Текст книги "Иван-Царевич и С.Волк"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 49 страниц)
* * *
Этим вечером дружеские посиделки в «Веселой Радуге» повторились один-в-один, лишь с той разницей, что все угощение было за счет Гарри, а вина – раза в два больше. Никто не задавал ему вопрос, откуда у минисингера деньги – все и так поняли, что выступление перед королевской семьей и придворными совсем неплохо оплачивается.
Когда гости насытились и зазвучали первые аккорды, Гарри, выдержав театральную паузу, осчастливил всех известием, что, возвращаясь с турнира, он сочинил новую песню о дамах, менестрелях и рыцарях, каковую и не замедлил исполнить под шквал всеобщих восторгов.
Среди собравшихся легкомысленных певцов и веселых музыкантов, как черный каравай на подносе с пирожными, выделялся человек в кирасе и с мечом на перевязи из дорогой кожи. Его не было в прошлый раз, но поскольку никто не тыкал в него пальцем и не спрашивал, что господин офицер делает в этом вертепе муз, Иван решил последовать всеобщему примеру, и обращать на странного незнакомца не больше внимания, чем он того заслуживал. Хотя, наверное, в этом была какая-то тайна, и уж королевич-то Елисей ни за что не прошел бы мимо...
Гарри нетрезво подмигнул Иванушке раскосым зеленым глазом, кивнув кудрявой головой в сторону загадочного гостя.
– Это – майор Мур. И он – начальник городской стражи. Вы не поверите, но у него голубые глаза, он играет на мандолине и пишет стихи. И он вам посоветует, как можно получить аудиенцию у Шарлеманя. Вам повезло, что сегодня майор смог посетить нас. Лучше него никто из нас не смог бы рассказать о дворцовых порядках, об этикете двора, о привычках короля... Эй, Мур, будь так любезен, пересядь, пожалуйста, к нам – наши гости хотели бы с тобой переговорить...
– Ну, так как, Сергий – ты со мной? – задал невинный с виду вопрос царевич на следующее утро.
– Разумеется, – отрок метнул на Ивана настороженный взгляд – похоже было, что его почти звериное чутье шепнуло ему о чум-то нехорошем.
– А ты помнишь, что говорил вчера Мур?
– Это ты на что намекаешь? – на всякий случай обиделся Волк.
– Да нет, ты что, я вовсе не об этом... – смутился Иванушка от этой малости. Да и, честно говоря, чтобы его смутить, многого и не требовалось.
Волк смягчился, но напряжение его не покинуло.
– Так о чем это ты?
– Ты, кажется, очень привязан к этой бесформенной рубахе?
– Это – элегантная мешковатость, – парировал Серый.
– К этим стоптанным сапогам?
– Они почти новые. Ты же сам мне их пожаловал в день нашей встречи.
– К этому нелепому ремешку на голове?
– Санчес сказал, что это называется хайратник, и что у них в школе это было очень модно.
– Сергий, Мур сказал, что аудиенцию у Шарлеманя могут получить только высокородные дворяне, а чтобы сойти за такого, тебя нужно разодеть по последней мюхенвальдской моде, – мстительно напомнил Иван, с особым смаком выговорив "разодеть".
Он все еще не мог простить Волку своего вчерашнего переодевания.
Во время турнира Серый сполна навидался моделей придворного платья летнего сезона, и поэтому предложение друга произвело на него такой предсказуемый эффект.
– Ты хочешь, чтобы я выглядел как какое-нибудь вондерландское чучело?!
– Почему – "чучело"?
– Ты что, не видел, что они носят?!
– Видел. Вполне приличные наряды.
– Приличные?! Ты что – издеваешься?!
– Нет, что ты, что ты, я же как лучше стараюсь...
– Лучше?! Терпеть не могу всякие дурацкие тряпки!
– Это не дурацкие тряпки. Это – образец тонкого вкуса.
– Я не собираюсь их есть! А наряжаться вообще ненавижу! Ты можешь представить меня в этом?!.. Да я лучше свою рубашку лишний раз выстираю! Ты видел, какого цвета у них поддевки?!
– Что?
