразы.
– Места свободного много – если захочешь, потом выберешь себе отдельное «логово». Хотя в одиночку все же не любят у нас. Только Мирах живет один.
– Душ у нас общий – ну, там поворот в разные стороны, мальчишки направо, девчонки налево, дальше сама разберешься.
– А вещи мы сами стираем, так интересней – а вот еду нам спускают сверху. А если там, наверху, сговориться, пришлют что-нибудь эдакое. Мне как-то ананас приносили, размером с голову… правда, я не просила, это в подарок.
Заката здесь не было – небо и днем казалось тускловатым, туманным, а вечером совсем выцвело – и перешло в белесую ночь.
На новом месте Риша заснула мгновенно. И даже смешки девчонок, обсуждающих что-то одним им известное, не мешали.
Ночью ей снился дом. Комнаты, мебель – только лиц не видела. А на подоконнике стояло много-много маленьких чашек, безобидных, в горошек.
Мальчишки вставали рано – еще рассвет не входил в полную силу. Почему бы не встать? Среди дня никто не запретит поваляться на мягкой постели, а чувствуешь себя бодрее с утра. «Совами» были Нунки и Эниф – их не будили.
А остальные облюбовали себе разные тренажеры. Сверчок взобрался на велосипед – красивый такой, как настоящий… всю жизнь о подобном мечтал. Хоть так, на месте покрутить педали. Увлекся – будто и впрямь мчался куда-то.
– Слезай, сумасшедший гонщик, – рассмеялся Шедар. – Пошли, накататься успеешь.
Все, кто тренировался в тренажерном, наперегонки помчались в душ. Шестеро; Сверчок особо не приглядывался, чего там, но все же внимание уже не в первый раз обратил. Мелочь, а неприятно – у всех те или иные шрамы, отметины на теле, порой едва видимые. Вспомнил, что у девчонок примерно такие же замечал – только девчонки-то в майках, там особо не разберешь. А на руках – есть.
– Разглядываешь? – до чего ж у Мираха все-таки голос противный… наглый до одурения. – Хочешь такие же – или боишься?
– Да пошел ты! Чего мне бояться? – не сдержался новичок.
– А, вот и правильно. Вот и лезь на рожон, а мы посмотрим, как ты шею сломаешь…
– Да отстань ты от мальчишки, что привязался! – вмешался Шедар, входя в душевую. Объяснил: – Эти следы оставила Чаша…
– Не самые лучшие украшения, – буркнул Альхели.
– Да, вот и постарайся без них обойтись! – рассмеялся Мирах.
– Ну, перестань! – Шедар одернул приятеля – или уж кто они там, на врагов, вроде не похожи. Сказал новичку: – Будешь себя слишком беречь – недолго протянешь.
– Понял, Снегирь? – ухмыльнулся Регор, слушавший разговор.
– Почему снегирь? – растерялся мальчишка.
– А потому, что волосы белые, – небрежно ответил Саиф. – А вот например этот – Ушастик… – он указал на нескладного подростка именем Хезе. Новичок смерил его внимательным взглядом. Да нет, уши были совсем нормальных размеров и даже не оттопырены.
– Почему? – снова спросил он, вызвав дружный смех.
– А потому что лапша у него там постоянно… и на других вешать пытается! – охотно продолжил объяснения Саиф. Мотнул головой в сторону девчоночьей половины: – А вон Тайгета у нас – Кошка, Шаула – Мама… да ладно, всех выучишь.
– Прозвища – это так, – улыбнулся Шедар, показав жемчужные ровные зубы – как у модели с обложки… – Веселей же. А к имени привыкнешь очень быстро. Они это делают грамотно, впечатывают в подсознание…
Из душа они вышли с Шедаром. Приятно с ним было общаться… только ведь пора и самому давать отпор, всю жизнь за чужой спиной не просидишь.
– Чем вы тут занимаетесь? Кроме физухи? – спросил новичок.
– Ну, можно читать, например. Только не всегда помогает. Порой дохнем со скуки…
– Тут и библиотека есть?
– Слишком серьезное слово… это народ достает иногда. Книги, записи… в целом не одобряется, но пока немного – смотрят сквозь пальцы. Время от времени отбирают. Кстати, не так уж неправы – нечего голову забивать, а то привидится в Чаше… Да и какой с тебя толк, если будешь все время проводить за книгой или клавиатурой?
– И как можно достать? – заинтересовался Альхели.
– Наверху, в гостевых. Ну или у наших – если договоришься. Народ, в общем, не жадный…
Девчонки тоже в душе с утра побывали – чуть позже, старались с мальчишками не пересекаться, хоть одним направо, другим налево.
