Тишина (СИ)

Текст добавлен: 27 мая 2019, 05:30

Текст книги "Тишина (СИ)"

Автор книги: Света Сорока

Жанр:

Любовно-фантастические романы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Утро наступило немилосердно быстро. Никогда раньше мне не хотелось, чтобы ночь длилась вечно, но это были лишь мечты. Сладко потянувшись, я почувствовала, как руки любимого поглаживая, поднимаются от моих бёдер вверх, разжигая уже, казалось бы, подернутый дымкой давешний огонь.

– Какая же ты сладкая с утра. Так бы и съел тебя, как конфету, – прорычал он мне на ухо.

Развернувшись, я оказалась с ним нос к носу, куда не преминула его чмокнуть. Вчерашняя ночь сняла множество преград, как часто мне хотелось его коснуться, погладить или поцеловать, но что-то меня останавливало, сегодня этого не было и в помине, я была уверена, что меня не оттолкнут, а наоборот.

– Вот ведь кошка, – и он потёрся своим носом о мой, – так бы и лежал с тобой тут пока не пришла бы Кара или не вернулся Риши, но нельзя. Надо подниматься!

Поднявшись, он включил лампу, и я могла созерцать, его. Что это был за мужчина! Он был прекрасен. Литые мышцы перекатывались под кожей как у молодого скакуна. Высокий, ладно сложенный, с широкими плечами, узкими бедрами и длинными ногами. Но всё же и ему было не чуждо смущение – все время, одеваясь, он, старался быть ко мне спиной, это не укрылось от моего взгляда. Не дело, чтоб ему можно было меня смущать, а мне нет. Я встала и подошла. К тому моменту он натянул штаны, надел ботинки и собирался надевать футболку. В тусклом свете диодов шрамы виделись белее, выступая яркими полосами. Герман замер, когда я подошла, и не смел, пошевелиться, похоже, он даже перестал дышать. Возможно, он боялся, что мне будет мерзко смотреть на него. Как он был не прав, была ли это любовь или так бы его воспринял любой другой мне не ведомо, но для меня он был лучше всех. Слегка касаясь, я очертила один из шрамов, муж тихо выдохнул.

– Не стоит… я понимаю, что смотреть на это не… – я закрыла ему рот пальцами и поцеловала другой шрам, а потом прижалась к нему прислонилась скулой туда где билось отважное, но скромное сердце. Как мне объяснить ему, что единственные чувства, которые испытываю это любовь, жалость и кровожадное желание порвать тех, кто смел, причинить ему боль. Вот, наверное, их я бы расстреляла без сожаления, порвала на мелкие кусочки голыми руками. Наконец отпустив, его я нашла блокнот.

– Я тебя люблю, и для меня всё в тебе прекрасно, – написала я. Вот теперь пришел его черёд краснеть, он опустил очи, и щёки его залились багряным румянцем. Пристально посмотрев ему в глаза, я скользнула ладонью по его грудной клетке, прессу и принялась искать одежду. Он прав, я бы тоже не выходила из землянки вновь и вновь познавая то новое, что открылось ныне передо мной – купаться в любви и в неограниченных количествах дарить её любимому, и навсегда забыть Общества, повстанцев и борьбу, но так не бывает – нельзя закрыться от мира, как бы ты не пытался он всё равно вломится в твою счастливую жизнь, руша и круша всё на своём пути. Значительно разумнее строить своё хрупкое счастье с учетом реалий, тогда уж вернее, что оно выстоит в те шторма, которые приготовила тебе судьба.

Книги на Книгоед.нет

– Ты другая, – молвила Кара, когда я зашла перед тренировкой к ней, – не скажу, что изменилось. Может взгляд? – я лишь пожала плечами улыбнувшись. Пока мне не хотелось делиться ни с кем тем чудом, что родилось во мне, наверное, когда-нибудь я расскажу ей, когда смогу придумать нужные слова.

Муж привел меня полянку где мы были накануне. И опять принялся ковыряться в своих бесконечных карманах:

– Нет, всё ж сегодня надо попробовать с ножом, – бормотал он будто про себя и, найдя деревянный муляж, кинул его мне.

Естественно я его не поймала, рукоятка проскользнула между моими ладонями и нож с шелестом упал на траву. Супруг вышел на середину поляны скрестил руки на груди и усталым голосом произнёс:

– Давай, нападай.

