Текст книги "Ошибка Либермана"

Автор книги: Стюарт Мелвин Камински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Эйб включил радио и услышал сообщение Гарри Кэрея, что игра отложена из-за дождя.

Вместо того чтобы повернуть направо к дому, Либерман повернул налево и медленно поехал по переулку. Мужчина последовал за ним, держась на полквартала сзади. Дождь усилился. Либерман знал, куда едет. Он затормозил у пожарного крана грузовичком-пикапом и старым «дацуном». Эйб медленно вышел из машины, давая преследователю время найти место для парковки. Запирая машину, он не смотрел ни вправо, ни влево. Дождь омывал его теплыми потоками.

Промокнув насквозь, Либерман медленно подошел к проходу между двумя двенадцатиквартирными домами, спустился по лестнице в темноту и добрался до конца прохладного цементного коридора, где был вход в котельную. Шесть лет назад Эйб и Хэнраган арестовали здесь швейцара этого здания, пойманного с грудой стереоаппаратуры, которую он украл в близлежащих квартирах. Либерман вытащил отсыревший носовой платок, высморкался, достал пистолет и стал ждать, прислушиваясь к шуму дождя и раскатам грома. Он всегда любил дождь – тот как будто защищал его, дарил прощение. А улицу, напротив, не любил. Дождь давал ему оправдание, чтобы оставаться в помещении, под защитой ливня.

Шаги были быстрыми. Кто-то спустился по трем ступенькам и шел по цементному проходу. Либерман сделал шаг вперед, направив пистолет на темную мокрую фигуру, появившуюся перед ним.

– Стойте на месте, – сказал Эйб. – Руки за голову.

– Мне надо поговорить с вами, – произнес мужчина дрожащим голосом. – О том, что случилось между ней и мной. Я… Я это сделал.

Либерман убрал пистолет и шагнул ближе к говорившему.

– У меня не хватило смелости встретиться лицом к лицу с ней, с вами, – продолжал мужчина.

– На чьей машине ты приехал? – спросил Либерман.

– На арендованной. Моя в ремонте.

– У меня в багажнике есть сухой тренировочный костюм, – сказал Либерман своему зятю. – Давай выпьем где-нибудь кофе и обсохнем.

7

Хэнраган почувствовал себя лучше. Не то чтобы совсем хорошо, но все же лучше. Он сидел в машине перед рестораном «Черная луна» на Шеридан-роуд и смотрел, как дождь заливает ветровое стекло его автомобиля.

Исповедь перед Шустрым Паркером помогла. То, что он сейчас делал, должно было помочь еще больше. Хэнраган посмотрел на высотку. Ко входу подъехало такси, два человека, мужчина и женщина, нырнули под бетонный козырек «Мичиган тауэрс», швейцар поднялся им навстречу. Пара, смеясь, вошла через вращающуюся дверь. Хэнраган тоже издал смешок, даже не поняв почему.

Ресторан «Черная луна» уже открылся – приближалось время ужина. Посетителей еще не было, но Хэнраган видел Айрис. Он находился в зоне, где парковка запрещена, поэтому ничто не мешало ему остановиться прямо перед рестораном. Билл нервничал – ведь ему уже перевалило за пятьдесят и он успел стать дедушкой. Его первой мыслью было войти в ресторан и поговорить с Айрис. Теперь он решил сначала поработать. Когда между машинами наметился промежуток, он въехал на подъездную аллею, ведущую к «Мичиган тауэрс», припарковался как можно ближе ко входу и вбежал внутрь.

– Там нельзя оставлять машину, – сказал чернокожий швейцар, тот самый, что дежурил накануне.

– Полиция, – произнес Хэнраган, показывая жетон. – Видел вас прошлой ночью.

Билли Тартон кивнул.

– Мне больше нечего вам сказать, – проговорил он.

– Расскажите мне о женщине, которая села в такси перед тем, как я вбежал в дом.

– Я уже говорил другому полицейскому, – со вздохом ответил Тартон. – Я не очень-то хорошо ее рассмотрел. Шляпа у нее была надвинута на брови. Темные очки. Такси ее ждало. Водитель вышел вместе с ней, нес сумки. Она ни слова не сказала.

– Она белая или черная? – спросил Хэнраган.

