Текст книги "Производные счастья (СИ)"

Автор книги: Светлана Чистякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11

– Ты чего не ешь, – спросила Нара, наблюдая как Маша ковыряется в тарелке закапывая в пюре кусочки котлеты, – не вкусно?

– Нет, что ты, Нарусик, очень вкусно, – просто ты положила очень много, а я уже целую тарелку супа съела.

– Ага, видела я твою «целую тарелку». Три ложки и в сторону.

– Ну-у, я просто не хочу. Правда! Ты только не обижайся.

– Так! Маша, что стряслось? – Нара отложила в сторону вилку, – ты с работы пришла сама не своя.

– Ничего. Всё в порядке. Я же говорила. И про Дениса рассказала.

– Маша, не юли. Выкладывай давай. Если бы дело было только в твоём новом знакомом, ты бы сейчас по квартире скакала, потому что судя по всему он тебе понравился, а ты сидишь как в воду опущенная.

– Хорошо. Только, можно я спрошу?

– О чём?

– Ну… м-м-м, Нар, а у вас с дядей Сашей всё нормально?

– В каком смысле?

– Вы не поругались?

– Нет. Всё в порядке. Даже более чем, – Нара немного смутилась, – он сегодня вечером заедет. Ключи забрать… Да что случилось то?

– Не знаю. Понимаешь, я его сегодня видела в детском отделении. Так вот, мне показалось, что он на меня сердится. Он был такой… я даже не знаю… смотрел на меня так… В общем я не смогу наверное толком объяснить…

– Вот глупышка! – перебила Нара, – Маш, ты просто должна понять. Там, в смысле в клинике, никакого «дяди Саши» не существует. Нет и быть не может. Есть такое понятие – субординация. Он ведущий хирург клиники. Профессор. Ты же простая санитарочка. Ты что же думаешь, он кинется обниматься при встрече лишь потому, что дважды попил на нашей кухне чай? Нет, дорогая. Поэтому, я не считаю его поведение чем-то из ряда вон выходящим. Он вёл себя именно так, как и должен себя вести доктор. Никакого панибратства! Иначе это уже будет не клиника а бардак. Так что не парься.

– Нара, я прекрасно всё понимаю. И никогда бы не стала звать его просто по имени. Я же не дурочка какая. Но, это не совсем то. Просто ты не видела, этот его взгляд. Как-будто, он в чём-то меня обвинял. И я никак не могу понять, что случилось. Ведь вчера он был совсем другим.

– Машунь, успокойся, ладно. Ничего страшного не произошло, уверяю тебя. Вот он сегодня придёт и наверняка всё тебе объяснит. Давай, доедай второе. Смотри, что у меня есть, – Нара достала из морозилки торт-мороженое.

– Ух ты!

– Вот именно! Только пока всё не съешь, ничего не получишь. Смотри какая ты худющая! Прямо светишься вся.

– И ничего я не худющая, – Маша несколько успокоилась и отвлеклась на любимое лакомство, – я изящная.

– Лопай давай, изящная ты моя!

…– Уф, всё, не могу больше, – Маша со вздохом отодвинула тарелочку с недоеденным мороженым.

«Антошка, Антошка, пойдём копать картошку», – заверещал лежащий на краю стола Машин телефон, заставив Нару подпрыгнуть от неожиданности.

– Ой, это Денис, – Маня схватила трубку. – Алло! Да. Приветик. – Она выбежала из кухни.

Нара вздохнула и принялась убирать со стола.

Через пять минут она вернулась.

– Ура! Мы с Денькой в кино идём! Представляешь?!

– Угу.

– Правда это боевик. Я больше фэнтези люблю. Но ничего! Раз ему нравится, пусть.

В другой раз сходим на какую-нибудь сказку. Вот только что бы мне надеть? А, ладно в джинсах пойду. Ты же мне одолжишь свою маечку?

Нара выключила воду, вытерла руки полотенцем и обернулась с Маше.

– Так. Первое свидание с юношей это серьёзно. Поэтому абы в чём ты не пойдёшь!

– Но у меня нет ничего нарядного.

– Зато у меня до фига и больше. Есть у меня одна вещичка. Тебе точно подойдёт.

