Текст книги "Ошибка Либермана"

Автор книги: Стюарт Мелвин Камински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

5

Поскольку Бродяга Жюль сжимал в руке настольную лампу, когда Сол Уорт видел его в последний раз, Либерман решил проверить окрестные ломбарды, начиная с Девон-стрит и далее на север до Говард-стрит. Хэнраган попробует поискать Жюля в церкви Святого Варфоломея на Гранвилл-стрит, в шести кварталах от дома Эстральды. В этой церкви был отдельный вход и помещение для бездомных на десять спальных мест. Там могли знать Ван Бибера или где тот обретается. Детективы договорились встретиться в час, чтобы вместе пообедать в «Макдоналдс» на Говард-стрит. Если к тому времени Жюля не обнаружат, они подумают, что предпринять дальше.

Церковь Святого Варфоломея находилась достаточно близко к Бродвею, так что бездомные могли ее легко отыскать, и вместе с тем недалеко от Маленького Сайгона, по каковой причине среди ее прихожан было немало азиатов. В редакционной колонке «Сан таймс» впервые отмечалась странность ситуации, при которой вьетнамская община помогает белым и чернокожим бездомным.

Хэнраган оставил машину на маленькой автостоянке при церкви и вошел внутрь. Дверь была открыта, но церковь казалась пустой. Увидев распятие, Хэнраган перекрестился. Витраж над дверью пропускал в помещение красно-синий свет и отбрасывал танцующую тень на деревянный пол открытого вестибюля. Хэнраган оглянулся и вгляделся в изображение на стекле – снятие Иисуса с креста. Взгляд скользнул по абрису тернового венца, образованного свинцовой перегородкой витража, и остановился на одной из четырех женщин, стоявших подле Христа, – она смутно напоминала его жену Морин.

– Я могу вам помочь? – спросил мужской голос, и Хэнраган увидел высокого чернокожего мужчину лет тридцати в пропотевшем сером тренировочном костюме Иллинойского университета.

– Я ищу священника, – сказал Хэнраган.

– Вы нашли его, – отозвался мужчина, подходя к Хэнрагану и протягивая ему правую руку. – Сэм Паркер.

– Отец Паркер, – сказал полицейский, пожимая ему руку, – я детектив Хэнраган.

Хэнраган показал свой жетон. Паркер внимательно его рассмотрел.

– Хотите, пройдем в мой кабинет? – спросил священник, указывая на дверь, через которую вошел. – Я только что вернулся с пробежки. Обычно я так не одеваюсь.

– Это меня не касается, святой отец, – проговорил Хэнраган. – Я не думаю, что нам понадобится ваш кабинет. У меня к вам всего один-два вопроса.

Паркер вытер рукавом пот со лба и сказал:

– Задавайте ваши вопросы.

– Вы знаете бездомного по имени Жюль Ван Бибер, известного как Бродяга Жюль?

– Да.

В коридоре было легкое эхо. Хэнраган знал, что за деревянными дверями начинается проход, в конце которого, под высоким потолком, – алтарь, над алтарем – распятие…

– Так что вы хотели узнать?

– Извините. Я просто… Я мало спал прошлой ночью. Недалеко отсюда убили женщину.

– Эстральду Вальдес, – уточнил Паркер. – Слухи быстро распространяются. По-вашему, Жюль имеет к этому какое-то отношение?

– Мы бы хотели с ним поговорить.

– В последнее время я его не видел, – сообщил священник. – Он иногда приходит в холодную погоду, ест вместе с нами.

– Где бы я мог его найти? – спросил Хэнраган.

– Надо спросить Вако Джонни, – предложил Паркер. – Он приходил вчера вечером. Думаю, еще здесь. Пойдемте со мной.

Священник прошел вперед по коридору и спустился по небольшой лестнице в тесное подвальное помещение. Он остановился у двери слева и открыл ее. Угол комнаты занимал потертый коричневый диван из магазина Армии спасения, напротив него – два разномастных стула с продавленными сиденьями, один с обивкой из синего винила, другой – из оранжевого твида. По стенам стояли шесть кроватей. Два стола с пластиковыми столешницами, один голубой, другой белый, располагались в центре комнаты в окружении металлических стульев. За одним из столов сидел худой, как палка, человек в мешковатом хлопчатобумажном комбинезоне и смотрел на чашку, должно быть с кофе. Вид у него был усталый, лицо иссечено глубокими морщинами. Зубов у мужчины не было вовсе, зато таких ярко-синих глаз Хэнраган не видел никогда.