Странно было Рише смотреть на них. Чужие все… а держатся, как подруги. И с ней… будто сто лет знакомы. Только не расспрашивают о прошлом.
– Ай, коса у тебя какая! – завистливо говорили девчонки, и, с сожалением: – Обрезать будешь? Стоило бы!
– Не хочу, – тихо возражала Риша. – Это как память…
После душа и завтрака – не сразу, конечно, чтоб все снаружи не оказалось – новенькую повели к гордости конструкторов местных – так называемому аппарату, с которым Сверчок познакомился еще вчера.
Нашира, худая, веснушчатая, вещала:
– Фантазия у Чаши бредовая, так что увидеть можешь все, что угодно – хоть собственную прабабушку с хвостом и рогами. Но вообще личные заморочки наши она на свет не вытаскивает, сама стряпает. По-настоящему реальны только разломы, трещины, жгуты всякие… Ну, и так далее. А если увидишь какого-нибудь страхозавра – наплюй, живых монстров Чаша не создает. Только не слишком увлекайся плеванием – за какой-нибудь рожей с рогами вполне может скрываться реальный разлом.
К аппарату девчонку проводила Шаула, или, как ту называли насмешливо, Мама. Некрупная вроде девушка, а тяжеловатая, основательная в каждом взгляде и в каждом жесте. Про таких говорят – справная. Нашира следовала рядом, уснащая колкостями воздух. Но, в общем, это было терпимо, и даже там, за серебряным занавесом было скорее интересно, нежели страшно – и кубики, выскакивающие из неоткуда, и смешные шипящие цветы; и до стены, твердой прохладной стены под руками Риша добралась очень быстро, не сбилась с дороги, и даже споткнулась всего один раз.
Покачиваясь, улыбаясь устало непонятно чему, она направилась к выходу вдоль стены – рукой о стену опиралась время от времени, отходя от напряжения не столько физического, сколько нервного.
Шаулы не было, не было и Наширы.
У аппарата стоял тот, смуглый, именем Мирах. Задумчиво постукивал пальцами по блестящей поверхности панели.
– Ты хорошо держишься. Надо же… быстро прошла.
– Спасибо, – робко улыбнулась она. – А где Шаула?
– Где, где, – отозвался, измеряя ее взглядом и сверху, и снизу, и даже изнутри, кажется. – Объяснил, куда ей идти, чтоб не мешала…
Мирах шагнул ближе, и Риша, все еще улыбаясь, посторонилась – но поняла, что он не собирается следовать в зал, и теперь стояла, растерянная, почти прижимаясь спиной к стене. Мирах сделал еще шаг к девчонке, стал прямо перед ней, так близко, что она боялась пошевельнуться. Он был выше на полголовы, может, больше немного, и в синеватом полумраке выглядел резным изображением божка с островов. Чувствовала дыхание – запах мяты и апельсина, это от тех белых шариков, уже знала Риша, при ней такой под щекой катала Нашира. А Мирах смотрел упорно, и рукой провел по груди Риши, слегка сжал ладонь – девчонка оцепенела, уже понимая, чего он хочет, а в пустом зале даже эхо не отражалось от стен – совсем никого.
Но он убрал руку.
– Будешь спать со мной.
– Нет…
– Дура. Помогу выжить.
– Не могу, – всхлипнула Риша, пытаясь отстраниться, не чувствовать тепло его тела.
– Что, противно? – с усмешкой. – Бедная детка!
Подцепил пальцами ее косу, повертел кончик, отбросил, будто мусор.
– Пошли, страдалица.
– Не… не разговаривай со мной так, – прошептала Риша, чувствуя себя ничтожной, раздавленной. Ну, почему она не умеет давать отпор?
– Так это как? Ну, хочешь, я вообще говорить не буду! – он обхватил ее за шею и талию, целовал, разжимая губами губы, не давая кричать – но Риша и не кричала, слишком напуганная. И даже безропотно пошла следом. И даже разделась сама.
И только потом, пристроившись на краю желоба, пытаясь прикрыться хоть косами – заплетенными, распустить волосы не догадалась – расплакалась навзрыд, отчаянно. И все же – тихо, кулак прижимая ко рту, чтобы рыдания заглушить.
Мирах не разозлился. Сел рядом, сказал примирительно:
– Ну, ты чего строишь из себя? Регор нравится больше? Так он в Чаше ради тебя и пальцем не шевельнет. Здоровый бугай… на силу надеется, идиот. Ну? – потянул к себе. Риша дрожала, боясь вырываться.