Нара прошла в комнату и открыв шкаф стала перебирать вешалки:

– Давно собиралась его проинспектировать, да всё руки не доходили. Блин, да где же он? О, нашла! – Нара вытащила на свет божий очень симпатичный лазоревый сарафанчик на тонюсеньких лямочках, отделанный по лифу и подолу настоящим вологодским кружевом, – представляешь, купила его из чистой вредности. Он мне изначально маловат был, но я надеялась похудеть, – она вздохнула, – не судьба. Да и длинноват он мне. А вот тебе, в самый раз будет. Ты повыше меня. Примерь.

– Ух ты! Какой классный! – Маша взяла в руки почти невесомую шёлковую вещичку, – у меня ещё никогда такой красотищи не было. Нарусик! Я тебя обожаю!

– Я тебя тоже. Переодевайся быстрей.

Через десять минут разглядывая крутящуюся перед зеркалом Машу, она с грустью и лёгкой завистью думала о том, что у девочки всё только начинается и дай Бог ей счастья, а вот у неё самой впереди полная неизвестность. Ну в самом деле – кто она для Северинцева? Просто женщина, которую он захотел. И как не прискорбно это было сознавать, но никакого светлого будущего рядом с ним, Нара для себя не видела. Он будет с ней, пока ему этого хочется. А дальше? А что дальше? Главное не пропустить момент и самой поставит точку, чтобы потом не чувствовать себя мадам Брошкиной. Хотя… А вдруг?

Нара потрясла головой, отгоняя глупые мысли, решив последовать мудрому совету Скарлетт и снова занялась Машей.

– Вот! Теперь то что надо! – Нара отошла на несколько шагов, любуясь преобразившейся Маней. – Просто блеск! Красавица!

– Правда?

– Хм. Деня твой в осадок выпадет. Отвечаю.

Через полчаса Нара стояла у окна, с любопытством разглядывала двор. Наконец, из подъезда появилась Маша.

– Ой какой рыжик! – восхитилась Нара, наблюдая как из припаркованной напротив иномарки выбирается высокий одетый в эксклюзивные шмотки парнишка с букетом садовых ромашек, – а упакован то как! Ну Манюня даёт!

Джип Северинцева въехал во двор в тот момент, когда Денис подводил Машу к пассажирской двери своего авто.

Нара замерла у окошка, лихорадочно вспоминая, куда она положила ключи от его квартиры. Однако покидать салон, он почему-то не торопился. Лишь когда машина Дениса выехала со двора, Северинцев вышел.

– Ну и что это за хлыщ? – с порога спросил он, едва Нара успела открыть дверь, – и почему ты отпустила с ним Марью?

– Что значит «почему отпустила»? – Нара даже немного опешила от такого наезда, – Денис пригласил Машу в кино. И по-моему, он вполне порядочный молодой человек.

– Серьёзно? И давно она с ним знакома?

– Послушай, тебе не кажется, что ты лезешь не в своё дело? – возмутилась Нара, – Маша хорошая и порядочная девочка!

– Нет, моя радость, не кажется! Она дочка моего покойного друга и я несу за неё определённую ответственность. К тому же у неё дурная наследственность.

– Да что ты говоришь! Это ты сейчас о своём друге, полагаю?

– Нет. Я о её матери.

– Однако, переспать с ней ты в своё время ничуть не побрезговал.

– С чего ты взяла?

– Догадалась! Ты был очень красноречивым, рассказывая Маше о её маме.

– Это к делу не относится. Просто я беспокоюсь за Маню.

– Надо же! Почти семнадцать лет ты её даже не видел, и вдруг не прошло и недели, как ты к ней прямо душой прикипел, – съязвила Нара, которой этот разговор не нравился всё больше и больше, – не надо мне вешать лапшу на уши. Может скажешь, что тебя так задело?

– Ничего. Ты права. Я лезу не в своё дело. Прости. Иди лучше ко мне, я ужасно соскучился – Северинцев вдруг резко сменил тему, заключая Нару в объятия. – Ну не дуйся, Нар.

– Да не дуюсь я! – она безуспешно попыталась вывернуться из объятий, – я просто не понимаю что происходит? Зачем ты снова здесь? Ты ведь волк-одиночка или как тебя там девчонки зовут «ледяной король»? Что тебе от меня надо?

– Ну не такой уж я и ледяной, как ты наверное успела заметить. И не злись, это не твое. Все очень просто – тебе со мной… кайфово. – Он отпустил её. – Но ты не уверена, что и мне с тобой так же. И еще – сомневаешься, что это правильно. – Саня пожал плечами, подразумевая, что это все обычное дело.

