Текст книги "Производные счастья (СИ)"
Автор книги: Светлана Чистякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Потом был ещё вызов. В благополучную на первый взгляд семью, где горе-мамаша, так приложила о стену семилетнего сынишку, за то что он мешал ей трындеть с подружкой по скайпу, что тот упал замертво и больше не поднялся. Век высоких технологий, чтоб его! Потом пьяная драка со смертельным исходом. Потом погоня по улицам города, за угонщиками, которых они пасли давно и плотно. Ими оказались двое несовершеннолетних раздолбаев, которые развлекались тем, что убивали водил дорогих иномарок и угоняли тачки. Ладно бы маргиналы какие или нарики, готовые за дозу мать родную порешить. Вполне себе обеспеченные вьюноши, из приличных семей. Какого хрена этим малолетним сволочатам не хватало в жизни – Хохлов так и не смог понять. И так всю ночь.
Они с Деней принесли ноги в отдел уже в пятом часу утра. Одинцов рухнул на стул и моментально вырубился. Хохлов тоже надвинул на глаза кепку, в надежде вздремнуть хотя бы полчаса. Не получилось. Снова выезд и снова труп. На этот раз молоденькой девушки. Трясущийся дворник-таджик на ломанном русском пытался объяснить, что нашёл её «тама кустик, мой писать ходил».
У трупа уже суетился эксперт-криминалист. Положение тела – сложенные на груди руки, никаких видимых следов насилия и умиротворённое лицо, навевали какие-то смутные мысли о том, что Влад где-то уже такое видел. Но бессонная ночь, сказывалась на его мыслительном процессе.
– Влад, – Одинцов дёрнул его за рукав, отвлекая от копания в собственной памяти.
– Отстань, ты мне мешаешь, – отмахнулся он.
– Да послушай же!
– Ну что ещё?!
– Девчонку в парке кардиоцентра помнишь?
– Точно! – Влад хлопнул себя по лбу, – старею, брат мой Денька. Документы какие-нибудь имеются?
– Вот, – криминалист протянул ему стильную сумочку, найденную рядом с трупом. – Что характерно ничего не пропало, кроме кошелька. Но это наш таджик постарался, уверен.
– Вась, тебе не кажется, что у неё причесон какой-то странный? – Влад порылся в сумке и извлёк из неё паспорт и пропуск.
– Угу. Зуб даю – подстригли её уже после смерти. Девочка то модненькая, сама так ни в жизнь бы себя не изуродовала.
– Вот и я о том же. Стоп. А это что такое? – он уставился в пропуск, – надо же как интересно!
– Что там, Влад? – Одинцов нетерпеливо заглядывал ему через плечо, только что не подпрыгивая от любопытства.
– А то, Деня, что девочка-то, тоже из кардиоцентра. Тамошняя медсестричка. Прохорова Анастасия Валерьевна. Любопытно. И кто, хотел бы я знать, открыл сезон охоты на симпатяшек из кардиоцентра?
– Кстати, Влад. По – поводу симпатяшек. Дай сюда, пригодится, – эксперт отобрал у него сумку, – тебя Иваныч уже два дня дожидается. У него там для тебя новости относительно прошлой девочки. Из парка.
– Сегодня же заедем. Только отоспимся чутка. А то я уже ни фига не соображаю. Что-то мутно всё с крошками этими. Ты не находишь, Деня?
– Угу, – сказал Денис, кивнув для убедительности.
– Вот и я так думаю. Надо бы вплотную заняться эскулапами. Ладно, разберемся. Вась, ты закончил?
– Да.
– Тогда грузите её и к Иванычу. Скажи ему, что я, пожалуй, загляну на вскрытие. Денис, ты со мной?
– А то!
– Тогда шмелём до дому. Три часа на «поспать» и жду тебя в морге.
Денис умчался ловить такси, а Влад вернулся в отделение, отчитался перед начальством и только тогда поехал в свою одинокую холостяцкую берлогу, чтобы принять душ и хоть часок вздремнуть.
