Текст книги "Тишина (СИ)"

Автор книги: Света Сорока

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава 21 – 30

21

Улов у нас, как выразилась моя новая подруга, был шикарный: варёная картошка, тушеные овощи, которые были аккуратно сложены в лоточек, пара морковок, поздние огурцы и помидоры, несколько початков кукурузы, и два больших куска варёной курицы. Я была с ней абсолютна, согласна, особенно когда выяснилось, что всё это было не испорчено.

– Эх, мне бы плиту я бы из этих продуктов такой пир устроила, – вздохнула Кара, когда мы, набив свои животы, блаженно стояли у нашей бочки и грели руки. Она была сыта и в хорошем настроении, и я решилась задать вопросы.

– Ты трудилась в Лагере поваром? – написала я свой первый вопрос.

– Да. Я жила почти в центре Общества. Тест показал, что я могу быть или поваром или военным, – странное сочетание, подумалось мне, – я решила быть поваром. Меня выучили и направили работать в Лагерь. Это было божественно, я кормила всех так, что они чуть не умирали от обжорства. Там я познакомилась с одним из медиков, ему в этом году исполнилось двадцать. Мы тогда ещё решили создать ячейку, а за несколько дней до церемонии в город ворвались повстанцы. Они взорвали всё, что имело отношение к жизнеобеспечению и сломали забор. Многих врачей, кто оказывал сопротивление, убивали на месте. Молодых обычно не трогали. Мой будущий муж последнее время ходил какой-то расстроенный, но мне в чём дело не говорил, а когда пришли повстанцы, он чуть ли не кинулся к их командиру умоляя взять его к ним. Командир согласился, особенно узнав, что он медик. А когда зашла речь обо мне и выяснилось, что я выращенная, командир сказал, что выращенным у них не место. Мой любимый плакал, умолял, но ничего не вышло, тогда он попросил меня дождаться его, он что-нибудь придумает. Когда они ушли жители города пытались выживать, но, кажется, Общество решило, что мы город призрак или вроде того, забрав тех специалистов, которые были им нужны, они ничего не стали восстанавливать и забыли нас там. Люди пытались что-то сделать сами, но многое ли ты сделаешь если умеешь только то, чему тебя научили? Продукты быстро кончились, а новых поставок не было. Люди разбрелись кто куда. Они шли в ближайшие города, ферм то тут поблизости нет, кто-то ушел к повстанцам, кто-то как я – ищет работу.

– Но почему же, если Общество к вам так отнеслось, ты всё ещё против повстанцев?

– А почему я должна быть за них? – сразу вспыхнула Кара, – я для них не человек, так прям и хочется спросить, а сами то они кто? Они калеки. Они не могут себя контролировать, они все чем-нибудь, да больны. Я вот всю прошлую зиму прожила на улице и ни разу ни чихнула. Ты мне лучше скажи, как так получилась, что ты не оказалась в Лагере?

– Я не знаю. Жила себе и всё. У меня было всё как у всех.

– А кто были твои родители?

– Мама была агрономом, а папа ветеринаром. А какое это имеет значение?

– О! Не всё так просто. Если специалист очень важный, то ему всё можно, а если так себе-то, пусть карабкается сам как знает. Хм! Для меня загадка как так с тобой получилось.

– Мне рассказывали, что в Лагерях проводились эксперименты над людьми, что там им удаляли органы?

– Ну, а что тут такого, должны же были эти отбросы человечества приносить хоть какую-то помощь Обществу. Ни на что другое они не способны, – как припечатав, сказала Кара.

– А как же чувства, а таланты, а жизнь, в конце концов?

– Я тебя умоляю! Какая жизнь? Вот это жизнь? Или там, на фабриках жизнь? Ты видела, какими люди оттуда выходят? Как будто их выжали! Мы все муравьи, которые тащат свою соломинку, а есть те, кто это всё бросает. Общество контролирует нас и старается нашу жизнь сделать легче. Выращенные уже не болеют, они психически устойчивы. Общество придумало, как женщине не мучиться с рождением детей, оно занимает нас тем, что нам интересно. Оно находит нам подходящую пару.