– Белая, – ответил швейцар. – Возраст не назову, но нестарая. Скорее – молодая. Если что-нибудь еще вспомню, то позвоню, но вспоминать-то больше нечего. Ну совсем нечего. Так что зря вы приехали.

– Я приехал не для того, чтобы разговаривать с вами, – пояснил Хэнраган.

Молния расколола небо.

– Во Флориде такая погода летом почти каждый день, – заметил швейцар. – Я раньше жил в Лейкленде. Думаю туда вернуться.

Хэнраган показал на дверь. Билли Тартон нажал кнопку, и Хэнраган вошел. За ним, задыхаясь, через вращающуюся дверь вбежала промокшая насквозь женщина в спортивном костюме. Ее темные волосы прилипли ко лбу и щекам. Хэнраган направился к лифтам.

Он составил простой план: будет стучаться во все двери и спрашивать всех, с кем они еще не говорили и с кем уже говорили, что он, она или они знают об Эстральде Вальдес. Или о Жюле Ван Бибере. Или о падении Берлинской стены. Спрашивать до тех пор, пока не будет уверен, что больше никто не сможет ему сообщить что-то новое. Он будет спрашивать, потому что, несмотря на полученное после исповеди отпущение грехов, Билл Хэнраган считал себя виновным в смерти Эстральды Вальдес.

Расположившись на переднем сиденье машины, под звуки дождя, барабанившего по крыше, Либерман снял промокшие пиджак, рубашку и галстук, после чего надел синюю фуфайку с белой надписью: УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ ЧИКАГО. На заднем сиденье Тодд с трудом натягивал на себя серую фуфайку, которая была на полразмера меньше, чем ему надо.

– Хочешь бублик? – спросил Либерман.

– Я не могу есть, – ответил Тодд, протискивая руку в рукав.

– Тогда давай поговорим, пока я ем, – предложил Либерман.

– «Давно уже молчу я, оглушенная ударом этим. Слишком велика беда, чтобы промолвить слово иль задать вопрос» [30]30
  Перевод С. Апта.


[Закрыть], – продекламировал Тодд, откинувшись на сиденье и проведя ладонями по мокрым волосам. Тодд был профессором Северо-Западного университета по сравнительной литературе, а точнее – по греческой трагедии.

– Это из?.. – поинтересовался Либерман, извлекая бублик из пакета, откуда вырвался крепкий мясной запах.

– Эсхил, «Персы», – сообщил Тодд.

– Уверен, что не хочешь бублик? Полбублика?

– Уверен.

– Лучше бублик съесть, чем на ежа сесть, – сказал Эйб. – Так говорил Паподополус. Тоже грек. У него была закусочная около депо, пока он не не укокошил свою подругу кухонным ножом. По правде, он говорил не «бублик», а «булочка», но я имею право на поэтическую вольность, верно?

Тодд молчал. Либерман изучал своего зятя в зеркало заднего вида. Тодду было тридцать пять лет, у него были светло-русые волосы и длинное узкое лицо. На вкус Эйба он был худоват.

– «Свои несчастья я нести согласен; к чему ж взамен простого горя мне нести двойное?» [31]31
  Перевод И. Анненского.


[Закрыть]– наконец отозвался Тодд.

– Софокл? – предпринял попытку Либерман.

– Еврипид, «Ифигения в Тавриде», – ответил зять.

– Шутка. – Либерман повернулся, чтобы показать Тодду полбублика. – Ее рассказал Паподополус, когда мы его арестовали. Придумай предложение со словом «Еврипид».

– Эйб… – начал Тодд.

– Еврипид пыхтит – устал, да и в тыкву схлопотал, – произнес Либерман с непроницаемым видом.

Тодд посмотрел на серьезное и грустное лицо своего тестя и застонал. Потом негромко рассмеялся.

– Это ужасно, – сказал он.

– Давай заключим сделку, – предложил Либерман. – Я прекращаю рассказывать истории про Паподополуса, а ты перестаешь цитировать мертвых греков.

– А Паподополус жив?

– Отбывает пожизненное заключение в Джолиете, – сообщил Либерман. – Ты хочешь поговорить сейчас?

– Я не делал этого, – заверил Либермана Тодд. – Да, я разговаривал с Анастасией Холт, даже обедал с ней пару раз. Она изучает Платона, но я никогда не прикасался к ней, никогда…

– Лайза вовсе не думает, что ты ей изменил, – сказал Либерман.