* * *
Суббота выдалась солнечной. Машка с подружкой умчалась на пляж, а Нара решила заняться домашними делами. Благодаря интенсивному лечению, чувствовала он себя гораздо лучше, и хотя нос всё ещё закладывало, сопли уже не лились рекой. Всё время пока она убирала квартиру и готовила обед, её мысли крутились вокруг Северинцева. И как бы она не старалась не думать, упорно возвращалась к нему. Он обещал приехать к ним ещё вчера. И не приехал. Хотя он вовсе не обязан был её навещать. Ну ладно, в пятницу – может дежурство было тяжёлым и он устал. Но сегодня, мог бы и заехать, хотя бы для того, чтобы отдать ключи от машины. Наре было обидно. Удивительно, но за пару дней, она успела к нему привязаться. Совсем как Машка. Ну и что, что у него язык острее скальпеля, всё равно он и правда классный! Таких мужчин как Северинцев у неё никогда не было и вряд ли когда-нибудь будут. Нара уже жалела, что оттолкнула его, хотя, возможно именно так и нужно было себя с ним вести. Чёрт! Её буквально раздирало от противоречий. С одной стороны ей было приятно, что он обратил внимание именно на неё. Ведь собственно кто она такая? Обычная женщина, которых вокруг пруд пруди и каждая вторая упадет к нему в объятия, помани он только пальцем. А Северинцев? Успешный мужчина, известный кардиохирург талантливый настолько, что к нему даже из обеих столиц народ приезжал лечиться. Характер правда у него, не дай бог! Но ведь и она тоже не подарок. И если быть уж совсем честной перед собой, Наре очень хотелось снова оказаться в его сильных объятиях и ощутить на губах волшебный поцелуй.
«Если он так умопомрачительно целуется, можно себе представить, что он творит в постели, – покраснев до корней волос, подумала Нара, – недаром же говорят, что талантливые люди, виртуозны во всём».
Она посмотрела пару серий «Сверхъестественного», стараясь не думать, что сказал бы Северинцев о том, что она обожает всякую дьявольщину. И когда пришла с гулянки Маня Нара собирая на стол ужин, загадала, что если Северинцев завтра приедет к ним, она не будет вести себя как старая дева, у которой от слова «секс» изжога начинается.
Но и в воскресенье профессор не появился. Зато с утра зарядил привычный для нынешнего лета противный дождь. Они целый день провели у телевизора, а вечером, Нара помогала Маше готовиться к первому рабочему дню в клинике, вполуха слушая её болтовню о том, какой из неё получится ценный донор когда ей разрешат сдавать кровь и скольким людям она сможет помочь.
Уже засыпая под мерный звук барабанящих по стеклу капель, Нара подумала, что готова уже на что угодно, лишь бы Северинцев снова пришёл к ней.
Глава 7
Надеждам Северинцева на то, что ему удасться отвлечься от мыслей о Наре в кругу семьи Волкова не суждено было сбыться. Они вертелись у него в голове постоянно. Что бы он не делал – дурачился ли с Ксюшкой, играл ли с пятилетним Ромкой в футбол, жарил ли с Вовчиком шашлык, всё равно мысленно возвращался к ней. Сводящее с ума возбуждение не отпускало, причиняя страшный дискомфорт. Вообще, он любил бывать в доме друзей. Тёплая семейная обстановка расслабляла его, и даже шебутные дети нисколько не мешали. Наоборот добавляли позитива, он приезжал от них прекрасно отдохнувшим. Вовка продал квартиру и купил дом в небольшой деревне в тридцати километрах от города в год когда у них с Натальей появился Ромка.
– Какая разница, Сань, с какой стороны на работу добираться, – рассуждал тогда Волков, – один хрен в пробках стоять. Отсюда я приезжаю даже быстрей, чем ты.
Александр был с ним согласен и одно время тоже думал сменить свою огромную квартиру на деревенский дом. Вот только делить его было не с кем и каждый вечер он один возвращался в пустую квартиру, с подачи его сестры Ольги отделанную по последнему слову дизайнерской мысли. Где самым знакомым предметом обстановки был стэйнвэйновский рояль привезенный им из дома родителей и занимавший значительное пространство в гостиной. В детстве Саня ненавидел его и в музыкальную школу, куда их с сестрой мать записала в пятилетнем возрасте, ходил что называется «из-под палки». Но став старше, он понял, что музыка успокаивает его и даже помогает отвлечься. Поэтому он любил музицировать, но чаще это были его собственные импровизации, нежели вещи великих композиторов.
