Текст книги "Какого цвета ночь?"
Автор книги: Светлана Успенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
Глава 6
Долгие разговоры с завотделением Юрием Степановичем в его кабинете происходили чуть ли не каждый день. В эти минуты Иван чувствовал себя обыкновенным человеком – сидел в кресле, правда, в кресле, истертом задами и спинами сотен пациентов, смотрел за плечо врача на волю, туда, где тоскливо светился апельсин закатного солнца, запутавшись ветвями в кроне столетнего дуба. Тихо шуршало перо, шаркало по бумаге, точно старик больной, возвращавшийся по коридору в свою палату. А вот глаза его были еще из другой жизни. Глаза его не выдерживали прямого, как на рыцарском поединке, взгляда исподлобья. Они смущались, убегали, скользили вниз, стараясь нащупать среди массы чуждых и враждебных предметов знакомые узоры. И голос срывался, робко доходя до первого, осторожного еще крещендо.
Звучали-звенели осторожные, почти ласковые вопросы. Они сначала подбирались к нему осторожно, крадучись, ходили кругами, только того и ждали, чтобы обрушиться из засады громобойным залпом, горным камнепадом, лавиной. Чтобы похоронить под собой, растрощить его косточки на безвольные маленькие молекулы, плавающие в слюдяной слизи.
– Я врач, вы должны мне рассказывать все… Вам будет легче, если вы мне расскажете все… Все. Все, что вы думаете, все, что хотите… Что вам снится… Вы помните, что с вами случилось? Что вы тогда чувствовали? Как это делали? Вы помните? Вы помните?!!
И он отвечал, испуганно сглатывая слюну, стоявшую комом в горле:
– Да, да…
Он был воском в руках врача – воском, который лепил умелый скульптор, чувствуя каждой клеточкой своих рук его податливость, его слезливую открытость, его мнимую благодарность – за то, что выслушают, поймут…
И он смотрел в спрятанные в кожистых мешках век глаза доктора так же недоверчиво, как смотрит затравленный зверь, загнанный острой палкой в угол. Лапа попала в капкан, ему больно, нет сил больше сопротивляться… Остается или покориться, или, визжа от боли, отгрызть собственную лапу и уйти по утреннему нетронутому снежку в лес, прихрамывая и оставляя на снежной целине цепочку крупных, красных, как клюква на болоте, капель крови. Так делают звери. Так не делает человек.
Новые вопросы сыпались как из рога изобилия:
– Мать свою помните? Увидеть хотите? Не хотите, потому что не помните или потому что помните? А щенка помните?.. Нет, подробности мне не нужны. Только ощущения, желания, мечты…
Его глухой голос вдруг неожиданно начинал крепчать, как летний легкий ветер, грозя усилиться до грозового шквала. Душа дрожала, натянутая как струна, с губ были готовы сорваться те ответы, которых ждал от него врач, но которые, как он знал, означали для него только одно: усиление режима, увеличение дозы лекарств, замену легких лекарств тяжелыми, теми, от которых в последнее время едва стал освобождаться задавленный химией мозг.
И поэтому он отвечал испуганно, сбивчиво, иногда глупо улыбался, иногда кривил рот, как ребенок, готовый расплакаться.
– Отвечай… Тебе хочется еще раз испытать это? Отвечай!
Он с трудом разомкнул губы и из последних сил просипел:
– Нет…
– Ты боишься наказания? – не отступал, не сдавался голос. – Ты бы сделал еще раз то же самое?
– Нет, – беззвучно разомкнулись сухие губы, тогда как все внутри его пело, кричало и рвалось навстречу оглушительно правдивому, открытому, страшному «да!»…
Я исподтишка разглядывала посетителя – благообразные седины, хрящеватый нос, бесцветно-серые глаза. Плюс дорогой галстук, блестящие ботинки стоимостью, наверное, не меньше моей годовой зарплаты. «Денег куры не клюют», – решила я.
Клиент молчал. В свою очередь он исподтишка рассматривал меня. Наверное, это было лучше, чем разглядывать отвалившуюся штукатурку на потолке. В возникшей тягостной тишине стало слышно, как за кухонной дверью пронзительно орал Мамай, требуя немедленной свободы.