– Однако ты живёшь на улице, – заметила я

– Это сбой, который создали повстанцы, а Общество – это огромная машина, которая не может сразу залатать прорехи.

Я поняла, что дальнейший разговор не приведёт ни к чему хорошему. Я видела откровенное логическое противоречие в её словах, Кара нервничала, злилась и, хотя по её уверениям она-то как раз была психически стабильна, в отличие от меня, мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я дождусь от неё агрессивных действий.

– Давай спать, завтра нам рано вставать, – написала я последнюю записку. Сегодня мы, так же как и вчера залезли в коробку и заснули, тесно прижавшись, друг к другу, чтобы было тепло.

22

Дни потянулись за днями. Мы с Карой уже виртуозно добывали продукты, оказалось, что на той фабрике, где мы брали ужин на второй день моего пребывания в городе, работает поваром бывший «бездомный», и он, жалея старых товарищей по несчастью старался выкидывать продуктов побольше, да посвежее. А так как мы были вооружены, и Кара своим оружием владела мастерски, все лакомые кусочки доставались нам. Эрик с каждым днём выглядел всё более измождённым, но на мои предложения двигаться дальше он отвечал отказом, мотивируя это тем, что становится очень холодно, а он почти не накопил никакого пропитания.

В один из вечеров, я жила здесь месяц и уже началась настоящая зима, я спросила Кару, где она научилась так владеть ножом, она пожала плечами:

– Ну, я же повар, если ты не в курсе, продукты приходится резать перед употреблением.

– Подожди-ка! – я выставила руку в останавливающем жесте, – Я умею вкусно готовить, но с ножом так обращаться не умею, – это был тот редкий случай, когда Кара смущенно замолкала, уставившись себе под ноги. Обычно если она не спала, то болтала обо всём на свете, больше всего она любила ругать повстанцев, иногда мне казалось, что именно эта злость держит её на плаву и даёт силы бороться.

Она отвернулась и прошлась вокруг нашего временного дома. Мы его утеплили, наклеив на верх коробки материал, собирающий солнечную энергию и превращающий её тепло, куски которого нашли на одной из помоек. Я выжидательно смотрела на девушку, за этот месяц я поняла, что когда она не знает, как ответить, то начинает так ходить. Потом она подошла ко мне вплотную и сказала на ухо:

– Я обожаю ножи. Они для меня даже в детстве были лучше любой другой игрушки, – сказав это, она осталась стоять рядом со мной, потупив глаза. Я понимала, боится моих укоров в неуравновешенности. А так же мне подумалось, что все страсти выращенных это случайная ошибка генетиков. Кара и её ровесники были первыми, практически экспериментальными образцами, с ними видимо случались перегибы.

– Ты чему-то училась? Ну не сама, а может на каких-то уроках? – прочитав записку она удивлённо посмотрела на меня, я не порицала, не боялась, не считала плохой, для неё это было удивительно.

– Нет, я не ходила в классы. У моих родителей было несколько старых книг, они их не читали, просто хранили. Так вот там была книга о ножах, о ножевом бое, в общем, обо всём, что было связанно с ножами. Я её обожала, не скажу сколько раз я её перечитывала, я тренировалась, стараясь повторить упражнения. Она пропала тогда, в суматохе нападения. Мой дом был разрушен, потому что под ним находился центр коммуникаций.

– А почему ты не вернулась к родителям?

– К родителям? Прости, ты в своём уме? Я выросла. Они сделали всё, что могли. Дети не возвращаются к родителям. Они и общаются то с ними редко, по праздникам. Только не говори, что у вас всё по-другому?

– Ну, как-то, наверное, да. У нас в селе дети часто общаются с родителями. Иногда, когда родственники одиноки, они живут вместе. С нами жила тётя, папина сестра, она к нам перебралась, когда овдовела.

– Да, в городах немного по-иному, – она задумалась, возможно, она жалела, что всё было по-другому.