В бане, куда они с Вовчиком завалились уже довольно поздно, друг заметил его полувозбуждённое состояние и по привычке взъерошив волосы смущённо пошутил:
– Сань, сдается мне у тебя прямо-таки хронический недотрах.
– Да не то слово! – мельком оглядев себя согласился он, запаривая в тазу берёзовый веник, – я тебе больше скажу, Вова – вообще никакого траха! Долбаная работа, что б её!
– Это плохо. Кардиохирургия, конечно, дело святое, но о себе– любимом тоже не стоит забывать. Завёл бы себе зазнобу, пока не поздно. А то ведь придётся Ваньке Мохову сдаваться. Мужик он замечательный, поёт хорошо и специалист классный, но встречаться с ним лучше вне стен его кабинета.
– Заводятся тараканы, Вов. Но ты прав.
– Так в чём же дело? В нашем захолустье бабы что ли перевелись?
– Я над этим работаю. И вообще, хорош обсуждать мою сексуальную жизнь. Давай уже париться!
– Ох, Север, даже как-то стрёмно к тебе спиной поворачиваться, – захихикал Вовка.
– Очень смешно! Повыёживайся мне ещё! Так веником отхожу до конца дней помнить будешь – погрозил распаренным веником Северинцев, – полезай давай, не бзди. Меня мужики не интересуют. Была бы моя воля, я бы вообще всех педиков в резервацию сослал. Чтоб род мужской не позорили. Уроды.
… После бани, они расслабленные сидели на веранде и пили пиво. Волков всё пытался с ним о чём-то поговорить, но Саня отмахнулся:
– Отстань, Вовчик, – мне пока не до серьёзных разговоров. Я всё равно сейчас не способен адекватно воспринимать информацию.
– Ладно, позже обсудим, – легко согласился Волков.
Всё было хорошо и Северинцев уже было решил, что баня пошла ему на пользу и его отпустило… пока на веранде не появилась Наталья. В цветастом шёлковом халатике.
– Чччёрт! – зашипел он, – эээ… я, пожалуй к себе пойду. Спокойной ночи ребята, – он вскочил и ринулся в комнату, где обычно ночевал когда гостил у них.
– Что это с ним? – Наташа недоумённо проводила его глазами.
– А, не обращай внимания, солнце моё. Чувак просто заработался чутка. Пройдёт.
Северинцев приехал домой только в воскресенье вечером. Разулся в прихожей, сгрузил на кухне Наташкины разносолы и прошёл к роялю.
Через пару секунд в гостиной раздались глубокие бархатные аккорды. Он играл, закрыв глаза, весь отдаваясь музыке, и под его пальцами рождалась неторопливая мелодия, напоенная меланхолией и нежностью, а в минорных аккордах звучала сдержанная боль. Внезапно он уронил локти прямо на клавиши, вырвав из недр инструмента душераздирающий звук, и замер, навалившись на рояль и закрыв лицо руками.
* * *
Утром в понедельник, Александр перестроился в левый ряд, чтобы проехать мимо её дома.
«Мда, Северинцев, – про себя подумал он, сворачивая в переулок, – это уже клиника. Ведь через мост в два раза быстрее, куда ж тебя несёт-то? А? Какие на фиг урологи? Тут впору уже знакомого психиатра искать».
Проезжая мимо троллейбусной остановки неподалёку от заветного дома, он заметил знакомую худенькую фигурку.
– Далеко собралась в такую рань? – спросил Александр притормозив и открывая пассажирскую дверь.
– Ой, дядя Саша! – обрадовалась Маша. – Я на работу еду. У меня сегодня первый рабочий день, – похвасталась она, – боюсь прямо до трясучки!
– Забирайся.
– Спасибо, – Машка влезла на сиденье и захлопнула дверь.
– Пристегнись. Так чего же ты боишься, Маша? – Северинцев плавно тронулся, вливаясь в утренний поток автомобилей.
– Ну я же там никого не знаю. Да и Юлия Сергеевна знаете какая строгая! Я уже в пятницу с ней познакомилась.
– Это она просто с виду такая. Девчонок своих строит только так. А с ними нельзя по-другому. Но вообще, Юлия Сергеевна добрейшей души человек. Да и персонал тамошний, очень хорошие люди. Одна баба Валя чего стоит! Там же детки лежат маленькие. Поэтому сил и терпения для того чтобы выходить их нужно столько, что там чёрствые просто не задерживаются. Сами сбегают. Ты – добрая девочка, тебе там самое место.
