Текст книги "Шепот (СИ)"

Автор книги: Света Сорока

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

глава 1-2

Ночь унесла тяжёлые тучи,

Но дни горьким сумраком полны.

Мы расстаёмся, так будет лучше,

Вдвоём нам не выбраться из тьмы.

Я помню всё, о чём мы мечтали,

Но жизнь не для тех, кто любит сны.

Мы слишком долго выход искали,

Но шли бесконечно вдоль стены.

Пусть каждый сам находит дорогу,

Мой путь будет в сотню раз длинней.

Но не виню ни чёрта, ни Бога,

За всё платить придётся мне!

Я любил и ненавидел,

Но теперь душа пуста!

Всё исчезло, не оставив и следа,

И не знает боли в груди

Осколок льда.

Автор: Кипелов В. А.

1

Глаза застилала кровавая пелена, окрашивая окружающий мир в агрессивный, бардовый цвет. Я сосредоточенно прислушалась. Далеко впереди кипел бой. Позади тихо пробиралось подкрепление. Я сделала шаг вперёд и спиной почувствовала, на меня кто-то смотрит. Оборачиваться не было смысла, знала, ничего не увижу, я так и не научилась видеть в темноте, да и взгляд чудился откуда-то сверху. Неслышно развернувшись и прижавшись спиной к сосне, стоящей рядом, я выстрелила туда, где мнился неприятель. Негромких хлопок открыл врагу моё точное местонахождение. Не обдуманный, легкомысленный поступок, обругала я себя. Но шорох листвы подсказал, что я была права, инстинкты сработали не только у меня, человек, сидящий на дереве, дёрнулся в сторону. Я замерла, стараясь не дышать. Сейчас он спустится. Ждать пришлось не долго. Приглушенный звук удара оповестил меня о том, что мой противник спрыгнул с дерева. Прислушалась к своим ощущениям и выстрелила чуть выше звука. Раздалось шипение, словно из шарика выпустили воздух. Я ринулась в сторону шума, поднимая пистолет на уровень своих глаз и несколько раз выстрелив. Человек, в которого я стреляла, с непонятным хлюпаньем обвалился на землю.

Когда я подхожу к нему и присаживаюсь, я могу созерцать дюжего мужчину, он бьётся в судорогах, а из его горла с булькающим звуком выплескивается кровь. Спиной я ощущаю присутствие нового человека, замираю на секунду, но тут же расслабляюсь – это Ли. Я привыкла чувствовать его спиной. Он хватает меня за плечи, утягивая куда-то под дерево:

– Что, за глупое поведение, – ели слышно выдыхает он мне в ухо. Я и сама осознаю, что глупо себя вела и лишь пожимаю плечами.

Ли видит и слышит, как кошка, для него темнота не помеха, он засовывает меня между собой и стволом. Справа слышится неясный шорох и друг, не успев до конца обернуться, уже кидается в ту сторону. Я знала, что будет второй, солдаты Общества всегда ходят по двое. Они и в одиночку то справятся с кучей народу, а вдвоём это уже бронебойная сила.

Я стою, застыв как истукан, уже через несколько минут звуки борьбы утихают и, прямо передо мной, возникает Ли, слух мне подсказывает, что он вытирает свой верный нож о штаны и небрежным жестом засовывает его в ножны.

– Ася, что за дурость! Считай мы тут шумовую гранату взорвали! – он не шепчет, он выдыхает слова, но я понимаю, он прав, и снова ничего не отвечаю.

Теперь мы идём вдвоём, периодически застывая, прижавшись к деревьям, чтобы прислушаться. Неожиданно, лес расступается, и мы видим ту битву, шум которой я слышала. Вокруг стоит невероятная вонь свежей крови, от этого запаха одновременно поднимается тошнота, откуда-то из желудка, и в противовес этому окутывает жажда убийства, как у дикого зверя. Эта жажда заставляет скалиться и искать врага. Вот хрупкий юноша наскакивает на неохватного мужика и я, сделав рывок, кидаюсь ему на помощь. Я плохо соображаю, что творится вокруг, глаза застилает белая пелена, а в голове бьётся одно слово: «Убить!». Я мутужу солдата Общества, ногами и руками, но мои удары ему как слону дробина, и только когда он отшвыривает меня как кутёнка я вспоминаю, что могу выстрелить в него. Выхватываю пистолет, прицеливаюсь и стреляю. Раздаётся оглушительных хлопок…

И я просыпаюсь, резко сев на постели.