– Вако Джонни, – обратился к нему отец Паркер. – Это детектив Хэнраган. Он ищет Жюля. Ты можешь ему помочь?

Вако Джонни оторвал взгляд от чашки и посмотрел на полицейского:

– Что Бродяга натворил?

– Мне не известно, натворил ли он что-нибудь, – сказал Хэнраган. – Нам нужна его помощь.

Хэнраган придумал было историю, которая должна была заставить Вако Джонни разговориться, но, помня, что находится в церкви, не смог выдавить ее из себя.

– Доллар не одолжишь? – спросил Вако Джонни.

– Эй, – вмешался отец Паркер. – Ты можешь ответить, а можешь не отвечать, но цену здесь не устанавливай.

– У меня есть тридцать центов, – сказал полицейский. – Тридцать медяков. Тебе они могут пригодиться.

Синие глаза Вако Джонни заблестели.

– Я не дурак, мистер коп, – заявил он. – Бродягу я не продам за тридцать медяков. И что вы за коп? Вам от меня что-то надо, а вы меня оскорбляете.

– Я усталый коп. Почему тебя называют Вако Джонни?

– Не помню, – ответил бродяга. – Это вроде бы связано с тем, чем я занимался. Может, с цирком. Я то ли наездником был, то ли стрелял.

– Жюль, – напомнил отец Паркер.

– Когда погода позволяет, Жюль обретается возле пляжа на Чейз, под волноломом у скал, – сообщил Вако Джонни. – Знаете, где игровая площадка? По ночам он иногда спит там, в трубе, которая похожа на грузовик. Копам его не видно, и они не могут дать ему пинка. Вот все, что я знаю.

– Спасибо, – сказал Хэнраган. – Я дам отцу Паркеру пять долларов для тебя – на кофе и еду.

– Хорошо, – отозвался Вако Джонни. – Я отмечу их в налоговой декларации как благотворительное пожертвование.

Отец Паркер рассмеялся, Вако Джонни беззубо усмехнулся, снова блеснув синими глазами. Хэнрагану было не до смеха. Он повернулся, направился к двери и поднялся по лестнице. Священник шел следом.

– Можно задать вам вопрос? – спросил отец Паркер, когда они вернулись в вестибюль.

– Мне надо идти, святой отец, – ответил Хэнраган, неловко глядя на часы. Пора было выпить пива.

– Вы ведь Билл Хэнраган, верно? – спросил священник.

– Верно.

– Пойдемте со мной, – сказал отец Паркер. Он повернулся и открыл двойные двери.

Хэнраган помедлил, а затем пошел за священником. Отец Паркер преклонил колена и перекрестился. Хэнраган последовал его примеру, но в сокращенном варианте. Миновав проход, они повернули к алтарю. Иисус смотрел на них сверху. Иисус плакал.

Справа от алтаря находилась дверь. Паркер вошел, оставив ее открытой для Хэнрагана.

– Мой кабинет, – сказал священник.

В просторном помещении царил беспорядок. Хэнраган подумал, что кабинет Паркера скорее похож на то, что в то утро Либерман ожидал увидеть дома у своего напарника.

– Вот, – сказал священник.

На стенах висели фотографии, преимущественно футболистов. Большинство снимков было подписано. Пока Хэнраган смотрел на них, отец Паркер нашел тот, который искал.

– Вот, – повторил он, и Хэнраган взглянул на фото. На снимке было четверо мужчин – трое белых, один чернокожий. Хэнраган узнал себя, но не других.

– Так это вы? – сказал Хэнраган. – Шустрый Паркер?

– Я был Шустрым Паркером, – сказал священник. – Как и вы, повредил колено. Вы сказали мне о своем в тот день, когда был сделан этот снимок. На встрече выпускников в семьдесят восьмом году.