– Я не сомневаюсь! Я знаю, что неправильно. – Нара исподлобья внимательно смотрела на него, мельком подумав, что словечко «кайфово», откуда-то из её детства.

– Не ворчи. Может, хватит на сегодня метаний? Знаешь, что я скажу…Пускай всё идёт своим чередом. А то что ты себе напридумывала – неправда, – он чмокнул её в нос. – Нар, ты сильно не думай. Морщины появятся раньше времени. И вообще, давай займёмся чем-нибудь более приятным… – он снова подошел вплотную, остановился, скрестив руки на груди, с вызовом уставившись в её глаза. Затем легко поднял на руки и шагнул в комнату.

– Я… мне… в душ…

– Ага. Чистое тело, чистые помыслы… Или хочешь в душе? – хрипло зашептал он ей в ухо, – как ты сегодня хочешь? В ванной? На полу? На столе? – и вопреки предложенному выбору опустил на кровать.

«И почему я такая дура? – запоздало подумала Нара. – И хрен с ним, ну и пусть дура». Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы он остался и, поэтому она не собиралась спорить и ломаться. Сопротивляться его нежному натиску, Нара была совершенно не способна. Пусть делает все, что захочет…

… Ей понадобилось несколько минут чтобы вынырнуть из головокружительного беспамятства и выровнять дыхание.

Северинцев лежал обернувшись вокруг неё как большой змей и казался безмерно довольным. Нара кое-как выпуталась из-под него и приподнялась на локтях обозревая устроенный ими бардак из разбросанных по полу вещей.

«Слава богу и Денису, увезшему Машу в кино, – подумала она.»

– Поужинать не хочешь? – Нара хотела погладить его по щеке, но он перехватил руку и зарылся носом ей в ладошку:

– М-м-м, такая вкусная, моя сладкая, – мурлыкнул он, целуя в центр ладони.

– Но не съедобная, – улыбнулась она, вырываясь, – так что там насчёт ужина?

– А жаль, что не съедобная, – он плотоядно облизнулся, – я бы тобой полакомился.

– Иди ты, гурман!

– Буду.

– Что?

– Ужинать.

– Тогда я быстро в душ и на кухню. И ты тоже вставай, хватит валяться. Маня может в любой момент прийти.

– Угу. Не выдумывай. К утру бы вернулась Маня твоя.

– Северинцев! Ты опять за своё?! Я ведь и обидеться могу.

– Да пошутил я. Не злись.

– Шутник, блин. Дурацкие у тебя шутки. Живо вставай! Чтобы через полчаса был в кухне.

– Угу, – Саня ухмыльнулся и демонстративно поудобнее подмял подушку.

Когда Нара, через полчаса вошла в комнату, Северинцев спал как младенец, уткнувшись носом в уголок подушки и сбросив на пол одеяло.

– Сань, – позвала она и тихонько потрясла за плечо, – Саша, хорош дрыхнуть, ужин стынет.

– Угу… Тош… накинь ещё пару шовчиков…

– Бедолага! – Нара тяжело вздохнула, – даже во сне операции снятся, – ну что мне с тобой делать? Спи уже, трудоголик несчастный, – она укрыла его и на цыпочках вышла из комнаты, прикрыв двери.

Северинцев появился на кухне только через два часа, когда Нара затаив дыхание увлечённо следила за стремительно разворачивающимися на экране событиями.

– Ну и что это за ужасы мы так вдохновенно смотрим? – его голос заставил Нару подпрыгнуть на полметра. Картинка на экране была пугающей, а вкрадчивый шёпот напоминал ехидный голос Трикстера.

– Фу, напугал! Разве можно так вот подкрадываться?

– Разве можно смотреть такую хрень? – ухмыльнулся он, застёгивая рубашку. – Хотя, вот та девчонка на экране очень даже ничего.

– Это не хрень, а мой любимый сериал. И это демоница, а не девушка.

– Ох, Нара, – Северинцев покачал головой, – прямо детский сад штаны на лямках. По– моему кто-то обещал ужин.

– А по-моему кто-то нагло его проспал. Ладно, садись, я сейчас разогрею, – она поставила ноут на паузу.

Северинцев действительно проголодался, потому что с аппетитом умял немалую порцию, да ещё и добавки попросил.

– Ну и где твоя драгоценная Машуня, – спросил он допивая сливовый компот, – м-м-м, вкуснятина! А ты хорошая хозяйка.