Рядом со мной, пробурчав что-то во сне, крутится Кара. А я пытаюсь отдышаться, хватая ртом воздух. Мой лоб покрыт испариной, а ладони противно липкие. Как я устала от того, что не могу нормально спать. Стоит мне просто прикрыть глаза и передо мной встаёт багряное зарево битв. За последние полгода их было не мало. Они не вспоминаются отдельными фрагментами, все они смешались в мерзкий кровавый клубок. Который давит на меня, мешает дышать.

Аккуратно выбравшись из-под одеяла, я вылезаю из палатки, и недолго раздумывая, плюхаюсь рядом с брезентовой стеной, прямо на землю. В темноте ночи я далеко не уйду, точно напорюсь на что-нибудь, а тут можно посидеть до утра, не мешая спать подруге. Я тяжело вздохнула. Как меня утомили эти еженощные посиделки на улице. Я сплю от силы три – четыре часа, а остальное догоняю транквилизаторами. Раньше Риши через день колол мне снотворное, но сейчас этого делать нельзя. Причин много, но главная, что место нашей нынешней стоянки неспокойное. Это раньше мы могли оставаться долго на одном месте, сейчас так не получается, неделя, если сильно повезёт две. Всё началось в тот день. Тогда всё переменилось. Но только позже мы поняли масштаб кошмара.

Перед внутренним взором настойчивой картинкой встаёт лицо Германа, его очи сначала полные боли, разрывающей его тело и заполоняющей мозг, а затем тускнеющие, превращающиеся в безликие и стеклянные. Я вспоминаю их постоянно, не могу не воскрешать их в памяти. Даже сейчас, по прошествии полу года, боль не притупляется.

Тогда я пришла в себя не скоро. Риши говорил, что я сутки провалялась без сознания. Я помню только, как открыла глаза и прошептала:

– Герман…

Ко мне сразу подскочили Риши с Карой. Руки подруги тряслись, она пыталась упокоить меня, гладя по кисти, но только ещё больше заставляла нервничать. Когда я села и поняла, что не в курсе, где нахожусь, я осознала, что уведенное это не страшный сон и не бред, это правда.

Я сидела и не представляла, как справится с давящим чувством, где-то внутри меня, оно заставляло слезы бежать по щекам, втягивать горьковатый воздух сквозь зубы, оно распирало мою грудную клетку требуя выхода, но не находило его. Германа нет. ГЕРМАНА нет. ГЕРМАНА НЕТ. Всё громче и громче, билась в голове похожая на набат мысль.

– Асенька, Ася, скажи что-нибудь, – теребила меня подруга, боявшаяся, что я опять замолчу. Наверное, я этого и хотела бы, да мой организм решил иначе.

– Что-нибудь, – отрешенно пробормотала я. Голос был, тихи, сухой, ломкий, как старые веточки, но он был. Я слышала его, ощущала, как слова, слегка перекатываясь в горле, вылетали наружу. Как долго я об этом мечтала, как хотела, но сейчас мне это не было нужно.

Я обессилено упала на лежанку и замерла, уставившись в брезентовый потолок.

– Асенька, – встряхнула меня мулатка, но я лишь повернула лицо в её сторону и продолжила так же бездумно смотреть.

– Оставь её пока, – сказал врач, – я уколю тебе снотворное и приду завтра рано утром. Поспи немного.

Укол в вену заставил дёрнуться мышцы, но боли я не чувствовала. Конечно, хочется думать, что друг такой замечательный врач, но я не сомневаюсь, что тогда, тресни меня кувалдой по башке, я б ничего не почувствовала. Моё тело существовало отдельно, от души которая корчилась в конвульсиях от адского горя.

Риши, как и обещал, пришел утром:

– Ну, как самочувствие? – спросил он, осматривая меня.

Я лишь пожала плечами. Как чувствует себя человек, когда внутри него всё умерло и одновременно разрывается от страдания? Болело всё: тело, руки, ноги, башка. Казалось, моя воющая, выгибающаяся и стонущая душа заполнила все клеточки моей плоти. Мне хотелось разорвать свою кожу, чтобы выпустить наружу всю эту горечь, но я не двигалась, понимая тщетность этих попыток.