– Я даже не узнаю других, – проговорил Хэнраган, внимательно разглядывая снимок.

– Я тоже, но вас помню.

– Давно это было.

– Не так уж давно, – заметил Паркер. – Вы ведь католик?

– Я оставил достаточно улик. Мое имя, например. Но мне надо идти, святой отец. Может быть, я зайду как-нибудь, и мы сможем поговорить о футболе.

– У вас усталый вид, Хэнраган.

– Мысли замучили. Но мне пора. Я сам найду дорогу.

Хэнраган повернулся и вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Постоял там несколько секунд, вздохнул, повернулся и постучал в дверь.

– Войдите, – сказал Паркер.

Священник сидел за своим захламленным столом, вытирая лицо мятым полотенцем.

– Святой отец, – произнес Хэнраган, – я хочу исповедаться.

– Дайте мне несколько минут, чтобы принять душ и переодеться, и я встречу вас наверху, – сказал священник.

Хэнраган кивнул, вышел и закрыл за собой дверь. Церковь была по-прежнему пуста. Хэнраган шел по проходу и чувствовал дрожь в коленях – они так же дрожали, когда он мальчишкой исповедовался перед матерью. Хэнраган сел в заднем ряду и попытался привести свои мысли в порядок, но образы, имена, гнев, печаль накатывали волнами. Мертвая женщина, Морин, сыновья, Либерман, даже китаянка, с которой он познакомился прошлой ночью и которая – он был уверен – смотрела на него с пониманием, не обманувшись его грубостью.

Уильям Эдвард Хэнраган не исповедовался около двадцати лет. Он посмотрел на часы, которые шесть лет назад подарила ему на день рождения Морин. Он отдавал их в ремонт, даже когда в этом уже было мало смысла. Ожидание затягивалось. У Хэнрагана не было времени. Бродяга Жюль может улизнуть. Билл уже вставал, когда отец Паркер появился у алтаря в сутане и высоком воротничке. Он пробежал правой рукой от воротника до пояса и сказал:

– Вы видите меня в полном параде.

Хэнраган колебался.

– Господь ждет, – произнес Паркер.

Либерман начал с ломбарда «Золотые серьги» на Девон-стрит. Владелец ломбарда, кореец Пак – это имя носили девяносто процентов корейцев, встреченных Либерманом за всю жизнь, – заявил, что никогда не видел Жюля или видел так много людей, похожих на него, что не в силах отличить его от других. В любом случае сегодня никто похожий на Жюля не появлялся, чтобы заложить настольную лампу.

– Мне не нужны лампы, – сказал Пак. – Даже хорошие. Для них и места нет. Я беру любые вещи с золотом или серебром, беру электрические приборы, радиоприемники, часы, бритвы – всё в рабочем состоянии. А вот гитары больше не требуются. Может быть, у вас есть CD-плеер? Возьму сразу, даже с дефектом.

Либерман прошел по всей улице и ничего не нашел. Грубияна Иззи он приберег напоследок.

Грубияна Иззи он нашел на своем месте. Тот сидел на мягком стуле и читал книгу. Бледный, как мертвая Эстральда, низенький толстяк с клочком каштановых волос посреди лысой головы и очками на носу, Иззи напоминал умника из «Маппет-шоу» [22]22
  «Маппет-шоу» – популярное телевизионное варьете с постоянными героями-куклами.


[Закрыть].

– Привет, Иззи, – обратился к нему Либерман, входя в магазин под звяканье дверного колокольчика. – Как поживаешь?

Иззи оторвался от книги и посмотрел на полицейского поверх очков.

– С тех пор как мы виделись в последний раз, мне успели поставить кардиостимулятор. Слышал об этой книге? – спросил Иззи, показывая Либерману обложку. – Г. Л. Менкен [23]23
  Генри Льюис Менкен (1880–1956) – американский журналист, литературный критик, эссеист.


[Закрыть]написал.

– Слышал, что он антисемит и фанатик, – ответил Либерман.

– Эта новость тебя удивила? – спросил Иззи, который имел степени доктора философии и доктора богословия, полученные в Чикагском университете.

– Я не так много знаю о Менкене.