– Ну, это... – разбойник беспомощно взмахнул руками около своей персоны. Иван, кажется, понял, что имелось ввиду.
– Это не поддевки...
– Тем более! Это уже даже не поддевки! А что они носят вместо нормальных штанов?! А что у них на шее? Я на себя ЭТО не надену!!! За кого ты меня принимаешь?! Только слепые идиоты могут носить такое!!!
Иванушка слушал негодующие вопли Волка и торжествующе ухмылялся, чувствуя себя наконец-то отомщенным.
– Хотя, ладно, – поток негодования Серого вдруг иссяк, и он хитро прищурился на Ивана. – Надену, если и ты в таком пойдешь.
Тут и наступил звездный час царевича.
– А мне зачем, – демонстративно-недоумевающе хмыкнул он. – У меня мое лукоморское платье вполне ко двору пригодное. А ты вот на...
Не успел он договорить, как Серого будто ветром сдуло – только по лестнице дробно затопотали подкованные каблуки.
Иванушка непонимающе оглянулся, пожал плечами, и решил вернуться в свою комнату, чтобы закончить умывание.
Коварство Сергия он раскусил лишь тогда, когда тот на его глазах со сладкой улыбкой вылил на кафтан Ивана полную кружку чего-то, что по виду вполне могло быть минуту назад частью содержимого одного из самых зловонных красильных баков Санчеса. Или, не приведи Господь, чана для мытья посуды.
– !!!!!!!!!!! – набрал царевич полную грудь воздуха.
– Ну, так я не понял – мы идем за вондерландскими костюмами, или нет? – недоумевающе захлопал невинными глазами разбойник.
– Как прикажете доложить о вас королю?
– Иван, царевич Лукоморский, и... Сергий, князь Ярославский. По важному делу.
– Слушаюсь-с, – и главный церемониймейстер с поклоном растворился.
Теперь оставалось только ждать, и Иван мог не торопясь рассмотреть огромный зал с витражами в длинных стрельчатых окнах и сводчатым потолком, исчезающим где-то в полумраке высоко над головой – знаменитый Конвент-Холл, о котором рассказывал им Мур.
Потолок был расписной, говорил он, и эта роспись была одной из величайших тайн королевского дворца Шарлеманей. Каждый, кто смотрел на нее, видел что-то свое, и объяснение этому искали лучшие умы королевства вот уже двести пятьдесят лет – и не находили.
Легенда гласила, что дворец был сооружен прославленным зодчим Куллиганом в период увлечения его экзотическими травами, что отразилось на проекте – говорили, что Конвент-Холл был построен в форме листа одной из них. После, великий Коло дель Градо – друг и последователь Куллигана – провел под этим потолком, не спускаясь, десять лет своей жизни, украшая каждый миллиметр каменной поверхности тончайшей росписью, по его словам, не имевшей равных во всем свете.
По его словам – потому, что никто после того, как сам гениальный живописец спустился с лесов и сжег их за собой, так и не смог больше подняться туда, а снизу разглядеть что-либо было практически невозможно, кроме того, что сам потолок, скорее всего, существует. Но, поскольку весть о том, что сам Маэстро расписывал эту деталь архитектуры, разнеслась по городам и весям, благороднейшие из рыцарей и прекраснейшие из дам проделывали немалый путь, чтобы хоть одним глазком взглянуть на его бессмертное творение, и рассказывать потом об этом свои детям, внукам и менее удачливым соотечественникам. И, конечно же, по возвращении домой, когда дети, внуки и вышеупомянутые соотечественники начинали расспрашивать паломников, что же те видели, они получали описание в полном объеме – вплоть до последнего когтя, кирпичика, травинки, складочки, буковки и наконечника стрелы.
И все шло замечательно, когда вдруг совершенно случайно выяснилось, что двух одинаковых свидетельств очевидцев не было – как не бывает двух одинаковых снежинок. И все поняли, что это или магия, или чудо, и это породило четыре религиозные войны, девять университетов, пятнадцать школ предсказателей будущего и двадцать династий толкователей Вещих Картин Конвент-Холла. Один человек, предложивший соорудить длинную лестницу, избежал публичного сожжения на площади только потому, что был растоптан толпой до этого.