– Я думаю, тебе пару дней стоит побыть под наблюдением. Кара скоро принесёт завтрак. Рассказать, что произошло? – на последнем вопросе голос врача дрогнул, и я равнодушно отвернулась. Меня ничего не интересовало. Всё что надо, я уже знаю. Я знаю, что любимого больше нет. Всё остальное несущественная ерунда. Друг ещё потоптался возле кровати и ушел, оставив меня наедине с собой.

Долго это одиночество не продолжалось. Очень скоро появилась мулатка. Она крутилась вокруг меня. Усаживая, а затем тыкая ложкой в мои сомкнутые губы.

– Пожалуйста, поешь, – уговаривала меня подруга, но я лишь тупо глядела перед собой. Зачем есть? Зачем хоть что-то делать? Зачем? Девушка ещё кучу времени не оставляла попыток меня накормить, а потом бросила это занятие и молча уселась рядом. Она просто сидела и смотрела на меня, но от этого становилось ещё тошнее, хотя всё, что происходило вне меня, я воспринимала с трудом.

– Уходи, – с усилием разжав зубы, прошептала я. Голос звучал, словно шипение змеи, завидевшей врага. Подруга дёрнулась и взглядом больной собаки посмотрела на меня, – уходи, – ещё раз произнесла я и смежила веки.

2

Тогда Кара ушла, ничего не сказав, но к обеду вернулась и снова пыталась меня накормить. Я же просто постаралась максимально отключиться от реального мира и есть отказалась. На протяжении двух дней ко мне ходили друзья, пытались растормошить, впихнуть еду, но у них ничего не получалось. Мне казалось я созерцаю всё происходящее со стороны. Вот туловище, которое называют Асей, скачут вокруг него, но я к этому мероприятию не имею отношения, просто зритель. В конце второго дня Риши не выдержал:

– Значит, есть мы отказываемся? – бушевал он, с трудом прорываясь через стену безразличия, которую я возвела, – ну как пожелаете! Но с сегодняшнего дня я ставлю капельницу с питанием, так что хоть обголодайся! – физ. раствор мне прокапывали постоянно, об обезвоживании можно было не говорить, а теперь подключили и питание. Наверное, если бы я хотела, я могла бы выдернуть иголки, но дело было в том, что я не выбирала сознательное голодание, мне просто стало всё равно. Я старательно закрывалась от потребностей организма, от людей рядом со мной, превратившись в одну большую тоску по любимому.

Я лежала и созерцала тёмно-зелёный, брезентовый потолок, но не видела его. Передо мной были только очи супруга. Голубые как глубокие озёра, они то страдали перед моим мысленным взором, то вдруг становились ласковыми, то темно-синими, наполненными страстью. Но в какой-то момент всё начало меняться. Позитивные эмоции исчезли из взгляда, а им на смену пришло презрение и обида. Я понимала и чувствовала, он винит меня в своей смерти, что это я не уберегла, не спасла…

От этого становилось больнее и тяжелее, но я просто не могла больше ни о чём думать. Я не осознавала, бодрствую или сплю. Глаза мужа были перед моим внутренним зрением беспрестанно. Долго бы ли я так лежала? Не ведаю, но в какой-то момент я услышала в своей голове слова: «Ты сходишь с ума». Это не был мой внутренний монолог или звук из вне. Это был просто женский голос, он был низкий, с хрипотцой, значительно ниже моего. Сам факт того, что я его слышу, подсказывал мне – сказанное, правда. На мгновение подумалось, а не всё ли равно? Но ответ пришел тут же, смерть от голода, от раны – просты и легки, для человека мучаемого душевной грустью, сумасшествие же – это одиночная камера, пыточная, на веки вечные.

Я села на кровати и огляделась. В палатке царил сумрак, разрезаемый подрагивающим светом от лампы, у входа. Пациенты спали. Слезая с лежанки, я нашарила ботинки, обула их и вышла на улицу. Темнота, обступившая меня, кажется, поглощала не только предметы, но даже воздух. Я несколько минут стояла и судорожно вдыхала, молясь, чтобы глаза привыкли к мраку, и я смогла различить хоть что-то. Природа сжалилась надо мной, давая моему взору очертания окружающих предметов. Где-то вдалеке, справа, мерцал огонёк, у самой земли.