– Кстати, меня зовут Виталий Васильевич Чипанов, – произнес посетитель и протянул мне свою широкую твердую руку.
– Таня, – представилась я.
Мы замолчали.
– Вы замужем? – Он первым нарушил молчание.
– Нет.
– А сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– А моей дочери двадцать пять. – Лицо посетителя едва заметно затуманилось.
Странное любопытство… Я представила, как изнывает за дверью Мишка, слыша каждое наше слово и не имея легальной возможности вмешаться в разговор.
Через пять минут непринужденной беседы он знал обо мне все или почти все. И какой вуз я закончила, и где я работала, и что одно время я брала на передержку собак за скромное вознаграждение и что теперь работаю секретарем и одновременно главным детективом в нашем агентстве. Конечно, насчет «главного детектива» я немного преувеличила, но, с другой стороны, ведь в моем активе значится такое важное «шубное дело»…
Далее последовал рассказ про «шубное дело».
Новикова Катя, студентка третьего курса столичного пединститута, обычно возвращалась домой довольно поздно. Четыре пары лекций, потом еще нужно в читалку заскочить, кое-какую литературу полистать к семинару по психофизиологическому развитию детей младшего школьного возраста, а еще и хочется с подружками в кино сходить, на свидание пойти, по магазинам прошвырнуться, примериться к ценам на косметику… Да еще потом час с лишним трястись в переполненной электричке!
Вот и сегодня, когда часовая стрелка уже подтягивалась к девяти, светящаяся окнами гусеница пригородной электрички истерически взвизгнула тормозами возле платформы. На перрон вывалилась чертова уйма народу, в числе прочих мелькала и стройная фигурка Кати, одетой в куртку с пушистым меховым воротником и сапожки с оторочкой.
Раньше шести часов ей редко удавалось появляться дома. Катя жила в многоквартирном доме, в трехкомнатной малометражке, с матерью и отчимом. А еще у нее были братик Гошка в возрасте тринадцати самых пакостных лет и собака пудель Тошка. А еще у нее было много подруг, и даже в последнее время появился некий молодой человек, который претендовал на столь значимую роль в ее, Катиной, жизни, что при мысли об этом Кате становилось страшно. Это был не просто поклонник или рядовой ухажер из тех, чье имя забывается, как только человек исчезает из поля зрения, это был друг, близкий человек, и более того – любимый! Его звали Саня…
При мысли о нем Катю бросило в жар. Отношения между ней и Саней уже давно перестали быть просто дружескими. А не далее как неделю назад они почти неожиданно для себя решили пожениться…
Спустившись с платформы, Катя вступила на тропинку, ведущую по скользкой, поблескивающей ледяными пятнами грязи. Тропинка узкой ниткой вилась через редкий лесок. Эта дорога была самой короткой между платформой электрички и остановкой автобуса, и Катя всегда шла через лес, чтобы сэкономить время. Правда, на автобус можно было сесть и возле платформы, выдержав атаку доброго десятка остро заточенных локтей и чечетку стольких же ног в чрезвычайно тяжелой обуви на собственных ступнях. Но чем впихиваться в битком набитый «ЛиАЗ», куда как проще было пробежать через лес и сесть на другой маршрут, более свободный.
Обычно Катя возвращалась домой с Саней – он жил неподалеку от нее, в частном доме вместе с матерью, и всегда провожал ее до подъезда, даже если на улице стоял день. Но сегодня…
Вот уже неделя, как они поссорились. Катя вздохнула. Поссорились почти сразу же после того, как решили пожениться. Саня считал, что после свадьбы они должны жить вместе с его матерью в доме, где не было горячей воды и отопления, а половину комнаты занимала огромная русская печка.
«Я не могу оставить мать одну, – сказал Саня. – Как она без меня?» Но жить с родителями, безразлично, со своими или с мужниными, Катя не хотела.
– Нет, Санечка! – убеждала своего будущего мужа Катя. – Мы должны жить совершенно отдельно. А иначе что у нас будет за семья!
– Зачем платить деньги за комнату неизвестному дяде, если у моей матери полдома свободны? – резонно возражал Саня. – А деньги нам самим пригодятся, пока мы оба учимся.