– Его переоценивают, хотя он действительно мог удачно ввернуть словечко. Впрочем – либерал до мозга костей. Я не удивился, даже напротив. Уж если Менкен мог стать антисемитом, то дверь в эту компанию открыта для любого. Никому нельзя доверять. Это еще и девиз моего бизнеса, благодаря которому, как ты можешь видеть, я добился столь впечатляющего успеха. Помнишь, когда ты был здесь в последний раз?

– Когда расследовал дело Хэнсфорда, – предположил Либерман.

– Дело… дело. Ты искал трубу для своего внука, – сказал Иззи, не вставая со стула. – Как, нашел?

– Нет, но он переключился на барабаны, а потом на фортепьяно.

Либерман стал рассматривать полку с губными гармошками, надежно запертую за толстым стеклом. В детстве у него была губная гармошка. Он научился играть «Тару» из «Унесенных ветром» и тем заработал полдоллара от своей впечатлительной матери, которая любила Эйба и «Метро-Голдуин-Майер» так же сильно, как Эйб любил «Кабс». Он перешел на хроматическую гармонику, когда в двадцать с небольшим стал работать по ночам в патрульной машине, и научился играть «Розовую вишню» и еще песню из фильма «Шейн» [24]24
  «Шейн» – вестерн режиссера Дж. Стивенса, 1953 г.


[Закрыть]. Напарник проявил терпимость, и Либерман совершенствовал свое искусство, но однажды ночью после вызова по делу о семейном насилии, вернувшись к машине, он не нашел там гармоники.

– Но сегодня ты ищешь не фортепьяно, – сказал Иззи. – Что же ты ищешь, кроме воспоминаний?

– Бездомного, известного как Бродяга Жюль.

– Лампа, – сказал Иззи.

– Это он! – воскликнул Либерман.

– Вон там, – сказал Иззи, показывая за тщательно запертую витрину с часами.

Либерман обошел витрину и оказался у покрытого черными пятнами столика. На нем стояла лампа, точную копию которой Эйб видел разбитой на полу в квартире Эстральды Вальдес.

– Это она. Рассказывай.

– Не так уж много ты от меня услышишь. – Иззи снял очки. – Приходит человек, держит эту лампу, как больного ребенка. И говорит мне, что лампа волшебная. Я принимаю в расчет его состояние и предлагаю ему два доллара, что явно на два доллара больше, чем ему предложил бы кто-угодно на много миль вокруг.

– Он говорил что-нибудь еще?

– Что собирается поведать свою историю Волшебнику.

– Бармену в «Бларни инн»?

– Можно было и так понять, но этот парень был сосредоточен на иных мирах.

– Я дам тебе три доллара за эту лампу.

– Пять, – возразил Иззи.

– Я могу забрать ее бесплатно как улику, – сказал Либерман. – Это краденое имущество.

– А я могу позвонить своему адвокату, – заявил Иззи, сверкнув очками.

– Из-за лампы, за которую ты заплатил два доллара?

– Из принципа.

– Четыре, – предложил Либерман.

– Компромисс – это нравственное поражение, – сказал Грубиян Иззи.

– Ладно, пять, – согласился Либерман, вынимая бумажник.

Иззи получил пять долларовых бумажек и дал Либерману ключ:

– Это от витрины, которую ты рассматривал, с гармошками. Возьми одну себе, это премия. Дается вместе с лампой.

Либерман открыл витрину, достал губную гармошку фирмы «Хонер», положил ее в карман, запер витрину и вернул ключ Грубияну Иззи.

– Жизнь, – сказал тот, – это серия странных и кажущихся бессмысленными историй. Смысл извлекается из соотношения истории, рассказчика и слушателя, причем у последнего – самая трудная задача.

Либерман взял лампу и направился к выходу.

– Я буду на связи, – пообещал он.

– Приходи, когда научишься играть «Дым попадает тебе в глаза», – сказал Иззи, возвращаясь к книге Менкена.

Бродяга Жюль был в то утро в «Бларни инн», но к тому моменту, когда там появился Либерман, уже давно ушел. Ему хватило меньше часа, чтобы пропить свои два доллара и двинуться в путь. Волшебник, субтильный бармен, помнил, что Жюль направился на восток по Чейз. Либерман поблагодарил его, вышел из бара и с максимальной скоростью, которую позволяли больные колени, пошел к своей машине.