И вот теперь Иванушка, задрав голову и прижав к макушке берет, во все глаза пялился ввысь, вспоминая повествование Мура. Удивительно, что профессиональный солдат мог так любить свой город – в его рассказах он волшебным образом оживал, превращаясь из нагромождения серых каменных стен, каким привыкли его воспринимать люди, в увлекательнейшую книжку с яркими картинками, и царевич, мысленно составляя список, что бы он хотел увидеть в Мюхенвальде, пришел к выводу, что проще будет выписать на маленький клочок бумаги то, что он увидеть здесь не захочет.
Серого же предания старины глубокой, похоже, ничуть не задели, и он с высокомерно-скучающим видом, приличествующим своему костюму, разглядывал придворных равнодушно. Как голодный волк овечье стадо. И не один обрывок разговора не пролетал мимо его чисто вымытых ушей.
– Кристина, милая, вы не знаете – принц Сержио будет сегодня участвовать в аудиенциях вместе с его величеством?
– Боюсь, что нет, Жизель – говорят, что он еще не оправился от раны, полученной им от этих бандитов.
– Ах, он такой отважный, такой безрассудный – броситься на защиту какого-то бедного незнакомца против целой шайки грабителей!
"Еще один ненормальный, вроде нашего Ивана. Не дай Бог, встретятся – тогда хоть стой, хоть вешайся будет", – про себя хмыкнул Волк, и стал прислушиваться дальше.
– ...пятеро!
– Нет, восемь!
– Да нет же, я совершенно точно знаю, что их было четырнадцать человек!
– Ах!
– И он успел уложить семерых, перед тем, как ему нанесли этот предательский удар сзади!
– Ах!
– Нет, десятерых!
– Нет, пятнадцать!..
– Ах, принц Сержио!
– Его усы сводят Катарину с ума, ха-ха.
– Не одну меня, Гретхен, не одну меня, если ты знаешь, что я имею ввиду...
Едва заметный поворот головы...
– Риана, ты обратила внимание на платье принцессы, которая была на ней во время турнира? Клянусь, это была настоящая шатт-аль-шейхская парча! А рельеф передней полочки выходил из проймы!
– Генриетт, у меня будет такое же сегодня к вечеру.
– Как и у меня, Рианна. Не думай, что ты одна такая быстрая.
– С начала шантоньской войны это только второе изменение фасона...
– А ведь уже третий месяц идет...
– Поражение Айса в битве при Шлессе не прошло бесследно.
– Совершенно верно – эти купцы дерут теперь за парчу втридорога!
– Они говорят, что эти чертовы шантоньцы перекрыли наши торговые пути и берут теперь с них свою пошлину.
– Чем-то еще закончится сражение при Гранте...
– М-да... Если Шарлеманю придется снаряжать еще одно войско, он останется голым.
– А что, у меня на примете как раз есть пара подходящих портных!..
Еще поворот...
– ...оплатить снаряжение армии Айса.
– Не может быть!
– Да, и теперь клетка не золотая, а просто позолоченная, и вместо драгоценных камней – цветные стекла!
– Тс-с-с! Если кто-нибудь услышит!..
– Ладно, на балу вечером поговорим...
Небрежно поправим перо на берете и повернемся еще в пол-оборота...
– ...должно было состояться дней пять назад. Со дня на день должен прибыть гонец – надеюсь, с вестью о победе.
– А Айс как раз вчера вечером отправился к своей армии. В карете. Говорят, верхом ему не позволила ехать рана, полученная на турнире... – фраза завершилась взрывом хохота.
Серый не сдержал ухмылки и поспешно отвернулся. Он почти не сомневался, что пара-другая зорких глаз следит за ними из укромного местечка, и вовсе не хотел, чтобы вдумчивый наблюдатель пришел вдруг к каким-нибудь неожиданным выводам.
Но порассматривать витражи ему не удалось.
– Великий король Шарлемань Семнадцатый примет принца Лукоморского Ивана и князя Ярославского Сергия! – прокатилось под сводами Конвент-Холла.
– Когда зайдем – молчи. Говорить буду я. У тебя нет дипломатического таланта, – шепнул Иванушка последнее напутствие другу, и шагнул вперед.