Я подобрала орудие и примерилась, всё-таки рукоять была не под мою ладонь, чему я не переставала сокрушаться. Я отложила нож и нацарапала:

– Надо бы другой, потом как-нибудь, этот очень неудобный.

Любимый хмыкнул, прочитав записку и сунул её в карман.

– Не отлынивай, я посмотрю, что можно придумать, а пока будем тренироваться этим.

Делать нечего, залез в кузов, называйся груздем. Конечно, пословица звучит по-другому, но я сначала влезла, а потом уже поняла куда. Нет, дай мне судьба ещё один шанс я бы повела себя так же, просто, наверное, понимай я, на что иду, мне было бы просто легче идти.

Я взяла муляж, так и сак повертела в руке – привыкая, вот с чем никогда не обращалась так это с ножом. Вообще даже драк в моей жизни почти не было. Вернее сказать, была одна: в селе ко мне относились с жалостью и не обижали, но жила у нас одна девица, уж не представляю, чем я ей насолила, но как-то, раз она подкараулила меня и начала говорить всякие обидные слова. Поначалу я оторопела и просто слушала её, была бы рядом Филька, она бы не дала произнести этой злыдне и двух фраз, но её уже несколько лет как не было, я же другое дело. Но когда она сказала что-то гадкое про маму, у меня в глазах сначала потемнело, а затем побелело, я кинулась на неё, не разбирая за, что дёргаю, куда бью и кусаю. Растащили нас старшие, возможно и Герман там был, я не помню ничего, соображать я начала только когда обидчицу увели, я сидела на лавке, и старшая девочка пыталась заставить меня попить. Лицо моё было мокрым, думаю, меня поливали водой, чтобы пришла в себя. Хотя вполне вероятно нас, словно сцепившихся кошек, пытались разлить.

– Ася! Ты там уснула? – окликнул меня муж, я вздрогнула от неожиданности так крепко, оказывается, задумалась, вспоминая.

Ещё раз, перехватив нож, я с разбегу бросилась на него, мнилось, что я просто смету его своим натиском. Как бы не так, я только замахивалась, когда муж неторопливо и легко поймал занесённое запястье и слегка повернул его, орудие выпало, а предплечье пронзила острая боль, другую кисть, сжатую в кулак, он просто прислонил к моему животу.

– Во-первых, ты обезоружена, во-вторых убита. Представим, что у меня в другой руке нож, – он приподнял бровь, – хотя, можем и не представлять, я просто вырубил тебя ударом в солнечное сплетение, а когда ты согнулась, размозжил тебе голову, или – он отпустил меня и, молниеносно присев, схватил выпавший нож левой рукой и не больно ткнул кончиком в бок, – убил тебя твоим же оружием.

Я дернула у него из рук муляж.

– С разбегу это делать глупо! Пока бежишь, размахивая руками, тебя пристрелить много ума не надо. Противник успевает сто три раза подготовиться.

– Но ты же знал, – накарябала я, писать навесу, да ещё когда злишься, было неудобно.

– Слушай, я могу не смотреть. О том, что ты дышишь, как носорог в родовых схватках я уже упоминал. Пойми, солдаты Общества – это люди, специально сделанные для этой профессии, но этого мало, они ещё и натренированы, как не снилось ни тебе, ни мне! И уж поверь им понять, куда ты будешь бить ничего не стоит, а уж когда куда-то несешься… они и во сне тебя услышат. Давай отходи и нападай.

Он опять скрестил руки и смежил веки. Я понуро поплелась обратно на то место, откуда начинала, но на полпути подумала: А зачем? Раз разбег не нужен, так почему ж не сразу? Он меня подлавливает. Я развернулась и, стараясь наступать как можно тише, на мысочках, двинулась обратно к нему. Теперь я метила в живот, он был не прикрыт и не защищен. Муж схватил моё запястье, когда я, вложившись в удар, замахнулась. Легко отведя его одной ладонью, второй с силой толкнул в плечо, я, так и стоявшая на цыпочках потеряла равновесие и завалилась назад. Ещё секунда и он почти пережал моё горло коленом.

– Ася, плохо! Очень плохо! Раз уж взялась красться, надо наступать на пятку, затем мягко опуская стопу. Ноги должны быть присогнуты в коленях, – он рывком поднял меня, – они переставляются крест-накрест при шагах, чтобы равномерно переносить нагрузку с ноги на ногу. Отходи и пробуй.