За пять минут до этого Хэнраган подъехал к пляжу на Чейз-стрит. Бродяги Жюля там не оказалось. Хэнраган решил идти по Чейз на запад в слабой надежде найти Жюля или кого-то, кто мог быть знаком с таким человеком, как Бродяга Жюль. Не успел он пройти полквартала, как увидел идущего навстречу Жюля Ван Бибера. Тот также заметил Хэнрагана и мгновенно понял, что высокий ирландец – полицейский. Жюль, который обычно ходил не спеша, повернулся, побежал и попал прямо в руки Либерману, который тоже увидел Бродягу, когда ехал по Чейз-стрит в направлении озера. Либерман остановился и вышел из машины, чтобы подойти к нему, когда появился Хэнраган.

– Я ничего не сделал, – прошептал Жюль в руках Либермана.

Ван Бибер и Либерман лежали на тротуаре, подозреваемый сверху, полицейский снизу.

Хэнраган поспешил к ним и снял Бибера со своего напарника.

Жюль повторил, обращаясь к высокому копу:

– Я ничего не сделал.

– Есть хочешь? – спросил Либерман, вставая.

– Съел бы что-нибудь, – признался Жюль.

– Хорошо, возьмем «Биг-Мак», – предложил Либерман.

Не прошло и десяти минут, как они сидели в «Макдоналдсе» на Говард-стрит. Закусочная была почти пуста. За соседним столиком сидели толстая женщина с тремя детьми. Что бы ни говорили дети, толстуха отвечала: «Ешьте свою картошку и молчите».

– Вам это не очень-то полезно, – сказал Бродяга Жюль, когда Либерман откусил кусок от своего гамбургера.

– Я праздную, – объяснил Либерман. – А ты вытирай рот, когда ешь.

Жюль неряшливо откусил большой кусок, измазался и вытер рот.

– Празднуете? – спросил Жюль.

Жюля втиснули в кабинку рядом с Хэнраганом, а Либерман сидел напротив. Бродяга заказал кока-колу, чизбургер без горчицы и большую порцию картошки. Хэнраган ограничился кофе, а Либерман соблазнился «Биг-Маком» и диетической колой. Чизбургер Жюля пришлось ждать лишние пять минут – это был специальный заказ.

– Праздную два события, – ответил Либерман, запуская руку в пакет с картошкой Жюля. – Я прошел ежегодный медосмотр, и мы тебя изловили.

– Я летал, – проговорил Жюль с набитым ртом. – Я должен рассказать. Я летал, святая правда.

– Жуй свой чизбургер, – посоветовал Хэнраган. – Ну и вид у тебя. Ты хоть рот закрывай.

– Ладно, – согласился Бродяга и продолжал есть, что было нелегким делом, учитывая отсутствие у него зубов. – Я вам скажу, искусственные зубы только мешают, когда ешь гамбургер…

– Очень полезная информация, – сказал Либерман. – Могу я задать тебе вопрос?

– Не знаю, – ответил Жюль, глядя на Хэнрагана.

– Почему ты убил Эстральду Вальдес?

– Я убил… – Ван Бибер опять замер с полным ртом.

– Жуй, – приказал Хэнраган.

Жюль снова задвигал челюстями.

– Ты находился в ее квартире вчера ночью, – сказал Либерман. – Она была дома. Ты вошел, убил ее, взял лампу и…

– Смылся, – продолжил Жюль.

– У тебя есть нож? – спросил Хэнраган.

– Нет, – ответил Жюль. – Раньше был. Да нет. Навряд я кого-то убил вчера.

– А когда ты убил кого-то? – спросил Хэнраган.

– На войне, – ответил Бродяга, откусывая от чизбургера.

– На какой войне? – поинтересовался Либерман.

– Забыл… Там были эти… австралийцы, мы в них стреляли, – сообщил Жюль. – Ага, австралийцы…

– Мы с Австралией никогда не воевали, – сказал Либерман.