– О, это и есть принц Иван Лукоморский? – поднялся с трона король, не успели они переступить порог тронного зала. – Как же, как же! Знакомы с твоим батюшкой! Воевали лет пятнадцать тому назад! Ха-ха-ха! Славная была кампания! Если бы не зима – ни за что бы не помирились! Да хватит вам кланяться – свои же люди, можно сказать, почти родня. Ха-ха!
Повинуясь монаршему слову, Волк поднял глаза и впервые получил возможность разглядеть Шарлеманя. Услышать он его уже наслушался.
Король был довольно высокого роста, дородный, с маленькой круглой краснолицей головой на широких плечах. За выдающимся носом прятались крошечные подвижные глазки неопределенного цвета и выражения. Массивная золотая корона была надвинута на низкий лоб подобно берету придворного щеголя, а невероятное количество золотых цепей, подвесок и кулонов всех размеров, форм и цветов на алой атласной груди и зеленых шелковых рукавах скептично настроенного наблюдателя заставило бы сомневаться в их подлинности.
– Да вы, молодые люди, проходите, садитесь, – сделал шаг монарх им навстречу. – Раньше сядешь – раньше выйдешь, – и раскаты громоподобного смеха сотрясли пыль на портьерах и знаменах.
– Разрешите с вами не согласиться, ваше величество – мы не достойны сидеть в присутствии такого великого правителя, – поклонился царевич – дипломат с дипломом.
– Ну, что ж ты – в чужой монастырь со своим самоваром! Как говорится – не плюй в колодец – вылетит, не поймаешь! Что у трезвого на уме, то не вырубишь топором! Ха-ха! Лукоморская народная мудрость! – и Шарлемань метнул цепкий взгляд из-под кустистых бровей, чтобы проверить, какое впечатление на иностранных гостей произвела его эрудиция. Впечатление было нормальное – в открытый рот Ивана воробей залететь-то уж мог бы точно. В широко распахнутых глазах князя отразилось и застыло страдальческое удивление. Увиденное короля, судя по всему, удовлетворило, и он продолжил:
– Как видите, не только вы хорошо говорите по-вондерландски. Я тоже большой любитель лукоморской культуры! Я даже прочел книгу вашего известного писателей, правда, я уже не помню, как его звали, и какую. Но это замечательная книга! Все говорят. А в молодости я изучал вашу великую страну. Ваши пословицы и поговорки – это кладезь мудрости! Я заучивал их наизусть ночами! Мои предки всегда говорили – язык врага надо знать! Ха-ха! Волков бояться – ни одного не поймаешь! Лукоморская народная мудрость!
Тут к Иванушке вернулся утраченный было дар речи.
– Извините, ваше величество, но эта пословица...ооууй! – несколько преждевременно и неожиданно закончил царевич фразу. И зачем-то запрыгал на одной ноге.
– Что-что? – недопонял король.
– Его высочество хотели сказать, что эта пословица заставила вспомнить его о цели нашего визита.
– А что же он сам это не сказал? – в искреннем непонимании наморщил Шарлемань узкий лоб.
– О, ваше величество, вы знаете, царевич Иван такой стеснительный, он так легко смущается, теряет нить разговора, так сказать, и даже нервный тик с ним от волнения приключается. Эпиплексия. Особенно в присутствии такого харезматичного финтралопа, немцената и орниптолога, как ваше непревзойденное величество. И он перед тем, как войти сюда, попросил меня об одном одолжении – чтоб я сам, как его доверенное лицо, корпус реликта, так сказать, донес до вашего величества нашу нижайшую просьбу. Как говорится, одна голова хорошо, да жестко спать. Лукоморская народная мудрость, – И Серый расшаркался и сделал паузу, чтобы убедиться, что до Шарлеманя все дошло, впиталось и осело.
Казалось, было слышно, как скрипят королевские мозги. Орниптолог и финтралоп явно запали правителю в душу.
С Иваном, похоже, тоже случился один из приступов, про которые князь так предусмотрительно упомянул.
Прошла минута.
– Да-да, конечно, – наконец обрадовано закивал король. – В тихом омуте не без урода.