Последнее время наши разговоры обрывались, не дойдя до логического конца, оставляя возможность собеседнику обдумать то новое, что ему сказали. Мы с Карой были слишком разные, как лёд и пламень, но это не помешало нам стать друзьями. Я спокойная, молчаливая, даже если б у меня была возможность, я бы много не болтала, застенчивая, доброжелательно настроенная. Она же, наоборот, боевая активная и вспыльчивая, болтливая, агрессивная. Она мне напоминала разбойницу из сказки «Снежная королева», за жесткой бронёй у Кары скрывалось доброе, простодушное сердце. С каждым днём я понимала, что привязываюсь к этой «разбойнице» всё сильнее. Я поманила её рукой, как бы говоря «идём спать».

23

Конечно, сложившаяся ситуация меня не устраивала. Улучшить условия жизни у меня не получалось, добыть дополнительных продуктов тоже не удавалось. Эрик еле таскал ноги, он недоедал, но скопить у него ничего не получалось. Я поняла, что ситуация тупиковая. Мне вдруг показалось, что Общество специально даёт мизерный паёк и максимально загружает работой, чтобы люди физически не могли возмущаться. Эта мысль меня так напугала, что я даже начала нервно озираться. Вообще за этот месяц моё мировоззрение, мягко говоря, кардинально поменялось. Конечно, в некоторых вопросах я рассуждала подобно ребёнку. Но как минимум понимание, что Общество это не идеальный мир, росло и укреплялось во мне, но и повстанцев я не могла поддерживать, видя, что происходит после их освобождений.

Итак, надо было что-то менять. Я решила предложить Каре уйти со мной. Этим вечером после ужина, когда мы грелись у бочки, я отдала ей записку.

– Я ухожу. Не знаю, куда я иду, но жить так я не хочу. Хочу дойти до повстанцев, но совсем не факт, что я там останусь. Ты хочешь уйти со мной? По крайней мере, ты могла бы дойти до другого города, где возможно будет работа.

Кара повертела бумажку в руках и уставилась на огонь.

– Уходишь, да? – я кивнула, – ну да повстанцы тебя примут, – я подошла к ней и указала на слова о том, что может я там не останусь, а потом на слова про работу, она только покивала головой, – мне надо подумать. Когда ты уходишь?

– Не знаю. Могу точно сказать, что не завтра, – она кивнула и продолжила смотреть на огонь.

Тем вечером она мне ничего не сказала. На следующее утро Кара опять была молчалива, я даже начала беспокоиться, но если уж решилась, то надо было действовать, я и так долго позволяла себе ничего не решать.

День прошел по обычному сценарию: поиски работы, поиски еды, снова поиски работы. Вечером, я пошла к фабрике, почти сразу раздался звук гонга оповещающего о конце рабочего дня. Через какое-то время появился Эрик. У него был заморенный вид и он еле передвигал ноги, я пробовала приносить ему еду которую не получалось сохранить, но он всегда отказывался, я думаю из гордости.

– Эрик, я ухожу. Это пустая трата времени. Мы ничего не можем собрать, а ты расходуешь своё здоровье и силы. Даст бог, мы сможем добраться до другого поселения, – протянула я ему заготовленную записку

Он молча прочитал её и принялся усердно изучать стену соседнего дома.

– Я не уверен, что дойду, – наконец выжал из себя он, – понимаешь, в селении у меня были лекарства, мне дали с собой немного, но они закончились. Мне с каждым днём становится всё хуже.

– Я не оставлю тебя здесь, и я помогу дойти, даже если придётся тащить тебя на себе, как я понимаю, без фармацевтических вливаний ты ведь умрёшь?

– Все умирают рано или поздно, – философски изрёк он.

– Насколько я помню, рано ты умирать не собирался. Или я ошибаюсь?

Не собирался, конечно, – с тяжелым вздохом пробормотал он, – но понимал, что такая возможность не исключена.

– Значит, решено, завтра выходим. Выспись и приходи сюда, к десяти часам утра, – я развернулась и пошла по направлению к фабрике, где мы каждый вечер добывали еду. За этот месяц пару раз приходилось драться, потому что появлялись новенькие считающие, что главные здесь они. Но это было не так, главными по еде здесь были мы с подругой. Сегодня надо набрать как можно больше еды, а так же надо узнать у Кары можно ли где-то достать лекарства. Она ждала на нашем месте справа от фабрики. Когда я подошла, подруга молча направилась к входу. Я набирала много продуктов, нам троим, предстояло идти несколько дней, я почему-то абсолютно не сомневалась, что ребята пойдут со мной.