Я побрела к нему, как мотылёк летящий на свет. Ноги ели слушались и норовили подогнуться при каждом шаге. Но я держалась, не позволяя себе расслабится. Через минут десять я вышла на поляну, посередине которой горел костёр. Удивительно, как я забыла, в поселении всегда есть костёр. Кто-то сидел прямо на почти вытоптанной траве, протягивая руки или ноги вплотную к огню, кто-то умостился на принесённых стульях и лавках, совсем недалеко от меня был ствол поваленного дерева с одним свободным местом. Я подошла и устроилась на нём. Рядом сидел мужчина и кидал в землю большой охотничий нож. Вот за его движениями я следила как завороженная, а кто он сам не взглянула. А через пару минут и вовсе спросила:

– Оружие есть?

Он поднялся и только тогда я сообразила, что это Ли:

– Пошли, – обронил мулат и двинулся к лесу. Я поплелась за ним, постоянно спотыкаясь и натыкаясь на деревья, после очередного столкновения он, пожалев меня, сжал пальцами моё предплечье. Его ладонь была большая и сухая, от мозолей, но её тепло успокаивало. Шли мы не мало, костра уже давно не было видно, но я не чувствовала себя потерянной, как обычно, в темноте, будто я, вверив себя моему проводнику обрела уверенность в себе.

Когда мы остановились, он достал пистолет, большой и не привычный мне, хотя я его плохо видела, но ствол сыто поблескивающий в свете звёзд выделялся достаточно чётко. Ли развернул меня за плечи и махнул в ночь:

– Туда стреляй.

Я подняла оружие и наметила себе цель в пустоте тьмы.

– Две минуты правее, – проронил мой неразговорчивый спутник, я послушно сдвинула кисти, сжимавшие рукоятку, – валяй.

Нащупала спусковой крючок и плавно нажала его, гром выстрела оглушил, стирая все звуки вокруг. Следующий был смелее, а потом меня было не остановить. Я выпустила целую обойму и поняла, что патроны кончились только когда пистолет, раз пять, сухо щелкнул, отказываясь подчиняться моим действиям. Мужчина молча забрал у меня оружие, перезарядил и вернул. Оно приятной тяжестью легло в ладонь, призывая обхватывать его крепче. Второй раз я уже сама безошибочно прицелилась. Сейчас я стреляла без былого упоения, но с осознанным удовольствием. Шестым чувством угадав, когда вылетел последний патрон, я опустила ствол и стояла, тяжело дыша, как после быстрого бега. Ли меня не торопил, он просто молчал, устремив взгляд куда-то в одному ему известную точку.

Отдышавшись, я вернула пистолет, которое он сунул за ремень. Мулат взял меня за запястье и повёл обратно.

Когда мы вернулись к костру я села рядом.

– Можно я посижу? – и, получив согласный кивок, уставилась на огонь. Я, то проваливалась в сон, роняя голову на плечо соседа, то вздрогнув, выпрямлялась и опять смотрела на не затухающий танец пламени. Ли меня не гнал, кажется, он даже не двигался.

В очередной раз, открыв очи я увидела перед собой Риши. Он возвышался надо мной, уперев руки в бока:

– Твою мать, Ася! Какого черта, – негромко, но зло начал он.

– Мы постреляли, – Ли встал и, хлопнув друга по плечу пошел к палаткам.

– Ася, – тяжело вздохнув, врач опустился на место ушедшего мулата, – ты меня напугала. Захожу, кровать пустая. Кто угадает, что пришло в твою чумную башку. Пойдём?

– Мне надо к Тэкео, – разлепив губы, сообщила я.

– Зачем?

– Я хочу в отряд.

– Ася! – самообладание друга кончилось.

– Это не обсуждается.

– Тэкео ещё спит, пошли в мед. блок. Я тебя отведу к нему позже.

– Я посижу, здесь…Там… глаза Германа, – шепотом пояснила я. Не представляла, как лучше рассказать, но друг всё понял и лишь кивнул.

глава 3-4

3

Ветки куста у нашей палатки качнулись. Я сразу узнала шаги Ли:

– Опять не спится? – спросил он, опускаясь рядом.

