Текст книги "Производные счастья (СИ)"
Автор книги: Светлана Чистякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Глава 10
Маша вприпрыжку бежала по переходу, напевая под нос песенку про Антошку. Новый знакомый Денис ей очень понравился, и она с удовольствием обменялась с ним телефонами.
– Ты извини, галчонок, – улыбаясь, говорил Денис, забивая её номер в свой сотовый, – я бы с удовольствием сходил с тобой в кино прямо сегодня вечером, но не знаю, когда смогу освободиться. Я человек подневольный, тем более с моей работой никогда не знаешь, где окажешься в следующие два часа.
– Да, что ты, День, – махнула в ответ Маша, я всё понимаю, – у тебя такая крутая работа! Оперуполномоченный уголовного розыска! – с уважением протянула она. – А я пока просто санитарочка. Но ничего, год промчится и не замечу как, а вот уж на следующий я точно поступлю в универ!
– Ну, насчёт крутости, это ты загнула, конечно. На самом деле в ней больше грязи; всяких там бомжей, нариков да алкашей с их бытовыми разборками. Но криминала тоже хватает. И это… я как бы ещё тоже не совсем опер, – сконфуженно признался Деня, – я пока только стажёр. Вот Влад Хохлов, это да! Настоящий опер!
– И ты таким же станешь, не переживай, – ободрила его Маня, – ты ещё совсем молодой, у тебя вся жизнь впереди. Нарусик говорит, что всегда надо верить в лучшее.
Они знали друг друга каких-то пятнадцать минут, а Маше казалось, что она знает Деню всю жизнь – таким открытым и жизнерадостным он был.
* * *
Прожив на свете семнадцать лет, Маша ещё ни разу не встречалась с мальчиком.
Благодаря лёгкому, незлобивому нраву, который она сохранила, несмотря на вечное недовольство и нелюбовь со стороны бабушки, у неё была целая куча друзей и подруг, и как минимум трое из их веселой и дружной компании не раз предлагали Маше стать его девушкой, но она неизменно отказывалась. Не то чтобы она задирала нос или гордилась своей неотразимостью – нет. Маша не была писаной красавицей, на которой можно было глаза оставить, она была обычной симпатичной стройненькой девушкой, но главным её достоинством были молодость, детская непосредственность и море обаяния. И когда парни предлагали ей встречаться, где-то в глубине её юного сердечка стучал молоточек: «это не ОН» и она давала кавалеру от ворот – поворот, находя при этом такие слова, что ребята нисколько не обижались, по-прежнему оставаясь для неё друзьями.
И вот сегодня, при виде симпатичного рыжеволосого парня Машино сердце сбилось с ритма, а потом пустилось в галоп, а на милом личике расцвела совершенно счастливая улыбка – так улыбаются радости и обещанию, что уж теперь – то в её жизни всё будет просто чудесно, настолько ярким и солнечным был её новый знакомый.
* * *
Маша познакомила Дениса с дядей Володей и тот обещал устроить ему встречу с операционными сестрами. Именно для этого и пришёл Денис в кардиоцентр, по поручению старшего товарища. Денису нужно было только немного подождать, когда большая часть девушек будет свободна от операций, и он остался в кабинете Волкова, который тут же сев на любимого конька, начал рассказывать слегка прибалдевшему парню о невероятных теориях связанных с тайной крови. По крайней мере, выходя из кабинета, Маша чётко слышала начало первой истории из дяди Володиной «коллекции чудес».
Маша опоздала лишь на пять минут, оговоренного старшей сестрой срока. И Юлия Сергеевна, убедившись, что Маша со всем справилась на «отлично» и у неё образовался небольшой перерыв, потому что малышей развозили по операционным, милостиво разрешила бабе Вале отвести Машу в детское отделение и познакомить со старшими детишками, которые лежали на обследовании или только дожидались операции.
– Идите, – напутствовала она. – Машенька девочка очень позитивная, а детям сейчас позитив необходим так же как воздух.