– Спокойствие дороже любых денег, – парировала Катя. – На первых порах нам помогут родители, а потом я возьму учеников – выкрутимся как-нибудь!
– Можно подумать, моя мать для тебя кажется каким-то монстром, – обидчиво возразил Саня.
– Можно подумать, что она для тебя дороже, чем я! – в свою очередь обиделась Катя.
– Дороже не дороже… Но и бросать ее я тоже не собираюсь!
– Ну и живи со своей мамочкой! – запальчиво крикнула Катя.
– Ну и буду жить!
– И живи!
– И буду!
После ссоры они неделю не разговаривали, не встречались, избегали друг друга, ездили на учебу порознь и возвращались разными дорогами. Сталкиваясь в коридорах института (они учились на разных факультетах), влюбленные смущенно отводили глаза друг от друга и разлетались в разные стороны, точно одинаково заряженные элементарные частицы.
Хрупая сапожками по смерзшейся к ночи грязи, Катя с обидой размышляла о том, как Саня с ней отвратительно поступил.
«А если на меня сейчас нападет бандит, – старательно вызывая к самой себе жалость, размышляла Катя, – вот тогда он пожалеет! Будет локти кусать! Вот назло ему завтра в институте буду ходить под ручку с Веней Рукавишниковым! И еще сделаю вид, что я в Рукавишникова по уши влюблена!»
В темноте безлистная ветка рябины, нависшая над тропкой, упруго хлестнула по лицу. Катя на секунду остановилась, от боли схватившись за щеку. Хруст льда под ногами сразу смолк, и сзади послышались торопливые шаги – кто-то спешил по тропинке ей вслед.
Смахнув ладонью слезы, Катя побежала, спеша поскорее выбраться в людное место. Опавшая листва шуршала под ногами, хрустел лед, разлетаясь под тяжелыми каблуками; и шаги за спиной, казалось, звучали все громче, все ясней, все ближе…
Впереди, сквозь силуэты голых деревьев, замигала желтым светом фар оживленная улица. Катя во весь дух припустила к остановке, куда, приветливо светя окнами, уже подъезжал автобус. Когда девушка подлетела к ней, автобус уже выгрузил пассажиров, закрыл двери и отъехал.
– Черт! – Катя от злости даже топнула ногой. Всегда так – хоть на минуту, да опоздаешь! Сегодня у нее вообще сплошная невезуха.
Чтобы не закоченеть, Катя стала прогуливаться вдоль шоссе. Мимо, жужжа моторами, проносились машины. Вдруг, взвизгнув тормозами, возле тротуара остановилась, сияя округлыми боками, иномарка неизвестной породы.
Из окна справа высунулся молодой человек, которому даже в темноте нельзя было дать больше двадцати лет.
– Девушка! Вас подвезти? Садитесь!
На Катю пахнуло теплом разогретого салона, через опущенное стекло приветливо засветились зеленоватые огоньки приборов. Не в Катиных правилах было садиться в машину с незнакомыми, но ей так хотелось скорее попасть домой… Противно ныли ноги, морозный влажный холод проникал под тонкую куртку.
– Ну что же вы, девушка? – Машина ждала ее, приветливо урча мотором. – Не бойтесь, мы не кусаемся!
– Мне на Парковую, – робко произнесла Катя, неохотно берясь за ручку задней двери.
– Пожалуйста!
– На Парковую? А меня не подбросите? – Услышав знакомое название, подскочил к дверце какой-то пенсионер с тележкой. – Сынки, второй час автобуса жду…
– Ладно, дед…
Катя быстро юркнула на заднее сиденье, радуясь, что от тягостных раздумий ее спас неожиданно подвернувшийся попутчик.
Дед еле-еле всунул свою тележку между девушкой и собой. Дверца захлопнулась, и машина тронулась.
– А вам, девушка, куда? – спросил парень на переднем пассажирском сиденье, обернувшись к ней. Это был молодой человек с буйными темными кудрями и белозубой улыбкой, которая светилась в темноте салона, как улыбка Чеширского кота.
– Парковая, четыре, – ответила Катя.