– Спасибо на добром слове. Она скоро придёт, я в этом уверена. Время ещё детское. И не надо вот этих намёков твоих.

– Да какие ещё намёки, господь с тобой! Просто ей завтра на работу.

– Решил поиграть в заботливого папашку? Не стоит. Тебе это не идёт.

– Ты меня ещё слишком мало знаешь, чтобы судить о том, что мне идёт, а что нет. Ладно, поеду я пожалуй, а то мы сейчас поругаемся. А мне это не нужно. У меня к тебе просьба небольшая будет. – Он достал из кармана бумажник и вытащил оттуда несколько купюр, – я некоторым образом виновен в том, что у Маши испортились джинсы. А гардеробчик то у неё и так не ахти. Съезди с ней в какой-нибудь джинсовый бутик, купи ей штаны нормальные. Ну какие ей больше понравятся. И ещё что-нибудь.

– Северинцев, ты серьёзно?

– Более чем. А что? Могу я сделать девочке подарок.

– Вообще-то да, но…

– Что опять про папашку что-нибудь ляпнуть собралась? Лучше не надо.

– Да нет, просто…

– Всё, солнышко, закрыли тему. Это не обсуждается.

– Ну хорошо. Погоди, я сейчас ключи от твоей квартиры принесу. И забери уже ты наконец портфель свой! Он уже по тебе соскучился. И да, забыла, сколько я тебе за машину должна?

– Не тараторь. Давай по порядку: кейс заберу, ключи оставь себе – это запасные, хочу, чтобы они у тебя были. И самое главное – я не позволю своей женщине платить за ремонт машины. Я достаточно обеспечен, чтобы уладить этот вопрос сам. К тому же мастер мой друг, мы уж как-нибудь с ним разберёмся.

– Вот смотрю я на тебя, Северинцев и думаю, ну откуда в тебе столько пафоса? Ведь ты прекрасно можешь быть нормальным мужиком…

– Не будем обсуждать сейчас мою нескромную персону. Я такой какой есть и вряд ли когда-нибудь изменюсь. Знаешь…, когда я был маленьким, моим любимым персонажем был Кай из «Снежной королевы». И я хотя мне уже почти под сорокет, я не теряю надежды, что где-то живёт та самая Герда. А вдруг это ты и есть? Ведь не зря же мне с тобой так тепло. Ну всё, я ушёл. У меня завтра дежурство. Когда освобожусь, не знаю. Так что созвонимся. – Он чмокнул её в щёку и направился на выход.

– Кстати, забываю спросить, откуда у тебя мой номер, – Нара зашла в прихожую следом за ним и прислонилась к стене, держа в руках его кейс, – или это секрет?

– Да какой там секрет! Лиза дала. Как ты думаешь, может отказать ваша старшая ведущему хирургу в такой малости как телефон её подчинённой?

– Да уж.

– Давай, пока, солнышко. Не скучай тут без меня. И за Машкой присматривай.

– Угу.

Нара закрыла за ним дверь и подошла к зеркалу:

– Мда, Нара Андреевна, – сказала она самой себе, – похоже вы не по себе сук срубили. Любовник он конечно супер, но меня уже скоро тошнить начнёт от его апломба.

* * *

Остаток недели у Северинцева судя по всему выдался очень насыщенным. Ибо по словам Маши, его машину к больничной стоянке будто гвоздями прибили и он не вылезал из клиники по меньшей мере двое суток. Звонить сама Нара ему не собиралась, ещё чего не хватало, поэтому просто ждала. В пятницу, её благополучно выписали на работу и тем же вечером они с Машей устроили шопинг. Счастливая до невозможности Манюня, узнав про северинцевский подарок, простила ему все его грехи скопом и больше на него не обижалась.

Позвонил он только в субботу ближе к обеду, тусклым от усталости голосом сообщив, что способен разве только ей сказку на ночь рассказать, и что на большее вряд ли отважится, после таких сумасшедших деньков. Нара отпустила в ответ несколько не обидных колкостей, пожелав ему хорошенько отдохнуть и выспаться. На что Северинцев ответил, что поедет восстанавливаться в деревню к Володьке, пообещав, как – нибудь и её взять с собой.

В понедельник в клинике только и разговоров было о новом волшебном аппарате, который удалось достать Северинцеву. Увидеться им удалось мельком в коридоре. Ни следа улыбки, ни тени теплого взгляда, создавалось впечатление, что они вообще не знакомы. Едва кивнув в ответ на её «здравствуйте», он прошествовал мимо задрав подбородок и Нара, в который раз поразилась способности профессора мастерски перевоплощаться в холодного ублюдка.