* * *
Детское отделение было зеркальной копией их реанимации, только вместо отдельных закрытых боксов, детки размещались в небольших комфортабельных двухместных палатах, оснащенных по последнему слову техники. Недаром кардиоцентр считался лучшей клиникой в регионе – местные и столичные спонсоры, наперегонки вкладывались в его развитие, согласно последним указам президента. Малыши в основном лежали с мамами, детки постарше – по двое, чтобы им не было скучно.
Всё это – и про детишек и про спонсоров, Маша узнала от словоохотливой бабы Вали.
– Я ж тоби не просто так сюды веду, Манечка, – приговаривала женщина, ведя за собой Машу и останавливаясь возле палаты с большим панорамным окном. – Ось бачь, дивчинку. Евой кличуть, як праматерь усех людын на зимли, – баба Валя мелко перекрестилась, – тильки не спомогло дивчинке имя то. Та вще мати в неё, дюже скаженна. Ни як не хоче с дитём находиться. Хучь вбей её. Сектантка якась, шоб им всем… Кажеть – грех це бившой, и добра свого на вперацию ни як не дае. Уж Валерий Лексееич як её тильки не вговаривав, усе без толку. А дивчинка туть и зовсим видна, як брошенка якась. Мы с дивчатами тодись трохи покумекали и решили шо ты не виткажешь дитю в участии. Дюже ты хороша, добра людына.
– Баб Валя, да я с радостью, – Маша рассматривала сквозь стекло заплаканную маленькую девочку, такую хрупкую, что она казалась почти стеклянной и у неё от жалости щемило сердце.
– Тоди ступай с Богом. Вона трохи дикарка…
Баба Валя хотела сказать что-то ещё, но Маша уже не слышала – толкнув дверь она оказалась в палате.
Ева сидела на огромной кровати обвешанной всевозможной аппаратурой, делавшей её больше похожей на кабину космического корабля, подтянув ноги к животу и тихо всхлипывала. Видимо, плакала она давно и долго.
Ева Грабишевская 10 лет – значилось на пластиковой табличке. – «Аномалия Эбштейна».
«Целых десять? Да ей же четырёх не дашь!» – мельком подумала потрясённая Маша.
Она подошла к девочке и присела на краешек кровати.
– Привет. Тебя Ева зовут?
Девочка слабо кивнула и снова всхлипнула.
– Тебе страшно, да? – тихо спросила Маша.
Девочка лишь хрипло дышала, хлопая слипшимися от слез ресницами.
– Не бойся, Ева. Смотри, сколько здесь деток, – Маша махнула рукой в сторону панорамного окна. – Им уже сделали операцию, они теперь совсем здоровы. Их скоро мамы домой заберут. И тебя заберут, – она ласково коснулась запястья девочки, но та вырвала руку и опять затряслась в рыданиях.
– Я умру. Я знаю. Мама говорит, что я нужна Богу – вдруг сказала Ева и уткнулась головой в колени.
– Что ты глупости говоришь, – расстроилась Маша, – конечно же ты не умрёшь. Наоборот, Бог против того, чтобы умирали маленькие дети. Хочешь, я даже буду молиться, чтобы Бог послал тебе ангела, и он всегда будет рядом с тобой. Всё будет хорошо, ты только не плачь.
– Глупая, – повернула голову Ева и даже на время перестала плакать, – ангелы с нами от рождения. Так мама говорит.
– Тогда чего же ты боишься? Если твой ангел всегда с тобой? Тем более, что ты будешь спать и совсем ничего не почувствуешь.
– Ну показывай, Валера, что тут у тебя? – услышала Маша знакомый баритон и обернулась – в дверях стояли два доктора. Один – довольно молодой лысоватый блондин, а второй… Маша даже не сразу узнала в стоящем мужчине дядю Сашу, который лишь вчера подвозил её в своей машине. Сейчас это был совсем другой человек. Собранный, серьёзный. Профессор Северинцев. И смотрел он на неё совсем не так как раньше. Маша даже поёжилась от дискомфорта, который причинял этот холодный, изучающий, казалось прожигающий насквозь взгляд.