– Боюсь разбудить Кару, – со вздохом ответила я. Соратник знал, что я не могу спать. Таких как я, за последние полгода, становилось всё больше.

– Что вспоминаешь? – у каждого из нас уже было кого оплакивать по ночам.

– Вспоминаю, как тогда ходили стрелять, – объяснения не понадобились. Он всегда меня понимал без слов, как будто мы были настроены на одну волну.

Мы замолчали. Каждый думал о маленьком кладбище в его душе, где хранятся самый тайные и тяжелые думы.

– Когда выходим, – спросила я после долгого молчания.

– Часов через пять. Пусть ребята поспят после дежурства.

– А сам что не идёшь?

– И я сейчас пойду, – он погладил меня по плечу, – и ты бы попыталась. Нам далеко идти, – я согласно кивнула и поползла под тент, где мирно сопела подруга. Господи, как я не хочу, чтоб ей снились плохие сны. Сон навалился неожиданно и быстро, это случалось редко. Мне опять снилось что-то в красном мареве, но к радости я не помнила, что.

Утром я споро упаковала свой нехитрый скарб, под осуждающие вздохи мулатки. Но мы с ней обе понимали я не смогу сидеть здесь. Только движение помогало мне отвлечься. А она ждала меня на стоянке. Нам удалось договориться, чтоб Кара не ходила на вылазки. Конечно, ей требовалось брать оружие в руки и регулярно дежурить вокруг лагеря, но это было другое.

Когда я подошла к центру поселения, мои ребята уже начали подтягиваться, они, расположившись на земле и перешучивались, проверяя обмундирование:

– Фрол, надеюсь, ты не застрянешь как в прошлый раз, а то надоело спасать тебя.

– Яша ты ж не меня спасал, а провиант. А знаешь, почему провиант несу я? Да потому, Яша, что ты нас, со своей скупостью, голодом заморишь.

– Ох, умел бы кто-нибудь у нас готовить, а то одни мужики в команде, – присоединился к ним Али и подмигнул мне.

– Так давно б позвали, каких кисейных барышень, из сёл, и мы б ходили с полевой кухней, – парировала я.

– Пади, подбери тебе девку по вкусу, – крикнул он мне уже вдогонку. Я, кинув рюкзак и поманив пальцем Фрола, пошла к кухне. Хорошие у меня мальчишки, никогда не щадят меня, но и в обиду не дают. Мой отряд – это отряд Германа.

В то утро, когда Риши нашел меня сидящей с Ли, я отказалась идти в санчасть и сидела одна, у потухшего костра, смотря как просыпалось наше поселение. Мужчины и женщины выходили из «шатров», начиная бесконечный круговорот дневных дел, бойцы, жившие одни, шли есть в столовую. Хозяйки, обосновавшиеся с семьями, разводили костерки, чтобы приготовить своим близким завтрак. Дети игрались, недалеко от матерей, а те, кто жил без родителей уже затеяли прятки вблизи общего кострища. Я смотрела на эту бурлящую жизнь и ощущала, что я к ней не принадлежу. Я была только наблюдателем, смотревшим на них из-за звуконепроницаемого стекла.

Друг вернулся ко мне с тарелкой доверху наполненной кашей и сел рядом:

– Ешь. Если собралась куда-то тащится, ешь.

Я без возражений взяла миску и заработала ложкой, не чувствуя вкуса и с трудом осознавая текстуру. Понимала, что пищу надо жевать вот и жевала. Когда последняя капелька каши была съедена он схватил моё предплечье и вскочив потянул за собой:

– Пошли. Сама пойдёшь к Каре и поведаешь, что задумала. Это ж надо ж! Валькирия блин!

Я послушно плелась, не говоря ни слова. Объясняться с подругой было боязно. Я не представляла, как она отреагирует, и не ведала, как ей дальше жить без моей постоянной поддержки. Мы подошли к большому общему шатру, за стенами которого был слышен звон металлической посуды и доносился вкусный запах еды.

– Я её на кухню пристроил, – сбавил обороты врач, – Тэкео сводит иждивенцев к минимуму. Ей сложно, конечно, но она держится. Держалась, ради тебя – мужчина резко развернулся, и я, наконец, встретилась с ним глазами. Он горел гневом, но я так же видела, он осознает, что же меня так гонит туда и замечала боль от потери товарища. Я почувствовала, что врач меня отлично понимает и от этого ему становится страшно, – жди здесь, – велел он мне и скрылся за пологом.