– Нет? А я думал…

– Если ты собираешься процитировать еще одного мертвого грека, забудь об этом или выметайся к чертям собачьим из моей машины, – сказал Эйб. – Она говорит, что ты не уделяешь ей время. Думаешь только о своей работе. Не замечаешь ее. Даешь понять, что предпочел бы быть на работе. Никогда не спросишь, что она думает или чувствует. Она профессионал без профессии. Она чувствует себя ничтожеством, время идет, дети становятся старше, а она не находит себе занятия. А ведь у нее оценки на выпускных экзаменах были выше, чем у тебя. Ты следишь за моей мыслью?

– Да, – ответил Тодд, приглаживая еще мокрые волосы.

– Это хорошо, потому что я не спал прошлой ночью, а выслушал все это от Лайзы. И не исключено, что и сегодня мне полночи придется слушать то же самое.

– Она права, – признал Тодд. – Это все банально, но – правда. В этих банальностях больше всего злит то, что они часто соответствуют действительности. Так они и становятся банальностями. Скажите, вам я нравлюсь, Эйб?

– Ты выпил? – спросил Либерман, вытирая руки бумажной салфеткой из коробки, которую достал из бардачка.

– Да, немного. Думаете, следовать за полицейским и плакаться перед ним для меня обычное дело? Так я вам нравлюсь, Эйб?

– Да, – сказал Либерман.

– Бесс разочарована тем, что я не еврей, – заметил Тодд.

Дождь внезапно перестал напоминать водопад, и, пока они разговаривали, его звук стал напоминать влажный шепот.

– Она смирилась с этим, – сказал Либерман.

– Что мне делать? – прошептал Тодд. – Я люблю Лайзу, детей.

– Возвращайся домой. Посмотри бокс по телевизору. Почитай научно-фантастический роман. Посиди в ванной подольше. Ты когда-нибудь видел «Человека, который мог творить чудеса»? [32]32
  Фильм английского режиссера Лотара Мендлеса (1936 г.) по одноименному рассказу Герберта Уэллса.


[Закрыть]С Роландом Янгом в главной роли?

– Эйб…

– Дай ей все это обдумать, Тодд. Не форсируй события, позвони к нам домой и скажи, что ты хотел бы узнать, как она себя чувствует. Попроси меня или Бесс передать Лайзе, что ты ее любишь. Что ты хочешь поговорить с консультантом по вопросам семьи и брака.

– Я не могу просто взять и…

– Есть хороший специалист, – прервал его Либерман. – Невестка Левана, Дарла. На Эванстон-стрит, недалеко от вас.

– Дети… – сказал Тодд.

– Дети тоже могут пойти. Поговори с ними. Скажи, что ты их любишь. Можно устроить им каникулы на несколько дней. Позволь кое-что тебе рассказать. Когда я был ребенком лет восьми-девяти, мои родители поссорились. Мэйш отправился ночевать к тете Сейди. А меня повела в кино старшая кузина Линор. Никогда не забуду этот фильм, «Доктор Циклопус», потрясающая картина. Альберт Деккер был лысый, в больших очках с толстыми стеклами. Он делал людей маленькими. После фильма Линор повела меня домой. Мать и отец еще не помирились. Линор снова повела меня в кино, на программу из двух полнометражных фильмов – «Кот и канарейка» с Бобом Хоупом и «Чарли Чан в опере». Когда ближе к полуночи мы вернулись домой, мать и отец пили кофе, держась за руки. Я никогда не забуду тот день.

– Какой смысл в этой истории, Эйб?

– Послушай, ведь это ты пришел ко мне. Вот и расплачиваешься за это тем, что слушаешь мои детские воспоминания, – сказал Либерман. – А смысл тут есть. Лайза как моя мать. Она хочет вернуться к тебе – разберется со всем и вернется.

– В вашей истории нет об этом ничего, – заметил Тодд, вздохнув.

– Я забыл, что разговариваю с профессором, – съязвил Либерман. – Смысл истории в том, что тебе следует на время избавиться от чувства вины и посмотреть какое-нибудь видео, расслабиться и подождать. Я поработаю над Лайзой. Ты позвонишь через некоторое время. А сейчас я хочу приехать домой, принять душ, поесть этой говядины и сыграть в «Яхтзи» [33]33
  Игра в кости. ( Прим. переводчика.)