Ева вообще сжалась в комочек, с ужасом уставившись на очередную угрозу в зелёном хирургическом костюме.
Северинцев подошел к кровати и Маша вскочила, чтобы отойти в сторону и не мешать, но сейчас ей показалось, что профессор её в упор не видел.
– Вот, Александр Николаевич, познакомьтесь, – сказал кардиохирург названный Валерой, держа перед собой историю болезни, – это наша Ева. И она не верит, что это совсем не страшно.
– Правильно делает, – проворчал Северинцев, забирая из рук доктора историю и бегло просматривая.
– Север! – возмущённо прошептал блондинистый доктор.
Ева вцепилась худыми пальцами в собственные колени и судорожно вдохнула – плакать по-видимому она уже не могла.
– Ева, я могу узнать, что у вас случилось? – Северинцев уселся на табурет, стоявший рядом с кроватью. – Вы не хотите делать операцию?
– Не хочу, – едва слышно ответила Ева.
– Хорошо. Мы не будем ее делать. Придет ваша мама, и мы сообщим ей, что вы отказались. Думаю, она обрадуется.
– Мама – да. Но бабушка и папа будут плакать – жалобно прошептала Ева.
– Да? Конечно, они будут плакать. Папа наверняка хочет забрать вас домой живую. Но вы решили по-своему, не так ли, Ева?
– Папа с нами не живёт, – замотала головой Ева, – и мама не разрешает мне с ним видеться.
– Ох уж эта мама твоя! Но ничего, мы с папой договоримся.
– А это очень больно? – дрожащим голоском вдруг спросила девчушка.
– Больно. Потом – больно, – безжалостно ответил Северинцев.
– Профессор! – укоризненно простонал доктор Валера.
– Вы когда-нибудь резались сильно, до крови? – спросил Еву Северинцев, не обращая внимания на своего коллегу.
– Да… Вот… – девочка шевельнула ногой – на колене был маленький шрам.
– Сначала не больно, но страшно, потому что кровь течет, – профессор провел пальцами по шраму на Евиной коленке. – А потом не страшно, но больно, когда рана заживает. Или нет?
– Да, – прошептала Ева.
– Ну ладно. Валерий Алексеевич, раз юная мисс отказывается от операции, – заявил Северинцев, делая коллеге какие-то знаки глазами.
– Я не отказываюсь. – Неожиданно сказала Ева.
Северинцев внимательно посмотрел на неё и медленно кивнул.
– Я знал, что вы умная девочка, Ева. Поверьте, у меня целое отделение взрослых, и всем им очень страшно. Так же, как и вам. Когда вас выпишут, можете прийти ко мне на экскурсию.
– Доктор, – тихо позвала девочка. – А как Вас зовут?
Профессор наклонился к ней и что-то тихо сказал, вызвав у девчушки улыбку.
– Договорились, Ева, – он пожал худую бледно-голубоватую ладошку. – Вашим близким будет приятно узнать, что вы приняли правильное решение.
Он встал и очень серьезно кивнул Еве в знак того, что беседа окончена.
Когда все они вышли из палаты, оставив Еву одну, он внезапно развернулся к Маше, будто заметил её только сейчас.
– Что ты здесь делаешь, Маша? – без всякого выражения спросил он, – если мне не изменяет память, твоё рабочее место в детской реанимации.
– Я… меня баба Валя сюда привела, – оторопело пролепетала она, не понимая, что происходит. Милый и приветливый дядя Саша сегодня почему-то был сам на себя не похож.
– Ступай к себе в отделение и не разноси ВБИ по всему стационару, – изрёк он, не глядя на Машу и не обращая больше на неё никакого внимания, обратился к своему спутнику:
– Грабишевская. Что-то фамилия уж слишком знакомая.
– А то! Её весь город знает. Ещё с девяностых. Ева – дочь Артура Грабишевского. Это сейчас он солидный бизнесмен, депутат и всё такое, а кем он был раньше, ты не хуже меня знаешь.
– Да ладно! И что нашел этот лощёный хлыщ, в той медведице в сарафане, которую мы видели вчера?