– Тогда не знаю, на какой войне, – сказал Жюль. – Можно мне выпить?

– Пей колу, – ответил Либерман.

– Дайте выпить, – сказал Ван Бибер. – Тогда расскажу.

– Ешьте свою картошку и молчите, – закричала толстуха с детьми.

– Что ты расскажешь? – спросил Либерман.

– Что хотите. Вы мне сами скажете.

– Ты убил ее, – настаивал Хэнраган.

– Я… нет, вряд ли, – повторил Жюль. – Не в этот раз.

– Не в этот раз? – переспросил Либерман.

Внезапно глаза Жюля сфокусировались на другой вселенной. Рот открылся, и оттуда стали вываливаться куски сыра.

Хэнраган вытянул руку и легонько толкнул Бродягу Жюля в правое плечо, чтобы вернуть его в Чикаго. Жюль дернулся и ударился головой о стену. Толстуха перестала жевать и посмотрела в их сторону.

– Я едва к нему прикоснулся, – сказал Хэнраган, обращаясь сразу к женщине с детьми и своему напарнику. Тот пожал плечами и продолжал жевать.

– Я здесь, – очнулся Ван Бибер.

– Рад это слышать, – заметил Либерман, подавая ему салфетку. – Вытри рот.

– Я знаю, где нахожусь, – сказал Ван Бибер, фокусируя взгляд на Либермане. – Только не всегда уверен, когда именно это происходит.

– Вальдес бы его ни за что не впустила, – заметил Хэнраган, внимательно оглядывая человека, сидевшего рядом. – А если бы впустила, то справилась бы с ним одной рукой.

– Может, я и не убивал ее, – сказал Жюль, потирая ушибленное место на голове.

– А кто? – спросил Хэнраган.

– Расскажи-ка, что ты помнишь о прошлой ночи, – сказал Либерман.

Жюль вытер ладони о свои засаленные штаны и запустил пальцы в жареную картошку. Его ногти украшала черная кайма грязи.

– Прошлая ночь, – проговорил он с набитым ртом. – Как же я… А которая была прошлой?

– Ты был в «Мичиган тауэрс», на шестом этаже, – попытался помочь ему Либерман. Картошку он решил не доедать. Застольные манеры Жюля отбили у него аппетит.

– Парень, который сказал мне про бутылку… – начал Ван Бибер, выплевывая кусочки картошки.

– Сказано тебе – не разговаривай с полным ртом, – перебил его Хэнраган.

– Так кто был тот парень, что сказал тебе про бутылку? – спросил Либерман.

– Да просто парень. Я и не помню. У меня такая каша в башке… Подождите-ка, я как раз вспоминаю. Дверь была открыта. Открыта… – Толстуха с детьми открыла рот, но прежде, чем она успела заговорить, Жюль закричал: – Ешьте свою картошку и молчите.

Женщина посмотрела на Жюля и выкрикнула:

– Мать вашу!

– На чем я остановился? – спросил Жюль, хватая руками картошку.

– На открытой двери, – подсказал Хэнраган.

– Да. – Ван Бибер закрыл глаза и закивал, словно особо одаренный студент, давший профессору особо удачный ответ на очень трудный вопрос. – Я вошел. Все раскидано. Бутылка на полу целая… не была разбита. Потом услышал… Она делала вот так… – Бродяга Жюль стал давиться и кашлять.

– Хорошо изобразил, – одобрил Либерман.

– Я говорил с ней, – сказал Жюль. – Я сказал ей: «Что?» Мне что-то плохо. До унитаза бы добраться.

– Ты спросил ее, можно ли воспользоваться туалетом? – сказал Хэнраган.

– Да нет, – ответил Бродяга Жюль. – Мне сейчас нужно в туалет.

– Что она тебе сказала, Жюль? – спросил Либерман.

– Под домом в доме моей матери, – с гордостью произнес Бродяга. – Это все.

– Под домом в доме ее матери? – переспросил Либерман.

– Мне надо… Поссать мне надо…

– Что еще она сказала? – спросил Либерман.