Буквально через минуту ко мне выпорхнула мулатка, моська её сияла. Она была безмерно счастлива, что я, наконец, встала.

– Рассказывай, – пихнул меня в бок, подошедший Риши.

– Послушай… – и я опустила взор. Мне было стыдно смотреть ей в глаза из-за того, что я так мелко пытаюсь сбежать. Но и изменить что-то я была не в силах, это я уяснила ночью, когда пыталась не видеть перед собой взгляд любимого. Я шевелила извилинами раскочегаривая их, подталкивая их к рождению идей, как мне спрятаться от их ненавидящего взора. Именно тогда я решила попытаться бежать от них. Я заставила себя взглянуть на девушку, – Кара, я буду попроситься в отряд, – мой голос звучал сипло и каркающее, – я не могу оставаться, – я помедлила, – я схожу с ума…

Пока я говорила лицо подруги меркло и серело:

– Нет, – воскликнула она, – нет! Я тебе не разрешаю! Ты не имеешь права бросить меня здесь! Я сюда шла не для этого! Я не хочу опять выживать, я не могу…Да меня же выгонят, стоит тебе уйти. Ася не уходи…

– Никто тебя не выгонит, – глаза я всё же опустила, – если здесь не будет меня, будет Риши.

– Тебя убьют при первой же вылазке. Ты даже за себя постоять не в состоянии, – бросилась в наступление подруга, – и как скажи на милость мне тут существовать? Я иду с тобой, – скрестила она руки на груди.

– Куда? – устало спросила я. Силы, только появившиеся после еды, куда-то делись.

– На выход, – уже менее уверенная молвила она.

– Слушай, не дури. Хватит нам меня, – мои плечи осунулись, и я бездумно уставилась в землю. На меня начало накатывать то оцепенение, которое властвовало надо мной всё время, что я провела в лазарете. Когда я это осознала, мня охватил ужас. Возникло чувство будто я, барахтаясь, тону в болоте, это было так явственно, что я почувствовала запах тины. Неимоверным усилием заставила себя поднять лицо и расправить плечи, – я сказала, ты остаёшься здесь, а я иду с отрядом. Это не обсуждается, – я чётко выговаривала каждое слово, и видела, как подруга сгибается, под гнётом моего решения и властного голоса, – Риши пойдем. Ты обещал отвести меня к Тэкео, – друг помотал головой, легко коснулся спины мулатки и пошел обратно в направлении кострища.

Я виновато посмотрела на подругу и засеменила за врачом.

– Вот, – буркнул друг, откинув тент и пропуская меня вперёд, – мы к тебе.

Азиат сидел за складным столом и ел. Перед ним были разложены карты, на которые он то и дело косился, а иногда и делал какие-то пометки.

– Ты что не видищ ми кушаем, – без интонационно заявил он, но повернулся и внимательно посмотрел на меня.

– На вылазку хочет, – как на шаловливого ребёнка пожаловался, на меня врач.

– Хорошо, – предводитель повстанцев вернулся к своему занятию.

– Я и с Фролом договорился. Они её к себе возьмут, – оказывается друг ещё с кем-то побеседовать успел, значит, понимал, что с намеченного пути меня не свернуть.

– Ладно.

– Когда у них выход?

– Вечером.

– А их можно заменить? Асе бы денёк ещё тут побыть.

– А кем не подскажешь? – во взгляде мужчины блеснули молнии, – хочет, пусть идет. Не может, пусть отправляется с другой группой, – Риши заскрежетал зубами.

– Я тебя услышал.

– Вот и отлично, – командир уткнулся в карты показывая, что аудиенция закончена.

Врач, чуть ли не волоком, вытащил меня из палатки и с крейсерской скоростью куда-то пошел, не отпуская меня. Остановились мы лишь у дальнего шатра:

– Фрол, – позвал друг. Из-под полога высунулась большая косматая башка, – выйди. Поговорить надо, – человек-гора вышел целиком. Это был широкий в плечах, молодой мужчина. Мне он напоминал скалу. Не было в нём атлета, коим был Герман или сухопарой жилистости как в Риши или Тэкео, или ловкости Ли. Он просто был огромным монолитом, но силища, которой от него пышило, заставляла сжаться. Почти всё его лицо, до маленьких глаз, заросло клочковатой бородой, создавая ещё более жуткое впечатление.