– Да чёрт его знает! Но они вместе давно не живут.
– Короче, Валера. Срочно свяжись с ним! Пусть немедленно едет сюда. Желательно с адвокатом. Если такового нет, хотя я в этом сомневаюсь, вызвони Валентина. Он где-то здесь. Я его полчаса назад видел. Если всё получится, девочку в план на четверг. Они хоть и разведены, но гражданский кодекс ещё никто не отменял. Как только он появится, немедленно ко мне!
– Саня! Блин! Спасибо тебе – Валерий кинулся на шею Северинцеву на глазах изумлённой Маши.
– Доктор Лисовицкий, что вы делаете? Держите себя в руках, – профессор безуспешно отмахивался от проявлений благодарности, – обнимашки оставим на послеоперационный период. Заметив, что Маша по-прежнему стоит рядом, раздраженно проворчал, – Маш, ну я же русским языком сказал – марш в своё отделение!
Маша смотрела в глубину черных глаз мужчины, пытаясь отыскать разгадку его поведения, но лицо Северинцева казалось совершенно непроницаемым.
– Хорошо, профессор. Тогда… До свиданья, – тихо сказала она.
– Угу. До свидания.
Чувствуя себя не в своей тарелке, после встречи с Северинцевым, Маша поплелась по коридору в сторону своего отделения. Хорошее настроение после знакомства с солнышком-Денисом куда-то пропало. Вместо него осталось какое-то неприятное чувство, какой-то осадок в душе. Почему-то Маше казалось, что Северинцев за что-то на неё очень сердится. И она никак не могла понять – за что именно.
* * *
Артур Грабишевский появился в кабинете Северинцева спустя два часа в сопровождении Валерия, но без адвоката. Не здороваясь, он вальяжно расположился в кресле напротив, вопросительно уставившись на профессора.
– Артур Вацлавич, Вы в курсе, что ваша дочь находится в нашей клинике? – спросил Северинцев, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на груди.
Грабишевский утвердительно кивнул.
– А о том, что ваша бывшая супруга не даёт согласие на переливание крови, без которого операция невозможна?
– Да.
– И что Вы об этом думаете? Ребёнка не жалко?
– Послушай, профессор, я всё прекрасно знаю, – Грабишевский завозился в кресле устраиваясь поудобнее, – я не видел Еву два года, с тех пор как эта припадочная забрала ребёнка и увезла чёрте куда. Моим людям с большим трудом удалось разыскать их. И это я привёз Еву в клинику, когда узнал, что девочка серьёзно больна.
– Меня зовут Александр Николаевич, – Северинцев казался совершенно спокойным, хотя внутри у него всё клокотало от гнева. Он не выносил фамильярности от незнакомых людей. Артур же ко всему прочему был криминальным авторитетом, а значит уголовником. – Не припомню, чтобы мы с Вами состояли в родстве или пили на брудершафт.
– О-о. Какие мы строгие, – усмехнулся Грабишевский, – так вот, относительно Евы. Если Вы позвали меня сюда, чтобы я дал своё согласие на переливание крови, вынужден Вас разочаровать, мой ответ – нет.
– То, что ваша дочь умрёт, Вас конечно не беспокоит.
– Ну почему же. Не надо делать из меня такого уж монстра, Александр Николаевич. Просто существуют некие обстоятельства, из-за которых я не могу пойти против воли бывшей супруги. Если есть хоть малейший шанс спасти ребёнка – я готов выслушать любые Ваши предложения.
– Альтернативы крови не существует, – вставил Лисовицкий, по видимому до глубины души возмущённый чёрствостью Евиного отца, – к тому же она аллергик, и в любой момент может выдать шок на кровезаменитель…
– Погодите, Валерий Алексеевич, – перебил коллегу Северинцев и снова обратился к Артуру:
– Почему Вы не отправите Еву в Германию, например? Там есть соответствующее оборудование, благодаря которому можно обойтись без донорской крови.