– Я малышей очень люблю.
– Это правильно. Так что не тушуйся. Всё будет в порядке. Да и характер у тебя лёгкий, быстро со всеми сойдёшься.
– Ага.
– Как здоровье Нары?
– Ой, дядя Саша, всё хорошо! Нарусик уже почти поправилась. Только задумчивая всё время какая-то и грустная. А почему вы не пришли?
– Маш, я занят был.
– Да мы так и поняли, – кивнула головой Маша. – Но мы вас всё равно ждали. А Нарусик так особенно.
– С чего ты взяла?
– Да так. Догадалась. Я вообще очень проницательная.
– Сиди уже, проницательная. Болтушка ты!
– И ничего не болтушка, – обиделась Маня, – я правду говорю. Ждала она вас.
– Я приеду. Сегодня вечером.
– Ура!
Маша ещё что-то болтала про себя, Северинцев не вслушивался. В этот момент в его голове рождалась идея.
…– Всё, Маш, поезд дальше не идёт.
– Мы уже приехали? Так быстро! Я в троллейбусе полчаса бы тряслась.
– Давай, беги. Удачного дня тебе.
– И вам! Спасибо. Мы увидимся на работе?
– Думаю нет. Хотя, всё возможно.
Маша убежала, а Северинцев достал из кармана трубу.
– Тош, это я, – сказал он, когда Антон ответил, – как там у нас дела?
– Да всё нормально вроде бы. А что?
– Экстренных нет?
– Неа. А из плановых только два шунтирования.
– Тош, я задержусь на часок. Кое-что решить надо.
– Да без проблем.
– Угу. Я сейчас ещё Михалычу звякну.
– Лады. Увидимся.
Антон положил трубку. Северинцев перезвонил главврачу, отпросившись у него, на что получил милостивое «да хоть до обеда!» и через десять минут его автомобиль уже выезжал с больничной парковки.
«Я только поговорю с ней и сразу же уйду, – уговаривал он себя, поднимаясь по лестнице, – только справлюсь о здоровье. И всё. Чёрт! Да что ж я как пацан малолетний?!»
Он нажал на кнопку звонка уже сам не зная, что ему больше хочется – чтобы она быстрей открыла или чтобы её дома не было.
Дверь открылась через пару минут. На пороге стояла Нара. Босая, в цветастом халате и влажными после душа волосами… Всё! У него на раз сорвало крышу.
* * *
Проводив Машку Нара постояла под душем, смывая с себя чересчур откровенный сон с участием одного очень симпатичного профессора, и для разнообразия решив не портить волосы феном, просто причесалась и принялась за уборку в кухне.
Она перемыла посуду, подмела пол, и взяв в руки северинцевский портфель, уткнулась носом в мягкую кожу, чувствуя себя законченной фетишистской.
– Ну почему он не пришёл? – спросила она у кейса.
Тот естественно промолчал и она тяжело вздохнув, вынесла его в прихожую, чтобы поставить на старый обеденный стол, оставшийся ещё от бабушки.
Звонок раздался так внезапно, что Нара подпрыгнула от испуга. Сердце бешено заколотилось где-то в горле. Каким-то шестым чувством она угадала – кто стоит за дверями.
– Господи, – она тихонько подошла и посмотрела в глазок. – Господи!
Щёлкнул замок и дверь отворилась.
Северинцев шагнул в прихожую.
– Нара, – прошептал он, хватая её за руку и зарываясь лицом в ладонь. – Нара…
– Александр Ник-колаевич, – заикаясь пробормотала Нара, чувствуя, как загораются щёки, как пот выступает на лихорадочно вспыхнувшей коже, как сводит от болезненного желания низ живота. Его близость сводила с ума.
– Если бы ты знала, о чем я думаю… неотрывно, неотвязно… что мне снится… Только ты, ты, ты… – лихорадочно шептал он, – … никогда… никого… так не хотел. Это одержимость, сумасшествие… Сам не знаю, что со мной… хуже, чем болезнь…
– Я… – она не успела ничего сказать.
Он наклонился – и мир замкнулся на его губах, прижавшихся к ее рту. Сладкие, чувственные, волшебные губы и умелый, настойчивый язык, пробившийся внутрь.