[Закрыть]с твоими детьми.

– Хорошо, – сказал Тодд, открывая дверь машины. Измятый пиджак он держал в руке.

– Хочешь бутерброд с мясом на дорогу? – спросил Либерман.

Его зять пожал плечами. Эйб покопался в сумке, разломил бублик и набил в него мясо. Тодд взял бутерброд и закрыл дверь.

– Спасибо, – сказал он.

– Пожалуйста, – ответил Либерман.

Дождь прекратился.

– Я люблю Лайзу, – сказал Тодд, откусывая от бутерброда. Мимо, разбрызгивая лужи, проехала «тойота».

– Я тоже, – сказал Эйб. – Поезжай домой.

Либерман уехал, а его зять остался стоять на улице. Запястья Тодда высовывались из чересчур коротких рукавов тесной фуфайки, в руке он держал бутерброд с отварной говядиной. Через пять минут Либерман остановился перед домом, вылез с пакетом из машины, открыл дверь ключом и вошел со словами: «Я здесь».

– Деда-коп, – объявила Мелисса, отрывая взгляд от телевизора.

– Привет, – сказал Барри, отвернувшись от экрана лишь на мгновенье, чтобы улыбнуться Эйбу.

– Что смотрите? – спросил Либерман, сбрасывая туфли.

– «Богатые и знаменитые» [34]34
  Американский телесериал о жизни звезд шоу-бизнеса, спортсменов, бизнесменов и прочих знаменитостей, шел на экране с 1984 по 1995 г.


[Закрыть], – ответил Барри.

– Там парень, который играет чудовище в тех фильмах, – сообщила Мелисса.

– Очень познавательно, – заметил Либерман. Он двинулся на кухню, где шептались Бесс и Лайза.

– Либерман, – начала Бесс, глядя на него. – Ты бегал трусцой под дождем?

Эйб поставил сумку на стол, поцеловал жену и дочь и сел.

– Я решал мировые проблемы, – сообщил Либерман, – и в результате проголодался.

– Ешь быстро, – предложила Бесс. – У тебя пятнадцать минут, чтобы добраться до синагоги. Там состоится заседание комитета по созданию комитета для сбора средств.

Билл Хэнраган устал. Он постучался в сорок три двери и получил двадцать ответов – неплохой результат, который он объяснил для себя тем, что люди оставались дома или возвращались домой из-за дождя. Он исписал много страниц, записывая показания, и даже нашел повод для ареста обитателей трех квартир по делам о распространении наркотиков. Восемь человек не хотели его впустить. С пятью из них он разговаривал через закрытые двери, а трех «отказников» убедил разрешить ему войти. Несколько человек помнили, что видели Эстральду Вальдес, – по крайней мере, несколько человек признали это. У Хэнрагана сложилось ощущение, что кое-кто из женатых мужчин замечали ее, но не захотели говорить об этом.

Дважды ему повезло. Двое мужчин лет сорока с лишним, явно геи, сообщили, что несколько раз видели, как Эстральда Вальдес разговаривала с женщиной по имени Гвен, которая живет на девятом этаже. Хэнраган, который начал опрос с верхних этажей и спускался, вернулся к квартире Гвен Дайсан на девятом этаже. Он уже успел поговорить с этой скромной женщиной лет двадцати пяти в чересчур больших очках, с зачесанными назад волосами и чистой кожей.

– Еще несколько вопросов, если вы не против, мисс Дайсан, – сказал Хэнраган с самой подкупающей улыбкой, на которую был способен.

– Я же говорила, что мы не были знакомы, – занервничала Гвен Дайсан.

– Вы знали ее, мисс Дайсан, – мягко возразил Хэнраган.

– Нет, не знала.

– Мы можем продолжить этот разговор в полицейском участке, если понадобится, – солгал он. – Но мне бы этого не хотелось.

– Ладно, входите, – сказала она, отступая назад.

Квартира была обставлена современной мебелью, которая выглядела не слишком удобной, но зато из такого жилья можно быстро и легко выехать. Гвен Дайсан оставила дверь открытой и сложила руки на груди – не вызывающе, но как бы обороняясь.

– Насколько хорошо вы ее знали?

– Не слишком хорошо.

– Почему вы сказали, что не знали ее?

– Она… Я знала, что она проститутка. Она сама мне сказала. Меня это смутило. Мы не были так близко знакомы.