Я отошла и попробовала действовать, как он велел, но сразу же услышала окрик:

– Чёрт, Ася! Присогнуты, а не прямые как у цапли, – он подошел ко мне и нажал на плечи, от чего мои ноги немного подогнулись, – ну хоть так. Нет, не шлёпай! Мягче! Ставишь ногу на пятку и плавно встаёшь на стопу, как бы ощупывая землю, чтобы не наступить на что-то, что может издать шум или шорох.

Потом мы еще долго тренировали шаги, затем я снова и снова пыталась хотя бы задеть Германа ножом. Попытки были тщетны. Когда рубашку на мне можно было выжимать, мой мучитель разрешил сделать перерыв на обед.

По дороге к землянке мы встретили Тэкэо:

– Ты где пропадаешь?

– С Асей тренируюсь.

– Ты бы своей команде внимание тоже уделял, – укорил предводитель повстанцев.

– Слушай, мне, что их учить, что ль как драться? Для спарринга они себе товарища всегда найдут, – голос мужа сделался агрессивным, – что слышно? – он видимо решил перевести разговор в другое русло.

– От Карины и Виктора ничего, – лицо Тэкэо стало озабоченным, – пытаться выйти на связь с ними другими путями очень опасно. Жду. У Ли и Абры всё отлично. Через пару дней, я думаю, вернуться с новенькими.

– Возможно имеет смысл послать в сторону молчания резервную группу, вдруг что случилось?

– Я думаю об этом, – собеседник Германа тяжело вздохнул и потёр виски, – Если к завтрему они не дадут о себе знать так и сделаю.

– Добре, – муж хлопнул Тэкэо по плечу и увлекая меня за собой пошел дальше.

Следующие несколько дней слились в один и совершенно беспросветный. Я ела, навещала Кару, тренировалась, снова ела, стреляла, вечером заходила к подруге и замертво падала спать, добравшись до землянки. Сил не было ни на что. У Кары в основном говорила она, я лишь кивала слушая, с Германом вообще беседы не получалось: он ругался, а я терпела, не отвечая, а что ответишь если он был прав? Сил ни хватало, ни на что, после тренировок ноги и руки дрожали, мысли, рождающиеся в голове, были, наверное, сродни мыслям животных: «Есть», «Спать», «Устала», «Болит». Больше ни о чём не думалось. Перед сном муж, разминая мне гудевшие мышцы, ещё и еще раз проговаривал какие ошибки я совершаю. Не ведаю, попадало ли что-то в мою голову или нет, но засыпала я где-то в середине массажа. Я быстро забыла, каким добрым бывает его взгляд и какими ласковыми бывают его ладони, это знание задвинулось куда-то вдаль. Сейчас, при мысли о Германе перед взором вставало суровое лицо, слышался строгий голос, а на коже ощущались пальцы, делающие массаж, сильно разминая натруженные мышцы. Казалось бы, жесткие движения, но они приносили спокойствие и расслабление. Я понимала, что всё это страх – его страх, что я не смогу за себя постоять, он передавался мне, заставляя трудиться до изнеможения, до рези в очах, до слабости во всём теле.

Через пару дней к нам присоединилась Кара и в нашем скромном жилище сразу же вкусно запахло едой и стало уютно. Она редко выходила, хотя теперь она находилась в поселении совершенно легально. О ней знали, и она значилась в списках. Но она боялась, боялась всего – людей, незнакомой обстановки, того, что нападёт Общество.

Ещё через день закончилась вылазка Риши. Когда мы пришли вечером со стрельбища, он уже сидел на софе и болтал с мулаткой. Мне было отрадно, что при враче у неё не было такого затравленного вида, как бывало, когда с ней заговаривал кто-то кроме меня, даже Герман. В тот вечер, когда её отпустили из лазарета, я, собрав волю в кулак сказала, что нам надо пройтись осмотреться, хотя тело просило лечь и уснуть, но я не поддалась, Герман ушел к Тэкэо – ни один из отрядов не выходил на связь, подруга долго отнекивалась, но потом сдалась. Мы шли по ели различимой тропинке, стараясь не отходить далеко от дома, мне казалось, что я её не смогу найти, если мы потеряем её из виду. Впереди виднелись красные языки костра, лизавшие бархатную темноту, именно до них я и нацелилась дойти. Оттуда доносились громкие голоса и гомон, слышались звуки гитары и стук железной посуды.