Нара гортанно застонала, обхватывая его руками, поглаживая спину, плечи.
Он подхватил её под мышки, усаживая на бабушкин стол, чтобы потом мягко опрокинуть на спину, дёрнул за поясок халата – полы разошлись в стороны, его ладонь медленно двинулась по её животу и замерла немного ниже пупка. – Хочу тебя… хочу до боли, до умопомрачения!
Нара буквально опьянела от голоса – негромкого, мягкого, волнующе-низкого. Рука на её животе не двигалась, но от ощущения теплой ладони на голой коже, она начала мелко дрожать. Наклонившись, он коснулся губами её груди.
– Не надо… боже, что вы де… лаете, – она почувствовала, как её сосок очутился между теплыми губами. Горячий влажный язык медленным широким мазком прошелся по бугорку, а рука, которая еще секунду назад грела её живот, скользнула ниже.
– О боже… – Она запустила трясущиеся руки в густые волосы и выгнулась, прижимаясь бедрами к ладони.
– Умм, – нежный ласкающий язык прочертил дорожку от одного соска к другому.
Одним движением он стянул с неё трусики.
– Ты моя девочка… дааа….
Нара задохнулась от наслаждения, когда он надавил на клитор, скользнул дальше, раздвигая ее нежные складочки. – Что вы де… Не на…
– Тихо, тихо, моя сладкая – он хрипло, судорожно вздохнул и поцеловал ее шею, лаская одной рукой. – Ооо… ты такая… Ты невероятная!..
Сказать «нет» она уже не могла, просто потому, что потеряла способность говорить. Губы Северинцева добрались до её уха, трепещущий кончик языка двинулся в путешествие по тонким изгибам ушной раковины. От хриплого прерывистого дыхания в голове окончательно помутилось.
Зажатая между его горячим, нетерпеливым телом и столом, она разрывалась между диким, едва контролируемым желанием отдаться ему и стыдом. Что будет, если он получит свое… и… уйдёт? Но разве не этого она ждала все эти бесконечные три дня? Не об этом мечтала: сознательно или нет – какая разница? Предвкушение скопилось внизу живота и спустя минуту, когда щелкнула пряжка ремня и вжикнула «молния» она почувствовала солоноватый запах его возбуждения. Рассудок помутился. Нара сама потянулась к нему, нетерпеливо прижалась губами к бьющейся жилке на шее – пульс сбился с ритма под ее горячим языком. Мыслей совсем не осталось. Всё, что сейчас имело значение – это его вкус, его сердцебиение под губами, отдающееся в венах, шумящее в ушах, закручивающееся в паху тугой спиралью.
Путаясь в пуговицах, она расстегнула его рубашку, накрыв ладонью плоский живот и дорожку жестких волос.
Он вошёл в неё одним сильным плавным толчком, бессвязно бормоча уносимый тем же приливом нарастающего наслаждения:
– Ммм… ооо…такая горячая… нежная…
Он толкнулся в нее – раз, другой, третий, содрогаясь от удовольствия, и Нара задрожала, выгнулась навстречу, изумленная и обезумевшая. Никогда прежде ей не доводилось испытывать такого острого, бесстыжего наслаждения. Он словно ворвался в самую ее душу – и разбередил, растревожил, задевая за оголенные нервы, о существовании которых она и не догадывалась. Он брал её жестко, беспощадно, с отчетливым, хлюпающим звуком, удерживая её руки за запястья. Нара стонала уже в голос, неистово подаваясь навстречу, а он блаженно улыбался. Все ее тело звенело и полыхало от сладострастия, и требовало больше, и больше, и больше, и резче, сильнее, глубже, хотя глубже казалось уже некуда. В какой-то момент он замер, отпустив запястья и сдавил груди, лаская соски, одновременно впиваясь губами в шею. Нара запрокинула голову, хватая ртом воздух, чувствуя, как он трется об нее – весь внутри и потянулась рукой вниз. Он мгновенно среагировал – накрыл ее ладонь своей и направил. Их пальцы перепутались, настойчиво поглаживая, надавливая, дразня, и перепачкались в горячей влаге. Нара просительно застонала – и он снова толкнул бедрами. Рывок, еще рывок, и еще… Наслаждение ударило в позвоночник, точно взорвавшийся вулкан, и расплавленной лавой растеклось по мышцам и она закричала, пресыщенная, переполненная до краев ошеломляющим блаженством, и низкими, рваными стонами Северинцева, и грубыми, похожими на агонию, толчками его плоти, и его спермой, и потом, который уже градом катился по намертво слипшимся, сплетенным телам.