Разглядывая завтрашний план, Нара обнаружила, что завтра они оперируют ребёнка. Ту саму Еву, отец которой и достал пресловутый селл-сейвер.

Глава 12

Смирившаяся с неизбежной операцией Ева оказалась тихой и улыбчивой девочкой и Маша быстро нашла с ней общий язык. Она использовала каждую свободную минутку, чтобы навестить свою маленькую подружку и каждый раз, стоило ей только появиться в палате, лицо Евы освещалось такой радостью, что Маша даже немножечко смущалась.

Телевизор, что висел в каждой палате над детскими койками вынесли по настоятельному требованию матери Евы и перед её кроватью был лишь пустой кронштейн. Как объяснила Маше сама Ева – смотреть телевизор Свидетелям Иеговы запрещалось. Зато на прикроватной тумбочке лежала Библия, но Маша ни разу не видела, чтобы девочка её открыла.

Игрушек или кукол у Евы не было – мирские соблазны не одобрялись Свидетелями.

Но Маша не унывала. Вместо игрушек, мультиков и детских книжек, которые тоже были под запретом, она быстро нашла ей занятие, притащив целую кучу карандашей, фломастеров и два больших альбома и Ева с увлечением рисовала. Причём по Машиному мнению, очень неплохо для своего возраста и если бы не мамаша, которую Маня уже заочно возненавидела всей душой за такое издевательство над ребёнком, из Евы в будущем могла бы вырасти неплохая художница. В том, что она будет жить, Маша ни капельки не сомневалась.

Она даже в выходные нашла время, чтобы навестить и ободрить девчушку, которая с каждым днём становилась всё более грустной и Маша понимала – она просто боится.

Когда во вторник утром, Маша зашла к ней, чтобы пожелать ей удачи и хоть как-то приободрить, Ева сидела в своей излюбленной позе на кровати, на коленях у неё лежала закрытая Библия. Она казалось такой маленькой и потерянной, что у Маши сжалось сердце.

Она подсела к ней и погладила по аккуратно причёсанной голове, а затем наклонившись к самому ушку шепнула:

– Ну что ты, Евочка, всё будет хорошо. Вот увидишь! Профессор знаешь какой! Самый лучший в мире доктор! Он всё сделает для того, чтобы ты поправилась! Ты мне веришь?

– Верю, – Ева слабо кивнула и прижалась к ней, – только мне всё равно страшно.

– Я всё понимаю, маленькая моя. Хочешь я буду за тебя молиться? Ты уснёшь и будешь видеть прекрасный сон, пока доктор будет лечить твоё сердечко. А потом ты откроешь глазки, и вот она я! Буду сидеть у твоей кроватки. Тебя ведь потом ко мне в отделение привезут.

Ева слабо улыбнулась:

– Ты наверное ни одной даже самой малюсенькой молитвы не знаешь.

– Почему это? Вот «Отче наш», например, и еще я сама сочинила одну. Повторяю, её на сон грядущий. Только это секрет. Ты ведь не выдашь меня?

– Нет конечно. Ты ведь моя подруга.

В это время дверь открылась и в палату вошла медсестра, везя перед собой каталку:

– Ева, детка, тебе пора. Давай, зайка, на каталочку потихоньку перебирайся.

– Сейчас. Маша, – Ева быстро вытащила из Библии свёрнутый вчетверо альбомный листочек, – это тебе. Только обещай мне, что прочитаешь его, когда меня увезут.

– Хорошо. Ты держись там, малышка! Я буду очень– преочень ждать тебя.

Еву уложили на каталку, и когда вывозили, Маша украдкой её перекрестила, прошептав под нос:

– Только вернись обратно! Пожалуйста!

Хлопнула дверь лифта, увозя Еву в операционную и Маша трясущимися от волнения руками развернула листочек:

– О нет! Господи, ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Пусть этого никогда не случиться!

Вместо того, чтобы идти в свое отделение, Маша бездумно брела по переходу почти не разбирая дороги, захлёбываясь от слёз, пока не налетела на кого-то.

– Ой, простите!

Она подняла голову и попыталась сфокусировать взгляд. Кем-то оказался профессор Северинцев.