Сергий Ярославский Волк ободряюще улыбнулся.
– Так вот, видите ли, дело в том, что скоро у царицы-матушки, да преумножатся ее годы, случится день рождения, юбилейная дата, так сказать, восемнадцать – баба ягодка опять. Ха-ха.
– Ха-ха, – заговорщицки подмигнул вондерландец.
– И ваш покорный слуга, юный царевич Иван, будучи примерным сыном и благородным витязем, решил подарить матушке в этот знаменательный день нечто такое, что запомнилось бы не только ей на всю жизнь, но и о чем говорили бы десять поколений после него, что-то обычное для зарубежных стран, но диковинное для Лукоморья.
– Та-ак? – заинтересовано склонил голову Шарлемань.
– И его выбор пал на позолоченного павлина, что, как говорят, живет в чудесном саду Мюхенвальда, – и видя, как начинает багроветь лицо короля, и как в легкие уже набирается воздух для решительного отказа, Волк быстро договорил:
– ...И предлагает вашему величеству за него полмешка золота.
Король на секунду замер – сработал арифмометр в его лысеющей голове. Дебет-кредит, победа-поражение, войско-свадьба... двор-развлечения... турниры-фасоны... Щелк-щелк, щелк-щелк, щелк-щелк... Щелк.
Решение созрело.
– Нет, на это я согласиться не могу, – как и ожидал Серый, Шарлемань замотал головой, но далеко не так решительно, как собирался в начале – в ней уже накрепко засело видение большой кучи такого необходимого ему сейчас металла пятьсот восемьдесят пятой пробы.
Иван тоже почувствовал это, и решил внести свою лепту в разговор.
– Князь хотел сказать – ч...ауууй!
– Что? – не расслышал Шарлемань.
– Его высочество великодушно соглашаются на мешок, – разъяснил князь.
– А почему он опять прыгает на одной ноге?
– Это он от смущения, – расплылся в умильной улыбке поверенный царевича.
– Какая прелесть! – заулыбался король. – Семь мешков.
– Чрезвычайно милый мальчик, – согласился с ним князь. – Полтора.
– Зол... Жар-птица – это символ нации. Шесть с половиной.
– Символ нации – это ее монарх, – глубокий поклон. – Два.
– Другой такой вы не найдете нигде. Шесть.
– А если найдем? Два с половиной.
– Пожалуйста, ищите. Это ведь не я к вам пришел, требуя продать семейную реликвию. Пять с половиной.
– Продать – не подарить. Три.
– Если бы вы знали, как она смотрится вечером в верхнем саду! Пять.
– Может, еще узнаем. Три с половиной.
– Нет, я просто обязан рассказать, как она нам досталась! Сколько благородных рыцарей сложило свои удалые головы! Четыре с половиной!
– Это ваши проблемы, как она вам досталась. Мы предчувствуем, как она достанется нам. Четыре.
– ...
– И это наше последнее слово. Смотрите, ваше величество, мы ведь можем и в другом месте поискать. А ведь что с возу упало – на то напоролись! Лукоморская народная мудрость.
Король согласно кивнул.
– По рукам, золотые вы мои мальчики!
– Но ваше величество!..
И только тут в первый раз наши герои заметили, что они с Шарлеманем в зале аудиенций были не одни. За троном, сливаясь с бордовыми портьерами, все это время стоял невысокий бледный человечек в бордовом балахоне и круглой серой шапочке. И теперь он выступил из тени и яростно зашептал в монаршье ухо что-то неприятное, судя по тому, как опять налилась кровью физиономия Шарлеманя и насупились мохнатые брови.
– Кто это? – украдкой спросил Серый.
– Я думаю, Кардинал Маджента – ну, помнишь, когда границу переезжали, мы их историю вспоминали? Интересно, что он может ему говорить? Не нравится мне все это...
– И мне тоже. Слишком легко все прошло. А говорит он ему, чтобы тот не давал окончательного ответа, пока не получит известий об исходе сражения.
– Ну и слух у тебя...
– И слух тоже.
– Серый, ты молодец, только можно я выскажу пожелание, пока не забыл? Хотя, такое не забывается.
– Валяй, – милостиво согласился князь.