…Оргазм схлынул, и она опомнившись, закрыла лицо руками, пряча пылающее от стыда лицо.
– О боже! Что мы… что вы…
– Ты ещё меня теперь Александром Николаевичем обзови, – в его голосе слышался смех и он отвел её ладони, наклонился и поцеловал долгим, влажным, ласковым поцелуем.
– Спасибо, девочка моя – прошептал он. В карих глазах светилась улыбка и благодарность – настоящая, искренняя благодарность!
Он подал ей руку, помогая подняться.
– За что? – Нара села, запахивая халат.
Ничуть не стесняясь, он привел себя в порядок.
– Ты знаешь, что такое сексуальная обсессия?
– Нет.
– Я тоже раньше не знал.
– Это что, болезнь?.
– Угу. Вид одержимости. Желание можно удовлетворить и забыть до поры до времени, а обсессия – это одержимость, когда не можешь успокоиться… Навязчиво думаешь об одном и том же… Безостановочное желание. Я чуть не умер без тебя.
– Тогда твоя обсессия имеет инфекционную этиологию. Я все выходные о тебе думала. Пока ты гулял где-то.
– Правда? Ты моя хорошая! Впервые в жизни рад слышать об инфекции. И я не гулял, я пытался бороться.
– Получилось?
– Нет.
– Это было потрясающе!
– Хм. Ты не сердишься? Со мной такого не было… никогда не было.
– Нет. Чаю хочешь?
– Тебя хочу. Снова.
– А как же работа?
– Я и забыл. Давай свой чай.
– Только сначала в ванную.
– Разумеется, – он чмокнул её в нос, – беги.
Уже через пятнадцать минут Нара металась по кухне, и пока он был в ванной, накрывала на стол со счастливой улыбкой от уха до уха.
Вернувшись, он снова попытался её поцеловать, но она не позволила, напомнив, что его ждут и он, торопливо выпив чашку чая, помчался в клинику.
Он уже был на лестнице, когда её взгляд упал на сиротливо валявшийся на полу кейс, сброшенный ими со стола.
– Александр Николаевич, вы кейс забыли, – крикнула она, высунувшись в пролёт.
– Вечером заберу, Нара… Андреевна.
* * *
Нара закрыла дверь и подошла к зеркалу. Из которого, на неё посмотрела раскрасневшаяся, совершенно счастливая мордашка с блестящими глазами, припухшими от поцелуев губами и спутанными волосами.
«Ну и что мы тут стоим и глупо улыбаемся? – голосом строгой мамочки сурово спросило подсознание. – Только что тебя бесцеремонно трахнули в прихожей на бабкином столе даже „здрасьте“ не сказав. А ты тут стоишь и лыбишься».
– И что?
«Как это „что?“ По всем законам сопливых мелодрам, ты уже должна быть по дороге в полицию, и размазывая по щекам слёзы, обдумывать первую фразу возмущённого заявления».
– Серьёзно? Видимо я не такая продвинутая в плане мыльных опер. Меня всё устраивает. Секс был просто улётным и я ни о чём не жалею.
«И тебе не стыдно?»
– Ни капельки!
«Ну и правильно! – вдруг милостиво согласилось подсознание. Жизнь одна, девочка. Такие мужчины как он на дороге не валяются. А второго шанса может и не быть».
Придя к согласию с собственным «Я», она ещё чуть-чуть полюбовалась на счастливую мордочку в зеркале и пошла рыться в аптечке, в которой должны были заваляться противозачаточные таблетки.
* * *
– Можно войти? – Маша робко заглянула в кабинет старшей медсестры детской реанимации.
– Конечно, Машенька. Проходите, – доброжелательно улыбнулась Юлия Сергеевна – миловидная блондинка средних лет. – Мы вас ждём, – она глазами указала на пожилую махонькую, кругленькую как колобок женщину. Знакомьтесь – Валентина Николаевна, наша сестра – хозяйка, и ваш непосредственный начальник.