Деревья неожиданно расступились перед нами, словно живые, идёшь ты идёшь, всполохи кажутся далеко, и раз, перед тобой брёвна, костёр и много людей. Кара, оторопев от неожиданности, схватила меня чуть повыше локтя, крепко впившись пальцами. Мы давно не видели столько народу, мед. перевал после Лагеря не в счёт, там мы не воспринимали ничего, кроме того, что это свобода. Что больше не будет экспериментов и тебя не положат под нож, дабы вырезать ещё кусочек. Сейчас же, успокоившись и придя в себя, мы осознавали, что вот это люди, с которыми нам предстоит бок о бок существовать, а не исключено и сражаться. Что если мы им не понравимся или они нам, это придётся решать, потому что нельзя отвернуться и не замечать несимпатичного субъекта. Ведь завтра именно он может прикрыть, а может и не прикрыть твою спину и от этого зависит, будешь ли ты жить.

Подруга, по-моему, превратилась то ли в камень, то ли в соляной столб, одно было точно, что с места она не двигалась, словно приросла там. Я сильнее потянула за руку пытаясь увлечь её за собой и всё ж таки подойти к костру ближе. Одно из брёвен в первом ряду было наполовину свободно, и я потащила мулатку к нему. Мы сели прижавшись, друг к другу плечами, нам обеим было страшно, но я вовсю старалась не подавать виду. Не успели мы примоститься, как на нас уставились множество глаз. Кто-то смотрел по-доброму заинтересованно, кто-то равнодушно, а кто-то злобно-брезгливо. Поодаль от нас стояло другое бревно на нём расположилось пятеро мужчин разного возраста, один из них, среднего роста, бородатый и улыбчивый вразвалочку подошел к нам:

– Привет. Ты жена Германа – Ася? – я выдавила из себя скромную улыбку, Кара же, как только он открыл рот, вся напряглась подобно струне и вжалась в меня, будто человек подошел к нам не поздороваться, а убить.

– Да, мы вот с подругой надумали прогуляться. А то прямо как затворники – то в землянке сидим, то тренируемся, – написала я, мужчина повернулся ко мне боком, чтобы не загораживать свет от огня и, щурясь, пробежался взглядом по бумажке.

– Ты немая? – я кивнула с улыбкой, – я Купер, – представился он, – мы с ребятами, – мужчина неопределённо махнул в сторону, – в команде Германа. Теперь хоть посмотрели на тебя. Интересно было. А то спрятал и не показывает, только на все вопросы отвечает – вторую половину тренирую.

Я постаралась как можно добрее ему улыбнуться, хотя у самой постоянно по спине бегали мурашки смущения.

– Уж не обессудьте, что я его увела. Но я совершенно не умею драться, да что там, я себя и защитить то не могла, пока Герман не занялся мной.

– А тебя как зовут? – спросил он мулатку, она лишь вздрогнула и посмотрела на него с таким ужасом, будто он приставил ей дуло ружья к виску. Такая реакция удивила не только Купера, но и меня, – ладно – ладно не переживай, я тебя не трогаю, – в ответ девушка только задрожала.

– Извини её, она не может отойти от шока, пережитого в Лагере и от того, что её друг погиб у неё на руках, – пояснила я новому знакомому, надо было как-то оправдывать Кару, она с каждым разом всё хуже реагировала на окружающих.

– Да, я понимаю. Удачи, – видимо мужчина решил не связываться с супругой командира и её полоумной подружкой.

Мы ещё недолго посидели, со временем на нас перестали обращать внимание. Люди вокруг ели, общались, играли в карты, пели, кто-то возился с оружием, кто-то просто сидел, разомлев от тепла костра и гула вокруг. Когда я поняла, что мулатка не начнёт чувствовать себя здесь спокойно, я просто увела её. Даже когда мы уходили бедолагу колотила дрожь, девушка так и не смогла успокоиться после обращения к ней Купера.

Германа в землянке ещё не было, и я взялась поговорить с подругой:

– Слушай, а в лечебнице ты так же себя вела? – написала я ей.