– Какое совпадение! – произнес водитель, рассматривая девушку в зеркало заднего вида. – А мы как раз рядом живем, в двух шагах…
– Да? – Катя отвернулась и принялась смотреть в окно.
– Дом под медной крышей знаете?
Девушка молча пожала плечами, демонстрируя пренебрежение ко всем домам под медной крышей, к молодым людям вообще и попыткам завязать с ней разговор в частности. Если эти типы считают, что они ее очень сильно облагодетельствовали тем, что решили подвезти, то они крупно ошибаются!
– Это чей же дом? – неожиданно встрял в разговор дед. – Бывшего замрайисполкома, что ли?
– Тебе, дед, где выходить-то? – с еле заметной гримасой неудовольствия ответил водитель.
– Еще не скоро, – успокоил его старик. – Возле гастронома высадите, и ладно…
– Договорились! – кивнул водитель.
– И меня тоже возле гастронома, пожалуйста, – попросила Катя.
– Нет уж, такую симпатичную девушку мы доставим прямо по назначению! – улыбаясь, возразил пассажир.
Машина сделала крюк – Катя прекрасно это видела! – чтобы сначала избавиться от деда, а потом только свернуть на Парковую. Когда пенсионер с тележкой выгрузился и потопал восвояси, Катя тоже попыталась было выйти, но задняя дверца неожиданно захлопнулась, и автомобиль рванул с места, разбрызгивая колесами ржавую грязь.
У Кати болезненно сжалось сердце… Черт знает что может теперь произойти! Она одна в машине с двумя незнакомыми типами, которые вполне могут оказаться и подонками…
Но ничего особенного не произошло. Машина остановилась возле заиндевевшего куста калины с красными, оттянутыми гроздьями ветвями. Неподалеку светились желтоватые окна многоэтажки.
– Ваша хата? – иронически посмеиваясь, произнес водитель.
– Моя… – Катя открыла дверцу машины и уже занесла ногу, чтобы выйти.
– Девушка, стойте!
– Что такое?
– А плата за проезд?
– Плата… Какая плата! Вы же…
– Ну, тогда ваш телефончик!
– Телефончик… – Катя задумалась. Что бы соврать?.. – Ребята, я бы дала телефон, но… Муж у меня очень ревнивый!
И пассажир, и водитель вздохнули почти одновременно.
– Ну вот, как только встретишь девушку своей мечты, она непременно оказывается замужем, – с сожалением произнес водитель.
– А муж-то хороший? – спросил улыбаясь кудрявый.
– Лучше всех! – Катя вышла из машины и сделала несколько шагов по направлению к дому.
– Девушка, стойте! – послышался сзади тревожный оклик.
Катя остановилась:
– Что такое?
Из окна высунулась рука с белым прямоугольником, зажатым между пальцами.
– Возьмите визитку! Вдруг с мужем поссоритесь или скучно станет… Позвоните!
«Надо все-таки помириться с Саней, – решила Катя, направляясь к дому. – Он у меня такой хороший…»
На душе у нее было легко и радостно – оттого, что она так удачно добралась домой, оттого, что понравилась молодым людям в машине, оттого, что еще в прихожей она уловила запах борща, а внутри у нее вновь ровным и ярким огнем горела нежность к будущему мужу.
Глава 7
Поздно вечером, лежа без сна рядом с горячим телом своей молодой супруги, Чипанов перебирал подробности своего короткого посещения детективного агентства. Правильно ли он сделал, что стал вмешивать абсолютно чужих людей в семейное интимное дело? Верно ли?
На стол шефа малоизвестной детективной конторы на окраине Москвы легла фотография жены и денежный задаток в конверте.
– С кем встречается, где бывает, что делает, кто к ней приходит… Поминутно! – приказал Виталий Васильевич.
Молодой человек понимающе кивнул – задание ясно, и тут же задал осторожный вопрос:
– Особенно обращать внимание на знакомых мужского пола?
Поморщившись, собеседник неохотно раздвинул резиновые губы и произнес:
– Да.
– С адресами?
– Желательно.
– Ясненько… – Молодой человек кивнул и спрятал фотографию и задаток в несгораемый сейф. – По результатам работы вам будет предоставлен отчет в письменной форме.