После того как мы собрали провиант и дошли до нашего пристанища, Кара ничего не говоря, расстелила постель и залезла спать, отказавшись поужинать. Понятно, она пытается бунтовать, но меня не так-то просто сбить с толку. Ей здесь нечего делать, она попросту тратит свою жизнь непонятно на что. Я взяла и написала это в записке, а затем, взяв фонарик, полезла к ней.

Кара лежала отвернувшись, спрятав нос в углу не застёгнутого спальника. Я потрясла её за плечо, всунула в руку записку и включила фонарик. Подруга нехотя её прочитала и повернулась ко мне, в её глазах сверкали молнии.

– То есть, если я попрусь незнамо куда, и неизвестно зачем, я тут же перестану тратить свою жизнь непонятно на что? Как бы не так! Она как была пустой, так и останется ничем, знаешь ли, не заполненной!

Я замотала головой: «Нет, не останется». Отобрав листок, я принялась писать с другой стороны, зажав фонарик зубами, чтобы видеть, что я пишу

– Ты будешь что-то делать, возможно, найдёшь место, где ты сможешь работать, где тебе будет нравиться. Может, найдёшь человека, с которым тебе будет хорошо. Здесь ты не найдёшь ничего. Пойдём. И, если честно, ты мне нужна, одной мне будет тяжело. Я не оставлю тебя за бортом, как сделал твой суженый. Если повстанцы тебя прогонят, я уйду с тобой. За этот месяц ты стал для меня родной, – я снова протянула ей записку, она прочитала её. Лицо Кары исказила саркастическая ухмылка.

– Нужна… да верю, всё-таки, вы – рождённые странные, эмоциональные существа. Так быстро привязываться к людям, – она опять хмыкнула. Ладно, я пойду с тобой. И не потому, что ты пообещала меня не бросать, а потому что ты одна, не выживешь. Я могу жить где угодно, мне действительно нет разницы в каком городе жить. А теперь крепкий и здоровый сон. Завтра сложный день.

Она уже собиралась отвернуться, но я остановила её движением руки, показав, что я ещё хочу кое-что написать.

– С нами пойдёт ещё один парень, с которым я пришла сюда. Но нам нужны лекарства. Ты знаешь, где их раздобыть?

– Ты собралась с собой тащить больного? Ты в своём уме? – возмущенным шепотом взорвалась она, но я упрямо сжала зубы, – ох! Ты хоть знаешь, что за препараты? – сдалась девушка. Я помотала головой.

– Завтра у него выясним.

– Ладно, раз уходим, попробуем разграбить одно место. Всё. Спать, – она отвернулась носом в угол спальника.

Я пристроила продукты в нашем доме так, чтобы они были в холодке, но не так чтобы до них могли добраться посторонние, а сама забралась в мешок, поплотнее прижавшись к ней.

24

Рано утром Кара растолкала меня.

– Так давай есть и надо собираться. Во сколько ты с ним договорилась встретиться?

– В десять

– Поздно. Ты знаешь где он живёт? – я отрицательно покачала головой, – хорошо, ты знаешь где он работает? – я кивнула, – давай, пошли покажешь.

Мы наскоро перекусили. Когда мы выходили из гетто, все наши соседи спали. Кара потребовала остатки сушеных фруктов, я их с готовностью отдала подозревая зачем они нужны, она прокралась к коробке, где жил Конор с бабушкой, и сунула ему в сумку эти фрукты. Сколько бы она не говорила о странной эмоциональности рождённых, она тоже испытывала эмоции к людям, и привязывалась к ним, может даже сильнее чем я, раз отдала мальчику последнее наше лакомство. Я была не против, я многого от неё требовала и была готова платить за то, что разлучаю её с теми людьми к которым она привыкла.