– Сначала да. А когда привыкла – то поспокойнее. Сегодня я даже могла с ними разговаривать, уходя я их поблагодарила, – Кара притулилась на софе и ковыряла пальцем обивку, – я стараюсь вести себя нормально, но сразу у меня не получается. Я должна привыкнуть к окружающим…

– Пойми – это ненормальная реакция! Именно по ней начнут в тебе подозревать выращенную!

– Я понимаю, – шепотом ответила девушка, – я стараюсь, но у меня не получается…

Вот что с ней сделать? Устало переставляя ноги, я ходила от стены к стене, отчасти я так делала, чтобы не заснуть, что неизменно произошло бы со мной, если бы я села, а с другой стороны нервы требовали какого-то выхода. Промотавшись по комнате так какое-то время, я принялась за мелкие домашние дела, лишь бы не уснуть. Ложиться, не дождавшись мужа мне не хотелось. Он пришел поздно, когда мулатка уже умиротворенно сопела, свернувшись калачиком на софе, а я не могла придумать чем себя занять, потому что, даже стоя, глаза закрывались. Сказать, что он был зол это ничего не сказать, его взгляд метал молнии, а лицо было похоже на маску. Он плюхнулся на диван, рядом со спящей Карой и уставился на полку. Я подошла к нему сзади и положила ладони на плечи, даже через свитер я ощущала тепло исходящее от его тела. Он легонько сжал мою ладонь своей и тут его прорвало.

– Да что они вообще думают! Болваны безмозглые! – он вскочил и подошел к кухонному шкафу, бесцельно открыл и тут же захлопнул дверцу, – вот ты мне скажи, какого чёрта они ждут? Две группы молчат, словно бы их нет, с последним отрядом перебои связи, складывается ощущение, Общество глушит её. И нет, чтобы отозвать её обратно, мы продолжаем гнать лошадей вперёд! Я чую, что это ловушка! Это очень плохо, что нет ответа, спорить готов третья команда не откликнется завтра. Будь моя воля, я бы прямо утром снялся отсюда и ушел, но этот дурак Тэкэо твердит, что всё нормализуется, что, если сюда придёт Общество – мы их разгромим. Сколько, мол, можно бегать? Мы, говорит, принимаем бой. Бой они принимают, волки недоделанные – выговорившись, он сел на софу и уткнулся носом в ладони. Проснувшаяся Кара испугано таращилась на него, забившись в угол дивана. Я подошла, обняла, прижала его голову к своей груди и погладила её, успокаивая.

– У меня чувство, что мы влезаем в такую клоаку и не в моих силах остановить это, – глухо пробормотал он. Той ночью не было массажа, мы легли на полу и я, устроив его голову у себя на груди, поглаживала её, пока муж не забылся беспокойным сном, мне же, не смотря на усталость, сон не шел. Любимый всю ночь что-то бормотал, вздрагивал, каждый раз будя меня. Но на утро всё вернулось на круги своя или мне так показалось.

Вечером, ужиная, врач веселил нас смешными историями из похода. В Лагере почти не оказалось людей Общества, они, заранее прознав о наступлении повстанцев, решили сбежать. Конечно, я знала, что за всеми смешными неурядицами, что он рассказывал, кроются боль и переживания, но старалась не думать об этом, ни отряды, ни друг, ни я не могли это исправить. Я не сомневалась, что он сделал всё, чтобы выжило как можно больше пациентов.

Когда мы доели, супруг увёл друга на улицу, чтобы поговорить о вчерашнем собрании, спустились к нам они не скоро, оба хмурые и не разговорчивые, но я всё же выбрала момент и рассказала Риши о нашей с подругой прогулке накануне. Он покачал головой:

– Я этого опасался. Она держала себя в руках пока я был в лечебнице, и пообвыклась, тем более это можно было списывать на страх связанный с Лагерем и прочее, но долго на это ссылаться не получится.

– Ты пойми это вообще не её реакция на людей. Когда мы жили в городе, она была агрессивная, напористая, задиристая, сейчас любой зайчишка храбрее её. Но и прятать мы её не можем, это выплывет, и я её не смогу защитить, – писала я, – Риши, как быть?

– Вы сегодня мастаки спрашивать меня, что делать, не знаю я! Ну давай, что ль выгуливать ее, чем больше, тем лучше? Возможно тогда ей люди примелькаются, и она трястись хотя бы не будет?