– Это что ещё за слезокап такой, – спросил он, приподняв её за подбородок, – по какому случаю ты решила устроить внеплановый потоп?

– Ева… – всхлипнула Маша и заревела уже в голос.

– Антон, ты иди, я задержусь на минутку, – сказал он своему спутнику, – мне тут нужно с барышней потолковать.

Доктор утвердительно кивнул и продолжил путь, а Северинцев почти насильно оттащил Машу к окну и повторил вопрос.

Вместо ответа, она протянула ему листочек. Он развернул бумагу и вчитался в строчки: «Завищание. Я, Ева Грабишевская завищаю все имущество, которым владею лучшей подруге Маше Крыловой. Имущество: 1) Все мои рисунки, 2) Библия. После моей смерти Маша может забрать всё себе навсегда. Ева.»

Он помолчал пару минут, а потом взял её за плечи и легонько встряхнул:

– Маша, успокойся! Всё будет хорошо! Это Я тебе обещаю, а я никогда не бросаю слова на ветер. Верь мне!

– Ладно, – вяло согласилась Маша, но плакать перестала.

– У тебя телефон с собой?

– Угу.

– Дай его мне.

Маша протянула ему свой старенький, обмотанный скотчем телефон.

– Мда. Раритет! – проворчал Северинцев, забивая в память свой номер. Потом протянул «старичка» Маше:

– Звони.

Маша нажала на кнопку с лёгкой завистью глядя на ай-фон последней модели, который он выудил из нагрудного кармана форменной куртки.

– Ты будешь первой, кому я позвоню. Обещаю. Только ради Бога, прекрати рыдать. Не выношу женских слёз!

Маша шмыгнула носом и впервые улыбнулась, Северинцев вернул ей улыбку и стремительно пошёл по переходу в сторону лифтов.

* * *

– Ох, Витя, видел бы ты эту мать, – сокрушённо покачал головой Лисовицкий протягивая руку за очередным зажимом. Нара вложила ему в ладонь инструмент. – Гарпии… или как такие тётки называются? Мегеры, Фурии, Эриннии…

Северинцев шагнул в операционную, вслушиваясь в разговор.

– Суки они называются, – проворчал Логинов. – Безграмотные.

– И не говори, Витёк, – вставил Северинцев, впервые соглашаясь с анестезиологом.

– Всё готово, Александр Николаевич, – Сашенька заботливо поправила ему оптику и Северинцев подошел к столу.

– Блин, Лис, не знаю, на что ты рассчитываешь, – сказал он, разглядывая что-то внутри разведенных расширителем краев раны. – Мой метод экономит восемь минут двадцать секунд.

– При пережатии аорты это чертова уйма времени, – возразил Лисовицкий.

– Вот скажи мне, что я тебе плохого сделал? Ну почему ты мне вечно всякую дрянь подсовываешь, а?

– Хватит выделываться, Север. Ты же бог аневризм!

– Ну да. Как веретеновидная аневризма там, куда не долезешь, так сразу Север. А как что попроще, в нисходящей части аорты… так сам справлюсь.

– Согласен. Можешь потом попинать меня за это.

– Обязательно!

– Какая прелесть, – кудахтал над аппаратом перфузиолог. – Север, я твой должник по гроб жизни! И как ты только умудрился Грабишевского на селл-сейвер раскрутить?

– Это да, – вставил Лисовицкий, – если бы не он, Еву ожидала бы операция с кровезаменителями и возможный анафилактический шок.

– Вот и учитесь, пока я жив. Артурчик, конечно, та ещё сволочь, но дочку любит. – буркнул Северинцев. – Тош, не зажимай тут, давай кисетный шовчик.

– А теперь все заткнулись, – непререкаемым голосом сказал Северинцев. – Вить, ты готов?

– О да…

– Тогда поехали.

В операционной стало тихо.

…Операция шла четвёртый час и уже подходила к завершению. Всё было нормально, Северинцев по – прежнему оставался спокойным и собранным, молча колдуя над детским сердечком. Лишь однажды, вкладывая ему в руку заряженный нитью иглодержатель, Нара почувствовала, как она дрогнула…

… – Нагреваем… Стоп! Крупноволновая фибрилляция!

– Давление падает! – заволновался Логинов, – частота сердечных сокращений тридцать… двадцать восемь… двадцать два… – Женя, твою мать!

– Пускаю вазопрессоры… Увеличиваю…

– Падает, бл…, снова падает!