Я отвела Кару к заводу, на который устроился Эрик. Она задумчиво посмотрела на ряды серых зданий в темноте улиц. Я не понимала, как она тут ориентируется. Даже по прошествии месяца, я всё равно каждый день умудрялась запутаться в хитросплетении этих улиц. Холодные, подзябшие пальцы, вылезавшие из обрезанной перчатки сжали моё запястье и девушка повлекла меня за собой к одному из зданий. Зайдя в тёмный влажный и холодный коридор, она потянула меня куда-то в низ. Тут темнота становилась ещё более непроглядной, хотя казалось, что темнее уже некуда. Достав фонарик она начала освещать лица спящих. Я осматривала их, отыскивая Эрика. У меня пробегал холодок по спине от того насколько у этих людей были изнуренные лица. Эрика мы нашли почти в самой глубине этого холодного и затхлого подвала. Пока мы его искали, я думала, в каких нечеловеческих условиях живут эти люди, у многих был кашель, мучительный, надсадный, говоривший о том, как они тяжело больны.

Когда я указала на Эрика, Кара остановилась и кивнула мне, показывая, чтобы я его будила. Я присела на корточки и принялась тормошить паренька, а Кара освещала моё лицо. Эрик открыл глаза только через десять минут после того как я начала его будить. Кара села на кровать и прошептала ему на ухо:

– Быстро и тихо собирайся. Планы изменились, уходим сейчас.

Заспанный Эрик с трудом соображал, что от него надо, но начал собираться. Когда всё было готово он попытался закинуть рюкзак на спину, но не смог, настолько был слаб. Подруга, тяжело вздохнув, взяла его рюкзак и подтолкнула в спину, что бы он шел. Пошатываясь, парень выбрался из дома на улицу. Мороз, схвативший своими цепкими лапами, за лицо немного его взбодрил. Он стоял, тяжело прислонившись к стене, и хватал ртом холодный зимний воздух.

– Ох и повесила ты мне на шею хомут, – вздохнула Кара, – как тебя зовут, болезный?

– Эрик

– Хорошо, Эрик. Твоя подружка мало того, что меня подбила на непонятную авантюру, так ещё и тебя на нас повесила, – парень попытался что-то возразить, – молчи уж. Она сказала, что тебе необходимы медикаменты. Я хочу знать какие, их названия и понимать от чего они.

– Я не знаю.

– Ну, приехали, – Кара начала злиться, – а что же ты пил?

– После того как меня освободили из Лагеря…

Девушка со всей силы стукнула кулаком по стене и повернулась ко мне

– Ты, зная мою историю, повесила на меня лагерного? Он не жилец!

– Я ей говорил, – встрял Эрик.

– Цыц, – рыкнула на него Кара, – Ася, я от тебя такого не ожидала, – я развела руками, показывая, что по-другому не могла, – ладно, что у тебя изъяли? – она опять повернулась к Эрику

– Все парные органы, – он потупился, как будто это была его вина, что он такой.

– Понятно, пошли. Ох, за что мне это наказание? – Кара помотала головой и направилась куда-то в темноту. Мы последовали за ней.

Когда, на другом конце города, мы остановились у серого и невыразительного здания, ничем не отличавшегося от других, Кара посмотрела сначала на Эрика, затем на меня.

– Эрик, иди в сторону леса в этом направления, – она ткнула рукой куда-то в темноту, – иди пока есть силы, мы тебя нагоним, – она легонько подтолкнула его в спину, и посмотрела на меня, – так, теперь с тобой. Сейчас мы войдём, вытащи что-нибудь, какую-нибудь большую вещь, платье или свитер. Я тебе укажу, откуда брать, сгребай всё, что под руку попадётся туда, потом разберёмся, я на страже. Когда кто-нибудь появится, хватай, что успеешь собрать и беги туда, куда я указала твоему подопечному, я буду за тобой, – она взяла меня за руку, – беги не бойся! Когда станет светло, я тебя найду, ты поняла? – я кивнула, не очень уверенно, но в темноте этого не было видно.