– Это ты мне как врач советуешь?

– Ася, я не психотерапевт. Я – хирург, реаниматолог, да хоть медик общей практики, в конце концов, но не мозгоправ. Я в этом разбираюсь постольку-поскольку, что-то где-то слышал, кто-то что-то обронил в беседе. Искать решение проблемы придётся методом тыка, тем более, что она выращенная и способы решения психологических проблем, рожденных тут не подходят, а мы с тобой рожденные и первые способы у нас с тобой естественные для нашей психики. Мой вердикт – прогулки и смотреть, что будет. Ты её гуляешь до и после тренировки, я заскакиваю в промежутках. На Германа она не научилась нормально реагировать, так что его пока не подключаем. Можно я пойду на боковую? Мне очень хочется поспать без экстренных побудок.

Я кивнула, и сама ретировалась на пол к мужу, который уже расстелил одеяло.

– Что это, вы мне кровать уступаете? – поинтересовался Риши.

– Разберитесь с Карой сами кто, где будет. Мы с Асей на этой кровати спать не можем, спины болят, нам здесь удобнее, – ответил муж, разминая мою поясницу, – так, сегодня мне понравилось гораздо больше, как ты стреляла. Завтра я считаю надо попробовать в движении и настоящими патронами, чтобы ты чувствовала разницу… – его речь сливалась для меня в однородный гул, после вчерашнего рваного сна, стоило мне прикрыть веки, как я очутилась в объятиях Морфея.

Вот уже несколько дней Риши и Герман ходили нервные, о чём-то подолгу беседовали на улице, не посвящая нас с подругой в свои разговоры. Мы не лезли, помочь, наверное, не можем, раз нашим мнением не интересуются. Мулатка почти всё время торчала на свежем воздухе, потому что мы с другом за неё серьёзно взялись. Результат был, слабый, но был. Теперь её хотя бы не колотило, когда с нами кто-то заговаривал, подозреваю, что врач специально чуть ли не всю их прогулку общался с разными людьми. Мне эти «выходы в свет» тоже пошли на пользу, хотя это и была дополнительная нагрузка я начала в лицо узнавать некоторых повстанцев, приятно, верите ли, видеть знакомые фейсы, перестаёшь себя чувствовать чужаком.

Мы с супругом шли с очередного занятия борьбой, и я представляла, как Кара нас накормит вкуснейшей похлебкой с курицей, вчера врач хвастался, как её раздобыл, и я уговорила подругу сварганить простенький вермишелевый суп, каюсь было непереносимое желание попросить сварить суп не её, а любимого. Во мне всё ещё живо было восторженное воспоминание о том кушанье, которым он меня отпаивал после болезни, но совесть не позволила: муж и так пашет как лошадь, обучая меня, у меня теперь что-то получалось и возиться со мной стало сложнее, а ещё эти пропавшие группы, как Герман и предвидел, третий отряд не вышел на связь на следующий день, в общем, ему только ещё кашеварить.

У брёвен, на расчищенной для костра поляне как всегда были люди, это место никогда не пустовало, здесь всегда кто-то был, глядя на них появлялось чувство, что всё в порядке, хотя я допускала мысль, что они просто не в курсе о трёх пропавших отрядах. У выхода из леса на отшибе сидел один из тех мужчин, который был с Купером в наш первый с Карой поход к костру, и точил нож. При виде Германа он поднялся и окликнул мужа. Я же увидела с другой стороны поляны Риши с мулаткой, они разговаривали с Айрис. Коснувшись руки любимого, я указала на друзей, подразумевая, что пойду к ним. муж, чмокнув меня в макушку, кивнул.

– Ася, значит, вы добирались сюда с Карой? – спросила тетушка, когда я подошла, её глаза были хитро прищурены. Я просто кивнула, как трудно было не вздрагивать от таких вопросов, – а где вы познакомились?

– В одном городе, примерно в десяти днях пути от нашего села, – написала я, ох уж эти каверзные расспросы, а Айрис умна, она может раскусить нас.

– Ты там работала? – обратилась женщина к девушке, Риши теснее прижал руку подруги к своему боку.

– Нет, я там бродяжничала, – голос Кары подрагивал, но она отвечала, я возликовала

– Бродяжничала? В Обществе? Очень интересно. Как же так получилось?