– Это Ася, – молвил врач. Когда человек-скала услышал моё имя, он расплылся в доброй улыбке, обнажая белые зубы.

– Очень рад, – произнёс он густым басом.

– Фрол, Тэкео сказал, что вы сегодня выходите, я пока заберу Асю, чтоб подготовить к походу. Зайдешь за ней ко мне?

– Конечно, – пророкотал бородач.

***

– Почему под ноги не смотришь! – грохнуло над ухом, когда крепкие руки поймали моё тело, летящее вперёд, благодаря тому, что я запнулась о корни, – мать проснись, а то начнёшь храпеть у дерева и все позиции выдашь.

Я только блёкло улыбнулась, со мной и раньше так бывало, что воспоминания завладевали разумом, но не перед выходом, надо сосредоточится. У нас конечно не боевая вылазка, но нам нужно село, где жители захотят помочь нам, а не Обществу.

Загрузив провиант в два больших рюкзака, всё же мы уходили на несколько дней и девушек в команде со мной было три из десяти человек, а мужчинам надо нормально питаться, чтоб у них были силы. Мы присели на свои рюкзаки на дорожку и двинулись в лес. Почти на краю нашего палаточного городка, мне встретилась Айрис. Она привычным движением коснулась моего плеча:

– Ты мне ещё не спела, соловушка, – и пошла дальше.

Это было традицией. Тогда, перед первым выходом, Риши полдня кормил меня, как на убой, между делом поговаривая:

– Запомни вперёд не лезь, но и в конце не плетись… Лучше никуда пока не лезь, не умеешь… Ребят слушайся, беспрекословно и всё, что они ни велят, делай максимально быстро… – и всё в этом роде. Я кивала как китайский болванчик, а с мыслями собраться не могла.

Фрол появился ближе к вечеру. Врач сжал его предплечье и негромко произнёс:

– Головой за неё отвечаешь, – он повернулся ко мне, – вы с Германом, пара сумасшедших, упёртых барана, слада с вами нет, – и вдруг я поняла, что врач тоже не смог принять смерть моего мужа, что его сердце тоже раздирала тоска по единственному погибшему другу, а я… Если раньше я ему была просто симпатична, то теперь я стала ещё и Германом. Он видел своего друга во мне.

Я подхватила заботливо собранный врачом рюкзак и чмокнула его в щеку:

– До встречи.

Сослуживцы мужа приняли меня спокойно, без радости, но и без отторжения. Но перед тем как мы вышли ко мне подошла Айрис, и лукаво глянув здоровым глазом, тронула за плечо:

– Ты мне ещё не спела, соловушка.

Так и повелось.

4

Мы были уже сутки в пути, а жилых сел не было. Общество загнало нас на территорию бывших Лагерей, нами же и разрушенных. Попадавшихся нам существ, людьми называть не поворачивался язык. Это были выращенные, они напоминали диких зверей. Вот уже полгода я участвовала в рейдах, и, встречая выращенных удивлялась, как же резко они деградируют. Как сильно их подкашивает сбой программы. Знало ли Общество об этом побочном эффекте? Пока это было для меня загадкой, но иногда закрадывалась мысль: «А вдруг знало?». А вдруг их специально делали такими? Чтоб в критической ситуации они не могли и не хотели бунтовать, чтоб становились стадом без помощи рожденных.

Нас было два отряда – двадцать человек, и дикие люди не представляли для нас опасности, даже наоборот они старались нас избегать. К полудню мне стало тяжело идти, с недавних пор я моментально выдыхалась. Не позволяя себе сдаваться я, сцепив зубы, шагала дальше, но прерывистое дыхание выдавало меня с потрохами. Всё чаще ловила я на себе взволнованные взгляды Ли. Но делала вид, что ничего не замечаю. Когда мы, наконец, сделали привал, ноги отекли и слушались с трудом. Я, распределив график дежурства своих парней, повалилась спать. В последние месяцы организм всё сильнее требовал сна, которого, откровенно говоря, было жутко мало, а всё из-за этих чертовых кошмаров, не позволявших отдыхать больше пары часов. Так произошло и нынче, не успело сесть солнце как я, обливаясь потом, вскочила.