Кара подошла к двери и долго ковырялась лезвием ножа в замке, потом, чертыхнувшись, достала из кармана гнутую проволоку и принялась ковыряться ей. Я не знала, сколько прошло времени, мне казалось я перестала дышать и вся обратилась в слух, наконец, замок тихонько щелкнул и подруга смогла открыть дверь. Мы зашли, и она, осмотревшись, ткнула пальцем в два шкафчика, и когда я дошла до первого, отключила фонарь. Тихонько открыв створки, я начала аккуратно складывать в свитер, баночки, коробочки и шприцы. Когда один шкафчик был вычищен, и я уже принялась за второй, послышался шорох, откуда-то из другого помещения, находившегося за этим. Я, бережно собрав края свитера, поспешила к чуть более светлому, чем всё остальное, проёму двери. Чутьё подсказывало, что мы замечены. Я тихонько выскользнула в дверь, за спиной послышались шаги Кары.

– Беги, – услышав её шепот, припустила, что было сил.

Я бежала, что есть мочи. Очень быстро почувствовала, как сучья хлещут меня и цепляются за одежду. Значит я в лесу. Мне казалось, что я ломлюсь сквозь кусты и деревья, как слон и весь город слышит этот треск веток. Я уговаривала себя, что это только страх, но в то же время надеялась, что Кара слышит, куда я бегу. Через час своего сумасшедшего бега, лёгкие неистово саднило, а всё тело, наверное, превратилось в один большой синяк, от тычков и затрещин, которыми наградил меня лес, в отместку за столь не аккуратное вторжение. В один момент я поняла, что больше не могу бежать и рухнула на четвереньки. Когда сердце прекратило, бешено стучать в ушах, я прислушалась, вокруг была кромешная тишина и темнота. Где мои попутчики? Что произошло с Карой и Эриком, я не знала. Стоит идти или надо затаиться? Я решила затаиться. Нащупав какой-то разлапистый куст, я влезла под него, прижав к себе вещи, и свернулась клубочком. Было холодно, жар от бега начал проходить. Я наощупь отвязала от рюкзака спальный мешок и накинула его на плечи. Рассвет должен наступить часа через два, надеюсь, я не замёрзну за это время.

25

Пришла в себя я, когда холодное зимнее солнце начало прорезать небо своими тонкими, неласковыми лучами. От переживаний я уснула, сон всегда был моим спасением, что бы со мной не случилось, в детстве мне казалось, что стоит мне уснуть, как пройдут все мои беды и болезни. Ноги настолько замёрзли, что я их почти не чувствовала. Только бы не заболеть. Сейчас не самое лучшее время для этого. Я непослушными руками свернула спальный мешок и вылезла из-под куста. По сравнению с той темнотой, что была пару часов назад, мне чудилось, что стало совсем светло. Я принялась прислушиваться, но слышала только обычную жизнь леса. Не поверив своим ушам, я оглянулась, но глаза не помогли. Осмотрев вокруг куста отпечатки ног я убедилась, что они только мои. Надо искать Кару и Эрика. Я тихо двинулась по своим следам назад. Может я найду хотя бы следы Кары, ведь она бежала за мной. Мои ощущения меня не обманули, очень быстро я нашла место, где она побежала в другую сторону. Следов Эрика я не нашла, но к своей радости я не нашла и следов преследователей, но что-то мне подсказывало, что это только пока окончательно не рассвело. Общество не допустит, чтобы кража осталась безнаказанной. Я в этом была уверена особенно после того, что узнавала об Обществе.

Я пошла по следам Кары. Пройдя несколько метров, обнаружила, что они исчезли. Сначала на меня накатило чувство страха, но потом в голову пришла мысль, что если нет следов борьбы, то Кара просто, чтобы запутать преследователей, влезла на дерево. Что ни говори, а в ней пропадал талант замечательного изворотливого вора или убийцы. Она была опасным союзником, и я это понимала, но между нами была некая связь, которая позволяла мне верить, что мне все эти таланты не угрожают. Я осмотрелась. Залезть на дерево я точно не смогла бы, даже под угрозой расстрела.