В тишине тревожно попискивали мониторы.

– Пульса нет, – сообщил анестезиолог, выглянув из-за экрана. Его лицо было серым. – Тонов нет.

– Дефибриллятор! – резко приказал Северинцев. – Десять джоулей. Быстрее!

Подкатили тележку.

– Многовато будет, – попытался возразить Антон. – Она весит тридцать…

– Десять джоулей! – рявкнул тот.

Заряжающийся дефибриллятор издал воющий звук.

– Все назад… Руки убрать! Разряд!

Тело под простынями судорожно дернулось.

Нару затрясло: она увидела, как Северинцев на мгновение приложил маленькие электроды к открытому трепещущему сердцу.

Все вновь сомкнулись над столом.

– Полный п…..ц, бл…!

– Адреналин! Еще! Готовьте кордарон.

– Ни хрена! Витя, что там с интубацией?

– Оксигенация адекватная.

– Пятнадцать джоулей. Руки от поля! Разряд!

Глухой стук тела об стол.

– Ничего.

– Кордарон внутривенно!.. От стола! Двадцать джоулей… Разряд!

Снова лишь стук вздрогнувшего тела.

– Да! Да, бля, есть ритм!

– Давай-давай-давай, да, да… Да! Давай, девочка моя, держись! Умничка, Ева. Другое дело.

– Фух. Слава тебе Господи! Есть синусовый ритм.

– Ушиваем поле?

– Ждем.

– Асистолию? Только не это!

– Пятьдесят джоулей тебе на язык, Лис!

– Триста шестьдесят в голову Свидетелям Иеговы.

– Это без меня. Чтоб я еще раз взялся… Эй, инфузию кордарона наладьте там!

– Думаю, можно ушивать.

Северинцев снял очки и оглядел присутствующих:

– Ну что, дамы и господа! Север сказал – Север сделал.

Нара улыбалась под маской, смаргивая счастливые слёзы.

– Слава Богу!

– Слава селл-сейверу и дефибриллятору, – поправил Северинцев. – Всем остальным спасибо.

Он стремительно вышел и едва сняв халат, полез за телефоном.

– Маша, – сказал он в трубку, услышав робкое «алё». – Можешь выбросить в мусорку завещание. Оно всё равно потеряло своё силу.

В ответ раздался такой восторженный визг, что ему пришлось отнести телефон подальше от уха чтобы не оглохнуть.

– Эх, Манюня. Дурёха ты моя мелкая! – смеясь сказал он, – жди! Вернётся скоро подружка твоя.

* * *

Северинцев добрался до своего кабинета и рухнул на диван. Шею и спину ломило от многочасового напряжения, ноги отваливались, а ещё он злился на себя. На то, что едва не потерял контроль над ситуацией, притащив с собой то, что просто обязан был оставить за стенами операционной. И теперь на все лады мысленно материл себя за минутную слабость. Когда ему всё же удалось предотвратить трагедию и вытащить Еву, он уже принял решение. Возможно оно было не самым справедливым, зато позволяло радикально решить проблему и он был полон решимости пойти к своему старому учителю и всё ему объяснить. И оставалось только надеяться, что Семёныч его поймёт. Вот только немножечко отдохнёт и обязательно сходит. Обязательно!

Он потёр шею, разминая затёкшие мышцы, нашёл пульт, включил телевизор и попал на «Россию-спорт».

Там корреспондентка брала интервью у его земляка хоккеиста Станислава Косогорова, чей автограф до сих пор висел на почетном месте в его маленькой комнатке в квартире родителей.

Рядом с Косогоровым сидела его супруга Виктория. Знаменитый хоккеист с такой любовью и нежностью говорил о своей семье, что Саня невольно заслушался. И понял, что для этого человека самое главное в жизни не его спортивная карьера, кубки Стэнли, олимпийское золото, а эта хрупая красавица-блондинка и его уже взрослый сын. Слушая откровения знаменитости, Северинцев понимал, что тот прав. Что карьера конечно дело хорошее, но как же это наверное здорово, когда дома тебя ждут не пустые стены, а любящая женщина и твой ребёнок.

Ребёнок… Маша… Он ещё не знал результаты теста, но почему-то именно сегодня, после общения с ней, понял – Маша его дочь. Это было как откровение, пришедшее откуда-то свыше. И пусть женщина подарившая ему это чудо была не самой лучшей на свете, но в глубине души он был ей благодарен.