На этом они расстались.
С шефом детективной конторы все было ясно – судя по выправке, бывший милиционер или кагэбэшник, с внешностью типа «я вышибу тебе мозги», а вот его секретарша – совсем другое… Немного старше Маши, кажется, неглупая, вполне самостоятельная, не замужем, как и его дочь. Причем, в отличие от его дочери, имеет достаточно сил, чтобы без всякой опоры самостоятельно двигаться по жизни. По внешнему виду – не алкоголичка, не наркоманка, не проститутка. Впрочем, кто их сейчас разберет по внешнему виду… Но сам характер работы в детективном агентстве, казалось, требует от нее абсолютной адекватности ситуации. Хорошая подруга была бы для Маши…
Появилась у него на этот счет одна идейка. Одна очень оригинальная идейка…
Все палаты отделения, кроме второй и четвертой, имели общий коридор, по которому в часы, свободные ото сна, процедур и приема пищи, свободно разгуливали больные. Общий коридор – это все же не четыре стены замкнутого кубика палаты. Общий коридор – это и холл с выцветшей картиной «Утро в сосновом бору», и какое-никакое движение, так сказать, коловращение жизни. Это и общение с соседями из других палат, и черно-белый телевизор.
Но вторая и четвертая палаты были лишены места на этом празднике жизни. Вторая и четвертая ни с кем не контактировали. Обитая железом дверь с квадратным окошком, белая, как и все в этой больнице, отгораживала их от внешнего мира и внешний мир от них. Через окошко медперсонал наблюдал за жизнью в палате. Процедуры пациентам из второй и четвертой делали не в процедурной, куда регулярно, минимум два раза в день, захаживали прочие обитатели отделения, ценя возможность поболтать с медсестрой, перекинуться фразой-другой с соседями, а в самой палате. Открывалась дверь, сестра вкатывала тележку, на которой лежали прикрытые кипяченой марлей шприцы, – и понеслась душа в рай!
А вечером, после беседы с главным, Иван подслушал разговор своего лечащего врача, Трахирова, с завотделением. Медики за дверью в четвертую громко обсуждали результаты обхода, нимало не заботясь о том, что кто-то из больных может их слышать.
– Мне показалось, есть прогресс, – произнес Трахиров, сунув тяжелые волосатые руки в карманы.
– Слишком быстрый прогресс, – ответил завотделением. – Слишком. На беседах пытается врать, выворачивается. Хитрая штучка!
– Затаился. Время тянет, выжидает… Я разрешил ему свидания, хочу понаблюдать его во время общения с родственниками. Не знаешь, есть у него кто-нибудь, кроме матери?
– Кажется, никого.
– Ну тогда оповести мать, что может приехать. Ему ничего не говори – пусть будет элемент неожиданности… Главное, он тщательно скрывает свое отношение к бывшим правонарушениям. Может, задумывает новое что-нибудь? Поставим мы ему визу, мол, «социально не опасен», а он выйдет на волю и опять примется за старое… И отговорка у него железобетонная – мол, психический! И понимаешь, каков жук… Я ему: что ты чувствуешь, а он мне: желание спрятаться. Спрятаться от нее. И все! Похоже на умышленную проговорку, а?
– Похоже…
– Ничего, выведем его на чистую воду, будь уверен… Скополамин, что ли, попробовать?
– «Сыворотку правды»? Да от нее, говорят, больше сочиняют, чем правду говорят…
– Да уж как-нибудь разберемся, где врет, а где всерьез… Знаешь, сколько у меня умных под маской дураков было? И сколько потом наизнанку выворачивалось… С точки зрения психиатрии этот тип, несомненно, любопытный экземпляр. Чрезвычайно живучий, способный к быстрой регенерации, психологический феномен. После такой лекарственной атаки, как в Сычовке, немногие могут удержать в себе стержень. Распускаются, превращаются в бесформенное амебообразное существо. Становятся эдакими инфузориями-туфельками, рыдают от страха и желания уколоться, умоляют прописать лишний укол. А этот…
– Не так уж он и силен, раз вы его на первом же сеансе раскусили.