– Потому что я с горем пополам уговорил Верку привезти девчонку в город. Знали бы Вы в каких условиях они живут в этой своей общине. И вообще, я патриот и считаю, что Вы, профессор, справитесь не хуже фрицев, а возможно и лучше. Говорите, какое оборудование необходимо и я достану эту штуку.
Северинцев медленно кивнул.
– Существует некий аппарат, который называется селл-сейвер. Он подключается к кардиотомному резервуару АИК, собирает потерянную во время операции кровь, очищает её, фильтрует, и сохраняя неповрежденные эритроциты и лейкоциты, направляет их обратно в кровоток. Просто мечта Свидетелей Иеговы. Но он стоит кучу денег, которых у клиники, к сожалению, пока нет.
– Давайте без этих Ваших заумных терминов, – поморщился Грабишевский, – деньги не проблема. Скажите мне, где можно приобрести этот ваш сейф…
– Селл-сейвер.
– … без разницы, и к концу недели, он у Вас будет. Единственное условие – вы даете мне гарантию что моя дочь будет жить.
– Мы не на базаре, Артур Вацлавич. И я не госкомстат, чтобы выдавать гарантии.
– Не прибедняйтесь, Александр Николаевич. Все мы не боги, но про Вас даже в Москве легенды ходят. Так что будем считать, что договорённость между нами достигнута, – Грабишевский поднялся с кресла и протянул руку для прощания, – если Вы, профессор поможете Еве снова стать счастливым и здоровым ребёнком, моя благодарность Вам не будет иметь границ.
– Я сделаю всё, что в моих силах, – Северинцев пожал протянутую руку, – коммерческое задание на аппарат Вы можете посмотреть у главного врача.
– Прекрасно!
– Значит мы может готовить Еву к операции?
– Разумеется. Недели будет вполне достаточно, чтобы найти для Вас эту штуковину. Ну, если мы всё решили, я пойду. У меня очень много дел. И, ещё: если эта сука, я имею ввиду Евину мать, будет Вас сильно доставать, звякните мне. У меня есть чем её успокоить. Счастливо оставаться, господа. – Кивком он попрощался с Лисовицким и вышел, оставив их вдвоём.
– Нет, Лис, ты это видел! Я третий год задницу рву, чтобы выбить у главного этот долбанный сейвер, а тут… «недели вполне достаточно», – довольно натурально передразнил Артура возмущённый Северинцев, – пипец! И где спрашивается справедливость?
– Какая справедливость, Север?! Ты о чём? Он на баб своих больше тратит, что ему какой-то несчастный лимон евро!
– Только вот теперь нам придётся наизнанку вывернуться, чтобы оправдать его подарок.
– Не нам, а тебе, Север. Веретеновидная аневризма это ж твой конёк.
– Блин, Валера, вечно ты мне всякую дрянь подсовываешь. Ладно, разберёмся. Иди уже. Я и так в операционной ещё десять минут назад быть должен.
* * *
– Вау! Какие люди! – заприметив нарисовавшегося на пороге Дениса, воскликнул Хохлов, сидевший в своей излюбленной позе – ноги на стол. – Ну что, стажёр, чем порадуешь? С девчонками удалось пообщаться?
– Угу, – Денька плюхнулся на соседний стул, – не со всеми, правда. Но с тремя, которые утверждают, что были их близкими подругами, пообщался.
– И как успехи?
– Да фиг знает, – пожал плечами Денис, – обе потерпевшие были обычными девчонками. Без претензий и особых примет. Связей в криминальных кругах не имели. Настя – весёлая, общительная хохотушка. Особыми комплексами не страдала. Несколько раз у неё были романы с местными мужичками. В основном хирургами. Полина – более замкнутая и серьёзная. Если у неё и были какие-то интрижки в клинике, то она умело это скрывала. Во всяком случае в открытую с докторами не трахалась, в отличие от своей подруги по несчастью.
– Мда. Не густо. Ну а ещё что-нибудь нарыл?
– Всё вроде бы. Хотя… не знаю, важно это или нет. Девчонки сказали, что обе неровно дышали к тамошнему светилу. Профессору Северинцеву. Поля – тайно, Настя – более открыто. Прохорова даже поспорила, что затащит его в койку.