… – Эй, Сань, ты там живой? – в двери просунулась довольная физиономия Володьки, выводя его из размышлений, – говорят ты сегодня невозможное совершил. Да Грабишевский тебе теперь памятник при жизни поставит.

– Да уж. Если бы он знал все детали, Вова, он бы меня по грудь в землю закопал и краской бронзовой покрасил. Живого. Я чуть не потерял ребёнка!

– Но ведь не потерял же. Так что можно праздновать победу.

– Посмотрим. После операции прошло ещё слишком мало времени. Так что я пока погожу бить в барабаны.

– Тьфу, тьфу, тьфу, – Волков с чувством поплевал через левое плечо, – у тебя золотые руки, Сань. Я даже не сомневаюсь, что малышка теперь будет жить.

– Дай-то Бог. Ну хватит уже юлить. Говори.

– Я лучше покажу. Вот держи, – Володя протянул ему бумагу, – что скажешь?

– Мда. А ты знаешь, Вов, я ещё до твоего прихода знал, что тест положительный.

– Серьёзно? У тебя прорезались способности к телепатии?

– Нет. Открылись глаза.

– Ну… я даже не знаю, что сказать. Честно говоря, я думал, ты отреагируешь иначе. Начнешь опять возмущаться и всё такое.

– С утра я тоже так думал. Пока не встретил её рыдающую в переходе. И почему– то именно там, понял, что это правда!

– И что ты теперь собираешься делать? Скажешь Маше?

– Не знаю. Наверное, нет.

– Но почему?

– По многим причинам.

– Север, ты что – идиот? Какие ещё к херам причины? У тебя появилась дочка! Красавица! Умничка! А ты придумываешь какие-то причины. Совсем сдурел да?!

– Вова, пойми меня. Я пока не готов к таким переменам в своей жизни. Ребёнок – это большая ответственность…

– Да чёрт бы тебя побрал! Машка тебе что – грудным младенцем досталась? Да, это ответственность, но ведь и ты не неопытный вьюноша. Ты вполне справишься с отцовскими обязанностями. К тому же не тебе говорить об ответственности. Ты каждый божий день держишь в руках не по одной человеческой жизни.

– Вова!

– Что «Вова»? Северинцев, вот признайся мне как на духу. Ты просто боишься!

– Да! Да я боюсь. Боюсь её возможной реакции. И потом, Ирка конечно та ещё штучка была, царствие ей небесное, но мне почему-то кажется, что сказать Маше о том, что я её отец, будет не самой лучшей благодарностью женщине.

– Б…ь, Северинцев, ну ты и дурак! – с чувством выплюнул Вовка, – Просто фантастический дурак! Тебе не кажется, что ты поздновато начал заниматься самокопанием? Ты хоть понимаешь, о чём говоришь? Ирке уже давно без разницы, что о ней дочка подумает, им там – он ткнул пальцем в потолок, – вообще ничего не надо. А Бог давно простил её грешную душу. Тебе о Маше думать надо! У тебя дочь сирота при живом отце, а ты тут ломаешься как дешёвая печенюшка.

– Да при чём тут это, Вова! Я же не отказываюсь. Буду помогать ей, чем смогу, но признаться ей я пока не готов. Извини. Не сейчас.

– Ладно, Север. Дело твоё. Знаю, что давить на тебя бесполезно. Видимо тебе действительно нужно время, чтобы принять всё это. Уже то, что ты не выпендривался и не пытался отрицать очевидное – огромный прогресс. Так что я пока подожду в сторонке и понаблюдаю, как тебе удасться выпутаться из сложившейся ситуации, не выдавая себя.

– Ты забыл, Вова, для всех я мерзкая холодная скотина без сердца и жалости. Так что я буду играть свою роль до конца.

– Да уж. Мне иногда кажется, что эта маска к тебе намертво приклеилась.

– Ладно. Если у тебя всё, мне пора идти. У меня очередная операция скоро. Надо ещё к Семёнычу заглянуть. Решить кое-что.

Волков встал с кресла и шагнул к двери.

– Погоди. Я с тобой. Нам до лифтов по дороге. И не злись на меня, Вов, хорошо?

– Злюсь, это слабо сказано! Иногда у меня просто руки чешутся хорошенько приложить тебя бестолковкой о стенку. Чтобы мозги на место встали.

– Хм. Отдача не замучает?

– Только это меня и останавливает. Давай, пока, папаша. Привыкай к новому званию.