– Она вам нравилась? – спросил он.

– Да, – ответила Гвен, глядя прямо в глаза полицейскому.

– Она говорила о мужчинах, о людях, которых знала?

– Нет. Она рассказывала о своей семье, а я Эстральде – о своей.

– О ее семье? – спросил Хэнраган, стараясь не выказать особой заинтересованности. – Об отце, матери?..

– Ее отец умер. О матери и брате.

– Они живут в Чикаго?

– Да.

– Вы знаете где?

– Где-то в южной части города. Мне кажется, она упоминала Огден-авеню. Я не уверена.

– Вы думаете, миссис Вальдес знает, что случилось с ее дочерью? Это происшествие не попало даже в десятичасовые новости на телевидении.

– Ее фамилия не Вальдес, а Вегас. Она не была такой, какой вы ее представляете. Я имею в виду Эстральду. Она была…

– Я знал ее.

– Мы с ней беседовали. – Голос Гвен Дайсан стал мягче.

– Беседовали, да, – повторил за ней Хэнраган.

Гвен Дайсан глубоко вздохнула.

– Я католичка, – сказала она. – У вас ирландская фамилия. Вы католик?

– Да.

– Я работаю в типографии, – сообщила Гвен, глядя через открытую дверь в пустой коридор.

Хэнраган обернулся. Там никого не было.

– Секретарем. Моя семья живет в Северной Дакоте. Я, видно, состарюсь и умру, оставаясь секретарем в типографии. Эстральда считала, что я слишком хорошенькая для такой работы.

Гвен Дайсан смотрела на полицейского мокрыми от слез глазами.

– Это правда, – подтвердил Хэнраган.

– Она считала меня достаточно привлекательной, чтобы заниматься тем же, чем и она, говорила, будто я могла бы за два года заработать денег и купить типографию, или салон красоты, или… Но я знала, что не смогу этим заниматься.

– Понимаю, – сказал Хэнраган. – Можете сообщить мне что-нибудь еще? Или вы знаете кого-нибудь из здешних жителей, кто…

– Никки Моралес, – сказала Гвен. – Восьмой этаж. Номера квартиры не знаю, я там никогда не была. Но Эстральда говорила о ней, они были подругами.

В ее словах прозвучала ревность.

– Эстральда когда-нибудь упоминала о своей сестре, Лупе или Гваделупе? – спросил Хэнраган.

– Нет. Теперь у вас всё?

Хэнраган подумал, не надавить ли еще немного, но женщина сложила руки на груди и решительно выставила подбородок. Ему сотни раз приходилось видеть подобное выражение лица. Он бы мог сломить ее сопротивление, но это не стоило таких усилий – по крайней мере, сейчас.

– Да, конечно, – ответил Хэнраган, покидая квартиру.

Как только за ним закрылась дверь, он пошел к лифту. Он узнал фамилию, Вегас, и район, и он помнил, что Жюль Ван Бибер говорил о чем-то, что находилось под домом в доме ее матери. Кроме того, теперь следовало проверить еще одну обитательницу дома, Никки Моралес, живущую на восьмом этаже. Хэнраган позвонил во все звонки и постучал во все двери на восьмом этаже, но среди ответивших на звонки и стук Никки Моралес не оказалось.

Хэнраган вернулся к швейцару, который сидел за столом и смотрел на монитор, показывавший въезд в гараж. Когда Хэнраган вошел в дверь, Билли Тартон поднял голову. Он не улыбнулся, но посмотрел на полицейского с любопытством и желанием помочь.

– Никки Моралес, – сказал Хэнраган.

– Восемь-десять, – ответил швейцар. – Но ее нет дома. Ушла рано утром с двумя чемоданами.

– Куда она направлялась? – спросил Хэнраган, глядя в окно на ресторан «Черная луна».

Швейцар пожал плечами:

– Сказала, что уедет из города на какое-то время. Но она еще вернется за другими вещами.

– Как она выглядит?

– Моралес? – спросил швейцар, вставая. На подъездную аллею въехала машина и, повернув, остановилась перед входом. – Красивая дама. Живет одна.

Тартон повернулся к двери и поправил шляпу.

– Подруга Эстральды Вальдес? – спросил Хэнраган.