– Ничего, – ответил Жюль. – Я взял лампу и вылетел из окна. Эй, мне надо…

Хэнраган подвинулся к проходу и встал. Жюль побежал, держась за промежность. Толстуха со своим выводком направилась к выходу, одного особенно упрямого ребенка она тащила за руку. Жюль вошел в туалет.

Оба полицейских знали, что в туалете нет окон и Жюль не сможет причинить себе вред, если не попробует утопиться в унитазе или раковине и не станет биться головой о стены.

– Что будем делать? – спросил Хэнраган. Он отхлебнул кофе и принялся разглядывать содержимое чашки.

– Заведем на него дело, задержим, – ответил Либерман. – Скажем Хьюзу, что нашли его, а тем временем продолжим искать преступника. Знаешь, на кого похож Жюль? Помнишь Дастина Хоффмана в «Полуночном ковбое»? Рацо Риццо.

– Согласен. Знаешь, что я сделал сегодня? – спросил Хэнраган. – Я был на исповеди, – сказал он, все еще глядя на свой кофе.

– Мазл тов [25]25
  Поздравление, пожелание удачи ( иврит).


[Закрыть], – сказал Либерман. – Почувствовал облегчение?

– Пожалуй, – ответил Хэнраган. – Что ты думаешь о китаянках?

– Я вряд ли выделял их в отдельную категорию женщин, – сказал Либерман, трогая усы. – По-твоему, мне стоит об этом подумать?

– Вовсе нет. Где, черт возьми… – начал было Хэнраган, но в это время Жюль вышел из туалета, и он замолчал.

– У них нет полотенец, – объявил Жюль, с рук которого капала грязная вода.

– Возьми салфетку, – посоветовал Либерман, подавая Бродяге пачку.

Жюль вытер руки и оглянулся, ища, куда положить мокрый бумажный ком. Он остановился на пакете, в котором им дали сэндвичи.

– Твой вид не прибавляет аппетита, Жюль, – заметил Хэнраган.

– У меня был магазин открыток в Холланде, – сообщил Бродяга, стоя рядом со столиком и глядя на трех хихикающих девочек-подростков, которые входили в дверь. – У меня были жена и дети. Что-то случилось.

Жюль заплакал. Девочки посмотрели на него и снова захихикали.

– Мы едем в тюрьму, Жюль, – проговорил Либерман.

– Что же случилось? – спросил Ван Бибер, вытирая слезы рваным рукавом. – Вот я продавал открытки. И вот я знаю где и когда… Так что, черт возьми, случилось?

– Ты научился летать, – сказал Хэнраган.

– Нет, – возразил Жюль, тряся головой. – Я врал вам. И себе врал. Я упал. Ребята, дайте мне выпить, а?

Либерман и Хэнраган встали. Девочки-подростки со своими сэндвичами искали, куда бы сесть подальше от этих странных людей, но и не слишком далеко, чтобы можно было за ними наблюдать.

– Значит, под домом в доме ее матери? – спросил Либерман.

Бродяга кивнул. Его энергия улетучивалась, и глаза снова теряли фокус.

– Под домом в доме моей матери, так она сказала, – согласился Жюль. – Ее зовут Морин. Жену.

У Хэнрагана чуть не подкосились ноги. Либерман тронул руку напарника.

– Чью жену? – спросил Либерман.

– Мою, – ответил Жюль. – Мою жену зовут Морин.

– И мою тоже, – сказал Хэнраган.

– Я свою уже который год не вижу, – сообщил Бродяга, глядя на массивную фигуру полицейского. – Думаю, в постели она была что надо. А сейчас бы и не узнал ее.

Прежде чем Хэнраган сделал что-либо, чтобы добиться от Жюля признания, Либерман встал между ними.

– Едем в участок, – сказал он.

По дороге к машине (Жюль Ван Бибер шел посередине между двумя полицейскими) Хэнраган сказал:

– Ребе, верь я в дьявола, решил бы, что он приложил руку к тому, чтобы устроить мне веселую жизнь.

– Это не дьявол, Отец Мэрфи, – ответил Либерман. – Просто у Бога есть чувство юмора. И эта его черта мне по душе.

– Аминь, – пробормотал Жюль Ван Бибер, неотрывно глядя на подъездную аллею. – Аминь.