Вспомнилось, что когда мне было лет восемь, Филька дружила с сельскими мальчишками, хотя они были её младше. Как-то раз она решила научить меня лазать по деревьям, что сама делала с изяществом кошки. Это история закончилась не весело, я две недели лежала с сильными ушибами, а мама делала мне компрессы из трав, что дала тётушка Ирма. Ещё тогда Филька сказала, что я деревянная. Чем дольше я жила, тем больше убеждалась в правоте её слов. Любые спортивные мероприятия для меня заканчивались в основном травмами, то я подворачивала ногу на спортивном кроссе в школе, то вывихивала плечо при игре в баскетбол, куда по какой-то случайности попала. В общем, лезть на дерево мне даже в голову не пришло.

Я вглядывалась в ветки, надеясь увидеть Кару, но это было бесполезным занятием, скорее всего она ушла отсюда, перебираясь с дерева на дерево. Их ветки тут были так плотно сплетены, что летом под ними, наверное, вечная темень, потому что ни один луч не может пробиться через листву. Мне ничего не оставалось делать, как вернуться к своему кусту. Но сидеть там означало – ждать пока меня найдут. Я понимала, что надо уходить, но уходить, не оставляя следов. Если деревья не моя история, то надо сделать, так чтобы мои следы были не очень похожи на человеческие. Я начала ковыряться в вещах. В моём сердце зарождался леденящий страх от того, что мне не удастся сбежать. Руки нащупали книги. Я вынула своё сокровище, одна из них была переплетена в толстую и жесткую обложку. Извинившись перед фолиантом, как будто он был живой, я оторвала обложку, а затем порвала её на две равные части по корешку. Я надеялась, впоследствии, «вылечить» книгу, обложка была кожаная и я решила, что снег ей не сильно повредит. Привязав две части обложки к своим ботинкам, я попробовала идти или скорее скользить. Снег под моими ногами неровно проваливался, немного пройдя, я оглянулась. Благодаря прямоугольной форме и скользящим шагам, подумать, что тут шел человек было сложно, казалось, что снег проваливался под своим весом, а так как недавно была оттепель, это выглядело правдоподобно, здесь и там виднелись похожие проломы.

После того как я немного прошла, погода решила меня порадовать и начал падать снег, крупными хлопьями. Через пару часов будет трудно понять, где что было. Если поисковая команда замешкается, они даже не найдут места где мы вошли в лес. Только бы Эрик смог достаточно далеко отбежать от кромки леса. Я шла и, если бы не опасность ситуации, я бы, наверное, начала восторгаться красотой леса: деревья, присыпанные пушистым снегом, напоминали зачарованных великанов, апельсиново-оранжевое солнце поглядывало из-за снежных туч одним глазом. Мешали восторгам постоянное чувство страха и задубевшие ноги. Я их чувствовала, но от этого мне не становилось легче, покалывание, когда тело только замерзает почти прошло. Я ощущала свои конечности, как если бы они были не родные, но двигалась вперёд, не время страдать и жалеть себя. Я займусь этим позже. Когда буду сидеть у тёплой походной печки. Она была в рюкзаке у Эрика, а значит, сейчас у Кары, она забрала его рюкзак перед началом «операции».

Через некоторое время, где-то справа, послышался шорох явно не лесного происхождения. Я не могла бы сказать, как это поняла. Я просто знала, что справа человек. Кто это? Кто-то из моих друзей? Или подкрадывающийся преследователь. Страх холодными пальцами залез ко мне под свитер и побежал по спине. Подойдя к ближайшему толстому дереву, я аккуратно выглянула из-за него. Перед моим взором открылась небольшая поляна, я в очередной раз удивилась этому лесу, то кромешное сплетение деревьев, то открытая полянка. На первый взгляд поляна была пуста, но я слышала звук, поэтому стала детально разглядывать то, что видела, надо сосредоточиться на мелочах.