– Ох, Юлька, – махнула на неё рукой Валентина Николаевна, – та шо ж ты дивчину смущаешь! Бачь, яка вона молоденька! А ты ей – выкаешь. Иди сюда, донечка, не бойсь. Нехай её! Баба Валя я для тебе. А ты для меня – Машенька. Да?
Маша радостно закивала, Юлия Сергеевна рассмеялась так звонко и заразительно, что из суровой начальницы, мгновенно превратилась в молодую привлекательную женщину.
– Ладно, баб Валь, – забирай свою подопечную. И для начала познакомь с девочками, объясни, что и где, а я уж завтра её приказами помучаю.
– А як же ж! Ось прямо сию минуту и пийдем. Чайку с девчатками попьём, познакомимся, я тоби наших малюточек хворых покажу, а тамо уж побачем.
За время пока они шли до раздевалки санитарочек, баба Валя успела сообщить ей, что она всю жизнь прожила в Украине и всего лишь пятый год, как переехала к дочке. Поэтому, пусть Машенька не обращает внимания на её своеобразный говор. И всё это с ласковой улыбкой и дружескими похлопываниями по руке, за которую баба Валя её держала. Маша шла рядом и с грустью думала: «Ну почему моя бабушка не похожа на эту женщину? Она меня едва знает, а столько тепла в ней! А баба Паша, только ругается всё время!»
– Ось бачишь, це твой шкапчик, – баба Валя подвела её к одному из высоких металлических шкафов, стоявших вдоль стен. – Тута и будешь разболокаться. Эта половина – для уличной одёжи, а ось ца – для рабочего костюма. Я уже его припасла. Коли велик будет, я подгоню по тоби.
Еще Маша узнала о необходимости принятия ежедневного душа, дверь в который вела прямо из раздевалки и обязательной дезинфекции. Когда чистая и продезинфицированная Марья, облачённая в новенький тёмно-зелёный костюм и шапочку появилась на пороге небольшой комнатки, примыкающей к раздевалке, баба Валя сидела за небольшим столом в окружении двух молоденьких девчонок, с которыми Машу тут же и познакомили.
Потом баба Валя отвела её к сестринскому посту и представила дежурной сестре Марине Александровне, которая тоже доброжелательно улыбнулась ей.
– Ну а теперь, пошли с тряпками-вёдрами-швабрами знакомиться, – баба Валя подхватила её под локоток и повела по коридору.
Незнакомой информации – что куда наливать, в какой концентрации, и какая экспозиция должна быть у того или иного раствора; что– куда замачивать и насколько, чем отличается «Экодез75» от «Экома» и прочее, было столько, что через полчаса Маша сдалась и попросила у бабы Вали блокнот и ручку, чтобы всё записать и ничего не перепутать.
Потом была экскурсия по отделению, во время которой баба Валя знакомила Машу с медперсоналом. Все были в одинаковых костюмах и шапочках, и у половины из них были усталые лица и красные глаза – награда за ночное дежурство.
Помещений, которые должна была убирать Маша, оказалось довольно много: ординаторская анестезиологов, сестринский пост, комната отдыха персонала, кабинет старшей сестры, комната санитаров и санкомната, и самое главное – палата интенсивной терапии, где лежали маленькие пациенты кардиоцентра.
– А вот и наши деточки, – баба Валя грустно улыбнулась.
Маша расширившимися глазами смотрела на детей. Конечно, она видела малышей и раньше, – спокойные или даже плачущие, они никогда не вызывали у неё такого острого чувства жалости. То, что она увидела в этой палате, потрясло до глубины души.
Палата интенсивной терапии была довольно большая, и Маша сначала заметила только четверых. Она решила, что это новорожденные – такие они были маленькие. Личики детей казались неестественно бледными, рты прикрыты прозрачными масками, от которых тянулись дыхательные трубки, к синюшной коже прикреплены пластырями электроды. Кроватки выглядели огромными для их крошечных тел. Правда, кроватками эти сооружения назвать было трудно – высокие тележки на колесиках, где под прозрачными колпаками боролись за угасающую жизнь маленькие существа, опутанные пластиковыми трубками и непонятными проводами. Маша осторожно приблизилась к одному ребенку. Малыш не спал. Она почувствовала, как к горлу подступает комок слез.
– Бачишь, не спит. Это Димочка, ему три месяца, – баба Валя встала рядом с ней. – Мабуть в детдоме и по-другому назовут, но у нас он – Димка.