– Не знаю. Возможно. Вроде бы вместе я их не видел. А может, и видел, не помню, – сказал швейцар, выходя на улицу, чтобы помочь пожилой даме подняться с заднего сиденья черного «понтиака» и выйти из машины. Женщина широко улыбнулась Тартону и коснулась его щеки. Он тоже улыбнулся. Хэнраган почувствовал, что ему необходимо выпить.

Женщина вошла в дом, опираясь на руку швейцара.

– Я должен помочь миссис Динкст дойти до квартиры, – сказал он.

Хэнраган кивнул.

– Никки Моралес похожа на Эстральду Вальдес? – спросил он швейцара, который нажал кнопку, чтобы открыть дверь во внутренний вестибюль, и медленно двинулся вперед, поддерживая миссис Динкст.

– Пожалуй, – ответил Тартон через плечо. – Примерно тот же рост, вес, фигура. Мисс Моралес немного моложе, волосы у нее темнее, кожа посветлее. Так что… Понимаете, что я имею в виду?

– Да, – ответил Хэнраган, следуя за швейцаром и миссис Динкст через дверь внутреннего вестибюля.

Хэнраган мог бы на этом закончить, но он хотел проверить каждую квартиру, где кто-то был дома. Он поднялся на лифте на третий этаж и вышел из него, оставив там швейцара и пожилую даму. Постучав в первую же дверь, Билл оказался лицом к лицу с капитаном Дейлом Хьюзом – тот стоял перед ним в шортах Христианской ассоциации молодых людей и белой майке. Капитан Дейл Хьюз потел. Капитан Дейл Хьюз был явно в хорошей физической форме. За Хьюзом виднелась открытая дверь в комнату, где стоял тренажер «Наутилус» или что-то его напоминавшее.

– Хэнраган, что тебе надо? – спросил Хьюз, тяжело дыша.

– Ничего, – ответил Хэнраган. – Я стучусь во все двери подряд. Забыл, что вы живете на этом…

– Ну да, ты надеялся, что меня за одной из этих дверей все же не встретишь, – сказал капитан. – Мог бы спросить у швейцара, где я живу, и не стучать в мою квартиру. Ладно, входи.

Хэнраган вошел, и Хьюз закрыл дверь.

– Хочешь выпить чего-нибудь холодного? Лимонада?

– Нет, спасибо, капитан.

– Я допью свой. – Хьюз исчез за дверью справа от входа. Судя по планировке квартир, в которых Билл успел побывать, там находилась кухня. Капитан вернулся с полотенцем на шее и со стаканом лимонада в руке. – Уверен, что не хочешь?

В холле висели свадебные фотографии. Улыбающийся Хьюз в смокинге обнимает невесту, вокруг стоят родственники. Хьюз сделал глоток и посмотрел Хэнрагану в глаза.

– Я только что разговаривал с женой, – сообщил он. – Рассказал ей о Ван Бибере. Завтра она вернется домой. Так что не приходи и не говори с ней. Она думает, что мы нашли убийцу.

– Понимаю.

– Мы с тобой и Либерманом так не думаем, – заметил Хьюз после хорошего глотка. – Но мы оставим это при себе. Продолжайте искать, но официально главный подозреваемый найден. Понял?

– Понял, – ответил Хэнраган.

– Что-нибудь раскопаешь, дай мне знать. Я обеспечу тебе поддержку. Ты в дерьме, приятель, но, может, тебе и не придется отправиться за это в каталажку. Точно не хочешь выпить лимонада?

– Нет, капитан. На восьмом этаже в десятой квартире живет женщина, Никки Моралес, которую знала Эстральда Вальдес. Вы ее когда-нибудь видели, не помните?

– Я не знаю имен, – сказал Хьюз, смахнув пот с носа. – Этот дом не назовешь большой дружной семьей.

– Эта Никки Моралес собрала вещи и уехала сегодня утром, – сообщил Хэнраган.

– Черт. – Хьюз покачал головой. – Хочешь войти в квартиру и осмотреть ее?

– Да, сэр, – ответил Хэнраган. Внезапно перед его внутренним взором возник образ матери – она стояла у плиты и смотрела на кастрюлю, где варилось мясо. Он почти чувствовал запах бульона.

– Ты в порядке, Хэнраган?

– Да, – сказал Хэнраган. – Мне бы войти туда.

– Думаешь, это она садилась в такси на твоих глазах? – спросил капитан. – В одежде Эстральды Вальдес?