– В следующий раз, когда будешь говорить про... ну, про немцената и харезматичного финтралопа... ты меня заранее предупреждай, пожалуйста, ладно? А то ведь тут действительно заикой остаться можно...
– Я должен больше читать?
– Или наоборот, меньше. Третьего лучше не надо.
* * *
Припекало июньское солнышко. Теплую кожистую листву дуба нехотя шевелил слабый ветерок. Внизу, под холмом, на сколько хватало глаз, во все стороны простирались поля – зеленая равнина. И петляла-вилась дорога.
На дубу сидел Серый и от скуки свистел. Иногда он слезал и останавливал проезжих и прохожих, чтобы узнать у них новости с линии фронта. А заодно помочь им расстаться с продуктами, если таковые случайно оказывались при них.
Скучно же ему было потому, что сидел он тут уже третий день, а прохожих и даже проезжих, по сравнению с первым днем, почему-то стало гораздо меньше. Может, сказывалась всеобщая международная напряженность. А, может, добрая (или недобрая) слава Волка слишком быстро разбежалась по окрестностям.
Как он и ожидал, проклятый кардинал уговорил короля подождать, пока не будут получены известия об исходе сражения с шантоньцами – ведь в случае победы необходимость срочно собирать новое войско отпадала, и Вондерланду можно было не продавать жар-птицу. Конечно, если бы Иван не был таким щепетильным и омерзительно честным, можно было бы уже давно как-нибудь ночью пробраться во дворец и свистнуть это чудо природы. Конечно, выбраться потом с ней из города было бы сложно, но не невозможно, и дней через двадцать героический царевич взирал бы свысока на своих менее удачливых братовьев, но...
На горизонте наконец-то показалось пыльное облако. А не слишком ли оно быстро движется для какой-нибудь груженой телеги? А не тот ли это, кого мы ждем? А не надо ли нам начать собираться?
Волк быстро натянул длинную кольчугу, черные сапоги с заклепками, нахлобучил блестящий в некоторых местах шлем, перекинул через плечо перевязь с коротким мечом – и стал неотличим от первого встречного городского стражника. Оставшаяся после похода к королю половина дня была не напрасно потрачена на раскопки в лавках старьевщиков по всему городу.
Разбойник оглядел себя с ног до головы в маленькое круглое зеркальце и самодовольно ухмыльнулся. Хорош. Теперь – вперед.
– Именем короля я приказываю тебе остановиться!
Серый постарался, чтобы его было видно и слышно издалека. Он не хотел несчастных случаев в самый неподходящий момент. Гонец – если это был он – должен был еще сказать, чья армия заняла первое место.
Всадник поднял коня на дыбы, яростно выругался, но остановился.
– Ты – из армии Айса? – кинулся к нему Волк.
– Нет, из бардака на Красной!
– Кто победил?
– Мы, черт тебя раздери! Неужели эти жабьи дети шантоньцы! – и он гордо двинул могучим кулаком себя в грудь. Зазвенели медали.
Разбойник мысленно вздохнул. Самые худшие его опасения оправдывались. И бравого вояку было жалко. Почему-то и вдруг. Видать, общение с гуманитарием Иваном (или гуманистом? или гуманоидом? каких ведь только словей не нахватаешься от интеллигенции, вот уж действительно – с кем поведешься...) влияло на него не лучшим образом... Но времени на удивление не было. Он привык действовать, как Бог на душу положит, и идти поперек этого правила не собирался и сейчас.
– Как тебя зовут? – с подозрительным прищуром он сделал вид, что внимательно вглядывается в лицо гонца.
– Капрал Шрам!
– А не был ли ты в известном заведении на Красной перед выходом полка в поход? – пустил пробный шар Серый.
– В "Черной Лилии"? Был, приходил к Кокетте, как всегда – непонимающе сдвинул брови капрал. – Слушай, а какое твое собачье дело?
– Ага! Я так и знал! Десять золотых крон – мои! Хо-хо!
– Что за чушь ты несешь, крыса тыловая?
Капрал не понял, каким образом он вдруг очутился на земле, и откуда на груди у него, с обнаженным клинком у глотки, оказался нахальный молокосос-стражник.