– Кто его знает, может, он специально позволил себя раскусить. Мол, видите, я и притворяться-то толком не умею! Я ж прост, хотя и строю из себя хитрого. А сам думает: пусть поймет, что я пытался обмануть его, но не получилось, и на том и успокоится, мол, простой случай… Нет, милый мой, это уже индукция второго порядка! Достойный внимания случай. Назначим, пожалуй, ему «схему». От «схемы» он не убежит. Гарантирую, через три недели наизнанку вывернется, по полочкам разложится. Будет интересно с ним побороться!
– Ну что ж, поборемся! – поддакнул Трахиров. – Еще как поборемся!
Психиатры разошлись по своим делам. Только тогда Иван оторвался от двери и, спотыкаясь, точно в полусне, направился к своей постели. Что ж, его раскусили, он так и знал…
Но они еще поборются! Еще как поборются! Он принимает вызов.
Я намеревалась провести приятный день за картами и с разжиревшей кошачьей тушей на коленях, мурлычущей моторчиком на низких оборотах, но мне помешали. Раздался звонок в дверь. Шеф мне сто раз говорил: не открывай без предварительного телефонного договора о встрече, потому что по ту сторону, образно выражаясь, баррикады в любой момент может оказаться злобного вида налоговый инспектор (встреча с которым не входит в набор главных жизненных удовольствий современного человека), представитель кочевого племени цыган или участковый милиционер, решивший сшибить сотню-другую на проверке заведения, расположенного на его территории.
Но я открыла. За дверью оказался вчерашний клиент.
– А я к вам! – сказал он и, не дожидаясь приглашения, вошел в коридор.
– А Михаила Ивановича нет, он на задании, – растерянно произнесла я при виде знакомой коренастой фигуры.
– А я, собственно говоря, не к нему, а к вам, Таня, – заявил посетитель.
– Да? Ну проходите, – промямлила я. Какое у него могло быть дело ко мне, я совершенно не могла представить.
– Видите ли, Таня… – начал он, усаживаясь в кресло. – Я могу вас называть просто по имени? Ведь вы мне по возрасту годитесь в дочери…
– Пожалуйста, – пожала я плечами.
– Понимаете, вы на меня произвели очень благоприятное впечатление, – продолжал посетитель, а я ему вполне благосклонно внимала. – Вы красивы, умны. (Я скромно потупилась.) Вы храбрая и вполне самостоятельная девушка…
– Ну что вы. – Под потоком комплиментов я смущенно опустила ресницы.
– У меня есть дочь Маша, примерно вашего возраста, так вот, я вам скажу откровенно, она на вашем фоне выглядит просто маленькой инфантильной девочкой… Хотя кончает институт международных отношений.
Весьма странный способ отвешивать комплименты, подумала я.
– Понимаете, у Маши проблемы… Большие проблемы… Не буду вам рассказывать сразу обо всем, чтобы не испугать, думаю, вы вскоре сами узнаете, но главная проблема – у нее нет подруги…
Ха, мне бы ее проблемы!
– Ей не с кем поделиться своими бедами, – продолжал посетитель. – Не с кем посоветоваться… Мать ее умерла, у Маши остались только брат и я. Она попала в дурную компанию, даже пыталась покончить жизнь самоубийством, ей угрожали… Теперь, конечно, все позади, но… Но я боюсь нового срыва. Боюсь, что он окажется еще сильнее, чем предыдущий… Вот если бы у нее была подруга, которая бы посоветовала ей в трудную минуту, удержала от опрометчивого поступка… Понимаете, к чему я это все говорю?
– Нет, – откровенно призналась я.
– Я, наверное, очень непонятно выражаюсь, – смутился посетитель, – откровенно говоря, я хотел бы, чтобы вы стали Машиной подругой!
– Я?! Почему я?! – Мои брови удивленно поползли вверх.
– Потому что у вас, как я мог заметить, сильный характер. Вы не боитесь нестандартных ситуаций, умеете принимать решение, вы оптимистка по натуре – идеальная подруга для Маши. Кроме того, вы не замужем. Надеюсь, у вас нет детей?