– Я же… а если – ребенок?
– Думаешь, доживешь? – отозвался цинично. Потом, успокаивающе, пальцами поглаживая ее шею: – Не бойся. Тут никто не залетит. Они, – кивок вверх и вбок, – Не позволят.
Было больно.
– Ну и сама согласилась, – говорила рыжая Нашира чуть свысока. – И нечего реветь. Сама за ним пошла.
Ее никто не трогал – впрочем, и не только ее.
Половина девчонок держалась весьма независимо. Общими же были Шара, красивая тихая Майя, да Мира, которой явно нравилось подобное времяпровождение. А у Тайгеты был Гамаль, и попробовал бы кто навязаться еще – от парочки получили бы нехилый отпор. И кулак у Тайгеты весил потяжелее, чем у Гамаля.
– Мирах еще ничего, он если для себя выбрал, то тебе же лучше. А не хочешь – пошли его подальше, только сама, не жди, что кто-то добрый вступится. Только сама.
Риша только хлюпала носом.
– Но я не могу возражать, он сильнее намного…
– Да ладно, глазки протри? Отбиваться будешь – отстанут. Ну, может, перепадет пару раз, но всерьез лезть не будут. Там, наверху, насилие не очень-то одобряют. Да и в Чаше отыграться за обиду – раз плюнуть. Мальчишки знают, с кем связываться – себе дороже. А ты рот открыла и киваешь, на все согласная.
В Чаше… Что же, сделать какую-то пакость Мираху – там, внизу, когда подойдет их черед? Риша сглотнула судорожно. Разве она сумеет? Нет, никогда. Пусть лучше… руки его, блуждающие по ее коже, и волосы, падающие ей на лицо, когда он опускает голову низко, и запах мятного апельсина – и горячего чистого тела, тяжесть его. И… И это будет еще… он сказал… будет.
Она заплакала снова.
Скучно бывает, сказал Шедар. Почему бы и нет? Только не тогда, когда заход в Чашу. В эти минуты все прилипают к экрану – и те, для кого зрелище организовано, и те, кто на сей раз на заход не попал. Только устроители попались хитрые: показывают не все. Чтобы, значит, пищу для воображения дать… или для ссор, к примеру.
А если трансляции нет – сиди и смотри на небо, пока не вспыхнет в нем звезда рукотворная. Красная вспышка – смертельный исход, зеленая – кто-то ранен. Белая – все прошли чисто. Только не спеши радоваться – зеленая звездочка только то означает, что на момент окончания очередной серии шоу никто не умер. А там, наверху, кто знает, что будет? Искусны врачи, слов нет. И все-таки не всесильны.
Все это рассказывали новичкам. Риша отмалчивалась, а Сверчок подозревал, что над ними просто смеются – если уж все так страшно, почему подростки тутошние не выглядят ни сломленными, ни испуганными?
Да и вообще – кто их разберет… Например, суеверия разные. Верили во что-то свое некоторые, а остальные только посмеивались.
– Все мы дикари в душе, – сказал на это Шедар. А ему Альхели не верить не мог.
Вот, например, Хезе утверждал, что над Чашей живет большая собака, и будто бы отряхивается порой – там, высоко, мокро ведь, когда звездные ливни идут – и тогда роса выпадает повсюду. Регор на это отвечал, что, по его мнению делает собака… Хезе не обижался.
– Собака-то почему? – спрашивал Сверчок, но Хезе лишь плечами пожимал – видел… Чаша – не от мира сего, почему в ней законы земные должны соблюдаться? А собака – это друг, это помощь. Вот она и смотрит сверху, и помогает порой.
В Чаше никогда не было холодно. Теплый климат субтропиков – и регуляция тепла самой котловиной. Так что мальчишки зачастую даже футболок не надевали – разве что к вечеру, когда свежело и снизу поднимался жидкий туман.
Еду на платформе спускали, раз в сутки – вот жмоты, подумал было Сверчок. После первой такой платформы обратно взял собственные мысли. Раз-то он раз… Пластиковые коробки со всяческой снедью – такого в жизни не видел. И подогретое, и холодное… как раз на сутки хватает, а потом сваливаешь все эти коробки на очередную платформу, новую порцию забираешь. Рай, говоря проще.
Только тарелки мыть самим приходилось – ну, девчонки хоть и ворчали, а мыли сразу за всех.
Так вот о еде.
Пища была дорогой. Не тяжелой, и калорийной. Вода – минеральная, соки… Сверчок долго крутил коробку, пытаясь понять, что за диковинные фрукты на ней изображены. Половины так и не понял.