Из какой-то подслушанной где-то и когда-то ученой беседы Серый почерпнул, что если человеку нажать на горле острым лезвием все равно чего в определенной зоне, то он резко теряет всякую сообразительность и способность к логическому мышлению. Сумели ли в конце концов умные люди дать на это хоть сколько-нибудь удовлетворительное объяснение, он не помнил, но от данного феномена зависела сейчас жизнь злополучного Шрама.
– За твою голову майор Мур объявил награду в десять золотых! Это ты убил Кокетту из "Черной Лилии"! – выкрикнул Серый и чуть-чуть надавил.
– Я никогда никого не убивал! – совершенно искренне прохрипел вояка.
"Ага, правильная зона!" – тихо порадовался Волк.
– Тебя там видели!
– Я не виноват!
– Все улики против!
– Клянусь тебе, я не убивал!
– Я тебе не верю.
– Чем угодно поклянусь – меня даже рядом там не было!
– Майор Мур обещал...
– Я сам дам тебе десять золотых! Отпусти меня!
– Есть свидетели.
– Двенадцать! Это все, что у меня с собой есть!
– Хм, а может, ты и не врешь... Но если ты вернешься в город, тебя задержит первый же...
– Я не вернусь в город!
– Ну, хорошо. Снимай доспехи, давай деньги и дуй отсюда. Пока я добрый.
Задумчиво поглядев вслед удирающему со всех ног капралу, Серый уронил кирасу, поножи и наручи на дорогу, пару минут попрыгал на них, попытался разрубить шлем мечом – не получилось. Все равно довольный результатом, он быстро облачился во все это, порезал в нескольких местах рубаху и штаны, бросил в лицо несколько горстей пыли. Под дубом, в сумке, у него оставалось еще немного томатного соуса – в ход пошел и он. Закончив переодевание и макияж, Волк снова заглянул в зеркальце.
Из маленького кружка посеребренного с одной стороны стекла на него глянуло изможденное, покрытое коркой грязи, пыли и засохшей крови, лицо воина, узнавшего недавно и не понаслышке, что такое поражение, унижение и смерть.
– Гут, – удовлетворенно кивнул он сам себе, состроил скорбно-мужественную рожу зеркалу и подозвал коня.
Его харезматичное величество Шарлемань Семнадцатый прогуливались по саду, любуясь жар-птицей в лучах заходящего солнца, когда из-под куста папайи, раздавив ананас, несмело выступил капитан городского гарнизона. Его испуганный бледный вид говорил яснее всяких слов о том, что случилось то, для доклада которого королю предполагаемые вестники тянут спички, и что этот гонец вытянул короткую.
Все благодушие, если оно когда-либо и посещало Шарлеманя, улетучилось с пшиком, как Снегурочка над костром.
– Ну, что опять случилось? – задал он ненужный вопрос.
– Прибыл солдат из войска Айса, ваше величество, – выдавил из сухого шершавого горла капитан.
– Ну, и? – цвет лица короля медленно побагровел.
– Они сражались, как ль...
Тяжелый, как плита фамильного склепа, взгляд монарха парализовал речевые навыки офицера.
– Ну, и? – недобро повторил король.
– Полный разгром, – пискнул посланник и зажмурился, моля всемогущего Памфамира-Памфалона только об одной милости – провалиться сквозь землю прежде, чем разразится над его головой (и головами еще многих и многих, в то время как тела их будут находиться неподалеку) монархическая гроза.
– Гонца повесили? – прогремел первый раскат. Закат окрасился кровью.
– Так точно, ваше величество, – соврал офицер своему королю. Конечно, врать нехорошо, это внушали ему с детства, но ложь во спасение – это как бы и не ложь, а суровая необходимость, и к тому же они ведь действительно хотели повесить этого злосчастного солдатика, но он куда-то необъяснимым образом подевался в самый ответственный момент, а занять его место раньше времени капитану вовсе не желалось, и поэтому как-то само собой добавилось:
– С особой жестокостью. Отрубив предварительно голову.
– Хорошо. А вы что здесь делаете, рядовой? Позовите сюда кардинала Мадженту, быстро! По дороге к дворцовому палачу.