– Нет, только собаки, но и те не мои… Но понимаете… – Я слегка пришла в себя и уже раздумывала, как бы потактичнее отказать посетителю с такой, мягко говоря, странной просьбой. – В общем-то у меня уже есть подруги и… Понимаете, ведь я не знаю вашу дочь и… Кроме того, как я поняла, вы живете за городом, а я терпеть не могу электричек и…
– Нет, вы не поняли, – нетерпеливо прервал мое робкое блеянье визитер. – Я все оплачу!
– Что значит «все»? – Меня взяла легкая оторопь.
– Затраты личного времени, неудобства, переезд…
– К-какой еще переезд?
– Вы будете жить у нас – так будет лучше. Чтобы вы всегда были с ней рядом. Вам будет выделена отдельная комната, при необходимости шофер или один из охранников сразу же отвезет вас в город. Естественно, питание за наш счет, об этом даже речи быть не может… Кроме того, все совместные развлечения – походы в кино, в ресторан, возможно, небольшие туристические поездки – оплачиваются. Кстати, в доме все делает домработница.
– Но позвольте! Я не собираюсь к вам переезжать!
– Сколько вы хотите? Двадцать долларов в день? Пятьдесят? Решайте!
В моем мозгу мелькнула мысль: «Пятьдесят в день – это полторы тысячи в месяц». Я приоткрыла рот, ошеломленная суммой, которую раньше видела только в гангстерских боевиках.
– А вот задаток. – Посетитель выудил из кармана пухлый бумажник и выложил одну за другой на стол семь бумажек с портретом генерала Гранта на лицевой стороне. – Это за первую неделю работы… Ну что, согласны?
Я молчала, не зная, что сказать. В голове кружилось и сияло пухлыми боками соблазнительное число из четырех цифр, по крайней мере две из которых были нулями и стояли после значащей цифры, а не перед ней!
– Что-то я не совсем понимаю, – наконец произнесла я. – За что вы все-таки собираетесь платить мне такие бешеные деньги?
– Наконец-то я слышу деловую речь, – обрадовался клиент и незамедлительно раскрыл свой объемистый портфель.
Точно крыса, завороженная гамельнским крысоловом, я смотрела, как в жирном чреве портфеля исчезли руки посетителя – мне казалось, что он набит пачками денег. Но вместо пачек клиент достал обыкновенную клеенчатую тетрадь с обтрепанными краями и произнес:
– За что я буду платить вам деньги? А вот это мы сейчас и обсудим!.. – Клеенчатую тетрадь он вручил мне: – Прочтите, прежде чем решиться. Это дневник Маши. Я попросил у нее разрешения дать его на прочтение врачу, а она сказала: «Можешь хоть напечатать его в газете, мне плевать!» Так что вам можно… Тогда вы лучше поймете ее… И сможете помочь…
Желание помочь у меня было весьма абстрактное, а желания участвовать в судьбе Маши я тоже особенно не испытывала, так как мне еще не доводилось видеть ее самое. Но деньги… Прямо скажем, их было слишком много для того, чтобы такая эфемерная субстанция, как покой, все еще продолжала существовать в моем мозгу.
«Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – безрезультатно уговаривала я себя. – Как говорят американцы, бесплатных обедов не бывает, за бесплатный обед всегда кто-нибудь платит. Да и англичане говорят: «В шкафу каждой семьи есть свой скелет». Не на этот ли скелет меня зовут, поманив кругленькой суммой?»
Но отчего-то народная мудрость всех народов мира, обычно приходившая на помощь в критической ситуации, сегодня напрочь отказывалась мне помогать.
– Мне нужно еще посоветоваться с шефом, – наконец произнесла я, обуреваемая сомнениями. – Может быть, он не разрешит…
Но «шеф» явился в контору поздно вечером. Он молча ввалился в комнату, дыша морозным духом и с трудом двигая одеревеневшими членами.
– Наконец-то! – Я радостно бросилась к нему.
– Ч-чаю, – не двигая губами просипел Ненашев и без сил рухнул в кресло – он напоминал полугнилой телеграфный столб, сломленный бурей.
Дымящаяся чашка была мгновенно отправлена в покрасневшие, как у рака, клешни!