– И что? Затащила?
– Неа. Девчата в один голос твердят, что проще до президента дозвониться, чем профессора на любовь раскрутить. Говорят, не мужик, а ледяная статуя.
– Ну не знаю. Я общался с ним в день убийства Зайцевой – нормальный вроде бы мужик. Амбиций правда до фига, да и высокомерный очень, а так, – Влад задумался, – вполне себе обычный. Без закидонов.
– Влад, но ведь и ты не баба, – ухмыльнулся Денис, – может он только с девчонками такой.
– Поговори мне ещё! Умник выискался тоже мне. И я его понимаю. За любовь на рабочем месте, порой слишком дорого платить приходится. У Вадика вон спроси.
– И не говори, – сокрушённо покачал головой Смирнов, – ну их к лешему романы эти служебные. Плавали – знаем. Меня в прошлом году Ленка из канцелярии чуть не женила на себе. Еле отбился. Так что я лично профессора понимаю.
– Влад, – обратился Денис к Хохлову, – у нас на сегодняшний вечер ничего не намечается?
– Если никакого форс-мажора не случится, то вроде бы нет. А что?
– Да так, – неопределенно махнул рукой Деня, не желая посвящать старших товарищей в свои планы, но Хохлов мигом раскусил его.
– Ну всё понятно! Нет, Вадик, ты только посмотри на этого Казанову доморощенного! Не успел порог больнички переступить, а уже какую-то кралю подцепил. Во молодёжь пошла!
– Да я всего лишь хотел в кино сходить!
– Ага. Тихо сам с собою. Папе своему лапшу на уши развешивать будешь. Хотя нет, лучше маме. Колись давай.
– Ну…
– Ладно, не хочешь говорить не надо. Дело твоё. Ты только смотри аккуратней. Там девки знаешь какие работают! Глазом моргнуть не успеешь, как в загсе окажешься.
– Да иди ты на фиг, Влад! Маша очень хорошая девочка! И совсем молоденькая.
– Вот мы и раскололи тебя, жених! Маша значит. Да не дуйся ты! – добродушно рассмеялся Влад, видя, что Денька покраснел и начал злиться. – Я же шучу. Понравилась девочка – ради Бога. Я больше скажу, на сегодняшний вечер ты свободен. Если что, я сам справлюсь.
– Мужики, – подал голос Вадик, – может пообедать сходим, – жрать охота, сил нет.
– Я не против, – согласился Денис, – только давайте лучше съездим куда-нибудь. В Макдональдс, например. А то я уже нашу тошниловку видеть не могу.
– На чём? На троллейбусе? Моя «ласточка» в ремонте, Вадик с бодуна, посему вообще безлошадный.
– Зато я на колёсах, – Деня помахал перед носом Влада ключами с переплетением колец на брелоке.
– Фига се. У тебя что, своя тачка есть?
– Ну да. Мне предки её ещё на восемнадцатилетние подарили.
– А чего ж ты всю дорогу на работу на общественном транспорте ездишь?
– Да так. Я просто думал, что это не очень правильно. И вы снова будете обзываться.
– Нет, Одинцов, ты всё-таки малахольный, – покачал головой Хохлов, поднимаясь со стула, – поехали. Только не в Макдональдс. Я тут недалеко одну кафешку приличную знаю. Кормят вкусно и недорого.
Они вышли на улицу и Денька отключил сигналку. Стоявший напротив райотдела тёмно-синий седан, негромко пиликнул, приветливо мигнув фарами.
– Ни хрена себе! – восхищенно выдохнул Смирнов, рассматривая машину. – Вот это агрегат! Всё же хорошо быть прокурорским сынком.
– Ладно тебе, Вадик, – пихнул его в бок Влад, – не смущай парня. Он же не выбирал, в какой семье родиться. Считай – повезло парнишке. Деня, вперёд! А то точно поесть не успеем. Опять какая-нибудь сука из-за стола выдернет.