– Разве у него нет родителей?
– Та! – баба Валя горестно махнула рукой. – Мать сучка така, отказалась от дитяти, як тильки взнала, шо её ожидае. Ось, бачь – она ткнула пальцем в какую-то картонку, прикрепленную к каталке младенца: – «Пен-та-да Фал-ло». Угу. Но прохвессор Северинцев уже усё исправил и хлопчик таперича буде здоровенький. Тильки выхаживать його дюже долго треба.
Маша уже хотела было похвастаться, что знакома с профессором, но в палате появилась незнакомая женщина и она промолчала. Спросила только:
– Профессор Северинцев? Так он же вроде бы со взрослыми работает.
– Канешна, – согласно кивнула баба Валя, – Тильки, если дюже сложные операции, то его вызывают. Димку ось нашего на прошлой нидиле соперировал. А так дитями занимаются доктор Лисовицкий и его ассистенты. Тока те ще дюже молоды. Хлопчики совсем. Куда им до Северинцева! Бачила бы ты його! Такий гарный мужик! Характер, правда – не приведи Господь!
Маша снова открыла рот, чтобы сказать, что профессор не такой уж и злой, но баба Валя её перебила:
– Потом усех узнаешь, познакомишься. Ось, побачь сюды, это Любанька и Мишутка. Их сегодня оперируют. Давай я тебе усё покажу, как и шо, помогу сегодня, а тоди – будешь сама справляться. Пийдем, побачишь как мыть. Тут тебе не як у себе дома. Кое к чему не дай господь прикоснуться.
– Баб Валь.
– Шо?
– А эта женщина – доктор? – Маша украдкой показала на невысокую шатенку, стоявшую у самого дальнего бокса.
– Хто? Нинка? Да. Вона реаниматолог и на операциях тоже стоит. Ох и нехороша баба! С виду клуша-клушей, а як гляне, ажно мурашки по телу. Дюже душа в ей чёрная. Як кирзовый сапог. Как вона здесь тока робить! Хотя, детишек не обижае, это не скажу.
Пийдем дальше. Нехай с ней наш начальник разбирается. Вот Сергей Анатольич дюже хороший чоловик. И усех вокруг такими же считае.
– Ось тута усё и хранится, – она распахнула дверь какого-то подсобного помещения, демонстрируя стеллажи со стопками операционного белья, стерильными салфетками, свертками, коробками, рядами бутылок и канистр с моющими средствами и дезинфицирующими жидкостями. – Тут ось усё подписано. Завтра Юлька тоби инструкции усе выдаст. Дивчина ты вумна, так шо разберешься.
Через час по спине Маши уже в три ручья тёк пот. Убирать нужно было быстро и она старалась так, будто от этого зависела её жизнь.
– В полдевятого обход, потом операции начинаются, – баба Валя устало разогнулась. Маша продолжала усиленно драить шваброй и без того сверкающие плитки пола. – Пойдем детский бокс убирать, як тока малышню в операционные отвезут.
– А сколько операций в день?
– Та по-разному. Плановых – две-три. Ну, канешна, если с внеплановыми, то и до шести бувае. И вечно у пьятницу, як до хаты соберешься, тут и везут, як сговорятся, скаженны-пробурчала она. – Однажды було, шо Северинцев два дня тут ночевал, стока народу разом поступило. Совсем заездили мужика! Шо, не устала ишшо? А то работа только начинается.
* * *
Северинцев ехал в кардиоцентр в самом радужном настроении. По дороге он тихонько насвистывал весёлую мелодию и думал о том, как вечером заберёт Нару к себе. И какая ночь их ожидает. Ох что он устроит! Настоящую феерию! Сексуальный пир после долгих месяцев целибата. В основном для неё конечно, но и для себя немножко. «Да, Северинцев! – он мысленно усмехнулся. – Крепко же тебя зацепило».
То, что было чуть меньше часа назад это так, небольшая прелюдия. А вот ночью… Нет, об этом лучше сейчас не думать, а то ещё целый день впереди, в заполненной людьми клинике. Не стоит выставлять себя озабоченным неандертальцем.
Он вошел в холл и собирался уже пройти к лифтам, когда до его ушей донесся возмущенный голос Лисовицкого. Он обернулся и заметил Валерия, ожесточенно спорящего с какой-то тёткой.