Набирающее силу утреннее солнышко пронзило своими лучами старые ставни, легкий сквознячок доносил до гостевых комнат неповторимый букет из красильни, а чисто вымытый, разомлевший со сна князь Ярославский лениво внимал из-под одеяла отчету Иванушки о том, как он провел три дня в его отсутствие.
– ...ей-Богу, Сергий, вместо своей прогулки верхом тебе надо было остаться с нами и посмотреть город. Ты столько потерял! Даже я, уж на что много чего читал о Мюхенвальде... Да и вечерами тут ого-го чего бывало – Гарри швырялся деньгами направо и налево! Я предлагал заплатить – но он ни в какую! Говорит, что мы спасли ему жизнь, что мы – его гости... Даже неудобно... Надо будет его как-нибудь отблагодарить... А еще он вчера сводил меня в музей одной картины. Ты представляешь, огромный зал, а на стене висит загрунтованный холст в золоченой раме. Я сначала ничего не понял, а это оказалось самое знаменитое произведение Теодоруса – "Белый Квадрат"! Чуть не выставил себя посмешищем перед всей публикой – а ты же знаешь, что когда на тебе еще и эти вондерландские костюмы, то кажется, что все смотрят только на тебя... Ну, вот – этот шедевр – абсолютно белый квадрат на абсолютно белом фоне, и непросвещенному дилетанту кажется, что на полотне вообще ничего нет, но истинные ценители говорят, что если вы смотрите на картину Теодоруса и видите только белое полотно – вы смотрите не на картину Теодоруса. Во всем мире существуют только две авторские копии...
– А ты видел?
– Что?
– Ну, квадрат-то сам, что же еще.
– Да, естественно, хотя с первого раза редко кому это удается. Когда на нее смотришь под определенным, постепенно меняющимся углом, при определенном освещении, закрыв один глаз и прищурив другой, и быстро приближаясь-отдаляясь...
– ...ты налетаешь на эту картину с размаху...
– ...и тогда тебе начина... А ты откуда знаешь?! – ухватился за лоб Иван.
– Я что-то угадал?
– Д-да нет... – смущенно пожал плечами царевич. – Гм. Так о чем это я?
– Об угле.
– А, ну да. Так вот. Вондерланд – страна, углем небогатая, и поэтому все запасы этого топлива ей приходится закупать в Лотрании. Но, благо, зимы здесь короткие и не слишком холодные...
За окном из общего шума большого города – грохота копыт и колес по булыжной мостовой, окриков возниц, мерного топота городской стражи, зазывного речитатива бродячих торговцев, певцов и проповедников – выделился один – подъехавшей и остановившейся большой повозки, запряженной как минимум парой лошадей. Открылась дверца, откинулась лестница, вышел человек – один – и зашел в контору красильни.
– ...башня была построена самим Джеронимо Куллиганом, она необычна даже для архитектуры нашего времени, а уж тогда и впрямь была чудом – злые языки говорят, что во время ее открытия, когда покрывало было сдернуто, вся она обрушилась, а остались лишь не убранные еще строительные леса, но архитектор сумел убедить тогдашнего Шарлеманя, что это леса были из камня, а сама башня так и была задумана – из металлических конструкций, и король подумал, и решил, что каменных башен в любом городе мира в изобилии, а...
Краеведческо-следопытческий доклад Иванушки был прерван нетерпеливым стуком в дверь, перемежающимся прерывистым дыханием.
– Войдите! – сразу же отозвался Волк.
– Это я, – влетел в апартаменты Санчес. – Там из дворца приехал барон фон Свиттер и хочет вас срочно видеть! По делу государственной важности! Срочно!
– Царевич, сходи, спустись к нему – я сейчас оденусь и тоже приду. Чтобы не заставлять его баронскую светлость ждать. Ладно?
Глаза Иванушки загорелись сумасшедшей надеждой.
– А если он получил известия от армии? Я имею ввиду – если армия разгромлена... То есть, я совсем не хочу сказать, что я рад этому, напротив, но, с другой стороны, и шантоньцы мне ничего не сделали плохого, то есть, я и им поражения не желаю, просто...