Так, вот шла птичка, её следы пролегали до середины полянки, её что-то спугнуло, потому что последний след смазанный – она резко взлетела. Надо смотреть правее следа. У деревьев пусто, может на самих деревьях? Кара ведь ушла по деревьям. Правда, от той чащи до этой поляны не было так плотно стоящих исполинов. Значит надо смотреть всё же внизу, куст, там ничего нет, хотя погоди-ка, что-то серое, может заяц? Я начала всматриваться, нет для зайца слишком велико, волк? Нет, волк бы меня услышал и удалился. Я до предела напрягла зрение. Серая куртка. У Эрика была серая куртка. Эрик ли это, или кто-то затаился? Но тут из-под куста донёсся то ли вздох, то ли стон. Это точно не преследователь! Я начала обходить поляну по кромке между деревьями. Оказавшись у другой стороны куста, я полезла под него. Там, свернувшись калачиком, лежал друг.

Его состояние не на шутку напугало меня. Губы посинели, лицо было мертвенно-бледным, а когда я коснулась его руки, то почувствовала только холод, лишь по слабому парку, вылетавшему из его приоткрытых губ, можно было сказать, что он жив. Дело плохо, очень плохо, если я срочно не найду Кару, мне его не отогреть. Я начала растирать руки парня, на которые он не удосужился надеть варежки и заледеневшие щёки.

«Эрик, миленький, не замерзай! – его веки чуть взлетели, и затуманенный взгляд остановился на моём лице, – Эрик, мне надо отыскать Кару. Ну почему я не могу говорить! У неё печка, мы не можем тут поставить палатку. Мы вчера украли лекарства и нас будут искать. Эрик, ох! Я не могу оставить тебя здесь, ты же замёрзнешь» – мои мысли метались, я не знала, как лучше сделать. Думая, я продолжала его растирать. А потом мня посетила идея, надо посмотреть, что же мы украли? Может быть, там есть что-то полезное. Я развязала края свитера, которые связала, сидя под кустом, чтобы его было удобно тащить, как узел.

Закостеневшими пальцами перебирала пузырьки, читая незнакомые названия, если эти лекарства можно применить, то я не знала, как и от чего. Взгляд упал на пузырёк, который был больше остальных: «Это или спирт, или жидкость для инъекций» – на нём не было никаких этикеток и я отвинтила крышку. В нос ударил острый, едкий запах. Спирт – это хорошо. Я поднесла бутыль к носу Эрика, его взгляд стал немного проясняться, мне нужен его голос. Закрутив крышку, я поставила пузырёк на снег. Если разбавить его жидкостью и дать Эрику, возможно, это поможет согреться, хоть немного. Я принялась рыться в рюкзаке, у меня была бутылка с водой, если, конечно, она не превратилась в лёд на морозе. Но я её усердно укутывала, перед дорогой, на всякий случай, под рукой должна быть вода. Когда я нащупала тару, моё сердце, расстроенно ухнуло, она была ледяная, но вытащив её на свет, я возликовала. Замёрзла только часть воды. Другая была очень холодная и её было мало, но развести спирт хватит. Размешав нехитрый коктейль, я влила его в рот Эрика, потом запаковала обратно вещи и снова принялась растирать открытые части тела.

Его глаза сфокусировались на мне, я пальцами показала, что надо идти. Он разлепил губы и прошептал:

– Я не могу, – его голос был тихий, хриплый, но он был. Я волоком вытащила парня из его схорона.

Надо идти. Я сама стала окончательно замерзать. Ноги становились всё более деревянными. Я осмотрела вещи, лежавшие под моими ногами, и Эрика которого я прислонила к дереву. Как же это всё тащить? Вздохнув, одела рюкзак вперёд, чтобы освободить спину, на которую я собиралась взвалить друга, а был же ещё свитер с лекарствами, который надо было нести, всё-таки хорошо, что Кара взяла его поклажу. Присев перед парнем, потянула его на спину, он слабыми руками обвил мою шею, не вставая с корточек, я схватила узел из свитера. Выпрямиться было тяжелым делом, рюкзак тянул вперёд, сползающий Эрик, назад. Кое-как встав, я поплелась вглубь леса. Смотреть вверх было тяжело, потому что как только я пыталась выпрямиться, чтобы поднять голову, мой друг тут же начинал увлекать меня назад, поэтому приходилось довольствоваться следами на снегу. Я не знала, сколько мы шли. Мороз становился слабее, сыпал снег и всё стало похоже на белую, качающуюся пелену.