– Эту версию стоит отработать, – ответил Хэнраган.

– Эту версию стоит отработать, – согласился Хьюз. – Я позвоню судье Хэндельману. Зайди за ордером. За Хэнди должок. Так говоришь, Никки Моралес, квартира восемьдесят?

– Да, сэр.

После короткого доклада о результатах опроса Хэнрагану удалось сбежать от капитана. Он обошел оставшиеся квартиры, побеседовал еще с девятью людьми, ни от кого из них не получил полезной информации, вышел из дома, пересек улицу и направился в «Черную луну». Дождь и ветерок с озера принесли прохладу. Хэнраган подумал, что задолжал себе выпивку, но решил не отдавать этот долг.

Субботняя обеденная сутолока была позади. Несколько человек еще ели: две пары за столиком в дальнем углу ресторана и две молодые женщины ближе к входной двери. Хэнраган занял место, с которого он мог видеть вход в «Мичиган тауэрс», разгладил белую скатерть своими большими ладонями и поднял глаза на Айрис, которая только что вышла из кухни и увидела его. Она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.

– Хотите сделать заказ? – спросила она.

– Нет, – ответил он. Потом добавил: – Пожалуй, да. Что посоветуешь?

– Свинину му шу, – сказала Айрис. – У вас усталый вид.

– Работа. – Хэнраган провел рукой по лицу. – Хорошо было бы принять ванну и побриться.

– Прошлой ночью вы тоже были усталым?

– Прошлой ночью я был пьян. Ты можешь посидеть со мной?

– Нет.

– Я говорил тогда, не встретиться ли нам. Я этого хотел. Сейчас я трезв и хочу этого.

– Я не отказалась. Принесу вам му шу.

Когда она вернулась с заказом, Хэнраган спросил:

– Знаешь, что мне в тебе нравится?

– Нет, – ответила Айрис, ловко разместив на тарелке тонкий блин и выложив на него нарезанную кусочками свинину, побеги бамбука и овощи.

– Ты мне никого не напоминаешь, – сказал он. – Это комплимент.

– Тогда я чувствую себя польщенной, – отозвалась она. – Такого я еще не делала.

Она сложила блин двумя деревянными ложками.

– А мне показалось, будто ты всю жизнь этим занималась, – заметил Хэнраган.

– Нет, – сказала она со смехом. – Я не имею в виду му шу. Я о встрече с мужчиной.

– Ты никогда ни с кем не встречалась? – спросил он, глядя на тарелку перед собой. – Его едят как маисовую лепешку?

– Да, – сказала Айрис. – Я была замужем, но муж умер. Его выбрал для меня отец. Я уже бабушка.

– А я дедушка. У тебя есть фотографии внуков?

Хэнраган ел, пил чай и обменивался с Айрис комплиментами в адрес внуков. Он разглядывал снимки Уолтера и Мэри Хо, внуков Айрис, когда из такси, остановившегося на противоположной стороне улицы, вышла женщина. Без шляпы, одета иначе, чем прошлой ночью, в легкий костюм. Волосы другого цвета. Швейцар не нашел в ней сходства с женщиной, которая выдавала себя за Эстральду Вальдес. Хэнраган – если бы смотрел в окно – узнал бы ее. Узнал бы по походке, по тому, как она держала плечи, по росту, по фигуре. Он сотни раз следил за людьми по долгу службы, рассматривал мужчин, женщин и даже гермафродитов и в бинокль, и невооруженным глазом. Он бы непременно ее узнал, но он смотрел на фотографию двух маленьких детей и улыбался вовсе не улыбкой человека, понимающего нелепость жизни вообще и своей жизни в частности, но улыбкой человека, наслаждающегося моментом.

Когда Хэнраган поднял глаза от снимка и посмотрел в окно, женщина уже ушла. Он записал адрес Айрис и договорился, что заедет за ней в шесть вечера в понедельник – день, когда ресторан «Черная луна» закрыт. После этого Билл Хэнраган поехал домой. Утром он позвонит Эйбу. Утром они отыщут мать Эстральды Вальдес. Но первым делом утром, воскресным утром, он пойдет к мессе в церковь Святого Варфоломея. А еще Хэнраган подумал, не позвонить ли сыну в Канаду. Впрочем, для этого было поздновато, и он решил позвонить ему завтра во второй половине дня.