– Я трудилась при Лагере. Его разгромили повстанцы. Пришлось уйти, когда в округе закончилось съестное, – а вот легенду то мы не продумали, как бы подруга от нервов не выдала правдивую историю, ведь из неё совершенно ясно было, что она выращенная.

– А почему же ты не ушла с повстанцами?

– Я хотела мирной жизни

– А почему ж тогда пошла с Асей, она же направлялась туда же?

– Она бы одна не дошла. Она ничего не умела. Она же мой друг, как я её брошу! – когда мулатка заговорила обо мне, голос её креп, наша дружба видимо была тем, что придавало ей силы. Опасный момент в разговоре было пройден и я, расслабившись, отвернулась от говоривших, тем более, что они переключились на другую тему и отыскивая взглядом мужа.

Он так же стоял у противоположного края площадки и яро о чём-то спорил с позвавшим его мужчиной. Я отвела взор и принялась рассматривать окружающих, не выпуская до конца из поля зрения любимого, мне было приятно видеть его краем глаза. Кого-то из присутствующих я знала, кого-то увидала впервые. Мне нравилось наблюдать течение жизни здесь, в поселении, она была какая-то размеренная, умиротворённая. Наверное, невозможно беспрестанно существовать в настороженности и страхе, наша психика этого не выдерживает.

Что-то привлекло моё внимание, я даже не скажу, что, но это что-то заставило беспокоиться. Я снова посмотрела на супруга. Бор за его спиной показался каким-то тёмным. Мною овладело схожее со звериным, беспокойство, когда дикий зверь ещё не уловил запах охотника, но инстинкт ему твердит, что нельзя идти туда, куда он двигался. Мы люди слишком мало доверяем своей интуиции, вот и я постаралась заглушить маету в душе и продолжила дальше разглядывать народ. Только лишь когда я заметила у одного из деревьев тень человека, который стоял, не двигаясь, меня заполнил ужас, это было неестественно, никто из местных жителей так себя не вёл, если уж они держали путь куда-то, то шли или были на виду. А этот явно затаился, зачем? Зачем ему таится здесь, где все свои? У меня еще не придумались ответы, а я уже перестала осознавать себя, отдавшись полностью своему чутью, я только ведала одно – надо спасаться. Такой паники у меня никогда не было, она заставляла забыть, кто я и где, забыть, что я давно уже не говорю, в мозгу билось одно – спасти себя и супруга. Не думая я набрала полные лёгкие воздуха и что есть мочи закричала:

– Герман, уходи! – много лет не работавшие связки выдали хриплый, надтреснутый звук, но достаточно громкий, чтобы муж меня услышал. Он удивлённо обернулся, встретившись со мной взглядами.

В тот же момент всё вокруг взорвалось громом выстрелов. Чьи-то сильные руки схватили и потащили меня прочь, но я уже не понимала, что происходит. Я видела только, как меняется лицо любимого, эти секунды превратились в одну тягостную бесконечность.

Когда он понял, что кричала я, его лицо стало обескураженно счастливым, потом раздались залпы, и оно исказилось – в мужа попали, казалось в моё сердце вонзился миллион игл. Его очи заволокла пелена боли, разрывающей его тело и заполоняющей его разум, он смотрел на меня по-детски беззащитно, как бы вопрошая: «За что? Почему мне так больно? Помоги мне!», а затем они потускнели, теряя всякое выражение, как тускнеют окна, когда дом покидает хозяин. Помнится, я вырывалась из крепкого кольца рук, увидев, как муж начал оседать, а на его футболке расползались буро-бордовые огромные, подобные диковинным цветам пятна крови, но меня продолжали утаскивать с этого места, которое, как я узнаю позже, в одно мгновенье стало братской могилой для многих повстанцев…

Это глубоко, мне не разглядеть,

Я к тебе тянусь, но боюсь задеть.

Ты опять стоишь в круге пустоты,

Сложно добежать – сломаны мосты.

Раскалённый день не остудит дождь,

Отпущу тебя – навсегда уйдёшь,

Но… но пока ты ждёшь, ждёшь.

Я хочу бежать, но куда, зачем?

И помочь тебе не могу ничем.

Воздух по глоткам – мне куда идти?

Мы с тобой стоим на краю пути.

Холод по спине – только не сейчас,