– Что с тобой? – спросила я как можно участливее. – Замерз?
– Д-да, – просипел голос, точно из подземелья. – От-топитель в машине сломался, а на улице м-минус.
– Неужели? – вежливо осведомилась я. – А в комнате так жарко… У меня даже голова слегка разболелась от духоты…
Из кресла донеслось сдавленное рычание, как будто там кто-то душил лесного зверя.
– Тут приходил Чипанов, – сказала я, жирно намазывая хлеб маслом и протягивая его задушенному зверю. – Но не думай, что ты ему нужен был… Вовсе нет! Представь, он предложил мне пожить у них… Понимаешь, его дочери нужна подруга, он обещал хорошо заплатить. Даже дал задаток!
Я достала из сейфа семь зеленоватых бумажек и веером выложила их пред светлые очи начальника.
Челюсти задвигались все медленнее и наконец замерли. Чашка с чаем отправилась на стол.
– Что-то я не въезжаю, – медленно и тихо произнес Михаил, уставившись на стопку зеленоватых купюр. – За что он тебе дал задаток?
– Ну, понимаешь… Я буду жить у них… Охранник, священник, психотерапевт и воспитательница…
Глаза Мишки округлились и стали напоминать серебристого цвета пятирублевые монеты, застрявшие в черепе.
– Понимаешь, у него проблемы с дочерью…
– С женой у него тоже проблемы… – буркнул шеф.
– Его дочь Маша, кстати, почти выпускница МГИМО, раньше принимала наркотики, понимаешь? Виталий Васильевич показывал мне ее фотографию… Она года на два меня младше… Ну, короче, живет за городом, подруг у нее нет, матери тоже, с мачехой, за которой ты следишь, отношения не сложились, друзья все наркоманы или торговцы «марафетом», короче, асоциальные типы… Живет она с братцем, отец изредка наведывается. В доме обитает охрана, которая не спускает с нее глаз, домработница приходит помочь по хозяйству. И все! Ну вот Виталий Васильевич и решил, что если я поселюсь у них и буду положительно влиять на Машу во время своего проживания, то…
– Ты? Положительно? – с сомнением в голосе произнес Мишка, вновь принимаясь за бутерброд.
– Представь себе! – почти обиделась я. – Понимаешь, она уже однажды пыталась покончить жизнь самоубийством, ее еле откачали, и отец боится повторения срыва. Целыми днями за дочерью он следить не может – бизнес, жена и так далее.
– Короче, ясно, меня он нанял, чтобы я следил за его женой, а ты будешь следить за его дочкой.
– Ну… Ты слишком буквально все понял, – поморщилась я. – Дело же не в слежке! За ней и так следят два здоровенных амбала с десантной подготовкой. А я буду ее подругой…
– Подругой по найму?
– Ну, вроде того… И еще, знаешь, у Виталия Васильевича есть кое-какие подозрения… Ему кажется, что в последнее время Маша вновь стала принимать наркотики… Пока у него доказательств никаких нет, только подозрения…
– Короче, ты должна будешь попутно выяснить, откуда она добывает отраву.
– Ну да! – подтвердила я, намазывая пятый кусок хлеба маслом.
– Вряд ли это у тебя получится, – скептически резюмировал мой шеф, отправляя в рот этот самый пятый кусок. – Способности к сыску у тебя нет, опыта никакого…
– Что? – взвилась я над стулом. – Это у меня нет способностей? А «шубное дело»?!
– Ну, шубы – это мелочь…
– Но и поиск поставщика – это не главное. Главное – психологически поддержать человека, заставить его поверить в собственные силы…
– Ну и как ты это сделаешь? Ты кто такая? – насмешливо спросил мой шеф, небрежно стряхивая с коленей хлебные крошки. – Кашпировский? Алан Чумак? Или, на худой конец, пророчица и колдунья белой магии Лилиана? И вообще, сколько ты собираешься отсутствовать на работе?
– Пока только неделю, – сказала я, памятуя о семи бумажках, разложенных веером.
– Интересно, а кто все это время будет сидеть на телефоне? Печатать документы?
– Ну, приказы пока можно писать от руки. А насчет телефона… Можно притащить автоответчик!