Сказать, что я была разбита ничего ни сказать. Покряхтывая я выползла на улицу. Четверо парней сидели по периметру полянки, я доковыляла до самого молодого – Нормана:

– Иди отдохни, – потом за меня подежуришь, – он тоже быстро выдыхался, для него это был первый поход. Паренёк поднял на меня вихрастую голову:

– Я не устал.

– Топай. У меня уснуть не получается, какой я буду, когда придёт моя очередь дежурить? – во взоре парня появилось понимание, – то-то же! Вперёд! – я с трудом уселась и привалилась к дереву. Если б у меня была возможность, я бы, наверное, не ходила на вылазки, потому что они давались мне все труднее. Но у меня не получалось, если я сидела на месте свыше пары суток, я начинала видеть глаза…глаза супруга. Когда моя вахта подходила к концу, ступая кошкой, рядом оказался Ли:

– Ну что, когда пойдём?

– Скоро сменюсь и пойдём. А когда твоя очередь?

– Не переживай, – усмехнулся друг, – я же в состоянии просчитать, когда ты проснёшься. Не первый день замужем, – он устроился рядом, прислонившись к дереву, с другой стороны.

– Может, мы зря ищем жилое поселение? Взять эту заброшенную территорию, да облагородить, а помощники глядишь сами найдутся, как было раньше.

– Не внимательная ты, Ася. Эти территории регулярно патрулируют и взорвут все, заведись здесь осознанная жизнь.

– Зачем? – перегнулась я к нему.

– Это граница.

– Подожди! А что же молчишь? На кой чёрт мы расположились на поляне? Нас же всех перестреляют как кутят?

– Нет. Если я всё правильно понимаю, это самое безопасное место сегодня для нас. А завтра нас всё рано будут ждать.

– Ли, твою мать, почему ты всё время молчишь! – если б я могла кричать, я б накричала на него, но связки при попытке повысить голос, начинали предательски сипеть.

– Ась я не молчу. Просто днём, всё это было не нужно. В данный момент мы находимся на рубеже трёх Обществ. Они сюда не сунутся, пока не соберутся в очередной раз заняться переделом земель, но мы сутки шли по эдакой меже. А идти нам было без вариантов, и ты это прекрасно знаешь, – я понуро кивнула, правее и левее этой дороги наши люди уже побывали и вернулись ни с чем, – но поутру мы уходим с границы. Как думаешь, все эти наблюдатели не подозревают, что мы повстанцы? – я опять кивнула, завтра будет бой.

Из-под тента появился заспанный Рико и, потягиваясь, пошел к нам. Ребята были в курсе, что по ночам, когда меня мучала бессонница и не надо было идти, Ли тренировал меня. Дело продвигалось не споро, но всё же успехи были. А Ли твердил, что если будет упорство, то и меня можно научить сражаться.

Друг вскочил и, протянув мне ладонь, помог подняться. Я понуро поплелась за ним. На следующий день заварушка, а я ни выспаться, ни драться не могу. Сколько из ребят вернётся? Кого я недосчитаюсь вечером? Я сдавлено вздохнула. Мы с Ли отошли подальше, чтоб не мешать команде спать. То, что они увидят, как я тренируюсь, я не боялась, всем в нашем поселении было известно, что я не мастак воевать, стреляю, да хорошо, но поколотить кого – это нет.

Ли встал напротив меня, с легкостью отражая мои удары. Его наука отличалась от науки Германа, а может дело было в том, что ситуация изменилась. Нет, Ли не щадил меня, но кидал легко, не позволяя сильно ударится, а бил почти не ощутимо. В эту тренировку у нас упор был на руки. Я лупила его, что есть мочи, а он только уворачивался. Меня уже не надо было учить, я изучила достаточно приёмов, чтоб нападать. Через пятнадцать минут я задыхалась от усталости.

– Отдохни, – друг сел на траву и посмотрел в небо, – хорошая ночь.

Я стояла, упёршись ладонями в колени и надсадно дышала. Когда моё дыхание выровнялось, Ли поднялся.